Самое настоящее проклятие

Молча шли по коридору. Каменные стены, блестящие подсвечники, портреты, просочившееся сквозь камень привидение в иссечённом латном доспехе, части которого скрежетали и позвякивали несмотря на свою прозрачность. Всё выглядело таким умиротворённым, спокойным, как Чёрное Озеро в безветренный день. Как собственные пять пальцев — знакомым и обыденным. Быстрые шаги трёх пар ног (эхо превращало нашу троицу в толпу), шорох мантий. Осточертело… Ничего не цепляло глаз. Ничего не могло заинтересовать дольше, чем на мгновение, и рассеять угнетающие, серые, как мышиный загривок, мысли. Я безразлично глядел по сторонам и внезапно поймал себя на чувстве… гм… Это было так, будто крутит кишки, как иногда бывает, когда запьёшь рыбу стаканом молока. Словно низзлы скреблись на душе. Я уже жалел, что упомянул Эванс в разговоре со Слизнортом. Эта фамилия — не пустой звук для Джеймса — слишком много трепалась за последние два урока. Что я сказал Снейпу перед тем как вернуться в теплицу? Шаркнул по полу подошвой, будто отпинывая что-то невидимое или пытаясь оставить на полу жирный чёрный росчерк. И невольно покосился на Сохатого. Для чего существуют лучшие друзья? Чтобы изобретать шикарные подъёбы, подкалывать, подкладывать друг другу свиней и всё в таком роде… Ну, знаете, все эти оскорбительные шутки и демонстративно сволочное поведение. Когда обзываешь товарища задницей (ну, а кто ещё кроме тебя?) и, глядя на его кислую физиономию, похрюкиваешь от удовольствия, бьешь по парте рукой, сползаешь на пол. И всё нормально. Вы всё ещё близки, как туго стянутые сиськи, и понимаете друг друга, как никто на свете. Забавный феномен. Ведь будь это кто-нибудь другой, а не мой «рогатый бро» — он давно «отдыхал» бы под могильной плитой. Джеймс заметил краем глаза мой взгляд, вероятно, довольно безумный. Не останавливаясь, повернул голову, уставился на меня, дёрнул подбородком в немом вопросе. Колеблющееся освещение коридора без окон делало его мимику неоднозначной. Я сказал… «Я не в восторге от того, что Джеймс влюбился…». Поганое ощущение. От него пересыхало во рту, а лицо казалось слишком горячим. Это ощущение, словно ловец — золотую вспышку снитча, преследовало меня всё оставшееся время Травологии. Оно несколько притупилось на Зельеварении, так что я благополучно забыл о нём, отвлёкшись на более интересные вещи — и снова возникло, когда я вышел из кабинета, и, Джеймс встретил меня в коридоре. Почесал бровь, не стал ничего говорить и отвернулся, засовывая правую руку в левый рукав шерстяной мантии и наоборот — левую в правый. Передернулся, когда почувствовал через рубашку холод собственных пальцев. Чёртовы подземелья! Чёртов… Я всегда был в известной степени несерьёзен, делал вид и дурачился, заявляя, что Джеймсу стоит забыть рыжую старосту. Положить на неё и её холодность и вернуться из ванильных облаков на землю, где есть место всякому интересному дерьму, но никак не таким хорошим девочкам, как Эванс. Я мог бы выдать нечто такое в весёлой компании за порцией сливочного пива и со смехом увернуться от пинка возмущённо матерящегося Джеймса (он всё ещё глядел на меня и, кажется, собирался что-то сказать). В этот раз меня угораздило произнести такие слова хриплым и непослушным после попытки удушения голосом, оставшись со Снейпом наедине в мрачном пространстве между теплиц под холодным темнеющим небом. Сказал это тому, кто всерьёз считает, что Джеймс должен перестать интересоваться Эванс… — Придурок! — будто уловив, куда свернули мои мысли, негромко фыркнул Сохатый. Он слегка повернулся ко мне, привлекая внимание. Я мельком взглянул на его вскинутую в эмоциональном жесте руку. — Ты видел, как он на меня посмотрел, когда Эванс сказала, что будет помогать Слизнорту с зельем? Заметил?! Бляяять… да на меня Кэрроу так не смотрел, в тот раз, когда я вытащил снитч у него, считай, из подмышки! Полный придурок! То есть не полный, а очень даже наоборот! Как какая-то глиста… Гм… — Джеймс смешался, и резко повернулся ко мне полностью, замедляя шаг: — или ты так не думаешь? — уточнил он с прозрачным вызовом в голосе. Он смотрел и ждал, что я скажу в ответ. Думал, что, возможно, я буду с ним спорить. Я медленно выпустил воздух через ноздри. О, нет, я не собирался защищать Снейпа. Спорить ради него с Джеймсом? После прошедшего Зельеварения, после милого стукачества Слизнорту… «Давай, Блэк. Скажи мне, что ты…»  — Бродяга, что молчишь-то? — наконец, буркнул Джеймс удивлённо, ткнул меня в плечо: — Что с тобой? — он обернулся и поинтересовался у Питера, — Что это с ним? — Заткнись, Сохатый! — я перехватил его руку и с лихвой вернул ему тычок, пока Питер не начал в захлёб рассказывать то, что произошло на Зельеварении, и с искренней досадой процедил: — Слизнорт доебался до меня, будто я учусь-таки на его факультете! Какое его дело, как я сдам СОВ? Мне тошно от такой исключительно школьной обстановки! И тошно до слёз от такого правильного себя. Исключительно на себя непохожего. Но этого прыснувшему, повисшему на мне Джеймсу говорить я не стал, обводя взглядом однообразный коридор, зато тихо, мстительно добавил: — А на счёт Снейпа… ты не беспокойся. Я с тобой согласен. Полностью. Иногда говорить плохо за чьей-то спиной так приятно, и, по сути, я только что дал Джеймсу карт-бланш на ругань в адрес Снейпа. Если бы, усыпляя бдительность кроликов, удавы умели улыбаться — их улыбка, сладкая и плотоядная, была бы точной копией той, что появилась у меня на лице. Однако я не мог сказать, что я в порядке.  — Расскажешь? — спросил Джеймс, подаваясь вперёд, после того как кончил изображать изумление и исподтишка с любопытством изучать меня. Естественно, он спрашивал не про Слизнорта. Мне понадобилось пара лишних секунд чтобы справиться со вспышкой раздражения и, отпустив руку Джеймса, которой он меня ткнул, найти нужные слова. Я закатил глаза.  — Ты не слишком-то похож на жилетку, чтобы в тебя плакаться. Несмотря на свой небрежный тон подумал: вообще-то, это ненормально — то, что со мной происходило. Мне напрочь срывало голову, я творил какую-то сумасшедшую дичь каждый раз, когда видел Снейпа. И я понятия не имел, сколько ещё дурацких, несвойственных мне вещей я должен сделать, чтобы добиться…ничего? Честно говоря, это начинало надоедать.  — Ладно, — Сохатый отступил. Едва только руки не поднял в извиняющемся жесте. Может Джеймс даже хотел так сделать (не знаю, каким говном я себя тогда почувствовал бы), но в итоге он просто пожал плечами и, наклонив голову набок выпалил: — Спорю на свою метлу, Бродяга, тебе не долго придётся скучать! Ты ведь понимаешь о чём я. — И да, с его стороны это был не вопрос. — Надо только захватить кое-что из спальни. Я не взял с собой, и да, я… Закинув одну руку за голову — другой он продолжал цепляться за меня, грея кожу над воротником — он многозначительно замолчал, увидев группу из пяти человек впереди. Чёрные мантии, бледные снобистые лица и ответные настороженные взгляды на затерявшихся в змеиных владениях гриффиндорцев. Мы были похожи на перец, оказавшийся в солонке, на троицу диверсантов посреди вражеской территории или что-то такое. Когда мы приблизились к слизеринцам вплотную, Джеймс мягко спустил руку с моей шеи и — я почувствовал бедром — нащупал волшебную палочку. Он прикрыл глаза, будто его внезапно заинтересовал низ собственной мантии, но я уловил их блеск и стиснул зубы, так что желваки заходили по моему лицу — о, я был не против… Но слизеринцы, будто почувствовав что-то, ускорили шаг и быстро прошли мимо. А так хотелось их попугать. Глянув им вслед, я рассеянно подумал: что бы ответил Снейп, если б нас не прервали, тогда, у теплицы? Хотелось бы знать. С другой стороны… сложно даже представить, что я могу вмешаться в любовную историю Джеймса. И, к тому же, принять в ней не его сторону. Слизеринцы направлялись вглубь каменных сырых переходов, а мы — я перестал выворачивать шею — наоборот, оказались перед лестницей, ведущей из подземелий. Ещё немного и я выберусь из этого удручающего места. Я не хотел больше думать о чём-то, что вызывало тоску, но мысли всё равно возвращались к… «Давай, Блэк. Скажи мне, что ты заставишь Поттера отвалить от Лили! Нет, не можешь…». Я просто хотел перестать об этом думать, но… было бы просто замечательно, если б Эванс и Снейп не особо дружили друг с другом, то есть… если б его не заботило с кем она встречается.  — Это, на самом деле, напрягает.., — медленно сказал я, когда половина длинной лестницы была позади. Я глядел на стёртые ступеньки у себя под ногами и говорил достаточно тихо, чтобы слышал только топающий рядом Джеймс (Питер немного отстал), — Постоянно скрываться, будто… делаешь что-то плохое. Слова лишнего не скажи — сразу посмотрит, как на… — М-м... — неопределенно протянул Джеймс. — Ну, ты знаешь… — я рассмеялся, пытаясь что-то изобразить в воздухе рукой — в тишине мой смех прозвучал совсем не весело — и подумал, что проворонивший снитч Кэрроу выглядит безобидным котёнком по сравнению со Снейпом. — Я не жалуюсь… — запнулся на секунду, хотя, что с того, даже если жалуюсь? Ведь меня могли слышать только эти холодные каменные ступени и Сохатый, который много чего от меня слышал, — но просто… иногда он просто выводит меня из себя!  — Ну… это для него важно, — просто ответил Джеймс после пары секунд молчания и синхронного подъёма. Лестница неожиданно кончилась, и мы оказались в широком проёме, в начале ярко освещённого свечами и абсолютно пустого холла. Откуда-то тянуло уличным холодом. Из-за закрытых дверей Большого Зала доносился приглушённый шум — до ужина оставалось не больше четверти часа. Джеймс остановился и, упёршись ладонью в каменный проём, повернулся ко мне и произнёс:  — Мы же обещали никому ничего не говорить, ещё когда всё узнали, помнишь? Как же это было… да, поразительно, увлекательно! Я опешил, и это ещё мягко сказано. Вытаращился на Джеймса. С чего вдруг… Джеймс выступает на стороне Снейпа и поощряет его выкрутасы?! Когда это он успел что-то ему пообещать и что такого увлекательного я должен помнить? Но прежде чем я успел возопить «что ты несёшь?!», Сохатый продолжил:  — Я, в конце концов, убедил его хотя это, знаешь ли, было не просто, — он с довольным видом выставил указательный палец перед моим лицом, — Но ему ведь даже заходить туда не понадобится! Только пожертвовать несколькими волосками со своей пушистой шкуры. Но что-то мне подсказывает, что он снова скажет это. Ну, то, что слишком опасно и… — он моргнул и спросил, изменившимся голосом, — что?  — Ты говоришь о Лунатике.  — Да, а что? Джеймс непонимающе хмыкнул. Вот-вот снова поинтересуется: «что с тобой?».  — Нет… ничего, — я коснулся переносицы и криво усмехнулся, пытаясь скрыть неловкость, от которой хотелось закричать, — я отвлёкся, немного тебя прослушал. Так… Значит, у тебя все готово? Джеймс, прожигая меня пристальным взглядом, медленно кивнул, возбуждённо облизал губы — понял, о ком в действительности я говорил? — но ответить не успел.  — Мистер Блэк! Профессор МакГонагалл появилась внезапно в одном из боковых ответвлений. Пустой холл отразил её возглас, и мы с Джеймсом повернули головы.  — Вам нужно пойти со мной, мистер Блэк. — произнесла МакГонагалл, строго посмотрела на меня, ожидая, что я немедленно подойду к ней. Первым очнулся от удивления Джеймс. — Дружище, ты, как я погляжу, сегодня на расхват! — яростно шепнул он, сжав моё плечо. У меня возникло смешное и немного безумное чувство, что это со мной уже происходило раньше. Я едва не воскликнул, что ни к каким журналам на этот раз отношения не имею!  — Вы чем-то недовольны, Поттер? Джеймс всё ещё ухмылялся и МакГонаналл, видимо, это начало раздражать.  — А почему снова вам нужен только Сириус? — спросил Джеймс, заложив руки за спину и ковырнув пол носком обуви.  — Не вашего ума дело! — тут же отозвалась Макгонагалл, одарив Джеймса суровым взглядом, и зачем, спрашивается, она задавала этот вопрос?  — Впрочем… — профессор поправила очки, и снова посмотрела на меня, — я не возражаю, если он вам после всё расскажет. Если, конечно, у него будет на это желание. Мы обменялись с Джеймсом недоуменными взглядами. Что она имела в виду?  — Ты серьёзно полагаешь, меня ждёт там что-то интересное? — криво усмехнувшись, то ли поддел, то ли успокоил Джеймса я. Опомнился и быстро глянул на Макгонагалл, но она осталась на удивление глуха к моим словам. Только произнесла короткое, нетерпеливое:  — Идёмте. То, что мы направляемся в её кабинет я понял почти сразу — как никак очень знакомый путь. Люди на встречных портретах, наверняка, шептались: «Вот, снова ведут этого бедолагу, чтобы как следует выпотрошить ему мозги». А, может быть, им было всё равно. Я слушал как стучат по каменным плитам низкие квадратные каблуки и не думал больше ни о чём.  — Заходите, Блэк, — сказала МакГонагалл каким-то напряжённым странным голосом, так что на секунду я задумался о способах как-нибудь увильнуть от того, что меня ждало внутри кабинета. Но МакГонагалл нажала на ручку и толкнула дверь. И мне не оставалось ничего другого, как войти.