Хватит убегать

Флешбек Когда старший брат начинает ворочаться, маленькой черепашке приходится вспомнить об обещании вести себя тише. В небольшом помещении, которое отец по-домашнему называл гостиной, место занимали только потрепанное кресло с выпирающими пружинами, поломанные игрушки и временами мигающий телевизор, что по кругу показывал так полюбившийся детям мультфильм о динозаврах. Большую часть сидения занимали сопящий Рафаэль и Микеланджело, пока Лео и Дон, тесно прижавшись друг к другу, заснули, завернувшись в старое одеяло. Пусть и не до конца осознавая, они чувствовали, что двум более суетливым во время сна братьям требуется личное пространство… хотя откуда бы им знать такие понятия в столь юном возрасте. Голубые глаза неотрывно смотрели в экран. «- Мама… Пожалуйста, вставай! - Я не уверена... что смогу. - Сможешь, вставай!» Названная мама медленно поднимается на ноги, но не в силах удержаться, вновь падает на землю. Микеланджело чувствует, как ей тяжело - боль на ее лице кажется невыносимой, она с трудом дышит и все же ищет угасающим взглядом своего малыша. «- Мой любимый мальчик… помнишь дорогу в Великую Долину? - Наверное, но зачем мне это? Ты же останешься со мной. - Я буду рядом… Даже если ты не сможешь меня видеть. - Почему я не смогу тебя видеть? Ты же здесь.» Потираясь о сына своим носом, мама слабо улыбается. Майки уже готов разрыдаться во весь голос, потому что знает, что произойдет дальше и это разрывает ему сердце. Не будет чудесного исцеления, она не выздоровеет и не отправиться в путь с крошкой Литтлфутом… она неожиданно замолчит и исчезнет. Не появится… как бы сильно малыш не звал ее. «Земля до начала времен» была одной из тех самых историй, которые захватывали младшую черепашку с первого кадра, вызывая настолько яркие эмоции, что сдерживать их было практически невозможно. Его до глубины души трогала судьба маленького детеныша и его мамы, что, казалось бы, вполне счастливый конец не скрашивал ту боль и несправедливость, которую Майки испытал при просмотре. Смерть, беспомощность, опасность и одиночество… Что-то очень плохое сдавливало его грудь и неприятно сжималось в горле. Сколько бы он не пытался, а остановить себя, успокоиться и заснуть вместе с братьями не выходило, поскольку душевные переживания, которые он впитал с главным героем, терзали его душу гораздо сильнее, чем он мог ожидать. «- Сынок… пусть твоё сердце станет тебе путеводной звездой. Слушай… слушай его внимательно…» И сейчас, вытирая слезы с щек и заходясь в тихом плаче, Микеланджело старался не разбудить своих спящих братьев. «-…слушай его… - …мама?.. мама…» - Микеланджело? - ой… все-таки остаться незамеченным не получилось. Откладывая в сторону мусорный мешок, крыс взволнованно оглядывает сына и спешит оказаться рядом. – Что случилось, сынок? - П-пап… Все было так неожиданно. Сплинтер не мог взять в толк, почему на пороге дома его встретило покрасневшее от слез лицо одного из сыновей, при том, что трое других беззаботно спали на привычных местах. В голове сразу закрутились мысли о возможном падении, конфликте или чувстве страха, которое его дети порой испытывали, оставаясь в логове одни… но это было редким исключением с тех пор как они научились общаться и поддерживать друг друга еще в пятилетнем возрасте. Тогда вынужденные вылазки в поисках еды и вещей, пригодных для жизни в канализации, во многом облегчились и отлучаться на поверхность было исключительно делом времени. Может быть ему приснился кошмар? Или бурное воображение дорисовало страшные картинки в реальности? Крыс не знал, что именно привело сына в такое состояние, но с готовностью обнял его маленькое тело, когда Микеланджело потянулся навстречу. - Все хорошо, я вернулся. - Не уходи… я не х-хочу чтобы ты уходил! - Не волнуйся, теперь я буду здесь, вместе с тобой. Легкое покачивание на руках всегда хорошо их успокаивало. В первое время Сплинтер часто сталкивался с подобной реакцией и понимал, что его новые подопечные не только выглядят как дети, но и являются таковыми по своей сути – маленькими, любознательными и совершенно открытыми к изучению нового мира. Который, к сожалению, оказался слишком жесток для не вписывающихся в общество существ. Он не видел смысла винить кого-то за это, но считал своим долгом уберечь и воспитать этих мальчиков, дать им возможность прожить жизнь и быть рядом, если им понадобится помощь. И словно чувствуя в отце это стремление, Майки вдыхал его родной запах и чувствовал себя немного лучше. - Расскажи, что произошло? Почему ты плачешь? - Я… я не знаю. Мне больно. - Больно? - Да… вот здесь, - прикладывая ладонь к груди, Майки выглядывает из серой шерсти и также неуверенно тычет пальцем в телевизор. – Больно… и там… тоже б-больно. Мигающее изображение маленького динозавра и «старика-землекопа» выглядело на экране как обычный, ничем непримечательный фрагмент кино - внимательно изучая его, Сплинтер некоторое время вслушивался в повествование, пытаясь найти ответ на свой вопрос. Ах, вот оно что… Когда-то мастер видел этот фильм и вспомнил о «великом круге жизни», который взбудоражил Микеланджело трагическим расставанием… Теперь все стало гораздо очевиднее. - Вот как… Теперь я понимаю. Тебе нравится этот мультфильм, да? – утешая сына поглаживанием по голове, крыс отходит подальше от спящих детей. Так его сын может больше не сдерживать свой голос. - И, наверное, нравится его герой? - Литтлфут и П-петри… Но это не честно! Его мама умерла… Это плохо, так нельзя! Он тоже плакал, и… и я плачу… потому что больно… Я заболел? - Нет, сынок, ты не заболел. Просто тебе грустно – это особое чувство. Оно заставляет нас плакать, переживать и ощущать боль внутри, но со временем это пройдет. - Грустно? - Грусть и печаль… мы можем испытывать их, когда видим что-то плохое или чувствуем несправедливость. Майки шмыгает носом. Хмурясь в сторону телевизора и размышляя о словах отца, он на некоторое время замирает. - Я не понимаю… Да, тяжело объяснить столь абстрактные вещи ребенку, что только познает свой внутренний мир. - Твое сердце очень отзывчиво к чувствам других. Тебе стало жаль маленького Литтлфута, когда он потерял свою маму и также тяжело следовать с ним в новое место… - В-великую долину! - Ха-ха, да… в Великую долину. Тебе хочется помочь ему, потому что грусть научила тебя очень важному – чувствовать и понимать близких людей без слов, поддерживать их в трудную минуту. - Раф никогда так не грустит… почему только м-мне хочется… плакать? - Хм, это не так. Помнишь плюшевого медведя, которого вы с Донателло когда-то порвали? Твой брат тогда очень расстроился, что не уследил за своей игрушкой – переживал, что ее нельзя починить и ругал вас за это. Он тоже чувствовал грусть, вот только смог показать это лишь злостью… он еще не умеет справляться с ней. Все по-разному реагируют на тяжелые моменты, кто-то злится, смеется, прячется ото всех, плачет. - Но я не хочу… чтобы у меня было такое чувство. - Умение сопереживать это великий дар, Микеланджело – в этом твоя сила, твоя особенность… - Мне… от него плохо… Тихо напевая колыбельную, Сплинтер прижимает сына ближе. - Не бойся… эта боль уйдет и придаст тебе силы двигаться дальше. Цени это... Ведь твое сердце способно видеть то, что некоторым не суждено разглядеть глазами.

***

- …ведет себя как ребенок! Когда ты, наконец, перебесишься своими выходками?! Главные ворота впустили в одинокое логово каждого из братьев, которые, казалось, были готовы прожечь взглядом все, что встречалось на пути. Пустой зал и холодные стены обволакивала тьма, грузная атмосфера сдавливала со всех сторон своей пустотой, пытаясь изжить в них последние капли надежды, которая чудом удерживала от необдуманных действий. Она единственная все еще напоминала им о привычном и теплом прошлом, о времени, которое они хотели вернуть. Отец пропал. И это было самым неожиданным ударом из всех, что они пережили за свои шестнадцать лет. Волнение и чувство беспомощности заставляло их чуть ли не сдирать с себя панцирь. Рафаэль, Донателло и Микеланджело не говорили об этом напрямую, но Лео чувствовал – им со сломанными конечностями было не на столько больно и страшно. Однако сейчас не до слезливых переживаний. Донателло решительно проходит вглубь лаборатории и всюду включает свет, резко сбрасывая с больничной кушетки сторонние вещи. Руки сами тянутся к шкафу в поисках материалов и большого чемодана медицинских препаратов, в то время как позади продолжают отчетливо сыпаться злобные высказывания в отношении Микеланджело. Они недовольны… нет, они крайне раздражены поведением своего младшего брата, которого с окровавленной ногой двое старших опускают на сидение. Лео крепко удерживает корпус и раненную конечность от неконтролируемых движений, замечая гримасу боли на лице оранжевого ниндзя. - Как можно быть таким идиотом?! Все могу понять, но быть настолько… настолько!.. Кровь сразу впитывается в подложенную под ногу стерильную ткань. Темными сгустками она запеклась на краях, а содранная кожа частично прикрыла рану от внешнего воздействия, но прежде всего они должны быть уверенными в отсутствии какой-либо инфекции. Обработав порез специальным раствором, Дон внимательно осматривает целостность сухожилий и наличие воспалений. Если повезет, мастер нунчак отделается гематомой и швами на ближайшие два-три месяца. Если нет… - Ммм… парни… Все не так плохо! - Помолчи, Майки… Раф – подними кушетку на уровень выше и приложи лед. Лео, подготовь фиксаторы и местное обезболивающее. - На сколько все серьезно? - Для начала надо остановить кровь. До вен и сухожилий зубья не достали, но его болевые судороги и кровотечение сводят к разрыву связок, придется зашивать. Присмотри, чтобы он не двигался - мне нужно продезинфицировать инструменты. Старшие выполняли поручения с точностью до мельчайших деталей, ведь в подобных случаях гению не было равных. Холодность его разума в стрессовых ситуациях равнялась точности и бескомпромиссности движений Леонардо в бою, и не один раз спасала их жизни, поэтому дважды повторять не пришлось. Гипотермический пакет, бинты, капельница, антисептических раствор, анестезия, крепления, антибиотики, вода и подушка. Переносной холодильник с их донорской кровью на всякий случай. - И не такое заживало… Эй, Рафи, после операции ты будешь носить меня на руках? - Заткнись! Возможно единственный шанс проникнуть на эту гребанную базу ты провалил своей зудящей задницей и хочешь, чтобы тебя пожалели?! Рафаэль давит на педаль, приподнимая койку вверх. Они знали, что здание «ИИКТ» вовсе не просто так блокировало сканеры Донателло при попытке узнать планировку и назначение отдельных помещений, не случайно имело ту же аббревиатуру, что и на канистре мутировавшего их мутагена… оно однозначно хранило секреты и возможные ответы на все их вопросы! Проникнуть внутрь было возможно только одним путем – через вентиляцию, обходя все камеры и голографические щиты, осматривая каждый дюйм прежде чем двинуться дальше. Предвидя, что снизу одного из неусидчивых черепах наверняка поджидает ловушка! - Я же не специально! Кто вообще устанавливает на офисные здания голограммы и циркулярные лезвия?! Это новая сигнализация? - От тебя требовалось только одно – ждать сигнала и следовать за нами! Но даже так ты умудрился сигануть в шахту, наплевав на остальных! - Я не знал, что все так обернется… В любом случае, что мешает попробовать снова?! Мы уже знаем путь до сигнальной линии и даже с моей ногой пройдем его в два раза быстрее. - Ты! Сорвал! Наш! План! – с каждым выкриком Лео хмурится еще больше. – Когда ты поймешь, что сперва надо думать своей башкой?! - Раф… - Отец зря баловал тебя… После его смерти никто не будет подтирать тебе слюни! - Остынь, Раф! – Леонардо продолжает удерживать раненого брата за плечо и отталкивает второго в сторону, как только чувствует его желание отвесить младшему оплеуху. – Смой кровь на пути к логову, либо ступай в додзе и разбери бардак, что оставил в прошлый раз! Вернешься обратно, когда сможешь мыслить более ясно! - Мыслить ясно?! По-твоему, сейчас я упрекаю его без повода?! - Мы поговорим об этом ПОСЛЕ того, как его состояние стабилизируется! Ступай к себе! - Тебя никто не назначал «главным» и ты не можешь мне приказывать!.. - Сейчас – могу. Слова холодным лезвием проходят по всем. Без эмоций они превращаются в смертельное оружие, … - Конечно... «Бесстрашный лидер»… Долго ли продержится твое миролюбие, если из-за его выходки мы навсегда потеряем отца? ... которое оборачивается против него самого. Лео ведет в сторону от внезапного головокружения. Чувство вины изводило его, после того как Сплинтер решил остаться на крыше небоскреба, думал, что тот будет в безопасности, далеко от смертельных рук Шредера, но не предполагал о столь подлом ударе со стороны когда-то спасших его стражей. Это стало его промахом, оплошностью в оказанном доверии. Его ошибкой. Микеланджело задерживает дыхание, боясь издать лишний звук. - О да, пожалуйста, составьте Майки компанию! Мне ведь так нравится приводить вас в чувство, что слечь прямо здесь, не отходя от лазарета - это отличная идея! – Дон возвращается в лазарет, ставя приборы на металлический стол, и вскрывает первую ампулу. – Оставьте «личные чувства» друг к другу за этой дверью! Один из вас должен связаться с Эйприл и Кейси, сказать, что мы добрались до дома и обсудить перерыв в миссии, второй - зафиксировать его ногу и помочь в операции. Стуча по шприцу и выгоняя пузырьки воздуха, умник нагибается и несколько раз вкалывает обезболивающее в участки рядом с раной. Рафаэль вытаскивает из-за пояса Ч-фон. Звук клавиш отражается от стен, но первые гудки практически бесследно исчезают по мере ухода брата из логова. - Лео… мне нужна твоя помощь. - Да… Уложив и обвязав ногу ремнями, он кивает гению в знак готовности. … Операция заняла в общей сложности около сорока минут. Смотря в потолок Микеланджело все это время сохранял молчание. Не чувствуя боли, практически не замечая чужих прикосновений к разодранной ноге, он обдумывал прошедший разговор. Слова каждого… свои чувства, высказанные вслух мысли братьев… и ощущал себя крайне паршиво. - Простите… Он не мог сейчас сделать больше, чем шепотом просить прощение за свое дурачество, которое приковало его к больничной койке и вынудило других столкнуться с таким отчаянием и злобой, что внутри становилось гадко от одного только воспоминания. Пара уставших глаз обратились на него с нескрываемой обеспокоенностью. Донателло знал, что легкость Майки вместе с его позитивным мышлением были необходимы им как глоток свежего воздуха, поскольку только благодаря ему они удерживали между собой хрупкое семейное равновесие после пропажи Сплинтера. Любое слово, предположение или возникшая в сердцах страшная мысль могла сломать их, и лишь неустанные подбадривания младшего спасали от липкого страха. Но сегодня ему стоило сбавить обороты… - Все в порядке… Главное, что мы сейчас в безопасности. Опустив взгляд обратно, он доверил Лео вести дальнейший разговор. - Н-но из-за меня отец… - Не зацикливайся на словах Рафа, он сейчас не в том состоянии, чтобы понимать смысл сказанного. Мы все немного на взводе. Из уст Лео слово «немного» означало пограничную линию нервного срыва. Однако им необходимо встать после падения и идти дальше… Только в их силах изменить настоящее и уберечь будущее. Несмотря ни на что двигаться вперед! - Мы вернем его, Майки! Обязательно вернем… Но я хочу, чтобы сегодняшний день ты запомнил в качестве урока, - серо-карие глаза смотрят вглубь голубых и запечатывают эти секунды в памяти. - Пора повзрослеть. Наверное, все это понимали, но боялись озвучить.

***

POV Микеланджело Сумев выцепить брата за поздним ужином, я быстро вытираю вспотевшие от волнения ладони о ткань пояса. Черт… Стоит ли говорить с ним об этом? Состояние Леонардо вызывает у меня беспокойство. Его настороженные взгляды в сторону Рафа, дерганные движения в спаррингах, «зависания» в полном одиночестве – все это не просто так, нутром чую! А еще очень тяжелый, придавливающий взгляд, будто внутри он несет огромный камень из невысказанных секретов. Даже не замечаю, как закусываю губу от досады. Секретов ли?.. Или скорее опасений, что свернул не на тот путь, который представлял себе изначально? И теперь, не зная, как вернуться, стоит на месте и желает забыться. Сам напридумывал проблем, каких-то странностей – сам теперь в них и варится! Нам всем после смерти Шредера немного сносило крышу… Но это так на него не похоже! Все ведь не так страшно, как кажется… Ладно, победитель битвы Нексус, спокойно. Надо сделать вдох… Несколько раз перекатываюсь на стопах и в последний момент, не думая, делаю шаг из темноты. Будем надеяться, что черепашья удача сегодня на моей стороне. - П-привет. Ого, это мой голос? Так дрожит, будто это у меня проблемы, но, как и ожидалось, Лео меня не заметил. Вместо желанной улыбки на его лице застывает ошеломление и страх, глаза бегают из угла в угол и отчужденно возвращаются к пустой тарелке. - Что ты хотел, Майки? - Я… хотел выпить воды. Не думал, что застану тебя здесь. Может включить свет? Он не отвечает. Так… это нехорошо. Здесь совсем неуютно находиться, чувствую, как по коже пробегают мурашки от гнетущей атмосферы и, забывая про свое предложение, я очень аккуратно отодвигаю стул и присаживаюсь напротив. С чего бы начать… Перебираю пальцами под столом и пару минут собираюсь с мыслями. - Ты хотел выпить воды. Передумал? - Потом… Слушай, Лео… Ты в последнее время ведешь себя не как обычно и… я бы даже сказал неестественно. - Я не ввязывался в драки и травм не получал. У нас тот же распорядок, что и раньше. Что со мной может быть не так? - Не подумай, что я тебя в чем-то осуждаю, совсем нет! Я просто хочу убедиться, что у тебя все нормально и, если тебе нужна помощь... - поднимаю взгляд и вдруг замечаю его нахмуренные брови. – В смысле… если ты чувствуешь, что что-то идет не так… то мы можем помочь тебе разобраться с этим. Блин! У меня поджилки трясутся от самого факта, что Лео поймет все неправильно, если услышит, о чем именно я толкую. И без сыворотки правды понятно в чем причина его «недомогания», но что если все не так, как мне кажется? Я вновь воспринял все неправильно и на самом деле у брата затянувшийся переходный возраст? Цели меняются, вкусы, предпочтения… Вот опять! Ну, кто тянет за эти нити в голове?! Зачем я вообще вспоминаю то, что и видеть-то совсем не должен был! - Я не совсем понимаю, что ты имеешь ввиду, но тебе не о чем волноваться, - он делает глубокий вдох, прежде чем продолжить. – Со мной все в порядке и даже, если вам кажется, будто это не так, я предпочел бы некоторые вещи решать самостоятельно. Я ценю оказанную заботу, но сейчас тебе лучше вернуться в постель. - Но ты же понимаешь, что я не просто так решил пого… - Ступай к себе, Микеланджело! Доброй ночи. Действительно, и с чего вдруг я решил, что с Лео что-то не так?! Может потому ему что не скажи, как он сразу же требует оставить его в покое? Разговаривать не хочет, слушать других не хочет, решать проблему не хочет, помощи просить не хочет, жить дальше не хочет, оставаться прежним не хочет, меняться не хочет, не хочет, не хочет, не хочет! Ничего не хочет, а я обязан следовать приказу и слепо верить его словам… - Ладно… как скажешь, - живот болит. Наверное, от нервов. Выпив стакан воды, я послушно выхожу с кухни, но по какой-то причине застываю в проеме. Странно, будто ноги не двигаются. - Знаешь, ты когда-то сказал, что мне пора повзрослеть… Я долго думал над этим. Над тем как ведут себя взрослые. Что во мне должно измениться, чтобы я имел право называть себя «взрослым»? Останавливать споры и говорить умные вещи – это больше по части Дона, но даже так он порой ведет себя как ребенок. - Что? - Защищать других, но отвечать только за себя? Не знаю, спорное заявление… Раф часто так делает, но он до сих пор злится и психует с мелочей. Хах, не повезет, если рядом нет его боксерской груши. Нести ответственность за всю семью, за свои слова и иметь выдержку решать проблемы самостоятельно… очень похоже на правильный путь, твой вариант «взрослого». - Майки, к чему ты вообще это говоришь?! - К тому, что сейчас я разговариваю с тобой серьезно. Ты имеешь право умалчивать свои проблемы, и я не хочу давить на тебя, но… не надо убеждать нас в том, что ты чувствуешь себя прекрасно, когда у тебя глаза на мокром месте. По-настоящему взрослые люди так себя не ведут… Кажется, он в шоке. Так же, как и я от своих слов, но, черт, неужели я настолько инфантилен в его глазах, что проще терпеть издевательства над собой, чем хоть кому-то рассказать об этом?! Я готов помочь, правда! Я так его люблю, хочу, чтобы этот страх исчез с его лица, чтобы он знал – что бы не случилось, на меня можно положиться! - Не надо… Ты не знаешь, о чем говоришь. - Знаю, и тебе не обязательно… - Майки! - Ты и Раф… - Замолчи! Чтобы ты там себе не выдумал – это полная чушь! Ты ничего не знаешь, ничего не понимаешь и не нужно давать мне никаких советов! – вскакивая со стула он подходит впритык ко мне и совсем не обращает внимание на дребезг металлической ложки, что свалилась от резкого движения на пол.  – Чтобы… чтобы я больше не слышал от тебя ничего подобного! Ни мне, ни тем более Рафу – не смей говорить, что ты что-то знаешь… Мои губы ссыхаются в одну тонкую линию. И я уже совсем плохо вижу его лицо. - Ты… точно в порядке? Он проходит мимо меня, не проронив ни слова. Быстро, бесшумно, словно я все это время разговаривал сам с собой. Может я и правда схожу с ума?.. Горло сковывает в тиски и глаза невыносимо обжигает влагой. Мастер Сплинтер, Вы же говорили, что чувственное сердце — это великий дар… Так почему же мне так плохо...

***

Настоящее время. POV Микеланджело Караулить их всю ночь было плохой затеей. У меня затекли все мышцы от сидения на балконе, голова мутная от недосыпа, а еще есть хочется. Сюда бы сэндвичи с беконом или вчерашнюю пиццу, было бы полегче… Не успеваю додумать, как металлическая дверь отодвигается в сторону и побуждает меня встать на ноги. Ох, моя голова… Остановись, земля и верни мне зрение! Черт, вижу только как быстро Дон спускается вниз по лестнице и… почему он держится за живот? Я не был так внимателен к деталям уже очень давно и с точностью могу сказать – никаких настораживающих звуков в соседней комнате не было, только пара ругательств в отношении друг друга и попытки заснуть. Медленная, несвязная речь, а потом пять часов тишины. Внутри поднимается неожиданная волна тревоги. Я чувствую, как все тепло ушло в пятки, а дыхание сбитым ритмом поднимает грудь. Что произошло прямо сейчас, только что?! Пару секунд назад, почему я снова витал в облаках?! Нет-нет! Свет ванной комнаты бьет из-под закрытой двери и последний взгляд на брата застывает в моей голове изображением повторяющегося кошмара. Какое у него было выражение лица?! Ему было больно или нет?! Синяки… нет, синяков не было. Никаких отметин после того укуса, точно! Кровь? Слезы?! Может быть сперма?! Черт, я не помню… Все повторяется, все идет не так как я рассчитывал… Что если он звал меня?! Если ему была нужна помощь?! Последующие шаги выдергивают меня из панического припадка. Раф опирается на балконные перилла и также вглядывается в закрытую дверь. Его глаза блестят, на губах легкая улыбка. От него так и веет счастьем. - Оставь его в покое. Я и сам не знаю, что говорю, но это однозначно откликается в его сердце. Прости… Прости, Раф. За прошлые обиды, за то, что веду себя как дурак, за то, что мешаю тебе строить личную жизнь. Прости за то, что я всегда лезу тебе под руку, доставляю проблем больше, чем приятных моментов за все девятнадцать лет, за то, что редко встаю на твою сторону. Как бы там ни было… прости за все. Я люблю тебя, брат… но я также слишком сильно люблю нашу семью. И даже тебе я не могу позволить причинить ей вред.