Ирония войны

Света смотрела на лучики, пробирающиеся сквозь переплетенные пальцы. Казалось, именно в этот день солнце взошло раньше, чем хотелось бы ей.       — Будешь меня ждать? — Буду… Он смотрел на неё так, как никогда — обычно дерзкий, наглый взгляд сменился на нежный и тревожный. Через пару часов он уедет и, возможно, больше не вернется. Первая ночь с любимым, вопреки её ожиданиям, прошла с привкусом горечи. Света крепко прижалась к любимому. — Коленька… — в глазах, наполненных слезами, читалось отчаяние. — Что, если мы больше не увидимся? — Глупышка, — он нежно поцеловал её, полностью укрывая одеялом. — Я же теперь их всех порву, лишь бы снова быть с тобой… По телу пробежала сладкая дрожь от цепочки невесомых поцелуев. Ей нравилось ощущать принадлежность к нему, чувствовать под пальцами его кожу, сильную спину, его руки, крепко прижимающие к себе. Но мысли о скором расставании из глаз потекли слезы. — Светик, любимая, ты чего? — сказал он и ласково провел большим пальцем по мокрой щеке. — Я обязательно вернусь к тебе. Ты же знаешь, я обязан защитить Родину, это даже не обсуждается. — Знаю… Но… Я не смогу жить дальше, если… — прошептала она, прижав его руку к себе. — Коленька, если ты не вернешься, я же умру… В груди болезненно кольнуло от страха за любимую. Город был так близко от боевых действий. Коля резко присел и потянул её за собой. Света смущенно закрыла грудь одеялом, поправляя волосы, рассыпавшиеся на плечах. Он был взволнован. После небольшой паузы, взволнованно взял её руку в свои: — Светик… Думаю, все-таки попытаю счастье ещё раз… — снова этот уверенный, немножко сумасшедший взгляд, который сводил её с ума так давно. — А выходи-ка ты за меня замуж! Пусть это и было предсказуемо для нее, но счастье в тот час накрыло с головой. Забыв обо всем, она бросилась в его объятия. — Любимый… Да! Он, нежно целуя, повалил её обратно на кровать. — Я всегда буду с тобой… — сказал он в порыве страсти. — Ты моя… только моя. Его горячие поцелуи и безумно нежные ласки снова разожгли огонь. Стараясь не разбудить бабушку в другой комнате, Света тихо простонала его имя. Нежное проникновение, переплетенные руки, страстные слова любимого…

* * *

С момента вероломного вторжения немецко-фашистских войск на территорию Союза, на вокзале стоял гул: марш солдат, крики и переклички, ободряющие песни, детские голоса и женский плач. — Обещай писать мне почаще, — стоя на носочках, Света крепко обнимала любимого. — Обещаю, а ты обещай быть умничкой, не плакать и ждать меня, — сказал он, ласково улыбаясь ей. — Когда мы победим, я вернусь и мы сыграем грандиозную свадьбу. Позовем полгорода! — Я верю, что ты вернёшься, — тихо улыбнулась Света. — Иначе откуда же появятся наши очаровательные детишки? Коля горько улыбнулся и крепко прижал её к себе. Так, чтобы не было видно его помрачневшего взгляда и подступивших слез. Он никогда не думал, что способен так сильно полюбить. Ну почему они так долго тянули? Позади три невероятно романтичных года. Общие компании, цветочки, невинные свидания и кино. Света, воспитанная в строгости, всегда была слишком неприступна. Она не позволяла ухажеру ничего кроме поцелуев в щеку и душевных прогулок. А сейчас он понимал, что не может жить без неё. — Светик, если так случится, что сюда нагрянет враг, обещай, что сделаешь всё, чтобы выжить, — он крепко держал её лицо в своих руках. Она лишь кивнула, продолжая осыпать его губы поцелуями. — Ты главное возвращайся… Живым! — Колян, без тебя уедем! — Послышалось с вагона. — По приезду нацелуешься ещё со своей красавицей! — Подождут, — сказал Коля и притянул Свету к себе, жадно припав к её губам. Прощальный, и оттого самый горький в жизни, поцелуй. Не было ни подступающих фашистских войск, ни войны…

* * *

Света не помнила как добралась до своего дома, расположенного на другом конце города. В большом двухэтажном особняке с огромной усадьбой, осиротевшей после смерти отца, теперь жила только Света и бабушка Агафья. Девушка плелась вдоль красивого кирпичного забора, потерянно смотря куда-то вдаль. Сердце словно уехало с ним, в том вагоне, на фронт. Если бы она только знала, что совсем скоро начнется война и он уедет, стала бы так долго упрямиться? В первый раз он предложил ей руку и сердце на её выпускном, явившись с до смешного простым букетом полевых цветов и пригласил пройтись по парку. Красивый, веселый студент-активист никогда не страдал от недостатка внимания девушек. А твердый, принципиальный характер делал его авторитетом среди молодых людей. Он не привык к отказам, всегда добиваясь своего. А она? Света никогда не отличалась исключительной красотой, но что-то в ней делало её особенно привлекательной. Изящная, стройная фигура, всегда аккуратно уложенные белокурые волосы, большие серые глаза, и наряды, подобранные со вкусом, подчеркивали её женственность. Даже отъявленные хулиганы старались вести себя сдержаннее в её компании. Её умение вести разговор, бархатистый голос, плавные движения, все в ней говорило об интеллигенции. Дочь известного инженера и матери-ученой с младенчества росла в достатке и всесторонней строгости. Её детство прошло в бесконечных дополнительных занятиях: музыке, пении, изучении истории, психологии и языков. Тогда, в парке, ей стало безумно приятно от столь настырного внимания сердцееда, о котором вздыхали подружки-красавицы. Но Света лишь смущенно рассмеялась и отказалась от протянутого ей золотого кольца. — Коля, ты не обижайся, но это безумие. Мы едва знакомы… — Ну и? Знаю, я нравлюсь тебе, а ты — мне, — он смотрел так нагло и самоуверенно. — Мне кажется, нас что-то связывает. Я это понял, когда впервые тебя увидел. — И что же это? Невидимая нить? — она продолжила идти по аллее. — Судьба? — наигранно задумался Коля. — Светик, мне кажется… — Светик? — она остановилась и улыбнулась ему. Из его уст это прозвучало мило. Заметив смущение на его лице, добавила: — Кажется что? — Мне кажется, рано или поздно мы все равно будем вместе, — он преградил ей путь, взяв ее руку в свою. Медленно поднес к губам и нежно поцеловал, не отрывая наглого взгляда. Она не убрала руку, и если бы освещение в парке было чуть ярче, он бы заметил румянец на ее щеках. Юноше показалось, что в тот вечер, именно тогда, между ними образовалась невидимая нить. Коля был не из тех, кто сдается. Девушка редко выбиралась в общество, но когда подругам все же удавалось затащить ее в кино или кафе, он неизменно оказывался рядом. Красноречивые взгляды, которых она избегала, заставляли девичье сердце трепетать, и он замечал это. Однажды Света по обыкновению задержалась в библиотеке, готовясь к экзамену по истории. Выйдя на улицу, обнаружила, что дорога домой предстоит уже по темному городу. Вечернее небо, туго затянутое грозовыми тучами, не сулило ничего хорошего, а последний трамвай уехал почти час назад. От мысли о прогулке под дождем на каблуках и в легком платье Свету бросило в дрожь. Но делать было нечего. Надеясь срезать путь, она направилась в темный переулок. — А чего так поздно гуляем? — услышала мужской голос за спиной, когда уже приближалась к концу переулка. Обернувшись, увидела высокого мужчину в кепке, надвинутой прямо на глаза. Не успела она вскрикнуть, как заметила сверкнувший нож в его руке. Света в панике попятилась назад к спасительному свету большой улицы, где ещё слышались звуки проезжающих машин. Мужчина медленно приближался, на лице играла безумная улыбка. Девушка оступилась о какой-то мусор и чуть не упала, но, удержавшись на ногах, уже в панике побежала. — Помогите! — Закричала она, выбегая на тротуар, и тут же столкнулась с прохожим, которым оказался… Коля. Каким образом он вообще там очутился, она не понимает до сих пор. Парень, не раздумывая, забежал в переулок, но тот мужчина успел уже смыться. Вернувшись, Коля взволнованно заключил Свету в свои объятия, дрожащую от пережитого и холодного дождя. — Вот уж не думал, что такие девушки могут гулять по подворотням, — попытался он взбодрить ее улыбкой. — Я… Я так испугалась… Как хорошо, что ты здесь, — она подняла на него глаза и поняла, что сейчас она чувствует себя совершенно защищенно и спокойно. — Все хорошо, — он нежно провел рукой по ее щеке. — Ты вся промокла. Коля снял куртку и заботливо укрыл девушку. — Спасибо. — Да не за что, — он улыбнулся ей, не в силах оторвать взгляд. Перед ним стояла хрупкая девушка с непривычно, и оттого соблазнительно, растрепанной прической, нуждающаяся в его защите. Куртка была настолько велика ей, что Света буквально утонула в ней. — Проводишь меня? — В глазах сверкнула надежда. — А надо? — Хоть он и представить не мог, что мог бы отпустить ее одну, но хотелось услышать просьбу. — Прошу тебя, — виновато улыбнулась она. В тот вечер они говорили обо всем на свете, неспешно гуляя по городу, а, когда дошли до её дома, она смущенно поцеловала его в щеку и быстро убежала в дом. С тех пор они встречались чаще. Он приглашал её в кино, кафе и провожал домой. Они любили подолгу разговаривать. Иногда собирались большой компанией, и, бывало, ребята никак не могли понять, о чем они говорят. Друзья стали называть их «брат с сестрой». Словно две родственные души, нашедшие друг друга, у них были свои секреты и шутки, которые были понятны лишь им. А вот отцу Светы ухажер не то, чтобы не нравился, причина неприязни к новому увлечению драгоценной дочери заключалась в другом. Уважаемый в стране инженер хотел, чтобы его единственная дочь посвящала всю себя образованию, всестороннему развитию, а далее, удачному трудоустройству в столице страны, куда он собирался перебраться в последние годы своей жизни. Сам отец женился в сорок лет на молодой и многообещающей ученой, а детей решили завести вовсе через десять лет. К тому времени супруге было сорок и здоровье, пошатнувшееся от постоянных конференций и бесконечной работы, оставляло желать лучшего. После родов её состояние ухудшилось, а через два года она умерла от неизвестной болезни. Света не помнила мать. Отец был всегда в разъездах, поэтому воспитанием и домоуправством занималась в основном её бабушка по маминой линии. Несмотря на почтенный возраст, она была строга и не допускала ни единой поблажки в воспитании и образовании. Год назад отец умер от сердечного приступа в своем кабинете. Они с бабушкой остались совсем одни. Света тихо зашла в дом и увидела бабушку, сидящую в гостиной на диване, как всегда в очках для чтения и с книгой в руках. — Газеты принесла? — Да, — она безучастно положила свежие газеты перед бабушкой на журнальный столик. — Все в порядке? — Вид девушки кричал о её душевном состоянии. — Да, все хорошо… — Натянуто улыбнулась она и поднялась к себе, плотно закрыв за собой дверь.

* * *

Прошло полгода. Настали трудные времена для всего союза. Голод, обесценивание привычных ценностей, безработица. Общая разруха не обошла стороной и усадьбу. Отцовские сбережения подходили к концу, всё чаще вставал вопрос о еде. Пытаясь как-то прокормить себя и бабушку, Света бросила институт и устроилась учителем в местной школе, обучая детей начальных классов грамоте. От Коли не было вестей уже месяц. Последнее письмо пришло из села Нефедово о том, что они «рвут фашистскую гадину в пух и прах». Письмо, как и все предыдущие, было наполнено оптимизмом и нежностью к любимой. Казалось, вот он, сидит строчит письмо, а в глазах всё та же уверенность и огонь. Как же хотелось ей оказаться рядом с ним — обнять, поцеловать, ощущать его. Света в то же утро написала ему, но ответа не последовало ни через неделю, ни через месяц. Только тишина и долгое ожидание. Вскоре в почтовом ящике вместо конверта она нашла лишь очередную свежую газету. — Они смогли отстоять Москву… — Услышала она голос бабушки Агафьи с гостиной. — Насмерть защищали. Слышишь? — Боже… Разве немцы дошли до Москвы? — девушка сидела за роялем, отстраненно глядя в окно. — Нет, не смогли. Одна из фашистских рот, направляясь в столицу, схлестнулась с нашим танком в селе Нефедово, который смог разгромить их в одиночку! Света уронила руку на клавиши, о чем последние не преминули пожаловаться беспорядочным созвучием. Бабушка удивленно обернулась на внучку. — И? — спросила Света громче, чем ожидала сама. — Ну… И рота немецких танкистов была уничтожена! Подчистую! — бабушка глядела на внучку поверх очков, читая каждую эмоцию на ее лице. — А… как же… — Света подошла к ней, глядя огромными глазами, полными слез. — Как же наши? — Милочка, бой был, мягко говоря, неравный… — бабушка не знала, что в эту самую минуту рушится весь мир Светы. — А что, собственно, с тобой? — Что это значит? — резко спросила побледневшая Света срывающимся голосом, садясь на колени перед ней. — Они… выжили? — Погибли… разумеется… — сказала она медленно, ничего не понимая. А потом взволнованно привстала, пытаясь поймать руку внучки, без чувств упавшую на пол.

* * *

Время словно остановилось. Жизнь потеряла всякий смысл. Всё, на что она была способна — плыть по течению. Дни тянулись бесконечно долго. Они сменялись неделями, а те месяцами. Времена года один за другим проходили мимо неё. Так, в полном забвении и невыносимой тоске, прошло ещё полтора года. Бабушка часто находила внучку в саду, сидящей на лавочке под яблонями, с отрешенным выражением лица. Она никогда не спрашивала её о причинах, но догадывалась и старалась не создавать лишних поводов для горьких слез. Зимой 1942 года фашисты оккупировали город. Почти без боя. За последние три месяца войска вермахта заняли все административные здания и установили свой порядок для жителей города. Работать позволялось в основном тем, кто приносил пользу для вермахта: сельскохозяйственникам и продовольствию, портным и сапожникам, даже местная районная газета под натиском нацистов переквалифицировалась в глас усатого дьявола. Её страницы пестрели громкими заголовками, порочащими советский режим и восхваляющими немцев, на каждом здании в центре города висели объявления с пропагандой. Даже у колодцев и речек были установлены жуткие плакаты, вроде «Воду отсюда могут брать только солдаты вермахта. Для русских — источники воды установлены дальше! За неповиновение расстрел без предупреждения!». Никто из мирных жителей и не пытался доставлять им проблем, но у каждого в глазах читалась молчаливая ненависть и надежда. В школе, по приказу командующего войсками, были закрыты старшие и средние классы. А для начальных классов было позволено обучаться лишь элементарной грамоте и счету «строго до 500…» Света сидела в пустом классе после трудового дня перед кипой школьных работ, когда вошел директор Антон Егорович. — Светлана Павловна, вам надо бежать, — встревоженно сказал он. — Куда? — Света устало массировала виски. — Домой. Мне только что сообщили, что в город въехали танковые войска СС, — он подошел ближе: — Одна из немецких машин СС сейчас стоит у вашего дома. — О боже, — успела прошептать Света и, быстро накинув пальто, выбежала из класса.