Если не знаешь, смеяться тебе или плакать - смейся

ДИСКЛЕЙМЕР: в этой главе присутствуют такие предупреждения как смерть основных персонажей, нанесения тяжёлых увечий, психические расстройства. В главе могут быть описаны слишком жестокие действия, поэтому если подобные тексты могут вызвать у вас негативные эмоции, депрессивные или суицидальные мысли, пожалуйста, воздержитесь от прочтения этой главы. Вы всё равно ничего не потеряете, потому что это не сюжетная глава, а описание альтернативных событий из этого фика. Пожалуйста, будьте осторожны!

— Моя помощь будет нужна? — спросил Эмин, остановившись у двери в квартиру Хуа Чэна. — Я постараюсь справиться до его возвращения, — Се Лянь улыбнулся. — Хорошо, если что, мой подарок стоит в гостевой спальне, — Эмин ввёл пароль и дверь приветливо пиликнула. По просьбе принца он всё же отключил электропитание в квартире, чтобы Се Лянь смог более основательно подойти к вопросу подготовки вечеринки-сюрприз ко Дню рождения господина Хуа. Се Лянь долго думал над планом, над подарком. И на самом деле, зная любовь Сань Лана к свечам, ему в какой-то момент хотелось украсить гостинную ими. Однако… Не будет ли это слишком интимно? От одной только мысли Се Лянь краснел. Именно поэтому он принял решение придерживаться изначального плана с хлопушкой, вручением подарков и поеданием торта. Что ж, звучит достаточно хорошо. Дождавшись, что Эмин уйдёт, Се Лянь достаточно быстро спрятал подарок от себя и Жое, чтобы они не привлекли внимание слишком догадливого Хуа Чэна раньше времени. Если так подумать, он всегда обо всём догадывался, будто читал принца как открытую книгу, так что стоило бы ему увидеть маленькую подсказку, как мог бы тут же всё понять и просто испортить сюрприз. Оставалось совсем немного времени до возвращения Хуа Чэна. Се Лянь специально просил Эмина приврать, что он уехал на срочный вызов по работе. Вот же Сань Лан расстроится, конечно, когда поймёт, что сегодняшний ужин, что они планировали провести вместе, так и не случится. Даже становилось его немного жалко, как брошенного котика. Но зато каким он будет счастливым, когда узнает, что Се Лянь ждёт только его, чтобы подарить подарки и поздравить его с Днём рождения, чтобы поужинать вместе и остаться на подольше. Просторная гостиная имела в себе два выхода в коридор. Если идти прямо от входной двери, то можно было бы попасть прямо в спальню Сань Лана, но налево также вёл небольшой коридор, что стал хорошим убежищем для Се Ляня. И как же удачно висело зеркало — приспособившись к темноте, Се Лянь смог бы видеть силуэт приближающегося Сань Лана, а вот он — нет! И даже если включит фонарик, то навряд ли заметит что-то, так как свет будет слепить их обоих. Однако он всё равно надеялся на лучшее. Звук пищащих клавиш под пальцами Хуа Чэна заставил Се Ляня затаить дыхание. Его улыбка едва ли сдерживала нетерпеливое переминание с ноги на ногу, так хотелось наконец-то увидеть его счастливое лицо! Бросив ключи на столик, он снял обувь и клацнул по выключателю. Нервно вздохнув, он решил, что прежде, чем вытрясет всю душу из электриков, ему следует хотя бы переодеться, уж очень неудобной оказалась эта рубашка, натирая плечи плотным швом. Казалось, до крови уже дошли следы, настолько хотелось снять эту одежду. Взяв телефон в руки, он направился вперёд, но почти сразу же остановился, чтобы включить фонарик. Стоило ему выйти из закрытого пространства коридора, он остановился посреди кухни и гостиной, где он был открыт, как на ладони, он почувствовал некоторое жжение в теле, будто кто-то следил за ним. Это чувство ещё никогда не подводило его раньше, и когда ему действительно казалось, что рядом был тот, кто быть тут не должен, так и случалось. И то, что он находился в своём доме, в кромешной тьме, совсем не давало ему уверенности в том, что всё было хорошо. Обученный горьким опытом, он никогда не пренебрегал этим чувством, всегда это заканчивалось плохо. Именно поэтому он вёл себя осторожнее и тише, хоть и старался сделать вид, что всё хорошо. Невольно рука так медленно и бесшумно попыпла за спину, чтобы достать пистолет. Кто бы это ни был, он может быть где угодно и ему следует быть наготове. Медленно вышагивая по белоснежному полу, он прислушивался к каждому звуку. Второй бы глаз выколоть — всё равно ничерта не видит! Казалось, впереди всё пусто, но он продолжал идти дальше. Пусть это и паранойя, но ему следует убедится до конца, что всё хорошо, что он в безопасности. В какой-то момент ему даже захотелось уйти прямо сейчас. В квартире всё равно нет света, снова, и даже если он проверит всё, всё равно не сможет быть уверенным, что остался один. Может, действительно стоило бы сегодня переночевать в гостинице? Но сначала переодеться. Опустив руку с пистолетом, он продолжал освещать свой путь фонариком, когда внезапно перед ним показался некто, издавая странный громкий звук. Услышав оглушительный хлопок совсем рядом, он не на шутку испугался. Доведённый до идеального автоматизма, он даже не понял, что именно произошло. Защитный рефлекс ввёл его в раж, и он только спустя секунду услышал грохот, на плечи и голову стали опускаться какие-то бумажки. Отмахнувшись, он опустил руку с пистолетом, чтобы наконец увидеть, что именно таилось в его тёмном и холодном доме. Только сейчас он действительно почувствовал испуг, как только адреналин слегка ушёл на второй план. Кто-то был здесь, и он точно пытался что-то с ним сделать. Посмотрев вниз, он увидел лишь лежащее на полу тело. Идя лучом света и глазами вверх, он нетерпеливо хотел убедиться, что действительно убил его, когда встретил улыбку, приподнятые брови и отсутствующий взгляд. Глупо наблюдая со стороны, он никак не мог найти подходящее лицо из памяти. Он улыбался, своими пустыми глазами продолжая смотреть ему в душу. Застигнутый врасплох, он больше никогда не увидит улыбку, которую так ждал, пока готовил сюрприз. Если бы он мог, то видел бы сейчас только удивление и замешательство. Он отрицал тот самый образ, который идентично подходил лицу, которое даже не было искажено из-за отверстия, что осталось после пули. Тонкая струйка крови быстро побежала со лба вниз и красная лужа становилась всё больше. Он только смотрел сверху и не понимал, что сам же отрицает произошедшее, что так панически приписывает телу жестокие черты лица, это был не он! Это не принц! Это убийца, это преступник, который захотел избавиться от главы Триады. Однако улыбка на лице оставалась неизменно счастливой и нежной. Буря этого отрицания в секунду улеглась. Что случилось? Как так вышло? Как он мог сделать нечто подобное? Сердце бешенно билось подстать мыслям, что пролетали в пустой голове. Всё же сейчас хорошо? Он просто хотел испугать его, он же улыбается прямо сейчас, значит, всё хорошо! Улыбаясь себе, Хуа Чэн аккуратно присел на колени, дотрагиваясь к ещё горячему телу. — Гэгэ, вставай, всё хорошо, — он пытался его разбудить, продолжая неестественно улыбаться. Но тело лишь поддатливо пошаталось под его напористыми движениями. Пытаясь быть нежным, он попытался вывести его на беседу, надеясь, что он перестанет притворяться. Говоря, что он всё знает и даже не станет задавать лишних вопросов, он ждал, нетерпеливо ждал, что в глазах его возлюбленного появится жизнь, которая медленно утекала вместе с кровью, впитываясь в брюки Хуа Чэна. — Ну, гэгэ! Это уже не смешно! — забурчал он. — Вставай, ну не злись на меня. Он снова пытался разбудить принца, вызывать его эмоции. Казалось, раньше это давалось так легко. Смутить его, заставить покраснеть? Легче некуда! Но сейчас он так хорошо владел ситуацией и собственным телом, что Хуа Чэн уже начинал отчаиваться. — Я обидел тебя, гэгэ? Извини, что я так отреагировал, я же не знал, что это ты. Правда, я уже стою на коленях, мне правда жаль, посмотри на меня. Вставай и всё обсудим. Уже устав от игнорирования, Сань Лан наклонился ближе к принцу, всматриваясь в его лицо. Стеклянные глаза молчали, но он искал в них что-то, он находил то, что искал. Губы в этой улыбке были такими красивыми, что он просто не мог злиться на принца. Он выглядит удивлённым и таким счастливым. Остановившись взглядом на ране прямо в центре лба Се Ляня, он потерял любые мысли. Казалось, он просто игнорировал её до этого. Всматриваясь в плоть и белую кость, что была заметна в этой ране, он снова молчал. Смотря в глубину этой раны, его начинало тошнить, когда он видел бурлящую кровь, что снова выходила наружу. Теперь он был напуган, случилось… Это очень плохо! Дрожащие руки едва ли прикоснулись к щекам принца, он бился в мелкой судороге, не дыша. — Гэгэ, мне страшно. Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь! — попросил он, опускаясь к нему ближе. Он опустился почти к его губам, прислонив ухо к нему, он старался уловить дыхание, какой-то звук, даже не понимая, что это он так отрывисто дышит, что это он начинает плакать, впадая в истерику. Тогда как тело перед ним так и оставалось молча наблюдать за пустотой вокруг. За собственным всхлипом он не заметил, что рядом появился ещё кто-то, он не слышал ничего! Руками в крови пытаясь нежно обхватить лицо принца, чтобы он только сказал, что всё хорошо, что это всё ложь. Ему не оставили выбора. Он должен был прийти сюда ещё раз, чтобы включить свет, чтобы вечеринка продолжилась. Но он не слышал ни разговоров, ни смеха — только неестественный голос Хуа Чэна и его рыдания. Эмин, удивлённый, всё же подключил рычаги в щитке, а как только свет приветливо замигал, двинулся вперёд. Может, господин Хуа оказался так впечталён идеей сюрприза Се Ляня, что просто не сдержался? Он старался быть осторожным, чтобы никого не напугать и тихо уйти, но… — Гэгэ, просто хотя бы кивни, моргни, пожалуйста! — взревел Хуа Чэн, будто и сам понимал, что произошло, но всё ещё отрицал очевидное. Казалось, то, что включился свет, совсем его не испугало. Однако Эмин был ошарашен по-настоящему сильно. Он не видел всего, но… Сидящий над телом в луже крови Хуа Чэн не сулил ничего хорошего. Произошла чудовищная ошибка! Он тоже надеялся, что это лишь убийца, который напал на господина Хуа. Именно поэтому он быстро подошёл ближе, однако его нейронные связи сразу же отыскали то самое лицо, что совпадало с улыбчивым, но совершенно пустым выражением. Как это могло произойти?! Неужели, кто-то был здесь до Се Ляня? Эмин думал о том, что должен был проверить квартиру до того, как впускать сюда Его Высочество, это его вина! Однако заметив пистолет рядом с коленом Хуа Чэна, что-то в голове собиралось в слишком страшную картину, в которую он не мог поверить! Он сделал это случайно, но… Этого уже нельзя исправить! Хуа Чэн совсем его не замечал, рыдая в грудь Се Ляня, ощущая остатки тепла в его теле, он будто хотел задержать его тут, он начинал понимать, что произошло, но не мог перестать плакать, не мог остановить эту истерику, которая душила его, заставляла сердце останавливаться от разрывающей боли, а после снова бежать вскачь. И Эмин чувствовал это не менее ярко. Переполняющие его чувства, казалось, вели прямо к гибели. Он не мог поверить, что это случилось, что такое могло случится! Он ведь хотел как лучше! Придерживаясь за кухонную тумбу, он медленно сполз на пол, теряя весь контроль прямо сейчас. Рыдая, он не замечал как выглядит со стороны. И всё же он не отпускал надежды, что это лишь шутка, что они так пытаются его разыграть. Сейчас всё будет хорошо, Се Лянь внезапно засмеётся и встанет, а Хуа Чэн не перестанет хохотать до конца вечера, каждый раз вспоминая это уродливое лицо, полное отчаянья. Пускай смеётся, пусть так, но… Пожалуйста, лишь бы Се Лянь встал! И он понимал, что этого не произойдет, но не мог перестать питать эти пустые надежды. Хуа Чэн застрелил его, может, испугавшись. Этого… Нельзя изменить, такое ранение… Он уже умер, он потерял столько крови, что его уже не спасти! Касаясь горячими руками лица, он искал прохлады, искал чего-то, что смогло бы привести его в чувства, заставить снова прийти в себя. Нужно было что-то делать, нельзя сидеть вот так! Он понимал это, но слабость, что била его под дых, не давала даже подняться с места, заставляя лечь, заставляя жаться к полу, чтобы получить хоть немного холода, чтобы хоть на немного пересилить эту жажду. Он не может быть мёртв, только не Се Лянь. Это всё чудовищная ошибка, сон, наркотический бред, что угодно, но не правда! Хуа Чэн уже не мог сказать и слова, он просто был рядом в полном отчаяньи, лишь изредка зовя принца, полный уверенности, что если достаточно раскается, то принц его простит и вернётся, что всё снова будет хорошо. Его безумие пугало, Эмин был сбит с толку, но это он понимал. Хуа Чэн сходит с ума, и чем дальше, тем хуже. Он злился на всех, и на себя, и на Се Ляня, и на Хуа Чэна, чувствовал пустоту, зная, что мог предотвратить это, мог бы поучаствовать в вечеринке, как того просил принц. Может тогда всё пошло бы по-другому? Может, на месте принца мог бы оказаться он сам? Пусть даже так, пусть Хуа Чэн бы пристрелил его, но Его Высочество остался бы жив! Он мог его отговорить, он мог не давать ему выключать свет, чтобы напугать Хуа Чэна, он мог мог бы согласиться на вечеринку и устроить её более мягко, он мог бы намекнуть Хуа Чэну, что в его квартире прячется принц, чтобы он просто подыграл. Он мог сделать что-то! И разве он знал? Но это совсем не важно, потому что уже ничего не изменить! Се Лянь убит, Хуа Чэн едва ли в себе, а он сам так жалок, что было страшно от этого. Что теперь делать? Что он должен сделать для Хуа Чэна? Всё ещё плача, пытаясь это предотвратить, Эмин едва сумел подняться на ноги. Тело не слушалось, но ему удалось выдавить из себя два шага. Остановившись рядом с бездыханным телом, он снова посмотрел на его лицо. Только десять минут назад его глаза были полны жизни, он был так рад тому, что устроит сюрприз Хуа Чэну, он сказал ему такие тёплые слова поддержки. А сейчас будто и не было его — он лежит и смотрит на них с пустотой, будто осуждает на самом деле. — Гэгэ, пожалуйста, проснись! Я сделаю что угодно, только вставай! — искажённый голос продолжал просить о невозможном и сердце Эмина разрывалось от боли этой утраты, от жалости к Хуа Чэну. — Господин… Он не… — Эмин не мог сказать этого вслух, он боялся, что это ложь, что он ошибается! — Господин Хуа, он не… Не встанет. Качаясь из стороны в сторону, Хуа Чэн совсем его не слышал, продолжая его трясти. Каштановые волосы уже пропитались кровью, оставляя под собой узоры красным, лужа крови, что была вокруг, так пугала, но Хуа Чэн будто и не видел этого. Так нельзя! Он сойдёт с ума, если продолжит так, это нужно просто осознать и пережить. Если он продолжит, то будет точно хуже! — Се Лянь мёртв, он больше не встанет, господин Хуа, пожалуйста, найдите в себе силы! — решительнее потребовал он, но, казалось, безуспешно. Он качался и качался, пока вдруг не замолк. Он остановился, оглядываясь на Эмина. Его лицо в крови и жестокость во взгляде не сулила ничего хорошего, но он старался его остановить и успокоить, словно пса с бешенством. Однако пока его голова больно не ударилась о пол, а в груди не почуствовалась тяжесть, он не осознал, что произошло. Держа его за воротник, Хуа Чэн продолжал бить его головой об пол, говоря что-то, нервно он кричал, пытался доказать свою правоту, пока не заметил, что Эмин больше не кривился от боли, что он просто лежал на полу с закрытыми глазами. Он тоже уснул? Это заставляло боятся, Хуа Чэну было страшно понимать это. Он только что его бил, ударил по лицу, а потом бил о пол. Он сейчас умер из-за него?! Словно током ударило, осознание начало появляться в его голове. Будто он больше не человек, он, уже окончательно потеряв голову, почти прыжком вернулся обратно к телу Се Ляня. Что случилось? Было темно, хлопок, вскрик, выстрел, грохот. А после включился свет и появился Эмин. Голова снова опустела, он оглянулся. Принц. Он мёртв. Руки Хуа Чэна в крови, его одежда в крови, пол в крови, волосы принца в крови. Он был напуган. Он выстрелил и даже не понял этого. Он сам… Убил? Смотря на пистолет, и будто была альтернатива, он выбросил на пол все пули изнутри, судорожно пытаясь пересчитать. Семь, не восемь. Их было семь. Он сделал это. Даже не плача снова, он оглянулся на Эмина, лежащего на полу. И это тоже его рук дело. Голова будто из кипятка попала в лёд, мысли стали такими ясными, что это пугало. Он снова стал понимать, что происходит вокруг. И понимание этого не могло привести ни к чему хорошему. Он убил своего принца! Он убил свою любовь! Он убил Его Высочество! Он убил его! Убил! Убийца! Повторяя это вслух, дрожащими руками он пытался собрать окровавленные пули обратно в пистолет, но они словно не поддавались ему. Это быстро. Прежде, чем он снова начнёт искать выход, прежде, чем начнёт искать оправдания, которых он боялся. Он знал, что без него в этом мире больше делать нечего. Окровавленное дуло, коснувшись виска, оставило маленький след от капельки крови, прежде чем всё тело содрогнулось от выстрела.

***

Трещание, звонок, что же это? Открыв замыленные глаза, Эмин увидел перед собой поплывший потолок. Он ещё не вспомнил, что случилось вчера, но, видимо, он был без сознания всю ночь. Поднявшись, он только успел вскрикнуть, когда заметил то самое. Лужи крови, два тела, лежащих рядом совсем беспорядочно. Это случилось. Это не сон. Хуа Чэн напал на него, завалив на пол, он кричал, что принц не может быть мёртв, что прямо сейчас он ещё раз извинится, и принц таки простит его. Он не помнил, что было ещё, кроме жгучей боли в затылке. Голова болела до сих пор, а он всю ночь… Провёл с двумя трупами. Они были в двух метрах от него, и он едва ли мог совладать собой, прежде чем снова вздрогнул от звонка в дверь. Это произошло, ему надо что-то делать. Может, это Мин И их ищет?! И плевать, что у него были и ключи и код, он всё равно сорвался к двери, не думая об этом. Распахнув дверь, он не на шутку испугал Жое, которая снова собиралась стучать в дверь. — Ну, наконец-то! — недовольно заявила она. — Что происходит, чё ты такой помятый?! — Ты… Что ты делаешь..? Тут. — В каком это смысле? — Тебя тут быть не должно! — Почему это?! Ты хоть знаешь, как я боялась этой ночью остаться одна?! Папа сказал, что он приедет поздно вечером, но так и не приехал, так что я собираюсь устроить Хуа Чэну взбучку, что он совращает папу на такие поступки! — обиженная, она совсем не понимала, что происходит, и не сразу заметила панику в его глазах. Что он должен ей сказать? Она не уйдёт. Она будет искать правду и не послушает его. — Что с тобой? — она удвилённо наблюдала за его глазами и нервными дрожащими руками. — Что случилось?! Что-то с папой? Он заболел? На него напали снова?! Отвечай, Эмин! — Жое...его… Больше нет. — Что ты мямлишь?! Что случилось, ты можешь мне сказать? — Се Лянь. — Ну? — Его больше нет. — В смысле? В смысле его нет?! — Жое резко поменялась в лице. — Ты что это задумал? Это Хуа Чэн сказал, чтобы ты меня тут держал, да? — Жое, послушай, — Эмин ухватился за её плечи возможно даже слишком сильно, потому что ему нужно было унять дрожь, хоть он едва оставался в себе. — Случилось плохое! Это случайность! Он напугал Хуа Чэна, и тот пристрелил Се Ляня. Но это произошло случайно, я уверен, я… Он сам застрелился. — Что ты…? — Жое хмурилась, не веря в то, что-то сказал. — Что? Как это...? Ты же шутишь, да? Это шутка такая?! — Нет, Жое… Я… Мне так жаль, мне так жаль, прости меня, солнце… — Как ты можешь говорить что-то такое?! — закричала она во весь голос. Оттолкнув его, она просто вошла в приоткрытую дверь, чтобы уже наконец закончить это, чтобы этот Хуа Чэн уже поплатился за свои шутки! — Что у вас за крики?! — Мин И, поднимаясь по лестнице, звучал очень недовольно. — Что случилось? Эмин медленно повернулся к нему, не в силах сказать хоть что-то. Негодуя на эту молодую и пылкую кровь, Мин И коротко поинтересовался, у себя ли Хуа Чэн и уже было хотел войти в квартиру, чтобы отдать документы, как они оба дёрнулись от внезапного визга Жое внутри квартиры. Мин И, в отличии от Эмина, быстро вбежал в квартиру, сразу же замечая Жое на полу, и льшь после два тела, что лежали в луже крови. — Эмин! — возможно, впервые в жизни он выглядел и звучал так агрессивно. У него уже не было сил, снова хотелось упасть на колени и заплакать от горя. Он слишком незначителен, чтобы справится с этим сейчас. Однако на голос всё равно откликнулся и медленно подошёл к нему. — Се Лянь хотел сюрприз сделать. А Хуа Чэн его пристрелил. А потом он и себя пристрелил, — без эмоций, он озвучил только факты, не заметив, что Мин И пытается сделать хоть что-то. Бесполезно искать пульс, их тела уже холодны. Мин И, видя их, просто не мог в это поверить. Какая же глупость! Эмин хорошо это понимал, но желание снова впасть в истерику почти сразу же свелось на нет, стоило заметить Жое. Она испугалась так сильно, что просто потеряла сознание. Хоть что-то. Нужно сделать хоть что-то. Хотя бы она должна остаться в безопасности, она должна быть в порядке. Именно этого бы хотелось Се Ляню сейчас. Взяв её на руки, он медленно оглянулся. Мин И звонил куда-то, что-то говорил. В Триаде сейчас наступит пиздец. И это мягко сказано. Он должен что-то сделать, хоть что-нибудь! Пока он может, пока он, казалось, не умер прямо сейчас. Не разбирая дороги, он просто шёл, игнорируя людей, игнорируя панику вокруг. Никто не мог поверить, что Хуа Чэн покончил с жизнью, что же теперь будет с Триадой? Но разве это важно?! Хуа Чэн мёртв! Се Лянь тоже убит! Именно это важно! Его сердце почти что разрывалось — и это было важно! Они ещё не знали всего. Но видя Жое на руках Эмина, невольно вокруг становилось тише. Она тоже важна прямо сейчас! Ему хотелось разодрать глотку, чтобы до них наконец дошло, но он молча шёл вперёд, плача совсем тихо. Будто его тело знало лучше, он не мог этого контролировать, но они оказались в медпункте. Слухи дошли и сюда. Конечно же, Жое взяли под присмотр, чтобы не случилось чего необратимого, но спросить о слухах они не успели, потому что Эмин снова ушёл, оставляя девушку одну. Он не мог быть сейчас тут, не должен. Он обязан помочь, он должен сделать хоть что-то. Умывшись холодной водой, он решил, что этого недостаточно, надолго опуская голову под бегущую воду в раковине. Шум в коридоре звучал пугающе, но он был так безразличен. Стекающие капли воды по лицу тоже не приносили должного результата. Он больше не мог плакать, хоть и очень хотел. Однако теперь он просто вернулся назад, в ту самую квартиру. Мин И проверял камеры, действителньо убеждаясь, что всё было также, как и сказал Эмин. Но решать что-то сейчас было неправильно. Они должны были как-то объяснить то, что случилось но... как?! Даже Хуалин теперь была в курсе этих слухов, позвонив и убедившись, что всё именно так, как ей донесли, она тут же решила вернуться в Пекин. Они должны были втроём решить, что делать дальше. Но сейчас от Хуалин было бы мало толку. Хотя, сколько толку от них обоих? Расстерянные и не веря в то, что это случилось, они смотрят на лужу крови. Тела уже унесли осталось только напоминание в виде этой огромной лужи. Мысли, что роились в их головах, пугали. Жизнь скоротечна, они теряют много времени. Триаду ждёт нечто страшное и она зависит только от того, что они решат. До прибытия Хуалин, визит которой уже расценивался как высший балл паники для людей Триады, эту кровь успели убрать. Она тоже была в шоке, но, казалось, держала себя в руках лучше, чем они ожидали. Пока она смотрела видео с камер наблюдения, качая головой и роняя горькие слёзы, Мин И внезапно спросил: — Жое в порядке? — Она… Думаю, просто испугалась. Я надеюсь, что её сердце в порядке. — А ты? Как голова? — Не очень, но… Хотя бы крови нет. — Должны ли мы сделать что-то для Жое? — Господин Хуа, наверное, хотел бы этого... но чего хочет она? Она будет не в себе. А с другой стороны… Будто у неё будет выбор. — Что ты имеешь в виду? — У неё нет документов, грубо говоря, в детстве Се Лянь похитил её, когда заметил, что она была жертвой грубого к себе отношения со стороны матери. Она ничего не сможет без нашей помощи. Навряд ли у Се Ляня были сбережения… — Сейчас это не важно. Не думаю, что она будет в состоянии об этом говорить. — Я понимаю. О ней нужно позаботиться в первую очередь.

***

Было решено огласить настоящую причину смерти Хуа Чэна, показать видео, чтобы все вопросы отпали сами собой. Расширяя штат ответственных лиц, Мин И пока что брал на себя контроль над Триадой, чтобы завершить всё правильно и не усугубить ситуацию. Люди, что собрались послушать Хуалин, были напуганы. Многие, кто был здесь, увидев видео с камер наблюдения, проронил слезу, а кто-то и вовсе не стеснялся плакать. Они все уважали Хуа Чэна, не могли принять такой исход, но все понимали, что он не мог иначе, что он не выдержал бы этого бремени. Объявив траур по умершим, Хуалин призвала всех быть почтительными этот месяц, чтобы отдать должное господину Хуа. Также она распорядилась о приостановке всей развлекательной деятельности на срок не меньше месяца и запретила являться на работу не в трауре — никаких игр, громкого смеха и развлечений. Вместо этого она напомнила, что они должны молиться о благополучии для умерших. Всё это и так было ясно, все прекрасно знали правила, и навряд ли бы кто-то мог просто веселится сейчас, когда такое случилось. Правила были едины для всех. Совсем скоро будет церемония прощания и захоронения, все должны присутствовать, чтобы почтить память о шифу и господине Хуа. Переполняемые чувствами, все разбрелись по уголкам, каждый думал о своём, кто-то говорил о том, насколько были сильны дружеские чувства господина к своему гэгэ, что он был не в силах жить с этой ношей. И ни для кого эти мелкие слёзы не были постыдными. Тишина в главном зале заставила их троих снова переглянуться. Это и правда случилось? Они, как дети под крыльями Хуа Чэна, всегда чуствовали себя комфортно под его началом. Сейчас же всё было совсем иначе. Они остались одни и не знали, что теперь делать. Они должны делать всё, но не понимали ничего из того, что от них ждут окружающие. И они не должны были это понимать. Каждый из них по-особенному воспринимал Хуа Чэна. Для Эмина это был огромный атворитет, очень добрый человек, умный и смелый, тот, за которого он готов был без оглядки умереть. Для Хуалин он был всего лишь ребёнком, которого бросили, продали в Триаду за долги, который никогда не ощущал на себе ласки родителей, несчастный мальчишка, вечно пытался храбриться, но она же знала, что ему нужны объятья и слова любви. А для Мин И он был действительно другом, насколько это можно было понять. Они когда-то жили в одной комнате, доверили друг другу все секреты. В ответственный момент Хуа Чэн не забыл о нём и дал ему место рядом с собой, явно дорожа им. Он единственный из них троих знал, что Хуа Чэн влюблён в принца до таких крайностей, что это раздражало. Мог часами рассказывать об этом ему, о том, что снова наблюдал за ним, и о том, какой же он невероятно красивый и прекрасный человек. Тогда это заставляло его вздыхать, но слушать. А сейчас, зная, что Хуа Чэн убил себя, когда понял, что сотворил, когда он своими глазами видел записи того, как он сошёл с ума в буквальном смысле этих слов, он воспринимал его иначе. У каждого из них была ответственность перед ним, и они знали, что втроём понесут её ради него и Триады, но всё же… Хотелось проявлять слабость, плакать и очень сожалеть о случившемся. Не заниматься Триадой, организационными вопросами, а плакать навзрыд, чтобы кровь вместо слёз шла, бить себя в грудь, не веря, что они их потеряли! — Юная госпожа! — громкий голос привлёк внимание всех в этой комнате. — Где же она?! Эмин оглянулся, смотря наверх по лестнице, где пробегала медсестра. Маленький укол прямо сердце заставил его бежать за ней. — Что случилось?! — Эмин встряхнул девушку. — Юная госпожа… Пропала. — Как пропала?! — заорал он, снова тряся её. — Эмин, что ты делаешь?! — Хуалин бежала за ним, удивляясь жестокости. — Ты должна была следить за ней! Если с ней что-то случилось, я из тебя душу вытрясу, я убью тебя, слышишь! — Эмин! — снова крикнула Хуалин. Девушка в белом халате под натиском Эмина тут же заплакала, явно понимая, что допустила огромную ошибку. Хуалин хотелось ударить его по лицу, но Мин И остановил её. Тем временем, Эмин уже успел уйти, кого-то ища. — Да что с вами такое?! — возмутилась Хуалин, не обращая внимание на отчаянье медсестры. — Жое здесь, она потеряла сознание, а эти идиоты не уследили за ней, — коротко объяснил Мин И. — Жое?! — Хуалин округлила глаза. Она наслышана об этой девочке — принцесса Триады, вот она кто. Эмин влюбился в неё слишком быстро и Хуалин не успела помочь ему быть аккуратным. Он просил у неё советов, рассказал о ней многое. Но его мягкий тон, когда он говорил о ней, теперь отчётливее звучал в её ушах. И сейчас, когда он озверел, поняв, что её упустили, она понимала первопричину. Оставалось лишь искать эту девушку, надеясь на удачу. Однако, будто знал, Эмин нашёл её почти сразу же, только вот...было уже поздно. Она была совершено одна на том самом корте, где он учил её стрелять из огнестрельного оружия. Лёжа на полу, её лицо хоть и высказывало спокойствие через страх, будто она заставляла себя, однако сейчас она хотя бы не чувствовала боли. Эмин снова не удержался, закричав, он бросился к ней, надеясь, что она не стреляла… Но её окровавленные волосы говорили об обратном. Она не дала себе шанса. Она осталась совсем одна, без папы. Кто ещё у неё был?! Эмин понимал её, но… Он же тоже был у неё! Да, она не знала о его чувствах всё, но… Он виноват в том, что случилось, и он просто не мог иначе. Держа её тело в своих руках, казалось, что это никогда не закончится, что он должен взять этот пистолет и… — Нет! — выбив оружие из его рук, Хуалин тяжело дышала, смотря на то, каким он стал сейчас. Он вызывал только жалость, держа в руках тело девушки, что он смог удержать. Истекающая кровью, она была безразличной, а он продолжал жаться к ней, будто хотел услышать биение её сердца. Это отчаянье не могло оставить её равнодушной. Хуалин осталась рядом с ним, чтобы помочь ему, чтобы поговорить потом. Она тоже плакала. Она не знала эту девушку, но знала о ней многое. И понимала её выбор. Она больше ничего не может одна, у неё совершенно никого не осталось, а увидев тело отца своими глазами, она не могла остаться в себе. Как только такая возможность появилась, она прекратила это, не в силах выдержать. Это было неверное решение, но смотря на то, как долго плакал Эмин, она даже начала сомневаться в том, что должна была мешать ему это сделать прямо сейчас.

***

Она не могла смотреть на то, каким он стал. Совсем без жизни, он впал в глубокую депрессию и на протяжении всего месяца только и сидел перед урнами с прахом, смотря них. Приходилось заставлять его есть, он даже ночевал в ритуальном зале. Эмин был сломан. И навряд ли его можно было бы починить. Он обвинял себя и никто не мог его убедить в обратном — случайность и их собственные решения, он не имел возможности что-то изменить. Наблюдая за ним, Хуалин всё чаще думала о том, что ему было бы лучше, если бы он умер. И он тоже так считал. После неудачной попытки отравиться, его принудительно направили в психиатрическую лечебницу. Он молчал, ничего не говорил. Даже когда приезжали его близкие, он будто не видел того, что происходит. И хоть он больше не предпринимал попыток убить себя, его просто не могли выпустить в таком состоянии. Родители были согласны, что нужно искать первопричину, лечить его. Однако его апатия не давала никому и шанса понять его и то, что произошло на самом деле. Некоторые пациенты действительно его боялись, поэтому руководство клиники приняло решение позволить ему занять отдельную палату. Они дали ему определённую свободу — если раньше медсёстры водили его на терапии, будили, давали таблетки, то сейчас лишь давали необходимое — лекарства, еду и всё на этом. Он мог делать то, что захочет. И он целыми днями смотрел в зимнее небо через окно в решётке. Даже когда становилось темно, он продолжал смотреть на что-то. Холодный свет из окна ничуть не пробуждал в нём никаких эмоций. Он не думал ни о чём, просто бродил, просто смотрел, просто ел и просто спал. Врачи уже отчаялись искать к нему подступ, они пытались вывести его на эмоции, даже если они будут негативные. Но даже на несильные толчки он не реагировал. Даже когда у одного пациента случился приступ и он с криком стал осыпать его ругательствами и даже ударил, он не сделал ничего, чтобы себя защитить, чтобы позже отомстить. Просто упал на пол от удара и продолжал лежать до тех пор, пока санитары не сбежались, чтобы усмирить буйного пациента. Так прошло уже полгода, никаких результатов и лишь разбитые сердца близких. Пока однажды весенним утром, он проснулся без напоминания и постороннего голоса. На щеке было тепло и он медленно открыл глаза. Его палата заливалась светом весеннего солнца из окна, и он не помнил, когда видел его последний раз. Медленно поднявшись, он подошёл к окну, чтобы увидеть солнце. Грязь на улице совсем не имела значения, его лицо и руки грелись от солнца, а он не мог перестать смотреть на свет, даже когда глаза защипало. Почувствовав, что кто-то смотрит на него сзади, он тут же подумал, что это медсестра пришла его разбудить, но стоило оглянуться, он увидел её. Жое. Она стояла неподалёку в летнем платье, улыбалась и смотрела на него, будто только и ждала его улыбку. Её блондинистые локоны блестели в свете солнца. Глаза были полны жизни, а улыбка была такой… Настоящей. Живой. Она словно была жива. Но на самом деле ведь…? Он отбросил эти мысли. Если она здесь, значит, всё хорошо? Но как всё может быть хорошо, если она убила себя?! А она только и улыбалась, будто всё-всё знала. Эмин подошёл к ней ближе, не замечая, что его тень не ложится на неё. Ему нужно было во всём убедится, однако её лицо… Это всё, что ему было нужно видеть. Он хотел её уберечь, хотел спасти и сделать как лучше, хотел сделать своей. Но пустил всё на самотёк. Прижимаясь к ней тогда, он не мог не заметить её страх. Он рисовал в голове, как она сбежала из лазарета, как сидела на полу и плакала, не решаясь, она боялась принять решение, но приняла его в конечном итоге, пересилив себя. И сколько же он был готов отдать, чтобы видеть её улыбку. Упав на колени, он громко разрыдался. Хотелось прикоснуться к ней, обхватить её ноги и не дать ей уйти, но он до паники боялся, что она ненастоящая, что она только в его мыслях, он боялся это понять, ощутить как рука проходит через её тело. Дверь в палату открылась и медсестра окинула его уставшим взглядом. — Эмин, пора… — она внезапно замолкла, понимая, что он плачет, как маленький ребёнок, хоть и полгода не подавал никаких признаков эмоций. Конечно же, это не прошло незамеченным, специалист, который работал с ним, тут же попытался установить контакт, провести наблюдения. В какой-то момент ему даже показалось, что Эмин просто заболел, может, испытывает физическую боль, однако в конце концов, уже отчаявшись повлиять на ситуацию, он впервые услышал голос пациента. — Она ушла… И больше не придёт ко мне, — голос, полный горечи, заставил его на секунду запаниковать, но было поздно. Юноша потерял сознание и снова был под наблюдением врача. Оставив его в палате под капельницей, психиатр отвлёкся на сообщение о том, что родиные Эмина снова приехали, чтобы его проведать. Не упуская возможности, он сразу же направился к ним, а его оживление не могло пройти без внимания со стороны госпожи Фэн. — Что случилось? — она хотела быстро узнать все ответы. — Ваш сын сегодня, наконец, показал кое-какие эмоции. Слыша о том, что он как поневоленный зверь, каждый день на протяжении стольких месяцев угасал, они уже теряли всякую веру, именно поэтому, то, что он сделал хоть что-то, кроме того, к чему его принуждали, вызывало множество положительных эмоций и надежд. — Он также сказал, что она ушла и больше к нему не придёт. — Она? — мужчина нахмурился. — Да, он так и сказал. Возможно, вы знаете об этом что-то? Вы говорили, что у него не было возлюбленной, однако, может, были симпатии? Цокот каблуков не привлёк никакого внимания, тихий голос девушки в фойе также не отвлекал от обсуждений. Девушка за стойкой указала на врача и супружескую пару, а после продолжила заниматься своими делами. Хуалин медленно направилась вперёд, прямо ко врачу, уже зная, что они говорят об Эмине. — К сожалению, он не делился такой информацией, — госпожа Фэн едва сдерживала слёзы от отчаянья, только из нескольких слов рисуя ужасные картины предательства. — Здравствуйте, господин Цай, — Хуалин коротко поклонилась. — Я писала вам несколько раз, моё имя Ша Хуалин. Словно вспоминая, мужчина поднял взгляд вверх, даже не видя того, с какой болью родители пациента смотрели на девушку, видя в ней только алчность и наглость. — Я бывшая коллега вашего пациента, Эмина. — Ах, точно, припоминаю! — Вы знаете Эмина? — его отец удивлённо посмотрел на девушку. — Да, мы работали вместе и у нас сложились доверительные отношения наставника и ученика. Я очень сожалею этой ситуации и не нахожу себе места, — девушка выразила уважение родителям Эмина. — В последний раз вы написали, что он так и продолжает молчать? — Да, но сегодня он плакал и… Он упоминал девушку или женщину, которая ушла и больше не вернётся, — мужчина с надеждой посмотрел на девушку. — Возможно, вы знаете о ком именно речь? — Он… Плакал? Это его первые эмоции за столько времени? — она выглядела растерянной. — Он и правда имел симпатию. Я плохо знаю хронологию, потому что в тот момент была в отъездах, но я точно знаю, что была одна девушка, которая ему очень нравилась, он спрашивал у меня советов. Случилась неприятность, она потеряла родителей и покончила с жизнью. Она не приходила сюда, никто из Триады не приходил. Всё, что она могла — узнавать о его состоянии у врача. Ей казалось правильным рассказать об этом только сейчас, может, она считала, что он должен это пережить, а поняв, что он наконец стал понемногу оживать, она дала эти подсказки в надежде, что это хоть как-то поможет. Они пытались проверить теорию о том, что это могло случится из-за женщины, однако он не подал ни одного признака заинтересованности. Он был сломлен настолько, что ей даже казалось, что рано или поздно его отпустят и он всё равно сделает то, что задумал. Может, надеялась на чудо от таблеток. Он хотел бы уйти к Жое, но не мог сейчас этого сделать. А сейчас и правда чувствовал отчаянье. Может, именно сейчас знания о Жое помогут врачам его реабилитировать? Что-то всё время останавливало её, чтобы она ничего не говорила, и ей даже казалось, что это была она, Жое, будто наблюдала с небес и подбирала идеальный момент. Конечно же, родители Эмина были удивлены такому, расклад оказался менее устарашающим, чем то, что они себе рисовали. Но так казалось со стороны, ведь его боль была куда глубже, его вина сидела глубоко в сердце. И она надеялась, что просто не опоздала. Однако, общаясь с врачом по почте и дальше, она стала узнавать кое-какие детали. После той встречи Эмин действительно стал возвращаться. Он не такой, каким был раньше, всё ещё апатичный и смотрит в одну точку, но хотя бы стал говорить. Версия Хуалин подтвердилась и Эмин в конце концов поделился о том, что его больше ничего не держит здесь, потому что Жое здесь нет. Он уже знал, что только он её видит. Она стала приходить каждый день, и каждый день она улыбалась ему с таким дружелюбием! Но он никому не говорил о ней, тогда его точно не отпустят. Иногда она сидела у него на кровати, иногда смотрелась в своё отражение в зеркале. Недавно стала шевелиться и вместо однообразного жеста, могла, например, ходить по комнате кругом, а он ходил за ней, даже не понимая, зачем? Однако врачи ликовали, замечая даже малейшие изменения в нём. Кроме того, встречи с родителями теперь проходили совершенно по-другому. Он реабилитировался, плакал и говорил, что всё хорошо, а они только надеялись, что так и будет, ведь раньше он просто смотрел в стол, даже не реагируя, что его обнимает собственная мать. И госпожа Фэн не могла не радоваться, продолжая постоянно говорить, что очень любит его. Он редко начинал говорить сам, так и не хотел участвовать в общих практиках, но мог иногда просто стоять рядом. Медсёстры всячески пытались уговорить его присоединится, но он уходил обратно в комнату. На своих особенных правах он мог пропускать многие неинтересные мероприятия, вроде концерта талантов, арттерапии. И в целом, когда он игнорировал эти вещи, Жое стала появляться чаще. Сначала он радовался, потому что считал, что она составит ему компанию, когда он остаётся один. Однако когда он стал уж слишком капризным, отказываясь от некоторой еды, она снова приходила. Может, на самом деле, она была здесь чтобы беречь его? Она не сказала и слова, никак с ним не контактировала, кроме взгляда, но даже так было понятно, чего она хочет. Спустя длительное время врачи посчитали, что он действительно стал стабильным, поэтому позволили родителям его забрать, рекомендуя продолжать практики к психологом. А Жое? Она всё так же следует за ним, где бы он ни был, приходит, когда захочет, и уходит когда ей вздумается. Она даже в его голове такая ветренная и своенравная. Иногда он просыпался рядом с ней, иногда её не было слишком долго. Он научился говорить с ней мысленно. Хотя было бы правильнее сказать, что он не говорил с ней, а просто говорил сам. Так они могли общаться даже когда рядом было очень много людей. И никто не знал, что она была рядом с ним, хоть и умерла почти год назад. Папа брал его с собой на рыбалку, хоть в детстве он жутко ненавидел это. Сейчас же сидел смирно и ему даже удавалось иногда поймать мелких рыбёшек. Но он приезжал сюда только из-за Жое, потому что ей тут очень нравилось. Она могла сидеть рядом, рассматривая птиц, бросая камни в воду, а иногда просто сидела и наблюдала за маленькими рыбками, что плавали у пирса. В первый раз, когда он приехал сюда после выписки, мама долго его уговаривала, говорила, что ему нужно погреться на солнышке, подышать свежим воздухом и послушать птичек, что это никогда не сделало бы хуже. Но в тот раз, когда он таки поддался, Жое будто наградила его за это. Стоило ему впервые вытащить удочку из воды, демонстрируя всем небольшого карпа — его первый в жизни улов, она захлопала в ладоши и прижмурилась, будто действительно была рада. Она словно проходила игру, и чем дальше заходила, тем больше действий ей открывалось. Со временем она даже могла читать надписи на экране, озвучивать его переписки, но при этом, хоть и могла говорить, ни слова ему не сказала. Когда он услышал её голос впервые за долгое время, то сильно испугался и даже вскрикнул, отчего Анхель тут же прибежал к нему. Но она продолжала также читать названия книг на его полке, даже не оглядываясь. Он пытался позже говорить с ней, будто маленький ребёнок, что уговаривает игрушек или кота заговорить, уверяя, что никому не скажет, если это так. Но она молчала. И её улыбка часто ставила в ступор, особенно когда он просыпался, а она лежала напротив и смотрела на него, когда он просыпался среди ночи от кошмара, а она сидела на окне, смотря вглубь сада, а после поворачивалась, чтобы теперь наблюдать за ним. Однако позже он стал себя успокаивать, должно быть, там она счастлива, рядом с ней её папа, её друг, там люди, которых она знала когда-то. Поэтому она улыбается. А он так не может. Сидя в доме родителей, он даже думать о самоубийстве не мог. Психологу он не говорил, а родственникам тем более. Только по секрету шепнул Жое, когда она снова лежала рядом. А она улыбалась. Он говорил ей, что убьёт себя позже, что нужно ещё немного подождать, и они снова будут рядом. А она улыбалась, будто говорила, что будет ждать. В итоге он просто научился играть на публику, научился говорить верные вещи, чтобы ему не задавали неудобных вопросов, чтобы все вокруг стали спокойнее — лечение и отдых в кругу семьи пошли ему на пользу. Именно поэтому ему стали больше доверять. Если раньше он даже в сад сам не выходил, то теперь мог даже сходить за покупками. Он снова стал осваиваться, снова изредка говорил с соседями. Именно поэтому, стоило ему заметить приближение того самого дня, он рассчитывал, что его отпустят в Пекин, чтобы посетить колумбарий спустя столько времени. И, к слову, ему это удалось. Правда, из-за психотропного лечения пришлось воздержаться от поездки не машине. Может, поезд? Или самолёт. Но Жое ведь будет рядом, что тогда она будет делать? Приняв решение лететь самолётом, он выкупил сразу два места в бизнес-классе друг напротив друга, он выглядел грустным, будто его девушка не приехала, бросила его перед самим романтическим путешествием. Но Жое сидела напротив, смотря на облака. Раньше они часто говорили о чём-то вроде «А что, если бы...?». Она говорила, что будь у неё много денег, она бы хотела полетать на самолёте, чтобы увидеть океан, облака и грозовые тучи. Жое хотела увидеть много мест в этом мире, хотела бы побывать там, где иногда снимали дорамы. Однако её такие разговоры иногда даже расстраивали, ведь у неё не будет такой возможности никогда — у неё нет документов, а, значит, она никто. И сейчас, когда она смотрела на ночное небо, чтобы не пропустить восход солнца, выглядела особенно счастливой. Будто она была привязана к нему верёвками, и её душа не могла делать то, что хотела, поэтому была вынуждена быть рядом с ним, видеть его кислое лицо и слушать бредни. Пришлось снова связаться с Хуалин, и хоть они не договаривались о встрече, она пришла в колумбарий после него. Остановившись рядом, она многозначительно молчала, и ей не было что ему сказать, как поддержать его, но что-то ведь нужно было спросить? — Как ты? — она повернулась к нему, чтобы видеть, что он не станет врать. — Также, как и ты, — он неотрывно смотрел на фотографию Се Ляня. — Прошло так много времени, тебе стало хоть немного лучше? — Я стараюсь...стараюсь быть здесь, быть полезным, но… Я не могу быть тем же, что и раньше. — Никто из нас никогда не станет тем, кем был до их смерти, — Хуалин тяжело вздохнула. — Будто всё вокруг теперь другое. — А Мин И? Как Триада вообще? — Мин И… Он всё ещё управляет, не сказать, что идеально, но я стараюсь помочь. После того, что случилось, он оборвал всё связи вне Триады, даже с тем юнцом-блогером. Он ему после столько раз звонил, что я думала, это не прекратиться. Но он успокоился вскоре. А вот Триада… Есть проблемы, часть южных городов образовали собственную республику, они как бы с нами, но локальные решения принимают без нас, и деньги платят только за товар, а не как раньше. Но это и к лучшему, Мин И и без того зашивался. — И как только господин Хуа справлялся с управлением? — Эмин вздохнул. — Что ты будешь делать дальше? — Не знаю, я не думаю, что действительно готов искать работу сейчас, всё ещё ведь прохожу лечение. Да и в Триаду не могу вернуться, это… — Я понимаю, не собиралась об этом просить, но если что-то потребуется, ты же знаешь мой номер? — Это лишнее. — Нет, я серьёзно. Триада, в какой-то мере стала причиной твоего состояния, и... — Состоянию деньги не помогут. Тем более, господин Хуа был очень щедр со мной, и, если бы у меня когда-нибудь и были внуки, этих денег хватит и на них тоже. Мне ничего не нужно, правда. — Как ты переживаешь то, что её нет? — Она… Я не думаю, что это можно пережить. — Да, воспоминания о ней останутся с тобой навсегда, но можно научится жить с этим. — Я не хочу никого, кроме неё, я не знаю, как это сказать. После того, как это случилось, я понял, что больше ничего не имеет смысла, кроме неё. — Но её же нет, — Хуалин поджала губы, едва сдерживая слёзы. — Ты же знаешь это. — Она… Её нет, ты права. Но она здесь, она рядом. Хуалин только с болью наблюдала за ним, не совсем понимая, что он имеет в виду, однако худший из вариантов, как оказалось, действительно оказался правдивым. — Она говорит с тобой? Она говорит, что ты должен что-то делать? — с опаской спросила она. — Нет, — Эмин обернулся, чтобы посмотреть на Жое. Она смотрела на собственную фотографию рядом с урной, стоя совсем рядом. Она такая спокойная, будто и не понимает, что происходит. — Она только молчит, но теперь она почти всегда рядом, просто улыбается, смотрит на меня, на то, что происходит вокруг… Сейчас она смотрит на свою фотографию, и… — Ты сказал об этом врачу? — Нет, я, может, и псих, но точно не идиот. — Эмин, ну ты же знаешь, что так быть не должно! — она пыталась уговорить его. — Это ничего не изменит, — он качнул головой. — Я не хочу чтобы она исчезала, потому что я хочу показать ей то, что она хотела увидеть, когда её материальное тело было здесь. Она хотела путешествовать, летать на самолёте, увидеть целый список городов и мест, так что… Пока она здесь, пока я здесь, я хочу сделать то, что не смог сделать раньше. — Я и не думала, что она...была так важна. Ты говорил о ней, и я думала, что ты просто играешь, что это наивная влюблённость, но теперь, я, кажется, начинаю понимать, — Хуалин отвернулась, пытаясь сдержать слёзы, и только спустя несколько секунд снова заговорила, не скрывая дрожащий голос. — Я вижу, каково это, как тебе сложно. И я не верю, что ты действительно так спокоен, что всё прошло так гладко. Я думаю, ты лжёшь, чтобы в итоге сделать это, чтобы уйти отсюда к ней. Но, знаешь? В тот раз, когда я забрала у тебя пистолет, я думала только о себе. Если бы я не сделала этого, если бы я нашла тебя позже, ты был бы уже с ней, тебе бы не пришлось через это проходить! Поэтому я даже жалею, что помешала, хоть это и звучит как-то страшно… Я не могу просто отпустить тебя, но и держать я не стану, потому что я вижу...ну, что ты испытываешь, и как тебе тяжело из-за этого. — Ты должна была сделать это… Я не должен был уходить, не обьяснившись со своей семьёй, это было бы слишком жестоко… Жестоко говорить это даже сейчас, когда я хорошо знаю, какой конец выбрал и что всё равно оставлю их, но они хотя бы узнали настоящую причину, насколько я мог раскрыть им правду. А, значит, вскоре они смогут это понять. — Это эгоистично. Эгоистично заставлять их испытывать эту боль, но и эгоистично держать тебя тут. — Эгоистично было считать, что есть дела поважнее Жое. — Что? — Я оставил её и ушёл, сказал, чтобы глаз с неё не спускали, но продолжил вам помогать. Я знал, я уже тогда понимал, чем это закончится! И я знал, что должен сделать всё для того, чтобы она была в порядке, что этого бы хотел Се Лянь, но я оставил её и просто ушёл. Может, если бы она осталась там, и если бы я не отпустил её, вместе мы бы со всем справились, и всё бы закончилось лучше, чем могло бы быть? — Но этого всё равно не случится, Эмин. — Я знаю. Я виноват перед ней во всём, что случилось. Поэтому я хочу исполнить её мечту, прежде чем пойду за ней. И всё же, спасибо, что ты понимаешь меня. — Мне сложно тебя оправдать в этом, Эмин. — Я знаю, но ты всё равно не спасёшь меня второй раз. Я был рад встретить тебя, позаботься об Мин И, ладно? — Уже уходишь? — Ей надоело смотреть на эти фото, — Эмин устало проследил за Жое взглядом, не замечая, как болезненно Хуалин смотрит на него. — Эмин, я всё равно буду надеяться на лучшее, но… Это конец, да? — Я не думаю, что мы встретимся снова. Хуалин снова поджала губы, опуская взгляд. Слёзы так и просились, и теперь она не стала их сдерживать. Эмин всё равно не смотрел, он наблюдал за тем, как Жое снова к нему подошла. Теперь её улыбка не была такой весёлой, она выглядела спокойно, но всё ещё счастливо. Она стояла почти что рядом с Хуалин, а когда девушка вдруг потянулась, чтобы крепко его обнять, Жое тоже подошла ближе, впервые пытаясь с ним контактировать. Она будто показывала, что обнимает его через Хуалин. Он не чувствовал её рук, она просто исчезла в тот же момент, но он не мог не заметить этот жест. Хуалин стольким ему помогла, она вытерпела столько боли и предательств, что он чувствовал себя последним ублюдком, говоря с ней о своей смерти. Однако она была ему дорога, поэтому он тоже обнял её, крепко и очень сильно, может, потому что это был жест от Жое, через эти объятья он хотел показать свои чувства, надеялся, что она поймёт его. Хоть и знал, что Жое здесь нет, она не чувствует ничего, она ничего не знает! Он это знал. Он относился к смерти иначе, чем его родители, которые пытались убедить его, что она в Раю, что бегает по ромашковым полям и в целом очень счастлива. А когда придёт время, он тоже станет бегать с ней. Бред ведь. Он знал, что она мертва, она будто уснула и всё. Ничего больше не происходит. Её больше нет нигде, кроме как в памяти живых. А все эти бредни, про последние секунды жизни, свет в конце тоннеля, скорее, картинка, созданная мозгом, галлюцинация. Он не видел в этом оптимизма. Однако таки приступил к тому, что хотел сделать. Заказывать два билета, столики и номера на двоих, казалось, вошло в привычку. Она повсюду ходила за ним, наблюдая за тем, что он хотел ей показать. Эмин знал, что она просто его воображение, и по сути он просто занимается бесполезными вещами, но ему нужно было это пройти, нужно было закончить всё, чтобы хоть что-нибудь он сделал правильно. Однако чем больше они путешествовали вместе, тем хуже ему становилось. Он понимал, что всё идёт к завершению, а она стала так мало на него смотреть. Теперь она смотрела на картину. Весь день рассматривала огонь на картине. Почему-то в последнее время им часто попадались подобные картины, разговоры об огне. Может, это просто совпадения, но, казалось, он был везде, и вместе с этим, Жое стала реже идти за ним, оставаясь на месте. Будто чувствовала то, что он переживал. В этот момент он чувствовал себя жалким и грязным. — Я же пытаюсь сделать хоть что-нибудь! — закричал он, смотря на её фигуру. — Я правда хочу как лучше. Не злись на меня, я не могу уйти сейчас, сейчас ещё слишком рано! Но она даже не обернулась, чтобы на него взглянуть. Может, ждала чего-то, а, может, и так всё это знала и не нуждалась в объяснениях. — Анхель ещё слишком мал, я не могу оставить родителей на него. Я не могу пойти за тобой сейчас, но я очень хочу! Подожди меня ещё немного, я не боюсь, я приду, правда. А ведь он даже не знал, ждала ли она его? Может, ей невыносимо было бы снова видеть его рядом, поэтому она и пытается держать его тут до последнего? Знала, что он умрёт, поэтому внезапно появилась с первыми лучами весеннего солнца? Она, кажется, винила его во всём, что случилось. Ждала ли она его на той стороне? Он не знал. Он не мог решить, он спрашивал, снова впадая в состояние бесконтрольной истерики. А она не могла даже подсказать ему, что делать, просто смотрела на картину, игнорируя его рыдания. Такое уже случалось, накатываящая боль от эмоций захлёстывала его не впервые, иногда такое происходило и он долго не мог прийти в себя. В такие моменты его нужно было держать очень крепко, ему кололи успокоительное и он засыпал, все говорили, что в таком состоянии он совсем не контролирует себя и может сделать что угодно, даже не понимая этого. И речь не только о сломанных предметах, но и об увечьях окружающим, а также и себе. Она это знала, она уже наблюдает за ним слишком долго. Но рядом не было никого, кто смог бы ему помочь. Одним ударом за другим, он пытался заглушить боль внутри. Было так больно от ощущения холодного металла внутри, но затуманенным глазами он видел Жое, видел, как она продолжала смотреть на огонь. Упав на колени от бессилия, он опустил взгляд на руки, в которых был нож. Окровавленный настолько, что кровь капала на пол. Он упал на пол, беспомощно смотря на Жое, будто начинал осознавать. Словно ошибка в программе, она внезапно исчезла у него на глазах, и только после его веки смогли мирно сомкнуться навсегда.