Ленка

      Лёгкий туман стелился по траве, солнце окрашивало горизонт в розовый, с примесью жёлтого, цвет, облака всё ещё клубились над домом и лесом — утро медленно подступало к посёлку, а семейство Тузовых ещё и не думало ложиться спать. Женщины оккупировали гостиную, и оттуда теперь доносились испуганные причитания. Я сидела на кухне и сверлила взглядом стакан с водой, куда дядя накапал успокоительного. Впрочем, компания, что собралась в комнате, давила на нервы не меньше, чем всё произошедшее за ночь: Саня выглядывал из-за угла, а дядя с периодичностью в пять-десять минут гонял его; сам мужчина мрачно глядел на меня, облокотившись на холодильник — было страшно даже смотреть в его сторону, и я чувствовала скорый нагоняй; Тихонов, без своей привычной формы, занял место напротив и выглядел уставшим; дядя Боря — отец Антона — с сыном мялись в дверях. Миша, со слов дяди, должен был скоро подъехать вместе с Никитой и Васей. На мои поиски созвали чуть ли не весь посёлок, и от этого жгучий стыд окрашивал грязные щёки в пунцовый.              — И-извините меня, — истерика прошла, слёзы перестали течь, но голос всё равно отказывался слушаться. — Я-я прав-да…              Я взяла стакан дрожащей рукой и сделала глоток.              Дядя тяжело вздохнул и отлип от холодильника. Мужчину так и подмывало покурить, но он одергивал себя каждый раз, как касался сигареты за ухом. Он подошёл к Петровым и начал тихо извиняться за то, что мы в такой поздний час поставили их на уши, за то, что разбудили Антона и маленькую Олю и за то, что заставили волноваться тётю Карину. Все думали, что Антон мог бы знать, куда я ушла поздно ночью, но предположения мальчика оказались ошибочными. Как оказалось, он не сказал, что лес всё это время пытался меня сцапать, назвал только речку, гараж Мартынова — он не знал адреса, но предположил, что я могу быть там из-за Мишки, — адреса Полины и Ромы. Но с тех пор, как я выбралась из леса, Антон старался не смотреть мне в глаза, а на его лбу и висках выступил пот. Мне же хотелось сказать, что ему стоит приглядывать за младшей сестрой очень внимательно. «А мне за младшим братом» — думала я, наблюдая за любопытным, но обеспокоенным взглядом Сашки.              — Понимаю, у самого дети, — ответил отец Антона, сжимая плечо мальчика. Пусть он и отмахивался от извинений дяди, но проигнорировать его тяжёлый взгляд было трудно.              Дядя Лёша заметил, что я наблюдаю за ним, и, сжав плечо Петрова, повёл того к выходу. Антон, словно загипнотизированный, разглядывал то пятно крови на футболке, то многочисленные царапины на руках и ногах, то мокрые следы на полу, которые я оставила из-за грязных носков. Никто, кроме него, не обращал на эти мелочи внимания. Только у Антона был обеспокоенный и испуганный взгляд. У остальных же он был наполнен усталостью и раздражением.              «Что хотела, то и получила» — подумала я, вспоминая, что ещё пару часов назад меня напрягали вздохи родственников, будто я заслуживала всю жалость этого бренного мира.              Мужчины вышли, за ними скрылся и Антон — перед тем, как покинуть комнату, приятель незаметно сложил руки в подобии трубки и приставил к уху, на что я еле заметно кивнула головой. По полу тянуло холодом — сквозняк гулял по дому, из-за раскрытых двери и окна на кухне. От Тихонова разило алкоголем и сигаретами.              — Лена, — начал Константин Владимирович, и меня обдало запахом перегара. У человека выходные в самом разгаре, а его выдернули из-за пропажи несносной девчонки. «Лучше бы не бухал, а детей по канавам искал» — наверное, что-то в таком духе выдал Ромка, если бы увидел лейтенанта? — Я даже представить себе не мог, что ты такое выкинешь, — с раздражением сказал мужчина. — На кой чёрт ты на ночь глядя убежала? Ты лучше всех должна понимать, что могло с тобой случиться…              «Не бросай меня!»              — Я ещё могу на пацанов подумать — у них ветер в поле, а жопе дым, но ты!.. Мамку с тёткой перепугала, брата с друзьями заставила по всему посёлку кататься, чужих людей на уши поставила! Или, может, тебя и правда на учёт поставить, чтобы мозги, как у Пятифанова, на место встали? Просили же тебя не шар… болтаться с этой шушерой…              — Конс-тантин Владимирович, — сухие губы слушались плохо. Я подняла взгляд на мужчину и тихо, почти шёпотом, сказала, — я Надю видела. Она возле забора стояла.              А ещё она говорила со мной по телефону. А ещё это она вывела меня к болоту. А ещё она тонула в этом самом болоте. А ещё я попыталась её вытащить. А ещё…              Мужчина нравоучения не продолжил. Его взгляд изменился, и он придвинулся ко мне.              — Какую Надю? Черёмухину? Из «зимних»? — я кивнула. — Вы дружили?              — Она в моём классе, — ответила я, — плохо ладили.              — Значит, пропавшая Надя, с которой ты плохо ладила, просто стояла у вас во дворе?              Не верит. Я равнодушно пожала плечами. Царапина снова заныла, и я аккуратно сжала руку чуть ниже. Тихонов не обратил на это внимания.              — Не во дворе, — сделала я слабую попытку возразить. — Говорю же, она возле забора стояла, ну, по ту сторону.              — Допустим, — мужчина потёр переносицу и махнул рукой. — А дальше что? Почему в лес ушла? Где тогда Надя?              Я приставила стакан к губам и сделала вид, что пью, пока размышляла. Я не могу рассказать ему всю правду. Не поверят, да ещё и в психушку упекут. Или скажут, что вру и придумываю, лишь бы на меня обратили внимание — эта сплетня среди одноклассниц была одной из самых популярных. Милиционер не подгонял, но смотрел излишне пристально. Натренировался, пока допрашивал преступников и беседовал с наглыми мальчишками по типу Ромы и Миши?              — Я на кры-льцо вышла, а она в лес сразу побежала, — выдала я полуправду, из-за которой и заикнулась. Мужчина либо списал это на недавнюю истерику, либо не обратил внимания. — Ну, я за ней… Темно было, ничего толком не видно, вот я её и потеряла быстро.              — Мгм, — кивнул Тихонов. — А сама тогда, где ещё несколько часов шар… болталась?              — Говорю же, темно было, — с нажимом повторила я. — Константин Владимирович, вы у нас в лесу болото знаете, где ещё склон крутой и валежник лежит? Туда Надя бежала.              Выражение лица мужчины слегка изменилось.              — Я испу-галась за ней идти, — внезапно зачесался нос, но я старалась держать руки на столе. Пустой стакан стал небольшим ограждением между мной и Тихоновым. — Там какой-то силуэт был…              — Тебя кто-то тронул? — напрягся лейтенант.              Я вспомнила холодную ладонь Нади.              — Нет, я испугалась и побежала назад, — я опустила голову, и чёлка прикрыла лицо. Только сейчас я заметила небольшую трещину внизу правой линзы очков. — Но, говорю, темно было. Вот и заблудилась.              Я убрала ладони под стол и скрестила пальцы на удачу. Не было времени, чтобы придумать историю поубедительнее, и в то же время мне хотелось, чтобы Тихонов проверил ту поляну. А если там и вправду ничего не окажется, то на меня просто повесят клеймо девочки с нехваткой внимания, вот и всё. Я же со спокойной душой смогу окрестить себя сумасшедшей.              Тихонов задумался, потянулся к внутреннему карману куртки, но отдёрнул руку и принялся стучать пальцами по столу.              — Протокол составлять будем? — спросила я.              — Не ёрничай, Тузова, — тут же ответил лейтенант и громко выдохнул. — Лена, сейчас твой последний шанс сказать правду. Если ты действительно видела Надю, то, так и быть, я тебе поверю и даже проверю, — меня обдало приятным жаром, но мужчина моего поднятия духа не оценил, — но если ты врёшь, то постановка на учёт перестанет быть шуткой, сечёшь? И прощай тогда школа милиции.              Я с серьёзным видом кивнула, хотя понимала, что для выполнения угрозы мужчины должны быть хоть какие-нибудь основания, кроме обычных слов. Пытался напугать. Была бы в комнате мама, то, наверное, заткнула за пояс Константина Владимировича — она не любила, когда со мной говорят в подобном тоне чужие люди. Считала, что воспитанием должны заниматься только родители и, в моём случае, близкие родственники в лице дяди с тётей и периодически старшего брата.              Со свистом выдохнув, я ответила:              — Я не вру.              Лейтенант на это только махнул головой, всем своим видом говоря: «Как знать?», после чего поднялся из-за стола. В дверях показался дядя Лёша, но Тихонов перехватил его быстрее, чем тот успел зайти на кухню — в двух словах объяснил ситуацию и попросил сходить с ним и проверить.              — Давай Мишку с парнями дождёмся, — устало выдохнул дядя. Стало совестно — мужчина привык ложиться рано и вставать с первыми петухами.              — Пошли покурим, — сказал Константин Владимирович и, не попрощавшись, вышел из дома вместе с дядей.              Несколько минут я сидела одна, разглядывая грязные ладони, что оставили несколько отпечатков на скатерти, после чего соскользнула со стула. Шла тихо, будто была крадущимся зверьком, и старалась ступать на носки, потому что пятки отдавались тупой болью при каждом шаге. С мамой пересекаться не хотелось — женщина всё ещё была вооружена полотенцем и, пока она меня отчитывала, каждая её реплика сопровождалась ударом. Одной порки хватило, чтобы понять, что сбегать из дома ночью в то время, когда пропадают люди, поступок очень глу… идиотский. Впрочем, даже осознание того, что мама просто переживала, не ослабляло боли от царапины на плече. Перешагивая все скрипящие ступеньки, я тихо поднялась на второй этаж и несколько раз оглянулась, разыскивая Сашку. Брата в коридоре не оказалось, но я услышала из приоткрытой двери в комнату, как мальчик разговаривал с Муськой и жаловался кошке, что ему опять ничего не рассказывают. У себя в комнате, жмурясь от боли в рёбрах, я быстро нашла в шкафу старую дядину футболку и какие-то шорты Мишки и так же тихо скрылась в ванной.              Мои вещи — новенький джинсовый комбинезон, выпрошенный у мамы за хорошие годовые оценки, и любимая футболка с «Черепашками-ниндзя» — были испорчены. Я стянула одежду и бросила её в таз, в котором тётя Таня обычно отстирывала вещи сыновей — пятна от травы на штанах Сашки, чернила на рубашках, кровь на Мишкиной олимпийке. А теперь здесь побывали, наверное, самые загаженные шмотки из младших Тузовых. Наспех замылив грязную одежду куском хозяйственного мыла, я покрутила краны и, дождавшись, пока пойдёт горячая вода, залезла в ванную.              Мысли походили на маленькую стайку мальков на берегу озера — попытайся поймать хотя бы одного, и они разбегались все по разным сторонам. Обычно я мылась долго, из-за чего семья часто ворчала, но сейчас, прикусывая то щёку изнутри, то язык, старалась как можно быстрее смывать грязь с рук и ног — ранки ужасно щипало от мыла, а царапина на плече ныла так, что казалось отнималась вся рука. Волосы пришлось мыть несколько раз, пока вода под ногами не стала чистой. И пусть я уже давно была дома, меня всё ещё мелко потряхивало от холода, и каждую минуту я невольно тянулась к крану, чтобы сделать воду потеплее — до сих пор казалось, что ноги вязнут в ледяном болоте. Но быстрее всего я отмывала лицо — было страшно закрывать глаза. Вдруг опять раздастся шлёп. Когда я выключала воду, на коже, где не было царапин или синяков, расцветали красные пятна, а сердце колотилось так сильно, что стук отдавался в виски. Похоже, я чуть не сварилась в кипятке и даже этого не заметила.              Потребовалась пара минут, чтобы прошло головокружение — всё это время я сидела на краю ванны, вытянув ноги и наблюдая, как разрастается лужа на полу. Комната освещалась одной лампочкой на сорок ватт — плафон недавно разбил Сашка, пока пытался повторить трюки какого-то бойца из фильма и размахивал шваброй. После этого тётя конфисковала все кассеты с Чаком Норрисом, Брюсом Ли и Жан-Клодом ван Даммом. Старшему брату пришлось сильно попотеть, чтобы выпросить их обратно — большая часть кассет была из видеосалона старшего брата Мурки Алсаевой, который, по словам Миши, церемониться не любил. Этого парня я никогда не видела, но Ромка как-то рассказывал, что именно из-за него Бяшка и не любит оставаться у родственников во время загулов матери. «Очкует, а, может, стремается — у Алсаевых дома детей, как на нашем рынке цыган» — говорил мальчик с ухмылкой.              До меня смутно доносились звуки с первого этажа: закипающий чайник на кухне и низкий бубнёж мужчин на крыльце. Наверняка мама с тётей скоро уснут, а вот дяде даже не было смысла ложиться, ведь всего через пару часов ему нужно быть на работе. Вечером, наверное, стоило перед ним извиниться.              Когда меня перестало мутить из-за горячей воды, я подошла к раковине и взглянула на себя в зеркало. Выпирающие рёбра отбрасывали чёткие рельефные тени, а тазобедренные кости напоминали рукоятку сцепления в автомобиле. На коже начинали наливаться синяки. Я тыкнула в тот, что выглядел хуже всех — было больно, но уже не так, как после падения на болоте. Сощурив глаза — очки лежали на краю раковины, — я приблизилась к зеркалу и подняла чёлку. Не считая тонкой небольшой царапины на щеке, лицо было в порядке. Аккуратно я прощупала нос на перелом — в ноздрях всё ещё оставалась запёкшаяся кровь, — но и тот, к счастью, оказался целым. Хуже всего было с плечом. Я встала на носочки и нащупала на верхней полке над раковиной небольшую пластиковую корзинку, где хранились пластыри, бинты, перекись, зелёнка и другие необходимые медикаменты.              — И где она была?! — раздался возмущённый юношеский крик. Я замерла, прислушиваясь к разговору. — Она в порядке?              Голос Мишки был не то злым, не то взволнованным, а ещё очень громким. Заскрипели ступени — кто-то поднимался на второй этаж. А после в дверь ванной постучали.              — Занято, — ответила я хриплым голосом, наспех натягивая одежду. Царапина опять закровила от моих резких движений. Пришлось оторвать кусочек ваты и прижать к ране, чтобы не испачкать футболку.              По двери ударили.              — По голове своей так постучи.              Первая волна усталости за сегодняшнюю ночь накатила на меня, и я поборола желание улечься на пол и сделать вид, что в комнате никого нет. Брат притащил своих закадычных друзей.              — Кот, ты лучше помолчи, — тут же отозвался Никита, пока я отодвигала щеколду. — Туз сейчас…              Мартынов замолчал, когда я открыла дверь. Под глазами парней пролегли мешки, и выглядели они не менее усталыми, чем старшие. Между нами повисло молчание и с каждой секундой воздух становился плотнее. А ещё в лицо неожиданно ударил жар, будто я снова выкрутила кран с горячей водой. Никита и Вася были недовольными, даже озлобленными. Мишка же был в самой настоящей ярости.              — Ты… в порядке?              Я кивнула, не решаясь ответить брату прямо. Мокрые волосы налипли к щекам, вискам и лбу, самую малость скрывая от карих глаз Миши.              — Скажи мне, ты дура? — лицо мгновенно запылало ещё сильнее, и я несколько раз отрицательно помотала головой. — Вот и я думаю, что нет. Тогда какого ху…              Никита успел дёрнуть Мишу за плечо быстрее, чем тот сделал шаг. Я же инстинктивно отшатнулась, возвращаясь в ванную, и съёжилась. Брат никогда не бил меня. Никогда не поднимал руку. Да, в детстве были стычки, когда мы дрались, пинались, щипались и даже кусались — не поделили какую-нибудь игрушку, не смогли разойтись в проходе, просто взбесили друг друга тем, что не так дышали. Миша, максимум, мог отвесить мне щелбан или показать «как кусается лошадь». И всё же на мгновение мне стало страшно.              На первом этаже зазвонил телефон. Никита незаметно кивнул Васе, и Иванов по-дружески хлопнул Мишку по предплечью со словами: «Настёна, наверное, звонит. Она же обещала набрать». Пару секунд брат стоял неподвижно и сверлил меня тяжёлым взглядом, но Вася всё же подтолкнул его к лестнице, и парень двинулся вниз.              Мартынов дождался, пока приятели скроются на первом этаже и облокотился на стену.              — Красивая, внатуре, какого хуя? — спросил Никита, проводя рукой по волосам. Обычно он укладывал волосы на манер тех крутых дядек, что разъезжают по Москве на чёрных машинах, но сейчас от обычной причёски мало что осталось. — Если адреналина хотела хапануть, могла бы мне сказать — у меня как раз в машине тормоза через раз срабатывают, прокатил бы. Где была?              Я обхватила плечи руками, обнимая себя, и уткнулась взглядом в пол. Было стыдно.              — Ты не Миша, чтобы меня отчитывать, — буркнула я первое, что пришло в голову.              — Я переживаю за тебя так же, как и Миша, — тон парня сменился, — так что могу и отчитывать тебя. И вообще, — Никита приблизился ко мне и наклонился к лицу. После чего царапина на лице вспыхнула болью — Мартынов потянул за щеку, — с каких пор ты со мной огрызаться начала? Красивая, не забывай, кто тебе сопли в детстве подтирал.              Я вырвалась из цепких ручонок Никиты и недовольно потёрла щёку.              — Когда это ты мне сопли подтирал? Только и делал, что издевался.              Парень усмехнулся.              — Знаешь, если мальчик над тобой издевается, то ему не всё равно.              Я закатила глаза, но неприятный осадок в груди после стычки с Мишей начал пропадать.              — Иди уже, философ, а то дружки тебя заждались, наверное.              — Там не дружки, а мамка с бабушкой, — Никита вскинул руку и посмотрел на часы. Присвистнул и шагнул в сторону лестницы.              — И это… прости меня, — сказала я, пока парень не шагнул на ступеньку.              Мартынов отмахнулся с хитрым прищуром.              — Мы сегодня ночью к Пятифану заезжали — думали, может, ты у него тусуешься, — Никита понизил голос и преувеличенно-комично кинул в сторону первого этажа, где Миша с кем-то разговаривал по телефону. — Он просил передать, чтобы ты ему позвонила.              — Что, прям так и попросил?              — Да не, это я так, придумал только что, — язвительно ответил Никита. — Туз говорил, что вы поцапались, но ты всё равно набери.              — Почему настаиваешь?              — В благодетеля решил поиграть — свести два юных сердца! Рассчитываю на место свидетеля у вас на свадьбе!              Мартынов секунду помедлил и обернулся обратно. Пусть мы и шутили только что, но его взгляд показался мне слишком серьёзным.              — Красивая, ты точно в порядке? — Никита склонил голову, а тон его вновь стал непривычно строгим. — Решила поменять тему, когда я спросил, где ты шлялась? Хорошо, я принимаю правила этой игры. Но скажи, тебя кто-то увёл со двора? Лена, — тут парень замешкался, и мне показалось, что он вдруг почувствовал себя не в своей тарелке, — никакой мужик тебя… не трогал?              От удивления мои брови взметнулись вверх, а глаза округлились. Я понимала, что означает вопрос Никиты — об этом весь посёлок, включая школьников и взрослых, шептался уже полгода. Но мне не хотелось, чтобы парень продолжал развивать эту тему — я бы просто сгорела от смущения.              — Там никого не было, — быстро ответила я.              — Понял, — кинул Никита. — А если кто обидит — мне говори, ладно?              Я плохо представляла, чем может помочь семнадцатилетний парнишка, если на меня действительно нацелится «местный Чикатило», но всё равно губы тронула улыбка.              — В первую очередь.              — Ну, защитников у тебя много, так что хотя бы вспомни обо мне, — Никита тоже улыбнулся и вскинул руку, чтобы махнуть на прощание. — Ладно, Красивая, бывай и не пропадай!              Последние слова Мартынов произносил, уже спускаясь по лестнице вниз. Для меня же они звучали, словно через толщу воды — сердце испуганно сжалось, словно его коснулись чьи-то холодные пальцы. Я метнулась к зеркалу в ванной, на ходу убирая волосы со щеки, и вцепилась взглядом в собственное отражение. Я судорожно сглотнула. Кожа вокруг царапины на щеке была слегка испачкана кровью. Видимо, когда Никита схватился за неё, она снова закровила. У Мартынова пальцы были испачканы в моей крови. Осознание было подобно неожиданному ледяному душу. Никита бы никогда не ущипнул и не схватил меня за место, где есть хотя бы синячок. Никогда бы не стал шутить и улыбаться, пока я стою перед ним с перепачканной в крови щеке. Он просто не видел её.              Взрослые тоже никак не отреагировали на ссадины и грязную одежду.              Парни уходили — они громко попрощались с Мишей и женщинами в прихожей и вышли, хлопнув дверью. Я приподняла рукав футболки и аккуратно убрала испачканную вату от царапины. Рана выглядела плохо, и я надеялась, что её не придётся зашивать. Появилась смутная догадка, пробирающая дрожью до костей.              В прихожей была тётя Таня, а мама с Мишей тихо переговаривались о чём-то на кухне. Мне хотелось верить, что я просто надумала: Никита просто не заметил царапины и крови из-за мокрых волос, а на свои пальцы не обратил внимания; взрослые же просто были раздражены тем, что я без разрешения убежала из дома, вот и не стали заострять внимание на таких вещах.              Ты сама в это веришь?              — Тёть Тань, — слова давались тяжело, из-за пересохшего горла, — а у нас дома… зелёнка есть?              — А что случилось? — заволновалась женщина.              Тётя Таня переживает из-за каждой шишки. Если бы она видела… всё это, то ты бы уже сидела в травмпункте.              — Да руку… немного поранила, — я выставила плечо вперёд и аккуратно подкатала рукав. Я затаила дыхание, ожидая реакции тёти. Но ничего не произошло.              — Где? — обеспокоенно спросила женщина, осторожно взяв меня за плечо. Её палец сжимал край царапины, из-за чего у меня перед глазами запрыгали чёрные точки. — Я ничего не вижу.              «Неужели я схожу с ума? Неужели всё это происходит только у меня в голове? Неужели я придумала и Надю, и тот страшный силуэт, и даже боль и увечья?» — молниеносно пронеслось у меня в голове, и пальцы задрожали. Меня затошнило. Снова.              — П-правда? — спросила я, стараясь говорить ровно. — Совсем ничего нет? Болит просто…              — Может быть ударилась… — задумчиво произнесла тётя и слегка надавила пальцем. Я сжала зубы. — Так больно?              — Н-немного, — закачала я головой, наблюдая за тем, как под ногтем у женщины собирается кровь.              — Я тебе компресс наложу, — тётя Таня улыбнулась, но улыбка получилась вымученной и усталой. Женщина собиралась направиться на кухню, но я её остановила.              — Да не надо, успокойся… — нервно усмехнулась я. — Я мазью от синяков помажу и нормально будет.              Родственница замолчала, изучая меня взглядом.              — Как ты себя чувствуешь? — она положила ладонь мне на лоб, а после прижалась к нему губами. — Ты какая-то бледная…              — Всё хорошо, — я несколько раз попыталась улыбнуться, но ничего не выходило — тошнота только сильнее поднималась по пищеводу. — Просто устала.              «Чокнутая!» — прозвучал на подкорке злобный голос Нади.              Я быстро развернулась и, насколько позволяли израненные ступни, бросилась вверх по лестнице, пытаясь избавиться от этого ужасного голоса Нади. Если услышу ещё раз, то он точно приведёт меня в ад.              Возле зеркала я принялась крутиться и разглядывать себя со всех сторон: убирала волосы за спину, чтобы разглядеть царапину на щеке, поднимала футболку, чтобы рассмотреть синяки, тыкала в разбитые коленки дрожащим пальцем. В какой-то момент у меня снова начала кружиться голова, а страх уже привычно обхватил сердце и горло своими холодными руками. Стало тяжело дышать, будто воздуха вокруг стало меньше.              Через секунду грудную клетку словно чем-то туго перетянули, и казалось, что она готова лопнуть от давления, как слишком сильно надутый шарик. Вздохи и выдохи получались слишком короткими и резкими, чтобы воздух мог попасть в лёгкие, как и полагалось. Колени подогнулись, и я сползла вниз, на пол, придерживаясь за раковину. Перед глазами всё поплыло, и я сомкнула веки. И из-за этого появилось мерзкое ощущение, что на меня из всех тёмных уголков и щелей кто-то смотрит. И выжидает.              Совсем не к месту вспомнились первые зимние дни в посёлке: гогот Семёна, раздававшийся на весь коридор; перешёптывания Кати обо мне и моём брате; насмешки Нади в раздевалке; фотография Вовы в мозолистых ладонях Тихонова; изуродованные черно-белые фотографии на столбах и заборах. Алиса с её дурацким металлическим запахом и сладким привкусом во рту. Вороны за окном. Хозяин.              Я попыталась сделать глубокий вдох — вдох-выдох-пауза, как учила мама, — но вместо это получился лишь жалкий хрип, как у умирающего в капкане зверька. Голова невольно упала вниз, и очки опасно поползли к кончику носа. Всё моё тело содрогалось в странном неизвестном приступе истерики — слёз не было, но дрожь пробрала не только руки, но и грудь, а из-за ощущения, что на меня смотрит тот, кто пару часов назад гнался по лесу, не давало даже дышать.              Сердце отбивало бешеный ритм, который отдавался в висках и ушах звоном колоколов и ударами кувалд. Лоб покрылся липким холодным потом, а по спине бежали мурашки, хотя мне было неимоверно жарко и душно в этой крохотной ванне. Кончики пальцев на руках и ногах покалывало, но я не могла ими пошевелить.              Безвольная статуя, замеревшая на полу в позе сдохшего эмбриона.              Безуспешно пыталась вклинить в свою голову, что сейчас, именно на данный момент, всё в порядке: небо уже тронули первые лучи солнца…              … но Они приходили и днём. Вспомни Волчонка между гаражами или звонкий смех Алисы на снежной дорожке…              … на первом этаже сидят взрослые…              … разве взрослые помешали Им почти сцапать тебя этой ночью?              … я у себя дома. В безопасности.              … Рысёнок, ты уверена?              Мне показалось, что я просидела так не меньше часа, когда дверь в ванную открылась — по полу потянуло прохладным воздухом. Тело невольно вздрогнуло, и новая волна страха и животного ужаса накрыла меня. Я задрожала сильнее, ощущая каждой клеточкой своего тела направленный на меня взгляд. Наверное, так себя чувствуют насекомые, когда их накалывают на булавку.              Кто-то несколько раз тряхнул меня за плечи, из-за чего голова безвольным болванчиком качнулась взад-вперёд, а очки окончательно сползли с носа — держались лишь на хлипких дужках за уши. Опять на лоб легла ладонь, и я подумала, что это поднялась за мной на второй этаж тётя, но секундой позже, словно я была погребена под кучей снега, удалось расслышать встревоженный голос Мишки:              — … нормально? — брат несколько раз несильно ударил меня по щекам. — Бля…              Удалось разлепить глаза. Передо мной на коленях сидел парень. На его лице застыло выражение крайнего испуга, после чего стремительно сменилось облегчением. Он, кажется, даже выдохнул, когда я несколько раз моргнула.              — Ты только снова не вырубайся! — обеспокоенно сказал Мишка, когда я уткнулась макушкой в стенку. Меня всё ещё колотило, и не удавалось сосредоточиться на чём-то одном: либо приходилось вникать в слова брата, либо стараться сделать нормальный вдох. — За мамой и Женей…              Миша быстро поднялся и уже намеревался выйти, как я вцепилась пальцами в его штанину. В мозг въелась мысль, что если он сейчас шагнёт за пределы ванной комнаты, то исчезнет навсегда, бросит меня одну, и я останусь снова один на один со своими страхами и кошмарами. Возможно, меня навестят призраки одноклассников — в последний раз позлорадствовать над глупой москвичкой Тузовой. Может быть, Семён потребует обратно свою печатку, которая хоронилась у меня в коробке из-под балеток под кроватью.              Руки шевелились неохотно. Так немеют конечности, если во время сна неудачно повернуться и улечься прямо на них. Но я ухватилась за одежду Миши так, что мне почудился треск ткани под пальцами, и слабо потянула на себя.              Прав он был, умом я не отличаюсь. Положить бы меня в дурку.              Брат колебался очень долго. Или мне так казалось. Эта ночь казалось бесконечной, казалось, что даже посветлевшее небо было фальшивкой, как в дешевых фильмах, которые крутят в видеосалонах — пройди пару метров и уткнёшься в стену, за которой будут только тёмный непроходимый лес и звёзды. И окажется, что всё происходящее сейчас — семья, Тихонов, Петровы, дом и даже просьбы Никиты перезвонить Роме — было чьей-то жестокой и несмешной шуткой. Сейчас это наваждение пройдёт, и я снова окажусь на том болоте, сжимая в руках палку и слушая крики одноклассницы. Только в этот раз то, что рыскало ночью по лесу, найдёт меня. И утащит следом за Надей, оставив от меня только клочок одежды.              Стоило Мише опуститься рядом, как я вцепилась в его футболку, боясь, что он сможет раствориться прямо в моих руках.              — Т-ты же ви-дишь? — получилось произнести невнятно, будто рот был чем-то забит.              Было страшно отпустить Мишу, и вышло лишь поднять голову, чтобы заглянуть ему в лицо.              — Ца-рапину ви-дишь? — неразборчиво спросила я, очень надеясь, что брат всё же меня понимает.              Вместо ответа парень аккуратно забрал пластиковую корзинку с края раковины и поставил на пол. Он молчал, перебирая бутыльки, и явно испытывал неудобства из-за того, что я вцепилась в него, как утопающий в спасательный круг. Нахмурил брови, сузил карие глаза и чуть поджал губы — Мишка со сосредоточенным видом смачивал кусок ваты перекисью. Щеку на мгновение защипало.              И у меня отлегло от сердца. Не просто отлегло, а валуном свалилось с огромной высоты, раздробив камень в пыль. Следующий вздох вышел легче. Я ухватилась за это ощущение облегчения, боясь, что оно было мимолётным.              Когда брат начал обрабатывать разбитые колени, мне удалось выровнять дыхание, хоть мелкая дрожь и не хотела проходить, а сердце всё ещё продолжало отплясывать чечётку в груди.              — Миша, я кое-что видела в лесу.              Парень оторвался от бутылька с зелёнкой и поднял на меня взгляд. Мы столкнулись глазами всего на секунду, но мне не понравился этот его взгляд — задумчивый, будто смотрел он вовсе не на меня, из-за чего его глаза из светло-карих изменились в практически чёрные. В его кудрявой голове пошли какие-то мыслительные процессы. И это было не то выражение лица, над которым мальчишки из его компании могли отпустить парочку шуток. Такое выражение может появиться только у человека, которого преследуют призраки — именно его я сегодня видела в зеркале. А, может быть, это лишь из-за нашего сходства?..              — Менту рассказала? — спросил Миша, и его взгляд сфокусировался на мне. Я сглотнула — во рту была Сахара.              — Ты говорил: «Нечисть по Тайге шастает», — я перешла на простой язык, изъясняться чуть сложнее было невозможно, — я зазевалась, и меня чуть не утащили.              Мне показалось — этой ночью мне много чего казалось, — что сейчас Мишка вскачет, тыкнет в меня пальцем и закричит, что я окончательно свихнулась. Эту тему последний раз мы поднимали зимой, и постепенно тема с флейты перешла на маньяка — жестокого, сравнимого с дьяволом из преисподней, но всё-таки человека из крови и плоти. Но, конечно же, Мишка вновь остался рядом. Это был в конце концов Туз с безмерной любовью к своим младшим.              — Ты же тоже кое-что видел? Что именно, Миша?