Уникальный

— Хочешь сказать, тебя отстранили от занятий? — спросил Джек, повернувшись к раковине. Племянник, скучающе подперев голову рукой, неопределённо промычал. И какой смысл интересоваться, чем этот мальчишка опять провинился? Причины из раза в раз были одни и те же. Уильяма либо застали за курением в школьном дворе, либо за дракой со сверстниками. Никогда взрослый не слышал чего-то нового, оригинального. Одно только негодование: «Ваш подопечный что, дома так же себя ведёт?» Именно. Абсолютно в точку. Этому подопечному плевать, кого выбешивать и выводить из себя. Наверное, его цель состоит в том, чтобы свести с ума как можно больше людей своеобразными выходками. Не имеет значения — в школе или в доме. Джек склонился над раковиной и стиснул зубы. — Насколько? — До следующей недели, — неприкаянно отозвался Уильям. Умывшись, Афтон-старший присел за стол напротив подростка, сдерживая себя изо всех сил, чтоб не швырнуть со психу пустую бутылку в стену. — Поиздеваться надо мной вздумал? Мне без разницы, какие идиотские проказы ты устраиваешь, лишь бы я отхватил сполна от директора твоей школы. Меня волнует один вопрос. Зачем, для чего стараешься насолить людям? Долго ты собираешься скрывать ответ? — Тебе должно быть плевать на это, — буркнул мальчик, не проявляя интереса к персоне опекуна. — Тебе вечно было всё равно. — Послушай, — прервал Джек, в ярости повышая тон. — Я тебя едва ли не на последние деньги собрал. С божьей, мать его, помощью определил в эту сраную школу. Специально для того, чтоб тебя вышвырнули оттуда за неподобающее поведение?! Я уже несколько раз позорно уговаривал директора дать тебе, неблагодарному отродью, ещё один шанс. Какого чёрта ты смеешь усложнять мне жизнь? Почему ты снова и снова вытворяешь что-то, за что я вынужден отдуваться перед учителями? Перед родителями этих пострадавших сопляков? Сколько можно уже вести себя так, упрямый ты негодник?! Он глянул на младшего, у того и тени чувства вины не прояснилось. Уилл пристально смотрел на Джека, не моргая, не прячась в страхе, сверля взглядом насквозь. Мужчина недолго пялился на племянника в ожидании, а потом, ругнувшись, схватил с края стола банку со спиртным и двумя глотками её осушил. — Если не прекратишь, я начну тебя пороть. Мальчуган задорно хмыкнул. — Я серьёзно, Уильям. Я не буду игнорировать твою неблагодарность. Продолжишь доводить меня, пожалеешь, что появился на этот свет. Я ясно выразился? — Ты не будешь меня бить, не дурак же, — вдруг с чёткой уверенностью выдал Афтон-младший. — Знаешь, что это не поможет. У Джека челюсть свело. — Что за дурь ты мелешь? — Если захочешь выпороть меня, я сделаю так, что директор, который тебя уж очень бесит, узнает об этом. — безмятежно проговорил Уилл. — Школа не оставит это без внимания, да? И ты по полной огребёшь… — Хватит разбрасываться словами! — рявкнул дядя. Мальчик замолк и подавил улыбку. — Как ты смеешь вообще? Я вожусь с тобой, проклятым недоноском! На свои грёбаные деньги кормлю и одеваю! Пытаюсь вырастить из тебя нормального человека! Чем ты мне платишь за это, паршивец?! Племянник откинулся на спинку стула и повернул голову в сторону коридора, сложив руки на груди. — Да тебе плевать на меня. Если б не было нужды, ты даже и не попытался бы найти место в этой школе. Не одевал и не кормил бы. Я просто надоедаю, поэтому меня надо отправлять на полдня куда подальше, якобы учиться. А в лохмотьях я буду выглядеть ужасно, а ты не хочешь, чтоб тебя и за это отчитывали. — Господи… Боже правый, поверить не могу, что Льюис настолько отвратно воспитал тебя! Он вообще не учил своего единственного сына ни манерам, ни приличиям, а? Ты как вырос в такое недоразумение?.. — Я не недоразумение. — Уйди, бога ради, прошу, не маячь у меня перед носом. Я не выношу уже. — Ладно. — кивнул Уильям. Он был похож на победителя. Как бы младший Афтон ни прикидывался равнодушным, глаза его сияли, а губы расплывались в ухмылке. Мальчишка исчез в проёме пыльного коридора. Джек прижал ладонь ко лбу, поморщившись от приступа ноющей головной боли. Проклятье. Афтон выронил банку, та звонко отскочила, немного прокатилась по полу. Этот звук трещал минуту в ушах, отчего взрослый во второй раз кинулся к раковине и плеснул ледяную воду себе в лицо. «Пусть он мне даст хоть ещё один повод. Клянусь, я его в порошок сотру. — мужчина судорожно вздохнул. — Это измывательство, Льюис. Где же тебя черти носят, братец-неудачник?»

***

Месяц спустя… Примерно в два часа дня он покинул мастерскую, в которой сидел с раннего утра, и вытащил себя на улицу. Солнце пекло и ослепляло, Джек щурился и раздражённо ворчал, пока плёлся на заднюю часть двора. Там был дряхлый сарайчик, стоявший под наклоном, где можно было найти лишний инструмент или подручные материалы. Не всё же пихать в полки шкафа мастерской, было бы неплохо, конечно, привести сарай в нормальный вид, но средств на это, увы, в данный момент не хватало. И вряд ли когда-нибудь их будет достаточно. Джек распахнул дверь, да так резко, что её пошатнуло, и стал свидетелем прелюбопытнейшей картины. Его чуть не вырвало — посередине сарая лежала дохлая крыса, необратимо разлагающаяся, а над ней кружились три крупных мухи. Вонь стояла страшная. — Срань Господня! Ну что за блядство?! — воскликнул Джек и, впечатлённый сие зрелищем, в отчаянии взмахнул руками. С огромным усилием мужчина заставил себя вновь посмотреть на крысиный труп. Жужжание насекомых невыносимо нервировало. Это надо убрать немедленно, и дело с концом. Избавиться от этой дряни, забыть побыстрей. Вероятно, отраву для тварей найти не помешало бы. Только крыс ему не хватало. Афтон-старший вернулся к сарайчику уже в перчатках и с ненужным мешком. Похоронами грызуна он заниматься не планирует, выбросит и всё. Вслух проклиная чёртов мир, Джек приблизился к мёртвому зверью, отгоняя ненавистных мух. Попытался расправить надёжно свёрнутый мешок, как можно реже бросая взгляд на труп, что делать у него совсем не выходило. — Дерьмо, твою мать. Сущий кретинизм. — давненько ему не приходилось так яростно ругаться во весь голос. Афтон присел на одно колено, собираясь скрыть животное мешком, а затем плотно его завернуть, но не сразу принялся за дело, сперва к нему нагнувшись. С чего бы тушу изучать, заняться, что ли, нечем? Он недоумевающе наклонился вбок и смог детальнее и под другим углом увидеть крысиную морду, в которую было воткнуто лезвие. Что, чёрт подери?.. Лезвие? Лезвие канцелярского ножика, оно распороло грызуну и нос, и левый глаз. Помимо этого, из нижней челюсти зверя торчало нечто, схожее на мелкую металлическую пластинку, которую Джек сначала и не заметил. Он ошарашенно поднялся на ноги оттого, что всё вокруг заходило ходуном. Ещё одна пластинка, однако та высовывалась из-под передней правой лапы, неуклюже воткнутая в податливую плоть. Боже милосердный. Афтон позабыл проклятия и оскорбления, вертевшиеся до этого в сознании. У крысы был вспорот живот, вернее, вспорот выше, к шейке. В нём, быть может, черви уже копошились. Ему потребовалось убраться на улицу и простоять там минут десять, прежде чем он с зажатым прищепкой носом, в длинной поношенной рубахе, которую он сразу потом выбросит, воротился и наспех избавился от гниющего исколотого грызуна. Работу пришлось отложить, следующий час Джек возился с тем, чтобы убрать вонь. Не жалел ни перекиси, ни спирта с уксусом. Стереть пятна и извести запах, иначе он не вынесет этого смрада.

***

— У тебя с самого начала с ребятами не заладилось? — мягко поинтересовалась молодая светловолосая женщина, сидевшая в кресле. — Твой педагог рассказывал, что ты не общаешься ни с кем из мальчишек твоего возраста. И от девчонок тоже шарахаешься. Это правда, Уилл? — Я не шарахаюсь, — вставил парень, сминая пальцами кончик тёмно-синей рубашки в красную клетку. — Я просто не хочу с ними общаться. — Разумеется не всегда получается находить с одноклассниками общий язык. В этом нет ничего страшного, ты определённо прав. Сомневаюсь, что учителя будут принуждать тебя дружить с тем коллективом, к которому тебя не тянет. Проблема заключается немного в другом, — Женщина порылась в толстой папке, кропотливо выискивая нужную бумагу. Она подбадривающе улыбнулась. — Впрочем, это я лучше обговорю с твоим дядей. Давай для начала обсудим рисунки, вот эти, помнишь их? — Не помню. — Я прошу прощения, — без стука зашёл в кабинет Джек, на ходу восстанавливая дыхание. — за опоздание. — Всё хорошо, мистер Афтон, мы… считайте, что мы закончили. Закончим на сегодня, да, Уилл? Хорошо? Уильям робко качнул головой, отказываясь поворачиваться к дяде. Миссис Браун разрешила мальчику выйти в коридор и подождать снаружи, если есть желание. Тогда Афтон-младший поспешил уйти. Сама она озадаченно сложила шесть листов бумаги на краю низенького стола, а Джек, не присаживаясь, тревожно потёр затылок. — Что мой племянник натворил…сегодня? — задал он незамысловатый вопрос. — Я в курсе, что досталось его однокласснику, а в подробностях не осведомлён. — Видите ли, — начала школьный психолог. — Мистер Робертс не выяснил конкретную причину конфликта. Ваш племянник не поладил с Нортом Остином, а произошло всё в туалете. По словам Уильяма, его разозлило лишь то, что Норт слишком часто произносил его имя. — Имя? — со смешком уточнил Джек, но через мгновение перестал казаться безмятежным. — Вы подразумеваете, что ребёнок просто называл по имени моего подопечного, а тому просто это не понравилось? — Мистер Афтон, как я сказала, ничего точно заявлять не могу. — проговорила женщина, пожимая плечами. — Именно то, что Вы сейчас от меня услышали, передал мне лично Уильям, а затем переменился в поведении. Ему явно было неприятно беседовать со мной на эту тему. — Что значит переменился в поведении? — Мальчик смел огрызаться первые несколько минут, что провёл в этом кабинете. Когда его привёл учитель, было похоже, что парень не в себе. А временем позже Уильям так оробел, что выглядел до слёз напуганным. Не было внешних факторов, способных повлиять на его состояние, видимо, он понял, что всё-таки натворил, и постыдился. «Чтоб он постыдился содеянного? Нелепый анекдот» Джек, не понимая сложившихся обстоятельств от слова совсем, покосился на дверь, следом на миссис Браун, молча негодуя с минуту. — Это ведь не первый и не второй инцидент, — многозначительно высказала та. — Его исключат, если что-то подобное произойдёт опять, понимаете? — Само собой… Насколько всё серьёзно? — Вы об ущербе? Кровь остановили, предплечье Норта обработали, перевязали. Нам крупно повезло, и опасных ранений не было нанесено. Упоминая о ранах… Да, кстати, хотела спросить, — психолог понизила голос и напряглась. — Рука Уилла. — Ах, конечно, повязка и пластыри? — скривился Афтон-старший. — Он порезался. Случайно. Бинты у меня дома не вовремя закончились, что было, то и пошло в ход. Он, мягко говоря, с аккуратностью не дружит. Поцарапается, споткнётся, бывает и такое. Кажется, его слова не внушали надёжности. Миссис Браун недоверчиво нахмурилась и, погруженная в раздумья, протянула Джеку те листы с края стола. — Просмотрите их, как появится возможность, будьте добры. — Как скажете, мэм. — Меня интересует кое-что, Вы не торопитесь? Что ж, скажите, сэр, а Уильям в какой период взросления начал проявлять столь неконтролируемые приступы агрессии, переменчивость и забывчивость? — Понятия не имею. Честное слово! Я в душе не чаю, было ли такое в годы его жизни с родителями, но поведение с того момента, как за него взял ответственность я, было идентичным нынешнему. Уильям и в одиннадцать лет во всю грубил и докучал нашим соседям. — А давно он увлекается тем, что машет перед сверстниками ножом? Вы не знали о том, что Билл принёс в школу перочинный нож? — Откуда мне было знать? — взвинтился Джек. — Я не держу ножи на видном месте, Вы такую мою непредусмотрительность имеете в виду? И речи быть не может! Заверяю Вас, что не догадывался вообще. Холодное оружие в качестве подарка от моего брата, которое хранится у меня с молодости, в ящике и под замком. Я был уверен, что иные острые предметы мальчик не смел бы использовать не в тех целях. К чему бы ему, скажите? — Думаю, теперь Вы понимаете, что Уилл мало предсказуем. За ним требуется глаз да глаз. Могу я обращаться к Вам по имени? — Ничего не имею против. — Хорошо, Джек, с Вашего позволения я выскажусь. Как бы скептически вы ни отнеслись к моему заявлению, но вашему племяннику нужен осмотр более профессионального деятеля. На Вашем месте я бы показала Уильяма специалисту. Сомневаюсь, что в роли школьного психолога мне под силу как-либо определить, что с ним не так. Я не имею права выписывать диагнозы. — Конечно же. Понимаю. Я всё понимаю, миссис Браун: Ваши опасения и рекомендации. Я их учту. Не сомневайтесь в этом.

***

«Учту. Как же, учту. А деньги на специалиста мне кто выделит? Господин Кирроу или отец этого мальчишки? Остины, важные донельзя. Тоже хороши, об заклад бьюсь. Что за идиотское объяснение? Имя слишком часто произносил. Чушь несусветная!» — бурлил в голове поток мыслей. Уильям плёлся за взрослым, ссутулившись. Отперев дом, Джек пихнул его вперёд и зашёл последним, придерживая тем временем по непонятной причине дрожавшего племянника за локоть. Парень покорно остался на месте, наблюдая с крайне растерянным и напуганным видом, как дядя разувается, бросая обувь в угол, скидывает с себя лёгкую куртку и ведёт затем Афтона-младшего за собой. Уилла поставили перед диваном у стены, отделявшей ванную комнату и коридор, на котором он всегда, со дня переезда в этот дом, спал. Джек не разговаривал с мальчиком, когда они покидали школу и добирались пешком до дома. Мужчина был молчалив и сдержан, а его лицо выглядело ожесточённым, отчего Уильям пугливо съёжился. Наконец старший Афтон подал голос: — Ты доволен? От души резанул ножом человека и теперь места себе в радости не находишь? — дядя Джек болтал непринуждённо и рассеянно, между тем приступая запевать песню совсем с другой ноты: — Не кажется тебе, что это чересчур? Ты допрыгался. Можешь собирать вещи. — Что? — тихонько переспросил Уильям. — Я сказал: приступай к сбору своего шмотья, чтобы через пару дней я со спокойной душой отправил тебя отсюда подальше. Мальчик уставился на взрослого как на безумца, сжав запястье, перевязанное ватно-марлевой повязкой. — Отправить? К-куда? — Понятия не имею, если повезёт, кто-нибудь из закадычных друзей твоего исчезнувшего папаши мог бы согласиться, я предполагаю. Если нет — дорога зверёнышу, вроде тебя, только в приют. Он собрался избавиться от него?.. Сказанное всерьёз испугало Афтона-младшего. Его парализовало, а горло сдавили невидимые когти. Какой приют? Как же так? Друзья отца? Предположение, что это всего-то удачная жестокая шутка, постепенно ускользало, ибо по действиям дяди Джека можно сказать, что он настроен был решительно. — Т-только не это! — вдруг промолвил мальчик с отчётливым откликом паники. — Не надо этого всего! «Какая разница, Уилл?» — Какая разница, где парить людям мозги? Я считаю, методы воспитания в детских домах легко выбьют из тебя всю накопившуюся дурь. И общение с такими же брошенными пойдёт на пользу. — Нет, нет! Послушайте, не отдавайте меня, пожалуйста! — пролепетал Уилл и отшатнулся, когда его попытались схватить за рубаху. — Я Вас умоляю! — Ох, как мы заговорили. С каких это пор у нас идёт обращение на «Вы»? Разве тебя волнует моё «незначительное» присутствие в твоей никчёмнейшей жизни, которую ты себе без того портишь, творя этот беспредел?! — закричал Джек, вцепившись племяннику в плечо. — Я забыл! Я не помню! Я ничего не помню из того, что сделал, правда! Простите меня! Я не хотел делать кому-то больно, клянусь!!! — Не хотел настолько, что чуть не вскрыл однокласснику вены, щенок?! Тебе смелости хватает так нагло врать взрослым в лицо! Что за цирк ты устроил, пока меня не было?! Делал из себя покаявшегося, напуганный, зашуганный, несчастный, да? Какая же мерзость. Что было днём? Кому он попытался вскрыть вены? Как далеко он зашёл? Уильям так и не понял, о каком раненном мальчике шла речь в кабинете миссис Браун. Он ничего не помнил о сегодняшнем дне, уже не впервой. Дядя был действительно зол, вывести его до такой степени очень тяжело, потому что обычно ему просто-напросто плевать. Уилл молил, сам не зная, что было бы лично для него лучше: оказаться в каком-нибудь приюте или остаться здесь. Голос в голове утверждал, что неизвестность не так уж и страшна, но, чёрт, трусливому ничтожеству будет легче жить обречённым здесь, где всё привычно и предсказуемо, чем в незнакомом месте. Младший Афтон отчаянно не желал попасть не пойми куда и остаться один. — Простите, пожалуйста! За всё простите, только не отдавайте, я не х-хочу этого, правда, не надо!.. Простите, побейте, заприте, что угодно сделайте, но прошу, умоляю, дядя Джек! — Хватит размахивать руками. Прекрати сейчас же! — тот его с такой лёгкостью поднял с пола и усадил на диван, что у Уильяма дыхание перехватило, и очередной крик не вырвался наружу, застрял в горле. — Я кому говорю не дёргаться? В чём твоя проблема?! Ведёшь себя как неуравновешенный, довольно, замолчи! Что ты на жалость тут давишь, сопли пускаешь? Думаешь, на меня это подействует? Не умолкнешь сейчас же, я сдам тебя на попечение врачам. Пускай те разбираются, куда ссылать такого психованного ребёнка. Будешь продолжать эти свои проделки, проведёшь юность в психиатрическом госпитале, тебе ясно? Я не шучу. Уильям вжался в диван, дрожа с пят до головы. Его волосы на затылке, казалось, дыбом встали. Джек ненадолго отвернулся, убирая сумку, которую он показательно вытащил, демонстрируя непреклонное решение, снова в груду коробок и пакетов у стены. — Обязательно надо было провоцировать меня на крики? Понравилось тебе, добился своего? Вот маленький засранец… — Не хочу. Не хочу н-ник-куда, я буду тихим, честное слово! И мешаться под ногами… — Да не отправляю я тебя ещё. Закрой рот, ради всего святого. — Он заговорил тише. Мальчик послушно заткнулся, чувствуя, как ни с того ни с сего разболелась порезанная рука. Вчера Уильям нарочно себя искалечил, а теперь придётся терпеть и страдать. Опекун ему сейчас это наверняка припомнит. Запястье так нестерпимо остро изнывало, что хоть слезами в мучениях обливайся. «А есть ли смысл жалеть себя и нервировать этим взрослых? – раздалось в ушах. — Ты захотел выместить обиду, сделать себе больно. Ты это сделал. Зачем тогда ныть, если ты осознанно издевался над своим телом?» Этот голос взрослого человека чрезмерно усердно старался добить его морально. Что может быть хуже, чем находиться в ситуации, когда от криков, оскорблений и упрёков никуда нельзя деться? Нельзя пожаловаться, объясниться, дядя всё равно не поверит. И утруждаться не станет. — У нас в сарае крыса сдохла, — на новый лад продолжил дядя Джек. — Знаешь, в чём нюанс? Из неё торчали лезвия и прочая ересь. Расскажешь, может, как эта херь в голову взбрела? Прояснишь, оправдаешься? — Я не смогу оправдаться, — неуверенно пробормотал Уильям, готовый из-за несправедливости разреветься. За что отдуваться должен он? Почему второй человек в его теле многое себе позволяет, а выслушивает неприязнь и отвращение по отношению к себе именно Уилл? Разве так честно?.. — Н-не помню, чтобы я потрошил крысу. Правду говорю. Джек страдальчески зажмурился. — Очередное враньё. — …Л-лучше ударьте меня! — громко прокричал Афтон-младший. Мужчина даже дёрнулся. — Ударьте, избейте, накажите как-нибудь по-другому! Вы не получите ничего нового. Я не помню! Я не вру! — Не вопи. Сядь и успокойся. — приказал взрослый, которого отпустил приступ ярости. — Мне, по-твоему, проблем не хватает? Из меня так и прёт желание отхватить за побои? Я с огнём не играю, оставил это развлечение. Что за чёртовы слёзы начинаются, а? Уймись. Достаточно психовать и доводить всех вокруг, не правда ли? Не ной. Иначе моё терпение окончательно лопнет. — Я не в-в-вернусь в школу. Я не хочу портить им всем там жизнь. Надоело уже. Я хочу д-домой, а не жить в Юте. М-мамы не хватает, нет чего-то, что держало бы здесь. Мне в этом Ла-Веркине противно находиться. — Твоя мать три года как мертва, — парировал Джек и направился в кухню, не вынося участи стоять на прежнем месте и терпеть нытьё. — Дома у тебя нет, кроме этого, понятно? Никому нет до тебя дела. Поэтому избавь меня от необходимости дальше слушать плаксивый лепет и прими положение дел. Давно пора бы. По своему обыкновению, ради того, чтобы забыться, он взял из холодильника бутылку с вином, в компании которой проведёт время до позднего вечера, и пошёл в одинокую гостиную, охлаждённую сквозняком.

***

01:12. На улице воцарилось долгожданное безмолвие. Не передать словами испытываемого Афтоном-старшим блаженства, оно приносило уйму наслаждения, а то было намного ярче, ибо наконец ушло прочь изнурительное двадцать третье апреля, тянувшееся будто с вечность. Джек частенько не пренебрегал работой в поздний час, порой предпочитая отложить дела и сделать их в покое и умиротворении, когда голоса за окном затихают, и солнце не слепит, и не греет бледными лучами. Джек находился в мастерской. Эффект алкогольного напитка не был сейчас особо дурманящим, и спать не тянуло, поэтому мужчина лениво возился в одиночестве с набросками схем поломанного фильтра двигателя соседского автомобиля, который ему было предложено починить за определённую сумму денег. Его работа состояла именно в таких оказываемых услугах, по большей части. Требовалась помощь с техникой, относительно просто устроенной, механизмами, иногда и поустаревшими заводными игрушками, он устранял неполадки и получал гроши. Ну, конечно, о внушительном заработке мечтать не стоило и в беззаботных сновидениях, но пока возможность уживаться на том, что имелось, была доступной, Джек не торопился менять условия труда и искать место похлеще, например в коллективе и на официальной основе. Мысли одна за другой покидали разум или непредвиденно всплывали, отвлекая. Башка начинала побаливать, и в скором времени придётся закончить и улечься на боковую. Послеобеденный остаток дня выдался насыщенным. Интересно, с каких пор Афтон не чувствует истинного удовольствия, отправляясь спать и оставляя эти невзгоды позади? Раньше регулярный сон был столь сладок и пленителен, что кровать иной раз не хотелось покидать. Нынче желания забываться в грёзах, а не в опьянении, вовсе нет. И осознание того, что завтра настанет новый день, вымораживало до тряски. Воспоминаниям приспичило переключить на себя внимание. Джек убрал разбросанные по столу инструменты на полку, что располагалась слева, и шумно выдохнул, потягиваясь и взлохмачивая волосы. Угораздило до такого докатиться. Джек всё ещё не понял, как из скучной, но терпимой бытовухи, которая окружала его около пяти лет тому назад, жизнь преобразилась в полосу сплошных неудач и позора. С деньгами проблемы были и тогда. Зато не было ни за себя, ни за кого-либо строгой ответственности. Он не тревожился попусту. Рутина представляла собой работу с безнадёжным заработком, долги и проблемы с алкоголем. Однако тогда Джек воспринимал это всё иначе. Тогда с ним рядом был Льюис, его брат. Единственный близкий человек. Тот и совместные посиделки затевал, и охоту, ведь оба её обожали. Подобные мелочи затмевали скуку и уныние. А теперь что? Крохотный городишко, дом-развалюха и племянник, свалившийся на него несколько лет назад, как снег на голову. Прошлое не вернёшь. Безмятежностью, коей Джек обладал в молодости и ближе к тридцати, и не пахнет. Льюис…быть может, он спился где-то тем самым днём и умер? Или причиной его исчезновения стал несчастный случай? Гадко получается, в общем-то. О брате в память ни черта у Джека не было, кроме солдатского ножа, подаренного на юбилей, парочки фотографий и дорогого родственничка, любимого племянника. Снова размышления сводились к нему. Джек оклемался от нашедшей на него дрёмы, сонно моргая, заглянул себе через плечо и едва не слёг с приступом на месте. Нет, он привык, что к нему ежедневно подкрадываются со спины и делают это бесшумно, следят за его работой, наблюдают, как он чинит технику, в каком-нибудь уголке мастерской. Но прямо сейчас мальчик стоял рядом с дядей и держал в левой руке нож. Джек покачнулся на стуле и спиной вжался в стену сбоку, распахнув глаза. Уильям вздрогнул при его резком движении. Поджав губы, сжав свободную ладонь в кулак, он вытянул нож вперёд. Тот перочинный нож, о котором говорили учителя и школьный психолог миссис Браун? Джек чуть не опрокинул наполовину пустой стакан, стоявший на столе. — Возьмёте…? — вдруг сипло спросил Уилл. — Обратно? У Афтона-старшего аж сердце прихватило: — Какого ты вообще… нельзя так подкрадываться к людям. — Он едва подавил дрожь в плечах, выхватывая резким движением у племянника ножик и складывая его. — Извините. — Час ночи. Что ты забыл здесь в такое время? Уильям боязливо встрепенулся, потирая локоть. — Я не могу. Уснуть. Никак не выходит. Джек лишь бросил на него гневный взор и, хлебнув из стакана, ссутулился над столом, а мальчик продолжил переминаться с ноги на ногу. Ради чего он корчит кислую мину? Не убирается отсюда, хотя такая возможность у него имеется? Уильям избегал Джека, днём и по вечерам бродил во дворе, где угодно, только бы не нарываться на опекуна. А сейчас Афтон-младший в открытую чего-то ждёт, рассматривает книги на полках, инструменты и схемы. «Запястье, наверное, болит». — подумалось Джеку. Мальчишка хотел попросить заново обработать и перевязать шрамы? Он прилично исполосовал себе руку, вероятнее всего в порезах и царапинах до сих пор пульсировала ноющая боль. Мужчина глянул на своего подопечного и поинтересовался требовательно, как если бы его это действительно волновало: — Смею предположить, что уснуть не получается по весомым причинам? Тяжкий денёк, куча содержательных и продуктивных бесед с миссис Браун… — он злорадно усмехнулся. — Плохие вещи из головы не выходят, — поделился на это Уилл и сделал скромный шажок вперёд. — А у тебя их когда-либо не было в голове? — полюбопытствовал Афтон-старший брезгливо и ядовито. — Может, когда тобой занимался не я, а твой отец? — у и без того напряжённого Уильяма побелели и сложились в тонкую линию потрескавшиеся губы. — М-мне мешают. Мешают лечь спать. Джек смутился и вопросительно поднял правую бровь: — О ком речь? — Голос. — сказал ему мальчик и приблизился к рабочему месту дяди ещё на полшага. Голову он вжал в плечи. — Что за голос? Ты слышал кого-то в доме? — Джек метнул быстрый взгляд в сторону окутанного тьмой коридора, и мурашки неожиданно пробежали по спине, и тело охватил холод. — Какой к чёрту голос?! — Не в доме. Нет. — растерянно прошелестел Уильям. Неведомо почему, увидев, что дядя развернулся к нему всем корпусом и проявил пускай и частичное, однако же внимание, паренёк чуть-чуть оживился. — Несмотря на то что это человеческий голос, он находится не дома. Это…это странно звучит. Кажется, он здесь. Афтон-младший указал себе на макушку и сердце. У Джека всё перед глазами поплыло. Взрослый уставился на подростка, как на кровожадного зверюгу, не сразу подобрал слова. Псих. Уильяма называли психом, дикарём и чудиком за его ущербные проказы. Считали, что ребёнка не воспитывают как надо, что Уилл не пойми где ошивается и перенимает у хулиганов этакую дрянь. Он похож на зверя? Лохматый, неряшливый оборванец. И только лишь…? Разве зверь — единственное клеймо, которым описываются его действия? Нет, Джек был уверен. Племянничек вёл себя не как глупый безнадёжный зверёныш. Он был искусным притворщиком, лжецом, эгоистом, издёвщиком и манипулятором. И в данный момент строил из себя труса, отрешённого плаксу, мямлил и пугался, реагируя как совсем уж крошечный наивный мальчик. Хулиганы-идиоты проворачивали бы на людях подобное с таким мастерством? Навряд ли. Этого сопляка окружающие явно недооценивают. — Что тебе нужно? — обрубил Джек равнодушно. — Я не вынесу дальше эту ерунду слушать. — Афтон-старший ткнул в плечо парня, отпихивая его к двери, и велел убраться: — Я твоими бредовыми историями сыт по горло. — Я просто тут хочу побыть. Немного, пока не смогу заснуть. Можно? Джек фыркнул, молча поражаясь уровню наглости. Берёт и врёт, не стыдясь. Уильям начнёт провоцировать дядю на ругань, не правда ли? Говорить о том, о чём не следует. Он постоянно так делал. Мальчик тем временем спрятал руки за спину, съёживаясь в худющую фигурку, посматривал в коридор. Мужчина не придал бы этому значения, ему доставало вдоволь возни с негодником, но вот одна деталь, что замечалась изредка, отчётливо взывала ко вниманию. Взгляд. Нет, было бы абсурдно посчитать его фальшивым. Ибо ребёнку изобразить столько отчаяния и тоски не удастся. Это прояснило в памяти некие обрывки прошлого. Пробудило крайне странное и нездоровое чувство, два года назад канувшее в небытие. Оно зародилось в душе, стоило Джеку припомнить то, что его мозг пожелал схоронить на подсознательном уровне и не различать: что было, а что — нет. Отчего-то на языке начал чувствоваться горьковатый привкус алкоголя. Пальцы закололо, до костей пробрал озноб. — Уйди. — тихо велел Джек. — Не мешайся, я сейчас не в духе. Уильям на протяжении долгого времени не двигался, не решаясь попробовать подойти ближе ещё раз. Не уходил. — Я же прошу тебя, — громче проговорил Афтон-старший. — Иди спать. Я весь день тобой занимался. Не торчи возле меня хоть сейчас. Или мне не положено отдохнуть от твоего грёбаного присутствия? Будешь продолжать капать на мозги? Глаза мозолить? То ли усталость, то ли привкус вина, что стал каким-то ярким и дурманящим, не давали себя контролировать. На последней фразе Джек едва ли не кричал. Надрывал голос, а в голову вдруг ударил жар, показалось, что духота скопилась в помещении. Мужчина прокашлялся от вставшего в горле комка и прервал потоки возмущения и ярости. — Боже, не вздумай. — взмолил он, когда Уилл принялся тереть глаза. — Ну нет. Эй, хватит. Не плачь, ясно? Это невыносимо. Я уже…чертовски устал, дай прийти в себя, а? Прекрати слёзы лить и уходи. Оставь меня в покое. Господи, нет… Послушай, что я скажу, — чуть наклонился Джек к племяннику, который тут же попятился назад и шмыгнул носом. — Неужто ты не догадываешься? Я не собираюсь мамочкой для тебя быть. Я тебе не отец, твой отец пропал без вести, либо ему категорически насрать на нас обоих. Я за тебя ответственность несу, хотя не по своему желанию с тобой ношусь, меня это не интересует. Поэтому попрошу обходиться без моего сочувствия. Я в этом плох, так ведь? Ты же помнишь: я не реагирую на это здраво. Я не помогу и не утешу. Я элементарно не способен. Особенно когда ты ведёшь себя так… наивно и беспомощно. Рассчитывай на себя, понятно? Не лезь ко мне, Уилл. Джек замолчал и попытался взять мальчика за рукав тёмной ночной рубашки, и Уильям уже теперь инстинктивно увернулся, его слезившиеся серые глаза засверкали в страхе и отторжении. Наконец он поплёлся к двери. — Ложись спать. Чтоб до утра от тебя ни слуху ни духу. — приказал старший. Повторять не потребовалось.

***

Сам он не лёг. День вымотал и физически, и эмоционально, но сон всё равно не шёл. Виной тому — замечательная родственная беседа, что поспособствовала пробуждению не только потерянных воспоминаний. Она заставила прокрутить в голове многое. В особенности, полноценное знакомство с семьёй Льюиса, произошедшее в 1949-м году. С его женой по имени Оливия, с хрупким маленьким сынишкой. Уильям этим вечером был таким, каким Джек его запомнил пять лет назад. Именно таким, что язык не поворачивался назвать ребёнка копией отца, перенявшей суровую натуру и долю садизма. Фактически черты лица, волосы, форма носа — всё было унаследовано. Кроме цвета глаз. Серые, тусклые, и если обычно в них искрилась ненависть, презрение, жестокость, то миг, в который мальчик не сдержал слёз, миг, в который он попросил о помощи, сделал их безжизненными и печальными, прямо как у матери Уилла Афтона. В 1949-м году эта уязвимость в глазах сыграла злую шутку. Стала точкой отсчёта. И вдруг возникла в 1954-м. Что она значила теперь? То же самое.             «Ты тоже нездоров, Джеки» Джек, упираясь локтями в колени, вздёрнул голову. Снова забылся. Он сидел на диване невесть сколько, наблюдая, как, укутавшись в тонкое одеяло, тревожно сопит его племянник. Уилл притеснился к спинке дивана, то и дело жмурился и ворочался. До этого подросток вовсе бормотал во сне, а потом, по приходе Афтона-старшего, он затих. Возможно, ощутил, что кто-то рядом с ним. Джек угрюмо сверлил взглядом стену, сжимая пальцами виски. Почему он не отправляется в спальню? Ему нужно вздремнуть, может быть, в таком случае выйдет погрузиться в сон до позднего утра. Для чего он здесь? Покинутый покой. Организм бушует, каждая клетка в нём кипит. Измотанности не достаёт, чтоб унять в себе зудящую неудовлетворённость чем-то. Джек не в силах предположить, как с этим состоянием бороться. Попробовать уснуть. Это чувство отступило бы, если бы он попробовал поспать… Переутомление, нервы, давление, алкоголь — разрушительное влияние. Дыхание старшего осипло, восстановить его не получалось, он начинал задыхаться. Сознание мутнело. «Я не знаю, что делать. — терзался он. — Я, кажется, был на взводе слишком часто. Это и портит самочувствие?» Джек убеждал себя, что, мол, да, проблема заключалась в этом. Ежедневная выпивка, дурное питание, работа, заморочки с Уильямом сводят организм с ума. Страдает психика, соответственно поэтому Джеку так хреново. Поэтому не удаётся задремать в пол третьего ночи. Поэтому спирает дыхание, ломит конечности, подавляется контроль над своими действиями и решениями. Ага, верно, правда сейчас, в эпизод некого безумия и суеты внутри него, дело не до конца в этом. Он пил до ужина, успел отойти от опьянения, но вино продолжало затормаживать рассуждения. В нос ударял запах курева и виски. Но Джек не курил в данный момент. И не выпивал. Джек был трезв, работая, а что произошло после?.. Поплохело, и дурнота вернулась? С чего бы? В нём зародилась паника, напряжение повысилось до максимального градуса.                   Чего-то хотелось. «Я еду крышей, Льюи. Я понятия не имею, что это за херня. Как мне быть? Я чувствую себя просто отвратительно». Вино, пиво, виски, курение, стряпня, вечно недоваренная, прочая дрянь перестают действовать. Не расслабляют и не доставляют удовольствия. Ему уже тошно напиваться, выкуривать сигареты одну за другой, спать до одурения. Этой ночью вообще ничего из этого не хочется, потому что мутит желудок и мозги. Хочется не напрягаться. Хочется снять напряжение. Джек опять задумался о брате. О детстве, юности, о себе. И сорока нет, а он уже не мыслит нормально. Вернее, он способен, пока что, отвечать за себя, однако самоконтроль и осознание сегодня, здесь и сейчас, отключились. Хотелось… Впервые за столько времени. Хотелось. Его покачивало в эпизодических приступах эйфории, которые не дарили полного расслабления. Хотелось. Расслабиться хотелось. У него сдавливало грудную клетку, чесались ладони, одолевала сухость во рту и в горле. Хотелось забыться и поддаться. Это было вызвано желанием. Льюис называл это желание больным и нездоровым, а также шутил. Регулярно шутил. Над чем тут можно было шутить? «Лучше не подходи к моему сопляку, Джеки. А то мало ли. Чего ждать от тебя, братец? Хах, это шутка. Ладно, Джек, я пошутил». Обхохочешься. Он не считал себя плохим человеком. Он мог быть отталкивающим, недоброжелательным, грубым, мерзким, но не целиком и полностью ужасным. С ним было кое-что не в порядке. Что-то в нём не являлось правильным. Джек и Льюис Афтоны для всех оставались чудаками, у которых присутствовали некоторые отклики неправильного поведения. У второго это выделяли на постоянной основе, он был вспыльчив и приметен на людях, в отличие от Джека. Джек не был нормальным, и об этом мало кто подозревал. «Ты тоже нездоров, Джеки. – как-то раз сказал ему Льюис на совместной охоте. — Этакие твои заскоки до добра не доведут». «Я не болен». — отвечал ему брат. «Ты болен. – настаивал тот. — Но это не значит, что мне противно это признавать. Наоборот: мне чертовски любопытно разузнать, откуда у тебя эта деформация в башке. Ты можешь обо всём рассказывать своему брату. Помни, что у меня ты на первом месте».                         нездоров Заглушая кулаком прерывистый вздох, Джек вновь медленно обернулся на Уильяма. Спал он гораздо спокойней и безмятежней. Племянник свернулся калачиком, до носа зарытый в одеяло. Всем Афтонам суждено быть больными на голову ублюдками, не так ли? И этому сопливому мальчишке. Что странного в его характере и хулиганстве? Он рождён был для того, чтоб перенять на себя участь стать лишним в обществе, творить сумасшествие. Джек рассудил и пригляделся: не так, нет, Уилл не похож на отца, прямо сейчас в нём нет чего-то «ненормального». Какой-то своей «особенности». Прямо сейчас он был мелким, ничтожным, беззащитным и уязвимым. Брошенный, никому ненужный, бесполезный. Несмотря на то что Джек прекрасно знает о всех его возможностях, Афтон-старший абсолютно не различал в нём угрозы. Её здесь не было. Был Уилл, который крепко спит, который более не опасен, который и пискнуть не успеет. «Я не болен. Спокойно. Всё в порядке. Я не болен. Я не болен. Я ничем не болен. Нет. — Джек судорожно потянулся к одеялу, защищавшему от него маленького мальчика. — Я здоров. — у него невольно согнулись пальцы и стиснулись зубы. — Я не сделаю того, отчего ему будет очень уж больно. Я не таков. Я просто хочу, чтобы всё во мне не было так напряжено». Тело задрожало, либо в ужасе от себя самого, либо в предвкушении. Он поклялся, что не играет с огнём. Отныне. Эта клятва отныне не актуальна, так ведь? Его трясёт, потому что хочется. Ломит, ведь есть желание. Изводит, ибо на мальчика, которого некому защитить, тяжело не реагировать таким образом. Джеки Афтон был нездоров. «Мне плохо. Неужели нельзя это исправить? Неужели я не могу сделать себе лучше? Неужели мне не положено? Я просто хочу снять долбанное напряжение. Я просто хочу перестать напрягаться. Я просто… просто расслаблюсь. Просто расслаблюсь и приду в норму, и подобного не повторится больше никогда. Больше я себе такого не позволю. Только единожды…» — Если продолжишь, крыс станет много. – проворотил сонный Уильям, не распахивая глаз. — Все они будут у тебя под кроватью. Бесноватое дозволение куда-то сгинуло. Он осознал, что стискивает племяннику плечи, наполовину вытащив того из-под одеяла. Пялится с недобрыми искрами во взгляде, собирается сорваться: мол, я из кожи вон лезу, чтобы тобой заниматься, нет нужды тебе упрямиться сейчас, для меня это заслуженно, мне можно уступить, я же… и так далее. В этот момент желание отошло. Джек с трудом разжал хватку, и ребёнок залез обратно под покрывало, зевающе протянув что-то жалостливое. Алкоголь и острая приправа не горчили не языке. Запах курева не стоял в носу. Было такое же чувство изнеможения, но уже другое, старое. Исчезло всё «хочется». Джек задохнулся в пребывании шока. Руки… казалось по ощущениям, что он измарал их в столетней грязи, тухлятине и прочей заразе. В какой-то мере было даже гадко. Он припомнил мертвечину в сарае, жужжание мух, лезвия и пластик. Вновь внутри забурлила одна тошнота.

***

Следующее утро ничем не отличалось от предыдущего. Занятий у Уильяма не было. Суббота. Он с ранья шлялся по улицам Ла-Веркина, с пугливым видом отгонял малышню, привыкшую к его проделкам, куда подальше, сам нашёл завтрак в холодильнике, а к тому времени, как Джек умудрился стащить себя с кровати в полдень, Афтон-младший откопал в коробке кучу деталек и делал из них простоватое устройство, зарисованное им в собственном блокноте по примеру чертежей дяди. По стечению основного завтрака, что был скорее обедом, Джек на час с лишним засел в гостиной, послушивая там радио и сбивчиво читая какую-то книжонку с пыльных полок, опутанных паутиной. Попозже Уильям пришёл туда же и привычным образом начал рисовать в блокноте кривые небылицы, игнорируя старшего. Джеку нравилось, когда они оба друг друга игнорировали, хотя делать это после прошедшей ночи у взрослого мало получалось. Исподлобья косясь на мальчугана, он гадал, в курсе ли тот о том, что случилось ночью. Или младший тогда полудремал, чуть ли не во сне с ним заговорил? Чёрт его знает. Рядом с Джеком лежала папка, в которую он впихнул рисунки, переданные лично миссис Браун. Вчера мужчина не собирался существенно отнестись к подобного рода проверкам психологической стабильности подростка, но в поздний час подсознательные принципы с ног на голову перевернуло, переклинило. Он не воспринимал это с усмешкой. Больше нет. Так что старший Афтон, кривя губы, достал шесть листов бумаги. Рисунки на них были выполнены цветными карандашами, местами нелепые, неаккуратные, они на первый взгляд выглядели ничем непримечательными, типичными и не нуждающимися во внимании. Так или иначе, необходимо присмотреться, подробно изучить, чтобы обнаружить доскональности, способные как минимум смутить адекватного человека. Например, возрастающие по размеру круги разнообразных красок, образующие в конечном итоге огромную широченную пасть, раскрытую за мелким палочным человечком, что по сравнению с прочей составляющей этой картины является мелочью, незначительной крупинкой. Своеобразно, да? А солнце, раскрашенное жёлтым, с перекошенной улыбкой кроваво-красного цвета? «Оно готово жечь и пожирать» — гласит пометка снизу рисунка. На третьем листке крупным планом изображён был дом. Типичный дом в детских каракулях: треугольная крыша, серый дымок, дверь из прямоугольника и окошко. Только вместо окошка набросан красный глаз, наблюдающий за прохожими — человечками на тонких косых ножках. Четвёртые художества были до того неразборчивы, зачёркнуты и перечёркнуты сиреневым, голубым, зелёным и красным цветами, что и не разобрать, что за рожа отображена на бумажке. Пятый был расписан лицами, злыми, добродушными, хитрыми, грустными, на одних эмоции якобы двойные — чертой по центру лицо делилось на милое и ожесточённое. Джек с интересом познавал творчество племянничка, уверенный, что в скором времени ему хватит духа отправить ребёнка к торжественным дверям приюта к чёртовой матери во имя всего святого. Не то что духа хватит, а просто-напросто нервная система не выдержит. Будет лучше, если Уильямом займутся истинные специалисты, у которых в качестве воспитания будут плеть и голодовка, усердный труд. Раз Джеку не по силам держать на привязи этого зверёныша, придётся идти на крайние методы. Шестой рисунок вышел не таким, как другие. Имел отличие в том, что был по крайней мере самым понятным и приличным. Нарисован мальчик, а точнее, их нарисовано двое, и оба друг другу соответственны и схожи, как если бы были одним и тем же человеком. У обоих тёмные, практически чёрные волосы, одинаковая одежда — фиолетовая футболка и что-то типа штанов. Они, вроде бы как, держутся за руки, улыбаются нечёткой линией простого карандаша, но один из них держит брови поднятыми вверх, а другой, наоборот, насмешливо щурится. Внизу листа написано столбцом: «Добряк и Злодей. Слабак и Защитник. Плакса и Хулиган. Первый и Второй. Уилл и Дэйв» — Уилл, — позвал племянника Джек. Тот не отвлекался от рисования, не обращал на зов внимания. — Уилл, кто такой Дэйв? — повторно окликнул Афтон-старший. Мальчик передёрнул плечами и вяло пробурчал невнятный ответ. — Это твой друг? — «Да ну, Джек, у этого могут завестись друзья?» Уильям облизнул сухой уголок рта и недоверчиво покосился на дядю. — Друг. Наверное… Думаю, что да, друг. А может, и не друг. Замечательно… — Кто он? Ты водишься с ним в школе? — Нет. — На улице. Во дворе, среди детей? Отрицательное и неохотное мычание. Уильям определённо не желал разговаривать на эту тему с опекуном. Тот же желал и нервно допрашивал: — А где тогда? — Тут. — племянник пальцем ткнул себе в висок. — Этот человек говорит со мной, иногда спорит, пугает, иногда нет. Мне бы хотелось, чтобы он был моим ровесником, но голос у него как у взрослого, почти как у Вас. А ещё из-за него я порой много чего забываю. Голос терпеть не может, если моё имя слишком часто произносят в его присутствии. Он не я. Он Дэйв М. — Что это значит? — непонимающе нахмурился Джек. — Что он Миллер. Дэвид Миллер.