Уникальный

Мороз на улице спирал дыхание. Темнота вокруг, пустующие тротуары; мало времени прошло с тех злополучных событий в пиццерии у Фредди. Горожанам жутко, они опасаются за жизни детей, что чаще попадаются под горячую руку таинственного палача. Боятся и за себя любимых. А как иначе? Харрикейн небезопасен. Когда-то небезопасные люди сломили одного-единственного слабака, и теперь эта небезопасность окружила крохотный городок, не собираясь прекращать своего уничтожающего нашествия. Выйдя из закрывающегося кафе, Майк поёжился и укрыл голову капюшоном куртки. Холодрыга. Снег валит, а до дома топать на своих двоих. Хреново. По-другому не скажешь. Юноша обернулся на маленькое симпатичное здание, в котором и располагалось кафе с неплохим спросом. Заведение славное, персонал отличается сплочённостью, со многими замкнутый и грубоватый порой Афтон-младший умудрился найти общий язык. Это, конечно, не ресторан дяди Генри и отца, не большое просторное помещение с аниматрониками и разносторонним выбором блюд, но однозначно крутое по всяким параметрам местечко, полное уюта, приветливости и доброжелательности. Возможно, отныне, когда Майк обзавёлся работой, дела реально пойдут в гору, как сказал несколько дней назад дядя Генри? Появится смысл существования, деньги и смена обстановки. Не придётся торчать в ненавистной комнате, в родном, но до безобразия мрачном и отвратном доме. Здорово, разнообразно. Если парень не учудит чего-нибудь, по своим старым-добрым обычаям, работая в данном заведении, жизнь значительно улучшится. Было бы неплохо. — Клёвое-таки кафе? — спросил из-за спины кто-то. Младший Афтон, не уверенный точно, к нему ли вообще обратились, опасливо обернулся. Ему не довелось повстречать кого-то на своём пути, так что, вероятнее всего, совпадения выйти никак не может. И правда. Он обнаружил запыханную краснощёкую Лиззи. Та, судя по всему, долго пыталась догнать спешно шествующего по пустынной дороге брата. — Матерь божья, ты-то чего здесь…– выдохнул юноша, не ожидавший встречи с сестрой в довольно поздний вечер. — Я гуляла, — объяснила Элизабет, слегка улыбнувшись. — Я давно уже хожу-брожу. А то торчать в спальне невыносимо. Решила развеяться. — М-м-м, ты бы поосторожней это, — начал Майкл, смущённо потирая замёрзшие ладони одну о другую. — Поздновато, а ты гуляешь. Поговаривают ведь, что комендантский час скоро установят. Дело нешуточное. — Знаю-знаю. — отрезала девочка, нагоняя братца и идя по левое его плечо. — Я собиралась домой идти, а потом подумала: погуляю ещё чуток, как раз до кафе твоего дойду, может, и тебя встречу. — Давно тебе доставляет удовольствие таскаться со мной по городу? — миролюбиво усмехнулся парень. — Вроде, ты достаточно взрослая, чтобы отвыкнуть от прогулочек со старшим братиком. — А мало ли, э-э. Вдруг какая-то напасть снова произойдёт. С тобой. — быстро нашлась Лиз, отбросив растерянность. — Или ты собственноручно натворишь дурь. Я в курсе, что иной раз тебя заносит чёрт пойми куда. За тобой нужен глаз да глаз. — За тобой тоже, — насмешливо хмыкнул Майкл и улыбнулся прикрытым тёплым шарфом ртом. — Я ж в курсе, что ты почти неделю прогуливаешь школу… — Не начинай, а? — взвинтилась девочка, совсем смутившись. — Я по обстоятельствам. Да. У нас дома такой переполох сейчас, понимаешь же, ну? — Она будто бы насуплено отвернулась, поглядела на проезжую часть, по которой не проезжало в данный момент ни единого автомобиля, и осмотрительно пригрозила: — Не вздумай даже стучать об этом моим учителям, ясно? Сам, пока учился, был прогульщиком отрадным. — Ладно-ладно, — рассмеялся юноша, хлопнув её по спине. — Действительно ладно. Сомневаюсь, что милая миссис Оук и суровый мистер Брайан осмеливались вспоминать обо мне. — Удивительно, как ты умудрился окончить школу, учитывая твои проделки. — Это были не просто проделки, — наигранно возмущаясь, поправил Майк. — Я проводил революцию! Я жаждал перемен в нашем прегадком учебном заведении. — И каких же? — с вызовом полюбопытствовала сестрица, слабо, но искренне улыбнувшись. — Я менял дизайн туалетов, — напутственно и торжественно начал парень. — С помощью граффити? — Неважно. Я просвещал народ подрастающего поколения в сфере бизнеса… —…обменивая спёртые из ларька сигареты на настоящие деньги? Или вручая рандомный порошок под видом наркоты и торгуясь со старшеклассниками. — знающе закончила за него Элизабет, отчего Афтон умудрился открыто застесняться. — Шикарный ты бизнесмен, братец. И деятель. Ничего не скажешь. — Не хуже нашего дорогого отца, — заявил Майк. Лиззи покосилась на него… взором неодобрительным. Майкл тотчас заткнулся, понимая, что звучит это не так уж и благоговейно. Виновато прочистил горло. Тем временем Лиз, сконфуженно передёрнув плечами, вновь глянула на старшего брата, и тот услышал тихое и расстроенное: — Знаешь… Лучше. Пожалуйста, — она сбивчиво вздохнула. — Лучше никогда не будь, как он. Прошу тебя. — Не буду. Клянусь, — совершенно серьёзно пообещал парень. — Как он сегодня, кстати? — С каких пор тебя волнует его состояние? — Элизабет шутливо перешла в наступление, сложив брови домиком. — Ты же видишь, каким он… стал. Это волей-неволей заставляет думать о нём, — вздрогнув от нахлынувших гнусных воспоминаний, Майкл подавил мелкую дрожь и как будто бы невзначай спросил: — Как ты считаешь: наш дорогой отец мог бы быть серийным убийцей? — Ну да, — спокойно сказала Элизабет. — Майк. Наш дорогой отец — это тот, кто с абсолютной точностью в самом деле мог бы быть серийным убийцей. Во всяком случае, если бы мне велели раскрыть преступление, где под подозрением находится какой-то мужик с безумными обкуренными глазами и наш отец — я бы поставила на папу. — Я солидарен, — мрачно изрёк юноша. Пытаясь смягчить обстановку, он натянуто улыбнулся и заложил руки за голову, потягиваясь и замаяно мыча. — Хорошо, я никогда не буду таким, как наш дорогой отец. Я даю частное слово перед Всевышним и сегодня же стану бизнесменом и деятелем гораздо лучше, чем он! Да будет так! Он хлопнул в ладоши. Лиззи надтреснуто хихикнула. — Попробуй. Может, и получится…

***

Сестра уже ловко и шустро спускалась по лестнице. — Идут, нет? — торопливо обратился Майкл к ней. Лиз была отправлена на второй этаж, дабы позвать дядю Генри поговорить по телефону с Джен. Она звонила уже не первый раз, а трубку почему-то никто не брал. Майк в ожидании поднял правую бровь вверх, а Элизабет, спрыгнув с предпоследней ступеньки, неловко хмыкнула и пожала плечами. — А они того… спят. — Спят? Глаза у парня на лоб полезли. Прокашлявшись и подавив звонкий смешок, он отвернулся от Лиз обратно в сторону телефона и поднёс трубку к уху, прочищая горло. — Тётя Джен? А-ам, тут проблемка… — сестрица, ухмыльнувшись уголками губ вниз, тихонько прыснула. Брат бросил на неё предупреждающий взгляд. — Дядя Генри не может. Подойти. — у него покраснели уши, как если бы это он спал в доме своего старого лучшего друга, и его же жена названивала по телефону, места себе не находя. На другом конце провода Дженнифер Эмили, вероятно, махнула головой и поражённо усмехнулась: — Что там у него, Майки? Он вообще с вами? — Да-да. Он как бы с нами. Но как бы… Он только. Ну, спит. — Боже милосердный, — ахнула женщина и рассмеялась. — Извини, — поспешил объясниться Майкл, невольно давая смущению вдоволь окрасить щёки багровыми пятнами. Девчонка, стоявшая поодаль, не сдерживала улыбку, задаваясь вопросом, что же сочинит парень в оправдание двух взрослых людей. — Он с папой вечно носится. То и дело какой-то движ, — Афтон-младший нервно хихикнул. — Наш отец больно проблемным стал. Вот дядя Генри и. Замаялся. Типа того, наверное. Нам разбудить его? Недолго помолчав и не успев отойти ещё от такой интересной новости, Джен уступчиво выдала: — Да пускай спит ваш замаявшийся дядя Генри. Убедитесь главное, чтоб он соску изо рта не забыл вытащить. — А Лиззи рядом? — послышался второй голос. Это была Шарлотта, понял Майк. — Я здесь, — подскочив к брату, крикнула Лиз, улыбаясь до ушей. Она проворно выхватила у старшего телефонную трубку. — Не беспокойся, Чарли! Я прослежу, чтобы непослушный малыш Майки перекусил перед сном и как следует умылся! — Что за унижение?! — ахнул парень. Где-то по ту сторону радушно захохотала знакомая ему темноволосая девчонка, с которой Элизабет часто болтает перед сном с помощью телефона. — Вы что, по вечерам сплетничаете обо мне? — Заботимся, – поправила девочка, пихая его в бок. — Мы тебя любим, большой парень. Не кипятись, — Майк пытался изобразить раздражение и давился собственным хохотом. Шарлотта заговорила громче, видимо, умудрилась забрать у матери телефон: — Майк, если ты треснешь свою сестру по макушке, мы с Сэмом возьмём тебя штурмом туалетной бумагой. — А на добавку атакуем комьями сладкой ваты, — брякнул Сэмми Эмили, проходивший мимо болтающей задорной сестрицы. — Меня морально уничтожила кучка мелюзги, — нарочито трагично выдавил Майк, попрощавшись и положив трубку. — Хуже этой казни и быть не может. — Чем тебя не устраивает перспектива сделаться сладко-ватным чудищем? — насмешливо поинтересовалась Лиз, плюхнувшись в гостиной на диван. — Ой, вернее, обмотанным туалетной бумагой сладко-ватным чудищем. — Уж мумией тогда, раз на то пошло, — требовательно заявил юноша. — Мумией я быть не против.

***

От Уильяма исходило тепло. Тепло, проникающее к груди Генри, обволакивающее и согревающее. Никогда тело Уилла никого не грело. Оно было ледяным, болезненно тощим и бледным. Прикосновения обдавали холодом, заражали им — Генри сам становился холодным, мороз пробирал его до костей. А сейчас завёрнутый в одеяло Уильям согревал Эмили, и тот дарил любимому своё тепло в ответ. Сквозь плотные ткани занавесок продирался свет утреннего зимнего солнца, за пределами дома Афтонов жизнь начинала потихоньку кипеть; зажигались огни в окнах домов, гасли ненужные больше уличные фонари, просыпались люди — расцветал Харрикейн, что пускай и оставался небезопасным местом, но заслуживал каждого божьего рассвета, продолжения своего индивидуального, хоть и однотипного существования. А горожане по праву заслуживали новый день, полный непредсказуемости, новостей, проб, продвижения, надежд на светлое и благоденственное. Ещё один новый день. Бог свидетель. Генри что, уснул? Это осознание прокралось неспешно, даже как-то нехотя. Уснул и уснул, что поделаешь? Но нет. Он опять умудрился вырубиться не дома. И если в прошлый раз Джен с детьми гостила в Токервилле у родной тётушки, то вчера они были на месте и ждали его. А Генри взял и наплевал на такое. Ну что за долбанная безрассудная глупость?.. Негатив однако выскользнул из лап пробуждавшегося сознания и сгинул восвояси. Ему не удалось настырно и ненавистно сверлить изнутри башку, изводить Генри, ведь того охватило слишком пылкое тепло и яркое, приятное удивление, вызванное следующей по счёту вещью: он не просто уснул в доме Афтона. Он во второй чёртов раз отрубился у Афтона на постели. И при том обстоятельства вновь расходятся, ибо тогда Генри затянуло в сон из-за моральной и физической негодности, потому что Эмили целый день таскал таблетки, микстуры, сиропы и прочие лекарства больному Уильяму, который слёг с лихорадкой после шести дней пьянства на морозе. А теперь Генри спал рядом с ним отнюдь не по причине банальной усталости. Нет, он был в полулежащем положении, облокотившийся на гору мягких подложенных подушек, спина и плечи его укрыты лёгким покрывалом, и Уилл прижимался к груди с поджатыми ногами. Такой маленький и хрупкий. Всю жизнь он был выше Генри. Учась в колледже, Эмили оказался меньше Уильяма на одну голову, в последствии не особо преуспевая с тем, чтобы за двадцать четыре года нагнать товарища по росту. А сейчас, в его руках, нежных и ласковых, Афтон был похож на ребёнка и поведением, и оболочкой. Ночью он принимался ворочаться и бормотать, когда настигал тревожный кошмарный сон. Генри, полуспящий-полудремлющий, поглаживал Уильяма по спутанным растрёпанным волосам и лениво целовал лохматую макушку. Мычание, мелкая дрожь чужого тела унимались, и страдалец успокаивался. Ничего страшного. Кошмары — это сны, это не реальность. Их можно пережить, побороть, с ними можно совладать. Скоро они обратятся для Уильяма обычным и ничуть не угрожающим неприятным явлением, которое приходит и уходит, не навредив, ибо попросту не в силах это сделать. Так или иначе, уверенность Генри начала воздействовать на без конца беспокойного мученика, и Уильяму делалось лучше. Он под защитой, согретый любовью. Он был в безопасности. И Генри чувствовал себя в безопасности. В этом он был убеждён. Его Уилл останется здесь, среди семьи и знакомых, навсегда и навечно. Не позволит никому себя спихнуть с собственной роли. Всё у него будет хорошо. — Генри? — сонливо позвал Афтон, надёжней закутавшись в одеяло. — Генри, ты спишь? — Он продолжал слушать стук сердца Эмили. Равномерный, спокойный и тихий. Музыка для ушей. — Не сплю, — отозвался Генри, невольно улыбнувшись. Разумеется, он был уверен, что Уильям не покинет его за ночь. Что не вернётся монстр, запросто бы придушивший Генри по пробуждению. Но периодами сомнения всё-таки забирались в голову, и их не выходило изгнать из неё. «Это же Уилл, Генри, – твердил себе Эмили. — Уилл не исчезнет больше никогда. Ты же не позволишь этому случиться.» Быть на постоянной основе с человеком, который всё равно, независимо от твоих стараний, способен взять и исчезнуть, — это жутковато. И утро в компании Афтона, а не Дэйва вызывало неописуемое облегчение. Зато каково жить с этим Афтону. Ему-то в сто крат тяжелей и страшней, и Генри не должен бросать его один на один с тараканами в голове. Обхватив через одеяло Уильяма за грудь, он дважды одарил его осторожным поцелуем, выражая утреннее приветствие. Так он целовал по утрам проснувшихся Дженнифер и Чарли, а затем шёл будить дрыхнувшего Сэмми, мягко поглаживая сына по плечу. Этим утром Генри не с ними, испытывая и радость, и печаль. Хорошо, что рядом Уильям. Плохо, что Генри не рядом с семьёй. Уильям обнял его, вытащив руки из-под одеяла. Минуту помолчав, хрипло выпалил: — Что-то не то. — Всё хорошо, Уилл? — Не знаю, — признался Уильям, неизвестно почему вздрогнув. Эмили, которого покинул сон после неоднозначного ответа, почесал чужой затылок, хорошенько поправив покрывало. Афтон настороженно вцепился в Генри, и было отчётливо ясно: дело не в прикосновениях или их близости. Уильям рвался к нему в данный момент, не отвергал, не боялся. Генри он не боялся, но чего-то другого — кажется, да. — Плохой сон приснился, дружище? Нет? А что случилось? — трепетно спросил он у друга, заглянув тому в лицо. Убрал пряди волос с серых сонных глаз. — Я слышал его. — Слышал? Дэйва? — уточнил Генри, похолодев. Срань Господня, ну только этого не хватало. — То ли во сне, то ли в реальности…– растерянно прошелестел Уилл. — Я помню, что лежал, и было тяжело дышать. А он шептал мне что-то на ухо. Неразборчиво, я не понял. Но я. Я боюсь. Такое ощущение, что он зол. — И хрен с ним, — сказанул Эмили, скрывая зародившийся страх. Приподняв Уильяма, он взял его за локти. — Не паникуй, пожалуйста. Это мог быть дурной сон. Просто дурной сон, который унесёт за собой минувшая ночь. — А если не сон? Боязно как-то… Уильям передёрнул плечами, и Генри с усилием подавил шумный вздох. — Будь уверен, что Дэйв не появится. Ты отлично справляешься с тем, чтобы не давать ему волю, Уилл. Поэтому нечего переживать. — Но всё же. Он говорил со мной, в моей голове, Генри. Неважно, сон это… не сон. Он что-то делал с моим мозгом и телом, пока мы спали, — не унимался Афтон. Утро, судя по его буйству, ожидалось весёлым. — Что мне делать? Вдруг этот ублюдок опять начнёт шептать? Или хуже — проснётся следующим утром вместо меня? Нападёт на детей, на тебя? Я же тогда… — Тссс, — шикнул Генри, крепче прижав Уилла плечом к своему телу. Погладил стиснутые Уильямом на груди ладони, без лишних слов помогая тому восстановить дыхание. Добиться равновесия, плавного течения, а не эмоционального потока. Вдох. Настроиться, собраться с духом, усмирить душевную бурю, не дать захлестнуть себя страху. Выдох. Генри успокаивался вместе с Афтоном на пару, пытливо старался не терять нередко выручавшего самообладания. — Хей, а тебе давненько приходилось принимать ванну? — В смысле? Ванну? — оторопел угомонившийся. — Ага. Ванну. Любишь полежать полчаса в горячей воде? Расслабиться и привести мыслишки в порядок? Я вот люблю, — невзначай добавил Генри. Уилл на полном серьёзе засомневался в ответе. — Не думаю. М-м-м, я редко пробовал тупо поторчать в ванне с набранной тёплой водой. Времени не хватало. И сил. Насчёт него не знаю. — Предлагаю попробовать, — ободряюще вкинул Эмили. Уильям потянулся, еле слышно кряхтя, и недовольно, по-детски капризно фыркнул: — Именно сегодня, мамочка-Генри?.. — Именно сегодня, — энтузиазма мамочке-Генри было не занимать. Он чмокнул Афтона в лоб, взлохматив пряди чёлки. — Не унывай и не ленись, хитрец. Тебе пойдёт на пользу такой отдых. Поваляешься, согреешься, а я завтрак приготовлю, тут как положено приберусь. Что скажешь? — Я приму ванну, — согласился Уильям, медленно сползая на пол с кровати. — Последние года два не приходилось особо делать что-то подобное. Отвык от ужаса, вызываемого шансом утопиться в кипятке, нечаянно задремав. — Никакого кипятка с утоплением. И самоистязаний за запертой дверью у раковины — покончим с этим, Уилл. Не заставляй меня самостоятельно регулировать воду, следить за её температурой и сидеть потом над твоей душой, — Генри опрятно сложил покрывало на постели поверх белья и потащил на выход из спальни зевающего копушу. — Научись не думать о причинении себе вреда, лады? Это следующий этап нашей… терапии. — Ох, чертовски сложная задача, — искренне томясь в переживаниях, проговорил Уилл, облокотившийся на Эмили. Тот, неловко улыбнувшись, буквально поволок его на своих плечах. Засранец. Если не пресечь дальнейшее возрастание дозволенного пациенту в плане услуг новоиспечённой рыжеволосой няньки, это дите-переросток будет кататься у Генри на спине по всему дому и не слезать даже при приёме пищи. — Только я хочу, чтобы ты в самом деле покараулил мою душу. — Покараулил? — уточнил Генри. — Угу, — завалившись в ванную, как незаурядные пьяницы, они оба подошли к раковине, только Уильям вяло повис у дорогого друга на шее, выпрашивая поцелуя, а Генри Уильяма удерживал, в то время как ноги норовили подкоситься. Реально — словно напились. Эмили абсолютно не выспался, кое-как соображал, веки тяжелели, зато Афтон был в более положительном расположении духа, чем по пробуждению, и во всю сейчас наслаждался его компанией. — Тут побудешь? Э-э, знаю, странно звучит. Но мне так безопасней и… комфортней. Вскинув брови, Генри лишь хмыкнул, как бы говоря, что посторожит. Задавать лишних вопросов: мол, разве нельзя просто периодически стучать в ванную и регулярно спрашивать, всё ли у Уилла хорошо? Осведомлять о времени, торчать под дверью, раз на то пошло. — он не стал, молча включил кран и уселся на корзину с грязными вещами. Лицо Афтона, что успело нахмуриться в беспокойстве, заметно посветлело и зарумянилось. Уильям виновато поджал губы и попробовал криво улыбнуться. — Извини. Дурная просьба. — Я подожду, покараулю, Уилл, не бойся, — пообещал Генри, бросив на стоявшего как истукан у ванны друга любящий понимающий взгляд. Чужие стеклянные глаза засверкали выразительной благодарностью. Наверно, вчерашний день, половину которого — после телесной терапии — Уилл и Генри провели в кровати, лежа тесно друг к другу, бок о бок, болтая обо всем и ни о чём, сильно отразился на вечно замкнутом ранее Уильяме, что наконец обнаружил в своём любовном интересе непоколебимую надёжность и бесконечную заботу. Он доверился. Учитывая момент касаемо того, что ему пока не под силу контролировать собственные эмоции и некоторые действия, а также непереносимость тотального одиночества из-за того самого голоса, нетрудно догадаться, что Генри, мягко говоря, пленил своим присутствием. Причём не получая сопротивления с принимающей стороны. Будет не очень хорошо, если Афтон по итогу даже на улицу выйти без сопровождения Эмили не осмелится, будет зависеть от него, не научится засыпать в одиночку, быть везде и всегда организованным и дисциплинированным. Боже милостивый, это напоминает терзания о воспитании ребёнка — привить Уилли Афтону чувство ответственности и развивать самостоятельность. Научить Уилли Афтона ни от кого не зависеть, бороться своими силами. Им по сорок три года, чёрт возьми. — Меня пугает его молчание, — донеслось до Эмили. Он сидел на корзине для белья, точно придурковатый болван, повёрнутый к стене, спустя примерно минут пятнадцать, как набралась горячей водой ванна. Уильям закидывал голову на бортик и жмурился. — И пугает, когда он говорит. — Он в принципе тебя пугает, верно, Уилл? — отозвался, точно зная, Генри. — Разумеется. Понимаешь, у меня часто складывалось такое впечатление, что его молчание… оно вовсе не гарантирует то, что его тут нет. Иногда мне чудится, что он всё время рядом. Всё время видит и осознаёт, что я делаю. Прокручивает мои мысли и нарочно запутывает их со своими. Анализирует моё поведение. Он вечно со мной. От этого так страшно, — Уильям шумно шмыгнул носом. Несмотря на горячую воду, Афтон ощутил пробиравший до костей холод и поёжился. — А когда ты… исчезаешь? Ты видишь, что делает он? — Не вижу, — произнёс обречённо Уилл. — Он обычно видит и слышит. Зависит от того, надо ему это или нет. Он контролирует присутствие в теле, а я — нет. Я засыпаю, и просыпаюсь хрен знает сколько времени спустя. И ни черта не помню. — То есть, — Генри продолжал развивать логическую цепочку. — Его влияние как минимум на общее ваше подсознание определённо превосходит. Проблема, скорее всего, в личном твоём отношении к этому. Как я понимаю, иной раз бывает, что ты вроде бы и добровольно уступаешь ему? — Бывает, — Афтон не стал оправдываться. Даже не попробовал заявить, что никогда не даёт слабину. Бесполезно строить из себя самозабвенное стойкое чучело. — Когда перенапрягаюсь. И когда становится страшно. Бредово и странно это, конечно. Его раньше можно было разговорить, позвать. Я маленьким был тогда. Порой молчал месяцами и совсем не разговаривал с родителями и ровесниками в школе. Особенно когда деньки были не из лучших, и обстановка в доме накалялась. Он был единственным, с кем я в те периоды говорил и вслух, и мыслями. Мы находили общий язык. Он вёл себя, а-а, ну, относительно сносно. А сейчас… Уильям стыдливо закусил губу. Генри задумчиво обернулся, уставившись на тёмную слегка намоченную шевелюру. Не маньяк-убийца, вылезший из сломленного «Я», а какой-то чёртов бракованный слуга. Хочешь — зови. Хочешь — говори, а хочешь — иди спать на полгода, пока он за тебя переделает все дела. Главное, держи рядом с собой человека, который в случае чего треснет ему по башке сахарницей, живи припеваючи. Откуда Дэйв Миллер вообще взялся? Кем он был? Почему он? Почему не какая-нибудь добрейшая версия Льюиса Афтона, про которого Уильям рассказывал кучу ужасов? Почему не подкаблучник с дебильным именем? Что было на уме у юного Уилла, когда он создал настоящего монстра в своей голове и использовал его ради одного только дружеского общения? — Майкл ушёл на смену, — не кстати заметил Генри, вспомнив, что проснулись они с Уильямом достаточно поздно, снизу было тихо. Элизабет спала, а у парня начались по будням походы на работу. — А сегодня не пятница, случаем? — спросил неожиданно Уильям. — Может, он вернётся после обеда… — С чего бы? — Он вчера Лиз такое говорил, — объяснил Афтон. — Ты ещё не приехал. Майк сказал ей, что по пятницам собрался халтурить… — Чёткий у тебя сын растёт, вопреки всему. Нам бы поучиться у него, — с чувством и гордостью произнёс Генри. Поморщившись от ощущения, что вода начинает остывать, Уилл тихонько хихикнул. — Вряд ли я имею право называть его своим сыном. А себя — его настоящим отцом. Я знатно подпортил ему, да и Лиз их проклятое детство. Эгоистично отмалчивался. — Мы расскажем им. Сегодня. — выдал Эмили, полный уверенности и твёрдости. А Уильям чуть не глотнул воды, вздёрнувшись и ахнув: — Прям сегодня? Ты серьёзно, Генри? Не рано ли? Мы сами не до конца разобрались, что это и откуда оно взялось у меня в башке. Они же дети, они не воспримут всерьёз. — Они должны знать, Уилл, — упрямо гнул Генри, едва не стукнувшись о стену лбом. Его качало из стороны в сторону от нетерпения и сверх волнения. — Пускай в их глазах ты поехавший, мне Майк и Элизабет поверят. Расскажем сегодня же, как только Майк вернётся домой. Так будет лучше. — У меня дурное предчувствие, — озабоченно пробормотал Уильям, дотянувшись до крана и включив немощную струю душа. — Я попросту не смогу ничего сказать. Как обычно испугаюсь и засуну голову в песок. — Будем говорить вместе, — подбодрил его Генри. — Ну, короче разберёмся. Не столь важно. Важно то, что в вашей семейке игра «Скрой свои беды с башкой как можно тщательнее» до добра никогда не доводит. И тебе это пора понять и принять.

***

Майкл пришёл домой развеселенным и безмятежным часа в два. День выдался удачным и лёгким, парень прямо-таки светился от счастья. Не был похож на потрёпанного жизнью юнца, познавшего немало ударов судьбы. Не буравил ненавидящим взглядом всё что движется. Раньше Афтон-младший вёл себя поистине гадко, везло его сестре, если юноша возвращался с прогулки настолько вымотанным, что запирался в спальне и мгновенно отрубался, забравшись в постель. В ином случае он принимался доводить девочку, пинать стены, опустошать холодильник и допоздна смотреть какое-нибудь убогое шоу. Теперь же Майк Афтон был более-менее оптимистичным и спокойным. Майк Афтон был счастлив, наплевав на принципы отца, дрянное прошлое, свою притворную натуру. Парень оставался самим собой, стремясь наладить положение семейства. С горем пополам восстанавливал отношения с людьми, брался за любую предлагаемую работёнку. Не всегда на ней задерживался, по правде говоря. Но как минимум пытался. Видимо, труд в кафе приносил Майклу и пользу, и удовольствие. В его поведении не проскальзывало раздражения и скверного самочувствия. Когда он пересёк порог не слишком уж доброжелательного и уютного имения Афтонов, Элизабет шепнула о найденном ей отцовском тайника, опасаясь, что дядя Генри и Уильям, сидевшие в гостиной, случайным образом услышат их. Юнцы одновременно чуть не заверещали от восторга, это вызвало на лице собранного Эмили тёплую улыбку. Он с умиляющимся хмыканьем покосился на Уилла, а тот и не думал радоваться за детей. Мысли Афтона были заняты чем-то противоположным настрою создания семейной идиллии. На свой страх и риск Генри оставил его. Он пришёл к детям на кухню, где Лиз раскладывала тарелки с едой, а Майк, словно деловой удачливый семьянин, пускал уместные шуточки и болтал о каком-то безмозглом придурке, перепутавшем несколько заказов за день. Тоска потихоньку развеивалась в доме, дети наполняли атмосферу вокруг чем-то светлым и гармоничным. Тем, чего до сего времени и быть не могло среди гнили пропитавшего все стены тотального насилия. Майкл и Элизабет показались Генри чертовски похожими на его же родных детей. В них по-прежнему сохранялась таившаяся годами боль, но они не готовы были подчиняться ей. Генри представил реакцию этих детей на ужасную правду об отце и оттого поморщился, взирая на тарелку, недавно только переполненную порцией картошки, мяса и отдельно лежащей зелени. Съел он предложенный обед за раз-два, хоть мутило желудок. Дурные предположения исхода беседы и разъяснений по-настоящему гудели, вызывая головную боль. — Я пересолила, дядя Генри? — обеспокоилась Элизабет, заметив, что он кривил губы. — Что ты, Лиз… Получилось потрясающе, — поспешил успокоить её Генри, ругнувшись мысленно на себя. — Ты молодец. Без тебя бы мы пропали. — Ну-у-у, вообще-то в магазинах существует уже готовая еда, которую разве что погреть надо, — подал голос Майкл, расправившись со второй порцией. — Ай. — Лиззи пихнула братца по рёбрам. — Без рукоприкладства, господа, — привстав, проговорил Эмили с довольной усмешкой. — Иначе еда будет горчить. — Это было локтеприкладство. — поперхнулся Майк. — Еда будет горчить просто потому, что мы опять начнём бесить друг друга? — неверяще спросила девочка. — Что-то сомневаюсь. — Слушай лучше дядю Генри. Он неправильного не скажет, — нравоучительно советовал ей в ответ Майк. — И подай-ка к столу ещё одну порцию. — Третью! Тебя что, месяц не кормили? Куда ещё? — Когда покончите с едой, Майк, Лиз, — прервал Генри рвавшееся наружу изумление Лиззи. — пойдите в гостиную. Нам с вашим отцом нужно обсудить одну вещь. — Что-то случилось? — встревоженно поинтересовалась Элизабет. Брат странно на неё посмотрел. — Просто поговорим кое о чём. Но в любом случае, дело серьёзное. Я хочу, чтобы вы отнеслись к нему со всей ответственностью. — Майки у нас, конечно, ответственный хоть куда. — Да что ты говоришь, — всплеснул руками юноша, сделав вид, что разочарован собственным невежеством. — Мы скоро подойдём, не волнуйся, — обратился он к Генри. Тот ответил лишь киванием. Эмили поплёлся в гостиную с ощущением надвигающегося провала. Как донести обоим суть? И при этом не напугать до неуравновешенного состояния? Чудесно запомнилось знакомство с Дэйвом, и не сказал бы Генри, что вёл себя благоразумно, сразу доперев, в чём было дело. Вовсе нет. Генри взбесился и едва не лишился рассудка прям там. Значимую роль непременно играли лежавшие неподалёку от него костюмы с трупами, но всё-таки мало кому по силу сразу осознать и пропустить через себя ситуацию. Смириться с тем, что человек, который сопровождал вас в вашей жизни большую её часть, совершенно не тот, кем представал на людях. Уильям свалил из гостиной. Генри заглянул туда, обнаружил пустой диван и подавился измученным вздохом. Господи, какой грёбаный детский сад. Искать Афтона не пришлось. Разумеется, он торчал в спальне. Генри зашёл без стука, сразу приметив сидевшего на кровати спиной к двери Уилла. Он сминал пальцами кусочек одеяла, а вторую руку держал поднятой в воздух, кусая ногти. По приходе Эмили Уильям ссутулился. Напуганный, загнанный в угол. Сейчас решалось многое. Примут его родные дети, либо отвергнут раз и навсегда. Сдадут или решатся помочь. Они не обязаны, они всего лишь дети. И у Генри никак не выйдет осуждать ни Майкла, ни Элизабет, если он или она захочет изолировать безумца, неадекватного Афтона-старшего, представляющего опасность для них и кого бы то ни было. — Подойди ко мне, — мягко попросил Генри. Обернулись на него спустя минуту. Отрешённо и недоверчиво глядел пустым взором павший духом зверёныш, пяливший Генри в лицо, словно в дуло охотничьего ружья. Будто бы Генри нацеливал на Уильяма оружие, убеждая, что ничегошеньки ему не сделает. Но Уильям не верил. Потому что испугался. Наблюдая за неподвижным Эмили, Афтон заставил себя встать с кровати и послушно потащиться к выходу. Слегка удивился, когда Генри приостановил его и, прежде чем покинуть вместе спальню, надёжно и крепко-крепко обнял. Уилл подобрался, но смог лишь уронить ему на плечо голову, утомлённо закрыв глаза. — Ты справишься, — сказал Генри, поглаживая по спине. — Страшно, — пробормотал Уильям. — Они ненавидят меня. И возненавидят больше. — Этого не произойдёт, — возразили ему. — Я верю, что не произойдёт. Верю и в тебя тоже. — Зря. — А вот и не зря. Ты ошибаешься, — Генри ласково прошептал Уиллу на ухо. — Я уверен, что ты без сомнений сумеешь утереть нос всем своим страхам, преодолеешь их. Не случалось мне быть в ком-то настолько уверенным, Уилл.

***

— У вас имеются предположения, как часто люди делают зло намеренно, Майк, Лиз? — с разбегу Генри врезался в стену тупости, безнадёги и непонимания. Язык заплетался, а слова не находились. Упираясь глазами на комод гостиной, который обставлен деловыми семейными фотографиями Афтонов, он подозревал, в каком недоумении находятся младшие. Майк сидел по правую сторону от него, держась ближе к безопасному, верному другу их семейства. Будучи поодаль, возле отца, убито восседавшего в кресле, тёрла из-за волнения ладони Лиззи, поднявшая ноги на диван. Оба знать не знали, для чего этот бедлам учинили взрослые. Просто отпадный план, великолепное исполнение. Вступительную речь Генри не сочинил и нёс откровенную нелепицу. Убого приступил вещать о насущном, заходя издалека, и пробовал таким же всратым способом выудить у Майкла или Элизабет малейшее знание касаемо обсуждаемой темы. Те однако же глазели на дядю Генри в замешательстве, периодически косясь на отца, неизвестно зачем тут существующего. — Не всегда они делают это намеренно, — неуверенно начала девочка. — Смотря какое зло, — констатировал Майк, неловко заворачивая ткань серой футболки. Он припомнил слишком явно, когда-то опробовав мощь причиняемого зла на личном опыте. У юнца отлила кровь от лица, то мертвенно побелело. Не было мотива навевать ему думы гадкие, однако не было и другого выбора. Генри понимал, что как раз младший Афтон хорошо улавливал суть. Афтон-младший убил фактически своими руками беспомощного именинника Эвана, своего брата. Майкл стал злом в глазах множества людей. Он был частичкой хаоса всепоглощающего зла, вовремя отрёкся от такой участи. — Люди вредят друг другу из-за переизбытка эмоций, — продолжил парень под пристальным взглядом сестры и Эмили. Один отец пропускал его слова мимо ушей, таращился на семейные фотографии, изображая — а может, и нет — заинтересованность к ним. Папа также был бледен и напряжён. — Случайным образом портят друг другу жизнь. А бывает, что это происходит с умыслом. Им ненавистно что-то, им хочется… показать, продемонстрировать недовольство, — Майк облизнул губы и сглотнул. — И они причиняют людям, которые, возможно, и не особо-то виноваты, кучу боли и негатива. — В чём разница между «за просто так, с беспокойства, ударил по рёбрам» и «ударил по рёбрам за ненависть и собственные обиды»? — поинтересовалась Элизабет, чему Генри удивился, не ожидая, что она вообще проявит интерес к беседе. — Это две стороны одной монеты. Всё те же эмоции. — Одно дело, когда ты воспользовался слабым или безобидным, чтобы выпустить пар, — заявил ей Майкл. — А когда творишь зло тому, кому тебе реально хочется причинить боль — это не то. Это разные вещи. В гостиной повисла раздавливающая тишина. Пересохло во рту, и Генри ощутил, как прогибается под тревогой и страхом, норовившими его башку обратить в вязкое месиво. Мысли блуждают меж трёх сосен, в то время как объяснение всех бед находится на виду. Нужно лишь раскрыть карты, убедить детей, что их старик не тот уж говнюк. А вполне разумный, уравновешенный. Хотя с последним Генри бы поспорил, как бы предательски ни выглядело его осознание незрелости духовной и психической. Что Дэйв, что Уильям — оба неадекватные, только безумие их индивидуально и незыблемо уникально. Даже если Дэйв Миллер исчезнет, Афтонам будет довольно трудно уживаться с незнакомцем, у которого всё же имеется сдвиг в голове. Уилл был прав, так или иначе. Уильям Афтон — не отец Майкла и Элизабет Афтон. Он не воспитывал, не учил, не защищал. Жестоко, но правдиво. — К какой стезе бываете расположенными вы? — ляпнул Эмили и поперхнулся. Не так представился ему познавательный диалог. Хреновый психолог, его двуличный любовник и два юнца, ни хера не вникающих. Билеты бесплатно. Спешите на цирковое представление, что вот-вот начнётся. Ребята переглянулись. У них были немало важные заморочки, никак не никчёмные, пустые или не преобладающие губительными последствиями. Они знают, что есть и что было между ними. И Майк, и Лиз в курсе, как складывалось взаимоотношение их друг к другу. — Второе, — стыдливо пробормотала Элизабет. Первая отважилась вывести в свет запрятанные в глубине души тайны и чувства. — Я не делала такого лет в шесть или восемь. Потом началось. Если меня задирали или выводили из себя, я злилась. Но не эпизодами. Нет. Оказывается, я та ещё мисс Злопамятность. Однажды было с бывшими подругами кое-… неважно. Скажу, что кончилось плохо. Вот. А он просто раздражал, — девочка кивнула на братца, и тот надломленно прыснул. — И мы задирались. Потому что желали задирать. — Я не желал, — возразил Майк. — Нечаянно выходило. Я мог ляпнуть, не подумав. Или специально её отгонял. Не хотел держать близко к себе. С Эваном было по-другому. Я отчётливо это помню. Эвану я желал делать больно. Бледнота на щеках преобразилась в явственную серость. — Это в прошлом, — улыбнулся Генри. Но криво. И нелепо. И убого. — Я приступил говорить об этом потому, — что не придумал заранее, как провести мирный содержательный диалог. — что планировал кое-что прояснить. И признаться вам, ведь вы наши близкие. Наши друзья, родственники. — Уильям, сидевший в кресле, дрогнул. — Слушайте, зло бывает намеренным, бывает неосознанным, неконтролируемым. Мы иногда совершаем злые поступки. Когда бесимся в беспорядке мыслей, — ночь в пиццерии. Трупы и Дэйв, после полноценного знакомства с которым Генри разучился себя контролировать. — Когда презираем, таим обиды, хотим, чтобы кто-то это понял в наших действиях. — Дни ухаживания за больным серийным убийцей, грубость; барьер, возникший между Генри и Уильямом. Которому хотелось втащить от души, разлепить глаза, показать полноту картины, собственную ненависть и отторжение. — Это плохо. Но это делаем мы. И мы потом несём за это ответственность. Верно говорю? Майк и Лиз безоговорочно закивали. Ого, Генри и не надеялся, что они проследят за его ходом размышлений. Эмили дал себе секунд десять, чтобы перевести дух, собраться, сконцентрироваться. Краем глаза он присматривал за Уиллом. Молчаливым, угрюмым, подавленным. Ждать проявления Афтоном героизма не было смысла. Бесполезно толкать мудрые речи, дабы пробудить внутри Уильяма настолько непоколебимую жажду справедливости и свободы, что прошлое с паршивыми угнетениями оставит в покое и даст высказаться самому. Уильям не способен. Пока что. — А если эти действия совершаем не мы? — задался Генри вопросом, обращаясь к детям. — Тогда мы несём эту ответственность? — В основном нет, наверное, — первым отозвался Майк, не отводивший потемневшего взора от отцовской фигуры. Парень поджал губы и стиснул челюсти — вспоминал. Худший из худших обрывков прошлого. Если мы не совершали зло, то не должна лежать на наших плечах ответственность, непосильная ноша не потянет рухнуть на землю и сдаться. А совесть будет чиста. — Мы же не будем виноваты в том, что кто-то кого-то невзлюбил. Или не умел подавлять гневные порывы, — подхватила сестра, крайне взволнованная. Генри пытался смягчиться внешне, не внушая остережения. Попытки были тщетны, и он был уже не то что бледным. Едва ли не зелёным. Похоже, что Генри — маленький друг юного Уилла Афтона. И теперь, после того, как товарищ нашкодничал, Эмили приходилось максимально мягко и гладко объясниться перед взрослыми. Семнадцатилетний Майкл и Лиззи, что младше него на четыре года, были сейчас в гостиной гораздо более зрелыми и старшими. Эмили распознавал себя и Уильяма, в край затравленного собой же, глупым школьным хулиганьём, пойманным за скверными проказами. Они будут оправдываться перед младшими? Или выдадут что-нибудь стоящее? Хоть одну долю истины и без преукрас? На сказки всякий горазд. Майкл склонился над коленями, подпирая рукой подбородок, и внимательно уставился на единственного собеседника, являвшегося здесь старшим. — О чём это было, дядя Генри? Генри подавил кашель. Руки вспотели и зачесались. Он вытер ладони о штаны. — Я о том, Майки, что редко наши поступки нам бывают вовсе не подвластны. Повторю, что очень-очень редко. Чертовски редко, Майк, Элизабет… Вы должны прокрутить эту вероятность в своих мозговитых головах и пропустить такую идею через себя. Хорошо? — Эмили судорожно набрал в лёгкие побольше воздуха. Афтон-младший своим видом отражал копошившееся внутри него недоверие. — Ты имеешь представление о зле. Оно намного ярче, так ведь? Оно пряталось не столько внутри тебя, сколько вокруг, рядом с тобой. Паренёк случайно столкнулся с отцом. Только глазами. Майк заметил, как подёргиваются у Уильяма Афтона брови, вроде бы хмурясь, а вроде и поднимаясь. Жалко смотрится. Папа всегда считал жалкое поведение непозволительным. Всегда… Что же происходит с ним? Что с ним произошло? И произошло когда? Почти две недели назад? Или давным-давным давно…? — Дядя Генри, — требовательнее заговорил Майкл. Голос крепчал, что придавало юноше уверенность. А то слабо верилось Майку: он спокойно перенесёт то, что намеревается сказать Эмили-старший. Вряд ли это будет хуже секрета Майка о смерти мамы, который парень сам чуть не выболтал, но выйдет разговор определённо об отце и о семье Афтонов в целом. И разговор этот будет не из приятных. Майк убедился, что Лиз сидит смирно и тоже готовится выслушать всё, что понадобится. Прикрыл на миг веки и повторил: — Дядя Генри. Рассказывай.