(if you fall for me) That would be a tragedy

Поэтому слушай, когда я говорю. Ведь ты продолжаешь напирать, как будто мне нужно разрешение быть услышанным. T h e S a t u r d a y s

#ЯПОТОМ

      Это произойдёт не сразу. Точно не после фестиваля. Не на следующий день и не через месяц.       Гораздо позже, когда Чонвон накопит на первый сеанс у психолога, а приказ о переводе будет лежать на столе ректора в ожидании подписи.       Когда Чон Соми-сонбэ всё-таки закроет швейный клуб с оговоркой, что им нужно принять ещё одного участника вместе с Ким Дживон.       — Вроде не умер.       Звонкий мальчишечий смех сверху.       — С чего он умрёт-то?       — Всякое бывает.       Чонвон просыпается, почувствовав на себе взгляды. Промаргивается и приподнимает голову с подлокотника дивана, на его коленях качается раскрытый ноутбук Дживон. Прошлым вечером он устроил марафон любимой дорамы Тэхёна-хёна, да так, видимо, и заснул.       — Вытри слюни.       — Чего?..       До сих пор дезориентированный Чонвон трёт глаза и обнаруживает сидящую на полу Дживон. Чонсон справа практически лежит на красной спинке, опираясь грудью на предплечья.       — Приветик.       — Что вы?.. — захлопнув ноутбук, Чонвон перемещается на пятую точку и гулко зевает. — А… да… Понятно.       Сегодня они возвращаются в родной город. Попросив Дживон погладить его рубашку с короткими рукавами, Чонвон сонно топает в ванную комнату и принимает бодрящий душ. Он не привык поздно ложиться и поздно вставать. Обычно Чонвон просыпается к пяти-шести утра, а на часах уже десять. Поскребясь в дверь, Дживон передаёт рубашку. Чонвон залезает в джинсы, приглаживая мокрую чёлку.       На кухне тётушка Лим в очередной раз за последние полгода пытается прогнать Чонсона, но в итоге сдаётся «щенячьим глазкам» Чонвона, цыкает и уходит в каморку. Чонвон накачивается кофе, слишком поплывший после рваного сна. Дживон и Чонсон позавтракали в кофейне неподалёку, поэтому терпеливо ждут, пока он закончит.       Когда корпус общежития остаётся позади, Чонвон ускоряется к парковке, чтобы успеть за реактивной Дживон. Она оказывается быстрее и первая хватается за автомобильную ручку.       — Я впереди.       — Я тоже хочу!       — Тогда ты отвечаешь за музыку и навигатор.       Чонвон крохотными шажками отступает к задней дверце. Если с выбором музыки он справится, то онлайн-карты… Нет уж. Это сплошной геморрой. Пусть с ним разбирается будущий-IT-специалист-Дживон, в то время как Чонвон восполнит утраченные часы отдыха. С разрешения Чонсона он снимает кроссовки, располагается боком и, прикрыв глаза, укладывается затылком на подголовник.       Повторно за день Чонвон просыпается через несколько часов. Чонсон останавливает машину на частной территории жилого комплекса. На широком мраморном крыльце стоит Хёнсо в короткой плиссированной юбке и обрезанном худи, у бедра качается клатч на позолоченной цепочке. Чонвону не нравится её изменившийся стиль одежды, но его ворчание давно перестало производить хоть какой-нибудь эффект.       — Можно?       Получив кивок, Дживон перекидывается к Чонсону, жмётся щекой к его плечу и слегка нажимает на кнопку сигнала. По переднему двору разносится смазанный гудок. Хёнсо дёргается, подняв взгляд от телефона, щурится. Приглядевшись к номерному знаку спереди, она сбегает с крыльца, и Чонсон выходит из машины.       — Оппа!       Когда Хёнсо узнала о возвращении Пак Джея, её счастью не было предела. Ткнувшись лбом в грудь Чонсона, Хёнсо поправляет распущенные волосы и кидается к следом выглянувшей из салона Дживон.       — Онни! А… Ты тоже здесь.       В сторону Чонвона прищёлкивают языком. Он возмущённо цыкает, пересаживаясь на место за водительским, и Хёнсо расправляет чёрную ткань юбки. В последнее время Чонвону кажется, что они отдалились. Лисо всё активнее ёрничает и не рассказывает о личных делах. Про дружбу с подозрительным Нишимурой тем более. Она отказывается обниматься и на «Я люблю тебя» закатывает глаза. Чонвон не узнаёт невинного ангелочка, который приносил ему в комнату клубничный шоколад и играл в заказчика нарядов.       — Ты со старшим разговариваешь, не забывайся.       — Ты всего на три года старше.       — Ли Хёнсо, — низко зовёт Чонвон, пристёгиваясь. Чонсон разворачивает машину, чтобы покинуть частную территорию. — Я твой старший брат.       — Хватит воспитывать меня!       — Ничего я не воспитываю. Я прошу уважения.       — Сначала заслужи его.       — Раньше ты была такой милой, — разочарованно произносит Чонвон. Дживон, сидящая наискосок, фыркает и что-то нажимает в телефоне Чонсона с открытым навигатором. — Что случилось? Кто испортил нашу славненькую младшенькую?       — Перестань сюсюкаться со мной, мне скоро семнадцать!       — А я в семнадцать был сладким ребёнком.       Хёнсо запрокидывает голову с гортанным стоном. Чонсон не отвлекается от дороги, но всё равно прислушивается и молчаливо улыбается. Чонвон обращается к Дживон за поддержкой, однако она строит загадочную гримасу, и из колонок звучат первые слова иностранной песни на английском. Перепалка заканчивается, потому что Хёнсо забирает из дорожной сумки Дживон косметичку, а Дживон и Чонсон обсуждают какую-то платную трассу. Чонвон, нахохлившись, отворачивается к окну.       Поездка до родного города занимает чуть больше четырёх часов. Они останавливаются у заправки на сорок минут, чтобы Чонсон, единственный обладатель прав, передохнул. Чонвон и Дживон устраивают перекур. Хёнсо интересуется, насколько вкусные электронные сигареты, но Чонвон сразу прогоняет её в машину к Чонсону. За первый курс университета Дживон успела пристраститься к никотину. Не хватало ещё вредной зависимости у Хёнсо.       Хотя вряд ли Чонвон это проконтролирует. Во-первых, они живут далеко друг от друга, а во-вторых, самое запретное всегда самое желанное.       Ближе к окончанию поездки девочки начинают обсуждать косметику и сертификаты с курсов визажа Дживон. Чонвона увлекает переписка с Юджин. Нуна с чего-то сделала вывод, что, если Чонвон гей, он понимает психологию девушек. Мол, в отношениях есть «принимающий» и «дающий», и Чонвон автоматически встаёт на позицию принимающего. В каком-то смысле, как женщина, за которой ухаживает мужчина. Логика странная, да. Юджин не имела в виду ничего плохого, но заставила Чонвона конкретно так напрячь извилины.       Джинни-Юджинни <3 нуна:       «гаыль-они говорит, чт это неправильно»

Вы: «почему?»

      Джинни-Юджинни <3 нуна:       «онни говорит что всгда должен платить мужьчина»       «сонхун опа знашь какое дорогое платье ец купил»

Вы: «нуна, если ты хочешь подарить чхве ёнджуну цветы, подари» «если хочешь заплатить за кино, заплати» «тебя никто не ограничивает»

      Джинни-Юджинни <3 нуна:       «гаыльони заппрещает: (»       «а ёнддун оппа морозится!»       «мне лекче его самой пригласить!!!»

Вы: «так пригласи! какая разница!»

      Джинни-Юджинни <3 нуна:       «опа старше на четыре года: (((»       «многааа»

Вы: «а ты чувствуешь, что он старше?»

      Джинни-Юджинни <3 нуна:       «неть!!!»

Вы: «вот! если тебе комфортно с ним, то остальное не важно никого не слушай. гаыль-нуна хочет наилучшего, я знаю, но её представления отличаются от твоих. это не плохо»

      Джинни-Юджинни <3 нуна:       «что бы я бз тебя делала: ((((((»

Вы: «<3»

      Джинни-Юджинни <3 нуна:       «целую в лобк!»

Вы: «надеюсь, ты пропустила «и»

      Джинни-Юджинни <3 нуна:       «Я СЩАС УМРУ»       — Почти приехали.       Чонвон, продолжая улыбаться, отрывается от телефона и находит за прозрачным окном знакомые места. Улыбка меркнет. Машина неторопливо проезжает по улицам, на которых Чонвон и Хёнсо выросли, и у дома детства они синхронно поворачиваются направо. Всё тот же забор и наглухо закрытая калитка, автоматические и посеревшие со временем ворота.       Приходит странная ностальгия. Не болезненная, скорее сглаженная принятием случившегося, и Чонвон отворачивается. Хёнсо задумчиво прищуривается, прокручивая в пальцах брелок для телефона в виде четырёхлистного клевера. Минут через пять Чонсон останавливается напротив ресторанчика. Он уже не работает, вывеску сняли, но внутреннее убранство осталось — его видно через стеклянные двери.       На крыльце их ждёт молодая женщина, её ярко-оранжевые волосы собраны в высокий хвост, на шее татуировка ангела с огненным мечом. Чонсон предупреждал о знакомстве, однако Чонвон, выползая из салона заглушенной машины, всё равно удивляется броскому виду.       — Чонвонни, девочки, поздоровайтесь, это моя тётя Пак Кассандра.       — Кэсси, — с намёком поправляет женщина, сложив на груди подкаченные руки, и оглядывает ребят по очереди. На Чонвоне её пристальный взгляд задерживается. — Говорю сразу, малышня: всю эту чепуху с возрастом отбрасываем, ко мне строго по имени и на панмале. Корейское имя не скажу.       Её акцент напоминает о том, как в начале звучали Пак Джей и его папа. Чонсон о чём-то переговаривается с тётей на беглом английском, и она кивает. Чонвон, вежливо поклонившись, придерживает дверь для Дживон и Хёнсо и осторожно заходит внутрь.       Обстановка немного изменилась: облупившиеся рисунки на стенах остались прежними, но столы и стулья новые, кухню расширили, оборудование сверкает чистотой и современностью. Со стороны лестницы на второй этаж шаркает согнувшийся мужчина, и Чонсон вмиг оказывается рядом.       — Пра!       — Чонсонни, привет, Чонсонни, — скрипучий голос дедушки Пака дрожит. Чонсон приседает, чтобы утянуть в объятие, и его гладят по волосам. — Чонсонни, привет.       — Здравствуйте.       — Дедушка, мы привезли вам тортик! — в прошлом месяце мужчине исполнилось девяносто. Хёнсо с намёком подкидывает цветастую коробку с пышным бантом. — Дедушка… вы помните меня?       — Каждого помню! — заметив Дживон, дедушка отчего-то оживляется, с непонятно откуда взявшейся прытью сокращает расстояние и берёт её ладони в свои. — Джихённи. Ким Джихённи, привет. Привет.       — «Ким Джихённи» зовут мою маму, — она сжимается, в попытке отойти отодвигается, но дедушка начинает поглаживать её запястья и самодельный браслетик дружбы с буквами «BFF». — Я Ким Дживон.       — Перепутал! — дедушка ахает. Приподняв трясущуюся голову, прищуривает подслеповатые глаза. — Ты как две капли мама. Как у неё здоровье? Не болеет?       — …нет.       — Дай Бог ей крепкого здоровья! Она рассказывала, что мы с твоим дедушкой друзьями были? Близкими друзьями были, всегда друг другу помогали. У них когда дом за долги забрали, они у нас здесь на втором этаже жили. Джихённи аж говорить не умела, так давно было. Хорошее времечко. Она рассказывала? Рассказывала?       — …да…       Дживон отчётливо некомфортно. Не от самого дедушки, вероятно, от нарушения личного пространства и прикосновений, и Кэсси мягким жестом направляет её к ближайшему столу из мрамора.       — Деда, детей покормить надо.       — Да, да, накормить, — дедушка покачивает подбородком. Перехватив его взгляд, Чонвон неловко улыбается и глубоко кланяется. — Чонвонни! От тя не приметил. Вы все разъехались, никого не вижу уж. Как там Вонённи? Сону-я? Дружите?       — …дружим.       — И правильно. Друзья детства на всю жизнь. Дружите, поддерживайте друг друга. Дружите.       Чонвон не решается сказать правду, что они даже не общаются. С Вонён через сообщения ещё как-то пытаются, но Сону отказался обменяться номерами. Кэсси отводит дедушку на кухню и открывает холодильник. Чонсон отодвигает для Дживон и Хёнсо стулья, предлагает присесть и Чонвону, но он мотает головой и относит к стойке с кассовым аппаратом выбранный Хёнсо тортик со сливочным кремом. Чонсон останавливается подле него с вопросительным выражением лица.       — Кэсси, чем вам помочь?       — Ничем, — женщина вытаскивает с нижней полки поднос с четырьмя пиалами, полных свежей клубники, и баночку взбитых сливок. — Это вам на десерт.       — Дживон не ест ягоды, — говорит Чонсон, и дедушка хмурится.       — Как?! Я ж сам собирал. Мы вон с утра…       — Я съем! — кричит Дживон из-за стола, и дедушка, мигом успокоившись, хихикает в маленький кулак.       — Онни, почему ты не любишь ягоды?       Хёнсо втыкает в розетку белую зарядку, подключает её к телефону и подпирает щёку кулаком. Чонвон, забрав поднос у Кэсси, относит его к девочкам. Задумавшаяся над вопросом Дживон морщит лоб.       — Текстура неприятная. Странно во рту. Слишком влажно.       — А я всё ем.       — Тебе нужно расти, молодец.       — Да не ребёнок я! Подросток!       — Это твоя участь самой младшей. Смирись.       Хёнсо обидчиво надувается. Дедушка Пак и Кэсси кормят их вкусной, как в детстве, курочкой, рисом и кимчи. Лисо сидит между ними, широко открывая рот и стараясь не смазать блеск для губ с блёстками, Чонвон, Чонсон и Дживон у стены напротив. Чонвон и Чонсон под столом держатся за руки. В какой-то момент Дживон замечает это, наклонившись поправить джинсовую штанину, и подозрительно щурится. Чонсон с подначивающей улыбкой предлагает свободную ладонь. Фыркнув, Дживон болезненно толкает его локтем в бок, и Чонсон смеётся.       У Чонвона от смущения горит всё лицо.       После клубники и тортика Кэсси загружает грязные миски в посудомоечную машину, Чонсон присоединяется, стряхивая в мусорное ведро остатки. За приоткрытыми дверями вдруг слышится шуршание шин. Встрепенувшись, Чонсон выпрямляется. Затем бросает тёте ложку и выбегает на улицу. Хёнсо приподнимается из-за стола, чтобы подсмотреть.       — Сынок, тебе двадцать один… Baby, calm down.       — Нет, я до старости буду your little boy!       Чонсон возвращается в компанию господина Пака. Тот с трудом передвигает ногами, настолько сильно его обхватили поперёк живота. Чонсон и правда как ребёнок жмётся щекой к груди папы и выпячивает губы. Чонвон подскакивает со стула.       — З-здравствуйте, — от переживаний трясутся поджилки. Сомкнув ладони, Чонвон воспитанно кланяется, складываясь практически пополам. — Господин Пак, я…       — Давно не виделись, kiddo.       Отцепив от себя сопротивляющегося Чонсона, мужчина приветственно хлопает Чонвона по плечу, совсем как в прежние времена по его позвоночнику проходит острая молния, и он осознаёт, что на него не злятся.       — Как ваши дела?       — Лучше не бывает, — посмеивается господин Пак. Его длинные волосы с фиолетовыми кончиками остались, только теперь он одет в сшитый на заказ классический костюм, от него пахнет элитным парфюмом. — О, Ким Дживон, и ты здесь.       — Добрый день.       Дживон строго кивает, словно встретила делового партнёра, и спокойно пожимает руку господина Пака. Тот мимолётно морщится, потряхивая раскрытыми пальцами.       — Узнаю хватку Ким Джихён, — улыбнувшись, мужчина указывает головой куда-то назад. — Я твоей маме бельгийский шоколад купил. Она вроде любит такой. Передашь?       — Мама сейчас в Мадриде с тётей Леоной.       — А ты чего не поехала? У вас же каникулы.       — Я уже была там, неинтересно.       Господин Пак поджимает губы с необъяснимой ужимкой. То ли «понимаю, понимаю», то ли «у богатых свои причуды». Чонсон снова прилипает его к боку, на что он цыкает, и Хёнсо скромно машет ладонью, прячась за Чонвоном и Дживон.       — Здравствуйте, дядюшка.       — Привет, baby. Ох, как ты выросла!       — Да! — лицо Хёнсо озаряется счастьем. Она рада, что кто-то подметил. — Я уже метр шестьдесят два!       — Ой, ну скоро старшеньких перегонишь.       — А оппа не верит! — Чонвон вместо тысячи объяснений молча сгибает руку и кладёт предплечье на голову Хёнсо. Она взвизгивает, больно царапая его кожу под браслетом дружбы. — Причёска!       — Оппа, — зовёт Кэсси из кухни, разобравшись с посудомоечной машиной. Дедушка Пак крутится вокруг неё, с бормотанием передвигая железные банки. Женщина скрытно переставляет их обратно. — Ты отменил встречи? Дедуле в больницу пора.       — Ты уколы утром сделала?       — Последние. Их заказать нужно.       — Я тебе переведу на карту, ты зака…       — Шож вы всё со стариком вошкаетесь! — сетует дедушка, всплеснув руками. — Лучше б любовь нашли! Дурачьё! Вот в наше время не разводились!       — Угу, и терпели алкоголиков и изменщиков.       — Прощать надо! Проща-ать! Как вам Амели и Патрик подходили! Я нарадоваться не мог, как приезжал! Какие пары! Какие па-ары-а! — дедушка продолжает негодовать. Чонсон напряжённо кривится, медленно отлипая от папы. — Думаете, я забыл! Я всё помню! Как Амели тяжело Чонсонни вынашивала! Вынашивала и смогла!       — А как эта Амели пыталась его отсудить у оппы тоже помнишь?       — Кассандра, — выдавливает господин Пак, и Кэсси закатывает глаза. — Не при детях же.       — Ничего страшного, дядюшка, наши с Чонвонни-оппой родители тоже в разводе, — хихикает Хёнсо, и Чонвон втягивает воздух через сжатые зубы. Болтушка. — Мы взрослые, мы всё понимаем.       — Мои тоже в разводе, не страшно, — Дживон равнодушно дёргает плечом.       — Интересный у нас тут кружок по интересам, конечно, — фыркает Кэсси, покидая кухню. — Ладно, я собирать сумку. Оппа, переодень деда.       — Я сам! Не надо!       — Блин, Дживонни, — цокает Чонсон, когда его папа и тётя испаряются на втором этаже, пытаясь переспорить упёртого дедушку. — Мы так и не придумали, чем займёмся. Можно в кино, кстати. Там новый ужастик.       Дживон суживает глаза, подбоченившись. Немного раздумывает над предложением, обводя Чонсона загадочным взглядом сверху вниз.       — Если испугаешься, держать за руку не позволю.       Чонсон в ответ разражается удивлённым смехом.       Через полчаса все разъезжаются. Господин Пак и дедушка на прощание крепко обнимают Чонвона, Хёнсо и Чонсона. Дживон этого незаметно избегает, шустро усевшись на переднее сидение и пристегнувшись. Кэсси на водительском в машине папы Чонсона опирается на руль грудью и машет рукой. Помрачневшая Дживон притворяется, что занята навигатором.       Они снова едут. На этот раз к многоэтажке, в которой Чонвон проводил время до поступления в университет. На квартиру ближе к прежнему дому денег не хватило, потому что отчим Ли забрал большую часть полученных с продажи средств. Мама не стала спорить. Чонвон подозревал, что её настолько утомило происходящее, что она послушно приняла всё, что отдал бывший муж.       Чонсон паркуется напротив подъезда. Отстегнувшись, Чонвон отпускает ремень безопасности, пролезает между сидениями и бросает на Хёнсо холодный взгляд.       — Закрой глаза.       — Зачем?       — Закрой.       Хёнсо слушается, показывая, что делает одолжение, прижав ладони к лицу, и Чонвон шустро целует Чонсона в щёку. Тот проводит по линии его челюсти большим пальцем. Позади раздаётся возмущённое пыхтение.       — До встречи.       — Удачи с разговором, — шепчет Чонсон с мягкой улыбкой, и Чонвон чувствует, как Хёнсо смачно шлёпает его по спине позолоченной цепочкой клатча.       — Йа!       — Я вещи и похуже видела! — пищит Хёнсо. Спохватившись, прочищает горло и нажимает на шею костяшками. — Я манхвы читаю.       — Это те, со световыми мечами? — внезапно усмехается Дживон, извернувшись, и Хёнсо нервно краснеет. Её уши покрываются стыдливым румянцем. — Те, что ты мне показывала?       Что-то пролепетав, Хёнсо выпутывается из-под ремня безопасности и выпрыгивает на улицу. Чонвон недоумённо склоняет голову, переглянувшись с Чонсоном. Тот тоже не понимает.       — Мечи? Вы про фэнтези, что ли?       Дживон кладёт на приборную панель перекрещенные предплечья и притворяется, что заснула. Даже похрапывает. Чонвон манхвы никогда не читал, поэтому не допытывается и чмокает Чонсона уже в губы, раз Хёнсо спряталась в подъезде. Хочется поцеловать по-настоящему, но это некрасиво по отношению к Дживон. Скрючившись, она сжато желает Чонвону лёгкого разговора, и Чонвон бережно толкает дверцу.       Машина уезжает. Чонвон ждёт, пока она скроется из виду, затем догоняет Хёнсо, и она придерживает для него лифт. Поднимаясь на тринадцатый этаж, Чонвон делает глубокие вдохи и выдохи и мысленно подготавливается к предстоящему.       На самом деле, Чонвон собирался с духом две недели.       Мама смогла купить для них лишь однокомнатную квартиру. Спит она на диване. Это небольшая студия, где гостиная перетекает в кухню, и Чонвон разувается. Подаёт Хёнсо гостевые тапочки. Она здесь впервые, потому что раньше отчим Ли запрещал приезжать. Недавно Лисо выбила из него разрешение.       Чонвон показывает ей свою комнату. Она маленькая, гораздо меньше, чем в доме, и сначала Чонвону казалось, что стены по ночам сжимаются. Места хватает разве что для кровати и шкафа. Заметно, что мама убиралась, но его вещи не трогала. Всё там, где Чонвон оставил.       Хёнсо принимается за уборку: пылесосит и моет полы, вытирает пыль, Чонвон начинает готовить. Вчера мама по телефону сказала, что покупать ничего не нужно, она закажет доставку, и Чонвон вытаскивает из холодильника говядину, рис и овощи. Он выбирает пулькоги.       Мама приезжает вечером после захода солнца, когда стол уже накрыт, от тарелок идёт волнистый пар. Хёнсо спешит забрать её тяжелую сумку и обняться. Чонвон остаётся у дивана, теребя в пальцах полу рубашки.       Как бы Чонвон ни старался, а школьные воспоминания всё равно померкли. Он многое забыл. Он не в состоянии вспомнить, как точно проходили родительские ссоры, что в тот дождливый день сказала ему бабушка, и как Пак Джея отчисляли. Прошлое запомнилось как-то точечно. Чонвон не знает, что произошло с его памятью, но многое стёрлось.       Мама заговорила с ним только после переезда. Сейчас они, наверное, в неплохих отношениях. По крайней мере, руки, поглаживающие Чонвона по лопаткам, мягки. Заботливы. Нежны.       — Омма, оппа столько приготовил!       — Какой молодец.       — Попробуй скорее!       Ужин не проходит в тишине, как предполагалось. Хёнсо забалтывает маму рассказами о пятом месте в школьном рейтинге и успехах в танцах, Чонвон мельком упоминает прошедшие экзамены. О переводе на факультет Гаыль-нуны и Юджин-нуны он скажет после официального зачисления. Чонвон приехал с другой целью, и её поддержала Хёнсо. Она плавно располагает маму к откровенному разговору, когда они перемещаются на диван, и Чонвон прячет подрагивающие колени за вельветовой подушкой.       — Мы хотим кое-что спросить у тебя, — начинает он, впившись в ребристую ткань обрезанными ногтями. Мама гладит его по бедру. — Но сначала тебе стоит знать, что быть геем я не перестал.       Маленькая ладонь соскальзывает. Отведя взгляд на включённый телевизор, мама поджимает губы, и Хёнсо посылает Чонвону подбадривающую улыбку.       — Ты можешь не принимать это, омма. Твоё право. Как и моё говорить о сексуальной ориентации, — Чонвон старается держать голос ровным. Он миллионы раз прокручивал в голове подобранные заранее слова. — Я гей и был им всегда. Мне нравится мальчик. Тот самый, из-за кого тебя вызывали к директору.       Мама прикрывает глаза. Она выглядит бледной, её челюсти крепко сжаты. Прежде это разрывало Чонвона на части.       Сейчас он понимает, что таковы уж их отношения.       Прежде Чонвон сгорал от желания измениться в угоду мамы и отчима.       Сейчас он понимает, что такова уж их жизнь.       Разочарование в родителях походит на разбитое зеркало: отражение не изменилось, но поделилось на острые куски. Провело линии, и от них не скрыться. Зеркало можно склеить. Избавиться от сколов — нет. Ты не увидишь себя так, как видел раньше.       Чонвон, несмотря ни на что, продолжит любить свою семью.       — Чонвон, это… это сложно…       — Ты не обязана принимать меня. Ты в любом случае моя мама, и я в любом случае твой сын, — Чонвон протягивает руку. Мама сверлит её взглядом, после неуверенно берётся за его похолодевшие пальцы и бережно сжимает. — Если тебе требуется время смириться, что я не такой, как многие, то я не против. Но менять себя больше не буду. И стремиться к высшим баллам или девушкам тоже. Я не хочу так жить. Это не моё.       Мама плачет. Не вытирая слёзы, склоняет подбородок к груди, и Хёнсо прижимается лбом к её плечу. Чонвон думал, что заплачет вслед за ней, однако внутри него пустота. Пустота почему-то безмятежная, сравнимая со штилем в океане.       — Как же тебе будет тяжело… Ты должен… ты должен прожить достойным человеком.       — Я никому ничего не должен, — возражает Чонвон. Мама кажется сдувшейся версией самой себя. — Я проживу достойно, не переживай. Просто иначе.       И тут Чонвона прорывает. Не разгоняясь, он внезапно плачет навзрыд, задыхаясь и хватая ртом воздух, из носа текут сопли. Мама притягивает его, скорчившегося, к груди и вплетает пальцы в волосы. Она шепчет: «Айгу, морковка, айгу». Она вытирает его мокрые щёки. Она поглаживает его по шее. Чонвон старается не забывать, как однажды Дживон сказала, что их родители не боги и не всезнающие супергерои. Они такие же люди. Они тоже были детьми с мечтами и планами. Проходили через неуверенности, боль и первую любовь. Чонвон был бы рад понять, в какой момент всё изменилось.       Хёнсо встаёт с дивана и уходит. Спустя минуту она возвращается с двумя стаканами воды и пачкой салфеткой. Постепенно успокоившись, Чонвон отстраняется и пьёт маленькими глотками. После высмаркивается и вытирается. Мама комкает в ладонях салфетку, сгорбившись.       — Однополая любовь, эти гомосексуальности, бисексуальности, пансексуальности — это для меня неприемлемо, — наконец произносит она. Чонвон не ждал принятия, поэтому не расстраивается. — Хотя вы мои дорогие дети… Простите, что была плохой матерью.       — Омма, ты не права, — приглушённо не соглашается Хёнсо, опускаясь напротив на колени. — Мы знаем, что ты старалась.       — Знаем, — повторяет Чонвон. Мама шмыгает носом. — Не принимай меня, если не можешь. Быть твоим сыном я не перестану.       — Чонвонни…       Повисает тишина. Хёнсо кладёт ладони на колени Чонвона и мамы и слегка сжимает. Чонвон застывает взглядом на младшей сестрёнке. Она не заплакала, в её глазах ясная уверенность и любовь. К Чонвону неожиданно приходит мысль, что он способен многому научиться у Лисо. У любого человека, приходящего в его жизнь.       — Я… — маме определённо нужно время. — О чём вы хотели спросить у меня?       Чонвон и Хёнсо переглядываются, Лисо твёрдо кивает. Наступил момент истины. Чонвон убирает подушку за спину, разворачивается полубоком и ждёт, пока мама повернётся следом.       А потом предлагает:       — Вспомним развод?