Множество шагов

Полина все не подходила и не подходила, что Ромку уже даже напрягало. Он сверлил взглядом ее спину на переменах, а девушка лишь сидела за партой, склонив голову, и что-то активно писала. После третьего урока Пятифан взял всю волю в кулак и сам подошел, перед этим поймав хитрый Бяшкин взгляд со стороны его парты. — Поль, привет. Девушка вздрогнула и подняла голову, тут же сдержанно улыбнувшись. — Привет-привет. — Над чем таким пыхтишь? Ромка заглянул Морозовой через плечо, рассматривая аккуратные тетрадные записи. — Я не успела из-за скрипки доделать разбор стихотворения к литературе, — жалостно протянула Полина, откидываясь на спинку стула и подпирая подбородок красивой блестящей ручкой с брелоком, — Вот, делаю. — Мхм, — хмыкнул Рома, рассматривая какие-то неведанные себе слова. «Трехстопный ямб, кольцевая рифма, епа мать», — подумал он, почесав затылок, — Я б помощь предложил, но ниче в этом не смыслю. — Очень зря, интересно все это, — хихикнула Поля, поселив в Ромкиной голове мысль о том, что надо будет разобраться, чтобы пощеголять знаниями. — Так ты не подойдешь? Полина помотала головой, снова склоняясь над тетрадью и роняя темные локоны прямо на листы. — Можем после школы фильм обсудить. Прово́дите меня до дома, — у Ромки екнуло сердце, — Передашь Антону? У меня сегодня как раз дополнительных нет. — Ага, — глухо отозвался он, мимолетно оборачиваясь к последней парте. Пустой, кстати. Петров снова где-то шлялся, наверное, в крыле малолеток. Пятифан развернулся на пятках и добавил уже тише: — Именно так я и сделаю. Он прошагал к своему стулу и уже точно знал, что Антону он ничего не скажет. Пусть ступает домой с чистой совестью, а Полину он и один проводить сможет, наконец оставшись с ней наедине без этого жужжащего в стороне белобрысого комара. Свое решение Рома подтвердил уверенным кивком и решил вознаградить себя перекуром. Он ткнул Бабурина в бок коленом, стрельнул глазами в Бяшу и вывалился из класса в роли предводителя своей небольшой банды.

* * *

— Я не понимаю, нахера ей таскаться с вами обоими? — вопросил Сема, опираясь копчиком о подоконник, на котором сейчас сидел Пятифан и выпускал клубы дыма через щель в приоткрытом окне. Он поделился с друзьями своим гениальным планом по отшиванию Антона из импровизированного клуба кинолюбителей, получив от Бяши хихиканье и улюлюканья, а от Бабурина очередную порцию тупорылых вопросов. — Не знаю я, — огрызнулся Ромка, передав сигарету Будаеву. Он закусил щеку изнутри и постучал пяткой по батарее, раздумывая. Он помнил слова Полины о том, что она «не хочет, чтобы в классе были ссоры, тем более из-за нее», но в целом это не отвечало на вопрос товарища. Рома вздохнул и добавил таким тоном, будто успокаивал не только взъевшегося Семена, но и себя самого: — Кто знает, что у этих телок на уме. — Тебе, значит, можно ее телкой называть, а мне нет. — буркнул Сема в ладонь, поднесенную ко рту с сигаретой, что перекочевала к нему из Бяшиных рук. Пятифан лишь закатил глаза, но на претензию не ответил. Устал. Он понимал, что эго Бабурина было слишком сильно задето тем, что Антон ушатал его аж два раза, а поквитаться по-нормальному так и не получилось в силу обстоятельств, но и позволить совершить правосудие он не мог. Рома знал, что Семен продолжал кошмарить Антона, — то в закутке зажмет, как тогда с булкой, то подножку поставит, то ручку слюнями измажет, пока Петров в коридоре, — но пока это не доходило до синяков и ссадин, Пятифана это не касалось. «Пусть развлекается, потом надоест», — думал Рома. Сигарета вернулась к нему, он еще несколько раз крупно затянулся до фильтра, пока не почувствовал гарь, а потом выкинул окурок в окно, перед этим потушив о деревянную раму. Все трое парней поплыли обратно в класс, потирая глаза, а по пути делились нытьем по поводу предстоящей на физике лабораторной. Роме было в два раза поганей, потому что Бабурина пересадили к Бяше, чтобы работать в паре, а ему… а ему опять достался Антон. И уже к середине урока Рома кипел, когда приходилось выполнять половину работы самому — он-то надеялся спихнуть все на соседа! — Ты прикалываешься или реально не понимаешь, как это, блять, делать? — шипел Пятифан, не стараясь сделать голос тише. Все равно он утопал в общем шуме учеников, которым было разрешено обсуждать что-то между собой во время лабораторных. Рома простонал: — Ты батарейку наоборот подключи-и-и-ил. — Сам тогда делай, раз такой умный! — вскипел Антон, всплескивая руками так, что задел элементы электрической цепи, и они снова разъединились. Он уже весь краснел, пыхтел, нахохливался, как воробей, и начинал злобно выводить в тетради схему этой самой цепи, стараясь чертить аккуратно. — Тут не нужно быть умным, чтобы понять, что, сука, лампочка не загорится, если ее не под-клю-чить, — последнее слово Пятифан выплюнул по слогам, по большей части даже не злясь, а потешаясь над бешенством своего соседа. Антон гневался очень забавно. — Я гуманитарий, мне простительно такого не понимать. — Хуянитарий ты. Чего полезного в твоих гуманитарных мозгах? Только пиздеть и умеешь, а вот точные науки, — Рома оторвался от восстановления электрической цепи и задрал подбородок, — опора этого мира! — Тебе ли говорить! У тебя по математике и физике одни тройки, — небрежно бросил Антон, со шлепком положив ненужную более линейку. Схему цепи он нарисовал безупречно, даже кое-где заштриховал. — И че? Захочу — будут пятерки. Спорим? — Э-э-э, нет, — едко усмехнулся Петров, поворачиваясь к соседу и рассматривая его исподлобья, — Ты технарь — тебе оценки исправить будет несложно, особенно на спор. А ты попробуй по литературе пятерку получить! Вот тогда я посмотрю на твои жалкие потуги. Рома аж воздухом подавился от того, как надменно это все прозвучало. Да и лисий взгляд соседа, сверкающий искорками авантюризма, заставлял кровь разгоняться в жилах. Пятифан возмущенно фыркнул и рывком повернулся к Антону всем телом. Его жутко бесила та самоуверенность, что росла в парне с каждым днем. Полинка очень быстро его разбаловала, заставив забыть, что еще в первую неделю его живот выступал в роли груши для битья. Захотелось напомнить об этом, но Рома быстро отбросил эту идею, решив согласиться на понт. — Спорим! — выкрикнул почти на весь класс он, выкидывая ладонь вперед, — На желание. Антон лениво мазнул глазами по вытянутой мозолистой руке и прищурился, кажется, раздумывая. — На желание, — повторил он и крепко пожал. Не так крепко, как пытался это сделать Пятифан, сжимая чужие пальцы до побеления подушечек. Он уже хотел отпустить, но Петров не позволил, внимательно посмотрел в глаза и процедил: — До конца октября. — Ч-чего? Да ты ахуел! Рома скривился и въелся своими глазами в Антоновы, но тот не прерывал зрительного контакта, ничего не говорил и не отпускал руку. Легкая ухмылка будто кричала: «Я тебя подловил». — Ладно, — сдался Пятифан, вырвав, наконец, свою ладонь из на удивление крепкой хватки. Он, насупившись, вернулся к лабораторной, пока Антон перерисовывал схему в Ромкину тетрадь.

* * *

Как только закончились уроки, Пятифан вылетел из школы со своими соратниками, быстро с ними покурил и выпнул со школьной территории, чтобы те разбрелись по домам. Он стоял у ворот, подпирая прутья спиной, и ждал Полинку. Его лицо помрачнело так же быстро, как и озарилось, когда одноклассница вышла на крыльцо в сопровождении Антона. — Ром, что ж ты не сказал Тоше, что мы сегодня все вместе домой идем? — весело спросила Морозова, дошагав до ворот. Она была в приподнятом настроении после последнего урока литературы, на котором получила пятерку за тот самый анализ стиха, что мурыжила весь день на переменах. Пятифан кинул уничижительный взгляд на Петрова, тот лишь вяло посмотрел сквозь прикрытые веки и сразу отвел глаза. — Забыл, — процедил Ромка, спрятав руки в карманы и начав оглаживать рукоятку ножа большим пальцем. На секунду ему показалось, что скрежет его зубов слышен всему поселку. — Ну, пойдемте, — хмыкнула Поля, запахивая пальто в попытке спрятаться от промозглого осеннего ветра. Пятифан тут же занял место рядом с ней, а Антон шел чуть поодаль, так как тропинка, что вела к проселочной дороге, была не в силах уместить сразу трех человек. — Как тебе фильм? Понравился? — ласково спросил Рома, опережая этот вопрос в свой адрес. Сначала нужно узнать мнение Морозовой. — Ой, так понравился! — восторженно произнесла Полина, после чего потекла ее восхищенная речь. Там было и про актеров, и про съемку, и про посыл фильма. В общем, про все то, что Ромке не вкатило ни коим образом. Тем не менее, иногда он поддакивал, экспромтом выдавал какие-то доводы в защиту Полинкиного мнения и активно кивал, просто наслаждаясь тем, что может вот так говорить с предметом своей недосягаемой любви… что теперь становилась чуть более досягаема. — А мне как раз не очень все это… — отозвался Антон. Он уже шел по другую руку от Полины и до этого просто молчал, огибая лужи и пошмыгивая носом от сырости, что оставил ночной дождь. — Почему? — пролепетала Полина, с интересом заглядывая в его лицо. Рома тоже навострил уши — невольно. — Как-то скучно. Первая часть очень интересная, когда главный герой понял, что живет в одном дне и может творить все, что ему вздумается. Но потом все это скатилось в… как бы сказать… в какую-то рутину, — Антон ненадолго замолчал, глазами считывая реакцию Полины, после чего с улыбкой добавил: — Но посыл и правда хороший. Рома едва сдержался, чтобы не приоткрыть рот в удивлении. Его поразило даже не то, что Петров так бесстрастно выразил свое мнение, а то, что оно совпадало с его собственным. Показался фасад Полинкиного дома, и пока троица приближалась к нему, Морозова еще что-то обсуждала с Антоном, вступив в дискуссию по поводу концовки, но Рома слушал вполуха. В кармане куртки он водил пальцем уже не по ножу, а по пачке сигарет, колупая ногтем слюду. Жутко хотелось курить, так как путь до дома Морозовых размеренным шагом занял куда больше времени, чем мог бы. При однокласснице курить не хотелось. — Ладно, мальчики, спасибо вам, — вежливо протянула Полина, встав перед калиткой, — Было интересно поболтать. Надо еще что-нибудь посмотреть, подумайте пока. А пока — пока! Девушка хихикнула собственной странной оговорке и скрипнула петлями калитки, после чего упорхнула в сторону дома. Парни остались провожать ее взглядом, а Рома уже начал вытаскивать сигарету из пачки прямо в кармане. — Мне тоже фильм не понравился, — зачем-то сказал он, зажав сигарету в уголке губ. — А что ж ты не сказал? — холодно ответил Антон. — А зачем спорить? — Спорить… Не обязательно спорить, можно спокойно свое мнение высказать. «Опять умничает. Ебланоид», — с презрением подумал Рома. Он уже устал считать, сколько раз слова белобрысого заставляли его закатить глаза. Такими темпами однажды он закатит их до такой степени, что увидит свой собственный мозг. Пятифан прорычал что-то матерное и зашагал прочь от фасада Полинкиного дома и прочь от Петрова, который снова его разозлил. Огонь в груди вроде только-только успокоился после перепалки на физике и тупого спора, о котором Рома уже жалел, а теперь вспыхнул вновь. Уши его загорелись то ли от нового порыва ветра, то ли от злобы. Позади он услышал преследующие его шаги. — Слышь, не таскайся за мной. — Нам в одну сторону. Рома скривился, не найдя контраргумента, и закурил. Дым клубами вылетал изо рта и ноздрей и огибал шею с плечами, улетая за спину. Позади послышался несдержанный кашель, заставивший Пятифана сверкнуть глазами. Он мысленно ехидно похихикал и начал выпускать еще бо́льшие облака отравы — специально, чтобы они долетали до Петрова и ударяли ему в нос. «Подыши-подыши, — думал Ромка, — Здоровее будешь». Разошлись они на перекрестке, как всегда не попрощавшись.

* * *

Рома лежал на столе, приподнимаясь и опускаясь обратно. Постукивал лбом по тетрадным листам, будто это действие помогло бы ему вдолбить знания в голову. Завтра был конец учебной недели, и Пятифан мысленно крыл Антона всеми известными ему матами. Потом крыл себя за то, что согласился на спор, а потом за то, что не догадался сделать спор двусторонним, заставив и Петрова получить пять по физике, по которой он едва дотягивал до хлипенькой четверки. До конца октября оставалось всего две недели, а ему еще предстояло запомнить, чем аллитерация отличается от аллегории, как правильно пишется слово «оксюморон» — и, кстати, что это значит, — и как определить ритм стиха. Как на зло, к концу октября заканчивалась и первая учебная четверть, так что контрольной было не избежать. А самостоятельное изучение не приносило своих плодов. Рома даже думал обратиться за помощью к Полинке, но постеснялся и решил все сделать сам. В пятницу он пришел немного не выспавшийся, так что лениво хлопал глазами, сидя на холодном подоконнике в туалете, и слушал Бяшин утренний бубнеж, прерываемый покашливаниями от табака. Семы не было. — Где Бабур? — вклинился Ромка, поежившись от порыва ветра, что залетел через щель в приоткрытом окне. На улице становилось все пасмурней, все сырей и все холодней. — Очкарика кошмарит, на, — ответил Бяша, ловко запрыгнув рядом, и водрузил ступни на край подоконника, попутно подтягивая колени к груди. Он протянул Пятифану тлеющую сигарету. — Мы в понедельник с ним поспорили, — горько усмехнулся тот, приняв курево. С Бяшей ему было легче делиться своей злобой к Антону. Отчасти оттого, что Будаев выдавал ту реакцию, которую нужно — не срывался, как Семен, на тирады о том, что его «надо скорее пришпилить к стенке» или «напиздить», а качал головой, цокал вместе с Ромкой и хихикал, когда друг пересказывал очередные пакости, совершенные в сторону Петрова. Бяша понимал, что Пятифан и сам не в восторге от того, что ему приходилось и сидеть с Антоном за одной партой, и водиться с ним из-за Полины. Бяша понимал, что Морозова для Ромы очень важна. Он его не осуждал, и в его взгляде никогда не читалось «подкаблучник». Во взгляде Семена это висело перманентно, что и раздражало, потому что порой Рома и сам начинал в это верить. Оттого про белобрысого Пятифан стал говорить только с Будаевым. — На че поспорили? — На желание. Мне надо получить пятерку по литре. Бяша присвистнул и хлопнул друга по плечу. — Непруха. — Угу. Рома тоже подтянул ноги к груди и уткнулся в них лицом, вернув сигарету Игорю. Тот докурил и отпульнул окурок в раковину, после чего парни еще немного посидели, болтая о насущном и дожидаясь звонка. Перед первым уроком их было два, так что услышав первый-предупредительный, они не сдвинулись с места. В туалет ввалился Бабурин. — Вы без меня уже покурили? — обиженно протянул он, вразвалку приближаясь к подоконнику. — Меньше надо шастать, где попало, на, — сказал Бяша, а Рома его мысленно поблагодарил, так как язвительный подкол был будто снят с его языка. Семен лишь мимолетно усмехнулся, видимо, вспоминая свои утренние проделки в сторону Антона, а потом облокотился о стену рядом с окном, просто слушая разговор друзей. После второго звонка все трое поплелись в класс, размашисто зевая. Погода давила, настроения быть активным не наблюдалось. В классе Ромка обнаружил пустующее место рядом с собой. Вещей не было, Антона тоже. Пятифан взмолился, чтобы тот заболел — хотелось побыть за партой в одиночестве. Рома сел на стул соседа, и понял, что отсюда, если лечь, его не будет видно — угол обзора учителя заканчивается на крупной тушке Семена, что не позволяла увидеть именно это место. Пятифан так и сделал, сложил локти на парте и провалился в сон, задавшись вопросом, почему Петров не пользуется своим положением и не спит на каждом уроке. Вырубило быстро, спалось сладко, даже речь учителя почти не пробивалась через толщу дремы. Даже звонок с урока не помог проснуться, а вот кто помог, так это настойчивый тычок в темечко. Рома поднял заспанное лицо со следами складок на щеке и размыто посмотрел на фигуру Антона над собой. Не заболел все-таки. Пятифан протер глаза, потянулся, хрустнув суставами, проморгался. В общем, с чужого места сойти не торопился. Встревоженный голос Полинки, что зазвучал в стороне прохода между партами, заставил проснуться окончательно. — Это еще что такое? — взвизгнула она в тот момент, когда Рома, наконец, по-нормальному распахнул веки и уставился на лицо Петрова. Он заметил не сразу, так как Морозова вертела его лицо в своих руках, но на скуле проступал синяк, — Пятифанов, ты?! Ромка машинально сел по струнке и вжался в спинку стула, пока Полина нависала над ним, опершись о парту руками, и буравила злобным взглядом. — Н-не… Не! — А кто?! — Не он это, — отстраненно отозвался Антон сквозь вздох. — Не выгораживай его! Полина выпрямилась и теперь смотрела на Петрова со строгостью, присущей матерям. — Не выгораживаю. Честно. — У меня алиби есть! — выпалил Ромка, — Мы с Бяшей в туалете!.. Хотел сказать «курили», но прикусил язык и просто не закончил предложение, стушевавшись. Полина посмотрела в сторону парты Будаева, что следил за происходящим издали, как и многие в классе, а тот активно закивал. Морозова еще раз посмотрела на Рому с подозрением, но не стала ничего говорить. — Кто тогда? — Упал, — с неловкой улыбкой сказал Антон, присаживаясь на свое место, с которого Рому уже ветром сдуло. — Упал он, — фыркнула Полина и продолжила бы свои допросы, если бы не звонок. Рома проследил за удаляющейся одноклассницей, иногда переводя взгляды на Петрова, а потом перевалился через парту, улегшись на нее животом, и хлопнул Бабурина по плечу. — Ты? — прошипел он прямо в ухо. Семен испуганно замотал головой, после чего Рома сжал руку, делая хватку больнее. Он не верил. У Бабурина слишком чесались руки, которыми он не умел работать, не оставляя следов, хотя Пятифан пытался учить его бить без синяков. И теперь, возможно, из-за него репутация перед Полиной чуть не подпортилась. — Не я это, — прошептал Сема, чуть поворачивая голову вбок и натыкаясь на холодный взгляд друга, — Я только рюкзак у него стырил, мы поносились немного по коридорам и все. Чесслово! — Смотри у меня, — бросил Рома, еще чуть-чуть подумав, после чего отпихнулся от одноклассника, падая на стул обратно. Он искоса посмотрел на Петрова, что не выглядел сильно потрепанным, просто бледным, еще раз зацепился глазами за синяк и подумал, что это вряд ли Семен. Раз Антона не было на первом уроке, значит, началась шумиха из-за драки, а увиливать от нотаций учителей Бабурин не умел — его бы загребли вместе с белобрысым. Да и реакция Семки была искренней. Так что это не он. — С кем поцапался-то? — Неважно, — буркнул Антон, подпирая подбородок рукой и окидывая доску скучающим взглядом. «Ну и ладно. Не мое дело», — подумал Рома, прогоняя частым морганием остатки сна.

* * *

— Есть один фильм, «Ворон» называется, — сказал Антон как раз в тот момент, когда Пятифан возвращался из столовой. Полина эту перемену провела на пустующем Ромкином месте рядом с Петровым, а Ромка проклинал Бяшу за то, что тот утащил его жрать запеканку со сгущенкой. Было вкусно, особенно из-за того, что порции отбирались у мелких и доставались нахаляву, но из-за этого Пятифан все пропустил. Он подошел к Полинке и решил не сгонять ее с места, присев на край парты. — О чем трещите? — Фильм новый выбираем, — отозвалась Морозова, не посмотрев на Рому. Кажется, она все еще не верила, что причиной синяка на бледной коже стал не Пятифан и его шайка, но в голосе более не было той строгости, что до этого. Поля спросила, обращаясь уже к Антону: — Ты смотрел? — Да, но я бы заново глянул. — А о чем он? — Про месть. Главного героя убивают, но он восстает из мертвых, чтобы отомстить за убитую невесту. — Романтичненько, — с нотками сарказма вкинул Ромка. Тем не менее, заинтересовался. — Мрачно звучит. — Ну да, фильм мрачный, на самом деле… Зато интересный и чувственный, — сказал Антон, вдруг вытащив из-за уха карандаш, — Пятифан его не сразу заметил, так что ему показалось, что он появился из ниоткуда, — и начал выводить на полях тетради фигуру ворона. — В целом, посмотреть можно. Кажется, я даже видела где-то кассету… — протянула Полина, — Я хоть и не люблю такие фильмы, но выходить из зоны комфорта иногда полезно. Да, Пятифанов? Взор холодных голубых глаз прицепился к Ромкиному лицу, а он лишь кивнул, не совсем поняв — точнее, совсем не поняв, — к чему Полина спрашивает его о таком. А еще передернуло оттого, что Морозова назвала его по фамилии, а не по имени. «Злится еще», — с досадой подумал Ромка, прикусив губу. — Тогда «Ворон». Классно получается, — сказала Полина, чуть наклоняясь в сторону Антона и пододвигая его тетрадь к себе. От такой близости девушки к соседу Пятифан опять начал пылать, — А меня потом нарисуешь? — Не рисую портреты.