Множество шагов

— Ромка, стой! — грозно выпалил Бяша и схватил почти свалившего друга за рукав олимпийки. Пятифан вздохнул и нехотя повернулся. Он посмотрел на Будаева стеклянными и покрасневшими глазами, обрамленными темными мешками, и кивнул, мол, «чего тебе?». Бяша нахмурился, рассматривая лицо своего друга, который уже третий день подряд приходит в школу с опозданием на час и снова куда-то пропадает, не отсидев больше двух уроков, — Ты куда, на? — Домой, — прохрипел Рома и начал тянуть руку на себя, чтобы вырваться, но Бяша усилил хватку. — Сегодня же две физры! Ты не пойдешь? Владимир Львович обещал хоккей, на. — Не пойду. Не хочу. Рома медленно и изнеможденно моргнул и отвел взгляд. Бяша хмурился все сильнее, судорожно осматривая осунувшееся лицо Ромки — серое, с впалыми от похудения щеками и обкусанными до кровавых корочек губами. По внешнему виду Пятифана можно было подумать, что того покрутили в барабане стиральной машинки, а погладить забыли — настолько помято он выглядел. И Будаева очень не устраивало, что он не в курсе, в чем причина такого состояния. — Я тебя до дома провожу, на, — сказал Бяша, на что получил удивленный взгляд. — Зачем? — Рома пристально посмотрел на Игоря и всеми мышцами лица показал, что эта идея ему не нравится. — Чтобы ты по пути в лесу не повесился, на, — ответил Бяша, слегка ухмыльнувшись. В самом деле ему было не смешно. Прозвенел звонок, заставляя коридоры понемногу опустеть, но друзья стояли, как вкопанные. Рома смотрел на Бяшу тяжелым взглядом, но последний намеревался его выдержать, чтобы показать, что не отступит. — Ладно! — недовольно прошипел Пятифан спустя минуту гляделок и пошел в сторону выхода. Он вытащил из-за уха сигарету и начал подкуриваться прямо в тамбуре школы. Бяша все это время шел позади, обеспокоенным взглядом буравя Ромкину спину, и натягивал куртку. Оказавшись на улице, Пятифан сухо и болезненно закашлялся и торопливо пошел к воротам. Бяша засеменил за ним. Он все время искоса поглядывал на друга, хмурясь и обеспокоенно вздыхая, а Рома выглядел стабильно понуро, как и последние недели. Когда Будаев в очередной раз выпустил из легких воздух, Пятифан резко остановился и повернулся к парню, выплевывая сигарету. — Если и дальше вздыхать будешь, то можешь со мной не идти, — грубо произнес он, искривив губы. Бяша остановился напротив и серьезно посмотрел в карие, будто потухшие, глаза. — А что мне еще остается делать? Если ты не говоришь, что с тобой, на… — А что со мной? Вот что со мной?! — вскипел Рома и взмахнул руками, рассекая морозный февральский воздух, — Все со мной нормально! — Да уж конечно! — язвительно прикрикнул Бяша, понимая, что сейчас Пятифан поймет только повышенный тон, — Ты выглядишь, как ходячий труп, потому что с тобой «все нормально», — Игорь старался не переигрывать с сарказмом, но голос менялся сам собой от накопившегося непонимания и беспокойства. На слова друга Ромка лишь фыркнул и отвел взгляд в сторону, а Бяша чуть помолчал и продолжил уже спокойнее: — Брат, я же беспокоюсь, как ты не понимаешь, на? Ты в один момент стал другим человеком — хер знает, где пропадаешь, не разговариваешь, ходишь, как по башке ударенный. Случилось, может, что? Пятифан продолжал молчать, часто моргая и ковыряя носком ботинка снег, отчего Бяша почувствовал себя родителем, который пытается выбить из ребенка признание в содеянной пакости. Будаев чуть склонился и заглянул в Ромкино лицо. — Ну не хочешь ты при Семке говорить, хоть мне скажи, — взмолился Бяша, пытаясь надавить фактом очень близкой дружбы, — Ты же мой кореш, я хочу тебе помочь, — он аккуратно положил руку на Ромкино плечо, отчего тот дернулся, как ошпаренный, и нервно тряхнул головой в отрицательном жесте. Бяша вздохнул, но на секунду ему показалось, что в глазах друга промелькнуло желание расколоться, так что он продолжил давить: — Снова на любовном поприще проблемы, на? — Типа того, — наконец подал голос Рома, еще более нервно тормоша снег под ногами. — Брат, да забей ты на этих телок… Разве стоит так из-за них убиваться, на? — только Бяша это сказал, как Пятифан раздражительно выдохнул — почти зашипел — и выругался себе под нос. Оба замолчали, тяжело и сипло дыша. Игорь был готов сдаться и продолжить путь до дома Пятифановых, как Ромка вдруг чуть выпрямился и серьезно — даже слишком — посмотрел на Бяшу. — Мне надо вправить мозги, — тихо сказал он, снял рюкзак и кинул куда-то в сугроб, — Ударь меня. — Ч… Че? — Бяша захлебнулся морозным воздухом и чуть не закашлялся от удивления. — Ударь. Посильнее только, — сказал Рома уверенно и нахмурился. Он даже чуть склонился, чтобы Будаеву было удобнее бить, но тот не собирался этого делать, лишь смотрел на друга, как на поехавшего. — Ты совсем сдурел? — Да. Совсем, брат, — Пятифан криво улыбнулся и прикрыл веки, — Голова не на месте. Надо обратно поставить. Бяша замолчал и округлил глаза, насколько это вообще было возможно. Он поглубже спрятал руки в карманы куртки и посмотрел в прикрытые Ромкины глаза, пытаясь найти там оттенок шутки. Но, кроме мутноватой пленки усталости, он там ничего не нашел. — Н-не… — выдохнул Игорь испуганно, все больше запутываясь в своих мыслях и догадках. Кажется, с его другом творилось что-то посерьезнее любовных страданий по девчонкам. Опять проблемы с отцом, может? Рома страдальчески промычал и нахмурился еще сильнее, хотя, казалось, куда уж там сильнее. — Тогда я сейчас на тебя нападу, и тебе придется меня ударить, — холодным тоном произнес Пятифан, чуть расправил плечи и шагнул к Бяше. — Ромка, ну харэ, — слегка испуганно выдавил Будаев, сделав шаг назад. Рома все равно успел схватить его за ворот куртки, отчего капюшон соскользнул с головы, и затылок с ушами тут же куснул холод, — Да отъебись ты! — По-дружески прошу, ударь меня, блять! Может, хоть это поможет выкинуть все говно из головы, — зарычал Пятифан, встряхивая Бяшу за ворот. Игорь смотрел на Ромку и не узнавал его — глаза начинают мокреть и лихорадочно бегают по сторонам, руки подрагивают, губы кривятся так, будто Ромке сейчас очень больно. Пугающее зрелище. Бяше вдруг стало очень горько от того, что Пятифан не позволяет помочь ему, не рассказывая о своих проблемах хотя бы в общих чертах. Так было всегда — из Ромки ничего не выбьешь, если он по-настоящему не захочет говорить, но раньше это никогда не доходило до такого безумия. Обычно Пятифан быстренько решал свои проблемы, крайне редко обращаясь за помощью, и возвращался к деятельности банды и прогулкам. Но сейчас его затянуло, видимо, слишком глубоко в болото. И какого рода это болото было — Бяше оставалось только гадать. Неопределенность раздражала и злила, заставляя беспокойство превращаться в настоящую агрессию. Пару раз Бяша даже чуть не махнул рукой на все это, подумав: «Ну, раз не хочет делиться, то пусть сам разбирается, на!» Но совесть и дружеская, почти братская, любовь не позволяла закрыть глаза на изменения в Ромкином поведении и внешнем виде. — Ну так что? Ты мне друг или нет? — рявкнул Рома так, что Бяша аж вылетел из своих мыслей и вздрогнул. — Д-друг… — Тогда бей, — Пятифан отпустил ворот Игоря и зажмурился, поджав губы. Бяша вздрогнул всем телом и вздохнул. — Сука… — шепнул он и мазнул кулаком по скуле друга вполсилы, Пятифан даже не пискнул. — Нормально бей! — Не буду я, на! Достал! — Бяша прикрикнул и сложил руки в карманах, сделав шаг назад. Вся эта ситуация его жутко раздражала. Рома открыл глаза и тихо рыкнул. — Ссыкло! — он со вскриком накинулся на Игоря, снова схватив его за ворот куртки. Бяша же начал грубо отталкивать его от себя, покрывая друга потоком матов. Ромка нападал лениво, но угомонить Будаев его не мог. — Ладно! Все! — закричал Бяша, и Пятифан замер, — Рокки хренов, на… Игорь уже пожалел, что потащился с поехавшим Ромкой домой, так что расправил плечи и хрустнул пальцами. — Давай сюда свою рожу тупую, — буркнул он и посмотрел на друга с явным осуждением. Тем не менее в глазах, конечно, блеснуло сочувствие и беспокойство. Пятифан вздохнул и снова немного наклонился, через мгновение раздался глухой шлепок и болезненный стон. — Вот… Уже лучше… — Ромка качнулся и прикрыл глаза, нахмурив брови. Он повел челюстью и слизал с разбитой губы каплю крови, после чего тряхнул головой. Бяша смотрел на него с удивлением и тревогой, потрясывая ушибленным кулаком в воздухе. — Ромыч… Ты бы это… Завязывал с ума сходить, на… — тихо сказал Бяша, опустив взгляд на капельки крови на снегу. Пятифан в ответ лишь неопределенно хмыкнул и, вытерев остатки крови с подбородка, пошел дальше, как ни в чем не бывало. Игорь смотрел ему вслед через прикрытые веки и тяжело дышал, потом очнулся и догнал друга. Оставшийся путь до дома Ромы прошел в тишине, каждый думал о своем. Обратно в школу Бяша вернулся почти к концу первого урока физкультуры. Он издалека посмотрел на поле, по которому ученики сновали на лыжах, зачерпнул горстку снега и приложил ее к сбитым костяшкам. Игорь прищурился, нашел взглядом Полину и пошел к ней. — Полька, здарова, на, — сказал он, поравнявшись и неторопливо шагая рядом, пока девушка старательно перебирала лыжами по мокреющему снегу. Она утерла лоб варежкой и немного замедлилась. — Привет. Опять с Ромой прогуливали? — Полина снисходительно хохотнула. Бяша покачал головой и пожал плечами. — У меня к тебе разговор есть. На лице Полины отразилось удивление, которое Игорь вполне себе понимал. Он ведь не общался с одноклассницей, ну, только в том случае, если это было нужно Роме в его любовных делах. Полина остановилась совсем и отъехала с лыжни немного в сторону, Бяша же сел на корточки, опираясь спиной о стенку футбольной коробки. — Ты же общаешься с Ромой? — сказал он и посмотрел на девушку снизу верх. Полина поджала губы. — Да. Ну, то есть нет. Мы с ним не разговаривали особо после моего дня рождения… — девушка вздохнула и сняла варежки, чтобы приложить прохладные ладони к покрасневшим щекам, — Может, случилось у него что, ты не знаешь? — Не знаю, на, — честно признался Бяша и взъерошил челку, все еще не прикрытую капюшоном, — Я у тебя хотел спросить то же самое… Повисло короткое молчание, в течение которого Полина смотрела на пролетающих ворон, а Бяша кусал губы, пытаясь восстановить цепочку последних событий. День рождения Полины, резкие мутки с Надей и точно такое же резкое их прекращение, прогулы Ромки и его отстраненность… Все это вообще не вязалось между собой, но отправной точкой точно был праздник у Полины. — А у тебя на днюхе ничего такого не происходило, на? — спросил Бяша, посмотрев на девушку исподлобья. — Ну… Мы поговорили… — Полина немного замялась и отвела взгляд, — Я ему призналась, что… — Что?.. — трепетно спросил Игорь, когда Морозова вдруг замолчала почти на минуту и отвела взгляд. — Что мне нравится мальчик один из девятого… — Полина вдруг охнула, — Может, он из-за этого обиделся? — Может… — пробубнил Бяша. В целом, выглядело правдоподобно. Полинка отказала, Ромка с горя решил охомутать Надю, но либо не получилось, либо передумал. Но его подавленное состояние так сильно пугало, что Игорю не хотелось верить, что причиной и правда является девушка. Хотя поверить в это можно было бы с легкостью, учитывая удивительную для хулигана крайнюю ранимость Ромы в плане дел любовных. — Вообще, Рома больше с Антоном дружит, чем со мной. Ты его спроси, может, он подскажет, — сказала Полина, чуть склонившись над Бяшей. Тот вскинул голову вверх и поднял одну бровь. — С Петровым?.. — нервно усмехнулся Игорь и медленно поднялся на ноги, отряхивая остатки снега с костяшек. — Ну да. С Петровым, — сказала Полина таким тоном, будто это само собой разумеющееся. Она вернулась на лыжню и продолжила свой путь в общем скудном потоке учеников. Бяша тяжело вздохнул и задумался. Значит, Рома с Антоном… дружит?.. Игорь перелез через перегородку, проскользил по покрытому льдом полу на подошвах и остановился у другого края коробки, опираясь о него локтями. Он достал сигарету, когда убедился, что физрука поблизости нет, и в задумчивости прикурился. Бяша стал ждать и думать. И думал он о словах Полины. Честно говоря, он не мог представить Рому в дружбе с Антоном. Да, они сидели вместе за одной партой, Пятифан иногда упоминал его в речи, мол, «Мы с ним опять посрались» или «Петров такой тупой, бесит меня, гад», но ни одного хорошего слова за все полгода так и не сказал. И оно и понятно, Ромка ведь его заживо хотел сожрать в начале года… так что же изменилось? Будаева это напрягало, он чувствовал какой-то подвох, но пока не мог понять, в чем он заключается. Он смотрел куда-то в сторону заснеженных деревьев и чуть не пропустил Антона, который проезжал мимо. — Э! — Бяша сунул в рот два пальца и свистнул, привлекая внимание Петрова, — Подойди, на! Антон нахмурился и стушевался. Видать подумал, что Игорь хочет ему за что-то предъявить, но Бяша, наоборот, не собирался устраивать разборки сейчас, хотя мог. Петров замер, так и пялясь на Будаева, так что тот закатил глаза и поманил рукой. Антон все-таки робко подъехал к стенке коробки и настороженно посмотрел на Бяшу, вопросительно кивая вверх. — Ты с Ромой общаешься, на? — спросил Бяша, откидывая окурок в сторону. Судя по всему, его голос и вопрос прозвучали слишком грубо, так как Антон немного округлил глаза и решительно замотал головой. Игорь прокашлялся и немного расслабил брови, а после мягче добавил: — Я просто узнать хотел — ты не в курсе, что с ним происходит? Че он такой убитый? — Нет, не знаю, — Антон хмыкнул и поправил немного запотевшие в дыхании очки, — А должен? — Ну бля, вы же за одной партой сидите, на! Может, в тетрадях чего-нибудь рисовал, писал, говорил невзначай?.. Петров грустно опустил взгляд и помотал головой. — Вообще он со мной уже довольно давно не говорил. Бяша нахмурился и поджал губы, глухо выругавшись. Значит, Рома вообще ни с кем не говорит. Ни с кем! — И че с ним делать? — всплеснул руками Игорь и уперся лбом в покрытую изморозью перегородку коробки, словно бы пытаясь охладить свои мысли. Антон помолчал и оперся ладонями по обе стороны от головы Бяши, немного наклоняясь. — Хочешь, я с ним поговорю? — Да он тебе разве скажет что-то?.. — пробубнил Игорь снизу. — Ну… Я попробую. Бяша с подозрением поднял взгляд и наткнулся на робкую улыбку Антона. — Ладно… Валяй, на.

* * *

Рома пришел только к третьему уроку и на входе поймал строгий взгляд Кудри. Он знал, что она пасет его, чтобы поговорить о возобновившихся прогулах, так что быстро утек в толпу, дабы избежать нотаций. И без них голова кипела, едва ли не пуская из-под волос пар. Рома провел языком по губе, разбитой после вчерашнего «поединка» с Бяшей. Она саднила и опухала, а под ней на коже образовался видимый синяк, но Пятифану было плевать. Все равно это не помогло забыть об Антоне, даже на чуть-чуть, даже на минутку. Рома подошел к лестничному пролету на второй этаж слишком поздно, уже после звонка, так что шел по ступенькам, слушая свои шаги, отскакивающие от стен эхом в пустом коридоре. Спустя мгновение со звуком его шагов смешались еще одни, что зазвучали за спиной. Пятифан сначала не обратил внимания, а потом голос ударил по ушам, заставив замереть. — Рома, погоди, — сказал негромко Антон, но из-за пустоты лестничного пролета все равно было слышно очень хорошо. У Ромки кровь застучала в ушах, и моментально стало жарко. Он несмело посмотрел через плечо, но не повернулся полностью. Он с трепетом и легким страхом наблюдал за тем, как Антон приближается. Тот остановился, не дойдя до Ромы всего несколько ступенек, — У тебя… у тебя все хорошо? — У меня все прекрасно, — буркнул Пятифан и тут же свел брови к переносице, пряча свое волнение за напускной хмуростью. — Точно? — Антон сделал еще один шаг наверх. Осталось три ступеньки, и теперь Рома с замиранием сердца мог видеть, как запястье Петрова скользит по перилам. — Точнее некуда, — ответил Рома и сжал кулаки в карманах олимпийки. Его пробрала мелкая дрожь, он и сам не понимал, чего так переживал. — Ты просто… так отдалился, — тихо сказал Антон, второй рукой теребя край рубашки, которая торчал из-под жилетки, — Я, может, что-то не так сделал? Рома тяжело вздохнул, тон голоса Антона — жалобный и мягкий — словно резал без ножа. Он чуть больше повернулся к нему, встав боком, и покачал головой. — Тогда что? –продолжил Петров и снова шагнул. Две ступеньки. Роме было неловко смотреть на парня, он буравил взглядом трещину в стене напротив и кусал губу. Корочка с раны сорвалась, и он зашипел, трогая пальцем выступившую капельку крови, — Это что? Ты подрался? Рома, наконец, посмотрел на Антона, и его сердце пропустило удар, когда он увидел в зеленых ясных глазах блеск беспокойства. — Нет, просто упал. — Да не похоже на то, что упал, — Антон печально усмехнулся и шагнул. Всего одна ступенька отделяла парней, и Роме от этого то ли хорошо, то ли плохо. Он слишком много сторонился Антона, слишком сильно отодвигался на край парты, слишком усердно прятал взгляды и вздохи, что совсем забыл, каково это. Просто стоять рядом, улавливать его запах, смотреть прямо в глаза, подсвеченные бликами окуляров. Рома с усилием сглотнул, — Слушай, эм… Если у тебя что-то случилось, ты можешь рассказать… Тебе не обязательно со всем справляться в одиночестве. Антон улыбнулся и немного склонил голову вбок, а Пятифан едва не заскулил от отчаянья. Он презрительно фыркнул и тряхнул челкой. Как же, рассказать… Рома чуть не рассмеялся в голос, когда представил, что он встает напротив друга и говорит: «Эй, Тоша, я тут немного башкой потек и втюрился в тебя, как последний пидор!» Пятифан с усилием шагнул назад, увеличивая расстояние между ними. — Да все нормально, Тох. Я правда в порядке, — Рома снова спрятал взгляд и в который раз провел языком по ранке на губе, что уже выглядело, как нервозный тик… как и все поведение Пятифана в целом. Антон какое-то время помолчал, а потом поднялся еще на ступеньку, оказываясь в лестничном пролете с подоконником вместе с Ромой. — Ты же врешь?.. — прошептал Петров, чуть наклонился и заглянул в лицо Пятифана. Глаза Ромы сами собой примагнитились к Антону, к его розоватым щекам, вечно пронзительным глазам, которые его сейчас словно сканировали, и приоткрытым губам. Пятифан мысленно запретил себе на них смотреть, так что поднял взгляд и устремил его куда-то в переносицу. — Не вру. — Врешь. — Не вру! — Ты очень плохо врешь, Рома! — обеспокоенно выпалил Антон, сжав руки в кулаки. Пятифан смотрел прямо на парня, и его ноздри раздувались от тяжелого дыхания. Мысли спутались, сердце уже разогналось до неприличных скоростей, а на языке снова появился горький привкус. Рома почувствовал, что близок к срыву. — Блять, как же вы меня все заебали! — Ромкин голос разнесся по лестничной клетке громом, от которого Антон вздрогнул, — Если я сказал, что все нормально, значит все нормально! И не надо, блять, со мной, как с ребенком таскаться. Что я, телка какая-то? Что я, со своими проблемами сам не разберусь? — Но не обязательно самому! — тихо перебил Антон, но тут же поежился, видя, как у Ромки гневом блестят глаза. Он немного качнулся назад, будто бы испугавшись. — Что ты все заладил, Господи! Антон, ты вот щас… — Пятифан прервался и набрал побольше воздуха в грудь, — …ты щас лучше вообще не делаешь, — Рома выпалил эти слова на одном дыхании и только потом понял, что прозвучало грубо, хотя отчасти это и было правдой. Просто своим присутствием Петров сковыривал в Ромке все те чувства и мысли, что тот за ночь пытался замуровать где-нибудь поглубже в себе. Просто взгляда хватало, чтобы Пятифан снова утопал в сомнениях, омерзении к себе и одновременном желании быть с парнем почаще и поближе. — Ну прости… — сказал тихо Антон после слов друга, — Я пытался помочь. — Я об этой помощи вот нихуя не просил, — отчеканил Рома еще более грубо, пусть и сделал это машинально. Тогда Петров изогнул брови и поджал губы. Он смотрел своими обиженными глазами из-под ресниц, — а они у него, сука, белые и красивые, словно снегом припорошенные, — и просто молчал, и Ромке это молчание показалось мучительным. Его тело само сделало шаг навстречу, руки дрогнули, а глаза блеснули, но он вовремя себя остановил и поплелся дальше наверх, больше не оборачиваясь на Петрова, что остался стоять на лестнице. На урок он решил не идти — все равно много времени потратил на разговор и пропустил больше половины. Вместо этого он обошел второй этаж и спустился обратно на первый через вторую лестницу. Там Ромка вплыл в туалет-курилку, который пришлось оставить из-за Кудри, но сейчас ему было, честно, на все наплевать. Рома встал у подоконника, оперся ладонями о его край и закурил. Он снова чувствовал пустоту и даже стыд оттого, что нагрубил Антону, из-за того, что отстранился. Ему было стыдно и перед Бяшей, когда сигарета задела ранку на губе и напомнила о том, как Пятифан в полубредовом состоянии пытался уговорить его себя избить, заставляя лучшего друга переживать. И ему было тяжело понимать, что он бы хотел, очень даже хотел со всеми объясниться, всем все рассказать и открыть душу, но… Разве он мог это сделать? Как бы это все выглядело? Да никто и никогда не понял бы его, даже Бяша. Рома тихо болезненно застонал и свесил голову между плеч.

* * *

На следующее утро с самого первого урока — первого только для Ромы, потому что он снова пришел только ко второму — Пятифан понял, что Антон обиделся. Петров пытался вести себя, как обычно, но Рома все равно улавливал его осуждающие взгляды и тихие фырканья, что направлялись в сторону его края парты. Пятифан усмехнулся самому себе и подумал, что Антон, в общем-то, даже молодец. Правильно, что обиделся. Все равно Рома мудак. Может быть, так даже будет лучше. После урока Пятифан хотел выскользнуть на улицу покурить, но на выходе из школы его все-таки поймала Кудря. Рома закатил глаза и уже приготовился выслушивать тираду о его упавших оценках, о прогулах и курении, но женщина выглядела скорее обеспокоенно, чем строго. — Рома… Отойдем, — сказала она тихо и отвела Пятифана в сторону, к колонне рекреации. Она сложила руки в замок на поясе и посмотрела с высоты своего роста на Рому, который выглядел сбитым с толку. В рекреации было слегка шумно, так как это было крыло младших, что бесились и бегали, отчего Кудря немного склонилась к Пятифану и внимательно заглянула ему в глаза, — У тебя все нормально? — А?.. Чего? — Рома опешил, не услышав в голосе женщины упрекающих ноток, а вопрос так сильно удивил, что его смысл дошел до парня с опозданием. Он тряхнул головой, словно ему все это показалось. — Ну… Не случилось ничего? Может быть, дома или в личной жизни? Поссорился с кем-то? — Кудря кивнула на разбитую губу Ромы. Пятифан аж рот открыл от удивления и вскинул брови. Он захлопал глазами и немного резко спросил: — С чего вы взяли, что у меня что-то могло случиться? — его уже конкретно подбешивало то, что каждый второй считает своим долгом прилипнуть к нему, как муха к меду, и засунуть свои ручки в самое сокровенное — в душу. — Понимаешь… — женщина говорила достаточно вкрадчиво и аккуратно, — Полина с Антоном попросили меня с тобой поговорить. — Чего, бл?! — Рома чуть не сматерился, но зажал свой рот рукой. В его груди тут же что-то вскипело, а глаза блеснули. Вот чего-чего, а такого он не ожидал даже от прилежной Полины. Чтобы идти с такими просьбами к заму по воспиталке, когда Рома и так на грани исключения… Немыслимо! — Они переживают за тебя и за твое состояние! — тут же добавила Кудря, приподняв руки в аккуратном жесте. Она поправила воротник, прокашлялась, будто к чему-то готовясь, и, не дав Пятифану даже слово вставить, начала говорить тише и куда более мягко, — Рома, не злись. Я не собираюсь ругать тебя за прогулы или что-то еще… Я, наоборот, хочу помочь. Она немного улыбнулась и положила руку на плечо Пятифана. Тот слушал ее и смотрел в глаза, все еще зажав рот рукой и не шевелясь. В другой раз он, может, и послал бы ее с первых слов, но Ромка еще ни разу не видел Марию Александровну такой спокойной в отношении него, что вызывало любопытство; и слегка встревоженной — не как раньше, встревоженной до истерик и летающих учебников, а поистине встревоженной. — Если ты о чем-то переживаешь, — не важно, о чем, — ты всегда можешь рассказать. Пускай даже в общих чертах, — женщина все еще держала Рому за плечо и смотрела прямо в глаза, мягко улыбаясь. — Ага… Начались эти ваши психологические штучки, да?.. — только и смог вымолвить Пятифан, нервно усмехаясь. — Нет, что ты! Я от всего сердца, — пролепетала торопливо Мария Александровна, приложив руку к груди. Рома поджал губы и посмотрел ей прямо в глаза. В этот раз было в ней что-то — во взгляде, касаниях и тоне голоса — материнское, что ли. Вызывающее доверие. Ромку пробрала мелкая дрожь от прямого взгляда, и он снова прикусил губу. Против его воли промелькнула мысль обо всем рассказать, ему было все тяжелее нести эту ношу с собой. Пускай Кудря расскажет родителям, пускай осудит, но… может есть способы, как избавиться от тех неправильных чувств, в которые он влип? Пускай даже медикаментозно. А что? Может и правда от любви к парням лечат, и Мария Александровна поможет найти места, где это организуют. Мысль эта вызвала в теле Ромы еще большую дрожь, он уже был готов на что угодно, — хоть живьем кожу сдирать, — лишь бы перестать чувствовать себя так жалко и беспомощно. Он уже даже приоткрыл рот, чтобы начать говорить, но в последний момент вместо речи из легких вырвался лишь рваный выдох. Он прикусил ранку на губе, чтобы вспышка боли пронеслась по лицу, ударила в мозг и не позволила выдать свой секрет. Рома вымученно приподнял уголки губ и медленно помотал головой. — Мария Александровна, все нормально, правда. Спасибо вам за… эм… помощь, — выдавил он максимально вежливо и быстро, чтобы женщина не опомнилась, обогнул ее сбоку. Пятифан выбежал на улицу, хватая ртом воздух. Он ударил себя ладонью по лбу и промычал. — Чуть не раскололся, дурак! — прошипел он самому себе и торопливо зашагал в сторону выхода со школьной территории. Сегодня он отсидел аж один урок, но ему этого хватило. Ему в принципе хватило нахождения в школе за последнюю неделю — слишком уж много энтузиастов, желающих вывернуть наизнанку своей заботой. Рома горько усмехнулся мысли о том, что забота эта ему ни капельки не помогает, и осознавать это было до смеха забавно. До смеха, правда, нервного. Он шел в сторону дома, не сбавляя темп шагов, так что даже вспотел, несмотря на февральский мороз. Пятифан сел на нерасчищенный уступ крыльца и свесил руки между колен. Он повел плечом и посмотрел на снег под ногами, а потом прикурился. Рома не боялся, что его увидят родители, — все равно на работе, — но и в дом идти не хотелось. Комната уже приелась и казалась слишком душной и тесной, хотя в действительности Пятифан догадывался, что душно и тесно было не в помещении, а в его мыслях. Он провел рукой по голове, стягивая шапку и ероша волосы, и тяжело вздохнул, наблюдая за морозным паром, исходящим из его рта. Он стал думать о разговоре с Марией Александровной, а точнее о том, как он чуть не сплоховал. Рома хмурился и кусал сигаретный фильтр, мысленно ругая себя за слабость, которая чуть не загнала его в ловушку. Черт возьми, о чем он думал! Как он мог даже мысль допустить о том, чтобы раскрыть кому-то свои грязные противоестественные мысли? Да его бы съели заживо, если бы информация однажды утекла за пределы кабинета зама по воспитательной работе. Что бы тогда подумали пацаны, с которыми он корешился? Мелкие, которых он кошмарил? Бяша и родители, в конце концов? А Антон?.. Как бы он потом посмотрел на Рому? Наверняка с отвращением, а ведь он уже и так обижен. — Сука-а-а… — протяжно прошептал Пятифан и уронил лицо на ладони. Как же он устал, как же ему было плохо от тяжести в груди и мыслях, и он уже не знал, как себе помочь. Он услышал тихое шипение и отвел руку с сигаретой от лица, так как ее уголек случайно подпалил край челки. Рома сквозь прикрытые веки посмотрел на тлеющую в руках сигарету, потом сжал кулак свободной руки и медленно разжал. Он опустил взгляд на раскрытую ладонь. Как-то раз Бяша сошел с ума по всякой фигне, связанной с гаданиями, о которой потом все уши Роме и Семену прожужжал, так что Пятифан кое-что знал о линиях на человеческой руке и об их значениях. Он нашел линию любви, которая показалась ему кривой, неправильной и лишней. Как и его нынешняя любовь, что давила на плечи и грудь вот уже сколько времени. Захотелось эту линию выжечь. Рома сел поудобнее и чуть отвел открытую ладонь подальше, чувствуя, как от волнения его затылок покрывается холодным потом. Второй рукой он перехватил сигарету указательным и большим пальцем, разворачивая угольком от себя. Он сглотнул и глубоко вздохнул носом, посильнее упираясь пятками в снег. Когда Пятифан был помладше, отец воспитывал его кулаками. Говорил, что Рома по-другому не понимает. Вот и сейчас он решил воспитать себя болью, и эта идея показалась настолько же абсурдной, насколько спасительной. Пятифан прикрыл глаза и ткнул сигаретой в ладонь. Пару мгновений он ничего не ощущал. Было даже странно, Рома приоткрыл глаза, чтобы убедиться, что точно прижал уголек к коже. И только он разлепил веки, как горячая волна острой боли пробежалась по всей ладони, от кончиков пальцев до запястья. Рома с силой сжал зубы и услышал, как кожа шипит. Перед его глазами слегка замерцало, а рука задрожала, но он только сильнее вжал окурок в ладонь. На его ресницах собрались крупицы слез, он задержал дыхание и позволил себе тихо, болезненно и протяжно простонать, только когда рывком отвел окурок от руки и бросил в снег. Кожа на руке горела и пульсировала от боли, отдаваясь дрожью в запястье, а суставы словно занемели — он не мог пошевелить пальцами. Рома тяжело задышал, пока по его щеке скатилась слеза. Он посмотрел на покрасневшее место ожога, где теперь образовалось углубление поврежденной кожи. Пятифан уронил ладонь вниз, а второй провел по взмокшему от выступившего пота лбу. Его немного тошнило от головокружения, что накатило после вспышки боли, и он задыхался морозным воздухом. Нужно было встать, промыть рану, забинтовать или хотя бы приложить что-то холодное, но Рома вдруг не почувствовал никаких сил. Он сунул руку в сугроб рядом, провел пальцами по побледневшим губам и стал думать, зачем он вообще это сделал. Наверное, от отчаянья и последней крупицы надежды, что это поможет — пусть и не избавиться от чувств к Антону, но пережить их и не загнать себя в угол окончательно. Рома высунул руку из сугроба и снова посмотрел на теперь влажную от снега ладонь. Она все еще была красная, а рана выглядела страшно и неприятно, до сих пор пропуская по всей руке импульсы тупой ноющей боли. Но, если честно, Рома был уверен, что заслуживает именно этого.