my policegirl

— Тебе не холодно? — спросил Остин, сидя за рулем. Лиса пристально смотрела в лобовое стекло, погруженная в мысли. — Нет, я в порядке. Ты же знаешь, что мне всегда жарко, — она слегка улыбнулась другу. — Хочешь отвлечься и поговорить о чем-то другом? Тайка слегка замялась, думая о теме разговора. Но ничего, кроме Дженни Ким и ее ситуации, не лезло в голову. Она не думала ни о чем, кроме как выполнить приказ начальника полиции. Даже холодный ветер, что дул ей на ее открытые руки из окна, не прерывал ее мыслительный процесс. Что будет дальше? Дженни даст показания, его посадят. А если после того, как он выйдет из тюрьмы, он найдет ее и будет мстить за то, что она испортила ему жизнь, когда это совсем наоборот? Все это вызывало беспокойство у Лалисы. Наверно, потому что она все-таки дочь шефа полиции, и не хрен с горы. Эта ситуация вызовет большой резонанс. Может, даже дойдет до новостей. Бедная Ким не выдержит такого напряжения. А ее одногруппники? Другие ученики ее универа? Слухи же пойдут. Это было грустно. — Она сказала, что часто видела меня на работе, но стеснялась подойти, — вдруг выпалила Лалиса первое, что пришло в голову. Остин понимающе замычал. — Так вот кто это был… — Ты знал? — она повернула голову в его сторону. — Не совсем, — начал офицер, — Я видел часто, как одна и та же девушка была у нас в участке, не особо принимал во внимание, но она заходила к шефу. И когда мы с тобой патрулировали недели две назад, я видел ее через дорогу с подругами, когда мы курили. — Ох… — Наверно, она твоя фанатка, — пошутил с улыбкой Таунсенд. — Этого мне еще не хватало, — усмехнулась Лиса, скрещивая руки на груди. — Не принимай эту позицию защиты, — Остин быстро шлепнул по плечу, и девушка опустила руки на колени с характерным цоканьем и закатыванием глаз, — Она красивая, и явно ты ей нравишься. — Не начинай, умоляю, — остановила его жестом руки, — Не то место и, не то время. — Ладно, ты права, — выдохнул он, — Но все же… — Остин! — Молчу! Молчу! Через пять минут молчания они выходили из машины одновременно с шефом полиции Робертом Джейн. Манобан, с опаской, посмотрела на высокого мужчину. Его растрепанные черные волосы с мелькающей сединой и густая борода выдавали его возраст. Не смотря на все, он выглядел сдержанным, собранным, готовым ко всему. Он посмотрел на источник звука закрывающейся двери машины, которая стояла прямо за ним, и остановился. Хоть он и в общем выглядел спокойно, его глаза выдавали беспокойство и страх. Лиса никогда не видела его таким. Она часто шутил, часто грозил и учил, но никогда не боялся. А сейчас он переживал за свою дочь. Остин и Лалиса медленно шагали к нему, остановившись напротив. Они встали как по линейке, поднося руку ко лбам, формируя козырек. — Сэр, — сказали они одновременно. — Вольно, ребята, — выдохнул измученно шеф Джейн. Они расслабились. — Сэр, об этой ситуации… — начала Манобан. — Не сейчас, Лалиса, — он положил свою твердую руку на ее плечо, закрытое плотным жилетом, — Мне нужно увидеть дочь. — Прошу за мной, врачи сообщили мне в какой она будет палате, — сказал Остин, делая шаг вперед. Они молча зашли в большое здание Нью-Йорк Пресбитериан. Лиса почувствовала себя точно так же в этих белых стенах, как в той квартире. Она ненавидела больницы. Слишком часто приходилось тут быть. — Где твоя рубашка, Манобан? — по пути по длинному коридору спросил шеф. Лиса немного замялась под его величественным давлением, но все же ответила. — Я отдала ее мисс Ким, чтобы прикрыться. — Молодец, — просто сказал мужчина, слегка улыбаясь и кивая. Они оказались у палаты 327. Лиса и Остин остались снаружи, когда Роберт зашел в палату к дочери. Друзья стояли молча, думая обо всей этой ситуации. В голове у Остина крутился образ молчаливого преступника, у которого теперь будет куча проблем, а у Лалисы в голове были измученные глаза брюнетки. Ей было правда ее жаль, даже очень. Вся эта тема с «фанаткой» даже забылась. Давно такие мысли не забредали в голову блондинке. Она проверила свой пучок на голове, понимая, что его уже не спасти. Она ловко убрала резинку и завязала высокий хвост, что был для нее практичнее, но не по регламенту внешнего вида. — О чем думаешь? — нарушил тишину ее коллега и друг. А о чем она думает? — Не знаю. Обо всем, наверно. — Ты же понимаешь, что это никак тебя не касается, и ты сделала, что от тебя требовалось? — мягко спросил парень, присаживаясь на скамью напротив палаты. Лиса сделала то же самое. — Знаю. Но это же дочь шефа. Мне очень хочется засунуть того ублюдка за решетку, — выдохнула она, — Надо было задержаться и лично увезти его в участок. Остин поцокал языком, делая глубокий вдох. — Опять ты хочешь добиться справедливости там, где твоя помощь уже не требуется. Эллиот и Гринвуд уже наверняка отвезли его в участок для допроса. Это была правда. Лалиса Манобан была борцом за справедливость в этом несправедливом мире. Всегда хотела помогать людям, помогать до конца. Отдать всю себя, но помочь. Да, черт, если бы тот же тупой Бенджи Боннер подошел к ней и попросил помощи, она бы не отказала. Ей было тяжело с этим бороться. Будто с детства ее приучали никогда не отказывать в помощи другим. Когда она с матерью еще жила в Таиланде до того, как отец забрал ее в Америку в шесть лет, она всегда слышала от нее только одно: «Никогда не говори нет, если у тебя есть силы помочь». Только теперь эти слова отдаются эхом в ее голове: «Никогда не говори нет, даже если у тебя нет сил помочь». Это небольшая, но при этом весомая проблема висела над ее жизнью и карьерой, как свирепый паук, готовый закутать ее в свою паутину. Только она не боялась пауков. Ей было все равно. Лиса пойдет на все, лишь бы помочь нуждающемуся. И даже если это стоит ей своих сил и времени. Ее мать умерла, когда ей было десять. Той было всего тридцать один. Но за свою короткую жизнь она ни разу не жаловалась. Не жаловалась о болях в груди, не жаловалась, что у нее болит голова и все тело в принципе от химиотерапии. И никогда не говорила об этом никому, кроме мужа. Она молча продолжала делать свою работу — помогать людям. Ее мать была врачом, и очень хорошим. Кардиологом. Но даже ее знания не помогли ей самой в ее болезни. Рак никого не щадит, даже таких добрых и открытых людей. Лиса узнала о ее смерти только через месяц после похорон. Отец рассказал ей с каменным лицом. Она не ненавидела свою маму за то, что она молчала все это время и отца за то, что скрыл от нее такую важную новость. Она знала, что оба хотели лишь уберечь ее от шока и горя. И у них получилось. Она не плакала. Ни разу. Даже когда они с отцом прилетели из Нью-Йорка в Таиланд на следующий день, когда она узнала. Все, о чем она думала, так это о том, что ей необходимо помогать людям. Она не смогла помочь своей маме, не смогла помочь отцу, когда на ее глазах он медленно спивался и доводил себя до несовместимого с жизнью состояния. Она не могла помочь, ей было всего одиннадцать. Отец умер через шесть месяцев после матери. Он напился и упал с балкона их маленькой квартиры в Квинсе. Разбил голову, сломал шею и позвоночник. Был маленький шанс спасти его, если бы Лалиса не пыталась это сделать сама и позвонила бы сразу в скорую. Она не смогла спасти одного родителя и хотела спасти другого. Но не вышло. Скорая опоздала по ее вине. По глупой, детской вине и надежде, что она сможет помочь. Тогда она не знала как, не знала зачем и почему ей надо было его спасти. Ему было тридцать пять, и он пропил свой бизнес. Пропил все деньги, мог бы и пропить квартиру, продав ее к чертям, но не успел. После его смерти Лиса получила небольшое сбережение, которое он копил вместе с матерью на такой случай. Папа знал, что его жена скоро умрет от практически неизлечимой болезни. Потому и забрал с собой дочь в Америку, чтобы зарабатывать деньги на ее лечение. Но у него не вышло. Попросту не хватило. Не хватило времени или денег — никто не знает. Может, и того, и другого. Его жена твердила на последних месяцах жизни, когда ему доводилось навещать ее в «командировках», как он объяснял это Лалисе, что его задача сейчас это подготовить дочь к будущему. Он это и сделал. Он показал ей, что такое смерть, что такое терять родителя, а потом следом еще одного. Что такое, когда тебя выбирают неизвестные тебе люди, чтобы забрать к себе в семью. Семья. Лалиса никогда не знала, что это. Знала, что есть мама, есть папа. И есть она. Одинокая, брошенная на произвол судьбы. Жизнь протянула ей колоду карт, и она вытянула пиковую даму. Разбило ли это ее? Да, еще как. Сдалась ли она, как когда-то отец? Ни за что. Ее перевели тогда в новую приемную семью. Ей было лет тринадцать. Винтон Хенсон и Ханна Хенсон. Ханна не могла иметь детей из-за болезни, пережитой в детстве, оттого пара и решила, что они хотят взять ребенка из детского дома. И тут как тут она: жалкая, избитая жизнью и своими глупыми решениями, с длинными светлыми волосами, которые она, наверно, никогда не состригала, — Пранприя Лалиса Манобан. Прошлая семья вышвырнула ее, когда она в очередной раз подралась в школе с какими мальчишками, которые обижали другого помладше. А Лалиса ненавидела несправедливость. Тогда ее жизнь полностью изменилась. Винтон Хенсон был капитаном полиции в отделении Квинса. Возможно, она видела его пару раз, но она не помнит. Только вот он помнил. Ей было одиннадцать, и она склонилась над трупом отца. Винтон помнил это все годы, вспоминал ее грустные глаза, осознавая, что жизнь девочки испорчена. Ханна сразу поняла, когда увидела ее. Сразу поняла, что она нужна им, и они нужны ей. Ханна была домохозяйкой, часто работала из дома. Инвалидность в детстве не позволяла ей тяжелый труд, но не мешала больше жить. А Винтон только и делал, что спасал жизни людей на службе. Они были добры к ней. Всегда у них на столе была еда, всегда было тепло и уютно. Пару раз Лалиса даже назвала их мама и папа по случайности, когда ей было уже шестнадцать. После этого она только так их и называла. Они спасли ее, и она хотела отплатить им тем же. Дать им дочь, которую они заслужили и так хотели всю жизнь. Это она и сделала. Поставила себе цель — быть лучшей для них. Ее оценки улучшились к старшей школе, драк стало меньше, но полностью не исчезли. Мама Ханна всегда говорила ей, когда обрабатывала ее боевые шрамы: «Надеюсь, обидчик выглядит хуже». А Лиса лишь гордо кивала и улыбалась, получая поцелуй заботы и любви в лоб. Она была их. Их дочерью. И Лиса гордилась ими. Бизнес Ханны по графическому дизайну возрос вместе с технологиями в то время. А Винтон стал заместителем инспектора к сорока пяти годам. Все шло хорошо, пока он не получил серьезное ранение на вызове. Объявилась какая-то группировка идиотов, что грабили и убивали невинных людей. Папа Винтон их нашел. Спланировал задержание. Но получил пулю в спину, которая приковала его к постели навсегда, и он ушел в отставку. Лалисе было семнадцать, она оканчивала школу и так и не решалась сказать новым родителям куда она хочет податься дальше. И лишь тогда, когда Винтон делал свои последние вздохи на их совместной с Ханной кровати, она сказала ему, что будет полицейским, прям как он. Она хотела спасти его. И у нее вышло. Он был самым счастливым отцом в мире в этот момент. Слезы стекали по его щекам. Он провел по повзрослевшему лицу Лисы и мягко улыбнулся в последний раз. Пуля повредила его позвоночник, и боль пошла по всему телу, задевая спиной мозг. Он ушел тихо и спокойно, в окружении любимых им людей. Просто заснул. Мгновение. И его нет. Ханна крепко обнимала Лалису, когда пришли врачи забирать тело. Она крепко держала ее, когда его гроб опускали в яму. Когда его коллеги и сотрудники отдавали ему честь со слезами на глазах. Она хотела так же. Хотела, что бы ею гордились так же. И в тот момент, только в тот момент, она впервые заплакала за все эти годы. Ни на похоронах отца она не плакала, ни на могиле родной матери. Только тут, только один раз. И с этим разом вышла вся ее боль. Ханна пыталась отговорить Лису идти в академию, когда та окончила институт с отличием. Она не хотела ее терять так же, как мужа. Но она знала, что ее дочь была упертой. Ни перед чем не остановится, пока не добьется своего. И добилась. Добилась лучших результатов на отборе по всем показателям: физическим и профессиональным. Не оставила никому шанса даже подумать, что они могут быть лучше нее. Лишь Остин, который гордо был на втором месте, улыбался ей, когда Лиса получала заветное удостоверение о пройденной академии полиции. Она вышла на работу и забылась в ней. Стала реже навещать маму в Бронксе, купив квартиру в Квинсе на свои лично заработанные деньги. Но всегда звонила ей. Никогда не забывала позвонить и поделиться своими достижениями. Она хотела, что бы та ею гордилась. И добилась своего. Вот Лалисе двадцать семь, она самая молодая сержантка своего отдела, да и при чем женщина. В ее карьере все идет как надо. Да, она не высыпается, но она делает все, что от нее требуется и больше. Она звонит маме Ханне через день, обещая, что на выходных она обязательно заедет к ней на своей новой машине, которую купила за премию, Форд Мустанг 1968-го года. Раритет, хоть и побита, покрашена много раз, но продавец знал ее, знал как хорошего сержанта, ведь однажды она помогла ему в поиске грабителей в его салоне. Потому он и сделал ей щедрую скидку как благодарность. Вот, ради чего она помогала людям. Чтобы ею гордились. Но выходные для молодой сержантки существовали только по праздникам в последнее время, и она так и не смогла приехать к маме в гости. Она пообещала, и она выполнит. Просто не сейчас. Хотя со всей кашей в ее голове, видимо, время пришло. — Ты чего зависла? — вырвал ее из мыслей Остин. — А? Да так, просто задумалась, — она прикусила губы. — Как думаешь, что будет дальше? — спросил вдруг офицер, откидываясь спиной к мягкой спинке, смотря куда-то в потолок. — Ну по традиции, у Дженни будет психологическая травма, с которой ей придется долго работать и жить. Дикинсон, вероятно, попадет за решетку лет на десять или больше, учитывая показания. Скорее всего, шеф его закопает. А девчонке придется жить с этим страхом, что каждый мужик захочет от нее того, что и тот придурок. Это была логичная цепочка событий, которая повторяется от случая к случаю. Но проблема была лишь в том, что сержант Лалиса Манобан совершенно не знала, кто такая Дженни Ким. Не просто дочь какого-то шефа полиции, не просто будущий адвокат. Какая она на самом деле ей еще предстоит узнать. И Лиса не могла скрывать свое любопытство. — Ты такая мрачная, Ли, я в шоке, — своим наигранным тоном прокомментировал Остин. — Да ладно тебе, это правда. — Сержант, — вдруг показался из-за двери палаты Роберт Джейн. Лиса резко вскочила следом за Остином. — Зайди, — сказал он, — Таунсенд, скоро приедет моя жена, встреть ее и сопроводи сюда. — Есть, сэр, — Остин сделал привычный жест и быстро удалился вглубь коридора. Сержант Манобан занервничала. Зачем ему звать ее в палату Дженни? Отчитать за неверно собранные показания? Все настолько плохо? Но зайдя внутрь дорого оборудованной палаты с большим окном перед дверью, она заметила слабо покачивающуюся девушку на кровати, что скрестила ноги под собой. Она улыбалась, казалось, хихикнула, когда Лалиса преодолела дверной проем, закрывая за собой дверь. Прошло больше двух часов после происшествия, и она больше не выглядела как испуганная маленькая девочка, которую сильно обидели. Она выглядела… нормально. Если для нее это была норма. Она смотрела на сержанта, не отрывая взгляд, следила, как она подходила к ее отцу, обеспокоено поглядывая в сторону Дженни. Это забавляло молодую Ким. — Лалиса, я хотел бы лично поблагодарить тебя за то, что вовремя помогла моей дочери, — голос Роберта Джейна еще никогда не был таким мягким в сторону Лисы. Было слышно, что он говорил искренне и чувственно, даже, наверно, сдерживаясь, чтобы не проронить слезу. Это было приятно видеть глазам Манобан. Вот, что такое успех — тебе благодарен сам начальник полиции за спасение его дочери из экстренной ситуации. Винтон гордился бы ею. Лишь одна эта мелкая мысль была готова разорвать ее изнутри, но она сдержалась. Нужно быть сильной. — Не стоит, сэр, я лишь делала свою работу, — сказала Лиса, когда почувствовала тяжелую руку на своем плече. Роберт несильно похлопал его, явно сдерживаясь, чтобы не обнять сотрудника. Это было бы непрофессионально. Но сейчас, он все-таки отец, а не шеф полиции. Сделав это заключение, он не сдержался и притянул сержанта в короткое, но крепкое объятие. Это было приятно. Роберт напоминал ей Винтона. И это была проблема. Роберт был инспектором в то время, когда Винтон достиг должности его заместителя. Они прекрасно знали друг друга и ладили. Наверняка Роберт видел Лалису на его похоронах тогда, просто не придал значение этому. Винтон много рассказывал ей про Роберта Джейна. Про то, какой он отличный лидер и смелый мужчина. Но лично они с Лисой смогли познакомиться только через несколько лет, когда она, будучи новичком, залетела в его кабинет, спотыкаясь. Он никогда не упоминал то, что он знал кто она, знал чья она дочь, и то, что он помнил до сих пор. Казалось, это было неважно. Да и сама девушка никогда не говорила про свою семью и судьбу. Ни с кем, кроме Остина. — Мне она сказала то же самое, пап, — вдруг влезла Дженни, когда ее отец выпустил из объятий сержанта, — Она такая приземленная, — задумчиво произнесла девушка. Дженни встала с кровати. На ней была больничная роба, ее волосы были аккуратно зачесаны назад, но пара прядей все же выпадали и обрамляли ее красивое лицо. Ее синяков не было видно, кроме тех, что на запястьях, и стоило признать, Остин был прав. Она красива. Настоящая принцесса. Но как она могла после всего случившегося быть такой… нормальной? Просто чудо какое-то. Брюнетка подошла к прикроватной полке и взяла в руки аккуратно сложенную форму Манобан. Подойдя к высокой блондинке, она осознала их разницу в росте. Лалиса была чуть ли не на голову выше, особенно в своих рабочих ботинках. Дженни загадочно улыбнулась. А Лиса вскинула бровь в немом вопросе. — Я хотела ее постирать дома, но папа сказал, что это перебор, — она слегка посмеялась и ярко улыбнулась. — Эм, — протянула Лиса, — В этом не было бы нужды. В воздухе было что-то странное. Может, это все больничный воздух, может, еще что, но Лиса чувствовала себя как не в своей тарелке, когда эти кошачьи глаза смотрели на нее, изучая. Выглядело так, будто Дженни запоминает ее. — В чем дело? У меня что-то на лице? — она начала нервно тереть рукой щеки. — Да, — вдруг сказала Ким младшая, хватая руку с лица девушки, — Красота. Ее маленькая ладонь обхватила крепко ее более крупную. Дженни была холодной, а руки Лалисы пылали непонятно от чего. Ей просто всегда было жарко. Она оцепенела, когда Дженни поднесла ее руку к своим губам, оставляя кроткий поцелуй на костяшках. Она отдернула руку моментально. — Что за…? — продолжить слова ей не дал звук открытия двери. Ну все, ей конец. Вероятно, ее уволят. Или еще хуже, повесят все преступление на нее. Каким образом она должна объяснить шефу полиции и по совместительству отцу этой девчонки, что она совершенно не понимает зачем та поцеловала ее руку? Лиса отлетела как от огня от Дженни, беспокойно смотря на своего начальника, который совершенно не обращал внимания на них. Он просто смотрел на дверь, когда в палату зашла его жена. Только тогда он встал и подошел к ней. Хаюн Джейн-Ким. Очаровательная женщина чуть меньше пятидесяти лет. Лиса видела ее пару раз в участке, когда она приходила к своему мужу по делам. Всегда она выглядела такой яркой, красивой, всегда аккуратно накрашена и ухожена. Сейчас она измотана и испугана. Дженни явно была похожа на мать. Черты их лиц были почти как две капли воды. Такие же утонченные и статные. А Лиса всегда была похожа на отца. — Дорогая моя! — воскликнула Хаюн, притягивая дочь в объятия, — Боже, спасибо, что ты цела. — Значит, сержант Манобан богиня, — выпалила младшая Ким, выпуская мать из рук. — Вы, — Хаюн повернулась в сторону потерянной Лалисы, что стояла в дальнем углу палаты, — Вы спасли мою девочку. С этими словами бедная мать накинулась на Лису, даже не думая. Она обняла ее почти так же крепко, как Ханна когда-то. Лиса сделала заметку в голове позвонить маме. Она ничего не могла сделать, кроме как свободной рукой осторожно ответить на объятия. Было приятно, но страшно. Она находится в одном помещении со всеми Кимами, которые благодарят ее и лелеют. Приятно, но страшно. Особенно теперь ее пугала младшая из них. Дженни присела на край кровати и со странным лицом наблюдала за взаимодействием Манобан и своей матери. Видимо, только Лисе это лицо показалось странным, ведь отец и мать совершенно ничего не замечали. — Мой муж много рассказывал мне о вас и ваших достижениях, сержант Манобан, — призналась Хаюн, выпуская Лалису, но придерживая ее за плечи, — Я безумно рада, что именно вы спасли мою дочку. Ее глаза слезились то ли от горя осознания, что случилось с ее ребенком, то ли от облегчения, что это кончилось. Вот что-что, а как успокаивать тревожную мать Лалиса не знала. Смогла лишь неловко улыбнуться и кивнуть. — Это просто моя… — Так зациклена на работе, — прервала ее Дженни, болтая ногами в воздухе, — Вы моя спасительница, даже если это просто работа, я буду благодарна всю жизнь. Эти слова воодушевили Лалису. Что-то внутри нее успокоилось. За секунду ее состояние перешло от тревожного к расслабленному. Ее труд оценили. Больше ей ничего не надо. — Спасибо, мисс Ким, — по принципу в своей голове Лиса слегка поклонилась. — Мисс Ким? Два часа назад я была принцессой, — как пуля вылетели слова брюнетки. Слова пролетели сквозь одно ухо, вылетая из другого, как сквозной выстрел. Она закашляла, немного краснея. Какого черта она делает? Разве она не должна горевать о такой судьбе и волноваться о предстоящем суде над Дикинсоном? Она очень странная, подумала Лиса. — Я пойду, оставлю вас наедине с дочерью, — быстро среагировала она, обращаясь к шефу. — Вы могли бы задержаться, — встряла снова Дженни, когда старшая направилась к двери, получив кивок от начальника, — В вашем присутствии, сержант, мне становится лучше. — Это очень хорошо, но увы, мисс Ким, — она сделала акцент на обращении, — мне нужно работать. Дженни посмотрела на нее так, будто от этого решения будет зависеть вся жизнь младшей. Будто она не просто идет продолжать свою работу, а бросает ее как котенка на улице. Откуда такая реакция — Лалисе было неизвестно, да и, по сути, неинтересно. Ее задача выполнена здесь. Осталось только заполнить отчет и продолжить патруль до утра. Остальным займется другая группа сотрудников, которая и переведет это дело в суд. Лиса смогла немного улыбнуться, глядя в эти печальные карие глаза. Какая-то глупая часть ее обдумала это предложение — задержаться, но другая — более рациональная — посчитала это выходом за рамки профессии. Как сказал Остин, ей не нужно делать больше, она сделала все требуемое. Сержантка снова приняла рабочую стойку перед шефом, прощаясь. — Вы свободны, сержант Манобан. Спасибо за хорошую работу, — сказал Роберт, отдавая ей честь, как положено. Выйдя из палаты, на Лису напал холодный воздух, и впервые за прошедшую часть осени ей было холодно.

***

Остин хотел расспросить подругу о том, что там было в палате, но та выглядела так, будто увидела приведение. Пустой взгляд, который был устремлен куда-то на дорогу. Она думала о чем-то. О чем-то важном. Остину казалось, что ему не стоит спрашивать, о чем она думает в этот раз. Патруль 88 продолжил свою работу. Практически в полной тишине после инцидента. Каждый погряз в свои мысли, но это была не некомфортная тишина. Для Лисы молчание с Остином было сравнимо с тишиной перед сном. Спокойствие и умиротворение, но и ожидание очередного захватывающего сна, коим были его шутки и истории, которые он виртуозно рассказывал ей. Парень был ей как младший брат, которого у нее никогда не было, и она никогда бы и не хотела иметь, если бы он оказался с ней в той же ситуации в детстве. Когда они только начали патрулировать вместе, Лиса рассказала ему обо всем. О маме, о папе, о приемных родителях. Она не знала почему, но ей нужно было рассказать. Хоть кому-то. А Остин выглядел как выбранный ею родной человек. В тот день после рассказа Лисы Остин не затыкался. Весь вечер рассказывал шутки и тупые истории из жизни, чтобы отвлечь ее. И это даже помогло. Каким-то образом он умел вытаскивать ее из самой жопы ее сознания, а она старалась делать то же и для него. Их дружбу мало кто понимал, потому что они всегда вместе, и все в участке часто думали, что они встречаются. До инцидента Остина с Бенджи, конечно. Лиса, кстати, сразу поняла, что он гей. Точнее, с первых его слов ей. Она помнит это как будто это было вчера. Неделя или две в академии прошли тогда. У них были соревнования по бегу. Лиса, конечно, была первой среди девушек. И когда она отошла к скамейкам, чтобы попить, к ней подлетел этот примерно ее роста, голубоглазый, с завязанными в мужской пучок светлыми волосами парень. Он ей ярко улыбнулся и щелкнул пальцами перед лицом. И сказал: «Да ты их просто СОЖРАЛА, малышка!». Банально, но факт, его выдала его манера речи. Лису до сих пор это смешит, когда Остин включает свое альтер-эго первоклассного гея, танцующего вог. Он, кстати, неплох в этом. Лиса видела пару раз, когда он напивался в щи и орал: «Смотри как я могу!». И не скажешь, что он отличный офицер полиции. Они были как пазл. Доверяли друг другу все и поддерживали в одной общей картине жизни. Ему Лиса всегда будет благодарна. — Останешься у меня сегодня? Поболтаем, выспишься как раз, — сказал офицер, выходя из машины возле участка. — В твоей постели место свободно, или там опять какой-нибудь качок спит? — пошутила Лиса, открывая дверь участка. — Обижаешь, — сказал он, — Я уже ему написал, чтоб смылся к моему приходу домой. Лиса ярко посмеялась впервые за ночь. Остин любил ее смех. Наверно, он гордился, что именно он может его вызвать. Хотя надеялся, что когда-нибудь кто-нибудь еще сможет так смешить ее. — Пойду, заполню отчет, — сказала Лиса по дороге в отдел, где ее и стол Остина находились напротив друг друга, — Принесешь мне кофе? Она мило и умоляюще улыбнулась ему, складывая руки в мольбе. Остин вздохнул. — Будет сделано, мэм! — он отдал комично честь и удалился к обеденной зоне. Он дурачок, но такой родной уже. Лиса покачала головой его комичности и направилась к своему столу. Присев на мягкое кресло на колесиках, она включила компьютер и достала папку, готовясь завести дело на Кристофера Дикинсона. Кстати, о нем. Лиса задумалась, осматриваясь по сторонам. Вокруг в ее отделе было еще десять столов, распложенных в два ряда, между которыми было большое пространство. Сам по себе участок был в два этажа, не считая подземного, где содержались преступники и некоторые комнаты допроса. Вероятней всего, там он и находился. Желание увидеть его возникло в голове у блондинки. Она не знала или не хотела знать почему. Но это желание было сильным. Достаточно сильным, чтобы поднять ее с мягкого черного кресла. Встав, она направилась в фойе, где сидели секретари. Подойдя к одной из них, она мило улыбнулась. — Сержант Эллиот и Гринвуд уже на месте? — спросила она женщину в очках, что-то печатающую на клавиатуре компьютера. — Да, они в пятой комнате допроса. — Благодарю, — сказала Лалиса и направилась на цокольный этаж. Остин, вероятно, уже принес ей кофе, но она быстро пропала. Стоит предупредить. Она достала телефон из кармана и быстро напечатала ему сообщение, получив в ответ смайлик «ОК». По пути к комнате допроса она не совсем понимала причину. Ей просто нужно было лично убедиться, что этот придурок больше не представляет опасности. Для кого-либо. И для Дженни. Когда она оказалась около двери, из нее вылетел сержант Эллиот, тяжело вздыхая. — О! Манобан! — воскликнул он. — Как обстановка? — спросила Лиса, опуская свои дрожащие руки в карманы брюк. — Гринвуд играет плохого копа, так что все в порядке, — он махнул рукой, — Не хочешь мне помочь с допросом свидетелей? Если ты не занята, конечно. И как ей отказать? — Разумеется, веди. Они с сержантом направились чуть дальше по коридору в комнату отдыха, так сказать, в которой находились свидетели и посетители тех, кто оказался в местной тюрьме. Оказавшись внутри, Эллиот рукой приказал встать двум свидетелям. Из них неизвестная Лалисе девушка и Уилл. — Предоставь его мне, — вставила свои слова, не подумав, Лиса, смотря на испуганного Уилла. Эллиот кивнул, беря под руку чуть более трезвую девушку лет двадцати четырех. Она пронзительно посмотрела в глаза Манобан перед тем, как выйти с сержантом. Почему у блондинки такое ощущение, что она ее знает? Она ей даже кого-то напоминает, но она не могла понять кого именно. Откинув мысли, она обратилась к Уиллу. — Следуй за мной. Парень кивнул и выполнил приказ. Они зашли в слабо освещенную комнату. Тут не было окон, оттого и атмосфера была давящая, но, к сожалению, это была единственная свободная комната допроса. Присев на твердый и неудобный стул, Лалиса достала свой блокнот и ручку. Уилл медленно присел напротив нее, положив руки на холодный стол. — Можно снять наручники? — тихо спросил парень. Лиса взглянула на него. Он был уставший, еще немного пьяный и, возможно, под кайфом, но он соображал. Это радовало. Она кивнула и подошла к нему с универсальным ключом. Сняв наручники, она осталась стоять. — Может, ты хочешь чего-нибудь? Есть или пить? — вежливо начала Лиса. Допрос — штука сложная. Тебе необходимо построить доверительные отношения за короткий срок, чтобы человек мог рассказать тебе все необходимое о происшествии. Сложнее всего, конечно, допрашивать потенциальных преступников, ведь когда ты понимаешь или чувствуешь, или знаешь, что перед тобой убийца или вор, или насильник, — сложно выключить свои правила морали и «подружиться» с ним. Хорошо, что такие допросы она проводила редко, но метко. — Н-нет, спасибо. Я просто хочу домой, — слабым голосом ответил парень. — Хорошо. Тогда начнем. Какие у тебя отношения с Кристофером? — Я под арестом? — прервал ее Уилл. Лиса напряглась. — На данный момент нет, но все будет зависеть от твоих показаний, — объяснила она ему спокойно, — Для твоего спокойствия я могу прочитать тебе твои права, если ты с ними не знаком. Парень расслабился. — Нет, я все-таки на юриста учусь. Маринда права как библия, — пытался пошутить он. Это радовало, что он расслабился. Лиса немного улыбнулась и усмехнулась. — Итак. Ты и Кристофер? Лиса приготовилась писать. — Мы учились в школе вместе. Он был на год младше меня. Я поступил в Колумбийский университет, и он пошел за мной. Думаю, он считал меня старшим братом, — начал Уилл. — А ты не считал его братом? — Считал. До недавнего времени, — он вздохнул, собираясь с мыслями, — Когда он начал увлекаться Дженни, я ему сразу сказал, что туда ему лезть не надо. Я знал, что они хорошо ладили раньше, и я с ней тоже. Но я, видимо, знал ее больше него, раз уже сразу понял, что она лесбиянка и вообще в нем не видит никого, кроме друга. Сержантка поперхнулась воздухом. Это не какая-то суперважная новость, хоть небольшая деталь почему Дженни отказывала в ухаживании Кристоферу. Лиса испытывала очень странные чувства. Пока было сложно понять их природу. — Вы в порядке? — побеспокоился парень перед ней. — Да-да, — быстро уверила она, — Это многое объясняет, — слегка добавила она, — Продолжай. — Ну так вот, — Уилл присел поближе к столу, — Я знал, что Крис ей не интересен в этом плане, она сама не раз это говорила, и я передавал это ему. Но он как баран уперся. Понятное дело, что Джен красотка, лучшая среди нас, чуть ли не лучшая на всем факультете, но он тупо отрицал, что она не гетеро. Сделав паузу, он продолжил. — Я не звал его сегодня, — уточнил Уилл, — Я уже говорил это другим офицерам. Я его не звал. Он пришел сам, потому что мы не так давно поругались как раз из-за того, что я сказал, чтоб он отстал от Джен. Он заревновал ее, решив, что между мной и ней что-то есть. Ну идиот, не так ли? Манобан промолчала, но слегка кивнула. — Вот! Он пришел незадолго до нее, клялся, что все позади, что он отпустил это. И я простил его. Мы покурили травы, выпили, и все, казалось, было нормально, — он осматривал свои руки на столе, — Когда Дженни пришла, он изменился. Стоял в стороне, молча пил и курил. Будто следил за ней. Через какое-то время, когда она попросила меня дать ей кофту, я сказал ей, что она может пойти ко мне в комнату и выбрать любую, — он отпустил голову в руки, — Не стоило мне это делать. Не надо было ее выпускать из виду. Блять. Он тяжело дышал, был на гране слез, но собрался, когда рука Лалисы аккуратно накрыла его руки. — Ты молодец, ты справляешься, — тихо пыталась поддержать она. — Да не молодец я! А просто конченный идиот! — он резко отдёрнул руки сержанта и отдалился на стуле. Это плохой знак, если допрашиваемый отдаляется. Один из признаков, что он теряет доверие. Но в случае Уилла это, казалось, было не так. Он сомкнул крепко руки и положил на колени. Набрал воздуха в легкие и заговорил. — Я видел, как он мешал что-то в стакан. Я, блять, видел, — отчаянно признался парень, — Я видел, и я не сделал ничего! Сука, я был в такое говно, что я просто не понял, что он сделал, — он закрыл лицо руками от слез, — Я клянусь вам, клянусь! Сержант, я был чертовски пьяный! Вы видели каким я был, когда вы пришли. Я клянусь, что я в тот момент совершенно ничего не понимал! Манобан записала в блокнот его слова, с выдохом опуская ручку. Она с грустью посмотрела на парня. Он был не в состоянии помочь ей, хотя явно заботился о ней. Его отчаянные всхлипы заставили Лалису встать с кресла и крепко положить ему руку на плечо. — Ты важный свидетель преступления, которое совершил твой друг, — начала Лалиса, — Тебе, конечно, стоило сказать об этом раньше. Теперь твои показания будут важны в суде. — Меня арестуют? Посадят за то, что я скрыл информацию? — он в панике посмотрел на нее. — В худшем случае ты заплатишь штраф, ведь это было не умышленное сокрытие информации, которая могла предотвратить преступление, ну и штраф за громкую музыку. Ты находился под высоким эффектом алкоголя и веществ, так что, вероятнее всего, тебя ждет только штраф и обязательная явка в суд. Лалиса была спокойна, как всегда. Ее спокойствие немного ослабило истерику парня. — Есть ли еще что-то, что ты не рассказал другим офицерам? — уточнила Лиса, присаживаясь снова на стул. — Нет! Нет! Клянусь, это все, — он, с облегчением, выдохнул, расслабляясь. — Хорошо. Мы закончим на этом. Если ты вспомнишь еще что-то, — она достала карточку из нагрудного кармана своей рубашки, — Позвони или приди в участок. — Я свободен? — уточнил Уилл. — Да, — уверила Лалиса, — Я попрошу тебя не покидать страну в течение двух недель, пока не придет повестка в суд. Твоя явка не строго обязательна, но так будет проще для суда. — Я приду, обязательно, — он встал со стула, — И позвоню, если что-то вспомню. Лиса кивнула, и они направились к выходу. Новые показания очень меняли исход дела. С таким свидетелем Кристоферу точно светит тюрьма. Это радовало. — Скажите, — вдруг заговорил Уилл возле двери к выходу из участка, — Как она? Вы же видели ее? Девушка слегка улыбнулась. Многие люди беспокоятся о Дженни Ким. Видимо, она хорошая подруга для них. — Она в порядке, — ответила она, — К моему удивлению, совершенно в порядке, если не считать синяков. — Хорошо, — Уилл вздохнул, запуская руку в свои волосы, — Очень хорошо. Перед выходом, Уилл снова повернулся к сержанту. — Спасибо вам, — он говорил искренне, — Я знал, что вы именно такая, какой вас описывала Дженни. Блять.