more than I can take

I took you in with arms wide open. My colour fades to gray, There's nothing left to say, Now it's all dead. (С) Sacrifice – Fight Or Flight

      — Итак, тема сегодняшнего урока — Амортенция. Кто знает, что это за зелье и в чем его особенность? — Без предисловий начал пятничное занятие по Зельеварению профессор Шарп, выйдя из своего кабинета, когда все студенты уже заняли свои места.       — Да, мистер Таккар. — Обратился он к когтевранцу, который поднял руку первым.       — Амортенция — самое сильное известное приворотное зелье. Согласно Справочнику, оно вызывает сильное увлечение и даже одержимость у того, кто его выпьет. Узнать зелье можно по характерным спиралевидным завихрениям и запаху — для каждого оно пахнет по-разному, в зависимости от того, что любит человек.       — Абсолютно верно, мистер Таккар. Пять баллов Когтеврану. Также вы должны запомнить раз и навсегда… Я не понял, почему никто не записывает? — Ехидно намекнул профессор. — Так вот. Вы должны запомнить раз и навсегда: Амортенция не создает любовь. Ни одно зелье не способно на это. И, хотя Амортенция является действительно могущественным любовным напитком, именно это и делает ее столь опасной. Увлечение и одержимость, навеянные зельем, не более чем обман, наваждение. Но этот обман способен привести к страшным последствиям, как для жертвы приворота, так и для его создателя. Записали? В таком случае, подходите к котлу по одному. Начнем, пожалуй, с вас, мистер Мракс. Насколько мне известно, вы действительно тонко чувствуете запахи.       — Итак, поделитесь с нами, что вы чувствуете? — обратился к Оминису профессор, стоило тому подойти к котлу в центре кабинета. Абигейл с недовольством отметила, что некоторые ее сокурсницы обратились в слух и едва ли не записывали, какие же именно запахи нравятся слизеринскому принцу. И, хотя девушка пыталась убеждать себя, что ей совершенно все равно, она и сама едва не тряслась от нетерпения.       — Морской бриз, бергамот…и лаванда. — Немного помедлив ответил парень. Сердце Гейл пропустило удар.       «Лаванда? Нет, просто совпадение. Многим нравится запах лаванды, в этом нет ничего особенного» — успокаивала себя Гейл. «Это ведь все еще ничего не значит? Или значит? А может…нет, он ведь ясно все сказал. Прекрати, идиотка! Ты обещала себе, что не будешь больше распускать сопли из-за Мракса, хоть он и разбил тебе сердце». А еще девушка была абсолютно уверена, что духи с ароматом лаванды будут пользоваться у студенток Слизерина бешеным спросом, что только добавляло раздражения.       В своих размышлениях она едва не упустила тот момент, когда профессор Шарп назвал ее имя.       — Мисс Гринвич, ваша очередь. Что вы чувствуете?       — Старые фолианты, можжевельник и ириски. — На последнем слове девушка слегка покраснела и запнулась, удивленная собственным открытием.       Она не была любительницей сладостей. Но не было сомнений в том, почему именно ими пахла для нее Амортенция. Ведь сидящий за своим столом с совершенно безразличным видом Оминис всегда отдавал предпочтение именно этому лакомству из «Сладкого королевства». От этого понимания Абигейл захотелось завыть. Оставалось надеяться только, что Мракс не вспомнит, что она не любит ириски и не додумается провести параллель, в отличие от нее. Хотя кого она обманывает?       — Спасибо, мисс Гринвич. Кто дальше? Может быть вы, мистер Уизли?       — Сливочное пиво, карамель и клевер. — Без запинки отчитался племянник замдиректора и быстро удалился на свое место.       — Что ж, пожалуй, мы можем продолжить.       Оминис практически не слушал, что говорил его декан, пораженный и обескураженный. И зачем он только сказал правду? Почему не соврал, что чувствует запах лаванды, а не ромашки или еще чего-нибудь? Его разрывало от двух противоположных желаний. Чтобы Абигейл поняла, что этот запах он связывает с ней, что все его слова несколько недель назад в крипте были ложью, что он любит ее и делает все, чтобы защитить. И чтобы Гейл ни за что не догадалась о его чувствах, считая предателем и зазнавшимся высокомерным ублюдком, лишь бы не подходила к нему ради собственной безопасности.       Оминис окончательно запутался и потерялся в собственных чувствах. Он тосковал, он страдал, он переживал, он волновался, он злился.       На себя самого и свою семейку, — «Чтоб они все горели в Адском пламени!». На Себастьяна, который отдалился от него и поссорился с Гейл из-за ее общения с гоблином. Его лучший друг со зловещей улыбкой, которая была слышна в его голосе, сообщил ему о том, что произошло, как только Мракс нашел в себе достаточно сил выбраться из крипты и поговорить. Если бы Сэллоу только знал, чего Оминису стоило не разбить ему лицо за такую выходку. И все же его реакция, очевидно, не ускользнула от Себастьяна, который теперь предпочитал не делиться с ним своими секретами. Последние несколько дней они даже почти не разговаривали, больше по привычке сидя вместе на занятиях и в Большом зале.       Слишком много стало между ними тайн, слишком сильно они отдалились. Сэллоу не переставал обвинять друга в равнодушии к судьбе Анны и зацикленности на себе и Гейл: «Да что этой Гринвич будет!»       Оминис же не мог спокойно реагировать на то, что Себастьян все глубже погружался в темные искусства. И уже возникали серьезные сомнения — действительно ли он делал это только ради сестры, или же запретная магия привлекает его сама по себе? Как далеко ему до той черты, после которой веселый харизматичный мальчишка, который беззаветно любит свою близняшку, станет кандидатом на внушительный срок в Азкабане?       Злился Мракс и на саму Абигейл. После их разговора в крипте девушка вела себя как ни в чем не бывало: учеба, подработка, снова учеба, сражения с бандитами, опять учеба, дуэли в клубе, где уже почти никто не желал с ней драться — слишком внушительным стал список побед, и вновь учеба. Словно больше ничего не существовало для нее в этом мире, словно не было никакого бала и рождественских каникул, не было их поцелуя. Говоря те обидные слова, он был уверен, что Абигейл спросит его: почему? Что случилось? Но она не спросила. Просто приняла все как есть и ушла. Он уверял себя, что так даже лучше, так правильнее, вряд ли он смог бы продержать эту маску холодного безразличия и продолжить ей врать. Но не мог перестать злиться.       И пока ему, Оминису, хотелось содрать с себя кожу каждый раз, когда он чувствовал запах лаванды, она так легко справлялась со всем. Ставила на место мерзавцев, заставляя Мракса лишь стоять в сторонке и чувствовать себя ненужным и беспомощным, была лучшей в учебе, больше не обращаясь к нему за советом по Истории магии. И покоряла всех вокруг. А Оминиса словно и не было никогда в ее жизни. После всего, что он ей наговорил, он так боялся, что будет разбито не только его собственное сердце, но и ее. А теперь казалось, что без него этой несносной девчонке лучше, чем с ним.       «И все же…ириски?» — мысль о том, что Амортенция пахла для нее любимыми конфетами Оминиса, которые она и сама регулярно таскала ему из «Сладкого королевства», выбивала из юноши весь дух, заставляя думать, что он ошибся, что Гейл лишь умело скрывает чувства. И на самом деле ей не все равно. Что она испытывает к нему хоть что-то похожее на то, что чувствует он сам. И это стирало в пыль осколки, на которые уже было разбито сердце. Нет, он совершенно не мог понять, что было бы лучше — если бы Гейл спокойно приняла его слова и прекрасно жила, оставив Оминиса одного захлебываться собственными чувствами, или сама испытывала эту боль от невозможности быть с тем, кого любит.       И от этих мыслей Оминис ненавидел себя еще сильнее. Ведь он должен радоваться, что Абигейл живет дальше, не страдает. Но он не мог противиться этому темному злому голосу внутри, который жаждал ответного чувства и требовал проклясть каждого придурка, что посмел вообще заговорить с Гринвич.       Больше всего, сильнее, чем на Гейл или Себастьяна, Мракс злился на самого себя. За то, что втянул девушку во всю эту историю, пригласив ее на бал в угоду собственной несдержанности. За слабость, что не позволяла просто отпустить и принять, что так будет для нее лучше. За эту ревность и глупость. За все обидные и грубые слова, что ей наговорил, зная, что это ее заденет и оттолкнет. За то, что не мог заставить себя перестать следить за каждым ее шагом.       За то, что ссорился с лучшим другом. За то, что не уберег его от темной магии. За то, что поддавшись романтическому увлечению, что не принесло ничего, кроме боли, упустил тот момент, когда еще мог остановить Себастьяна, не дать ему упасть во тьму, спасти от необдуманных решений. Теперь же Сэллоу не желал его даже слушать.       — Мистер Мракс, я уверен, если на моем занятии вы будете выполнять задания, а не спать, качество ваших зелий станет не столь ужасным. — Выдернул Оминиса из собственных мрачных мыслей голос декана.       — Да, профессор, прошу меня простить.       До конца урока он искренне старался сосредоточиться на зельеварении, но выходило из рук вон плохо. И, к сожалению для Оминиса, это не осталось незамеченным для окружающих. Похоже, для всех, кроме Абигейл, которая выбежала из класса, как только закончился урок.       Сама же Гринвич просто не могла выдержать еще хотя бы минуту в обществе Мракса, который вел себя необычно странно и явно понял все про ириски, и Сэллоу, который заинтересованно поглядывал в ее сторону, словно прикидывал что-то в уме. И это «что-то», судя по всему, ей бы очень не понравилось. Еще немного, и кто-нибудь обязательно заметил, как в уголках ее глаз застыли слезы.       Вперед, в библиотеку, не останавливаться, не думать. Абигейл казалось, что если она хоть на секунду задумается о чувствах, которые заставила себя запереть глубоко в сердце, выплакав остатки души той ночью перед зеркалом Еиналеж, ее просто разорвет на части.       Не думать, не чувствовать. Единственный способ выжить — холодный разум и холодное сердце. Только расчет и необходимость. И прямо сейчас ей было просто необходимо спрятаться в дальнем углу библиотеки с очередным томом Хроник чистокровных семей и своими заметками. Подарок Натти пришелся как никогда кстати. Хотя на его страницах было не так уж много набросков о зельях, зато с лихвой хватало записей о ниточках, ведущих к ее родителям, написанных одной только Абигейл известным шифром. Хотя вопросов было все еще больше, чем ответов.       «1. Бар «Катти Сарк». Ночь с 4 на 5 февраля 1876 года. Магическая дуэль с большими разрушениями.       Кто участник? Почему дело было закрыто, несмотря на пометку о продолжении расследования? Пострадали ли сами дуэлянты? Были ли это родители? Была ли с ними Аристея Поттер?       2. Ранним утром 5 февраля Аристея Поттер доставила ребенка на порог госпиталя в Гринвиче. Учитывая близость от места происшествия, очевидно, она была свидетелем событий либо их непосредственным участником.       Почему она не оставила меня у себя? Какая опасность ей грозила? Откуда она знала моего отца, Гидеона (? — фамилия)? Кто такая Аристея Поттер? Где ее найти?       3. Слова шляпы о прямой связи моего происхождения с Салазаром Слизерином.       Какие ветви рода существуют, помимо Мраксов? Есть ли у Мраксов побочные ветви? Что с ними произошло и где они сейчас?       4. Счет в банке Гринготтс на мое имя.       Где искать ключ? Кому принадлежал счет, пока он не перешел ко мне?»       Голова гудела от количества информации, а сухая выжимка из истории родов не давала никаких ответов. Гейл хотелось зарычать от отчаяния, когда перед ней опустился знакомый белый журавлик.       «Завтра в 8, не забыла? Надеюсь, ты уже нашла, что надеть. Не опозорь меня своим видом. Р.М.»       Абигейл хмыкнула при виде такой вопиющей наглости. И что Малфою от нее надо, если он так настаивает на встрече? «Нет, не думай об этом. И так слишком много загадок и странностей, не хватало еще разбираться, что за бардак царит в голове белобрысого сноба» — успокоила себя Гейл, вновь сжигая послание и заставляя заткнуться собственное любопытство. На субботу у нее уже были планы, и менять их ради придурка вроде Родолфа Малфоя она точно не собиралась.       Срочно требовалось отвлечься на что-то более безобидное. Например, на учебник по Защите от Темных Искусств.       «Дементоры — слепые существа, которые питаются человеческими эмоциями, преимущественно светлыми. В особых случаях, если предоставляется такая возможность, дементор высасывает душу человека, примыкая ко рту жертвы (отсюда возникло название «поцелуй дементора»). Человек после этого перестаёт существовать как разумное существо, оставаясь живым, пока живо его тело. Поцелуй дементора считается самым страшным видом казни. Единственным способом защиты от дементоров являются чары Патронус»       Гейл быстро пролистала несколько страниц. О том, кто такие дементоры, ее уже в полной мере просветили Оминис и Себастьян. «В те времена, когда мы еще дружили» — прокралась мысль в голову девушки, однако Гринвич быстро ее от себя оттолкнула.       «Чары Патронус — защитные чары, призывающие волшебную сущность, способную оградить волшебника от воздействия дементоров и родственных им смеркутов. Первичным проявлением Патронуса служит серебристый вихрь, отгоняющий вышеупомянутых существ. Более сильный волшебник, однако, способен призвать телесную форму Патронуса, которая принимает вид животного, соответствующего характеру и натуре волшебника.       Чары Патронус являются одним из наиболее сложных видов магии, использовать их может только поистине сильный и опытный волшебник или ведьма».       Это было именно то, что нужно, чтобы отвлечься! Разве Абигейл могла отступить перед подобным вызовом? Усмехнувшись, девушка пролистала еще пару страниц, пока не нашла информацию о том, как использовать чары.       «Вербальной формулой призвания Патронуса является заклинание «Экспекто Патронум». Для вызова Патронуса нужно вспомнить самые счастливые моменты своей жизни, иначе кроме вспышки света ничего не получится».       Без лишних раздумий Гейл захлопнула учебник. «Только поистине сильная и опытная ведьма, значит?»       Именно такого ей не хватало в последнее время. Загадка, которая потребует всего ее внимания, и при этом никак не связанная с трагическими событиями пятнадцать лет назад, с гоблинами или древней магией. Задача, способная всецело ее поглотить. В кои-то веке она на самом деле была не уверена, что у нее получится. А значит, эти чары были именно тем, что ей нужно.       В сущности, Абигейл и сама не могла понять, ради чего так старается стать лучшей. Доказать самой себе, что может? Уже давно доказала. Остальным? Так тем более, еще никто на факультете не приносил столько призовых очков, сколько она. И все же, Гейл все еще ощущала иррациональную потребность кому-то что-то доказывать. Может, ей просто хотелось стать достойной? Вопреки тайне своего происхождения, быть ровней богатым аристократам, вроде Оминиса или Родолфа?       Выручай-комната, как и всегда, не подвела: в стене привычного учебного кабинета появилась небольшая дверь, за которой пряталось просторное и почти пустое помещение. Это место уже было знакомо девушке: она нередко отрабатывала тут новые заклинания с тех пор, как перестала появляться в крипте.       На этот раз помимо стандартного манекена Гейл увидела крупную фигуру в черных лохмотьях. В ее сторону тянулись когтистые костлявые пальцы. В первую секунду Абигейл и не поняла, что это всего лишь еще один манекен и даже запустила заклинанием Депульсо, но быстро сообразила, что перед ней вполне реалистичный, но все же не настоящий дементор. Который даже не шелохнулся от ее атаки. Ради интереса девушка опробовала еще несколько заклинаний, которые также не возымели никакого эффекта: безмолвная тварь оставалась на своем месте. «Значит, только Патронус» — сделала Гринвич логичный вывод.       — Так. Счастливое воспоминание. Взмах палочки от себя. Экспекто Патронум. — Вслух повторила она инструкцию, чтобы лучше подготовиться. В жизни Гейл было не так уж много действительно счастливых воспоминаний, так что выбирать долго не пришлось, и она представила свой первый полет на метле. Ощущение этой эйфории, безграничную, незамутненную радость, что испытала в тот момент, когда поднялась в воздух. — Экспекто Патронум!       С конца палочки сорвалась белая искорка и тут же погасла.       — Экспекто Патронум! — Вновь никакого эффекта.       Абигейл провела в Выручай-комнате почти весь остаток дня до самого ужина, перебирая разные воспоминания — первый полет на метле, поступление в Хогвартс, слова профессора Фига о том, что он стал ее опекуном, утро прошлого Рождества. Но результат был одним и тем же: белая искра, гаснущая едва успев сорваться с палочки. Немного лучше получалось, когда девушка думала об их откровенных разговорах с Оминисом, их танце и поцелуях. В эти моменты искра не погасла сразу, а начинала закручиваться серебристым вихрем. Но и тогда все быстро обрывалось, стоило Гейл подумать о том, чем все закончилось.       Уставшая и разочарованная, девушка упала в одно из уютных кресел в основной части комнаты, размышляя, стоит ли пойти на ужин или лучше остаться и еще немного потренироваться. Абигейл склонялась ко второму варианту в надежде, что достаточно измотанная занятиями, она сможет уснуть без снов. А значит, без кошмаров. Но ее желудок, который уже сводило от отсутствия еды, настаивал на посещении Большого зала. Оставалось надеяться, что хотя бы в этот раз не придется бить никого по лицу.       Однако, видимо, все же зря. Не успела Гейл даже дойти до стола, за которым ужинали слизеринцы, как ей преградил дорогу верный подпевала Малфоя и любитель дергать жмыров за усы, Маркус Флинт собственной персоной.       — Что, Гринвич, больше не получится прятаться за спину Мракса? Кто же теперь будет за тебя на дуэли драться, когда обидят бедную сиротку? — Мерзко улыбнулся слизеринец под хихиканье своей, не менее мерзкой, подружки с Когтеврана.       — Я… — Гейл хотела ответить, что вполне в состоянии и сама его размазать по стенке дуэльного клуба, но сделать этого ей не дали.       — Флинт, если ты думаешь, что дальнее родство с женой директора делает тебя неприкасаемым, ты сильно ошибаешься. Ничто не помешает мне снова вызвать тебя на поединок. — Влез в разговор Оминис, непонятно откуда появившиеся прямо за спиной Маркуса. Флинт, не ожидавший подобного поворота, поспешил ретироваться, пробубнив нечто невнятное.       — Я способна сама разобраться, Мракс. Мне не нужна твоя протекция. — Разозлилась Абигейл. «Какого лысого гоблина он вообще лезет со своим благородством, когда не просят?!»       — Достаточно было просто «спасибо», Гринвич. — Не дожидаясь ее ответа, Оминис скрылся за дверью Большого зала.       Злость вновь затопила сердце. Он же пытался помочь, наладить хоть какой-то контакт. Кто из них двоих еще слепой?! Он просто не мог второй раз вот так стоять рядом и слушать, как ее оскорбляют. Что бы ни произошло между ними, Оминис не готов был притворяться мебелью, когда какой-то очередной придурок решил самоутвердиться за счет Абигейл. И все, что она могла сказать, «могу разобраться сама»? Естественно, может, но разве это значит, что он готов позволить ей это сделать? Даже теперь, когда между ними пролегла пропасть.       Вместо того, чтобы отправиться в общую гостиную, он уже по привычке завернул в сторону крипты, чтобы снять напряжение и злость, отрабатывая заклинания на манекене и представляя на его месте Флинта или Малфоя.       Суббота с самого начала пошла наперекосяк: Абигейл безбожно проспала завтрак и едва не опоздала в лавку мистера Пепина, чтобы забрать заказы. А все потому, что опять полночи провела у зеркала, проснувшись от очередного кошмара. В Хогсмиде столкнулась со стайкой четверокурсниц, спорящих о том, где лучше приобретать лавандовые духи. Наткнулась на очередную банду по дороге от Араншира в Брокборроу, в результате чего получила заметную ссадину прямо на лице и едва не пожертвовала недавно купленным пальто.       По возвращении в Хогсмид отчаянно хотелось хоть немного отдохнуть и расслабиться, а потому Гейл прямиком направилась в «Кабанью голову» сразу после того, как получила заработанные галеоны в лавке зельевара.       Однако, и тут слизеринке не повезло: стоило свернуть в сторону таверны, как на ее пороге появился слегка пошатывающийся Соломон Сэллоу. В груди девушки колыхнулась ярость. Значит, Анна страдает от проклятия, Себастьян сходит с ума, чтобы хоть как-то помочь сестре, а добрый дядюшка вместо заботы о племянниках пьянствует в кабаке?! Да еще смеет в чем то упрекать Себа?       — Ты совершаешь огромную ошибку, Соломон! — Раздался знакомый голос, и Гейл вся превратилась в слух.       Не узнать строгий тон профессора Шарпа она не могла. В голове пронеслась логическая цепочка: оба бывшие мракоборцы, оба вышли в отставку, примерно одного возраста. Почему только Абигейл не догадалась раньше, что они могут быть знакомы?!       — Разберусь без тебя, Шарп. Ты больше не мой начальник, если ты забыл! — Очевидно, мужчина хотел, чтобы его слова звучали достаточно едко, но он был слишком пьян для этого. А ведь солнце еще даже не успело окончательно скрыться за горизонтом.       — Я пытаюсь тебе помочь, как ты не понимаешь! Не совершай еще одну ошибку. — Покачал головой профессор, который явно был раздосадован ходом разговора. — Если передумаешь, ты знаешь, где меня искать.       После этих слова оба бывших мракоборца покинули «Кабанью голову», разойдясь в разные стороны. А у Гейл появилась информация к размышлению. Она хотела проследить за тем, куда пойдет Соломон, но мужчина трансгрессировал, отрезая для девушки возможность узнать немного больше о его секретах. Наверное, ей и не стоило бы это делать, учитывая их ссору с Себастьяном и все, что он ей наговорил. Но было что-то неправильное, неестественное во всей этой ситуации, и врожденное любопытство Абигейл просто не давало ей взять и закрыть глаза.       Погрузившись в собственные размышления, девушка и не заметила, как вернулась в замок. До ужина времени еще хватало, уроки были сделаны, а возвращаться в гостиную не хотелось. Немного подумав, Абигейл решила, что ей просто необходимо проветрить голову. И, как показывает опыт, в этом прекрасно помогали тренировки с Имельдой. А потому, недолго думая, Гейл отправилась к стадиону.       — Какие люди! Не ожидала тебя здесь увидеть, хотя, вынуждена признать, это приятный сюрприз! — Крикнула ей Рейес, опасно пикируя с большой высоты.       — Тогда ты будешь не против немного со мной полетать? — В тон подруге ответила Абигейл.       — Что, совсем достали Флинт и компания? — Несмотря на вопрос, в голосе спортсменки не было сочувствия. Имельда придерживалась мнения, что только слабаки будут расстраиваться и переживать из-за подначиваний сокурсников.       — Есть немного, но больше просто устала, хочу проветриться. — Врать смысла не было, но и всей правды открывать не хотелось.       Несмотря на неплохие взаимоотношения с соседкой, вываливать на нее информацию о древней магии, странном поведении дядюшки Себастьяна, загадке ее собственного происхождения и переживаниях из-за разбитого сердца было не слишком разумно.       Через пару часов упорных тренировок и полетов на скорость Имельда едва вспотела, в то время как у Гейл было стойкое ощущение, что не она летала на метле, а метла на ней — голова шла кругом, а руки немного тряслись. Перчатки, подаренные Рейес на Рождество, оказались очень кстати. Они были удобны и в повседневной жизни, но именно теперь Гринвич точно поняла, что они просто созданы для полетов на метле — в ином случае она рисковала стереть руки о древко. Зато ей удалось побить новый рекорд подруги, что одновременно мотивировало последнюю и слегка задевало.       — Не хочешь попробовать себя в квиддиче, Гринвич? — Предложила Имельда сменить вид деятельности. — Думаю, из тебя может получиться неплохой ловец. Сама я, как ты понимаешь, капитан команды и лучшая охотница факультета Слизерин за последнее десятилетие.       — Почему бы нет. Думаю, с таким тренером как ты, из меня может что-то и получится. — Из последних сил улыбнулась Абигейл. Она точно знала, что нужно немного «почесать» самолюбие подруги, чтобы заставить ее забыть о проигрыше. — Но, думаю, уже не сегодня. Я вот-вот свалюсь с метлы от усталости, а высматривать снитч в такой темноте с первого раза у меня вряд ли выйдет.       — Да, тебя еще тренировать и тренировать. Но так уж и быть, отложим твою подготовку на другой день. Только не думай, что в следующий раз ты так легко отделаешься. — Несмотря на свои слова, Имельда улыбалась. А значит, не пыталась задеть подругу.       Когда Абигейл уже собиралась вернуться в Выручай-комнату, чтобы немного отдохнуть после изматывающей тренировки с Имельдой, на в руки ей упала записка, написанная знакомым почерком.       «Пожалуйста, загляни в крипту сегодня вечером. Нам нужно поговорить». Вот уж от кого, а от Себастьяна она не ожидала подобного приглашения. Несколько минут тщетной борьбы гордости с привязанностью и любопытством, после которой последние все же одержали верх, и вот уже Гейл спешит к знакомому до боли механизму, костеря себя последними словами.       «Сначала Соломон с его тайнами, теперь неожиданное приглашение от Себастьяна. Что дальше? Сова от Анны? Они сегодня решили сговориться, что ли?» — Ругалась про себя девушка, все еще не желая признавать, что так легко перешагнула свою гордыню.       — Ни за что не поверишь, что я узнал! — Поприветствовал ее Сэллоу, стоило девушке перешагнуть порог крипты.       Злость моментально вскипела внутри. Да как он может так с ней разговаривать?! Словно не было тех гадких оскорблений, не было недель игнорирования и пренебрежения, словно ничего не произошло, и они все еще были друзьями, как и раньше?! Не этого она ожидала, когда сломя голову неслась в крипту, забыв о чувстве собственного достоинства.       — Это все, о чем ты хотел поговорить? — Голос девушки звучал так, словно его хорошенько подержали во льду, а интонации точно повторяли то, как говорил Оминис. Неужели его привычки успели так сильно на нее повлиять?       — Прости. — Голос Себастьяна звучал тише, а на щеках проступил румянец. — Я вспылил и перегнул палку. Но ты же знаешь, как я отношусь к гоблинам! — Снова начал заводиться он, вспомнив о причине их ссоры. — Я не должен был так резко с тобой говорить. Я виноват. Ты простишь меня? — И вновь просящая интонация.       Абигейл не могла понять, говорит он искренне, или просто понимает, что именно она хочет от него услышать. Но так хотелось поверить. То, что она заперла свои чувства на замок, не значит, что они исчезли. И девушка очень скучала по их дружбе, веселым перепалкам и совместным шуткам. А еще она скучала по Оминису, но скорее бы подставилась под темное проклятье, чем признала это вслух.       — Посмотрим на твое поведение, Себ. Мне хватает оскорблений от Малфоя и Флинта. Терпеть подобное от тебя я совершенно не намерена. — Гейл старалась, чтобы ее голос звучал строго, а она сама не выглядела тряпкой. Сэллоу должен был понять, что она не намерена терпеть его выходки и срывы.       — Я действительно сожалею о том, что наговорил. Мне тебя не хватало.       — Ладно, рассказывай уже, что ты нашел в записях Салазара Слизерина. — Абигейл не готова была развивать тему, опасаясь, что расчувствуется и позволит собой манипулировать.       Да и, к тому же, хотелось узнать, во что на этот раз собирается ввязаться ее непутевый приятель. Интуиция и опыт подсказывали, что вряд ли это будет живописная прогулка по берегу озера. Учитывая «премиленькое» приключение в Скриптории, ей повезет, если не придется хотя бы второй раз испытать на себе Курциатус. Кто знает, чего можно было ожидать от помешанного на темной магии и чистой крови основателя факультета.       И Себастьян с радостью вернулся к теме, ради которой и позвал Гейл. К тому же, ему действительно хотелось наладить взаимоотношения. А просто так подойти и извиниться не позволяла гордость. И теперь, когда Оминис наотрез отказался даже слушать о том, чтобы помочь ему расшифровать записи, и Сэллоу пришлось заниматься этим в одиночку, позвать подругу казалось неплохим поводом, чтобы с ней примириться.       — Разобрать записи Слизерина было довольно сложно, но, если честно, крайне увлекательно. — Издалека начал свой рассказ Себастьян, чтобы не отпугнуть Гринвич своей идеей сразу. — Он, очевидно, выступал за изучение темной магии в Хогвартсе. В те времена Империус и даже Убивающее проклятие, Авада Кедавра, не считались непростительными. Слизерин считал, что ученики не должны бояться этой магии и, более того, при необходимости могли ее использовать.       По мере того, как он говорил, увлеченно и взбудоражено, у Абигейл по телу ползли мурашки. Это все больше отдавало настоящим безумием. Мало было с нее заклинания пытки? Разумеется, понимать, что из себя представляют самые темные чары, было полезно — в первую очередь, чтобы от них защищаться. Но использовать «при необходимости» — как вообще можно даже думать об этом?! Гейл начинала жалеть, что не попросила шляпу отправить ее на Когтевран. Учиться на факультете, который основал маньяк, было не так чтобы очень приятно. А о намеках шляпы о том, что он может являться ее далеким предком, девушка вообще старалась не вспоминать. «Интересно, посещают ли подобные мысли голову Оминиса? Наверняка… Так, не думать о нем, не думать, ты здесь не для этого!»       — Вот почему нам пришлось использовать Круцио, чтобы попасть в Скрипторий. — Продолжал тем временем Себастьян. — Он не хотел делиться знаниями с теми, кто боится той силы, что способна дать темная магия.       Почему-то в его тоне и словах Гейл отчетливо услышала голос Исидоры: «Я готова!» Учитывая то, что Абигейл успела узнать, судьба Морганак вряд ли хорошо закончилась. И она совершенно не желала чего-то подобного для своего близкого друга.       — Я понимаю, что без этого Скрипторий было не открыть. И все же, я до сих пор не могу забыть то, что почувствовала, когда ты использовал заклинание. Я никогда не стала бы его использовать. — Осторожно закинула удочку Гринвич.       — Мне жаль, что пришлось использовать заклинание на тебе. По правде говоря, я до сих пор считаю, что лучше бы ты направила Круцио на меня. Мне было больно, что пришлось причинить тебе страдания, хочешь верь, хочешь нет. Но я ни о чем не жалею, ведь мне удалось найти в книге кое-что действительно интересное.       Гейл пробрала дрожь от его слов. Она не узнавала своего друга. Зато точно знала, что Оминис будет в бешенстве, когда узнает обо всем. Он ведь практически умолял Себастьяна не связываться больше с темной магией.       — Что же ты нашел? — Девушка искренне боялась услышать ответ.       — В записях упоминается некая утраченная реликвия, которая наделяет своего владельца силой снимать темные проклятия. — Практически с восторгом ответил Сэллоу.       — И ты думаешь, эта «реликвия» способна снять проклятие с Анны? — Вопрос, разумеется, был риторическим. Абигейл знала ответ, но ей требовалось немного времени, чтобы подумать.       Вряд ли среди рассуждений о темной магии и необходимости уметь ее использовать случайно затесалась информация о чудодейственном благом артефакте. Скорее всего, здесь был какой-то подвох. И способность снимать проклятия была не единственным, что делала эта вещица. Либо Себастьян не нашел всей информации, сосредоточившись на снятии проклятия, либо просто проигнорировал ее как второстепенную. Либо намеренно скрыл правду от Абигейл, зная, что девушке это не понравится. Любой из вариантов был плох — с одной стороны, Сэллоу врал ей глядя в глаза, с другой — пытался втянуть ее в более чем сомнительную историю, связываясь с могущественной дрянью с неизвестными свойствами.       — Именно так. Я собираюсь найти ее. Но, я думаю, не стоит говорить об этом никому, понимаешь меня? — Взгляд в глаза и этот доверительный тон. — Даже Оминису. Особенно Оминису. Он не поймет. Лучше хранить это от него в секрете. Для его же блага.       Гейл была почти уверена, что это манипуляция. Но, похоже, у нее не было выбора, кроме как поддаться. Хотелось верить, что она еще не опоздала, что сможет остановить Себастьяна, если он зайдет слишком далеко. Она не могла, не хотела оставлять его одного, понимая, что тогда они лишатся последнего шанса не дать ему опуститься в самые глубины этой темной магии. Но скрывать такое от Мракса? Несмотря на свое разбитое сердце, Абигейл понимала, что в битве за душу Сэллоу, он — единственный ее союзник. Куда более опытный, чем она сама.       — Я не думаю, что… — Начала было Гейл, но, похоже, Оминис в очередной раз решил не дать ей высказаться.       — Я сам буду решать, что для моего блага! — Судя по тону, Мракс был зол как разъяренная мантикора, а его голосом можно было замораживать воду в Черном озере.       — Оминис? А мы… э-э-э… хотели прогуляться. — Неумело соврал Сэллоу, явно не ожидавший появления друга.       — Ты лжец, Себастьян! — Игнорируя присутствие девушки накинулся он на друга, держа палочку наготове. — Я все слышал! Ты клялся, что не будешь связываться с темной магией!       — Нет, не клялся. — В голосе Сэллоу внезапно появились насмешливые нотки, от которых у Гейл в очередной раз пробежали по спине мурашки. От отчаяния хотелось выть. Где ее улыбчивый веселый приятель? Где бесшабашный парнишка, который нарушал правила, но никогда не отчаивался? И кто этот холодный расчетливый человек, что стоит сейчас перед ней? — Я сказал, что понимаю, что ты этого хочешь. Но я не клялся, что откажусь от поисков лекарства для Анны.       — Ты не умеешь вовремя останавливаться! — Казалось, Оминис тоже был в отчаянии.       Абигейл хотелось наплевать на все оскорбления, на то, что он сам оттолкнул ее, и просто подойти и взять за руку, как она делала всегда. Чтобы дать ему понять, что она на его стороне. Что он не один в борьбе за душу друга. И все же невероятным усилием воли заставила себя сдержаться. Если это нужно было ей самой, это совсем не значило, что Оминис тоже нуждался в ее поддержке.       — Я знаю, когда НЕ нужно останавливаться! — Начал в ответ злиться Себастьян. — Забудь об этом, Оминис!       С этими словами он вышел из крипты, громко хлопнув тяжелой дверью, оставляя Мракса и Гринвич наедине. Наверное, Гейл тоже стоило уйти, но она не могла. Не сейчас, когда в голове столько вопросов, а сердце вновь разрывается от печали и тоски.       — Я это так не оставлю! — Первым заговорил юноша, расхаживая из стороны в сторону.       Только сейчас Абигейл заметила, что облик крипты поменялся. От уюта, что она так тщательно создавала всего пару месяцев назад, не осталось почти ничего.       — Оминис… — Наконец, девушка нашла в себе силы заговорить. И Мракс вновь ее перебил.       — Я все слышал! Только не говори, что ты согласна с ним! Он знает, что я на это не пойду. Искать эту реликвию — плохая идея! — Слова выплескивались так, словно от эмоций он не мог их сдержать. — Себастьян никак не может этого понять! В нем не меньше безрассудства и безответственности, чем в его родителях. А погибли они именно из-за этого! — Похоже, Оминису было уже не важно, что их отношения с Гейл были напряженными. Ему было просто необходимо выговориться. И подруга ему это позволяла.       — Что произошло с ними? Я знала, что его родители погибли, но Себастьян никогда не рассказывал, как это произошло.       — Мистер и миссис Сэллоу были преподавателями. Они с утра до вечера торчали в подвальной библиотеке, уткнувшись в книги. — Начал он свой рассказ уже более спокойным голосом, тяжело вздохнув. — Когда все произошло, Себастьян и Анна были наверху. Они услышали грохот и поспешили в подвал, но было уже поздно. Тела их родителей распластались на полу. Из-за неисправной лампы вся комната незаметно наполнилась ядовитым газом. Близнецы еще даже не владели магией, они ничем не могли помочь.       — Как это ужасно. — Гейл передернуло от образов, что предстали перед ней.       Одно дело — не помнить родителей, не знать их. И совсем другое — когда они умирают буквально у тебя на руках, а ты уже способен все осознать. Теперь стало понятно, почему Сэллоу видит фестралов.       — Именно поэтому я и не понимаю безрассудство Себастьяна. — Оминис на секунду замолчал, словно набираясь смелости для следующих слов. — Я уже почти потерял Анну. Я не могу потерять еще и его.       «Я уже потерял тебя. Теряю изо дня в день. Себастьян — все, что у меня еще осталось. Я не перенесу этого», — хотелось добавить ему. Но сказать такое Оминис не мог. Он и без того едва сдерживал злые слезы и рефлекторно крутил перстень на пальце. С некоторых пор Мракс завел привычку так делать, когда сильно нервничал. А нервничал он в последнее время постоянно.       Этот жест привлек внимание Абигейл. Она давно заметила, что Оминис стал носить перстень после каникул. Очевидно, подарок отца. А может взятка за то, чтобы парень перестал общаться с «недостойной» девицей? Но теперь она не могла оторвать взгляда от камня. Потому как только сейчас точно вспомнила, где уже его видела. Испытание директора Фитцджеральд. Воскрешающий камень. Осознание прошибло, словно молния. Откуда у Оминиса один из Даров Смерти? И знает ли он сам, что носит на пальце?       — Прошу тебя. Держись подальше от всего, что связано с записями Салазара Слизерина. — Необычно тихим и проникновенным голосом попросил девушку Оминис, прежде чем она успела начать расспрашивать о перстне.       Что-то внутри Абигейл дрогнуло от того, как прозвучала эта просьба. Будто не было всех тех обидных слов, будто он ее не оттолкнул, указав на ее место, будто они все также близки, как и были. Одна фраза, одно предложение почти заставило рухнуть стены, что Гейл успела выстроить для защиты своего сердца.       — Ты же знаешь, что она мне не нужна. Это все тревожит и пугает меня. Но я не могу оставить Себастьяна. Я должна хотя бы попытаться его остановить и защитить. — В ответ на его просьбу хотелось поклясться, что она никогда даже близко не подойдет к книге. Но они оба знали, что Гейл не умеет отступать, когда близким грозит опасность. Именно поэтому Оминис и не стал ничего рассказывать о том, что произошло в поместье.       — Я рад, что ты понимаешь меня. Все, что связано с темной магией и Салазаром Слизерином кажется манящим, многообещающим. Пока не станет слишком поздно. Я хотел бы верить, что Себастьян угомонится. Но мы оба знаем, что этим надеждам, скорее всего, сбыться не суждено. — Слова были наполнены пронзительной тоской. — Абигейл, я знаю, я не в праве о чем-то у тебя просить, но молю, если он продолжит поиски, пожалуйста, дай мне знать.       — Я обещаю, Оминис. Как только появятся новости, ты узнаешь об этом первым. — Гейл все же не удержалась и, прежде чем покинуть крипту, на долю секунды коснулась такой родной прохладной руки.