Mortis

— Мама! Черт возьми! Кровь отхлынула от лица. Драко перехватил мать за плечо, когда её повело вбок. Пожухлая заиндевевшая листва хрустнула у неё под каблуком, левая нога подсогнулась. Нарцисса подвернула лодыжку и точно упала бы, не окажись его рядом. От страха за неё Драко грязно выругался, но: — Не сквернословь, — Нарцисса отняла ладонь ото лба, смаргивая заплясавшие перед глазами мушки, и усилием распрямила плечи. — Я понесу тебя, — решительно заявил он, качнув головой. — Нет, — она предостерегающе выставила указательный палец в его сторону. — На руках будешь носить свою будущую невесту, а я хоть и больна, но не беспомощна. Драко сжал челюсти, тяжело выдохнул через нос и второй рукой лишь перехватил мать за предплечье. Женщину било крупной дрожью после аппарационного прыжка, и она, придерживаемая сыном, на непослушных ногах двинулась в сторону кованых ворот Мэнора. От самой земли до острых шпилей его голубыми всполохами прокатилась волна опознавательной магии. Ворота распахнулись, впуская носителей фамилии Малфой внутрь, и беззвучно затворились за их спинами, вновь воздвигая защиту. Люциус стоял по центру проходной дорожки. В чёрном парчевом плаще, расшитом золотыми узорами, опустив обе ладони на трость с набалдашником змеи, он был подобен одной из античных скульптур в их саду и с холодным достоинством взирал на подходящих. Мёрзлый, ястребиный взгляд неотрывно следил за каждым — его — шагом. Я тоже рад тебя видеть, отец. Драко думалось, что уж дома, близ матери, ему станет спокойнее, но все тело моментально напряглось при виде него, а черты лица по привычке ожесточились — как закаменели, уподобляясь примеру напротив. Он косо поглядывал по сторонам, хмурая складка залегла между его бровей. Двор выглядел запустелым и скудным. Драко привык, что благодаря заботливой руке матери здесь всегда замирало время, и красота окрестностей радовала гостей Мэнора вне зависимости от сезона. Сейчас же за ним, судя по всему, приглядывали только эльфы, и то скорее для виду и незаметно, чтобы не принизить честь хозяйки, привыкшей ухаживать за садом самостоятельно. Она — лицо и душа их поместья. — В дом, — на выдохе вяло скомандовала Нарцисса, с его предплечья переползая к протянутой руке супруга. На Люциуса она опиралась более ощутимо, позволила подхватить себя за талию и перенять часть своего веса. Драко последовал за родителями, от такого простого жеста чувствуя себя виноватым. Мать словно не хотела взваливать на него заботу о себе, и он подумал, что делал для нее слишком мало. Вернее, она сама не позволяла ему сделать что-то большее. Он подобрался и прошёл в обеденную залу. Мраморная плитка холла, по которой каблуки матери звонко цокали, а трость отца грозно отбивала каждый его шаг и эхом врезалась в стены, сменилась на паркет из тёмного африканского окана. Молодая домовиха Винки в простецком, но ухоженном фартуке суетилась с приготовлениями, подавая различные кушанья на стол, словно ждала не троих гостей, а десять. — Здравствуй, Винки, — поздоровался Драко, когда она радостно всплеснула руками и закружила у него под ногами. Ему все ещё было несколько совестно за то, как временами он с ней обращался, будучи помладше. Все копировал с отца. — Переведи дух, Цисси, — Люциус помог Нарциссе избавиться от верхней одежды и присесть. Взметнул полу плаща, откидывая её в сторону, и сам опустился на стул во главе длинного стола. Эта встреча отличалась от предыдущих. Во многом потому, что ранее его отца не навещал Темный Лорд, и ему не приходилось часто отлучаться из дома, оставляя больную супругу на попечении эльфов. Кроме того, всего каких-то несколько месяцев назад Нарцисса выглядела куда более здоровой, чем сейчас. Она стала одной из своих капризных роз, что не доследишь — увянут, осыпавшись лепестками. Сколько времени ей отмерено? — Драко, дорогой, тебе нехорошо? Драко поймал себя на мысли, что стоит перед столом, впустую пялясь на столовые приборы, а энтузиастка Винки, охотливая до активной деятельности, чуть ли не подпрыгивает на одном месте и упрашивает его снять пальто. Как же ему надоело делать вид, что все нормально. Надоело прикидываться слепым и принимать заботу матери, как данность. Она хочет, чтобы он смотрел на её страдания? Думает, так ему будет лучше? В неведении? Это насилие. Это ёбаное насилие над ним, над его волей, над его любящим и скорбящим сердцем. Оно, блять, у него есть! Поэтому Драко резко ведёт плечом, и Винки щелчком пальцев привлекает его верхнюю одежду к себе. Он остаётся в чёрной рубашке и брюках, и: — Не трогай это, — бросает короткий взгляд на домовиху, что собралась перенести его школьную сумку в комнату. Он не хотел накидываться на родителей с вопросами с порога, но и ждать больше не мог. — Оставь нас, — велел Драко. Винки метнула обеспокоенный взгляд Люциусу, перестав нетерпеливо пружинить от пола. Тот же принял безразличное выражение лица и покровительственно взглянул на сына. — Прояви уважение и сядь. — Люциус, — мать опустила одну ладонь на его предплечье, а другой коротким жестом велела Винки уйти. Домовиха почтительно поклонилась и тут же растворилась в мерцании аппарации. — Он хочет поговорить. Нарцисса взволнованно приложила фалангу указательного пальца к губам и переглянулась с супругом. Тот нехотя уступил. Тогда Драко отодвинул со своего места столовые приборы и опустил сумку на накрахмаленную белую скатерть. Бережно вытащил небольшую деревянную шкатулку и поместил её перед матерью, на что отец равнодушно поинтересовался: — Ради сувениров стоило так себя вести? — Открой, — но он смотрел только на мать, что с интересом потянулась к коробке. Момент, и Люциус разом пресек это движение, махом опустив ладонь на стол между ней и шкатулкой. Тогда Драко пришлось взглянуть на него. Тяжело и требовательно, явно показывая, что не желает сейчас препираться и выяснять с ним отношения. Люциус, не сводя с него глаз, медленно развернул шкатулку к себе. Не думал же он, что сын принесёт в его дом тёмный артефакт, способный навредить матери? В руке отца появилась палочка, что являлась составной частью его трости — семейной реликвии, которую по традиции Драко должен был унаследовать. Сам он сомневался, что она будет принадлежать ему. Отец не считал его достойным. Люциус магией раскрыл шкатулку и широко развел ладони перед собой. Пять простых флаконов с карминово-красным и густым, как кровь, содержимым, поднялись в воздух и закружились вокруг своей оси. Ядро каждой бутылочки источало блеклое, неясное свечение, словно внутри них было заточено по маленькому солнечному лучу. Он просеивал жидкость, переливался, как живой, в вязкой багровой мути. Отец проверил каждый флакон на наличие скрытого волшебства, и только после этого взял один из них в руки, чтобы откупорить. — Это оно? — напряженно спросил Драко. Мать прижимала ладонь ко рту, не отрывая глаз от эликсира, и будто бы не слышала его. Прежде, чем что-либо ответить, Люциус внимательно посмотрел в глаза супруги. Он осторожно повел флаконом у своего носа, вслушиваясь в аромат. Казалось, в этот момент между ними образовалась некая телепатическая связь, потому что отец ни слова не проронил. Только едва различимо скривил губы, отчего Нарцисса вдруг тяжело и медленно сглотнула, прикрывая глаза. Тонкие брови её дрогнули, и она обратила взор к сыну. Драко ощутил запах зелья: пробивной, едкий и даже жгучий, он разнесся по комнате в считанные секунды, но моментально исчез — как всхлопнулся — стянул свои призрачные лапы, защекотавшие ноздри, стоило только Люциусу вернуть пробку на место. Всем разом задышалось свободнее. Ладонь матери опустилась к шее, а отец молча вернул флакон в шкатулку и посмотрел на сына так, словно видел впервые. Или заметил то, чего раньше не было. Цепко, с прищуром вгляделся в его лицо, точно приценивался, торговался, взвешивал. Драко нарушил эту давящую тишину первым. — Помнишь, что я писал тебе, мама? — почти прохрипел он от вмиг пересохшего горла. Ладони смяли ткань скатерти. — Это сделала она. — Ты сдружился с той девчонкой, — небрежно обронил Люциус. — И разболтал всё?.. Драко не понравилась улыбка отца. Уголки его губ точно посадили на рыбацкий крючок и потянули вверх. Лицо же осталось непроницаемым, как у манекена. — Было бы, что разбалтывать. Мне нужно было ждать, пока ты просиживаешь задницу и шляешься неизвестно где? — грубо бросил он и подскочил, когда Люциус грохнул тростью об пол. — Люциус! — осадила его Нарцисса. Драко метнулся в сторону, сам от себя не ожидав такой реакции. Тело сработало по инерции, а сердце с удвоенной силой заколотило по ребрам. Он редко когда выговаривался отцу и все эмоции рядом с ним учился подавлять. Но в этот раз что-то пошло не по плану. — Как всегда труслив… — скучающе протянул Люциус. — И остер на язык. Но проку от ножа, что режет только масло? — он наглядно продемонстрировал ему закруглённое острие и отвернулся к столу. — Мы должны ему рассказать, — Нарцисса со всей серьезностью взглянула на супруга. Тот неторопливо накладывал яства себе в тарелку и на её реплику только ухмыльнулся. — В доме появился второй мужчина, Цисси. Это стоит отпраздновать, — Драко показалось, что в его голосе промелькнула тень одобрения. Отец не глядя обратился к нему: — Сядь и поешь. Взрослые разговоры не стоит вести с дороги.

***

Когда с обедом было покончено, все трое переместились в одну из гостиных. Каждая несла в себе дух определённой эпохи, поэтому поместье Малфоев можно было назвать самобытной машиной времени. Комната, в которой они расположились, отражала веяния викторианской моды. Здесь превалировали тёмные тона, но в противовес им значимые детали были отделаны золотом: лепнина на высоком потолке с массивной трехъярусной хрустальной люстрой, цветочные орнаменты вдоль плинтусов, резьба камина, а также рамы картин, что почти заменяли своей массовостью стены. Колонны из чёрного мрамора подпирали потолок, а мебель на тонких, изгибающихся ножках разбавляла величественную атмосферу своей лёгкостью и непринуждённостью. Диваны и кресла были обиты жаккардовой тканью с узорчатым плетением, полы покрывали ковры с натуральными временными потертостями. На одном из них изображалась вязь со змеями — любимая символика королевы Виктории, олицетворяющая верность, любовь и домашний очаг. Слушая препирания Нарциссы, что предпочла бы занять место на диване рядом с сыном, Люциус невозмутимо усадил её в кресло и припал на одно колено. — Элди! — зычно позвал он, и мать с тихим вздохом отвернула голову в сторону. Вытянула сперва одну ногу, потом вторую, позволяя супругу снять с неё туфли. Старая домовиха явилась на зов хозяина. Пузатая, как бочка, она передвигалась с трудом, но выполняла гораздо больше работы, чем все остальные эльфы, коих в огромном поместье насчитывалось с десяток. Она не просто так звалась «старшей» — Элди руководила ушастым взводом и распределяла между эльфами задачи, была их координатором, проверяла качество уборки и в случае чего сама раздавала тумаки. Помимо безусловного авторитета со стороны других домовиков, Элди была единственной, к кому Нарцисса обращалась за медицинской помощью. Смурная, кареглазая домовиха поглядела на обстановку и вновь испарилась, чтобы явиться уже с аптечкой. За ней аппарировала и всюду поспевающая Винки, воздевшая над головой мягкий бежевый пуф. Она притараканила его к креслу Нарциссы, чтобы хозяйка могла расположить на нём ноги, пока Элди занималась врачеванием. У неё тоже было говорящее имя — Винки всегда передвигалась бесшумно и шустро, и Драко только и успевал, что моргнуть разок, как она терялась из виду и возникала уже в другом месте. Перед глазами замельтешило. Пока Элди осматривала повреждённую лодыжку Нарциссы, Винки успела принести и унести обратно тёплый плед, от которого та отказалась, схлопотать от Люциуса предупреждение за своевольность — домовиха пыталась упросить хозяйку отведать хотя бы лёгких закусок, ведь Нарцисса почти ни к чему не притронулась за столом — и вновь испариться. — Что ты хочешь знать, сын? — Драко поднял глаза на отца, что повернулся к нему. Оба расположились на разных концах дивана. Нарцисса с настороженным интересом смотрела на обоих, опустив руки на подлокотники кресла. Драко наклонился вперёд, облокотился о бедра и сомкнул ладони в замок на уровне рта, раздумывая. Было непривычно видеть отца таким настроенным на диалог. Он как будто рад. — Почему вы перестали работать с де Веллером? — перво-наперво хотелось узнать ему. — Я хочу сказать, в чем настоящая причина? Люциус с мелким ехидством взглянул на супругу. И вновь между ними возникла эта невербальная связь, в таинство которой он был не посвящен. Нарцисса несколько мгновений не сводила с мужа глаз, а после неохотно призналась: — Должна сказать, это была моя инициатива. — Твоя? — Драко непонимающе нахмурил брови в ожидании продолжения. Сердце, казалось, замерло в груди тоже. Он осторожно спросил: — Маркус сделал что-то не так? Да, Малфой, отличный, а главное, взрослый вопрос. Что ещё мог сделать мудак, пытающий собственную дочь Круциатусом? Как отец вообще допустил, чтобы это нечто появилось у них на пороге? Нарцисса же задумчиво посмотрела вперёд, на домовиху, что увлечённо втирала ей на место ушиба мазь и массировала лодыжку. Домовики никогда не сплетничали между собой, не пускали слухов, у них в одно ухо влетело — из другого вылетело. Все, к чему они были открыты — это приказы. — В какой-то мере, — она перебрала пальцами на подлокотнике. Отец фыркнул и заявил: — Нет, — покривив губой. — У твоей матери некстати взыграло блэковское упрямство, — он со скользкой улыбкой обратился к сыну. — Не могу понять, Цисси. Даже мне пришлось смириться с тем, что отпрыск Маркуса… То ли сквиб, то ли обскур, словом, грязное порождение маглы… — Я в первую очередь — мать, Люциус, — резко оборвала его Нарцисса. Отец елейно протянул: — О том и речь… Но на тот момент ты забыла, чья. — Она была вхожа в наш дом! — изумленно произнесла она. — И я заботилась о Драко. Сам же упомянутый понять не мог, каким образом тут повязан он. Драко вжал большие пальцы во внутренние уголки глаз и тихо вздохнул. — Я все ещё не умею читать мысли, — намекнул он. Люциус хмыкнул, а Нарцисса обратилась к домовихе: — Элди, расскажи Драко, что ты помнишь о том дне. Эльфийка вскинула большие уши, посмотрела на собравшихся хозяев и вдруг неодобрительно замотала головой. Насупилась. — М-э-э-эм… — старческим и виноватым голосом протянула она. — Простите, но Элди не приучена сплетничать, — домовиха с большим усердием принялась перематывать бинтом лодыжку, будто рассчитывая, что так о ее присутствии все забудут. — Элди никогда не рассказывает о гостях и не подслушивает. Элди — приличный и воспитанный эльф, Элди не хочет себе репутацию Добби… — бормотала она. — Элди, — позвала её Нарцисса, и домовиха подняла голову, по-ребячески надувшись. — Я даю тебе на это право. Драко хочет знать, что приключилось с нашей общей знакомой, твоя история не уйдёт дальше этих стен. Боюсь, я не смогу сама озвучить, поэтому ты очень мне сослужишь. Домовиха, поразмыслив, закивала. Потопталась на месте, разворачиваясь к Драко, а Нарцисса подтянула к себе ноги, опуская их в туфли. — Юная мисс, что приходила в этот дом, один раз повела себя очень странно… — кающимся голосом заговорила Элди. Она глянула в сторону настольной лампы, как бы размышляя, стоит ли после отходить себя ею за сплетни, но Нарцисса, угадав её мысль, со своего места приказала: — Не вздумай. Это лампа из муранского стекла. — Да, хозяйка, — Элди заломила руки и нерешительно завела свой рассказ: — Вы знаете, что мы редко появляемся при посторонних, но я всегда, как главная, приносила для хозяйки чай… — Драко сосредоточенно слушал, сверху вниз глядя на эльфа и прижимая сцепленные ладони к губам. — Мисс разбила чайную пару и обожгла себе руки, а потом… — она обернулась на Нарциссу, и та кивнула ей, подбадривая. — Потом у мисс случился приступ. Тогда вас, молодой хозяин, не было дома. Элди пришлось побегать — а вы знаете, мои ноги уже не так хороши, как прежде… — Элди! — недовольно гаркнул Люциус. Домовиха вздрогнула, опасливо покосившись на Малфоя-старшего. — Ну да, да… — заторопилась она. — Мисс заплутала в коридорах и закрылась в одной из комнат, куда ей нельзя было заходить. Я пыталась с ней поговорить, но мисс только плакала — горько плакала — и забилась в угол. Элди подумала, что мисс так расстроилась из-за чашки… Это был любимый чайный фарфор вашей почтенной матушки, здравие этому дому… — домовиха склонила голову, как при молитве, и заговорила вновь: — Но мисс, как оказалось, испугалась старой Элди, и только когда хозяйка сама подошла к ней, стала успокаиваться. Юная мисс тогда сказала страшное… — Элди выпучила глаза, под конец заговорив шепотом. — «Тебя нет», — процитировала Нарцисса, и Драко повернул голову. — Тебя нет? — повторился он, а после, сощурившись, покосился на эльфа. — Юная мисс помутилась рассудком и спутала меня со своим эльфом, — пояснила Элди, кивнув. Драко почувствовал нарастающую необъяснимую тревогу и выпрямился. Недоверчиво посмотрел на обоих родителей, что сохраняли молчание, и попытался скрыть свое беспокойство, сесть расслабленнее. Сама домовиха плотно сжала суховатые губы, не зная, как продолжить. Послышался шорох одежд. Люциус вальяжно закинул ногу на ногу и, не выдержав этого наматывания соплей на кулак, закончил сам: — Маркус убил её домовика. Что?! Желудок неприятно свело, сердце пропустило удар. Драко шокированно уставился на мать, ожидая, что она опровергнет слова отца. Но Нарцисса только опустила глаза и пригладила складки платья. — Пожалуйста, позвольте Элди удалиться… — моляще обратилась к ней домовиха. — Иди, — коротко скомандовала она. Драко не мог позволить себе выдать испуг при родителях. Они решат, что зря посвятили его в эту историю, а он так и останется мальчишкой, что ещё не вырос из ползунков. Нет, он должен узнать все. Но блять… — Ты, наверное, жутко счастлив! У тебя столько друзей-эльфов! — лицо девочки замылено, а голос принадлежит её более взрослой версии. Драко не помнит всех обстоятельств их встречи, но, оглянувшись назад, может безошибочно угадать реакцию себя девятилетнего: — Друзей?.. — переспрашивает он несомненно удивленно и с ноткой отвращения. Она наверняка краснеет. Постоянно краснела. Говорила, это потому, что в комнате жарко, хотя в поместье всегда было прохладно. Прогреть такое большое здание непросто, здравствуй, дорогой туманный Уилтшир. Чтобы снять неловкость, Драко предлагал ей посмотреть павлинов и всякую другую живность в их амбаре. Она отказывалась под разными предлогами, но павлинов все же углядела однажды через окно. Вот крику было! Восторженного, конечно. Он чувствовал себя героем… А отец тогда чуть не прибил обоих за шум. — Ну… Да, почему нет?.. У них две руки, две ноги, и чувствуют они то же, что и мы. — Нет, — его младшая копия кривит губы. — Эльфы — это эльфы! — до глупого просто рассуждает он. — Они рабы и не достойны волшебников. Мой отец так говорит, и все это знают. — Даже собаку называют другом человека, так почему же эльфы не могут зваться иначе? Тебе приятнее мысль, что ты живёшь среди рабов, а не среди друзей? — Ты, никак, с луны свалилась… — а это, Малфой, ответ на твой давний вопрос. Вот откуда она взялась в твоей жизни. Именно оттуда, чтобы точнехонько тебе на голову приземлиться. — Что за бредни? — Бредни, не бредни… — не обижается она, — …а я вот уверена, что они тебя любят. Взрослый Драко смотрит на девочку со стороны. Границы видения расползаются дымкой, комната оживает, наполняется красками, будто кто-то сверху льёт на холст его памяти разноцветную акварель. — Если папа позволит, у меня тоже когда-нибудь будет свой домовик! От её искренней детской улыбки щемит сердце. Он знает, что маленький Драко сейчас назовет Марту глупой. Не предполагая, что глупым здесь был только он сам… Ты заслужила гораздо больше, чем любовь одного домовика. Гораздо больше любви, чем в своё время получал я. А я ведь и пальца твоего не стою, ты знаешь?.. Де Веллер, мне очень жаль. — Домовик — дело нестрашное, — отец качнул тростью, без интереса рассматривая чёрные бриллиантовые глаза змеи на набалдашнике. Драко осторожно сглотнул ком в горле и уставил глаза в пол. — Но твоя мать решила, что это преступление. — Меня не волнует, кто и чем занимается, пока это не касается нашей семьи, — невозмутимо ответила Нарцисса, метнув взгляд в сторону притихшего, пребывающего в задумчивости сына. — В этом мы похожи, — Люциус согласно кивнул и рассудительно, спокойно продолжил. — Однако я готов был поступиться совестью, лишь бы эта самая семья продолжила свое существование… — Я не при смерти, Люциус. — …ты решила иначе. И что сделал я? — он развел руки перед собой, в одной по-прежнему сжимая трость. — Вновь принял твою сторону, потому что ты — моя жена. Драко все стало доставлять дискомфорт — во что он одет, как сидит, как лежит рука на подлокотнике. Всякий раз, когда его пробирали нервы, он не мог усидеть на месте и предпочитал ходить. А ещё — срываться на всех, кто попадался под руку. Но в этом доме мишеней не было. Он ослабил узел галстука, сдавившего ворот, но ощущение удушья никуда не делось. В горле блядски запершило. Уйти бы. — Люциус, я благодарна за твои лишения и представляю, как тебе тяжело. — Тяжело — быть вдовцом, Цисси. Ты подписала себе приговор ради девчонки, которую едва знала. — Ради сына! — Будь по-твоему, — неприятно мурлыкнул Люциус, возвращая внимание Драко. Того как иглой кольнуло. — Значит, ты просто сослала её, — он выпрямился и сбил хрипотцу в кулак. — И соврала, что зелье не работает. — Я стёрла ей память об этом приступе, а от сотрудничества с Маркусом отказалась. Можешь не переживать, для неё это обошлось без последствий (Драко хотелось усмехнуться: без последствий, как же… Вы совсем ничего не знаете о том, что с ней происходило, ведь так?), она ничего не поняла. Я поступила так, как было нужно, — заверила мать. — Марта была пусть и лёгким в общении, но травмированным ребёнком, а с этими приступами — ещё и опасным, в первую очередь для тебя. — Да причём здесь я… Речь идёт о твоём здоровье! — Драко сдержал порыв схватиться за голову. Мать оберегала его от неё? Да разве могла Марта представлять ему угрозу?! Это ёбаный мир угрожает ей, а не наоборот. Она, блять, просто выживает. О чем говорить, если даже родители, чёртовы взрослые, не сделали ровным счётом ничего? Сколько лет ей было на момент первого Круциатуса? Как она находила в себе силы молчать и улыбаться ему? — И это напрямую связано с тобой, — терпеливо кивнула Нарцисса. — Не нужно быть провидицей, чтобы понять, что она питала к тебе интерес. — Я за год с ней парой слов обмолвился… — тихо процедил Драко, отворачиваясь. — Надо отдать должное, теперь уже интересно мне, — вмешался с ухмылкой отец. — Что ты наобещал ей в обмен на зелье? — Ничего, — огрызнулся он, а после, растрепав у лба волосы, более спокойно добавил. — Совсем ничего. Она не попросила ни кната. — Очевидно, эта девчонка надеется привязать его к себе, — со знанием дела сообщил Люциус супруге. Драко поморщился. — Я в этом сильно сомневаюсь. — Ставишь свое слово выше моего? — надменно поинтересовался Люциус. — Скажу тебе, как мужчина: женщина никогда и ничего не делает просто так. Мне любопытно, в каких условиях она варила зелье, учитывая, что многоуважаемая профессор Амбридж сейчас следит за порядком и ведёт учёт. Сколько правил вы нарушили? Драко упрямо промолчал, смотря в сторону. Не хватало ещё, чтобы они узнали, куда он по дурости умудрился засунуть свой член. Вернее, в кого. Потому что головой, блять, надо было думать, а не головкой, придурок. Молчание послужило Люциусу убедительным ответом. Он с торжествующим видом посмотрел на супругу, что в свою очередь взволнованно наблюдала за сыном. — Речь ведь идёт не о каком-нибудь сопляке, а о наследнике нашего рода, — это что, гордость его так распирает? — Фамилия Малфой открывает любые двери, а реальность такова, что этой девчонке никуда не пробиться без сторонней помощи. Она полагает, ты ей это возместишь, — Люциус искоса поглядел на сына. — Ты хочешь сказать… — осторожно начала Нарцисса. — Я хочу сказать, — выделил Люциус, — нужно отблагодарить её, как следует. — Сколько я должен за зелье? — башня Астрономии, ночь, девушка в белом платье. — Всего одна просьба, — она бросает окурок в сторону и протягивает ему тубу с фейерверками. — Запусти со мной чудо-хлопушки. — Она не примет денег… — глухо сказал Драко, отстраненно глядя перед собой. И мысль эта была обращена отнюдь не родителям. После того, что он сделал, Марта скорее съездит ему по лицу. И ничего из его рук не примет. Думал, сможешь реабилитироваться в её глазах? Тогда подумай ещё раз. Заметив обращенные на него взгляды, Драко поспешно добавил: — Они ей не нужны. — Тогда, возможно, подарок? — нашлась Нарцисса. — Украшение, — она переглянулась с Люциусом. — Статусное и дорогое. У Антуана восхитительная коллекция турмалинов… — Она не примет, — ещё раз, но уже громче повторил Драко. — Мы не в таких хороших отношениях, мама. — Тогда что ей нужно? Фейерверки, блок сигарет и чтобы я пошёл нахуй. — Я как-нибудь определюсь, — качнул головой он. — В любом случае, ответить на этот жест я обязан. Просто внесу в список подарков на Рождество ещё одно имя, нужно будет поздравить друзей. Да, вы с ней — отличные друзья, Малфой. Купи что-нибудь не бьющееся и не тяжёлое, чтобы выжить, когда встретишься с ней. — Я все же отправлю чек на имя её опекунши. Уверяю, увидев цифры, она не решится его вернуть, — бархатно промолвил Люциус. — Девочку нужно расположить к себе, и ты этим займешься. И снова этот его тон. Деловой, неприкрыто льстивый и умасливающий. Так отец говорил со всеми, проворачивая свои сделки. Подобно лису усыплял чужую бдительность, заговаривая зубы своим красноречием. Надо сказать, Драко даже восхищался его талантом, но то, что он услышал сейчас, ему не понравилось. — Не сомневаюсь, ты умеешь быть обходительным, когда это требуется. Подпусти девчонку поближе, пусть она решит, что пользуется твоим исключительным вниманием, — начал раздавать указания Люциус. — Но тебе следует помнить, что нечистокровные союзы у нас не в чести. Твоя двоюродная бабка об этом с лихвой позаботилась… — он неприязненно и холодно хмыкнул. — По происхождению ты обещан другой избраннице, так что если я узнаю, что ты понял мои наставления о сближении чересчур буквально… — Я не свяжусь с полукровкой, отец, — Драко резко повернул голову. Глаза его полыхнули яростью, слова приобрели твёрдую решимость. Он даже скривился — презрительно так, истинно малфоевским образом, будто ему была противна даже сама мысль о близости с оной. Люциус повел подбородком, взирая на сына, и, видимо, узрел в выражении его лица то, что хотел. — Хорошо, — удовлетворенно протянул он. Вот только Драко нагло лгал. И даже не старался. Как же мерзко, что отец требовал с него это. Пользоваться Мартой, играть на её чувствах… Нет лучше способа почувствовать себя ещё большим паразитом и подонком. Спасибо, блять. Он как руки запачкал. Ещё одно исключительное умение Люциуса Малфоя — поганить все, к чему он прикасается. Идея сдружиться с Поттером принадлежала ему. Решение вступить в команду по квиддичу — тоже. И то отец не дал ему возможности попытать удачи самому и сходу подкупил слизеринскую сборную новыми метлами. Кому он строил репутацию? Себе или ему? Драко тренировался до седьмого пота, чтобы показать отцу, что всё не зря. Что он не бесталанный. Но все его заслуги и достижения теряли смысл, ведь Люциус в упор их не видел. Только раз за разом напоминал: ты недостаточно умён, недостаточно силён, недостаточно благодарен и ещё тысяча других «недостаточно». И чем больше их копилось, тем сильнее Драко хотелось доказать обратное и снискать отцовского одобрения. Но Люциус пробрался глубже. Распахнул створки его души так, словно заходил к себе домой. И прикидывал, на что ещё можно наложить свой отпечаток. Теперь Драко не сможет отделаться от ощущения, что его чистосердечные порывы будут выглядеть, как очередная манипуляция. Я последую твоим наставлениям, отец. Охотно сделаю всё, что она попросит: засунуть в задницу все свои подарки и внимание, например. Удовлетворю её самое большое желание. — Возможно, её услуги нам вообще больше не понадобятся, — Драко сложил руки на уровне бёдер и крепко сцепил пальцы в замок, лишь бы никто не заподозрил, как он взбешен сейчас. Впервые за долгое время в нем сильно желание сопротивляться отцовской воле. — У меня есть рецепт, и вам нужно только… Здесь он внезапно умолк. Вспомнил, что ключевым ингредиентом являлось то, чего не добыть в магазине. Кровь этой самой полукровки, о которой он без понятия, как сообщить родителям. Отец на месте его прикончит за то, что он допустил мысль, будто бы Нарцисса это примет, и даже времени на объяснение не даст. Да и он объяснить не сможет без… — Нужно что? — осторожно уточнила мать. Драко тяжёлым взглядом посмотрел на неё. — Мне нужно, чтобы ты сказала, кто тебя проклял и почему. — Ты не услышал меня? — безразлично отозвался Люциус. — Я только что тебе ответил.

***

Оливковый, старенький кадиллак де Вилль рассекал воздушное пространство Франции. Купленный ещё в семидесятом году, кабриолет напоминал судно космического корабля: габаритный, строгой вытянутой формы, с удлинёнными крыльями у заднего бампера и снежно-белым кожаным салоном. Однажды познакомившись с магловским автопромом, Габриэлла не захотела лишать себя удовольствия использовать машину в личных целях. Она только ради них и жила. Автомобиль для неё — всё равно, что усилитель вкуса. Вкуса жизни. Философия японского умами, которое не передать словами и не облечь в форму — можно только закрыть глаза и смаковать на языке. Вот только у Габриэллы все восприятие от автомобиля стекалось к иному центру — к её женскому началу. Говоря иначе, она возбуждалась. Габриэлла любила подгонять свой де Вилль в автомастерскую под обомлевшие взгляды механиков-маглов в надежде встретить там приглянувшегося ей рабочего — атлетически сложенного, крепкого смуглого мужчину. Он с задорной улыбкой щурился и почёсывал репу под оранжевой кепкой, выходя из-под козырька салона навстречу женщине, чья длинная ножка в остроконечной туфельке на шпильке уже ступила на разгоряченный солнцем асфальт. Она просила заменить ей масло в двигателе, разыгрывала роль дамы в беде, но что больше всего ей нравилось во всей этой истории, так это: — Который раз вас вижу и всё понять не могу. Ваша старушка уже должна идти под замену, но на вид она, как новенькая. Ездит-то как? — с хитрецой подмигнул ей мужчина в одну из последних встреч. Габриэлла прислонилась бедрами к автомобилю, пока в отсек заливалось масло. Она скользнула взглядом по синей спецовке с бейджиком — её спасителя звали Эйс — подтяжкам, огибающим видные трапеции, и белой футболке, что не скрывала, а наоборот, выставляла напоказ литую рельефную грудь и обтекала дельты и пучки трицепса. — Я акку’гатный и бе’гежливый водитель, — игриво увиливала она. — И я вас уве’гяю, она не ездит… Она летает. По городу Габриэлла передвигалась магловским способом, но на больших расстояниях активировала чары полёта и невидимости. За эту модернизацию ей регулярно доставляли совой, как она говорила, «любовные письмеца» из местного Министерства Магии. Женщина щедро раскошеливалась на штрафы и уже который год избегала судебных разбирательств. Сегодня она провела около восьми часов за рулём автомобиля ради внучки, которая полюбила такие поездки не меньше неё. А если выпадала лишняя возможность порадовать Марту… Ни слова больше! Значит, нужно было к обеду добраться из Франции в Лондон и воротиться тем же маршрутом. Дорога обратно лежала от вокзала Кингс-Кросс до Дуврского порта — оттуда кабриолет взмывал ввысь, чтобы преодолеть водную гряду пролива Па-де-Кале. Оставить слева от себя башню Эйфеля, пролететь над Орлеаном… И выбрать приличный ресторан, чтобы поужинать. Габриэлла настояла на том, чтобы Марта заказала хотя бы салат с тунцом, и, щёлкнув пальцами, указала официанту на её пустующий бокал. «Мальчик, плесни-ка сюда» — так и читалось в этом жесте. Молодой сотрудник навскидку попытался определить возраст Марты, когда та, неловко поджав губы, кротко помахала ему. — Будете спо’гить с её бабушкой? — изумленно осведомилась Габриэлла. — У вас деньги ка’гман жмут? На стол подали лёгкие брускетты с аперитивом и белое эльзасское вино к основным блюдам. Марту разморило уже после закусок, а от вина она уснула сразу же, как упала на сидение автомобиля. Что к лучшему: никаких тебе расспросов о любовных похождениях в школе и… Новых поводов для беспокойства бабушки. — Не школа, а тю’гьма! — возмущалась Габриэлла после рассказа Марты о том, какие новшества привнесла профессор Амбридж в Хогвартс. — Куда ди’гектор смот’гит? Надо посоветовать ему достать глаза из задницы, — она сдавила лимонную дольку, соком сбрызгивая мидии. Марта подавилась смешком и отставила в сторону бокал. — Не думаю, что он может что-то сделать. Министр на него давит из-за того, что он верит в возвращение Лорда, — бабушка при этих словах поджала губы, а она прикусила язык. После смерти Маркуса Марта рассказала ей о приходе тёмного волшебника в их дом, а теперь беспокойство пронимало её саму. После истории Гарри она задумывалась — не попытается ли Волан-де-Морт отыскать их? — Я, честно говоря, и разговаривала-то с ним всего один раз, — буднично продолжила Марта, насадив на вилку тунец. — Зачьем вызывал? — Справиться, как у меня успехи в учёбе, — легко соврала она. О том, что Амбридж ударила её, Марта решила умолчать. Ей не впервой притворяться, что всё хорошо, а бабушка предпочитала избегать ужасов реальности. Даже на смерть сына она махнула рукой и лишний раз о нём не заговаривала. Когда Марта попала в Мунго, Габриэлла заявила Макгонагалл, что знала, чем закончатся увлечения Маркуса и давно смирилась с его участью. — Ты, к’гошка, ут’гёшь всем нос! — уверенно заявила Габриэлла, тыкнув трезубчатой вилкой в её сторону. — Но обесчай мне одну весчь. — Какую? — нахмурилась Марта, возясь с салатным листом. — Если вд’гуг эта Амб’гидж тебья обидит, скажи мне, — важно подняла брови она. — Я её убью и забье’гу тебья на какой-нибудь ку’го’гт ск’гываться. Пока они там у себья в Министе’гстве 'газбе’гутся с бумагами и пе’гедачей дела во Ф’ганцию, мы успеем побывать на Ка’гибах, — Габриэлла с тихим сипом вкусила мидии из раковины. Однако, поздно, mamie. Марта скрестила под столом пальцы (это всё Дафна!) и снова взялась за бокал. — Ладно, — с лёгкой улыбкой согласилась она. — Но раз мы заговорили об этом, у меня тоже есть просьба. — Вот деловая! — озорно хмыкнула бабушка. Она обхватила губами указательный палец, слизывая с подушечки соус. — Ну и? Следующий глоток вина показался Марте кислым. У страха всегда отвратный вкус. — Ты наложишь на дом чары Фиделиуса, — потребовала она.

***

До дома они добрались только поздним вечером. Поместье располагалось в Сен-Рафаэле у горного массива Эстерель с частным выходом на дикий пляж. Обделённый вниманием туристов исторический городок с узкими мощёными улицами — ранее излюбленное место римской аристократии и центр обоснования рыцарского ордена Тамплиеров — стал отличным местом для мирной жизни скромного рода де Веллер. Предок Габриэллы — Левран — живший ещё в восемнадцатом веке, по профессии был ботаником и занимался селекционированием сортов инжира — богатой плодовой культуры Франции. Впоследствии он углубился в торговлю и стал изучать логистику, наладил экспорт инжира за рубеж. Это стало его наследием и превратилось в семейный бизнес. Работал Левран наравне с маглами, оттого все последующие представители чистокровного рода де Веллер сохранили свою к ним непредвзятость. А Габриэлла передала ведение дел своему близкому другу. Её саму больше привлекала мода. — Мы п’гиехали, детка, — Габриэлла легонько потрепала внучку по колену. — Твоя кошка обод’гала мне задние сидения, — сообщила она, поглядев в зеркало заднего вида. А Марта так сладко дремала, что возвращаться в реальность совсем не хотелось. Она отвернулась в другую сторону, укладывая голову поудобнее, но тотчас за это поплатилась: пушистая проказница с мявом голодного зверя прыгнула на неё сзади. Марта зашипела — Луна цепанула голову своими когтями, сверзилась ей на колени и при падении мазнула хвостом по лицу. С добрым, блять, утром! Бабушка рассмеялась. — Такая себье плата за тунец! — Я думаю, ей просто непривычно в машине… — Марта широко зевнула, проморгалась, потёрла лицо. Сгребла котёнка в охапку и укутала в свое пальто, чтобы не бесновался. В салоне авто было почти жарко. Погода на Лазурном берегу разительно отличалась от серого Лондона и уж тем более Шотландии: здесь зимой температура не падала ниже четырёх градусов тепла. Луна перестала беспокойно метаться, высунула чёрную макушку и замурчала. — Скажи ей, что если д’гать не пе’гестанет, я пусчу её на шку’гу, — сказала Габриэлла, но Марта пропустила её реплику мимо ушей. Кабриолет сбавил скорость и теперь неторопливо ехал по гравийной дорожке, ведущей к дому. Там, впереди, за сенью дубов, апельсиновых деревьев и пальм, она углядела знакомый силуэт. Кошка же нежилась в объятиях и медленно моргала, не внимая угрозам женщины. — На пе’гвый ’газ п’госчается, на вто’гой зап’гесчается. Услышала, хвостатая? — продолжала меж тем бабушка. Тогда Луна показательно отвернулась, сунув голову в пальто. — Нет, ты погляди!.. — Габриэлла задохнулась от возмущения, но: — Тётушка Эва! — дверь с пассажирской стороны хлопнула. Марта, не дослушав, на ходу выскочила из машины и помчалась к поместью, до которого уже было рукой подать. Женщина озадаченно моргнула, чуть не забыв про управление. — Все поньятно! — всплеснула она руками. — П’гавильно, кто такая бабушка, чтобы её слушать? — и свернула в сторону гаража. Порог дома обивала высокая молодая женщина с густыми и светлыми вихрастыми кудрями. На плечах её раскинулся лиловый платок, под ним было лёгкого фасона бежевое платье с расклешёнными рукавами и узкий подгрудный корсет на завязках спереди. Звали женщину Эванджелин Паскаль, и никакой тётушкой она Марте не приходилась. Габриэлла познакомилась с Эвой на одном из званых вечеров, где та зачитывала свои стихи. Как оказалось, она тоже в своё время окончила Шармбатон, правда, обучалась на факультете Этонсель, где сильной стороной учениц были гуманитарные науки и искусство прорицания. По возрасту она уступала Габриэлле — ей едва перевалило за тридцать. Статус тётушки притёрся к ней сам. Когда маленькая Марта впервые встретилась с ней, привитое отцом уважение к старшим не позволило ей именовать незнакомку простой Эвой. На замену глупой «мадемуазель», которое охаяла бабушка, пришло неловкое и банальное «тётя». Эва была одинока, а семье де Веллер не доставало хотя бы пары человек, поэтому с того дня Габриэлла обзавелась самоназванной сестрой, а Марта превратилась в «племяшку». Габриэлла ни разу не пожалела об этом решении. Однажды, заметив, как Марта важно прохаживается по гостиной перед камином, она удивлённо спросила: — К’гоха, ты что делаешь? Внучка в ответ изумлённо на неё посмотрела. «Бабушка, ты что, глупая?» — хотелось ей сказать. — Жду тётю Эву, — объявила она, как само собой разумеющееся. И смущённо покраснела. У Габриэллы до боли сжимало сердце — разве может ребёнок так радоваться незнакомому, по сути, человеку? Только если очень одинокий ребёнок. — Tante Eva! — ещё раз, уже по-французски, громко позвала Марта. Эванджелин перестала прохаживаться взад-вперёд, ножки в башмачках из коричневой замши соприкоснулись носками. Она скромно помахала племяннице, что уже обежала фонтанчик во дворе и тайфуном неслась к ней, к груди прижимая недовольную тряской Луну. Да, да, не повезло тебе с хозяйкой. Марта резко затормозила в шаге от тётушки, вспоминая о приличиях. Дозволено ли ей так открыто лезть с объятиями? Все они выходили несколько неловкими — Марта переживала, не навязывает ли свои чувства женщине. — Ой-ой-ой… Не падаем! — Эва с лёгкой улыбкой изобразила падение, закружив руками. Она знала об опасениях племянницы и приблизилась сама, давая понять, что всё в порядке. — Здравствуй, кудряшка… — женщина радостно пожала плечами и щёлкнула ту по носу. По-английски она говорила увереннее Габриэллы, её почти не выдавал французский акцент. — Как добралась? — Всё хорошо! — охотно призналась Марта, просияв. — Только бабушка… — В 'гяду девственниц убыло! — торжественно объявила за её спиной Габриэлла. Марта неловко поморщилась. Помянешь чёрта солнце, вот и лучик… Эва растерянно хлопнула глазами. — У тебя появился мальчик?.. — умиленно зашептала она, обхватывая её щеки ладонями и привлекая к себе. Марта непроизвольно надула губы рыбкой. — И не один, а два! — вставила Габриэлла. — Это кото’гый там Эд’гиан? Надеюсь, не тот, что с плохими зубами… — Бабушка! — укоризненно воскликнула Марта, пытаясь повернуть голову. Эва убрала ладони. — Ты что, рылась в моей сумке?! — Два?.. — сконфуженно промолвила тётушка. — …сразу? — Только колдог’гафии посмот'гела! — выдала Габриэлла. — Я же не деспот какой-то! — она приложила к груди руку и поражённо фыркнула. А затем тише добавила: — Но замочек на дневник я бы повьесила, — Марта с полным ужаса глазами уставилась на неё. — А что п’гикажешь делать в до’гоге? — удивлённо спросила она. — Ты уснула и мне било скучно! Кстати, вот! — Например, следить за дорогой! — буркнула Марта, принимая из её рук забытую в машине школьную сумку. Но бабушка продолжала: — И я тебье не насильник сумок! — Носильщик, — со вздохом закатила глаза Марта. — Тётушка, ты всё не так поняла!.. — она поправила на плече лямку, Луна заворочалась и вцепилась в кожу через кофту, грозясь выпасть из рук. — А что ты ей объясняешь? — всполошилась Габриэлла. — Эва — вечная девственница! Не в обиду тебье, до’гогая, но на твоём месте я бы уже ничьего там не т’гогала, — она толкнула дверь дома и прошла внутрь. — Погоди, тётя, а ты что, ни разу?.. — Марта присела у порога, отпуская Луну на пол, и подняла голову. Эванджелин искренне не поняла её вопроса. — Ни разу что? — Секс, Эва, секс! — Габриэлла бросила ключи от машины в блюдце на комоде. — У меня был!.. — спохватилась Эва. — «Секс»… — потупившись, добавила она. Так неуверенно и ломко, что дай ей крестик сейчас — тётя его поцелует, перекрестится и попросит прощения. — Был, да всплыл! — передразнила её подруга и подмигнула Марте. — Вечная девственность — это п’го состояние души, милая.

***

Затаив дыхание, Драко прижимался ухом к высокой двери, ведущей в обеденный зал. За толстым слоем белого дерева говорящих было не раслышать, но он прилагал все усилия. Раздался хлопок аппарации, и вездесущий, вечно сующий нос не в свое дело Добби пропищал за его спиной: — Молодой хозяин! — просяще и слезливо, с высоким ударением на последний слог. — Вам нельзя здесь находиться! Драко раздраженно прикрыл глаза. — Добби… — медленно оборачиваясь, — хочешь сказать, что мне нельзя находиться в собственном доме? — угрожающе тихо прошипел он. — Да как ты смеешь?! — О, нет, это не я, сэ-э-эр! — домовик скрестил перед морщинистым серым лицом худые, трясущиеся, как прутья, ручки, опасаясь, что и молодой наследник повадится его хлестать. Он опустился на колени, челом пробивая пол и заверещал: — Гадкий, гадкий Добби совсем не это хотел сказать! Добби бы никогда, никогда бы не позволил себе оскорбить чистокровного волшебника, сына своего благородного хозяина Люциуса Малфоя! Драко посмотрел на этого жалкого скрючившегося эльфа и надменно фыркнул. Приятно было сознавать, какой жуткий трепет он вселял в маленьких прислужливых обитателей Мэнора. Он знал прекрасно, что его боялись не меньше, чем отца, и что-то тёмное внутри него ворчало удовлетворенным зверем. Однако руку на них Драко всё же не осмелился бы поднять: не мог преодолеть в себе невидимый барьер-клетку, воздвигнутый матерью, что с теми же эльфами никогда не прибегала к насилию. Его распирало от восхищения, как эльфы кланялись ей — даже более почтенно, чем отцу. Она умела проявлять силу и власть иначе. Даже с отцом это работало фантастически эффективно. Бывало, что, стоило ему переступить черту дозволенности, одно ее короткое слово, а точнее, имя — Люциус — произнесенное таким чистым и острым, как ограненный бриллиант, голосом, что в Драко рождалось чувство, будто она неведомой силой могла поднять его от земли в какую-то высь, тотчас заставляло первого покорно смолкнуть. — То-то же. А теперь — сгинь, — Драко вновь повернулся к двери, потеряв всякий интерес к домовику. Но их короткая беседа заставила его отвлечься, и он запоздало услышал приближающиеся твердые шаги. Глухой стук отцовской трости отсчитывал секунды до момента его обнаружения. Драко поспешно отступил, спасаясь от удара дверью, когда та неожиданно распахнулась. Люциус медленно опустил глаза себе под ноги, воззрившись на него сверху вниз. — Помнится, я велел тебе не покидать комнаты… — его вкрадчивый, пугающе спокойный голос пробрал Драко мурашками от спины до затылка. Люциусу не было нужды прибегать к рукоприкладству и даже повышать голоса, чтобы заставить его бояться: достаточно лишь протянуть свое фирменное отцовское, приклеившееся к нему, как срамное пятно, «я разочарован», при этом скривившись так, точно ему под нос ткнули дерьмом. И вот сейчас, снова, иррациональный страх заклокотал где-то в горле. Драко прирос ногами к месту, тщетно пытаясь взять эмоции под контроль. И дрожащим голосом невнятно заговорил: — Я… Я хотел… — но отец уже смотрел на домовика, что не справился со своей задачей. Брезгливая гримаса рассекла его лицо, когда он бросил ему, не повышая тона: — Прочь. Добби незамедлительно аппарировал, не желая нарваться на немилость хозяина. — Люциус, дорогой?.. — текучий, полный ласки материнский голос вырвал Драко из оцепенения. — Мама! — радостно воскликнул он, немедля срываясь с места, когда отец отошел с прохода, пропуская Нарциссу. Она всегда действовала на него, как самое мощное контрзаклинание. Спасение от всего: детских кошмаров, страхов и холодного взгляда отца. Мать от умиления вскинула ладони, когда маленький сорванец укутал в объятия ее тонкую талию, скрытую под тканью василькового платья изо льна. — Снова проказничаешь, мой милый? — Нарцисса погладила Драко по взъерошенным волосам и аккуратным жестом приподняла его лицо за подбородок. Он преданным котёнком смотрел на мать снизу вверх, когда она невесомо пощекотала пальцами кожу его шеи и ласково улыбнулась. — Тебе не стоит пренебрегать просьбами отца, помнишь? — Ты слишком его избаловала, — откликнулся Люциус, поглядывая на разнежевшегося сына. — Полно, Люциус, — женщина подняла голову, — я знаю, каким избалованным можешь быть ты, — многозначительно сказала она. — И поверь, эту поразительную черту он унаследовал от тебя. Драко не понял, что такого особенного было сказано мамой — разве что это, судя по всему, был комплимент — но почему тогда отец потянул за узел галстука и закашлялся так, словно ему стало плохо? — Не при ребенке, Цисси… — уводя глаза в сторону, проронил он. — Напомню, что у нас гость. Нарцисса выпустила Драко из объятий, провела ладонями по его плечам, и вполоборота сказала: — Пожалуйста, проходи, не стесняйся. Я провожу тебя до камина. Как тебе чай, милая? — Никогда не пробовала ничего вкуснее, миссис Малфой. Большое спасибо. Ваши эльфы готовят изумительно… — тихо ответил ей кто-то. Драко недоверчиво выглянул из-за матери и вдруг нахмурился. Отец по левую руку от него потянул уголки губ вниз. На лбу его пролегли две тонкие морщинистые складки; он скептично поднял брови, словно не верил в то, что слышал. В проходе показалась девочка, нервно теребящая ткань скромного серого платья с рюшами на манжетах и воротнике. Она двигалась неуверенно, робко исследуя обстановку вокруг. Время стояло утреннее, в окна обеденной залы проникали решеченные полосы солнечного света. Её короткие, едва доходившие до лопаток каштановые кудри от заплясавших на них бликов казались медно-шоколадными. Сзади они были подцеплены заколкой, но некоторые пряди все равно выбивались из причёски, спадая вдоль румяного лица. Что-то вспыхнуло в её глазах, когда она нашла его взглядом. Но быстро уставилась в пол. — Здравствуйте, — Драко оторопел от такого вежливого приветствия, учитывая, что девочка была не старше него самого. Она отняла руку от платья, на котором оставила некрасивые складки, с сомнением и лёгкой боязливостью поглядела на вмиг напрягшегося Люциуса, и протянула Драко свою маленькую дрожащую ладонь. — Меня зовут Марта. Драко непонимающе посмотрел на мать, пытаясь сообразить, что происходит. Почему родители разделяют с этой юной незнакомкой чай, а ему самому было строго запрещено здесь находиться? — Марта будет поставлять нам лекарства, её отец — наш старый школьный друг, — с ободряющей улыбкой пояснила Нарцисса. — Почему вы ничего мне не сказали?! — удивленно воскликнул Драко, и Люциус тут же предостерегающе стукнул тростью по его ботинку. Он встрепенулся, вновь переводя взгляд на девочку. Та все ещё тянула ему свою ладонь, опустив глаза и краснея пуще прежнего. Настолько, что непокрытые участки её шеи пошли крупными заалевшими пятнами. Отвратительно. А вдруг она заразная? Драко покашлял, бросая быстрый взгляд на отца, но сделал шаг к девочке, подхватывая её ладонь. Марта поступила неправильно с точки зрения этикета: леди никогда не подают ладонь так, по-мужски, и ему следовало исправить эту ошибку. — Я прошу прощения, — тихо извинилась Марта, когда Драко слегка повернул её ладонь, и склонился над ней, осторожно коснувшись губами. — Драко Малфой. Рад знакомству, — вежливо представился он, чувствуя некоторое облегчение от того, что в этой комнате находился ещё один человек, которому было более некомфортно, чем ему самому. Ладонь Марты была слишком влажной от волнения. Его объяло странное смущение. Не потому, что перед ним девочка — по первости она даже не показалась ему симпатичной — а потому, что такие официальные приветствия с той же Пэнси, Дафной или Асторией не были у него в ходу. Отчего-то показалось, что сейчас ему обязательно нужно повести себя иначе — взрослее, ведь она сама задала такой тон общения, что оставалось ему? — и продемонстрировать всю широту своих познаний ведения светских разговоров, как это умели мама и папа. Вот только… Что сказать? Особенно под таким пристальным взором взрослых, что наблюдали за ними двумя, как зрители в зоопарке — с интересом и непониманием, что же произойдёт дальше. — Так значит, вы нашли нового лекаря? — внезапно деловито спросил Драко. Он оправил на себе домашнюю рубашку, вдруг показавшейся неуместной случаю, и незаметно, как мог, вытер липкую руку об штаны. — Чем же он лучше… — Вы сделали правильно, что выбрали моего папу, — Марта выпрямилась, беспардонно прерывая его. — Мой папа не подведет, он лучший в зельеварении. Вот увидите, — она подняла глаза на Нарциссу, что с лёгким удивлением посмотрела на нее, и добавила: — Я вам обещаю, миссис Малфой. Пожалуйста, свяжитесь с нами по камину через несколько дней. Если папа не сможет ответить, я сама запишу ваши показания и передам ему, — кивок в конце, очевидно, должен был придать словам большей весомости. — Понизьте тон, — раздраженно резанул отец в ответ. И вот здесь Драко оказался с ним полностью солидарен. Люциус решительно направился в сторону камина, а Марта вздрогнула, что не укрылось от внимания Драко. Он с некоторым недовольством теперь посматривал на девочку, осмелившуюся так бестактно прервать его. Какая выскочка! Я вям обисяю, миссис Малфой, свизитесь с нями по камину! — мысленно перекривлял он. Нет, она ему уже не нравится! Мало того, что эта девчонка нагло влезла в их беседу, отсекая его самого — думала, у нее тут есть неоспоримые привилегии? — так ещё и, судя по всему, знала она куда больше, чем он сам. И Драко неприязненно сощурил глаза, когда: — Прошу прощения, миссис Малфой. Я не подумала, что могла вас задеть. Папа часто говорит, что у меня язык идёт впереди головы. Не ведаю, что говорю, когда речь заходит о зельях. Нарцисса польщёно приложила руку к груди. — Спасибо, милая. Рвение всегда похвально, не стоит этого стыдиться. Драко сдержался, чтобы обиженно не надуть щеки. Значит, мама на её стороне? Марта неуверенно улыбнулась и проследовала за Нарциссой, когда та двинулась в сторону главного камина. — Хотела отметить ваш комплимент по поводу чая… — легко посмеялась она, беря под свое крыло Драко, что ревностно прижался ближе. — Это разумно — предполагать, что домовики самостоятельно выполняют всю работу по дому, но на правах хозяйки я позволяю себе иногда пользоваться кухней. Тут девочка ойкнула, застыла, ошарашенно промолвила: — Миссис Малфой… — и уже после того, как осознание дошло до её глупой головы, сорвалась на испуганный лепет. — Это вы заваривали мне чай?! Право, не стоило, я не знала, простите! Зачем же… — Это моя маленькая блажь, — Нарцисса с приятной улыбкой приложила указательный палец к губам. — Могу рассчитывать, что вы не расскажете никому? Пусть будет нашим общим секретом? Марта уставилась на неё во все глаза и просияла. Прямо-таки лучилась изнутри, будто ей в голову вкрутили лампочку! Драко с недовольным прищуром выглядывал из-за спины матери. — Конечно! — так, словно с ней поделились невесть какой великой тайной, с энтузиазмом и решимостью ответила Марта. Она подобралась, словно фиксируя у себя в мозгу нелепую заметку — «никому не говорить, что Нарцисса Малфой умеет заваривать чай» — и с видом серьёзным, как у учёной, уставилась перед собой, шагая уже более уверенно, чем раньше. Драко хотелось осадить её — больно довольная. Но с другой стороны — не хотелось заговаривать с ней вообще, ибо раздражала уже до дрожи в костях. — Вы добавили туда розовый перец… — задумчиво, полувопросительно изрекла Марта. — Как вы разгадали? — учтиво, со стойким интересом, будто ей и впрямь было любопытно, спросила Нарцисса. Марта сложила перед собой ладони, подхватив одну другой кончиками пальцев (ведь она же ле-е-е-еди, — негодовал Драко) и качнула головой: — У него специфичный аромат, нетрудно опознать. Но чем сгладить пряность? — спросила она в пустоту и после подняла глаза. — Лемонграсс? — Верно… — одобрительно протянула Нарцисса и неожиданно спросила: — Вы, наверное, хотите обучаться зельям, как и ваш отец? Задатки зельевара можно подметить даже в таких мелочах. — Мы с папой… Девочка повернула голову, потому что глаза Драко уже прожигали в ней дырку. Щеки её вновь полыхнули от смущения, а сам он чуть ли не демонстративно отвернулся, впервые напрямую столкнувшись с её мшисто-зелёными глазами. Она торопливо заговорила вновь, уставившись себе под ноги: — Папа уже учит меня зельям, мы начали проходить учебную программу первого курса. Я пока запоминаю ингредиенты и помогаю ему по малости. Драко навострил уши, вслушиваясь в её разговор с матерью, и поглядывал по сторонам. У дальней стены были развешаны портреты прошлых поколений Малфоев, дремучих, как этот дом, и тихо переговаривающихся между собой, снующих от одной рамы к другой, чтобы обсудить странное появление незнакомки в их доме. Люциус уже ждал у камина. — Но могу поправить вас? При всем своём мастерстве готовить он совершенно не умеет. Смех матери шелковисто огладил слух, и Драко вновь украдкой посмотрел на девочку. Он не мог не отметить, как хорошо у неё была поставлена речь. Она кротко улыбалась, двигалась с прямой осанкой, точно копируя всё с Нарциссы, что с достоинством плавно пересекала холл. Это несколько взбодрило его и он тоже вытянулся. Мать почувствовала перемену в настроении сына и провела ладонью по его спине. Когда они остановились у камина Люциус, как бы поторапливая, протянул Марте мешочек с летучим порохом. Она неловко поджала губы, но секундой позже благодарно улыбнулась, посмотрев в бесстрастное лицо мужчины. А он лишь с наигранной любезностью спросил: — Заберётесь сами или вам нужна подножка? — вместо того, чтобы джентльменски подать руку и помочь ей подняться на высокий порог камина. — Люциус, — моментально среагировала Нарцисса. — Спасибо, я умею сама, — вежливо ответила Марта и, не дожидаясь помощи, полезла в камин. При виде того, как она почти до колен задрала юбку — нет, он вконец запутался, куда её классифицировать, но леди так точно не делают, она словно на лошадь взбиралась! — Драко хотел было сделать шаг вперёд, но вовремя одумался. Нарцисса внимательно посмотрела на него и перевела взгляд на Люциуса, что поравнялся с ними. Марта недоверчиво протянула руки к бокам камина, порох сыпался из ее ладони. — Спасибо за гостеприимство, мистер и миссис Малфой… — несколько дрожащим голосом поблагодарила она, переступая с ноги на ногу, чтобы занять позицию поудобнее. — И… — её взор упал на Драко. Не могла подобрать обращения или имя забыла? Она поглядела на взрослых, ища поддержки, но он подсказал ей сам: — Драко, — мальчик сложил руки перед собой, и, представив, как со стороны могла бы смотреться поза этакого телохранителя, вновь опустил их вдоль швов. — Рада знакомству, Драко, — не зная, имеет ли право открыто улыбаться ему, Марта сжала губы в тонкую линию. Взгляд ее метнулся вверх — к дымоходу. — Лучше зажми нос, милая, — посоветовала ей Нарцисса. — Чтобы не дышать гарью. — Спасибо, — Марта нервно вздохнула. Она негромко, но чётко произнесла место своего перемещения и махнула рукой, бросая горсть летучего пороха. Колдовское пламя изумрудными языками взвилось у ее ног. Девичий силуэт лизнуло, обхватило жгучим капканом. Зеленый огонь всколыхнулся, заплясал в отражении таких же зелёных глаз, что на долю секунды, перед тем, как исчезнуть, вспыхнули глубже и ярче. Они напоминали две океанские бездны и пестрые весенние луга… Драко моргнул, перевел взгляд на часы на прикроватной тумбе. Одна его нога стояла на полу, другая была закинута на постель, рука лежала на затылке. Время тянулось медленно. Ему казалось, что он пролежал не меньше двух часов, но часы показывали, что прошло всего-то не более тридцати минут. Мать настояла на дневном сне, потому что «непозволительно объявляться на балу несобранным», но Драко так и не сомкнул глаз. Он протер свободной ладонью усталое плевать-я-хотел-на-ваш-праздник лицо и, резво толкнувшись одной ногой, сел на кровати. Ему срочно нужно было взять себя в руки и взбодриться, но воспоминания, дремавшие в этих стенах, пробудились и теперь бередили рассудок. Драко пошёл на сделку с собственной совестью — убедил себя, что мысли о Марте оправданы. Чувство вины, слова отца, чёртов домовик и ситуация с матерью… Всё свелось к одному общему знаменателю. Марта была головной болью. Проблемой. Но вдобавок — и решением его главной проблемы. «Всё яд, всё лекарство» — так ведь говорил её Парацельс? Быть с ней на расстоянии — безопасно, но подойди ближе — и жизнь обернётся прахом. Она в неё совсем не вписывалась. Слишком много мешающих обстоятельств и дело даже не в шрамах. С этим он бы как-то примирился… А с эмоциями, овладевшими им в ту ночь — вряд ли. Грёбаное уязвлённое достоинство. Её шрамы — как напоминание о собственной слабости. Как он выглядит на фоне девчонки, прошедшей через ад? На фоне девчонки, что при осознании своей силы не задирает нос? Что благодарит его за ёбаную честность и слёз не роняет, когда он наглым образом разбивает ей сердце? Что продолжает помогать ему, несмотря ни на что? И самое тупое — она от него совершенно не зависит. Это ему нужна её помощь. А ей даже деньги не всрались. За спасение, блять, чужой жизни! У неё не иначе нимб на голове и Орден Мерлина на груди, да только они где-то завалялись и пылью покрылись. Ей больше по вкусу волчью шкуру носить. Так невинной овечке легче выживать… А у него рядом с ней развивается какой-то блядский комплекс неполноценности. Браво, Малфой. Так что стоило взглянуть правде в глаза — это скорее он не вписывался в жизнь Марты. А теперь — и подавно. Ситуация усложнилась. Драко от нечего делать решил примерить свой костюм. Белоснежную рубашку, чёрный жилет и брюки (вечная и беспроигрышная классика), а также галстук-аскот с декоративной булавкой. Он согнул руку в локте, отстранённо застёгивая золотые запонки на манжете перед зеркалом, но взгляд его был прикован к другой вещи — ежедневнику, что лежал на широком письменном столе. Из друзей о болезни Нарциссы знал один лишь Блейз, и то у Драко не было привычки ему плакаться. Обоим хотелось выглядеть сильнее, чем они есть. Обоим было очевидно, что они эту схватку проигрывают. Поэтому утешение приходило в солидарном дружеском молчании. В этой дурацкой записной книжке Малфой находил ещё одну точку опоры — эфемерное ощущение поддержки. Пусть родители и узнали в пузырьке то самое зелье, радоваться было рано. В своих записях Марта предупредила, что у Нарциссы после принятия эликсира может случиться регресс, как это обычно бывает после отказа от сильнодействующих препаратов. Она назвала это чем-то похожим на магловский синдром отмены и посоветовала начать лечение с небольшой пробной дозы. А мать вчера отложила в сторону флакон и заявила, что примет его только после бала, чтобы не сказалось так, что ей поплохеет прямо на празднике. Поэтому Драко совсем не питал энтузиазма на сегодняшний вечер, но мать не отговорить, если она уже что-то задумала. Тут даже Люциус не смог возразить — в их паре Нарцисса была мечом, а он — щитом, и, несмотря на внешнюю хрупкость, большинство решений принимала она. А они, как два осла, слушались. Но между ним и отцом было одно важное отличие: если Драко глубоко наплевать, что о них подумают после незапланированной отмены бала, то Люциус смотрел наперёд и предвидел возможные для их семьи последствия. Малфои всегда в объективе репортерских камер и такая, казалось бы, мелочь, как отмена бала, могла повлечь за собой череду неприятных событий. Во-первых, газеты сразу же разнесут слухи о странном, а, главное, неожиданном, за день до бала, решении об отмене мероприятия. Бал у Малфоев — событие, к которому начинают готовиться и подбирать наряды ещё за полгода до назначенной даты, а то и более. В особняк стекаются все видные лица магической Британии, не только носители благородных чистокровных фамилий, но и политики. Это отличная возможность укрепить связи и репутацию. Внезапная отмена мероприятия послужит хорошим поводом думать, что в семье Малфоев случился какой-то кризис, а мерзкие журналюги начнут рыть носом землю и ворошить их грязное белье. Нельзя, чтобы хоть кому-то из них пришло в голову предположить, что Нарцисса может быть серьёзно больна. Она и сама во многом потеряет — для Нарциссы организаторство балов больше, чем женский каприз. Возможность заниматься тем, чем она занималась всегда, будучи здоровой, лечит больше, чем лекарства. И Люциус понимал, что не может лишить супругу этого. Драко поднял воротник рубашки и обернул вокруг шеи платок. Уже через несколько часов помещения Мэнора заполонят люди, а ему, как сыну хозяйки бала, полагается быть внизу и приветствовать гостей, размазывая себя перед ними с чтенно-льстивой улыбкой, чтобы уважить каждого. И все это время расцветшая при помощи чар преображения Нарцисса (очевидно, бал, это ебать, какая экстренная ситуация) будет подле него, образом своим напоминая — я делаю это через силу и скрываю боль, потому что, как сказал отец, «упрямство — в блэковской крови». А ещё у них в крови — грёбаное, блять, безумие. Драко не сомневался в этом после всех последних новостей, которыми его огорошили. Вальбурга Блэк. Женщина, которой он приходился внучатым племянником, перед своей смертью преподнесла их семье нежеланный подарок. Сведущая в темных искусствах, сварливая злобная старуха не смогла уйти из жизни спокойно. Одинокая по воле судьбы, непримерившаяся с тем, что потеряла обоих сыновей — Сириус братался с нечистокровными, Регулус пропал без вести и считался погибшим, а одна из любимых племянниц — Андромеда — и вовсе попрала все их традиции, связав себя узами брака с маглорожденным — с последним вздохом возжелала отомстить роду Блэк за все свои несчастья. Мать говорила, что её даже никто не навещал, а труп бабки нашли не сразу. Вальбурга Блэк, физически здоровая, но ментально разбитая, скончалась от одиночества. Легла на постель и забылась вечным сном. Драко пожалел, что у него на руках нет маховика времени — он бы непременно помог бабке склеить ласты пораньше. Сотворённое ею проклятие тянуло на задачку со звёздочкой. Оно не было адресным, Вальбурге не потребовалась ни палочка, ни вербальная формула. Только чистая ненависть и злоба истерзанного болью и чувством великой несправедливости сердца. Этого хватило, чтобы превратить в ад жизнь семьи Малфой, в которую Нарцисса вступила, по линии все ещё будучи Блэк. Магия не выбирала её своей истинной целью — она обрушилась на ту, что оказалась более слабой. На ту, чьё здоровье подвело с наступлением беременности. Нарцисса находилась под пристальным наблюдением целителей, часто мучилась от судорог. Люциус тогда возненавидел собственное поместье — всё стало представлять угрозу. Страшным было то, что судороги всегда подступали незаметно. Супруга могла захлебнуться, пока лежала в ванне. Оступиться, пока спускалась по лестнице. Разбить голову об любой острый угол. Бывало, у Нарциссы начинали закатываться глаза, а лицо синеть, и только эльфы, в любое время дня и ночи держащие пост у её кровати, а также проживающий в их поместье целитель, оперативно оказывали помощь. Из-за этих судорог возникал риск гипоксии у плода, поэтому Люциус переживал, что Нарцисса родит преждевременно, и ребёнок будет недоношенным. Но произошло нечто более ужасное. На последнем осмотре один из целителей отвел его в сторону: — У вашей супруги началась отслойка плаценты. Мы обязаны сделать досрочное родоразрешение, чтобы предотвратить риск гибели матери и плода. Но я обязан вас спросить… На всякий случай. Если придётся выбирать, нам спасать супругу или сына? Свадебная клятва зазвучала похоронным маршем. «Пока смерть не разлучит нас» — Люциус и предположить не мог, что это случится так скоро. А костлявая меж тем уже стояла у двери. Когтистым пальцем настукивала: Тик-Так. Тик-Так. Тик-Так. Решай скорей: В дорогу путь Кого мне взять? Кого вернуть? Так кого спасти? Любимую женщину, жизнь без которой все равно, что добровольно пойти тропой смерти, или нерожденного сына? Желанного, но пока ещё незнакомца? Он корил себя за эти мысли, но иначе не мог. Попробуй найди здесь верное решение. И Люциус уже почти отказался от сына, видя, как Нарцисса на последнем издыхании передавала жизнь — свою жизнь — младенцу. Пусть все и обошлось, после она ещё долго приходила в себя. Полное восстановление заняло годы. Колдомедики уверяли — ещё одного ребёнка она не выносит. А затем случилась Вальбурга. Наблюдая за взрослением сына, крепкого и здорового, Люциус часто задумывался: «Что, если бы не он?». Для него Драко был живым свидетельством пережитой боли. Не пересчитать, ко скольким целителям он обращался, сколько стран перевидал… По всем показателям Нарцисса была здорова, но нечто пожирало её изнутри и вытягивало жизнь. Уже на пороге отчаяния Люциус вспомнил о старом школьном приятеле Маркусе, что связал свою жизнь с маглой, и решил попытать удачи в последний раз. Маркусу ещё со времен школы было неинтересно просиживать штаны за партой. Люциус с некоторым пренебрежением относился к странноватому старшекурснику, что вечно что-то писал в своих тетрадях. Их товарищество началось с горячего спора, в котором Маркус не уступил авторитету сына Абраксаса, чем привлек его внимание. Чистокровный волшебник, увлекающийся магловскими науками — хуже товарища не сыскать, но юный Люциус стерпел это, потому что нашёл беседы с Маркусом познавательными. Он знал историю своего рода: до появления Статута о Секретности, ещё со времен Арманда Малфоя и Вильгельма Завоевателя (который и подарил им земли в графстве Уилтшир) его семья была подле власти, сотрудничала с маглами и оперировала их валютой и активами. Малфои входили в знатные магловские круги и оказывали магические услуги, но отреклись от своих привычек в пользу большей выгоды — расположения учрежденного в семнадцатом веке Министерства Магии. С той поры Малфоев можно было сравнить с иллюминатами — невидимой рукой марионеточника, дергающей за ниточки и представляющей реальную власть. Люциус понимал, что общество такого человека, как Маркус, может сослужить ему в будущем. — Чего тень на себя навесил? — лениво поинтересовался он. — Все с домашним заданием разбираешься? Я думал, ты большего ума человек. Маркус раздасованно отпихнул от себя пергамент. — Ненавижу свою мать… — выдохнул он. — Нет бы в Дурмстранг отправить, так она решила сослать меня в эту цитадель безумия. Де Веллер круто развернулся на стуле, поглядев на товарища. Тот был на третьем курсе, четырнадцати лет отроду, но сидел на диване с таким цареподобным видом, что разница в их возрасте теряла всякое значение. — Этот Слизень несёт такой бред, что мне хочется запустить в него чем-нибудь и заткнуть навеки. Зелье от икоты! — возмущался Маркус. Люциус поморщился и жалобно, снисходительно улыбнулся. — Кому расскажешь, не поверят, что это шестой курс. Я хочу изучать проклятия и необычные случаи, а не эту треклятую ересь. Он поднялся с места, вытянувшись во весь свой долговязый рост. Волосы его ещё не отличались аристократической длиной и спадали до плеч. — Скажем, напиток живой смерти… — рассуждал вслух старшекурсник. Он царапнул зубами нижнюю губу, закусил её и возвел глаза к потолку, уперев руки в бока. — Любой не самый одаренный ученик способен потратить каплю времени и прощупать пульс — он слабый, но ощутимый. А ты попробуй заставить всех верить, что человек взаправду умер?.. Представь, если бы можно было остановить сердце и запустить его спустя время? Люциус заинтересованно поднял брови. — Для этого нужен недюжинный талант и образцы для эксперимента. Ты хочешь найти желающих среди студентов? — скептически, с долей насмешки спросил он. — Я и сам понимаю, что это невозможно, не дави на больное, — отмахнулся Маркус. — Но я бы взялся… — Не сходи с ума, Маркус. Как ты себе это представляешь? Де Веллер присел перед ним на корточки. — Зелье помогает удерживать душу на пороге смерти, оттого любая ошибка в его приготовлении станет фатальной, — рассказывал он. — Человек в прямом смысле этого слова канет в забвение. Нужно переступить грань смерти, но оставить брешь, чтобы душа… — Маркус соединил большие и указательные пальцы обоих рук и развел их в стороны, — …нашла путь обратно. Как у него всё было просто! Люциус попытался вернуть товарища с небес на землю. — Тебе нужно выверить зелье так, чтобы человек ещё остался при памяти по возвращении. Вода из Леты — коварная вещь. И не решает главной задачи: каким образом ты пробудишь человека от вечного сна? — Ну же, Люциус, я думал ты большего ума человек, — ответно поддел Маркус, панибратски толкнув его в ногу. Тот скривился и отвернулся. Понял уже, о чем пойдёт речь. — Асистолия! — объявил де Веллер. — Маглы до сих пор не могут разгадать этот феномен. Человек не жив и не мёртв одновременно! — он покачал головой. — Но есть одна история… — Снова ты про свои сказки. — В сказках скрыто гораздо больше правды, чем ты думаешь. Как правило той, что лучше никому не знать. Люциус устало поглядел на Маркуса. — Допустим, я поверю в это. Но у тебя будет одна возможность из ста, чтобы сварить зелье правильно. — Зато какой простор для творчества! Творчество. Вот как Маркус относился к искусству зельеварения. Там, где была важна техничность и расчётливость, он предпочитал эксперименты. Профессор Слизнорт называл это самодурством и всегда с опаской следил за его котлом — не дай Мерлин, весь класс взлетит на воздух. Пожалуй, именно эта амбициозность Люциуса и подкупала. — Боюсь, в колдомедики ты не попадешь… — рассудил он. — Скорее загремишь в Азкабан. Пощади бедолаг в соседней камере, они скончаются быстрее от твоих абсурдных идей, чем от поцелуя дементора. — А кто сказал, что я хочу в колдомедики? — Маркус задумчиво почесал щеку. — Я предпочитаю вольное плаванье. Люциус усмехнулся. — Не потони в процессе. Такие, как ты, долго не живут. Маркус стал для семьи Малфой спасением. Люциус сперва не понял, для чего ему нужно знать, в каких отношениях Нарцисса состояла с членами своей семьи. Он не то чтобы беспокоился, что Маркус станет болтать, но ради перестраховки всё же потребовал его дать Непреложный Обет. К тому моменту Люциусу было ровным счётом все равно, к каким методам прибегнет старый школьный товарищ — главное, чтобы сработало. И о сделке он не пожалел. Маркус особенно подробно расспросил Нарциссу о её тётке Вальбурге и заключил, что проблема может быть именно в ней. Могущественная ведьма, питающая страсть к чёрной магии, агрессивно плюющаяся слюной в сторону нечистокровных. Из всех доныне живших представителей семьи Блэк она была самой видной и опасной фигурой. Дамой с червивым сердцем, разом брошенной всеми. Он предположил, что эликсир с каплей её крови мог бы снять проклятие. Но оставалась проблема — на тот момент Вальбурга уже была мертва, и добыть её кровь не представлялось возможным. Тогда Маркус ещё раз уточнил, что стало переломным моментом в жизни женщины и за что она могла бы возненавидеть Нарциссу. Та только пожала плечами, но уверенно заявила, что самый большой удар ей нанесла потеря обоих сыновей и уход Андромеды из семьи. Маркус покинул их в глубокой задумчивости, а через несколько недель пришёл с первой пробой зелья, по праву умолчав о рецептуре. Он знал, что Люциус согласится работать на любых его условиях и не обидит деньгами. Так сделка и состоялась. Тем не менее, несмотря на успех предприятия, Люциусу не давала покоя неопределённость — способно ли проклятие перейти от матери к сыну? В какой момент? Или оно уйдёт вместе с его носительницей в могилу? Маркус честно ответил, что здесь решающим фактором станет время. Поэтому Люциус продолжал искать… А Нарцисса старалась свести на нет общение между Драко и Мартой, чтобы избежать непредвиденных последствий. Их одержимость чистотой крови вышла на новый уровень. Сам Драко для себя понял — значит, для зелья подошла бы кровь любого полукровки. Она — соединяющее звено двух миров, но чтобы организм волшебника её принял, нужна была именно магическая эссенция. Оставалось поговорить с матерью об этом и желательно — наедине. Одевшись, Драко решил ещё раз ознакомиться со списком гостей, чтобы не пропустить никого. Несколько имён выбивалось из списка, потому что были внесены рукой Люциуса, а не Нарциссы. Странно. Перед тем, как отправиться помочь с последними приготовлениями, он напоследок заглянул в ежедневник. Там появилась новая запись. — Я рядом. Отвечу в любое время. Вот не могла она по-другому написать? Благодарность. Чувство грёбаной благодарности от одной строчки — вот что Марта с ним делала. Злится на него ведь, но понимает — Драко чувствует, что она понимает — через какую нервотрепку он проходит сейчас, и засовывает свою неприязнь подальше. Отделяет личное от профессионального. Как пациенту пишет. Драко хмыкает, смиренно принимая эту унизительную роль. Его глаза скользят ниже: — Потом можешь передать свой дневник Нарциссе, чтобы я связывалась с ней сама. Как деликатно она намекнула, что в их переписке больше нет смысла. Прозвучало правильно и хреново одновременно. Её щедрость себя исчерпала. Оно и верно — не заслужил. Драко с минуту пялился в эти строчки, крутя в руке перо. Затем вывел в ответ «спасибо», воздержавшись от каких-либо комментариев. И сделал то, что делал всегда: эгоистично проигнорировал её последние слова. Прости, де Веллер, но дневник я не передам. Я должен быть при деле. И сегодня мне, блять, жизненно необходимо думать о чем-то хорошем. Хоть бы о том, что ты рядом. А о том, что я мудак, ты напомнишь мне лично. Договорились? Он закрыл ежедневник, убрал его в стол и покинул комнату. Сегодня вечером ему предстояло узнать, каким ветром сюда принесло семейство Розье. При упоминании этой фамилии в голове всплывало несколько фактов: мать Нарциссы в девичестве была Розье, а Феликс Розье, чье имя черным по белому прописано на пергаменте — брат бывшего Пожирателя Смерти Эвана Розье. И что-то подсказывало Драко, что он здесь не для укрепления родственных связей. Но волноваться стоило о другом. Рядом с именем Феликса и Эстеллы упоминалось ещё одно: Арес.