Гвоздика в твоих волосах

      — Мне лучше... Я прямо позади тебя, — тяжело дыша, произносил откровенную ложь Родрик. Сам он прекрасно понимал, что осталось ему недолго ещё страдать.       Напрягая израненное тело, он смог поднять решётку и помочь выбраться Амисии и Хьюго.       Но удерживать дальше решётку Родрик не мог. Проколотый стрелами, он еле держался на ногах. С болью он совершал каждый последующий вдох и выдох. Всё это время он держался только потому, что был обязан дотерпеть.       Чтобы она выжила, шла дальше.       Он выпустил решётку из рук.       — Нет! — услышал он через мутноту и слабость крик Амисии, а затем рухнул на колени, еле удерживая сознание от погружения в бездонную черноту.       Звук его падения эхом отозвался в уме Амисии, приводя её в оцепенение. Ей этого уже никогда не забыть: всё оборвалось в одно мгновение.       — Мне жаль... — произнёс он, глядя в грустные глаза маленького Хьюго, сжимавшего его руку. Но Родрику порой казалось, что Хьюго, которому пришлось столько пережить, был взрослее всех из их команды на много десятков лет. Всех из команды, не считая погибшего Артура, и скоро — самого Родрика. — Мне жаль…       Все пытались что-то сделать: поднять решётку, переживать, кричать, негодовать и не находить себе места, — но Родрик знал, что с ним всё кончено. Тело тяжелело, раны от стрел вызывали агонию боли, ему хотелось кричать, но он мог только стискивать зубы, потому что чрезмерно устал. В итоге, постепенно, нарастало бессилие, и боль стала отступать. Его тело будто больше ему не принадлежало.       «Амисия...» — подумал он и, уже не в силах бороться, ослабел и обмяк, сползая вниз.       Амисия была в ужасе, её сердце гложила невыносимая боль, ей хотелось плакать, но она понимала: нужно было оставаться сильной. Сначала Артур, а теперь и Родрик — они оба принесли огромную жертву, чтобы их путь увенчался успехом, и чтобы Хьюго мог жить. И всё-таки, видя умершего Родрика, Амисия больше не хотела жить, бороться, она не могла просто принять эту потерю, как случилось с Артуром. И это было неудивительно.       — Хьюго... пошли. Нам надо идти, — нежно сказала она брату, стараясь взять себя в руки и не выдать свои страдания дрогнувшим голосом. Она потянула его за собой, и только благодаря настойчивому усилию удалось вырвать его из хватки Родрика. Хьюго выглядел потерянным. Ещё бы, Амисия явственно ощущала скорбь, которую источало нежное детское сердце мальчишки. Это ведь был его герой. Амисия крепко обняла Хьюго и взяла его на руки. Они двинулись дальше.       «Родрик, почему ты помедлил? Родрик, зачем ты отдал себя в жертву? — с горечью и отчаянием причитала про себя Амисия, с трудом совершая шаги. Она не хотела верить в то, что его больше нет. — Зачем ты променял свою жизнь на жизнь Хьюго... на мою? Почему мы не могли найти иной путь и спастись все?»       Девушка крепче сжала кулаки. С самого начала она предчувствовала, что Родрик неспроста оттолкнул её в сторону, взвалив всё на себя. Но теперь она точно поняла, что он знал, он знал... либо он отдал бы свою жизнь, либо это пришлось бы сделать Амисии и Хьюго. И он сделал выбор.       «Дурак, дурак!» — думала она про себя, пользуя остатки своих сил, чтобы не расплакаться, потому что буря боли, разрывавшая её сердце, не думала утихать, она лишь нарастала.       Отдалённо она слышала возмущение и приступы ярости Милли, но Амисии всё слишком осточертело. Что их компашка сделала судьбе, почему не все дойдут до конца? Но Милли могла только ругаться и ощущать одну десятую того, что творилось с Амисией. И всё равно Амисия сохраняла рассудок и твёрдость, вразумляя Милли. Самой Амисии собственный голос казался чужим: таким уж невозмутимым и прямым он был, будто ничего не случилось.       — Для нас самое важное — остаться в живых и держаться вместе. Это причина того, почему Родрик и Артур пожертвовали собой! — эта фраза с раздражением отскакивала от зубов, Амисия уже затёрла её до дыр, повторяя и повторяя самой себе. Главное — продолжать идти, несмотря ни на что. Но сейчас все силы покинули её, и потому, после дежурной фразы, она уже не вслушивалась в разговор Милли и Лукаса. Она пыталась запереть свою боль внутри.       — Родрик... — всхлипы у неё на плече вырвали Амисию из её горя.       — Его больше нет, Хьюго... Он отправился на покой, — произнесла Амисия, опуская взгляд и удерживая себя от того, чтобы не побежать обратно к решётке, не остататься там на век и не попытаться — ещё хотя бы разок — сдвинуть её с места.       Лучше принять смерть, чем терпеть такую боль!       Но её крест — продолжать борьбу.

***

      Когда всё кончилось, Амисия старалась перестать думать о Родрике, но никак не могла себя заставить. Занимая себя заботой о Хьюго, она пыталась забыть всё, потеряться, начать заново.       Но то и дело, она вспоминала...       Его улыбку.       Родрик больше всего нравился за силу и мужество его характера. Убегая вместе от солдат в их первую встречу, она почувствовала, что пока он рядом, ей ничего не грозило. Всё это время ей приходилось взваливать всё на себя одну, оберегая как Хьюго, так и Лукаса, вставая впереди и принимая удар на себя.       Впервые кто-то другой выхватил у тебя из рук ношу, отпихнул в сторону и сказал(так дерзко!): «Я сделаю». Для Амисии это было непривычным, неожиданным, она всё рвалась снова и снова забрать обратно своё бремя, к которому обрела зависимость, а он только посмеивался. Посмеивался, когда прикрывал её, ломая шеи солдатам, когда брался за любую тяжёлую работу и когда говорил: «Побереги силы». Он всё время отшучивался, делая вид, что ему не тяжело. Он заботился о ней точно так же, как прежде — отец. После его смерти она уже думала, что больше никогда не будет одарена позабытыми чувствами — защищённости и покоя.       Его смех.       Чумазый, неуклюжий и чудаковатый — он оказался не по годам серьёзным и взрослым, и с ним рядом Амисии было очень легко, весело и просто. Казалось, что они знакомы всю жизнь: не нужно было привыкать друг к другу, не нужно было смущаться. С самого начала он смотрел на неё и с уважением, и с дружелюбием; такой благородный и простодушный — ему точно ничего не стоило отдать свою жизнь за счастье других. Ах... ведь он так и поступил в итоге.       Сейчас Амисии надо было собирать вещи Хьюго перед тем, как они поедут с Лукасом дальше, искать более приветливые края. Она стояла над своим небольшим рюкзачком, набирала припасы и вдруг сердце так сжалось, руки опустились. Она часто задышала, пытаясь снова запрятать горе куда подальше, но неожиданно не сдержалась и расплакалась, пряча лицо за ладонями.       Его больше нет...       Нет!..       Родрик был настоящим рыцарем, как те, что присягали королям. И ей показалось... ей показалось тогда, что это её рыцарь. А она — его дама сердца. Она в это поверила.       Он был близок.       Родрик любил Хьюго, а Хьюго так радовался его компании, и все вместе они были как семья. Милли не раз подшучивала, что они с младшим братом наверняка забыли ли они этого шахтёра, когда бежали из замка. И вот, он нашёлся.       Нашёлся, чтобы пропасть?..       Она не нашла в себе сил что-то делать и до вечера проваляла дурака, пока не легла спать.       Той ночью ей снова приснилось то, как они бежали к воротам, а Родрик таскал ту штуковину, ограждая их от стрел. Она помнила, как он тяжело дышал, как её сердце бешено стучало, как еле поспевал за ней Хьюго, которого она со всем отчаяньем держала за руку.       Успеть, успеть, успеть!..       По пути приходилось отбиваться от солдат, пробивая им головы метательными камнями, и это давно уже не пугало, не имело значения. В её разуме было только одно стойкое желание — выжить.       Хьюго стал сжимать руку крепче.       — В него попали! — вскрикнул братец испуганным голосом, и сердце её сжалось.       — Родрик! — кричала она, забыв обо всём, развернувшись и побежав к нему, проткнутому стрелами. — Родрик!       Родрик! Родрик, Родрик!       Это имя она повторяла снова и снова, и каждый раз оно звучало более отчаянно, более больно — как в том сне, когда она пыталась не дать забрать Хьюго. Она не смогла тогда, и не смогла сейчас — всё померкло во тьме.       Она проснулась посреди ночи в холодном поту, плача, и заткнула рот ладонями, чтобы не разбудить сопящего рядом Хьюго. Ей снова было больно, больнее, чем тогда, у железных ворот, когда ей пришлось оставить Родрика позади. Потому что тогда у них была цель, было чем занять ум. А сейчас, чем она могла утешиться, благодаря чему — забыться?..       Силой она заставила себя снова уснуть, превозмогая гнетущее горе.

***

      Хьюго разбудил её, когда уже стало светать. Они остановились в опустевшем домишке, хозяин которого почил за время чумы, но надолго задержаться они не могли здесь. Благо, сегодня они — Лукас и мама, — будут готовы к отъезду, и Амисия с Хьюго присоединяться к ним в далёкую поездку.       Время нельзя было упускать из рук, как бы то ни хотело ускользнуть, потому Амисия сразу строго сказала брату, что они должны вовремя прийти на место, а значит Хьюго должен умыться, причесаться и быть готовым к завтраку. Хьюго послушно кивнул, обнял сестру и пообещал, что ни за что не подведёт ждавшего его маму.       — Наконец-то мы сможем всё время быть вместе!.. — запрыгал на месте Хьюго, и Амисия засмеялась, с радостью наблюдая за восторгом брата. Но вдруг Хьюго остановился и поник. Улыбка сменилась тревожностью и страхом. — Амисия... Маме ведь станет лучше?       Его детские глаза смотрели на неё, выражая всю печаль и обеспокоенность.       Амисия ощутила, как внутри кольнуло — они через столькое прошли, и всё равно им приходилось лить слёзы и грустить, будто бы всего в прошлом было мало. Нет. Нельзя падать духом! И это относилось к ней тоже. После сегодняшней ночи она думала ещё долго ходить угрюмой, но видя Хьюго и понимая, что от её печали и ему стало бы хуже, она взяла себя в руки.       — Конечно, всё будет хорошо, — через силу улыбнувшись, уверила его сестра и наклонилась, заглядывая ему в лицо. Её рука нежно легла ему на плечо. Его неуверенный, неверивший и ожидавший очередной беды взгляд встретил её глаза. — Хьюго. Помнишь? Тебе надо быть сильным. И мама обязательно... обязательно поправится! Давай, Хьюго. Ты же не хочешь, чтобы я первой сегодня увидела Лукаса и маму? — задорно заговорила она, улыбнувшись шире, по-настоящему и стала щекотать брата.       Хьюго звонко засмеялся, слабо отбиваясь, и увидев, что он снова стал самим собой, Амисия перестала.       — Давай. Иди, Хьюго, иди. Время не будет нас ждать.       Братик кивнул. Теперь он стал гораздо увереннее и с новыми силами побежал умываться на первый этаж.       Амисия проводила его взглядом, а затем вздохнула. Как бы она ни упрашивала себя быть сильной и не давала себе свои же советы, эта дыра внутри, в последнее время начавшаяся неудержимо расти, не давала ей покоя. И вот опять, стоило Хьюго скрыться из виду, стоило ей остаться одной — и она начинала видеть перед глазами обмякшего Родрика.       Её проняла дрожь.       — Родрик, — произнесли её губы, когда она зажмурила глаза.       Амисия старалась взять себя в руки, унять вырывавшийся изнутри плач. Она стиснула зубы, делая вдох поглубже, и стиснула кулаки покрепче. Ей нужно было оставаться сильной. Сейчас было не до того.       Нельзя было поддаваться отчаянию. Амисия стала собираться.       Если ей пришлось бы описывать тот самый дом, где они сейчас нашли приют, то она бы в первую очередь сказала, что он опустевший. Недавняя смерть владельца оставила отпечаток на жилище, и оно словно померкло. Может, раньше оно и приносило уют, но теперь стало отторгающим. Им пришлось быть не так уж и долго, а всё же каждый день всё чаще думалось о том, чтобы поскорее отсюда уйти. Скромный двухэтажный домишко, с покосившейся, выломанной дверью и холодными каменными стенами. Здесь было невероятно тихо и гнетуще: одинокий стол и с пять стульев на первом этаже да камин с котлом, а наверху давно стёршиеся соломенные снопы, набитые в матерчатые мешки — вот и вся постель. Потолки были низкие, а упомянутые две комнаты, составляющие два помещения — узкими. Но им больше некуда было идти, особенно при том, что все при их виде крестились и наверняка думали, не скинуть ли этих двух прокажённых детей в колодец.       Атмосфера становилась всё более напряжённой, потому Амисия была очень рада, что пришло время уезжать.       Она взяла с пола свою сумку, проверила, нет ли в ней дырок, но она продолжал удивлять своей живучестью: всё было хорошо. Тогда она вынула спрятанную под солому постиранную ею одёжку для Хьюго, которая раньше принадлежала какому-то ребёнку, который здесь жил, и сложила её с собой. Теперь Амисия смогла бы раз в три дня менять одежды Хьюго, чтобы он лучше себя чувствовал. Мама точно обрадовалась бы этому.       Амисия вздохнула. Пусть она не всегда могла проводить время с матерью, всё-таки у Амисии больше никого из родных не осталось, кроме матери и Хьюго. Да, иногда казалось, что они чужие люди друг для друга, но кровь у них по венам течёт одна и та же. Они семья. И Амисия дала себе слово, сделать всё, чтобы её семья продолжала жить. Они всё преодолеют.       Со сборами было покончено. Амисия проверила напоследок свою пращу, закрепила на талии сумку и спустилась вниз. Хьюго кое-как умытый, отвлёкся на влетевшую сквозь щёлку бабочку и бегал за ней по комнате, звонко смеясь. Амисия не могла перестать улыбаться.       — Амисия, посмотри! Какая красивая бабочка! — восклицал он, всё пытаясь поймать юркое насекомое.       — Осторожно, Хьюго! Она очень хрупкая, — окликнула она брата, слегка взволнованно, — это очень хороший знак. Смотри, не навреди ей.       Услышав это, Хьюго встал как вкопанный, как раз прежде чем был готов схватить уставшую бабочку. Он испугался и обернулся на сестру.       — Амисия, я не хотел!.. — он вот-вот был готов расплакаться, и по его лицу было понятно: он боялся снова стать причиной чьих-то бед.       Амисия упёрла руки в бока и только слегка покачала головой. Но, видя переживания брата, ей ничего не оставалось, кроме как улыбнуться, смягчившись.       — Всё хорошо, Хьюго, ты ведь ничего ещё не сделал. Не волнуйся, — сказала она и, когда он подбежал и крепко обнял её, потрепала братика по голове, — всё хорошо. Мы сейчас поедим с тобой, и я закончу свои дела, а ты сможешь пойти поиграть на улицу. Только не уходи далеко.       — Я не буду, не беспокойся, — успокоившись, пробормотал Хьюго, уткнувшись своим маленьким личиком в одежды сестры.       Когда он её отпустил, Амисия прошла к камину, подняла крышку с висевшего над ним котла и заглянула вовнутрь. Там было пять маленьких хлебных булочек — то, что они смогли упросить как подаяние у местного пекаря.       Они не могли есть слишком много, но если они начали бы голодать, то Хьюго этого бы не выдержал, он же совсем ребёнок. Потому она решила так: сейчас она даст ему полторы булки, а себе возьмёт половину. И ещё еды нужно было упросить с собой, на дорогу, пока будет идти к месту встречи с Лукасом. Может, кто-то что-то да подал бы, особенно услышав, что они наконец уезжают.       Амисия вынула булки, поделила одну и дала Хьюго в руки — тарелок они здесь не нашли — полторы булки. Сама она прошла к концу небольшого деревянного стола и села напротив.       Она села есть, а Хьюго уже запихнул свою долю в рот и быстро сжевал её. Амисия недовольно прицокнула языком.       — Хьюго! — воскликнула она, особенно раздосадованно. — Тебе надо есть медленно, иначе ты скорее потом станешь голодным.       — Пфсё, пфарашо, — проговорил он с набитым ртом, уже вскакивая из-за стола.       Что было поделать? У него на уме была только одна игра, упомянутая ранее, и теперь не пускавшая его ум.       Он подбежал к засову и стал поднимать его, когда Амисия заговорила ему вдогонку:       — Помни, ты обещал не уходить.       — Обещаю, обещаю! — закричал Хьюго и выбежал, захлопнув хлипкую дверь.       Амисия вновь вздохнула, особенно протяжно. Ей нужно было быть сразу всем для брата. И она до сих пор не была уверена, что у неё хорошо получается. Все резкие перемены случились давно, и она уже будто бы с ними свыклась, однако до сих пор иногда находила такая тоска по старым временам, когда мир ещё не знал нашествия крыс. «Но тогда я не встретила бы Родрика, — подумала она, решив, что ей не хотелось очутиться в таком мире, и тут же осеклась: — Но и в этом мире его нет». В груди словно кольнуло. Она снова задумалась о Родрике, хотя обещала себе оставить всё в прошлом, просто жить дальше. Слёзы предательски проступили на глазах, желая выудить из неё все страдания и дать им выплеснуться, но Амисия пристукнула кулаком по столу. В этом действии чувствовался почерк Родрика, унаследованный им от отца. Она сдержала слёзы, заставляя себя терпеть.       «Нет. Он бы сам точно сказал, что мне нужно быть сильной. От слёз мало толку, они не вернут его», — она грубо утёрла ладонями глаза и вернула себе сдержанность.       Она сразу же стала есть, откусывая понемногу и пережёвывая долго, чтобы обмануть свой желудок и не соблазниться взять ещё. Но пока она жевала, ум снова стал вкрадчиво тянуть её в сторону прошлого.

Это был тёмный вечер в замке, через месяц после присоединения к ним Родрика.

      Луна не была полной, а облака то и дело закрывали небосвод, пряча звёзды. Было прохладно, потому сон не шёл. Хотя, вряд ли это можно назвать правдой, потому как помимо этого в голове Амисии был ворох мыслей, и она никак не могла его развеять. А мысли были самые, что ни на есть постыдные, по мнению Амисии.       В этот день она осознала, что будто глупый ребёнок, влюбилась в Родрика. Ей нравился его характер, и сам он, находясь рядом, дарил ей смех и спокойствие. С ним она забывала о произошедших ужасах и гнетущем чувстве неизбежности чёрного будущего. И её тянуло к нему, в переносном и буквальном смыслах: хотелось как быть рядом, так и прижаться к нему, либо украдкой коснуться.       Так случалось, что они вместе отправлялись на поиски еды или брались за одно дело — например, подготовить замок к приходу ночи. Но она сама уверяла себя в том, что они просто лучше всего работают как команда. А Родрик каждый раз при этом как-то странно улыбался, насмешливо посматривая на Амисию, отчего у неё сердце билось быстрее, а тело охватывал лёгкий жар. Словно ей было стыдно. Чушь! Амисия была зла на себя за такую слабость.       Она попросила, чтобы Милли помогла Лукасу, поскольку он снова сказал, что без Милли ему было не обойтись. Так что Родрик и Амисия должны были заняться ловушками. Артур остался отдыхать, особенно ленный в тот день и просто отлеживающий бок, заодно посматривая за Хьюго.       Они довольно скоро управились, выполняя монотонные, но привычные действия, и в итоге всё было готово.       — Похоже, крысы зря свели нас вместе, мы определённо лучшая команда. Милорды нами не отужинают. Какая досада… для них, — сказал Родрик, и они, посмеявшись, шутливо обменялись поклонами, говоря: — Миледи, милорд.       Они вместе пошли обратно. У последней стены им оставалось пару шагов до лестницы, но Родрик опередил Амисию. Неожиданно, Родрик крепкой хваткой взял её за талию, притянул к себе и поднял вверх. Амисия смутилась, её сердце забилось чаще и она оцепенела.       — Что, руки отнялись? — послышался смех Родрика, и Амисия разозлилась.             Бубня что-то неразборчивое даже для себя под нос, она схватилась за край и подтянула себя. Родрик же сделал два шага и взошёл на лестницу, отчего встретил вопросительный взгляд Амисии. Родрик усмехнулся:       — Ну ты же любишь лазать, зачем тебе пользоваться лестницами как простому люду?       «Дурак!» — подумала Амисия.       Он поднимался неторопливо, а она всё не уходила, хотя Родрик дал ей фору добраться первой до спальни. Что-то удерживало её. Она ждала. Он поднялся, и они молча, не обмениваясь ни единым словом, погружённые в свои мысли, пошли вместе к двери, ведущей вовнутрь.       Они оба будто что-то узнали про себя — новое, сокровенное, и либо не хотели признать это, либо ждали подходящего момента, чтобы спросить у друг друга: «Ты тоже?».       К двери они оба подошли одновременно, хотя Родрик обычно ходил медленнее, а Амисия — всегда старалась всюду прийти первой. Но сейчас он стал увереннее, а она не торопилась. Их взгляды на мгновение соприкоснулись: Родрик смотрел серьёзно и однозначно хотел дать ей понять, что всё было не просто так.       Лёгкое трепетание щекотало её изнутри, и уши загорелись. Она вдруг поняла, что волнуется: ей было тяжело дышать. Это было новое чувство.       И вот они вдвоём остановились у двери. Они потянулись к ручке, и его ладонь легла на её. Для Амисии это было чем-то неизведанным, непривычным: дочерям знатных семей редко позволяли видеться с мальчишками (и уж тем более, держать их за руки). В каких-то там книгах про легенды о рыцарях и их избранницах рассказывалось про романтику, но они всегда казались ей слишком скучными и. Потому их она если и читала, то вскользь, редко. Ей было неведомо, как люди влюблялись и что происходило после этого. Их мать и отец были примером брака во имя долга, а не романтики: мать жила ради детей, а отец — ради народа.       Оказавшись в проигрыше, в неопределённости, она хотела сбежать: ей не нравилось быть беспомощной.       Они снова посмотрели друг другу в глаза, и Амисия, смущённая, отчего-то очень не хотела, чтобы Родрик отшутился, сказал что-то глупое и потрепал её по волосам. Она что-то ждала от него — сама не понимая, чего. Мысли забегали в голове, но чувства... чувства просили чего-то, что она не могла осознать.       Но Родрик не улыбнулся, не пошутил, не отправил её поскорее спать.       Он приблизился, приобнял её, внимательно смотря за каждой эмоцией Амисии, чтобы убедиться в её согласии. Амисия не оттолкнула его, но словно окаменела. Она не могла поднять взгляд. Она стеснялась. Родрик замер, выждав некоторое время, пока она не расслабилась. Амисия посмотрела на него, впервые без дерзости и азарта. Она смотрела боязливо, но в ожидании чего-то.       В его крепких объятиях ей не было неприятно: она чувствовала себя комфортно, защищённой. Ей не хотелось убежать. Ей даже хотелось задержать это мгновение уюта и спокойствия на вечность.       Родрик заботливо всматривался в её лицо, не предпринимая ничего. Амисия осмелела и положила руки ему на грудь. Она не отрывала взгляда от его глаз, молчанием давая понять, что ему доверяет. Родрик слегка улыбнулся, казалось, он сам не верил происходящему. Он закрыл глаза и наклонился к ней.       У неё перехватило дыхание и часть её хотела узнать, что будет дальше, из любопытства, а часть — просто не хотела это прекращать.       Его сухие губы прикоснулись к её нежным. Она с издёвкой спросила себя, почему люди вообще решили, что это приятно? И одновременно совершенно не хотела, чтобы этот момент оборвался. Она закрыла глаза. Родрик целовал её ласково, что шло вразрез с его неловкой, грубоватой персоной.       Их губы просто замерли в прикосновении, но одно это было незабываемо. Амисия почувствовала радость. Это прикосновение было лучше любых яств, какие только ни готовили для неё повара в замее. Это отличалось от отцовских объятий: что-то другое, таинственное и чарующее. Амисия чувствовала его тело, прижатое к её, его руки, твёрдые и тяжёлые как каменные колонны. Но в этих объятиях ей было мягко.       Они были вместе целую вечность, которая почему-то закончилась слишком скоро. Они отстранилась друг от друга, открыли глаза и было понятно, что им обоим неизвестно, что ответить друг другу на незаданный вопрос: «И что дальше?».       Они всё так же молчали: она смотрела в пол, а он — в небо.       У них не было ни времени, ни места, чтобы сделать такой отчаянный, эгоистичный и самовлюблённый шаг — полюбить. Они оба это знали. Каждый день мог стать последним, да и Хьюго требовал времени.       Амисия шумно выдохнула, и он тоже — будто с досадой, — вздохнул. Они поняли друг друга, ничего не сказав. Он открыл дверь и первым пошёл наверх. Амисия некоторое время смотрела на вечернее небо, с его скромными блеклыми звёздами, которые предвещали тёмную ночь. Ей не хотелось ни думать о том, что случилось, ни пытаться это осознать.       Она дождалась того, когда шаги Родрика совсем стихли, и последовала за ним.       С тех пор они никогда не заговаривали об этом, негласно условившись хранить это как вечную тайну. И так они поверили в свою ложь, мол, такого никогда не случалось, что вели себя друг с другом так же, как и всегда, без тени изменения.       Амисия пыталась забыть. И больше всего хотела верить, что она смогла.       Но нет. Она всё помнила. И после всё время думала об этом, когда была наедине с собой — перед сном. И всегда хотела найти ответ на свой вопрос: «Что нас ждёт, если мы не будем бояться?». И она так и лежала на месте, прикоснувшись к губам, которые уже не принадлежали ей, и смотрела в потолок замка, безнадёжно отчаявшись в возможности снова пережить то же чувство, и не только пережить — а сделать всею своей жизнью.       Она думала об этом до сих пор, особенно в те моменты, когда было совсем грустно, когда больше не хотелось жить.       Сейчас тоже Амисия, поглощённая воспоминаниями, перестала есть и не сразу пришла в себя. Её тело наполнилось теплом, как в тот вечер, и она была чертовски смущена. Взяв ещё кусок от нескончаемой половинки в рот, она стала жевать, но, вспомнив что-то ещё, нахмурилась и чуть ли не сплюнула. Её пронзил язвительный гнев.       «Что сказал бы Родрик?.. Для чего мне спрашивать того, кто решил, что кинуться под стрелы, не найти другой выход — было лучшим решением?»       Щёки Амисии заалели ещё пуще, и оставшийся в руке кусок хлеба не лез в рот.       Она с яростью думала о том, как хвалёный Родрик, после этой пережитой близости душ, после такой тайны, — посмел сказать самую большую глупость.

Они с Артуром хотели заняться подготовкой ловушек, но одна из жаровней вышла из строя и Родрик, ругая механизм на чём свет стоит, резкими ударами пытался починить её.

      Удивительно, но его метод сработал. «Хотя, — подумала Амисия, — случалось ли такое, чтобы Родрик не нашёл выход?» Она невольно улыбнулась, украдкой посмотрев в сторону запыхавшегося Родрика. Вот только несмотря на недавнюю ругань, он выглядел очень довольным собой. Как он сказал тогда, он просто следовал по стопам отца, перенял его наследие в обращении с механизмами. Для Амисии этот метод, конечно, так и остался до крайности странным...       А между Родриком и Амисией оставалась негласная договорённость вести себя как обычные напарники.       И всё бы ничего, Амисия как всегда по-дружески улыбнулась, заговорила вежливо, справившись о нём самом, а он ещё и нагло задал вопрос, почему она спросила. Еле сдерживая своё смущение, она что-то соврала, уязвлённая его жестокостью. Разве он сам не знал, почему бы она всё равно хотела незаметно нарушить их уговор? Но он вёл себя так, будто не понимал этого.       Спросил, как она, и Амисия, замявшись, сказала что в порядке, и он сразу же уловил её честные чувства: она ведь переживала из-за забранного инквизицией Хьюго. И он снова показал свою заботу и понимание, предложив расширить круг поиска. Но если у него ещё была надежда, у самой Амисии её уже не было. Она забыла о смущении, стала серьёзной и отвела взгляд.       — Прошёл уже месяц… — ответила она.       Они решили заняться делом, а Амисия хотела за этим забыться. Они перекинулись парой фраз, когда Родрик, всё время наблюдавший за Артуров, вдруг ухмыльнулся. В его глазах заплясали черти. Амисия, предугадав, что он что-то задумал, насторожилась.       — Так, понимаю... Артур хочет всю тебя для себя одного, не так ли?       Амисия не поверила своим ушам. Затем, убедившись, что она верно всё расслышала, и рассердившись, в немом возмущении взглянула на Родрика. Мысленно она спрашивала себя: «Что за чушь он несёт?!»       Она уже догадалась, что Артур к ней неравнодушен, но Родрик же знал, что Амисия доверилась Родрику... Артур смутился, став заикаться.       — Ай, да заткнись ты! — выкрикнул Артур.       — Прелестнейшая Амисия... Соблаговолите позволить этому одинокому разбойнику похитить ваше сердце, — стал кривляться Родрик, изображая реверанс.       Артур чуть ли не сгорел со стыда на месте и кинулся на Родрика.       — Иди помойся, от тебя смердит! — выкрикнул он.       — Какой же любезный, однако, ты есмь менестрель! — отвечал ему Родрик.       И, смеясь, он ушёл, даже не обменявшись взглядом с Амисией. Это её сильно обожгло. После чего Амисия и Артур занялись расположением жаровней на правильных позициях, в последний раз перед атакой...       «Дурак! Как можно забрать у благородной леди поцелуй, а потом сказать такое?! — пристукнула по столу кулаком насупленная Амисия. — Или глупость — это, что присуще мальчишкам-беднякам?»       Недобрыми словами она вспоминала Родрика ещё с пару минут, а затем, вдохнув и выдохнув, хмыкнула и решила больше не думать об этом. Есть уже не хотелось, потому остатки она кинула себе в сумку и, смахнув крошки со стола на ладонь, выкинула их в окно. Чтобы не привлечь случайно крыс.       Сегодня был последний их день в этом стареньком домишке, чьей участью было снова оказаться пустым. Потому, проверив, всё ли она подготовила, Амисия в последний раз вышла за двери дома. Взглянув на небо, она увидела, что день как раз начинался, а потому уже скоро должно было прийти время уезжать.       Хьюго должен был играть снаружи, но его не оказалось здесь, и на имя своё он не отозвался. Похоже, всё-таки убежал.       «Нужно найти Хьюго», — подумала она, обеспокоившись, как бы он никуда не пропал, и поспешила вперёд, на деревенские улицы... Ей было нужно о нём заботиться. Родрик сказал бы то же самое.       Это был третий день с ухода крыс, и люди постепенно приходили в себя, но не настолько, чтобы принять Хьюго. Даже Милли оставила их. Потому им стоило тоже не мешкать с отъездом. Им нужно было на их последние монеты купить ингредиенты для Лукаса.       — Хьюго... Хьюго, где ты? — стала звать она, выбежав на деревенские улицы...

***

      Они сидели в повозке, смеясь и веселясь. Амисия скрывала свою печаль глубоко внутри своей души, и от всего сердца старалась ничего не вспоминать, реже смотреть на дома, остававшиеся позади, где таились гнавшие их люди, и думать о ждавшем их впереди, настигаемом копытами их лошади, — будущем.       И только одной мысли она позволила остаться, не исчезнуть:       «Родрик, я всегда буду тебя помнить».