Последний шанс

      Сначала это казалось безумием. Какой-то глупой шуткой помутневшего рассудка. Какой-то бредовой идеей, захватившей разум. Они были просто сумасшедшими, или таким был лишь он один, раз согласился упасть в этот омут и погрузиться с головой, отдать себя без остатка в слепой надежде на чудо, которого, быть может, и не существовало вовсе. Но он согласился. Он взял его за руку, закрыл глаза и доверчиво шагнул в пропасть на выдохе. И всё было так спонтанно странно, но так необычно приятно, что он хотел увязнуть в этом болоте и не быть спасённым.              Сначала, когда всё закончилось, ему казалось, что всё изменится, и их кривые дорожки в конце концов разойдутся. Но оказалось, что то был не конец, а лишь начало. Почему-то стало так приятно проводить время вместе, почему-то так легко было увлечься многочасовой беседой, почему-то так трудно было проститься на ночь, почему-то так неловко было перед сыном. Его осуждающий взгляд всегда возвращал отца с небес на землю, но лишь на мгновение, потому как в следующий же миг каждым своим осторожным прикосновением и нежным словом он вновь возносил его на небеса. Он, который взмолился дать ему второй шанс. Он, который с трепетом и придыханием ловил каждое его слово. Он, который, как провинившийся щенок, стыдливо поджимал к плечам крылья и жалобно складывал брови домиком, выпрашивая разрешения ткнуться мокрым носом в теплую щёку хозяина.              Да, они были странными. Ангел был странным: он был наивно влюблён, но боялся докучать своему возлюбленному, пережившему слишком много, чтобы теперь невинно читать его ласки, он был далеко не святым, читая по Библейским канонами, ему хотелось сидеть в ногах у любимого, подобно верной собаке, ото всех его охранять, и непременно знать, кто его хозяин. И святой был странным: после всего пережитого насилия, после десятилетий мучений, после всей пережитой боли он… Простил. «Господь учил прощать» – всё время повторял он, упрямо игнорируя недоумение сына и неловкость бывшего демона. Святой искал благое в каждой душе, даже самой чёрной. И он не только нашёл этот свет в душе демона, но и позволил ему вознестись над тьмой. То, что ещё пять лет назад казалось совершенно невозможным, теперь было их настоящим.              Но настоящее не было радужным, подобно детскому сну, в нём были трудности, в нём были опасения, в нём была ложь. Они лгали сыну, делая вид, что не общаются, как тот и хотел. Они оба помнили, что было в прошлом, и не могли вдруг начать заново. Но почему-то начали. Будто не было тех десятилетий боли, страха и унижения, будто они встретились впервые и случайно увлеклись друг другом. Это было дико, это было странно, но отчего-то по-другому не хотелось. И когда осторожный ангел, боясь получить отказ, всё же осмелился безмолвно просить о большем, святой не отступил. Он робко дал своё разрешение, позволяя тому, наклонившись, осторожно, на пробу, коснуться его губ своими в почти детском поцелуе – тёплом, мягком, сухом, невинном, но пропитанном самыми нежными из человеческих чувств.              Святому было страшно шагнуть в пропасть, но он сделал шаг и вдруг понял, что не падает – летит. Будто ступает по воздуху, будто тело его вмиг перестало что-либо весить, будто всё это было волшебным сном, захватившим явь.              И после этого первого поцелуя всё изменилось. Будто краски стали ярче. Будто мир вдруг стал другим. Или он просто наконец нашёл в нём свое место. Наконец смог почувствовать себя окрылённым, почувствовать себя счастливым. Он не знал, почему он чувствует себя таким только рядом с одним человеком, почему с тем, кто раньше издевался над ним, но на душе было спокойно, и он просто принял это чувство, устав бороться с ветряными мельницами. В кои то веки он решил просто плыть по течению, не сопротивляясь ему. Доверяя потоку нести себя туда, куда получится, веря, что в конце концов он непременно окажется там, где должен быть.              Он верил, что бог усмотрел для него такой путь. Особенный, тернистый. Потому что знал, что его душа способна выстоять все невзгоды, знал, что только ему удастся привести к свету настолько чёрную душу. Бог всё знал, и потому у святого был особый путь, особое предназначение, миссия. Раньше он не понимал, за что ему это наказание, а потом вдруг осознал, что то было лишь испытанием, проверкой его на крепкость веры, проверкой на силу души: оправдает ли он ожидания Господа или окажется слишком слаб? И он уже не мог просто так остановиться, прекратить бороться. Бог дал ему особенный путь: путь священника, он должен был вести заблудшие души к свету. Значит, должен был спасти и душу демона.              И после того первого поцелуя, когда святой негласно дал чувствам шанс, всё вдруг стало таким правильным, будто всегда так и должно было быть. И вдруг святой почувствовал себя счастливым. Впервые в жизни, кажется, он чувствовал настоящее счастье. Когда они, глупо смеясь, как дети, прятались от собственного сына за домом и целовались, целовались, целовались, не могли насытиться друг другом, придурковато улыбались и краснели, хватая друг друга за руки. Всё это казалось сном, будто не могло быть так хорошо, так приятно и так радостно в реальности. Но всё было по-настоящему, и в животе танцевали бабочки каждый раз, когда они возились в траве, как котята, хихикая и целуясь, накрытые крыльями ангела.              Его крылья были чем-то особенным. По-настоящему святым. Отчего-то именно рядом с ними бывший священник ощущал невероятную силу света, ощущал покой и умиротворение. Он мог часами зарываться пальцами в мягкий пух оперения или разглаживать огромные маховые перья, которые ровными рядами раскрывались, стоило ангелу приподнять крыло. Крылья вообще были огромными. И ещё больше, чем гладить их, святому нравилось кутаться в них. Когда ангел обнимал его не только руками, но и крыльями, они оказывались в таком тёплом и мягком коконе, в котором, как ему казалось, ничто плохое не могло найти их. Когда крылья закрывали собой всё небо над головой бывшего священника, он и впрямь радовался, как ребёнок, и хотел прятаться, как в домике, не показываясь на свет божий. Они могли сидеть так, вдвоём, часами, спрятавшись под куполом и время от времени обмениваясь наивными поцелуями, перемежая их с щекочущими прикосновениями.              Так всегда было, но однажды, когда они были дома, неловкие касания заставили ангела наткнуться ладонью на талию бывшего священника, и он просто не смог отпустить. Они возились на кровати уже добрых полчаса, их тела разделяли одни лишь платья, и мужчина закусил губу, усилив хватку на талии. Он, наклонившись к святому, снова коснулся его губ своими, осторожно углубляя поцелуй, как уже делал много раз до этого, но теперь в нём было что-то более чувственное, что-то серьёзное и в то же время отчаянное. Святой сразу почувствовал перемены и с тенью волнения, отразившейся на лице, взглянул на ангела. Тот виновато потупил взгляд, но не смог отпустить руку.              – Микаэль… Ты мой луч света, моя луна и звёзды, мой мир, моя жизнь, мой смысл… Я так люблю тебя… – что-то тяжёлое тревожило его голову, и Мика присел, сосредоточенно глядя на него с немым вопросом в глазах, искренне сопереживая.       – Роб?              – Я… Я знаю, что не могу просить о таком после всего, что сделал когда-то… – Роберт явно почувствовал, как пересохло горло. Он не мог решиться на просьбу, хотя так много времени провёл, размышляя и морально готовясь к этому разговору.              – Просить о чём? – с тревогой переспрашивал святой.              – Микаэль… Я… – на минуту воцарилось тяжёлое молчание, ангел жмурился и пытался заставить себя сказать то, что уже начал. – Я бы хотел… попробовать заново… Начать сначала… Прошу, только не отталкивай меня, позволь мне сказать! – Смит, увидевший, как побледнело лицо возлюбленного, сразу поспешил прервать его возможные опасения. – Я знаю, что тогда это было… ужасно, я знаю, что причинил тебе страшную боль, которую ты никогда не забудешь, но… Я так сильно люблю тебя, Микаэль, так сильно… Умоляю тебя… Позволь мне выразить эту любовь физически… Я готов поклясться на чём угодно, что ты никогда больше не почувствуешь того, что было тогда! Господь ведь не позволит этому случиться, я буду мгновенно изгнан из Рая. Микаэль, я молю тебя, позволь мне показать тебе, как это бывает… Дай мне последний шанс, и, я клянусь, ты не пожалеешь, теперь я всё сделаю правильно! – взмолился ангел, едва не стекая с кровати на пол, чтобы встать на колени перед любимым,              Роберт понимал, что надежды практически нет. Что в прошлом он совершил слишком серьёзную ошибку, что причинил слишком много боли, что уничтожил подчистую всё то светлое, на что теперь не мог и надеяться. Он знал, что после того, что случилось десятилетия назад, Микаэль никогда не захочет снова попробовать близость, не позволит прикоснуться к своему телу, но Смит жил воспоминаниями о нём, о его тонком стане, о его острых лопатках и немного выпирающих рёбрах, о худых бёдрах и дрожащей талии. И он знал, что мысли эти отвратительны и скверны, но мечтал ещё хотя бы раз в своей жизни увидеть священника таким, каким его создал господь, без бесформенных платьев в пол. Но теперь ещё больше он мечтал увидеть лицо Мики. Его смущение, его неловкость, его краснеющие щёки, его тонкую грудку и бледный живот, его острые колени и падающие на лицо волосы. Он мечтал увидеть Микаэля всего и разом, со всех ракурсов одновременно, мечтал жить с ним в одном теле и быть настолько близко, насколько это вообще возможно. Ему выть хотелось от любви, настолько она была сильной и так ужасно тянула сердце, он буквально не находил себе места последние недели от одной только мысли, как ему бы хотелось снова вкусить его тело. Он ругал себя за эти ужасные грешные мечты, но они продолжали давить, они не отпускали его, сколько бы он ни стучал лбом о стену и не пытался выбить их.              И пока в голове ангела воцарился настоящий хаос, бывший священник в смятении задал совершенно неожиданный вопрос, заставивший Роберта удивлённо распахнуть глаза.              – Но разве так можно?.. Мы же в Раю, это мужеложество, это грех, нас изгонят… – заполошно начал причитать он.              – Бог не может быть против любви, Микаэль… Я люблю тебя больше своей жизни… Это акт любви, высшей любви, не насилия… Только позволь мне, прошу…              – Роб, я… Мне страшно, – покачал головой Превитали, немного отползая, но Роберт снова приблизился, немного нависая.              – Микаэль, я умоляю тебя! Ты никогда больше не почувствуешь боли. Я хочу показать тебе, что это на самом деле… Приятно? Что так делают люди, которые любят друг друга…              Святой растерянно оглянулся по сторонам, будто искал воображаемых советников, но никто не пришёл ему на помощь в эту переломную минуту. Он колебался, холодная испарина покрыла его лоб и шею, ему хотелось сжаться и спрятаться от ужасных воспоминаний, что терновым венцом обвились теперь вокруг его головы, сводя с ума фантомной болью.              Роберт не смог смотреть на страдания любимого и порывисто обнял его руками и крыльями, крепко прижимая к своей груди, утыкаясь носом в тёплые волосы на макушке и шепча извинения. Микаэль остался в его объятиях надолго, и Смит мерно покачивался, чувствуя, как усилилось чувство вины и раскаяния. Он так сильно жалел о том, что раньше был эгоистичным идиотом, что теперь не мог себя простить за это. Он не знал, как смог Микаэль. Наверное, он действительно был святым, раз его душа была настолько щедрой.              – Мика… Я обещаю тебе… Такого не повторится больше никогда… – Роб начал говорить только после того, как убедился, что бывший священник немного размяк, пригретый белоснежными перьями. – Скажи… Ты мне веришь? – тихо, с волнением спросил ангел.              Секунды до ответа тянулись, словно часы. Смит отчётливо слышал стук своего сердца, замедлившегося в волнении, и глубокое дыхание предвкушения рокового решения, которое примет для себя Превитали.              – Верю… – немного сдавленно отвечал Микаэль.              – Тогда позволь мне показать тебе… Просто доверься мне… – он коснулся его макушки губами, и святой тяжело вздохнул, медленно кивая, чтобы выразить согласие более явно.              Роберт не мог поверить в то, что его Мика, травмированный горьким жизненным опытом и осознающий, кто предлагает ему попробовать сначала, хоть и с трудом, но согласился на это. Происходящее казалось бредовым сном, но Смит незаметно щипал себя за руку и убеждался – всё по-настоящему. И теперь он просто не мог подвести Микаэля.              Роб, не верящий в своё счастье, тут же с тихим писком восторга схватил святого за щёки и начал суматошно покрывать быстрыми и мокрыми поцелуями всё его лицо, передавая через эти тёплые прикосновения губ всю бурю своих чувств. Он был так счастлив вердикту, вынесенному Микаэлем, что тот даже растерялся от неожиданности, ведь реакция ангела была более чем бурной. Он так смешно дёргал крыльями, будто щенок, махающий хвостом из стороны в сторону от радости, и жался к возлюбленному почти невинно, как преданный, соскучившийся по хозяину пёс.              Микаэль не успевал следить за поцелуями на своей коже: Роберт был везде и нигде одновременно, он сумбурно хватал губами всё, до чего мог дотянуться, будь то щёки, лоб, глаза, нос, губы, подбородок или шея святого. Поцелуи были настолько частыми, что Микаэлю даже на миг показалось, будто Смит не единственный, кто липнет к нему в эту минуту, сгорая от счастья и одновременно краснея от стыда за своё неприлично активное выражение благодарности.              Между тем руки ангела начали блуждать по груди и талии бывшего священника, через платье нащупывая вожделенные выпирающие рёбра, слегка надавливая, чтобы тот прилёг на спину. От удовольствия Роберт мычал прямо в шею возлюбленного, активно целуя её, но уже не по-детски невинно, как раньше, а всерьёз и по-взрослому, прикусывая и немножко присасываясь, обхватывая кожу губами и жарко выдыхая в неё, заставляя Микаэля вертеться под ним, как уж на сковородке, время от времени сдавленно попискивая от необычных ощущений, кружащих голову. Смита было настолько много, что Превитали не мог сконцентрироваться ни на одном квадратном сантиметре своей кожи, теряясь в ощущениях, так явно противоречивших друг другу: то нежное щекочущее дыхание на шее, то сдавившая талию ладонь, то укус почти под самым кадыком. Ощущений было так много, что даже немного хотелось кричать, прося прекратить это, но сказать что-либо внятное у Микаэля просто не нашлось самообладания.              Роберт, аки змей искуситель, ужиком скользнул рукой под ворот платья святого, чтобы оголить его острое плечико и с нескрываемым наслаждением впиться укусом в бледную кожу, мыча от удовольствия и едва не закатывая глаза. Превитали поморщился, промычав в ответ, и попытался оттолкнуть от себя упрямую голову, но Смит тут же принялся извинительно-активно зацеловывать место свежего укуса, от которого так легко покраснела тонкая чувствительная кожа: наверняка через пару минут уже распустится первый сине-фиолетовый бутон.              Микаэлю было слишком стыдно просить быть осторожнее, он не мог заставить себя произнести такую пошлость, и Роберт, вновь сорвавшись с цепи, сильнее оттянул ворот его платья, с жаром целуя и кусая ключицы. Стоило ему впервые всерьёз впиться в кожу вблизи солнечного сплетения с засосом, святой под ним дёрнулся и начал отпихивать его от себя руками и ногами, шипя. Он не понимал, что это только что было, и с недовольным выражением лица покосился вниз, где уже начинало ярко багроветь пятно.              – Извини, увлёкся, – тут же жалобно поджал к спине крылья ангел, начиная быстро-быстро и много-много целовать солнечное сплетение возлюбленного, чтобы загладить свою вину.              Тот шумно выдохнул, снова поддаваясь его рукам, но не слишком расслабляясь, и тогда Роберт, опытным путём уже понявший для себя кое-что о Микаэле, применил запрещённый приём, начиная жадно покрывать влажными поцелуями его шею, отчего святой стал немного извиваться под ним, тяжело дыша. Смит мечтал, чтобы он обронил хотя бы один тихий стон, но тот упрямо сдерживался из-за своего стеснения.              Лишь стоило Превитали немного отвлечься на приятную щекотку на шее, блудливая рука ангела скользнула по его колену, слегка приподнимая платье. Микаэль тут же распахнул глаза, невольно вздрогнув, но Роберт начал тихо повторять «тщ-тщ-тщ-тщ», как завороженный уставившись на оголившиеся худые икры святого. Он с трудом сумел пересилить себя, чтобы взглянуть на Микаэля и показать ему, что всё ещё находится в здравом рассудке и полностью контролирует ситуацию, дабы не повторить ошибок прошлого.              – Мика, я люблю тебя, как никого и никогда, просто доверься мне, – Роберт ласково улыбнулся, погладив святого по щеке раскрытой ладонью. Его взгляд был настолько опьянён любовью, что Микаэль невольно покраснел. Ему иногда становилось даже стыдно, что он не смотрел на Роба такими же без памяти влюблёнными глазами.              Заметив румянец на щеках Мики, Смит тут же обрадованно вспорхнул крылышками и наклонился к любимому, чтобы украсть у него ещё один долгий поцелуй. Их Микаэль на удивление быстро принял и даже полюбил, к большому удивлению Роберта и даже себя самого.              Во время поцелуя Роб, не теряя времени, начал осторожно гладить колени Мики, чтобы тот привыкал к прикосновениям, и намеренно не торопился продолжать, хотя тугой узел внизу живота упрямо ныл, умоляя его поскорее ублажить себя. Но теперь он не был похотливым животным, теперь он чувствовал, что если хоть одна слезинка сорвётся с ресниц Микаэля, он никогда не простит себя за то, что снова причинил ему боль, и любовь торжествовала над плотским желанием. Роберт больше не хотел ублажить себя, он хотел сделать приятно Мике, чувствуя, что не будет счастлив, если тот будет страдать во имя его удовольствия.              Превитали сначала покрывался мурашками от каждого осторожного прикосновения, а потом всё же начал реагировать менее остро, всё больше привыкая к чужим тёплым пальцам на своей коже. Всё это время Роберт не давал ему скучать, уже без жадности, нежно и старательно выцеловывая всё его лицо, особенно губы и подбородок, а также шею. Заметив за Микаэлем маленькую слабость к ласкам именно этого участка кожи, Роб безбожно пользовался своей находкой, заставляя волосы на загривке святого вставать дыбом от непривычных, но странно-приятных ощущений.              Роберт предупредительно коснулся губами кончика носа Микаэля и поднял на него взгляд, прося. Тот тихонько кивнул, давая понять, что готов продолжить. Тогда Смит, не поднимая платья выше, осторожно, на пробу, скользнул рукой чуть выше, касаясь бёдер. Видит бог, ему крышу сносило от одного только знания, что он касается Микаэля там, но он должен был сохранять самообладание, чтобы из-за глупой нетерпеливости не потерять всё, чего с таким трудом смог достичь своей внимательностью и осторожностью.              Блаженно оглаживая худые ляжки, Роберт расплывался в улыбке, как кот, наевшийся сметаны, и то раскрывал ладонь полностью, то касался кожи одними лишь кончиками пальцев. Он чувствовал, как внутри с жаром прокатывается необыкновенно сильная любовь, буквально выбивающая почву из-под ног, заставляющая обронить неосторожный вздох и шире распахнуть глаза. Казалось, он мог утонуть в этой любви. Нет, не так – он уже безнадёжно утонул.              Микаэль дышал чаще обычного, и через платье было немного заметно, как вздымается и опускается его грудка, слегка содрогаясь от мощных ударов сердца. Роберт понимал, что он волнуется, но ничего не мог сделать с этим чувством, кроме того, чтобы не давать Мике ни единого шанса заметить триггер, пока они делают это. Смит всё тщательно продумал ещё задолго до того, как решился попросить. Он отчётливо понимал, что если он хочет попробовать снова, то должен подойти к этому со всей ответственностью, а значит должен разработать план. Самым первым его пунктом, очевидно, было не напугать Микаэля. А значит, Роб должен был придерживаться строгих правил: никаких резких движений, ничего без получения разрешения, только лицом к лицу, много поцелуев и мягкой ласки, а ещё спокойная речь и абсолютный самоконтроль. Нельзя было позволить Мике усомниться в чистоте его помыслов.              – Микаэль… Ты мой мир… Мне не нужен никто… Лишь бы ты всегда был рядом… – Роберт жалобно сложил брови домиком, по-кошачьи прильнув к плечам святого и потираясь о них лбом.              Превитали мягко покраснел, чувствуя, как на душе становится легче от того, что Смит не прекращает разговаривать. Пока он не молчал, Микаэль мог быть уверен, что тот в трезвом уме и здравой памяти, а значит не причинит ему боли.              – Ты спас меня… Если бы не ты, я бы до конца времён прозябал в аду… Твоя душа – неземной свет… Он привёл меня сюда… – тихо, почти шёпотом продолжал Роберт, на выдохе произнося всё, что накопилось в его душе за долгие-долгие месяцы и что он с трепетом вынашивал в себе.              Микаэль скромно опустил ресницы, отводя взгляд, но Роб настойчиво приподнялся к его губам, чтобы найти их своими и подарить ещё один полный любви поцелуй. Ему казалось, он сотрёт все губы в кровь, но не оставит на теле святого ни одного не тронутого уголочка.              И прямо во время этого поцелуя Смит, плавным движением прочертив невидимую линию от колена до тазобедренной косточки Микаэля, поднял руку под платьем выше, касаясь так называемых опасных мест. Как он и предполагал, бывший священник вздрогнул, и Роберт начал чмокать его губы по периметру тёплыми мягкими движениями, полными заботы и искренней нежности.              – Тише, тише… – в самые губы ему шептал Роберт, едва заметно влюблённо улыбаясь. – Я клянусь, что, если тебе станет неприятно, или страшно, или больно – мы остановимся в то же мгновение, как только ты скажешь об этом…              Превитали едва заметно кивнул, принимая такие правила, и снова осторожно положил голову, стараясь расслабиться. Мысли, потревоженные страшными воспоминаниями из прошлого, что всплывали тут и там с каждым прикосновением всё ближе к тем самым местам на его теле, хаотично бегали, заставляя святого взволнованно бледнеть, и не давали предаться забвению. Смит, заметив тревогу, отразившуюся во взгляде и в исказившихся чертах лица Превитали, мгновенно понял, о чём он думал в эту трудную минуту, так что привлёк его внимание к себе, обхватив левой ладонью его щёку, правой по-прежнему держась за тазобедренную косточку под платьем.              – Мика… Всё будет по-другому, просто доверься мне… – он коснулся губами его подбородка. – Отпусти мысли… Сосредоточься на ощущениях, думай о том, что здесь и сейчас, не тогда… – ангел чуть сильнее раскрыл крылья, чтобы Превитали видел их – огромные, белоснежные, пушистые.              Их наличие за его спиной всегда возвращало Микаэля в реальность, и он на выдохе потянулся к ним рукой, жалобно сложив брови домиком. Роберт понял всё без слов, и его крыло тут же, раскрывшись, потянулось к святому, так что тот смог дотянуться до него. Лёгкая улыбка коснулась краешков его губ, и в это мгновение Смит почувствовал себя самым счастливым ангелом в Раю.              Оставив возлюбленному своё крыло для успокоения, Роб скользнул рукой немного назад, под бедро, чтобы коснуться ладонью ягодицы. Смит был готов поклясться, что в эту секунду звёзды посыпались у него из глаз, и он был готов рухнуть к ногам Микаэля, чтобы поклоняться ему до скончания времён. Давно забытое удовольствие прикасаться к нему там снова овладело им, и ангел несдержанно сжал филей в пальцах, позволив себе секундную слабость, чтобы сразу поспешить ослабить хватку.              – Микаэль… Ты прекрасен… Если бы ты только мог взглянуть на себя моими глазами… И увидеть, как сильно я влюблён… – зрачки Смита почти сложились в сердечки, пока он медленно опускал под платье вторую руку, чтобы обеими ладонями касаться ягодиц бывшего священника, который теперь был одновременно смущён и слегка напуган, отчего лицо его приобрело невнятное потерянное выражение.              Роберт намеренно не спешил снимать платье с Мики, понимая, что может напугать его, лишив последней защиты от похотливого взгляда Смита. Вместо этого он заставлял святого привыкать к самим прикосновениям кожа к коже, помогая сформировать новые воспоминания, связанные с близостью.              – Ты – единственное, что спасает меня от непроглядной тьмы… – Роберт на выдохе приподнял одну ладонь, скользя ею ближе к паху Превитали.              Стоило пальцам Смита обхватить детородный орган, бывший священник шумно выдохнул и немного дёрнулся от его руки, но не смог вывернуться. Тогда Роб, заботливо коснувшись его плеча губами, начал медленные движения рукой в направлении вверх-вниз. Подумать только: Микаэль ведь даже никогда не ублажал себя, он был совершенно невинен до встречи с демоном, а тот особо и не заботился о том, чтобы доставить ему наслаждение, хотя при желании мог быть просто превосходным любовником – у него были столетия опыта и сотни партнёрш, удовлетворённых его страстью.              – Расслабься и получай удовольствие, – прошептал Роберт, улыбнувшись, и продолжил неспешно, очень бережно, но с любовью надрачивать Микаэлю, заставляя тяжело дышать и извиваться от совершенно новых ощущений, слишком приятных, чтобы оставаться равнодушным к ним.              Превитали хотелось обронить неосторожный стон, но он титаническими усилиями заставлял себя держать рот на замке, неимоверно тяжело дыша и покрываясь потом. Прикосновения к сраму казались ему настолько дикими и неправильными, что голос в голове вопил о совершенном неуважении к святости и всему прочему, ведь они были в Раю, но при всём этом физическое удовольствие с непривычки было так велико, что хотелось плакать от переизбытка чувств. Сохраняя остатки мужества, святой только прерывисто дышал, чувствуя, как сильно стянуло мышцы ниже пояса, и жмурился до цветных точек перед глазами.              Роберт, крайне довольный такой реакцией Мики на интимную ласку, начал, воровато озираясь на лицо бывшего священника, тянуть его платье вверх, и тот даже не замечал этого, пока прохладный ветерок не обдул его пах, заставив разлепить веки. Щёки мгновенно вспыхнули адским пламенем, и Превитали даже рефлекторно попытался прикрыться, но Роберт остановил его, бросившись на него с поцелуем, да с таким рвением, что они едва не столкнулись лбами. Микаэль мычал в поцелуй, бёдра его дрожали от стимуляции руками, он мазал губами, пока Смит уверенно вёл в этой маленькой игре, желая, чтобы Превитали в полной мере оценил всё его мастерство любовника.              – Да, мой маленький… Так приятно, правда?.. – в самые губы Микаэля на выдохе тяжело прошептал ангел, махом головы сбрасывая с лица влажные волосы, пытаясь запрокинуть их, тяжёлые и густые, назад.              Превитали почти начал хныкать, и Смит остановил руку, медленно разжав хватку и отстраняя ладонь. Бывший священник разочарованно проныл, беспомощно поелозив бёдрами по кровати. Такой Микаэль нравился Роберту ещё больше. Опьянённый возбуждением, он становился отчего-то особенно похож на котёнка в глазах Смита, и тот не мог перестать умиляться. Неужели этот гордый, молчаливый, задумчивый, депрессивный священник мог быть таким наивно распластанным на кровати, почти скулящим, возбуждённым? Роберту даже казалось, что это были два разных человека, но он напоминал себе: нет, это всё тот же Мика, которого он полюбил, просто тот Микаэль был несчастлив, запуган, вынужден защищаться двадцать четыре часа в сутки, а этот Микаэль чувствовал себя в безопасности рядом с ангелом, часто расслабленно улыбался и больше не тревожился по поводу того, как выжить. Теперь, в тепле и домашнем уюте, он стал и впрямь похож на домашнего котика, а не на дикого рысёнка.              – Сейчас, сейчас, мой хороший… – Роберт скользнул ниже, опускаясь между бёдер Микаэля, которые, как-то непредусмотрительно расслабленные, сам же легко и развёл, пока святой не успел опомниться.              Превитали успел только посмотреть вниз растерянно, как Смит уже потащил в рот его придатки, отчего бывший священник чуть не крякнул, в последний момент попытавшись одёрнуть бёдра или отпихнуть Роберта, но ничего не вышло, и тот без лишней скромности взял в рот добрую половину, начиная со страстным мычанием, прикрытыми глазами и сложенными домиком бровями старательно облизывать языком ствол и в особенности наиболее чувствительную головку, иногда немного надавливая на уздечку. От внезапного ощущения тепла, влаги и обволакивающего языка у Микаэля померкло перед глазами. Он наконец обронил неосторожный стон, задушенный и сиплый, отчего у Роберта мгновенно встал колом, выпирая из-под платья. Больше Смит не собирался жалеть Мику и растягивать сладкую пытку, он торопливо заглотил ствол целиком, будто в этом не было ничего сложного вовсе, и начал чрезмерно активно работать шеей, чтобы голова быстро двигалась туда-обратно. Микаэль резко дёрнулся от спазма внизу живота и вцепился пальцами в покрывало, снова обронив стон по неосторожности.              Роберт удивлённо распахнул глаза. Так скоро? Он отчётливо почувствовал, что в заднюю стенку горла ударила струйка. Неужели Микаэль так быстро? Это показалось Смиту умилительным. Положив ладонь на бедро любимого, он почувствовал дрожь. Ну точно – Мике оказалось достаточно всего двадцати секунд.              Очарованный тем, как быстро святой закончил, ангел, влюблённо улыбаясь, приподнялся на руках, чтобы подобраться к лицу Превитали и склониться над ним, желая поцеловать. Тот не успел отреагировать вовремя, а потому пропустил прикосновение губ, впрочем, всё равно тёплое и приятно-мягкое. Ему едва удалось сфокусировать помутневший взгляд на Роберте. Тот улыбнулся ему.              – Понравилось? – шёпотом спрашивал он, будто чтобы никто в мире больше не узнал об их маленьком секретике.              Ответом послужило молчание, святой стыдливо отвёл взгляд, лицо его было красным от недавнего оргазма, и он не мог смотреть в глаза Смиту после такого. Тот тихо посмеялся и чмокнул его в кончик носа.              – Мы ещё не закончили, – ласково проворковал он ему в лоб, потершись о влажную кожу носом, и снова опустился к бёдрам Микаэля.              Микаэль поднял рассеянный взгляд на Роберта, вспомнив, что они, вообще-то, собирались заниматься… этим. Превитали, по правде сказать, вообще не мог представить, как «это» может быть безболезненно. Это просто не укладывалось в его голове, ведь сколько бы раз они ни занимались этим тогда, это всегда было адски больно, ужасно грязно, и ему всё время хотелось содрать с себя кожу, на которой остались фантомные следы прикосновений демона, которые уже невозможно было стереть.              Роберт как-то странно улыбнулся, отчего святой сразу почувствовал какой-то подвох, и тут же пожалел о том, что дал Смиту карт-бланш на любые действия, которые, как он считал, принесут Мике удовольствие в процессе. Потому что ангел, подхватив бёдра святоши, легко приподнял их, обнимая, и уткнулся носом прямо… туда! Господь всемогущий, Микаэль хотел убить Смита в это самое мгновение, просто уничтожить, испепелить, сбросить из Рая на землю – что угодно, лишь бы этот идиот убрал своё лицо оттуда. Никогда ещё Превитали не чувствовал себя настолько опозоренным. Он не должен был представать в таком ракурсе перед Смитом, он же потом просто не сможет в глаза ему смотреть!              – Что ты творишь, прекрати! – только и успел гневно пискнуть Микаэль, как Роберт уже присосался к нему «там», активно увлажняя вертлявым языком и нескромно причмокивая губами, чтобы распределить прикосновения по чувствительной тонкой кожице и сделать ласку более ненавязчивой и приятной.              Святой закрыл своё лицо локтями, чуть не взвыв. Ну с каким же идиотом он всё-таки связался, просто уму непостижимо! И хуже всего было то, что от этих странных ощущений было никуда не деться, и Микаэль даже не знал, можно ли их считать приятными, или это было просто ужасно мокро и неприятно-скользко. Роберт же нескромно обрабатывал местечко языком, пытаясь время от времени надавливать кончиком, пытаясь проникнуть, правда ничего из этого так и не вышло, но своих попыток он не оставил.              – Ты восхитителен, Микаэль… В любой части своего тела, в любом своём проявлении ты прекрасен, Мика, я так люблю тебя… – мычал ему в бёдра Роб, оставляя несколько влажных укусов на ляжках, прежде чем опять уткнуться носом прямо между ног, почти скуля от наслаждения иметь шанс снова вкусить плоть любимого священника.              Всё время этой странной пытки Превитали тяжело дышал, подёргивая бёдрами время от времени, и только мечтал, чтобы этот акт позора поскорее кончился. «Должно быть, он ещё не распробовал» – мысленно утешал себя Роберт, понимая, что вряд ли такой зашуганный человек, как священник, мог сходу оценить все прелести анального секса, тем более с позиции нижнего, но Смит не расстраивался, надеясь, что если сделает всё правильно, то ему ещё обязательно представится шанс научить Микаэля принимать оральные ласки и получать от них наслаждение.              Лишь через несколько минут, напускав достаточно слюней, которые вызывали у святого лёгкое чувство неприязни, Смит решил, что может переходить к наиболее сложному этапу подготовки. Чтобы не пугать любимого, он, конечно же, предупредил его о своих намерениях.              – Прежде, чем мы займёмся этим, мне нужно подготовить тебя… Немного растянуть… – тихо рассказал он, снова чмокнув внутреннюю сторону бедра, а сам скользнул ладонью в расселину между ягодиц, вызывая у святого волну мурашек.              Роберт переживал за этот этап, ведь, в сущности, он был первым, на котором ангел морально готовился услышать от Микаэля «нет» и всё прекратить в тот же миг, как и обещал. Но в глубине души он молился, чтобы всё прошло именно так, как он задумал. Смит осторожно надавил пальцем, массируя поджавшийся вход, заставляя святого дышать чаще в ожидании того самого ощущения. Роберт быстро понял, что увлажнить слюной получилось, при всём его старании, откровенно плохо, и если он попробует так, то Микаэль наверняка быстро откажется продолжать.              – Я сейчас, – шепнул ангел, мгновенно вскочив с постели и убежав на кухню в их (Микаэля, вообще-то) скромном домишке.              Святой ничего не успел понять и только растерянно хлопал глазами, глядя то на дверь, то на свои голые острые коленки. Выглядело это довольно странно, он даже немного нахмурился, сводя их вместе, чтобы сделать позу более закрытой и комфортной.              – Я здесь! – приглушённо поспешил сообщить Роб, тенью скользнув на постель к святому и тут же утыкаясь ему в губы своими.              Как ни странно, Микаэлю хотелось назвать Смита окрылённым. Наверное, его так сильно осчастливило то, что Превитали разрешил ему попробовать сделать это. И несмотря на весь трепет, ему на самом деле было приятно видеть, как Роберт искренне радуется, порхая по спальне и крутясь вокруг него, пытаясь ублажить всеми возможными способами, чтобы тот наверняка остался удовлетворён и изменил свой взгляд на интимную близость. Такая забота со стороны Роберта грела душу и успокаивала Мику.              Смит, плавно скользнув руками под лопатки святого, приподнял его платье, и Превитали слегка присел, помогая ему снять его вовсе. Без одежды он вдруг почувствовал себя странно беззащитным и беспомощным, отчего слегка поёжился, но Роберт поспешил обрубить это чувство на корню, со сладким вздохом принимаясь жадно целовать плечи Микаэля и область ключиц. Вопросы о том, зачем было лишать Мику последней «защиты» сразу отпали.              Между делом Роберт снова осторожно растолкал сведённые вместе бёдра святого и помассировал снаружи пальцами, бережно надавливая. Он не прекращал при этом ласкать плечи и шею святого, чтобы быстрее сформировать у него позитивные ассоциации.              – Я взял масло, чтобы хорошо скользило… – он наклонился к самому ушку святого и чмокнул мочку.              Мика принял к сведению слова ангела и снова морально приготовился, прикрыв глаза. Роберт даже оторвался от поцелуев, чтобы сосредоточить всё своё внимание на достаточно аккуратном проникновении, не желая причинить возлюбленному боли и, в идеале, даже дискомфорта. Обильно смазанный палец вошёл с трудом из-за давления мышц, но абсолютно гладко и плавно. Оба ждали этого, затаив дыхание, пока костяшки пальцев не уткнулись в ягодицы.              – Не больно? – взволнованно спросил Смит, подняв бегающий взгляд на святого.              Превитали же, от шока не совсем понимающий, что чувствует и чувствует ли вообще, только растерянно посмотрел на Роберта, немного стушевавшись, и с большим опозданием немного качнул головой, ведь никакой режущей боли и впрямь не ощутил, разве что лёгкий дискомфорт, весьма похожий на естественный.              Ангел тут же выдохнул, опускаясь к груди святого и ласкаясь к ней лицом и губами, между тем плавно двигая пальцем вперёд-назад, из-за чего Микаэль иногда сильно сжимал его внутри непроизвольно. Не теряя много времени, Смит вытащил один палец и вставил другой, промазывая его маслом, а после добавил к нему первый, неторопливо вставляя под шумный выдох Превитали, который слегка поморщился, но не от рези, а от не слишком приятного давления.              – Вот так… Такой узкий… Мой хороший… – Роберт не мог прекратить покрывать поцелуями бледную грудь и старался не слишком резко двигать пальцами внутри, продолжая поступательные движения, чтобы Микаэль немного привык к ощущениям.              Святой не сопротивлялся и через минуту-другую даже смог неплохо расслабиться, перестав сжимать Роба внутри. Он был благодарен Смиту за его терпение. Хоть он и не знал, сколько должен длиться нормальный секс, он чувствовал, что они делают это очень долго, наверняка дольше, чем положено. Да и потом, когда они ещё были на земле, демон вообще не тратил время на всё это. Он просто задирал полы его рясы и вставлял, сходу начиная… Микаэль даже не хотел вспоминать, ему делалось дурно от одной только мысли о том, что всё это на самом деле было с ним, случилось наяву, а не в каком-то кошмарном сне.              Заметив перемены на лице святого, ангел сразу насторожился и прекратил двигать пальцами, приподнявшись к Микаэлю, чтобы встретиться с ним взглядом.              – Тебе неприятно? Мика, прошу, только не молчи, если будет нужно – мы сразу, – но Превитали не дал ему договорить и просто немного покачал головой, пытаясь смахнуть наваждение. Роберт тяжело вздохнул и прильнул щекой к его щеке. – Я обещаю, что в этот раз всё будет хорошо, одно только твоё слово – я сделаю для тебя что угодно…              Микаэль тихо кивнул, прижимаясь щекой к его щеке в ответ в слепых поисках ласки. Смит не смел ему отказать и тут же ответил мягким прикосновением губ к губам с легкой улыбкой.              – Сейчас кое-что покажу, – Роб говорил тихо, но улыбался с каким-то уж очень хитрым прищуром, отчего Превитали тут же приготовился узреть что-то ещё более постыдное, чем в те минуты, когда Смит вылизывал его «там», но вместо того, чтобы увидеть, он почувствовал.              Роберт, как опытный любовник, повернул пальцы подушечками вверх и сделал несколько скользящих движений с легким нажимом, находя небольшое уплотнение. Улыбнувшись самому себе, он круговыми движениями начал надавливать на уплотнение, перемежая эти движения с простым скольжением вперёд-назад по нужному месту, прислушиваясь к вмиг сбившемся дыханию святого. Наверняка ему и в страшном сне не снился такой массаж, но Смит всегда знал, чем удивить неопытного любовника. Ехидно улыбаясь, Роберт продолжал движения, постепенно увеличивая их амплитуду и наблюдая, как красный, аки рак, святой пытается сдержать глухие стоны, так и рвущиеся из груди. Он старательно зажимал себе рот руками и пытался задерживать дыхание, но у него решительно ничего не выходило, и мычание вырывалось из неплотно закрытого рта, пока сам Микаэль жмурился и дёргал ногами, иногда пытаясь оттолкнуть Смита от себя за слишком странные, но невыносимо приятные ощущения. Превитали просто не понимал, как Роберт это делает и почему ему вообще это кажется приятным, но Роб, как настоящий фокусник, своих секретов, конечно же, не раскрывал и продолжал активно стимулировать нужную зону внутри, желая причинить как можно больше удовольствия Микаэлю и дать понять, что в этом процессе действительно может быть скрыто множество неожиданных приятностей, вопреки его убеждениям об абсолютной жестокости полового акта как явления. Ну уж нет, этим днём Смит собирался коренным образом изменить все представления Превитали о физических проявлениях любви.              Старательно массируя простату, Роб не забывал оставлять лёгкие тёплые поцелуи на лице и груди Микаэля, понимая, что потом ему станет просто не до этого, а значит святого стоило зацеловать заранее. В конце концов, не слишком удобно одновременно двигать бёдрами, держать ноги любовника и успевать целовать его. Роберт предпочитал делать что-то одно, зато более качественно.              Смит улыбнулся, поняв, что его маленькая шалость удалась, и с жадностью оглядел опьянённое лицо святого, что мучительно извивался под его опытными руками, которые точно знали, как причинить удовольствие. Превитали тяжело дышал, насквозь пропотев, и панически хватался за одеяло, пытаясь найти точку опоры или вильнуть бёдрами, но всё равно не мог уйти от настырных пальцев, которые буквально заставляли его принимать новую ласку. Он был готов покляться, что в жизни не чувствовал ничего даже близко похожего на это, не мог даже до конца сказать, что именно ощущал: это была какая-то абсолютно дикая смесь сильного давления, лёгкой щекотки, странного покалывания и зуда, которые, сплетаясь, образовывали нечто доселе незнакомое Микаэлю, но вместе с тем чудовищно приятное, отчего он начинал терять веру в свою святость: слишком пошлыми были эти прикосновения, чтобы он мог смотреть ангелу в глаза после такого.              – Так приятно там, правда? – тихо и возбуждённо спрашивал Роберт, склонившись над самым лицом задыхающегося от ощущений Превитали, а сам, елейно щурясь, вновь коснулся его кожи кончиком носа, потираясь. – И так возбуждает… Мика, я так хочу тебя… Ты даже представить себе не можешь… До одурения хочу… – немного сбивчиво из-за поплывшего в предвкушении сознания начал откровенничать Смит, губами размазывая поцелуи по щекам святого, который, казалось, едва ли слышал его сквозь вату горячего влажного воздуха, который окутал их, придавив к постели свинцовым одеялом.              Роберт больше не мог ждать. Его пальцы выскользнули, и он приподнялся, чтобы стащить платье уже с себя и, подхватив масло, начать поспешно размазывать по своему детородному органу чуть подрагивающей от возбуждения рукой. Он чувствовал блаженство от одной только возможности наконец прикоснуться к себе после столь долгой прелюдии, ведь член его за это время уже почти посинел от перевозбуждения.              Микаэль закусил губу и перевёл взгляд на Роберта. Тот кожей почувствовал, как взгляд Превитали прояснился, а между ними проскочила искра напряжения, сковавшая тело святого. Он сам поднял взгляд и опомнился, наткнувшись на лицо Мики. Конечно, ему было страшно. Смит почувствовал себя пристыженным идиотом, уши его покраснели.              – Мика… Я могу?.. – пробормотал он, едва шевеля губами.              Святой стушевался, опустив взгляд. Он должен был решиться, должен был шагнуть в пропасть в слепой надежде взлететь, а не рухнуть камнем вниз, но это было страшно. Он боялся, что совершит огромную ошибку, доверившись, но и не мог узнать, не попробовав. Два начала боролись в нём теперь: святое, упрямо повторяющее, что господь учил прощать, а значит всё прошлое должно остаться там, что каждый заслуживает второго шанса и что каждый может раскаяться, чтобы очиститься; а второе было рациональным, визжащим в испуге от того, что святой хотел сам сунуть голову прямо в пасть крокодила в слепой вере, что ничего не случится. Это было глупо, совершенно глупо. Микаэль не знал, кого слушать, ведь одна его часть хотела верить Смиту, а другая кричала о том, что игра не стоит свеч, и ошибка обойдётся ему слишком дорого.              – Мика?              Когда Превитали очнулся, он осознал, что Роберт наклонился прямо к его лицу, и они смотрели друг другу в глаза практически впритык. Микаэль несколько раз моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд, и растерянно посмотрел на Смита, немного виновато поджимая губы. В глубине души ему было стыдно за то, что после всего, что Роберт сделал для него, после десятилетий воздержания и его абсолютного терпения и принятия Микаэля, он сам просто взял и не смог ему поверить, просто не смог взять за руку и шагнуть вперёд вслепую.              – Ангел мой… – Роб погладил его щёку ладонью и тихонько уткнулся лбом в лоб. – Тебе нечего бояться… Я клянусь, что теперь всё будет по-другому… Ты веришь мне?..              Превитали тихо кивнул, закрывая глаза и кладя затылок на постель. Роберт, нежно коснувшись его губ своими, втянул его в долгий, но искренний и тёплый поцелуй, в котором Микаэль услышал всё, что Смит так и не осмелился произнести вслух: его заботу, его любовь, его верность, его искренность, его нежность, его надежду, его уверенность.              Ангел коснулся щеки святого кончиком пушистого крыла, и тот доверчиво потянулся к нему, чтобы держать в руках в процессе. Вторым крылом Роберт прикрыл их, пусть они и были дома, чтобы Микаэль всё время натыкался на перья взглядом и не терял связи с реальностью, каждый раз напоминая себе, что теперь рядом с ним не демон.              Едва разорвав поцелуй, но не отстранившись от губ святого, Роб осторожно приподнял его бёдра руками и несколько раз провёл головкой рядом, скользя по коже, чтобы предупредить. Превитали не оттолкнул его, и Роберт, выдохнув, решился. Немного примерившись, он начал осторожно надавливать, пока не убедился, что движется в правильном направлении. Микаэль немного шикнул, зажмурившись, когда головка раздвинула самый-самый вход, едва проникая.              – Тщ-тщ-тщ… Потерпи, совсем немного… – понимая, как жалко звучат его просьбы, Роберт чуть было не поджал крылья к спине, как обычно делал, когда стыдился, но, памятуя о том, что должен держать их раскрытыми для любимого, сдержался, чувствуя себя обманщиком. Он ведь знал с самого начала, что совсем избавиться от дискомфорта не выйдет, знал, что боль всё равно будет, но зачем он напросился, зачем стал доставать Микаэля, зачем так выпрашивал, зачем клялся, что такого не будет?              Пока Роберт мысленно сжирал себя изнутри за все грехи, что носила на себе его душа, Превитали сумел немного свыкнуться с этим растяжением и слегка сжал в пальцах перья, пытаясь безмолвно дозваться до Смита, непредусмотрительно провалившегося в какие-то свои мысли. Тот, опомнившись, но сгорая от стыда, поднял взгляд на Микаэля, однако не встретил в нём боли или ненависти, отчего удивился и замер, сглотнув. Неужели..?              Додумывать Роберт не стал и, снова приблизившись лицом к Мике, затащил его в поцелуй, на пробу начиная немного надавливать бёдрами, чтобы с трудом протискиваться чуть глубже. Несмотря на растяжку и смазку, давление внутри всё ещё казалось до рези в глазах сильным, и Роб сам едва не стонал, тяжело дыша, в то время как его возлюбленный задерживал дыхание, своим странным образом борясь с неприятными ощущениями. Он должен был потерпеть, хотя бы ради Роба, должен был отблагодарить его за это неимоверное терпение.              Смит отдавал себе отчёт в том, насколько далеко заходит, и, едва он погрузился чуть дальше половины, сразу остановился, заметив, как поморщился Микаэль, стискивая в пальцах белоснежные перья.              – Больно? – встрепенулся ангел.              Превитали чуть качнул головой, одновременно дёрнув плечом в неопределённом жесте, но всё же сипло сказал «немного», после чего сразу замолчал вновь, восстанавливая дыхание.              – Прости, мой свет… Я обещаю, это очень скоро пройдёт!.. – но, вспомнив, что он уже обещал Микаэлю, тут же прикусил язык и виновато опустил взгляд. – То есть, я хотел сказать, что мы всё ещё можем, – но он не успел договорить то, что хотел, потому как святой потянулся и взял его за руку.              Роберт, сразу прочитавший этот жест, тут же переплёл их пальцы, и уши его вновь покраснели. Ну откуда у Мики было столько сил терпеть его?              Смит, благодарно потершись носом о лоб Превитали, осторожно качнул бёдрами, самую малость вытаскивая, чтобы вернуться к старой глубине. Одно это маленькое движение заставило святого сдавленно промычать, пусть и глухо, и после этого он сразу задержал дыхание, чтобы не издавать звуков в течение ещё нескольких таких же маленьких толчков, во время которых Роб напрягал каждую мышцу своего тела, чтобы полностью контролировать каждое своё движение и не допустить ни малейшей оплошности. Он обещал сделать всё идеально и не мог подвести Мику.              Роберту хотелось кричать на весь свет о том, как он любит Микаэля и как ему стыдно перед ним за свою похоть. Он был таким грязным, падшим, низким человеком, в голове которого постоянно вертелись непристойные мысли, а Мика был таким светлым, возвышенным, по-настоящему святым, у него нигде не зудело, его любовь была исключительно платонической, идеально духовной, в то время как Смит имел слишком сильные плотские желания, оскверняющие благочестивую сущность святого от и до. Он просто не заслуживал Микаэля, не заслуживал его прощения, не заслуживал его доброты, не заслуживал его робких улыбок и таких невинных, но невероятно сладких поцелуев. Роберту было ужасно стыдно быть собой и любить Мику, такого недосягаемо идеального.              Роб, мысленно проклиная себя, на выдохе толкнулся чуть дальше, плавно и неторопливо, но настойчиво, отчего Превитали сильно стиснул его пальцы своими и сдавленно промычал. Ему было сложно. Ощущения в реальности переплетались с призраками ужасного прошлого, не позволяя понять, что он чувствует на самом деле. С трудом разделяя самого себя на две части, он упрямо пытался найти различия между этими половинами, но в глазах двоилось. Облик ангела сплетался с мрачно одетым демоном с хищным оскалом, а крылья над головой мерещились высокими сводами храма. Микаэль сильно жмурился, стискивая руку Роберта и напоминая себе: верный образ лишь один, и это тот, в котором он дома, окружён лаской ангела, давно уже не мёрзнет в храме в одиночестве, а наслаждается вечностью в раю. И, отделив старую часть себя от новой, он смог сказать самому себе, что изменилось: боль не была режущей, ему не казалось, что кто-то воткнул в него нож, там не пекло, только лишь сильно давило и не очень приятно тянуло, но это не была та простреливающая боль, эта боль была причинена с такой осторожностью, что сомневаться в том, намеренно ли она была доставлена, не приходилось. Значит, это самое большее, как Роб мог его оградить, и Превитали был благодарен по меньшей мере за это.              – Тише, тише… Ещё совсем немного… Я так хочу… Пожалуйста… – Роберт всё сильнее хотел себя ударить с каждым произнесённым неловким словом, с каждой ужасной просьбой, которую он обращал к святому. Это было просто непозволительно, непростительно, но желания тела и разума категорически не совпадали.              Смит понимал, что его пристрастие совершенно иррационально, что они могли бы обойтись без этого, что секс и так был бы полноценным, но внутренний паразит упрямо талдычил, что ему мало, он не мог насытиться этими крохами, он хотел взять всё, что мог, и Роберт чувствовал, как устаёт от себя самого. Он крепче сжал пальцы Мики и осторожно, но целеустремлённо надавил бёдрами. Святой несколько раз дёрнулся, несдержанно жалобно проскулив и попытавшись отползти, но Роб почти лёг на него, прижавшись кожа к коже внизу. Теперь весь.              – Прости, прости… – Роберт поспешил зацеловать лицо Микаэля, который теперь тяжело дышал, пытаясь, немного виляя бедрами, уйти от неприятного наполнения в виде чего-то твёрдого внутри, но у него ничего не получалось, Смит просто не отпускал его. – Я поторопился… Прости, пожалуйста… Больше не будет, это всё, честное слово, – на ушко ему клялся ангел, мысленно в очередной раз разбивший свою голову о стену. Идиот, ну надо же было вот так испортить впечатление в такой момент!              Микаэль снова уронил голову на постель, попытавшись смахнуть со лба мокрые волосы, но ничего не получилось, и тогда Роб сам осторожно отодвинул их носом, ласкаясь и тем самым выпрашивая прощения. И если до этого он был абсолютно уверен, что всё идёт по плану и, если так продолжится, им наверняка ещё представится возможность повторить, чтобы Смит продемонстрировал ещё больше своих талантов любовника, то теперь, после того как он не сдержал своего порыва вставить до конца, его уверенность резко пошатнулась, ведь он и впрямь мог доставить Мике слишком сильную боль, чтобы он согласился попробовать ещё раз. Они ведь уже договорились: это был последний шанс.              Старательно поцелуями изображая слово «извини» на щеках Микаэля, Роб так увлёкся, что случайно потянулся чуть дальше, к линии роста волос, из-за чего невольно прижался бёдрами ещё плотнее, выбивая из груди святого задушенный скулёж. Ойкнув, ангел тут же вытащил добрую половину, ощущая, как Превитали с непривычки сильно сжал его внутри, доставляя себе же дискомфорт и морщась. Роберт мысленно расстрелял себя из пулемёта за то, что дёрнул слишком резко. Извиняться в очередной раз было уже просто стыдно, и он решил сосредоточиться на том, чтобы исправить хотя бы то, что он ещё не успел испортить. Он снова взял масло и, плавно выскользнув совсем, нанёс ещё, чтобы было легче. Сначала он подумал даже налить немного внутрь, но, сообразив, что Микаэль его тогда вообще из дома выгонит и больше на порог не пустит, передумал, в красках представив, как вылетает из окна после того, как Превитали ему самому затолкает это масло куда подальше прямо вместе с бутылочкой.              Роберт встряхнул головой, избавляясь от наваждения, и снова наклонился к Микаэлю, чтобы подарить ему полный любви и благодарности за его терпение поцелуй.              – Я люблю тебя, – и, мягко уткнувшись лбом в лоб, снова вставил, сначала вызывая у Превитали сдавленное мычание, а потом, по мере углубления, и обрывистый полустон.              Роберт не стал спешить, медленно двигаясь с небольшой амплитудой, но глубоко, полностью погружаясь, отчего Микаэль под ним задушено и рвано стонал, не умея сдержать в себе эти звуки. Смит просто плавился от этих сладких нот, так и рвущихся из груди святого, хотя какой-то частью ума всё же понимал, что оттенок их ещё не слишком положительный. Он не отпускал руку Микаэля, подсказывая, что он всё ещё рядом и прислушивается к нему, и не убирая крылья, кончики белых перьев которых иногда мазали по щеке святого.              – Твой голос – музыка для моих ушей… Мика, я так счастлив, что встретил тебя… Мне так жаль, что я был таким идиотом… – Роберт жалобно сложил брови домиком, прильнув к возлюбленному, почти ложась ему на грудь, из-за чего темп замедлился, а глубина проникновения уменьшилась, позволяя Превитали немного отдохнуть. В его глазах не стояло ни одной слезинки, лицо не было искривлено болью. В глубине души Смита теплилась надежда на то, что он смог сделать всё правильно.              Роберт слегка приподнялся, и вторая его рука змеёй скользнула по груди, а потом и по плечу Микаэля, чтобы, плавно опустив её, переплести пальцы во второй раз. Роб улыбнулся Мике и положил его руки удобнее, вблизи головы, чтобы ладони святого были открыты вверх и он мог сжимать пальцы Роберта, а тот в свою очередь мог своим весом немного давить, не давая Превитали ускользнуть. Своим виноватым взглядом Роб теперь ещё больше напоминал Микаэлю щенка, и тот даже самую малость усмехнулся этому сравнению.              – Расслабься, хорошо?.. – тихо попросил Роб, и Микаэль немного поёрзал, стараясь занять как можно более удобное и расслабленное положение тела, как и советовал Роберт. Он всё ещё чувствовал себя странно. Боль была совсем другой, не той, которую он помнил. Эта была какой-то странно-щекочущей, каким-то странным образом доставляющей какую-то странную смесь чего-то неприятного и приятного, что Микаэль даже не мог описать, только почувствовать. И почему-то прекращать не хотелось, на удивление, он чувствовал тень какого-то умиротворения в этих движениях, почему-то неловкость прошла, и у него появилось чувство, будто они стали действительно близки, будто они всё это время должны были сделать это, будто вот теперь та стена неловкости между ними наконец должна была рухнуть, расставить все точки над и, закрыть все недомолвки между ними.              Роберт, дождавшись, пока Микаэль уютно устроится, снова улыбнулся ему и, тоже немного помявшись, чтобы найти идеальное положение для дальнейшего облегчения движений, сделал первый толчок с относительно большой амплитудой, снова заставив Мику сжаться, обронив сдавленный стон. Роб ещё раз мягко попросил расслабился с немного ехидной улыбкой на лице и медовым блеском в глазах, а сам начал совершать движения на своей средней скорости, впрочем, пока ещё самой быстрой для Микаэля, которую тот мог принять. Первое время он очень шумно дышал и мотал головой, не в силах угнездиться, вилял бёдрами, пытаясь избежать очередного толчка, хватал воздух ртом и жмурился, ничего, однако, не прося, так как было слишком стыдно произносить подобное вслух. Смит не ускорялся, но и темпа не сбавлял, желая, чтобы Микаэль привык к тому, что было, чтобы тот растянулся, чтобы ощущения начали меняться.              Методика выжидания и впрямь работала. Если сначала святой ещё пытался как-то вяленько сопротивляться, то через минуту уже прекратил, поддавшись новым ощущениям и прикрыв глаза, позволяя себе небольшой отдых. Стоны его стали тише, перестали быть прерывистыми, на лице его отражались какие-то новые чувства. У Смита пылало сердце от каждого толчка, когда он видел, что Микаэль на самом деле начал получать ещё пока смутное и невнятное, но всё же удовольствие. Конечно, ему ещё только предстоит научиться по-настоящему принимать такой способ проявления близости и проявление любви, научиться чувствовать удовольствие от проникновения и находить зарытое где-то внутри возбуждение, чтобы тоже смотреть на Роберта таким влюблённым и пьяным взглядом. А пока Микаэль был ещё неопытен, часто дышал, не знал куда деть руки-ноги, смущался тихих звуков шлепков и не совсем понимал, что чувствует внизу. Смит испытывал умиление от предвкушения того, какой путь им ещё предстояло пройти, прежде чем они смогут стать полноценными любовниками.              – Ты такой тёплый и узкий внутри… Такой приятный… За что ты мне, Микаэль, ну за что… – почти стонал Роберт, всё увереннее толкаясь, отчётливо чувствуя, что тело уже практически перестало оказывать сопротивление. Теперь, когда стало так легко и приятно, у него самого начинало двоиться в глазах.              Превитали не знал, куда себя деть от этих пошлых комментариев, и попытался отвернуть лицо в сторону, чтобы Роб больше не смотрел на румянец на его щеках, но ангел, не пожелавший мириться с таким раскладом, опустил голову ниже и начал целовать и покусывать его шею, намеренно с особенным рвением, чтобы Мика, желая прекратить слишком приятную пытку, всё-таки повернул голову к нему, дабы Роб больше не мог кусаться. Хитро улыбнувшись ему в лицо, ангел вдруг ускорился, заставив Превитали подавиться вдохом и случайно громко вскрикнуть, срываясь на прерывистые стоны.              Микаэлю одновременно хотелось убить Роберта и хотелось, чтобы он делал «это» ещё быстрее. Это иррациональное желание, зародившееся в груди, ужасно смутило святого, ведь такого он от себя никак не ожидал. Ну уж нет, в таком он Робу никогда и ни за что не сознается, как бы сильно ни кружило голову от желания. Почему-то в глубине души он чувствовал, что, если Смит ускорится ещё немного, ему станет действительно приятно от этой странной быстрой смены покалывающей боли, давления и щекотки.              Ангел между тем совершенно не по-божески наращивал темп, стеная уже едва ли не громче собственного возлюбленного, но, в отличие от него, совершенно не стесняясь этих пошлых звуков и не пытаясь себя сдерживать. Роберт практически полностью сосредоточился теперь на точке соединения их тел, он больше не отвлекался на ласки, не наклонялся к Микаэлю, видя, что ему и самому уже стало не до этого, и только поспешно качал бёдрами, в самом конце позволяя себе на несколько секунд взять максимальный темп, заставивший святого откровенно вскрикнуть, широко распахнув глаза. Более не имея выдержки, Смит закончил, сильно прижавшись бёдрами к Мике, по инерции ещё продолжающему то ли стонать, то ли мычать, то ли просто так тяжело дышать.              Роберт секунд на десять потерял связь с реальностью, пытаясь выровнять дыхание и успокоить зашедшееся бешеным стаккато сердце. Он правда не спит? Боже, что же он натворил! А может повезёт? Он совсем забыл о нежности в конце, Микаэль наверняка убежит от него в слезах! Он же так вскрикнул под конец!              Смит, опомнившись, поднял почти испуганный взгляд на Превитали, мгновенно потеряв дар речи. Тот, уставший, но вполне удовлетворённый, растёкся по постели, ослабев и став похожим на тряпичную куклу. Он устал и больше не сжимал пальцы Роберта, валялся мешком и медленно остывал, пока кожа его блестела от пота.              Роберт неуверенно медленно выскользнул из тела, сжавшего его по инерции, и услышал глухое мычание. Микаэль попытался немного подвигать ногами, но не нашёл в себе сил, хотя дискомфорт от пустоты остался. Роб мягким движением, отпустив руки Мики, перехватил его ноги, успокаивая их и бережно укладывая на кровать. Превитали вяло поёрзал, пытаясь найти удобное положение, но из этого в очередной раз ничего не вышло, и он не смог избавиться от странного ощущения внутри.              Поняв, что любимый как минимум ещё подаёт признаки жизни, и порадовавшись этому факту, Роберт тихонько наклонился к лицу Микаэля, чтобы встретиться взглядом с его закрытыми глазами. Он осторожно прикоснулся своими губами к тёплым губам Мики, и тот не стал сопротивляться. Ангел медленно сполз с него и подлез сбоку, прижимаясь, как кот к хозяину, наивными огромными глазами глядя на лежащего на спине святого, который слишком устал, чтобы найти в себе силы перевернуться набок. Он только с опозданием повернул лицо к Роберту, всё же приоткрыв глаза. Смит утонул в их алеющей радужке.