Венец смертного и божественного

А любовь такая... Как рана ножевая – Теплится внутри.

С чего начинается новая жизнь? С бури чувств и эмоций, которую испытывают её создатели или же это не более чем работа природного инстинкта? Частично да. Но все-таки основную часть причин, предшествующих зарождению невероятного, составляет хаос. Аха - порождение божественного и хаусного, потомок настоящего безумия вперемешку с так называемой радостью. Радость же, в свою очередь, является олицетворением внешней оболочки эона, не более чем шелухой, скрывающей его настоящий облик. Миллионы несочетаемых вещей, которые нашли в друг друге общие фрагменты - все это дело рук Ахи, самого непредсказуемого эона. Эона, чьи поступки нельзя объяснить простым человеческим языком. Это нечто большее, чем обычные несуразные шутки: выходки Ахи являются настоящим искусством, божественным творением, смесью смеха и горя. Несочетаемое становится синонимами в руках этого безумца, как его привыкли окликать другие эоны, неспособные понять всю ту тяжесть вечного бессмертия, заложенного в очередной и максимально бессмысленной выходке эона Радости. Что думает сам Аха об этом? Впрочем, ничего: для него осуждение со стороны других божеств настолько привычное, как для нас каждое утро чистить зубы или заправить постель. Это не больше, чем рутина, повторяющаяся изо дня в день, она не стоит ни грамма намека на внимание со стороны Ахи, одного из сильнейших эонов. С чего началась вся история жизни этого некогда беспомощного существа? Будучи маленькой серой сущностью, неспособной даже логически мыслить, тот забирается на верхушку Древа Бытия. Древо, являющееся чуть ли не главным символом всех существ во вселенной, скоплением вселенных, оказалось лишь лазелкой и неким подобием развлечения для маленького Ахи. Он видел ледяную пустоту, погружающую в глубины своей чернотой, где единственным светом были маленькие белые крапинками - механические звезды, которые двигались в такт известной лишь им одним музыки. Где-то там, в темноте и полном одиночестве, будущего эона ожидало понимание смысла всего живого и неживого: смысл маленького камушка на дороге и огромной птицы в небе, смысл противостояния человека и природы, смысл в рождении чего-то нового и в открытии неизвестного. Но все это уступает место небытию, которое рано или поздно наступает в животе, сердце и сознании каждого человека и живого существа. Вот только не все живые существа и люди обладают настоящим сердцем и индивидуальным сознанием. И ведь это смешно. Каждый человек пытается быть похожим на другого, в попытке гнаться за какими-то там стандартами, которые в гробу никого интересовать не будут. Жизнь так коротка, но люди тратят её на непонятные манипуляции со своим телом или разумом, пытаются влиться в общество или не быть его частью: стать той самой личностью, о которой было заявлено в теории Маслоу. Но если бы все было настолько просто в построении собственного я, то не возникало столько разногласий среди социологов, которые яростно пытаются доказать свою точку зрения, опираясь на теории Адлера, Фрейда и прочих. Затрагивая теорию Адлера, многие могут смело сказать, что каждый человек так или иначе обладает стремлением к власти, которое заложено в нем с самого рождения. И ведь правда: мировые войны происходят из-за стремления к господству какой-нибудь из страны или стран. Человек устроен, как исторические часы: событиям свойственно повторяться, благодаря людям, которые не могут жить без войн, катаклизмов и мировых конфликтов. Пока ты ребенок, тебе невозможно понять всю суть и проблему самого себя, то, какую опасность ты представляешь для общества, потому в более взрослые годы, уже ближе к дошкольному возрасту, легко свалиться со своего места белого и пушистого ангела, тем самым насмешить людей, заставив их плеваться ядом и проклинать тебя. Так случилось и с объектом наблюдения Ахи: стоило ребёнку неподалёку от него упасть, как эон рассмеялся настолько звонким и пронзительным смехом, что вселенная раскололась на две части, а отголоски его веселья до сих пор слышны где-то в отдельных мирах. Вот только плеваться ядом он не стал, ведь божество всегда будет умнее человека. Так появился хаос, рождённый из пепла, подобно Фениксу с его воскрешениями: он никогда не пройдет все три стадии вымирания человека, как минимум потому, что он далёк от простых смертных, а как максимум - о нем всегда будут так или иначе помнить. Погибшие божества есть, есть пропавшие, но нет умерших - они все живут в сознаниях других эонов и живых существ, готовых отдать свои жизни и сердца, лишь бы пропавший дал о себе знать хоть малейшим знаком: будь-то пылинка необычного цвета или проблеск солнца в кромешной тьме. Существует множество организаций и объединений людей, что идут по пути и следам покинувших их божеств, которые пытаются раскрыть тайну их исчезновения. Среди них рыцари красоты, поклоняющиеся эону красоты Идриле; Звёздный Экспресс, идущий по следам Акивили, и пытающийся найти ту самую ниточку, по которой получится выйти на исчезнувшего эона. Кстати, про Аквили. Это божество отличалось от других всем своим естеством: от максимального сближения с людьми, до "дружбы" с сумасшедшим Ахой, которого другие эоны обходили стороной и не контактировали с ним. Зато сам Акивили был не против наблюдать за покушением на IX, за которым стоял никто другой, как Радость. Аху боялись. Боялись все, кроме Акивили. В его ясных глазах никогда не было страха: будь-то неизвестное ему космическое пространство без звёзд и планет, будь-то идеальная морская гладь без намека на берег. И, само собой, отражение лица эона Радости в глазах эона Освоения никогда не искажал страх. Оно всегда было четким и ярким, как фотография, запечатленная на самый лучший фотоаппарат вселенной. Рядом с эоном Радости молчали. Не слушали. Не реагировали. Полностью игнорировали, лишь бы тот оставил их в покое и дал спокойно заниматься дальше своими бесполезным эоновскими делами. А в те самые эоновские дела Акивили входил Аха. Познавать бога, чью здравость рассудка отвергали даже самые скептически настроенные, как казалось на первый взгляд, божества - весьма интересное занятие, пусть и имеет ряд последствий для будущего Звездного Экспресса и червя, наделенного сознанием гения. В какой-то степени Аха и сам являлся гением. Пусть его ум и человеческое недоразумение никогда не сравнятся, он бы все равно попробовал обогнать Зандара и Скрюллюма вместе взятых, и обязательно одержал победу. Ведь это Радость. А радость не знает проигрыша, даже смех от горя будет являться проявлением радости. Акивили знал о том, что вечно непредсказуемый и держащийся за маской эон никогда не признает связь своего пути и эмоций. Живых, человеческих эмоций, чувств. Слез и смеха, влюблённости и ненависти - все это такое далёкое для богов, но такое родное для Ахи. Оно было необходимо для элементарного существования божества, путь которого подобен пути радости, но ведь для существ, обладающих поистине невероятной властью вселенского масштаба, не нужны никакие любовь и ненависть, добро и зло - все это лишь будет мешаться в осуществлении своих грандиозных планов. И ведь правда - другие эоны никогда не задумывались о сострадании, даже если из них кто-то умирал, то все знали - настоящей скорби не испытывает никто. Никто, кроме маленького комочка самых неординарных вещей, смешанных воедино. Акивили знал, как тяжело Аха переживает смерть тех эонов, которые для него представляли хоть малейшую ценность. Он видел крупные слезы на его глазах, дрожащие руки, которые Освоение держал в своих, говоря, что вечный покой существует и это самая высшая награда для эона. И ему становилось легче, ведь пока Акивили рядом и держит его за ледяные руки, хочется воспользоваться своими божественным способностями в полной мере и заставить его остаться рядом, именно в этой позе, навсегда. Запечатать их двоих в пузырь, который никогда не лопнет, чувствовать его тепло под рёбрами и в пятках, стать единым целым. Но Акивили мёртв. Божественные способности не смогли сохранить жизнь еще недавно родившемуся настоящему могущественному божеству из неопознанного человеческого существа. Акивили мертв, и этому нет опровержений. Он просто пропал с глаз и сердец других эонов. Всех, кроме одного. Который днями и ночами перепрыгивал из одной вселенной в другую, из одного измерение в другое, все ради того, чтобы найти пропавшего эона, узнать причину его гибели и проститься с ним по-нормальному. По-человечески. Так, как бы он прощался с Ахой, если бы была такая возможность. Акивили всегда отличался от других эонов своей близостью к людям и стремлением понимать их повадки, мысли, мечты, эмоции. Он мог существовать в обличии человека на протяжении долгого времени, не пользуясь своими божественными способностями, и чувствовать себя при этом абсолютно комфортно, как и окружающие чувствовали себя. Эон встречал праздники со смертным, а после провожал их в последний путь, плакал и смеялся, скорбел и помнил. Он чувствовал своим долгом дать человечеству то, в чем оно нуждается. А нуждалось оно, прежде всего, в знаниях. Болезнь, под названием глупость, стремительно накрывала еще неокрепшие головы людей, заставляя их делать и повторять вещи, которые свойственны одноклеточным или простейшим животным. Но, тем не менее, Акивили обязан сказать "спасибо" за свой первоначальный внешний вид, ведь он мог родиться не человеком, а, например, насекомым, тем же червем. И тогда, возможно, эоном он бы все равно стал, но совершенно неуправляемым и глупым, как Тайззиронт, ставящий на первое место размножение и распространение своих потомков, пусть ему это характерно из названия пути. Акивили уверенными шагами двигался к взаимопомощи и пониманию со стороны эонов и людей. Потому вскоре в его причудливой голове родился маленький паровозик, который совмещал в себе существ со всех миров и измерений. Это был будущий звездный экспресс, на которым в дальнейшем будут путешествовать не только люди, которые не нашли себе покоя среди серой массы, но и последователи его пути. Химеко, одна из ярчайших представителей последователей пути Освоения, до сих пор не верит, что такое божество, как Акивили, мог просто пропасть с глаз долой, ведь наверняка где-то на краю вселенной все еще хранится некая оболочка его сознания. Пусть даже малой его части, все равно уверенность в том, что Акивили, эон Освоения, все еще существует придавала уверенности и давала вдохновение для новых изобретений и очередной чашки ядренного кофе. Вернёмся к нашему добродушному повелителю Радости. Что для него вообще означало исчезновение другого эона? Должно быть, ничего, ведь это далеко не первый случай, да и к тому же, раствориться среди механических звёзд просто так он не мог. Или все же мог? Аха состоит из частичек абсолютно парадоксальных предметов, но после пропажи дорогого его сердцу божества все эти вещи и сущности стали единым целым. Радость изначально представляет собой клубок не пойми чего, а его настоящий облик находится в тени всей этой мишуры. Сейчас тень, что была с ним всю жизнь, стала ещё темнее, и начала походить на темноту. Это пугает: в голову перестали лезть мысли о чем-то действительно радостном; Аха всегда говорил, что радость ничто иное, как одно из проявлений печали, и сейчас он это понимает как никогда. Когда он узнал о смерти Акивили, он очень долго смеялся. Так долго, что трещина между мирами, образованная еще при самом первом звучании его смеха, стала расширяться. Он, как казалось со стороны, веселился так, что слезы градом текли из его глаз, тяжёлыми каплями падая на ладони. Но вот только это было не слезы счастья, какие обычно текут при слишком сильном веселье, а настоящие слезы горя. Горя, которое никогда и никто не сможет унять в беспокойном сердце эона, горя, которое вечно будет давить на стенки его сознания, говоря "Это ты виноват в его смерти". Аха не может поверить в то, что он больше не придёт. Они никогда не обсудят теории людишек о них самих, откуда вообще пошла жизнь, что-то про эонов, не смогут посмеяться над теориями ученых про божеств и попробовать пару-тройку новых цветов с планет. Все это в прошлом. Как и прежний Аха, как и прежний путь Радости. Теперь же он представляет собой послевкусие, которое наступает от горячего кофе по утрам, от сильного потрясения в жизни или же от любви. Послевкусие необязательно будет таким же приторным и сладким, как напиток на вкус, в нем могут отражаться нотки настоящей вселенской горечи, что так и норовит связать тебе рот да покрепче. А может быть наоборот: еле улавливаемый сладковатый привкус самого кислого яблока в мире может заставить думать, что оно не так уж и ужасно и попробовать еще разочек. Существовать без соперника, товарища и просто близкого существа невероятно трудно, ведь Радость приходит всегда с Освоением чего-то нового, как и Освоение приходит к Радости, пытаясь снова почувствовать в себе силы жить после внезапной трагедии. Всё это было так давно, что Аха не вспомнит, сколько эонов на тот момент сидели в своих измерениях на своём пути. Сейчас он по прежнему повелитель Радости, самый, как про него сказала член Общества Гениев номер 83, неуправляемый и непредсказуемый эон, пусть даже тот и заключён под ее стражу в виде виртуальной вселенной. Он все понимает. Он видит её по ту сторону измерения, знает, что она смотрит на него через компьютер и что его существование здесь является не больше, чем программным уравнением или кодом. Он привык к этому. Что его больше всего удивило, так это внезапно появившийся псевдо-Акивили, в котором при первой встрече он признал эона Освоения. Аха никогда не забудет это чувство: странная розовая жижа потекла по его венам вместо крови, покрывая своей мерзкой структурой все органы чувств, но при этом производя такое тепло, что он подумывал о солнечном ударе, появившемся неизвестно откуда, и что это последствия его пакости. Но нет. Перед ним стоял живой и невредимый повелитель Освоения, Акивили, эон, что был так близок к людям. Вот только глаза его смотрели на Радость по-другому. В них были частички непонимания и страха. Страх. Акивили никогда его не боялся. Аха обманул бы всех, в том числе и себя, если бы сказал, что его это встреча не растоптала. Все эоны видели в нем погибшего божества, все удивлялись, вот только одному недотепе в маске было неспокойно. Он чувствовал, что здесь что-то не так. Это не его Акивили. Этот эон не имеет понятия о своём пути и о том, что он сотворил, будучи живым. Но других это, как и всегда, не волновало: ведь зачем задумываться над несостыковками в характере и манерах другого эона, когда тебя самого ждёт очередная бесполезная и не требующая задержки времени вещь. Повелитель радости уже не в первый раз ловит себя на мысли о том, что был бы не против плюнуть в лицо каждому из них. Бездушные твари. Хотя, все так и должно быть. Ведь они высшая степень эволюции материи, порождение нереального, им не свойственны человеческая эмпатия, сострадание и подобные чувства. Их интересует лишь степень своего влияния среди вселенных и авторитета среди других эонов. Рядом с ними невозможно находиться, когда те начинают очередные дебаты, плавно перетекающие в драки. Особенно часто это происходит у Яоши и Ланя. Два полных идиота, что не могут решить проблемы в своих взаимоотношениях уже не первое тысячелетие. Был ли период, когда Лань не грозился убить Яоши при первой же его оплошности? Конечно не было. А Изобилие, будто издеваясь, создавал для Охоты все больше и больше проблем. Но Ахе нравится: хоть над чем-то можно оправданно посмеяться на этих скучных сборах. В то время он являлся на "собрания" только с одной целью: увидеть его. Вне очередных разборок кто лучше владеет своим путем, Аха и Акивили виделись редко. Радость постоянно искал его по всем углам галактики, но не обнаружив нигде, приземлялся на маленькую безжизненную планету и ждал. Он знал, что эон Освоения придёт за ним, придёт к нему. Не сможет быть в разлуке, ведь если он так бьётся за все человеческое, значит и живые чувства ему тоже свойственны? Аха не знал – его это пугало. Но и спросить про столь интимную вещь было очень непростой задачей. Во-первых, самого эона это должно и вовсе не касаться, а во-вторых, это может дать Акивили толчок к каким-то новым действиям, к которым радость был совершенно не готов. Акивили достаточно умен, чтобы понять (если еще не понял), что Аха не просто так дорожит их воспоминаниями настолько, что запечатывает их в особые конверты, лишь бы не потерять; а если тот намекнет ещё о подобном вскрытие всех своих слабых мест, то это станет конечной в их взаимоотношениях, как “друзей”. Радость до сих пор не понимает, что с ним. Прежде эоны никогда не вызывали в нем столько мерзкого и тёплого одновременно, это абсолютный парадокс, и пусть внешне он является олицетворением этого слова, то внутри, по крайней мере не в голове, а в теле, у него все более менее складно. А здесь липкая субстанция охватывает его конечности так, что двигаться становится просто невозможно. Она проникает глубоко в сознание, заставляя забывать не только свое имя, но и то, без чего он не может жить. Свой путь. Его системы, его название, его механизмы - все это забывается во время очередного сопливого приступа не пойми чего. Божества любить не умеют. Не могут. Им запрещено. Кто влюблялся в смертных или же в других божеств всегда жалели об этом, как о своей самой огромной ошибке в жизни. Никто не знал когда именно наступает эта любовь, как её побороть и какова профилактика этого "заболевания". Все наступает слишком внезапно, зачастую никто даже не успевает заметить, как уже сидит в объятиях крылатой твари, называвшей себя Купидоном. Сперва все идет гладко: вы кидаете влюбленные взгляды друг другу, один из вас приглашает на прогулку вдоль идеальной глади моря. Кстати, Аха безумно любил море: его спокойствие умиротворяет, а шторм и истерики позволяли смеяться и продолжать идти дальше. После штиля, как известно, рано или поздно обязательно придет шторм, и неважно какой - большой или маленький. Шторм есть шторм - и это тот самый хаос, который так обожает Аха. Вода беспощадна перед всеми: камни, люди, животные, водоросли - она может проглотить все это за считанные секунды. Так и во влюблённости. Ты счастлив, пока не узнаешь о смерти своего спутника. Бог слишком долго готовился перед признанием. И так усердно это делал, что совершенно позабыл о времени, но придя к ней он увидел лишь старое надгробие, на котором дата её смерти датирована аж семьюдесятью годами назад. Такая несостыковка взглядов на время, и в целом его быстротечность для людей, всегда настораживали эонов. Для них есть целая вечность, что отведена для выполнения каких-либо ролей или же для вечных оскорблений друг друга; для людей, а там более животных есть всего один миг. Миг, длиною в восемьдесят лет и в пятнадцать лет. Для божеств эти числа ничего не значат: для них буквально пройдёт час времени, а на Земле уже все переменится. Потому всегда важно сохранять свое время и не тратить его впустую. Говорить о том, как любишь; не откладывать на потом, чтобы не обнаружить себя у разбитого корыта. И уж если разговор зашёл о любви как о море, о воде, то тогда дружба может по правде считаться огнём. Две, как казалось, несовместимые вещи, которые по факту не могут существовать друг без друга. Лёд и пламя - этим подчеркивается одна из главных черт дружбы: вы можете быть совершенно разными людьми и при этом быть лучшими друзьями. Считать себя частями одного целого. Считать дни до встречи, дразнить друг друга в шутку. Но вода способна убить огонь, как и огонь способен убить воду, превратив её в пар. От огня останется лишь черный след, а от воды пара капель на потолке. Это осадок. Жизнь учит тому, что огонь, если поменять дрова на новые, способен разгореться вновь да так, что прошлый будет казаться детским лепетом по сравнению с этим гигантом. А вода даже в виде пара является водой, ведь это одна из её форм. И она рано или поздно так же осядет вниз, делая мокрыми пол, покрывало и глаза человека. И все эти слова подтвердились для Ахи слишком внезапно. Он так долго готовился к разговору с эоном Освоения, что тот успел умереть. Боль. Страшная боль, пожирающая все твое божественное начало. Она съедала всю кожу на лице Радости, оставляя слезы течь прямо по мышцам, обжигая их своей солью. Эон потерял свои крылья. Всё, что ещё вчера радовало и смешило его, теперь не имеет значение. Но Акивили мёртв и с этим ничего нельзя сделать. Аха часто наблюдал за его творением, которое перемещалось из одного конца космоса до другого. Звёздный экспресс, на котором когда-то он сам путешествовал вместе с эоном Освоения, теперь стал мрачнее. Он знал, что со времен его создателя там появилось много других пассажиров. Но была одна, которая лично запомнилась Ахе. Вот только она не знала, что тот блондин с фиолетовыми глазами являлся главным разрушением мыслей Освоения. Возможно, не знала до сих пор, что несколько лет путешествовала с эоном Радости, что именно он взорвал заднюю часть экспресса, дабы позлить Акивили и вынудить из него хоть немного эмоций. Аха не понимал, как Освоение может жить без проявления чувств, да пусть самых банальных. Все равно это неотъемлемая часть жизни людей, к которым так стремился погибший эон. Недотепа не сможет понять его, так как тому с самого рождения был предначертан путь божества. И вот сейчас, оказавшись в человеческом облике по собственной глупости, он шёл по освещенным улицам Пенаконии абсолютно без цели. Стояла глубокая ночь, ни одна живая душа не прошла за все время прогулки Ахи. Точнее Авантюрина. Вся эта история по большому счету произошла из-за глупейшего спора между Ахой и Ланем, который гласил: если тот сможет продержаться как можно дольше в человеческом облике и добиться высокого уровня жизни без помощи божественных способностей, то эон Охоты признает свое поражение в их вечном соперничестве по силам путей и перестанет донимать его своим очередным бубнежом по поводу выходок радости и его последователей. Недотепа, не раздумывая согласился. Ему не столько были важны условия со стороны Ланя, как сам спор и возможность пошутить над людьми и самим собой. Ведь по его мнению, в человеческом образе он выглядел не столько презентабельно, как хотелось бы, это было даже смешно. Белокурые волосы, что были чуть ниже плеч, струились золотом, которое по факту было соломой. Лиловые глаза ловко стреляли в сердца всех незащищенных женщин и мужчин, но живого блеска в них не было. В целом, его телосложение оставляло желать лучшего: высокий и худощавый, с некогда кривой спиной и длинными костлявыми пальцами, как у Кощея Бессмертного. Аха пытался внести какие-то коррективы в это все - и добился определенного успеха: спина больше не кривая, походка идеальная и уверенная, а в глазах озорные нотки. Такие, какие бывают только у живых людей. Помимо того, что за эти несколько лет он смог сделать из себя весьма заметную особу, он ещё и занимал весьма высокий пост в КММ, о которой наслышаны даже высшие существа. Всего этого он смог добиться самостоятельно, как и было указано в их споре. Об устройстве Авантюрина в КММ ходит множество слухов и легенд. Одни утверждают, что он чуть ли не спал с одним из директоров; другие говорят о неком гипнозе; третьи же и вовсе уверены, что глаза блондина способны творить невероятные вещи по типу изменения сознания и мыслей, а очки он носит для того, чтобы не подвергать своим чарам каждого встречного; а четвертые верят в то, что эманатор Клипота просто поставил ставку на Авантюрина - и ему повезло. Ахе всегда было дико смешно с этих сплетен. Особенно, когда в первый день работы к нему подошла Топаз, занимавшая тогда должность обычного сотрудника отдела стратегических инвестиций, и в открытую сказала: - Ты соблазнил Алмаза! Смех Авантюрина надо было слышать. Он заразил и окружающих, всех, кроме несчастной Топаз, а Счетовод спрятался у неё за спиной, боясь показаться. Он единственный, кто почувствовал, что с этим человеком что-то не так. Авантюрин пахнет не так, как все остальные люди. Его сущность будто стоит выше других по некой иерархии. Счетовод это знал и сторонился Авантюрина, видя в нем опасность. Никакого соблазнения не было: ему просто улыбнулась удача и Алмаз обратил внимание на красивого юношу. Ставка была максимально аморальна: кто в здравом уме станет ставить азарт выше человеческой жизни? Как бы директор не был уверен в своей удаче, эон знал заранее, на чьей стороне сегодня будет удача. А после утомительной игры в карты состоялся крайне необычный диалог: - Верите ли Вы в настоящие бескрайние силы эонов, господин Алмаз? - его чеширская улыбка вытягивала из собеседника слово за слово, при этом блондин соглашался со всем, что слышал. А слышал он о том, что если эоны и способны творить ужасающие вещи, то они настоящие глупцы, раз не направляют свои силы туда, где они действительно необходимы. Эоны бесполезны, потому что со всеми проблемами на планетах галактики справляется КММ, и лишь Клипот единственный, кто не предал свой путь и продолжает быть настоящей защитой мира. Лишь Клипот способен спасти этот мир от апокалипсиса и от опухоли всех миров. Разговор длился часа три. Все это время Авантюрин слушал о восхвалении эона Сохранения, о глупости Нанука и его последователях, о Звездном экспрессе, что должен их рано или поздно посетить. Радость обратил внимание на то, что имени эона, создавшего экспресс, названо не было. В голове промелькнула мысль о том, что про Акивили начали забывать. От этого он нервно сглотнул. Так, слово за слово было понятно, что Авантюрин вполне поддерживает эона Сохранения, отличается умом и развитой смекалкой, а так же умеет вполне неплохо заговорить собеседника. Идеальный кандидат в КММ. Но все это не имело смысла на данный момент. Он шёл и думал о том, возможно ли перерождение божества, в чем смысл такой короткой людской жизни, как её прожить так, чтобы не было ощущения недосказанности перед смертью - вопросы, которые давали не только ему пищу для размышлений, но и многим философам мира всех времен. Он бы и дальше думал о чем-то максимально ненужном для божества, если бы его не вырвал из мыслей один человек. А точнее энергетика этого человека. Мимо задумавшегося Авантюрина прошел неизвестный мужчина с фиолетовыми волосами. Его походка была чёткой, уверенной и точной. Словно каждый его шаг выведен из сложных алгебраических формул, а его волосы покачивались в такт мелодии, известной одному лишь ветру. От него веяло могущественным и великим, родным и близким, божественным. Аха никогда не верил в теории, разработанные людьми: он считал, что если божество пропало - оно погибло, а это означало, что возродиться или укрыться среди людей оно не могло. Но сейчас все его принципы разрушались в один миг. Он замер. Мужчина, шедший в противоположную сторону, не сбавлял шаг. Его спокойствию можно было позавидовать: он явно никого не узнал и ничего не почувствовал в задумавшимся незнакомце. По телу Авантюрина побежали мерзкие мурашки, а ком в горле подступил чуть ли не к выходу. Глаза наполнились слезами, а сердце билось так бешено, что могло остановиться в любой момент. Его тело и разум никогда так не реагировали ни на что появление, тем более на появление человека. Человека... А точно ли это человек? - Ох, доктор Рацио, постойте! - его имя тяжёлой ношей сорвалось с губ блондина, когда тот обернулся, чтобы позвать его. Чтобы услышать его голос. И окончательно убедится, что это не он. Но если так произойдёт, то его нечто, похожее на сердце, исчезнет совсем и тогда настанет эра хаоса. - Это же Вы гений из Гильдии Эрудитов? Я о вас много слышал! - Аха не спеша подходил к нему ближе. Но ответа не было. Оно и понятно: кто захочет говорить с незнакомцем посреди пустой улицы ночью, который еще и знает ваше имя? Рацио был предельно осторожен во всех делах, связанных с людьми, и этот случай не был исключением. - Извините, если покажусь наглым, но мне очень нужно с Вами посовещаться по поводу сотрудничества КММ и Гильдии Эрудитов. Я топ-менеджер отдела стратегических инвестиций, меня к Вам давно посылали директора. - Аха умеет прекрасно обращаться с ложью, накручивая ее на уши абсолютно любому человеку. Никакие директора не посылали его искать кого-нибудь из верхушки Гильдии Эрудитов и этого человека он тоже видит впервые лично. Но ощущение, что за этой оболочкой прячется тот, кто считается погибшим уже несколько столетий, не покидало его. - По всем вопросам сотрудничества обращайтесь к управляющему, а не ко мне. И не думаю, что Гильдия станет сотрудничать с кем-то, вроде вашей конторы. - он даже не обернулся на него, но на месте замер, дожидаясь того, что может предложить ему азартный игрок. - О Вас, господин Авантюрин, ходят слухи по всей Пенаконии. Я знал, что рано или поздно наши пути пересекутся, но встретить такую личность ночью,- он взглянул на свое запястье, будто смотрел на часы, которых на самом деле там не было, - так ещё и без компании - очень странно. В голове недотепы в маске промелькнуло воспоминание, что отразилось ударом по его сердцу. Когда-то, много лет назад, неизвестное ему существо смогло восстановить связь Ахи с Акивили. Совсем слабую, но он чувствовал ее своим нутром. Сейчас же он понимает, что все это было не так просто. И пусть тогда этот сигнал шел с совершенно другой планеты, некое подобие эона Освоения, а точнее Веритас Рацио, сам того не понимая, возродил потухшую звезду из пепла, заставляя ее сиять еще ярче, чем до этого. Доктор лишь наблюдал за звездами: его всегда тянуло к космическим пространствам, к тому, что там кроется, кто там обитает. Тема эонов влекла его не меньше: разгадать загадку пропажи могущественных эонов неподвластно никому. Никому, кроме самого эона. Через пальцы его ладони поблескивали неизвестные галактики, звезды, квазары, черные дыры - все это казалось таким родным. Но резкая вспышка в небе заставила того все-таки отправиться в постель, чувствуя странное ощущение дежавю про ребрами. Его голос, оставшаяся привычка смотреть на часы, холодный и отстраненный взгляд, а ещё язвительные фразочки, касаемые поведения эона Радости. Вот почему тело Ахи так отреагировало. Оно рвалось к нему, хотело почувствовать тепло, некое подобие ласки. Услышать, как бьётся родное сердце, пусть оно и ненастоящее, ненужное. Но холод в его голосе разрушал все воспоминания, связанные с ним. Аха помнит, что даже во время их первой встречи на неизвестной планете, когда тот нашел того самого злополучного червя и дал ему часть своей силы, он не был так холоден с ним. Недотепа смотрел ему прямо в глаза, а в голове его играли веселые и радостные нотки. Такие же радостные, как и сам путь радости. Но сейчас всего этого и в помине нет - перед ним статуя из мрамора, настоящая скульптура талантливого мастера, что наделил свое творение разумом и способностью двигаться. Он не чувствует в Авантюрине божественную энергетику, которую чувствует в нем Аха. Не чувствует ту давно восстановленную связь. Не видит перед собой бывшего друга, видит лишь карточного шулера и азартного игрока, который знает свое дело как пять пальцев и который не умеет проигрывать. - Сейчас же мне пора идти, думаю, Вам тоже, если не хотите наткнуться на недобросовестных граждан. Хорошей ночи и удачной дороги до дома. - доктор не стал дожидаться, лишь гордо отвернулся и пошёл в другую сторону быстрее, чем шел до этого. А Авантюрин так и остался стоять посреди улицы, пытаясь осознать, что сейчас произошло. Фонари своим оранжевым цветом хорошо освещали улицы. На дворе стоял июнь и запах цветений ударял в нос каждому, но сейчас эона Радости это все совершенно не волновало. В его мыслях был лишь загадочный незнакомец, излучающий энергию погибшего божества. Он давно исчез из поля зрения, но Авантюрин с места так и не сдвинулся. Он даже не моргал и не дышал. Лишь изредка посмеивался над его и над своей глупостью. - Ему ведь не нужен сон, потому и ходит, не может места найти. - тихо бормотал себе под нос авантюрист. И ведь это правда. Эоны не испытывают обычные биологические потребности, как все люди, им не нужен сон, не нужна еда, воздух и все остальное. Лишь только для поддержания своей человеческой оболочки. Но, тем не менее, раз Акивили так был близок к людям, то он все это делал. А иногда были ночи, в которые спать он не собирался. И тогда на помощь приходили мини-прогулки. Аха помнит ещё со времен их совместного путешествия по экспрессу, как эон Освоения гулял в коридоре между купе, смотрел на звёзды и планеты, перечитывал списки пассажиров и пил черный кофе, который блондин на дух не переваривал. Радость в такие моменты ходил за ним хвостиком, изрядно раздражая этим другого эона, который пытался собраться с мыслями, а недопета в маске не давал ему жизни. Мало того, что он вторгался в его личное пространство, так он ещё и мусорил: фантики от шоколадных конфет и сосачек валялись по всему экспрессу. У Пом-Пом уже не было сил на очередные разборки, все же знали, что этого юношу ничего не остановит. Акивили находил фантики даже в карманах собственных брюк или халата. Тогда Аху ждала долгая и слишком заумная лекция, во время которой тот смеялся и коверкал каждые научные термины, которые показались ему смешными. Или же эон Освоения применял другие методы: привязывал к кровати или стулу, наделяя веревку своей силой, и заставлял сидеть так весь день. После одного такого случая, Аха становился шелковым: во всем слушался хозяина экспресса, помогал проводнику, даже шерстку ему чесал, общался с другими пассажирами экспресса за чашкой кофе, который он никогда не пил. Но стоило эону Радости почувствовать хотя бы тонкий шлейф аромата хаоса - и ему сносило голову. Так было из раза в раз, пока один из эонов не пропал, а второй не замкнулся в себе раз и навсегда, теряя смысл своего бесконечного бытия.