Множество шагов

— Ты вообще понимаешь, что Солнце — это далеко не самая большая звезда? В космосе есть такие огромные объекты, величину которых человеческий мозг просто не может оценить! — тараторил Антон, всплескивая руками, пока Рома с тяжелым дыханием пробирался за ним к выходу с поляны, — А квазары, черные дыры, темная материя? Это все та-а-ак невероятно, Ром, ты понимаешь? — Понимаю, ага, — усмехнулся Пятифан, отряхивая штанины спортивок от налипшего снега, — Я смотрю, тебя эта тема очень интересует. — А тебя нет? Просто представь… — Слушай, — выдохнул Ромка, когда парни вышли на лесную тропу и остановились, — я больше житель земной, нежели небесный, — Пятифан закурил, согревая поочередно руки в карманах, — Меня беспокоит то, что близко. Например, завтрашняя контрольная по литре. Рома посмотрел в Антоновы блестящие восторгом глаза и улыбнулся, пожав плечами. Он и правда не разделял того ажиотажа, который Петров строил вокруг космической темы, но экстаз от увиденного дождя будто передался от одноклассника, так что Рома все равно чувствовал приятный мандраж. Словно удостоился увидеть то, что другим не дано. Наверное, так в действительности и было. — Ты завтра не проспи, кстати, а то контроша первым уроком. С кого я списывать буду? — Не просплю, — отмахнулся Антон, все еще задорно улыбаясь. Он снял с шеи бинокль и протянул Ромке, после чего кинул скорое «пока» и направился домой чуть ли не вприпрыжку. Пятифан смотрел тому в спину, пока силуэт не растворился в темноте ночи, и спокойно курил. Все же энергией Антон заражал, так что Рома бодро зашагал по лесной тропе, даже не страшась нависших и грозных стволов деревьев по обе стороны от него. Рома выбросил окурок, несколько раз опалил кожу ладоней горячим воздухом дыхания и зарылся носом в шарф. А потом хлопнул себя по лбу, поняв, что забыл отдать его Антону. Улавливая знакомый чужой запах, Пятифан продолжил путь, чувствуя, как веки становятся тяжелее. Навскидку сейчас было около трех часов после полуночи, так что несмотря на приятные впечатления, полученные этой ночью, хотелось поскорее лечь спать.

* * *

Конечно же Рома проспал. Он бежал в школу, забыв застегнуть куртку, и опаздывал уже на десять минут. Его чуть не занесло на повороте перед школьными воротами, Пятифан проскользил по льду, спрятавшемуся под снегом, и замахал руками, выплевывая сдавленные ругательства. В гардеробе, куда Рома забежал, собрав все углы ногами и плечами, он наткнулся на Антона. — Проспал, Петров! — вскрикнул Пятифан, почти вслепую накидывая куртку на вешалку. — А сам? — отозвался суетливо Антон, пытаясь завязать шнурки на сменной обуви. Покрасневшие от холода и обледенелые пальцы не слушались, а локоны челки падали на глаза и закрывали обзор, отчего Петров фыркал и выглядел крайне беспомощно. — Да забей на эти шнурки, — огрызнулся Ромка, поставил Антона на ноги, схватившись за ворот рубашки, и потянул за рукав в сторону коридора, — Щас если Кудря нас спалит, то пиздец! Коридоры школы уже успели опустеть, так что шум шагов, который издавал бегущий Ромка и спотыкающийся Антон, разносились с легким эхом и отталкивались от стен. Пятифан затормозил у кабинета литературы, Петров врезался в него со спины, все-таки упал на корточки и быстро завязал шнурки, после чего встал и сбито вздохнул. Рома аккуратно постучал в дверь, отворил ее и просунул голову внутрь. — Здрастье-е-е, — протянул он виноватым тоном и вошел в помещение, а за ним вплыл и Антон. Учительница окинула двух опоздавших, что тихо продвигались по стене к своей парте, укоризненным взглядом и встала из-за стола. — Почему опаздываем? — прогремела она на весь кабинет, заставив и Антона и Рому слегка вздрогнуть. — Такие пробки в гардеробе, ужас, что творится, — ответил Пятифан в своем стиле, взмолившись, чтобы у женщины было хорошее настроение. Та закатила глаза и цокнула языком, но ни дневники не потребовала, ни начала воспитательную тираду. — Передайте задания, — лишь сказала она, бросив на первую парту третьего ряда две распечатки. Ученики, сидевшие спереди, начали поочередно передавать друг другу бумажки, пока Антон с Ромой пытались отдышаться от бега, плюхнувшись на свои места. Когда варианты добрались до Семена, тот повернулся и с ноткой подозрения посмотрел сначала на Пятифана, потом на Петрова, но в итоге молча кинул листы на парту и отвернулся обратно. Рома тихо вздохнул носом, но решил отложить придумывание оправданий на потом. Он уже предвидел, что со стороны Бабурина начнутся вопросы, мол, «какого хуя вы опоздали с этим очкариком вместе?» Пролетела мимолетная мысль о том, чтобы попробовать вписать Антона в банду, чтобы больше не увиливать ни от чего и спокойно дружить со всеми, но Рома сразу отмел эту затею. Семен с Петровым точно закорешиться не сможет — слишком упертый козел. Да и Антон не лучше, наверняка его милосердие закончилось на том моменте, когда он смог более-менее забыть стычки с Пятифаном, а уж на Бабурина его точно не хватит. Рома убрал волосы со лба и приложил холодные ладони к горячим щекам, чтобы остудить, пока читал вопросы с листа. На удивление, он знал ответы почти на все. Рома беззвучно усмехнулся, подметив, что стал подозрительно хорошо учиться. На слабую четверку, но это уже лучше, чем твердая тройка, что сопровождала его, например, в предыдущем классе. Так как времени на решение контрольной было меньше из-за опоздания, Пятифан сразу приступил к писанине. Через пятнадцать минут он заметил, что Антон выпрямился и отодвинул от себя свои листы, разминая шею. Рома ткнул того локтем и кивнул в сторону своего варианта. Кончиком ручки он показал на вопрос, что относился к произведению, которое Пятифан не то чтобы не читал, он о нем слышал впервые. Петров быстро пробежался глазами по вопросу и незаметно показал три пальца, намекая на третий вариант ответа. Рома кивнул и попросил помощи еще раз, с одним из тех вопросов, где требовался развернутый ответ. Антон нахмурился и чуть склонился на сторону Пятифана, пододвинул листок с его заданиями ближе к себе, чтобы лучше видеть. Он взялся пальцами за край варианта, вместе с тем задев Ромкину руку, которой тот придерживал распечатку, и у Ромы по спине снова побежали мурашки. Пятифан слегка сбился с толку и подумал, что где-то в классе сквозняк, оттого он вздрогнул и покрылся гусиной кожей. Но никаких порывов ветра он не ощутил… — Кароче, — шепнул Антон и притянул Рому за плечо. Тот пребывал в задумчивости, так что даже не успел осознать, что Петров уже нашептывает ему правильный ответ, — «Маленький человек» в литературе — это тип героя, непримечательный, не имеющий амбиций и целей человек. Ярчайшие примеры… Дальше Рома слышал как-то смазано, потому что сердце заклокотало под горлом, заглушая посторонние звуки. Пятифан только и мог, что слышать отдаленный голос Антона и чувствовать его дыхание у себя на скуле и ухе. — Понял? Рома странно дернулся в противоположную от Петрова сторону и испуганно кивнул, сам не понимая, чего испугался. На самом деле, большую часть Антоновой речи он пропустил, но все равно склонился к листку и стал вписывать что-то, что успел уловить. Он хотел уточнить еще пару вопросов, но передумал, пытаясь усмирить стук сердца и участившееся дыхание. «Заболел снова, что ли?» — подумал Ромка, поглядывая искоса на Антона, который перечитывал свои ответы и что-то исправлял. Прозвенел звонок, отчего Пятифан ускорился в дописывании последнего ответа. — Ромыч, курить пойдешь, на? — послышалось со стороны проема между партами, где уже стоял Бяша. — Да-да, щас, — бросил Рома, лихорадочно вычерчивая буквы своим кривым почерком, — Вы идите с Семой, я приду скоро. Будаев хмыкнул и по-дружески пнул Бабурина по щиколотке, кивнув в сторону выхода. Пятифан проследил, как они оба сдали свои листки на стол учительницы и вышли из класса. Антон тоже встал, но задержался у своего края парты. — Оля в гости зовет. Соскучилась, говорит. — Ага, — Ромка расплылся в оскале, — Сам, поди, соскучился. — Сильно ты мне нужен, — усмехнулся Петров, с притворным презрением стрельнув на Пятифана взглядом сверху вниз. Чуть помолчав, он добавил: — Приходи в субботу, она тебе хочет подарить новогодний подарок. Антон оттолкнулся от парты и зашагал между стеной и столами в сторону учительского стола. Рома часто заморгал и с легким смущением вперился обратно в свой листок, уже и забыв, что он там писал. Встал вопрос о том, чтобы перенести игру в хоккей, назначенную с членами банды на субботу, на другой день. Пятифан встал, закончив писать, отнес лист учительнице и вышел в коридор, сразу направившись к гардеробу. Еще издалека у расписания он заметил Полину и Катю, что прильнули к стенду и что-то внимательно разглядывали. Смирнова водила пальцем по колонкам с уроками и уверенно убеждала Морозову в… чем-то, что Рома не слышал. Он направился к девочкам, решив поздороваться с Полиной, но те его даже не заметили — упорхнули, тихо хихикая и взявшись под локти. Пятифан остановился напротив расписания и в задумчивости почесал затылок. Окинул взглядом стенд и попытался понять, у какого класса девочки смотрели расположение уроков. Кажется, у девятого. «Неужто у Катьки кавалер там появился?» — подумал Ромка, спрятав руки в карманы. Такая вот девчачья любовная игра не была для него открытием — многие особы женского пола, влюбившись в кого-то из другого класса, брали с собой подружек и шли слоняться по школе, лишь бы пройти мимо кабинета, где у их возлюбленного сейчас урок. Пятифан не особо понимал, в чем смысл такого действия, ведь парни обычно не замечали, что мимо них то и дело проходят смущенные девушки, пытающиеся привлечь внимание. Рома и сам пару раз попадал под такие любовные игры, когда на него западали девчонки помладше. Он видел, что они бегают туда-сюда, но никогда не придавал этому должного значения, даже относился к этому с некоторой насмешкой. Просто необычно было видеть Полинку, которую до этого, вроде как, не интересовали девчачьи любовные игрища, вовлеченной в эту глупость. Ее до выпускного класса как будто бы вообще не интересовала школьная жизнь, а тут она и во внеучебную деятельность влилась, и в женский коллектив вступила, перестав быть отстраненной. Рома еще не решил, плохо это или хорошо. Просто хмыкнул и пошел дальше, оглаживая в кармане ребро пачки сигарет.

* * *

Сбежать от игры в хоккей Рома, однако, не смог. То ли совесть не позволила, то ли было боязно придумывать какие-то оправдания, которые выглядели бы неуместно, учитывая то, что об игре парни договорились еще в начале недели. Так что он уже второй час перебрасывал шайбу покоцанной клюшкой и скользил по замерзшему покрытию футбольной коробки в ботинках. Начинало смеркаться, так что Пятифан подъехал к бортику и запрыгнул на него, закуривая. — Пацаны, мне бы домой надо, — протянул он, болтая ногами, когда Бяша с Семой пристроились напротив. — А чего так? — спросил Бабурин уставшим от физической активности голосом, снял шапку и стал обмахиваться ей, пытаясь хоть немного избавить себя от напавшей жары. — Дела есть. — Какие такие дела? — Вот такие. Свои, — увильнул Ромка, стукнув пятками по бортику. Семен посмотрел на него с недоверием, но этот взгляд Пятифан выдержал, чуть сдвинув брови к переносице. — Лады, — ответил Бяшка, уперся клюшкой в пол и оперся о нее, сгорбившись. В целом, все трое уже порядком устали, так что никто должным образом не возражал. Члены банды направились к перекрестку, оставив клюшки и шайбу прямо в коробке до следующего раза. Это все равно были не их вещи, они там валялись перманентно и уходили в пользование каждому желающему. — Сколько еще контрольных осталось? — спросил Рома, снова утыкаясь носом в чужой шарф, который с неохотой планировал отдать сегодня, когда придет в гости. — Физика, матеша, русский, — перечислял Бяша, загибая пальцы, — Вроде все, на. — Слава Богу. — Че, списываешь у своего Петрова? — встрял Бабурин, сложив руки на груди. — Списываю. Завидно? — Да вот думаю тоже его напрячь с этим… — протянул хитро Семен, — Или хотя бы домашку с него трясти можно. Рома сглотнул и задумался. — Да пожалуйста. Жалко мне, что ли… — ответил он из складок шарфа и прикрыл веки. Легкое беспокойство затеплилось в груди — как бы Семен не перегнул палку и остановился только на том, чтобы использовать Антона для учебы. А ведь он может перейти черту. И Роме все больше хотелось за Петровым приглядывать, что и нравилось ему, и претило одновременно. Пятифан попрощался с парнями на перекрестке, проводил Семена взглядом, пока тот не скрылся за поворотом, и только потом направился не домой, а к лесной тропе. Его тревога уже формировалась в легкую паранойю от мыслей, что Бабурин может проследить и узнать о том, что Ромка пошел гостить к Петровым. И допустить этого не хотелось. Пятифан топал, похрустывая снегом, по погружающейся в темноту тропу, и думал о том, как глупо себя чувствует. Скрывать общение с Антоном от друзей — что может быть бессмысленнее? Тем не менее потерять хоть каплю авторитета перед членами банды казалось ему непростительным, так что Рома решил оставить все, как было. Он добрался до дома Петровых быстрым шагом, взошел на крыльцо, стряхнул с ботинок снег, постучал в дверь и стал ждать. Не открывали долго, так что Рома уже занес руку для повторного стука, но в проеме появился Антон. — Долго ты, — бросил Пятифан, тут же просачиваясь внутрь без приглашения. — Да и ты не торопился, — парировал Петров, потирая плечи от успевшего влететь в прихожую холодного воздуха. — На, — сказал Рома и всунул в руки Антона его шарф. Чуть погодя, он шепотом добавил: — Спасибо. — Не за что. Давай быстрее, Оля уже все уши мне про тебя прожужжала, — усмехнулся Петров, кинув шарф на тумбу около входа. Пятифан машинально растянулся в улыбке. Парни быстро взбежали по лестнице и направились в комнату Петровой-младшей, перед этим прошмыгнув мимо кухни, в которой сидели оба родителя. Рома кинул скупые приветствия, но со взрослыми контактировать ему не особо хотелось. Комната Оли же показалась ему чуть более захламленной, чем во все остальные разы, когда он был в гостях. — Рома, ну наконец-то! — вскрикнула мелкая, соскочила с кровати и уткнула руки в боки, — Я тебя уже заждалась. — Пардон, миледи, были дела, — посмеялся Рома, которого уже тащили за руку к постели. — Закрой глаза, — скомандовала Оля, пряча за спиной что-то в своих руках. Пятифан послушался, опустил веки и вытянул ладонь вперед. На нее упало что-то небольшое и мягкое, — Открывай. Рома посмотрел вниз, на руке лежала фенечка из янтарных и черных ленточек. Сплетена она была слегка кривовато, сразу виделась не то чтобы умелая работа ребенка, но Пятифан все равно улыбнулся. — Это под цвет твоих глаз. Ну, и черный — твой любимый цвет, — гордо протянула Оля, чуть на месте не подпрыгивая, — Нравится? — Нравится. А почему ты решила, что мой любимый цвет — черный? — Тоша сказал. Рома посмотрел на Антона с вопросом в глазах, а тот лишь пожал плечами. — Я наугад сказал. Откуда мне знать твой любимый цвет? — сказал тот, плюхнувшись на кровать. Пятифан снова посмотрел на фенечку и начал надевать ее на правое запястье, Оля бросилась помогать ему завязывать узелок. — Спасибо, малая, — Ромка потрепал Петрову по волосам и вытянул руку вперед, — Красиво получилось. — У Тоши такая же, только зелено-голубая! — похвасталась Оля, тыча указательным пальцем в брата. Пятифан и правда заметил на руке того фенечку, еще более неаккуратную, зато ленточки там были с блестящей каемочкой. — У тебя новое хобби, что ли? Рома осмотрелся и заметил, что по всей комнате разбросаны мотки лент самых разных цветов и толщины. Оля бодро кивнула, упала на колени и начала рыться в коробке. — Можно еще всякие штуки туда вплетать, бусины и прочее… Сейчас я тебе покажу! Блин, ну где же… — лепетала она, устраивая еще больший беспорядок. Пока Оля была занята, Рома опустился на кровать рядом с Антоном и снова кинул взгляд на его руку. — Значит, любимый цвет — голубой? — Петров тихо угукнул, подтягивая колени к груди и укладывая на них подбородок. Роме подумалось, что их браслеты похожи на парные, только эта мысль проскользнула где-то совсем далеко на задворках сознания. Зачем-то ему захотелось добавить: — А мой — красный. Оля, наконец, отыскала пакет с разными висюльками, бусинами и бисером и пристроилась между парнями, готовая провести Роме мастер-класс по плетению фенечек, о котором Пятифан, в общем-то, не то чтобы просил. — Слышь, малая. А тебе-то что подарить? — Мне? — расцвела Оля, но тут же нахмурилась, припав указательным пальцем в губам в задумчивости, — Не знаю… Я еще подумаю и потом тебе скажу. — Думай только недолго, а то нам в конце недели уезжать, — добавил Антон, чем заставил сестру грустно вздохнуть. — Куда уезжать? — В город, к родителям мамы, — ответила Оля, — Мы всегда Новый год у них празднуем. Надоело… — Какие мы гордые, — усмехнулся Ромка, — Да будь моя воля, я бы каждый праздник в Москве праздновал. — Да не, мы не в Москву едем, а в очень захудалое подмосковье, — объяснил Антон, поджал губы и будто задумался, — Мы в Москву теперь не ездим. — Погоди… Ты же говорил, что вы с родителями ездили в город… — Да, но в соседний, который от поселка часах в двух езды. — Нам в Москву теперь нельзя! — сказала Оля непринужденно, распутывая клубок цветных ленточек. Антон кинул на сестру строгий настороженный взгляд, но та этого не заметила, продолжив заниматься своими делами и напевать что-то себе под нос. — А… почему? — решился спросить Ромка, все больше впадая в ступор. — Потому что… — начала Оля, но Петров шикнул и мелкая замолчала, надув щеки. Пятифан вздохнул, поняв, что этот секрет ему пока недоступен. «Ну, ничего. Расколем», — подумал он и глянул на посерьезневшего Антона. — Так вас все каникулы не будет? — решил сменить тему Рома, обращаясь к Оле. Та кивнула, — Жалко. — Да, жалко, — повторила она и уселась поудобнее, — Так, смотри, сейчас сплетем чего-нибудь…

* * *

Вся ватага молодых уже битый час сидела на опустевшей от взрослых кухне, Оля оживленно рассказывала Роме про каникулы, которые она проводила в городе, про Новый год в кругу семьи и про планы на будущие каникулы. Антон порой вставлял что-то от себя, но не распалялся на рассказы, Пятифан же внимательно слушал. Вообще, он любил беседы про город, ему всегда было любопытно увидеть что-то, кроме родного села и соседних поселений, в которых он бывал в детстве с отцом. — Мы и тебя однажды в город возьмем! — сказала Оля, когда Рома напрямую сказал о своем интересе, — Можно ведь будет, Тош? — Надо у родителей спросить, — ответил он с улыбкой и поднялся за чайником, чтобы подлить кипятка в чашки. — А я уже пойду, — сказал Рома, останавливая парня, — Стемнело совсем. — Я тогда твое печенье съем, — хитро протянула Оля, подтягивая к себе тарелку с «топленым молоком». — Мне не жалко, — усмехнулся Пятифан и направился в коридор. Только натянув ботинки, Рома заметил, что Антон стоял у лестницы и провожал его. — Слушай… У меня тоже есть кое-что, — сказал он, когда Пятифан уже застегнул куртку и натянул шапку. Рома выпрямился и с интересом наблюдал, как Петров мнется, слегка суетится и роется в кармане домашних штанов. Он, наконец, вытащил сжатую в кулак руку из кармана и прокашлялся, — Вот. Я, если бы знал, что твой любимый цвет красный, то его бы использовал, но… Петров протянул к Роме руку и разжал пальцы, и на раскрытой ладони Пятифан увидел зажигалку, полностью покрытую черной краской. Поверх же красовались бело-золотые узоры роз вперемешку с колючей проволокой. Рома округлил глаза и приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но удивление не позволяло ему этого сделать. Во-первых, по мозгам било осознание, что Антон в принципе дарит ему что-то. Во-вторых, росписи на зажигалке были выполнены просто идеально, еще и с попаданием в Ромкин характер. — Она лаком покрыта, так что краска не должна стереться… Или типа того… — забубнил Петров, поняв, что Пятифан никак не реагирует, — Ну на, бери. Антон всунул подарок в Ромкины руки и тут же спрятал свои в карманах, опустив взгляд в пол. — С-спасибо… — протянул Пятифан сипло, разглядывая зажигалку чуть внимательнее, — Блин, а я ничего не подготовил… Я что-нибудь придумаю. — Ловлю на слове, — усмехнулся Антон и стрельнул взглядом исподлобья. Рома на нетвердых ногах вышел на крыльцо, а когда повернулся, чтобы пожать Петрову руку, не отпустил его ладонь и спросил: — Почему — черный? — Ты постоянно в черном ходишь, вот и подумал, что это твой любимый цвет, — хмыкнул Антон и пожал плечами, — А еще он тебе идет. Ну все, пока. Петров выскользнул своей рукой из Ромкиной хватки и захлопнул перед носом парня дверь. Пятифан остался стоять с ладонью, повисшей в воздухе, и с размытым взглядом. Он машинально развернулся и пошел к лесу, преодолевая занесенную снегом тропинку. Щеки его покалывало от мороза, но краснели они от смущения, и скрыть это от самого себя уже не представлялось возможным. Рома признал, сжимая в кармане подаренную зажигалку и оглаживая пальцем выпуклые от краски узоры, что ему очень приятно.