Миска с молочными хлопьями

Закрыв заплаканное лицо ладонями, Ушко сидела на опустевшей кухне, рассматривая оранжевое небо за окном. Закат вызывал лишь раздражение. Ушко не сразу заметила, как скрипнула входная дверь. Поначалу, она хотела сослать это на галлюцинации, но неспешная поступь знакомых шагов не дала ей сделать этого. Ушко перестала сжимать бледные щеки пальцами.       — Мас...сакрик..? Нет ответа. Затекшее тело не слушалось ее. Но органы чувств также не могли дать осечки. Она слышала шаги в коридоре, чувствовала аромат терпких клубничных духов в воздухе, ощущала его присутствие, потому ощущала обиду. Но вот Масакрик подошел к ней со спины, явившись также внезапно, как и ушел тогда, и Ушко ощутила тепло его рук, объявших ее плечи. Она тихо закрыла глаза.       — Г-где ты был?       — Какая разница? — Улыбнулся доктор, нежно поглаживая ее по спине. Аромат клубники стал почти невыносимым. — Главное, что я теперь дома, не правда ли?       — Т-ты пахнешь клубникой...       — Ах, да. — Игриво засмеялся Масакрик, ласково поглаживая пушистые пряди растрепанных волос собеседницы. — Прости, что я не предупредил тебя, я просто катал ее по городу.       — Но... почему у тебя синяк на щеке?       — Я просто ударился о дверь машины. Наклонился нечаянно, пока я закрывал ее. Так однажды было и с тобой, ты же помнишь?       — Да. — Ответила Ушко. Она не помнила этого. Когда Масакрик удалился прочь, снимая грязную обувь в коридоре, Ушко по прежнему продолжила сидеть на кухне за столом, невидящим взглядом продолжая смотреть через мутные оконные стекла, за которыми, как прежде, тлело догорающее солнце. Она чувствовала себя обманутой, но ничего не могла поделать ни с собой, ни с ним. Все тайное останется тайным, а она, под воздействием любви и доверия, вскоре совершенно забудет о том, что вообще подозревала его. Или захочет забыть. В конце концов, ее травмы требовали заботы и внимания, и когда Ушко получала сие, ее разум вновь становился теплым и любящим к тому, кто покрывал такую потребность. В данном случае, свет сошелся клином на Масакрике, и, что же, вне зависимости от того, что он делал с ней, без нее, и за ее спиной, Ушко всегда останется верной и покорной для него, получая за кротость и послушание свою порцию нежности. А большего Ушко и не желала. Вернее, не могла желать. Но пока что, этого не было достаточно. Попытка объятий еще не являлась извинением. Ушко сдвинула брови на лоб, закрыв руками высохшие на щеках слезы, и глубоко задумалась, по крайней мере, настолько, насколько поврежденный разум вообще ей это позволял. И как она не догадалась ранее? Конечно, он никогда не ответит ей. Он отвечает только тогда, когда это действительно нужно, а все то, что не должно касаться Ушко, он держит подальше от лишних глаз. Не потому что Ушко не является доверенным лицом, не потому что он не любит ее, или не считает достаточно умной для того, чтобы понять простейшие вещи. А потому, что Ушко никогда не сможет быть достаточно близкой для этого. Доктор Масакрик действительно любил только себя. Поэтому, сам для себя был единственным человеком, которому он доверял. Кем тогда была ушко? Так что же, если все это на самом деле было правдой? Тот мальчик в больничной палате, с которым она "на самом деле" никогда не разговаривала, "ничейные" вещи в картонной коробке, пахнущие не то отбеливателем, не то стиральным порошком, не то естественным запахом апельсинов и газонной травы? Был ли внезапный срыв с места Масакрика просто желанием прогуляться, или у доктора была более веская причина поступить так, выдав желаемое за действительное? Ведь он прекрасно понимает, что Ушко может либо довериться ему, либо обидеться и довериться потом, так как у нее нет никакого выбора, так как она все равно будет любить и зависеть от него, вне зависимости от причины этого явления? И что, в конце концов, произошло между ним и Клубничкой, если это была не прогулка по городу? В ином случае, было ли там что-то еще? Ушко не сразу заметила, как начала плакать. От подобных мыслей ее голова начинала кружиться, пульсировать и болеть. Она чувствовала себя слишком обиженной, чтобы вновь остаться без ответа, также, как и слишком слабой для того, чтобы что-то менять. Она навсегда останется для него глупой, удобной Ушко, с сердцем которой можно будет играть так, как ему захочется. И все же, ее главный вопрос так и остался без ответа. Любят ли ее? Ушко больше не хотела этого знать. Когда Масакрик только уехал, она подумала, что может быть, для нее все сложится к лучшему. Масакрик любил делать сюрпризы, и, может быть, он поехал куда-то только ради этого? Сколько раз Масакрик возвращался домой с билетами в кино, или привозил к ужину горячую пиццу? Конечно, возможно, это могло быть очередным удобным предлогом для него, но наверняка Ушко ничего не знала. Она могла подозревать его во всех преступлениях этого мира, также, как верить в то, что он самый добрый человек на свете. Он все равно никогда не откроется ей. Больше думать было не о чем. Ушко встала из-за стола, чувствуя, как ее ноги заплетаются. Дорога до лестницы на второй этаж не была неудобной или длинной, тем не менее, Ушко все равно взяла с собой стул, и в течение десяти минут справилась и с этой тяжелой задачей. Она схватилась за перила лестницы. Шум в голове не утихал. Ушко медленно поднялась на второй этаж, и, придерживая стену правой рукой, пошла по направлению к своей комнате. Потолки в коридоре были высокими, таким образом, здесь стало намного свободнее дышать. Присутствие свежего, холодного воздуха немного помогло ей успокоиться. Ушко пошла вперед, придерживая руками стену, и оказалась у знакомой двери. Насколько Ушко помнила, дверь действительно должна была быть открыта. И с тех пор как она выходила вниз, все осталось в точности так, каким должно было остаться во время ее отсутствия. Когда Ушко вошла к себе, первым делом она прикрыла дверь, оставив комнату незапертой, и подойдя к тумбочке с лекарствами, открыла дверцу, заглянув вглубь. Некоторые пузырьки таблеток были помечены забавными рожицами, нарисованными на разноцветных бумажках. По их негласному правилу, когда-то установленному между Масакриком и Ушко, в крайних случаях, Ушко могла принимать такие таблетки сама. Ушко остановила свой выбор на самом неблагоприятном расположении духа, и, доверившись стикеру с самой недовольной рожицей, высыпала себе на ладонь одну большую капсулу бордового цвета. Она немного поколебалась, подумав о том, что хотела бы высыпать себе в рот еще немного, но остановилась, и закрыла пузырек, вернув его в первоначальное положение. Масакрик все равно не дал бы ей умереть. Запив таблетку водой, Ушко обиженно села на пол, надеясь, что Масакрик не придет сюда в этот момент. Собственную боль ощутить было намного проще, чем чужую. Это заставляло чувствовать обиду, это заставляло щеки краснеть, это заставляло разум злиться в бессилии. Собственная маленькая трагедия всегда ощущалась горячо, даже горячее, чем чья-нибудь большая. Но не о том думала Ушко, сидя возле кровати на полу в собственной комнате. Жаль, что все ее сомнения, переживания, догадки и мысли не решали ровным счетом ничего, и потому, что бы там не происходило, Ушко никогда не могла бы знать, что на самом деле творилось за стенами ее комнаты. Вот, например, сейчас, что происходило там, внизу, пока Ушко плакала, сидя на коврике? Почему Масакрик настолько весел, почему его походка такая летящая? Почему он так сильно пропах духами Клубнички, если, по его рассказам, он даже не обнимал ее? И почему, в его компании, Ушко ощущала себя лишней, даже если в комнате они были только вдвоем? Ответа она не узнает. Но так продолжалось ровно до тех пор, пока эффект препаратов не начал действовать на ее, запутавшийся в своих чувствах, разум. С течением времени злиться хотелось все меньше, и Ушко все больше чувствовала, что начинает засыпать. Лекарство, свежий воздух, и отсутствие раздражающих факторов сделали свое дело, и Ушко нерешительно протянула руку к изголовью кровати, доставая оттуда подушку, закутанную в старый медицинский халат. Ушко бросила на него усталый взгляд, поколебалась немного, и заплакала, прижав подушку к своему лицу. Иногда, ее настроение действительно меняется быстро. Иногда, она не может брать за это полную ответственность. Так было и сейчас. Совокупность различных факторов оказывала решающую роль на самочувствие, и Ушко то злилась, то скучала, то плакала, находясь в этой самой комнате, вдали от посторонних глаз. Уткнувшись в подушку, она и не заметила, как стала засыпать, доверившись приятной мягкости перьев под наволочкой, и знакомому запаху халата, обладателю которого, наверное, все же стоило извиниться перед ней. В таком случае, он всегда сможет найти ее здесь, на полу перед кроватью в маленькой, мягкой комнате. Дыхание выравнивалось. Слезы больше не сдавливали горло. Ушко чувствовала как она засыпает, сидя на теплом ковре, но в отличии от того, что произошло недавно, засыпать теперь было намного спокойнее. Однако Ушко не предвидела того, что могло произойти с нею далее. Когда она уже начала засыпать, она почувствовала, как кто-то ласково коснулся ее головы, затем, плеча, затем, щеки, и приподнял ее голову. Едва борясь со сном, Ушко растерянно приоткрыла глаза. Прямо рядом с ней, на ее кровати, ласково наклонившись к ее лицу, сидел Масакрик, и смотрел на нее самым добрым и ласковым взглядом.       — Почему ты сидишь на полу? — Спросил он. Ушко не нашлась с ответом. Однако нежный голос любимого человека сильно успокоил ее. От Масакрика все еще сильно пахло клубникой, однако теперь этот запах не был неприятным для нее. В конце концов, если Масакрик тоже решил купить такие духи, это его выбор. В конце концов, этот аромат определено подходит к его волосам, к выбору его стиля в одежде... Ушко растерянно улыбнулась, когда снова ощутила себя в любимых руках. Масакрик поднял ее к себе. Затащил на кровать, и обнял со спины, укрывая одеялом сверху. Она, конечно, все еще была слегка обижена на него, и все-таки, если это был его способ извиниться, Ушко ничего более не оставалось, кроме как согласиться играть на его условиях. Поэтому, если это было извинением, Ушко зажмурилась, решив, что в любом случае прощает его, даже если это было не так на самом деле. Лишь бы в их маленькой семье, пусть и ценой доверия, снова воцарилась атмосфера спокойствия. Пусть и на какое-то время. А сейчас, Масакрик крепко держал ее, обнимая за плечи. Она не могла понять, решил ли доктор вздремнуть с дороги, или, напротив, хотел просто немного полежать и уйти, однако таблетки делали свое дело, и Ушко чувствовала, что больше не могла сопротивляться веществам, связывающим беспокойные мысли в тугой узел. Эффект, конечно, временный, но этого хватит, чтобы уснуть. Ушко прижала подушку в халате покрепче к груди. Пока все шло не так как ей хотелось, ее жизнь, чудесным образом, начинала складываться к лучшему.