Если не знаешь, смеяться тебе или плакать - смейся

— Сань Лан, что произошло? — спросил Се Лянь с таким страхом в голосе, что сквозь пелену во взгляде тот всё-таки услышал его. — Всё… нормально, гэгэ, всё хорошо, — поспешно ответил Хуа Чэн и хотел уже поднять ладонь, чтобы вытереть непрошенную слезу, но принц его опередил. — Но я же вижу, что что-то не так, — Се Лянь аккуратно прикоснулся к щеке, всё ещё пристально изучая эмоции на лице юноши. — Гэгэ, не о чем переживать, просто… — Что «просто»? Просто пылинка в глаз попала, да? — зная, что он будет продолжать отрицать произошедшее, Се Лянь даже начинал немного нервничать и злиться. — Сань Лан, я же знаю, что что-то случилось, неужели я не заслуживаю хотя бы знать, в чём проблема? Мне больно видеть, как ты считаешь, что не заслуживаешь даже на малейшее утешение. Его последние подозрения смешались в одном клубке. Разве не очевидно, что Сань Лан не считает себя достойным внимания и любви принца? А сейчас он, наверное, думает, что не должен был ему портить такое хорошее настроение своими проблемами. Однако пока что, несмотря на всю решительность, Се Лянь наблюдал только вдумчивый взгляд напротив. Юноша взял его ладони в свои, и поднял чуть вверх, нежно прикасаясь к коже губами. Не будь у этого действия такого контекста, Се Лянь бы улыбнулся, но пока что он не был готов отвечать ему взаимностью, переживая, что произошло нечто страшное. — Пожалуйста, — тихо сказал Се Лянь, выражая крайнюю степень участия и желания помочь. — Это такой пустяк, — прошептал юноша. — Не для меня, Сань Лан. Что случилось? Что я могу сделать для тебя? Сань Лан глубоко вдохнул, снова опуская взгляд, но принц подошёл ещё ближе, внимательно наблюдая. На его щеках не пробежало больше ни одной слезинки, но даже без них его лицо никак не могло справиться с эмоциями. — Ты можешь меня обнять? — спросил Сань Лан даже как-то нерешительно. Се Ляню это показалось странным, ведь… Почему он спрашивает? Однако желание сделать хоть что-то всё же было больше, поэтому он сделал ещё один шаг навстречу. Привыкнув принимать объятья, он даже осёкся, когда попытался обнять Сань Лана за талию. Наверное, прямо сейчас ему очень хотелось бы почувствовать себя защищённым и любимым, поэтому Се Ляню пришлось немного потянуться, чтобы обнять его за плечи, а после он выдохнул, расслабляясь. Получив ответные объятья, принц сразу же заметил, что юноша пытался быть как можно ближе, зарылся в его шею и просто молчал, будто получил какое-то ранение. — Всё будет хорошо, я буду рядом, — прошептал Се Лянь, поглаживая плечи, он лишь изредка слегка похлопывал ладонью, стараясь сделать хоть что-то. Он никак не мог заметить, как сильно нахмурился его Сань Лан, пытаясь сдержать горечь, что переживал прямо сейчас. Все эти чувства просто неконтролируемо накалились, собирались в один клубок, цепляя при этом и всё то, что доставляло хоть немного боли. Каким бы сильным он ни хотел бы быть, оставаясь для своего принца серьёзной опорой и утешением, он и сам временами нуждался в помощи и в простом осознании, что не он один будет справляться со своими трудностями. Было забавно наблюдать за тем, как люди внизу, в игорном зале, сходили с ума, не в силах остановиться всё продолжали и продолжали делать свои ставки на выигрыш. Хуа Чэн всегда был против игровых автоматов, хотя они приносили бы львиную долю дохода. Однако дело обстояло иначе в его представлении. С приходом технологий, разве настоящий азарт не стал иным? Нажимать на кнопки и рычаги было скучно, а вот наблюдать за оживлённой игрой, где человек действительно играет своей удачей и умом, разве так не лучше? Прослеживать психологию всех действий, видеть, как проступает пот и капает на белоснежный воротник рубашки, который жена накануне отстирала дочиста. Хуа Чэну нравилось наблюдать за угасающей верой, за невероятной слабостью, а после за возникающей злостью, которая продиктована желанием выиграть, отчего подопытный ставит всё больше и больше, веря, что сейчас удача точно поддастся. Да, он любит деньги, но больше ему нравится наблюдать. Поэтому он и обустроил эту комнату так, чтобы иметь возможность утолять свою жажду в эмоциях. Конечно, он понимал, что принц не стал бы разделять это, скорее, он бы злился, смотря на то, как люди ставят все свои деньги вместо того, чтобы позаботиться о семье. Да, он, несомненно, прав, но Хуа Чэна не интересует моральная сторона. Его интересует падение этой самой моральной стороны, как медленно, но верно, человек впадает в бездну. Пока принц рассматривал комнату, он заметил, как за одним из столов как раз происходила истерика. Несколько игроков, видимо, поймали удачу за хвост, а теперь наблюдали за тем, как мужчина рядом сходит с ума, потому что поставил крайне большую сумму денег, что было видно по фишкам. Крупье оставалась спокойной, но охрана стала подтягиваться к столу на случай, если мужчина начнёт настоящий разбой. Он вскочил и стал размахивать руками, доказывая, что система здесь устроена так, что все крупье попросту обманывают игроков, когда те ставят все деньги. Девушка в перчатках продолжала молчать, прекрасно понимая — один шаг в её сторону, или сторону гостей, и она может стрелять. Однако своей истерикой он зацепил рядом стоящий стол, люди за которым оглядывались на эти крики. Снова взмахнув рукой, он случайно ударил крепкого мужчину, который сидел неподалёку, и даже не заметил ошибку. Однако рослый мужчина не собирался сидеть спокойно, позволяя себя избивать, хоть даже не нарочно. Медленно развернувшись, он своей уверенностью приковывал взгляды всех, но не тех, кого нужно было. Продолжая что-то доказывать, разъярённый мужчина трясся от злости, не сразу заметив, как легко его схватили за шиворот. Совсем поздно он увидел, как на него несётся огромный кулак, а после его тело падает на пол, снося несколько стульев. Пауза, все молча наблюдают и не решаются даже подойти к молчаливому телу. Пока что никто не знал, что этот удар стал последним, что он почувствовал в своей жизни, спустя несколько минут он умер, так и не приходя в себя. Но Хуа Чэн следил отнюдь не за тем, как охрана сопровождала распорядительниц, чтобы осмотреть упавшего мужчину, чтобы оказать ему помощь. Его взгляд был прикован к лицу — спокойному и не сожалеющему. Он стоял, единственный из всех игроков, демонстрируя всем свою силу и мощь, будто кричал, чтобы никто не смел его трогать. Ни намёка на злость или ярость, он был крайне спокоен. Он снова обернулся, демонстрируя широкие плечи и крепкую спину, а после медленно сел на своё место, позволяя всем вокруг выдохнуть. Мало кто запомнил это лицо, но Хуа Чэну не нужно было запоминать, так как он хорошо его знал и помнил.

***

Он появился в доме неожиданно, но для мальчика это не показалось проблемой — он не помнил ничего до, поэтому ему казалось, что этот человек всегда был здесь. От него неприятно пахло улицей, и мальчик никак не мог понять, почему мама ничего не говорит? Стоило ему самому вернуться с прогулки, она чуть ли не вопила о том запахе, что он приносил. Этот же мужчина пах ещё хуже, но она ластилась к нему и никогда не говорила ничего плохого. Хоть ему и казалось, что он был всегда, но он заметил, что мама стала вести себя по-другому, она стала улыбаться. Наверное, она и правда счастлива сейчас? Возвращаясь домой измученной после ещё одного дня изнуряющей работы, она брала банку пива и садилась у окна, громко включая телевизор. Мальчик подходил к ней с осторожной улыбкой: — Мам, смотри, это мы с тобой на пикнике, — сказал он, протягивая ей лист с рисунком. Женщина несколько секунд смотрела на мальчика, болезненно скривившись. — Ты разве не видишь, что маме плохо? Почему ты снова пришёл? Я работаю так долго, чтобы тебе было что поесть, почему ты продолжаешь быть таким эгоистичным?! Я стараюсь ради нас, понимаешь? Отныне он просто рисовал в углу комнаты, зная, что мама, спящая на полу, на самом деле не спит. Выводя ровные линии и закрашивая глаза красным, он знал, что она снова пила много лекарств, а совсем скоро она проснётся и её вырвет прямо на пол, как многие разы до этого. Почему эти лекарства никак не вылечат её? Когда она убиралась в доме, выбрасывала все его рисунки, сминая их и бросая в корзину. Она приговаривала: «Нечего разводить мусор! Почему ты не займёшься чем-то полезным? От тебя одни проблемы, только попробуй снова взять мой блокнот!». Когда они впервые ужинали вместе, когда пришёл этот мужчина, он показался мальчику вонючим и мерзким, его запах раздражал, а резкие движения заставляли его прятать голову за руками. Мама в тот вечер была очень красивой, улыбалась. Она впервые поинтересовалась его рисунком, даже показала его этому мужчине, будто и правда гордилась тем, какие каракули получались у её ребёнка. — Слышь, ну-ка заткнись! — грубый голос снова прозвучал в адрес ребёнка. Мальчик сидел в своём уголке и рисовал, повторяя таблицу умножения, которую его учитель сегодня помог ему учить. Но его тихие разговоры мешали мужчине смотреть телевизор. Это было так важно, завтра учитель обязательно спросит таблицу умножения, поэтому малыш не мог просто замолчать, он лишь нахмурился и посмотрел в сторону кресла, где сидел мужчина. Не сказав и слова, он только встал на ноги и ушёл на кухню, надеясь спрятаться там от любопытных ушей, которым всё мешало. Но этот взгляд мужчина расценил уж слишком враждебно, пользуясь спокойствием ребёнка, он за два шага догнал его, схватил за руку и грубо потянул, ударяя ладонью по лицу. — Как ты смеешь быть таким упрямым, сукин ты сын? Ты хоть знаешь, что я сделаю с тобой, а?! — он говорил с ним, как со взрослым, но малыш совсем не понимал, что сделал не так. Ему совсем не нравилось, что его держат, ему больно, поэтому он скривился и попытался вырваться, почти что игнорируя то, как пульсировала щека от удара; в голове зазвенело. Но попытки вырваться мужчина понял совсем иначе, не видя разницы между взрослым и ребёнком, он только сильнее ударил мальчика, а после поднял за воротник школьной формы. Мальчик попытался вырваться снова, совсем не слыша ядовитого шипения, но он отчётливо помнил этот взгляд напротив, как глаза наливались кровью, а лицо искажалось в ненависти и жажде крови. Тогда почти не было страшно, он просто хотел слышать хоть что-нибудь. — Дорогой! — во входных дверях появилась женщина, видимо, только что прибывшая домой. — Отпусти его, если с ним что-то произойдёт… Мужчина медленно обернулся, переводя злобный взгляд на свою девушку, отчего её кровь похолодела. — Если с ним что-то случится, тебя посадят в тюрьму, успокойся, — попросила она. Крики были слишком оглушительными, поэтому мальчик опомнился, когда мама взяла его за руку. Он забился в угол и старался не слышать, но она медленно потянула его вверх. Он поднял глаза, замечая, что она снова плачет. Он уже не пытался сказать ей ни слова, потому что знал, что виноват в том, что она плачет, виноват в том, что ей тяжело. — Зачем ты это делаешь? — с горечью спросила она. — Ты же знаешь, что маме хорошо с дядей? Почему ты так поступаешь? Разве ты не хочешь, чтобы маме было хорошо? Дядя очень добр с нами, ты же видишь? Никому больше твоя мама не будет нужна, мне нужен дядя. Перестань быть таким эгоистом, иначе я буду жалеть, что оставила тебя, что не убила раньше. Из-за тебя… из-за тебя у меня нет ничего, ты отобрал у меня всё! Она говорила так спокойно… Если бы говорила громко, если бы кричала, он бы не слушал, он привык не слушать эти крики. Но она звучала так горестно и спокойно, будто от боли в сердце прерывалось дыхание. Мужчина ушёл, его мама плакала, сидя на полу в кухне, а мальчик стоял рядом. Он наблюдал сквозь пелену слёз — он не должен расстраивать мамочку, хотя и не понимал, как он обидел её. — Мама? — тихо позвал он, как только в руке оказалась салфетка. Он хотел отдать её маме, помочь хоть чем-то. — Не называй меня так! — завопила она, хватаясь за одежду мальчика. — Не называй! Я не ненавижу! Ненавижу! Её громкие крики больше были похожи на рёв дикого зверя, который умирал в поле, оставленный всеми вокруг, будто она отдавала свою душу. Она уже говорила такое, если бы он остался там, то снова увидел бы, как она набирает десяток таблеток, как давится ими, пытаясь глотнуть всё за раз, как снова её тошнит и как она снова плачет, порицая себя за никчёмность и нерешительность. Это было мерзко и страшно. Он сделал шаг назад, а потом ещё, и ещё. Упираясь в стену спиной, мальчик остановился. Он стоял неподвижно несколько минут. Медленно опустившись, он взял свой грязный ранец и куртку. Пока его мама убивалась слезами, избивая пол руками, он медленно ушёл. Было холодно, дядя ушёл, но скоро он снова вернётся. Спустившись по лестнице, он вышел в ночь. Узкая улица, напротив сидело несколько мужчин, от которых разило алкоголем. Группа подростков на другом конце улицы громко пела песни, матерясь друг на друга. Мальчик прошёл немного дальше, вниз по улице, где был дом одной старушки, которая иногда угощала его паровыми булочками. У неё горел свет, но мальчик боялся идти к ней. В прошлый раз она приняла его и накормила, но мама прибежала сюда и стала кричать на женщину, что она пытается отобрать у неё ребёнка, пытается вбить ему в голову какую-то чушь. Бабуля расстроилась из-за этого, поэтому мальчик не хотел снова доставлять ей неудобства. Несколько минут он стоял у её калитки, не решаясь войти. Подростки уже успели пройти мимо и свернуть на другую улицу, а он только сейчас решился открыть калитку. Рядом с лестницей стояла скамья, на которой бережно был сложен плед. Рядом стоял старинный стол, закрытый скатертью. На нём женщина раскладывала свою вышивку, сидя здесь летними вечерами, но сейчас было холодно, начался дождь. Взяв плед, мальчик залез под стол, быстро укутываясь в холодную ткань. Мальчик трясся то ли от страха, то ли от холода, боясь каждого шороха, ведь это могла быть мама или, того хуже, дядя. Однако в какой-то момент он перестал слышать шаги и странные звуки. Вместо них стало совсем тихо, только горихвостка пела из соседнего парка. Он уснул, упираясь в ножку стола, но никак не мог согреться. Становилось всё холоднее и холоднее, но он никак не просыпался, хотя его губы уже синели от холода. Возможно, он мог бы и не пережить эту ночь. Рано утром женщина медленно вышла на улицу, чтобы забрать газеты, что приносили ей каждый день. Опираясь на трость, она медленно прошла мимо спящего ребёнка, даже не заметив его. Кряхтя, она нагнулась, поднимая с земли газету, а после также медленно выровняла спину. Она развернулась и медленно пошла домой, рукой отряхивая газету от капель росы или дождя. Зацепившись, она едва ли не упала. Выругавшись под нос, она нахмурилась, посмотрев под ноги. Странно, а ведь она хорошо помнила, что выстирала плед, высушила его, но, кажется, оставила на скамье. Неужели ночью был такой сильный ветер? С усилием, но ей удалось наклонится вновь и достать рукой до прохладной и влажной ткани, однако стоило ей выпрямиться, она поняла, что не может забрать плед, будто он за что-то зацепился. Дёрнув ещё несколько раз, она снова наклонилась, подняла скатерть и только тогда заметила, что под её столом спрятался ребёнок. Тот самый мальчик из неполной семьи, что жила неподалёку. Ахнув, она не сразу заметила, что от света, что проник из-за поднятой скатерти, мальчик проснулся. — Ты был здесь всю ночь?! — спросила она, не понимая, почему мальчик не пришёл к ней за помощью. — Извините, тётя! — снова вспоминая, что за скандал учинила мама в прошлый раз, он почти что пулей вылетел из-под стола, прижимая к себе рюкзак. — Эй, подожди! — позвала она, желая узнать, что случилось и позаботиться о ребёнке. Мальчик заметил, что часть пледа намокла в грязной луже, а ведь он так приятно пах цветами! Ему стало стыдно и страшно, лишь повторив: «Извините, я правда не хотел!», он выбежал в открытую калитку и побежал вниз по улице, совсем не слыша, что женщина всё ещё пыталась его остановить. Он продолжал бежать до тех пор, пока не оказался в парке. Вокруг было много учеников в подобной форме, что и у него, но никто не обращал на обшарпанного и грязного ребёнка внимание. Было ещё слишком рано, поэтому он просто сел в коридоре у своего класса, там, где была батарея. Он сидел на полу и рассматривал рисунок, где он и мама стояли на траве, рядом лежал плед с корзинкой, а там было много-много еды. Он раз за разом наводил палец на улыбку мамы, гипнотизируя этот кусочек рисунка, отчего лист совсем надорвался и рисунок был окончательно испорчен. Убрав руку, ткань его рукава потёрлась о бок, отчего на листочек попало немного засохшей грязи. Он так сильно испачкал свою одежду, что снова будет сидеть в дальнем углу класса у открытого окна. Но его рисунок испорчен, лицо мамы испорчено, остались только растрёпанные волосы. Дрожащими руками он смял лист, достал из рюкзака новую тетрадь и пенал, а после глубокого вдоха снова начал рисовать, повторяя предыдущий рисунок. В этот раз он начал с мамы. Она широко улыбалась, её волосы теперь были красиво заплетены в косы, на ней была красивая кофточка и джинсы, а ещё милые туфли. Рядом с ней он начал рисовать дядю, но нарисовав овал лица, он не мог нарисовать черты, ведь ярость он ещё не умел рисовать. Только грусть и улыбку. Он подумал, что должен вспомнить, каким ещё видел дядю, а пока продолжал рисовать одежду. Он был в не такой опрятной одежде, на его джинсах, как и в реальности, были пятна от машинного масла, а на колене была заплатка. У него были большие ботинки, след от которых всё ещё красуется на его рюкзаке. Тогда он пнул портфель, и тот перелетел через всю комнату, заставляя мальчика упасть. Мальчик оставил его на кухне, так как ему очень хотелось записать в свой блокнот имя хорошего учителя, с которым он познакомился, но это оказалось ошибкой. Получив болезненный удар в спину, он упал и испортил несколько листов своего блокнота, где старательно попытался записать то самое имя. Весь день после он прихрамывал, но, почувствовав тяжёлую руку на себе, он сразу приготовился к худшему. «Будешь хныкать, я забью тебя до смерти, сучёныш!» — прошипел мужчина, снова отбрасывая мальчика на пол. — Эй, а что ты рисуешь? Мальчик снова открыл глаза, заметив, что едва ли не сжал рисунок в кулаке, но подняв взгляд, он увидел перед собой учителя, который очень весело улыбался, ведь был рад увидеть его. — Учитель, — растерянно ответил мальчик. — Можно я посмотрю? — Се Лянь протянул две руки, чтобы получить лист. За его спиной появилась охрана, мальчик не стал отдавать рисунок, а просто убрал руки, ведь они были грязными. В прошлый раз эти двое сильно ругались из-за грязи. Жест мальчика он расценил как согласие, поэтому аккуратно взял лист, чтобы рассмотреть рисунок. — О, Хун-эр так красиво рисует! Ты ходишь в какие-то кружки? — Нет, — мальчик отрицательно махнул головой. — А хочешь? Давай я запишу тебя? — с улыбкой предложил учитель Се. Но мальчик ничего не ответил, опуская голову. В коридоре было совсем темно, так что он хотел бы спрятаться, но его всё равно нашли. — Хун-эр, давай я отведу тебя в класс, — предложил юноша, протягивая ему руку, но мальчик побоялся прикоснуться к нему. — У тебя что-то болит? — Не нужно так с ним играть, ну хочет он побыть один, пускай посидит, ничего с ним не случится! — сказал один из юношей позади. — Не говори так, — Се Лянь только через плечо обернулся. — Хун-эр, не бойся, ты можешь мне верить. Ладонь, что открыто и с надеждой маячила перед глазами мальчика, не давала ему покоя, но он всё равно не взялся за неё. Он встал сам и взял свой рюкзак в руки, чтобы чем-то их занять и оправдаться, что не может подать свою руку, потому что она занята. Се Лянь на секунду опешил, но всё же улыбнулся. Поднявшись в полный рост, он только чуть похлопал мальчике по спине, приглашая идти следом. Стоило им выйти к открытыми дверям в класс, из которых заливалось много света, Се Лянь заметил, что форма мальчика не в лучшем виде. — Кажется, ты немного испачкался, — сказал Се Лянь, присматриваясь ближе. — Извините, пожалуйста, я не хотел, — чуть ли не плача, он шептал про себя, чем удивил юного практиканта. — Что ты, Хун-эр? — воскликнул он, снова садясь на корточки. — Все пачкают свою одежду, в этом нет ничего страшного! Только сейчас он заметил ещё один след на щеке мальчика — синяк наливался фиолетовым оттенком, что заставило принца не на шутку удивиться. — Что произошло? Тебя кто-то обидел? — спросил он, пытаясь достучаться до ребёнка, который снова включил плаксу, лишь бы не отвечать, потому что боялся, что снова ударят, поэтому просто продолжал шептать извинения. Се Лянь растерянно посмотрел на друзей напротив, будто советовался, что должен делать. — Му Цин, держи, вот моя карта, купи ему новую школьную форму и что-то из одежды, ладно? — Слушай, это не то… — Нет, именно то! — потребовал Се Лянь. — Давай, Фэн Синь останется со мной, так что можешь идти. Му Цин только резко выдохнул, забирая кредитку, он развернулся и громко зашагал прочь, оставляя принца присматривать за ребёнком. — Хун-эр, давай я отведу тебя в ванную? Мы поменяем твою одежду на чистую, давай? Мальчик снова не отвечал, но Се Лянь отвлёкся на только что пришедшего учителя, который являлся классным руководителем Хун-эра. — Он снова подрался, да? — даже без удивления спросил мужчина. — Не знаю, но синяк слишком большой, — Се Лянь глубоко вздохнул. — У него здесь есть сменка? — Спортивная форма, — кивнул мужчина. — Можно, я возьму её? Мужчина ушёл в класс и вынес небольшой пакет со спортивной формой. Как только Се Лянь взял мальчика за руку и отправился в спортивный зал к раздевалкам, учитель только посмотрел ему в след, качая головой. «Такие как он долго учителями быть не могут» — прошептал он, а после всё же ушёл в класс, чтобы начать урок. — Хун-эр, я не буду ругать тебя, ладно? Сейчас там никого нет, так что ты сможешь пойти помыться. Если ты захочешь, я могу помочь тебе, — спокойно сказал Се Лянь, сидя на коленях напротив мальчика. — Ты справишься сам? Мальчик кивнул, не поднимая взгляда. — Хорошо, вот, держи, переоденься в эту одежду. Если что, я буду здесь, ты можешь позвать меня, если тебе будет нужна помощь, ладно? Мальчик снова кивнул, стараясь всё ещё не поднимать глаз. С опущенной головой он всё-таки зашёл в душевую, оставляя принца одного. Сидя на низкой скамейке, он никак не мог понять, как узнать, что именно произошло с ребёнком? След от удара был слишком большим, чтобы можно было сказать, что это какой-то мальчишка, даже старшеклассники обычно такими огромными кулаками не располагают. Но удар такой силы вполне мог стать роковым, ведь он ребёнок, а его тело очень хрупкое, поэтому Се Лянь чувствовал серьёзную ответственность. Хун-эр мылся очень долго, уже почти закончился первый урок. Му Цин всё ещё не успел вернуться. Из-за длительной подготовки к сегодняшним урокам, Се Лянь долго не спал, поэтому сейчас всё больше и больше его клонило в сон. Юноша упёрся головой в стену и закрыл глаза, надеясь хоть немного отдохнуть. Отдалённо он слышал, как течёт вода, но совсем скоро он стал засыпать, и всё же не заметил, как мальчик наконец вышел из душевой. Он несколько минут наблюдал за лёгким спокойствием… и улыбкой на лице учителя. Будто чувствуя иголки под кожей, Се Лянь невольно проснулся, едва ли сумев сдержать пугливый возглас, ведь совсем не ожидал, что мальчик будет стоять над ним и наблюдать. — Ты уже закончил? — спросил юноша, получив кивок в ответ, он ещё раз улыбнулся. — Давай высушим твои волосы. Се Лянь подошёл к зеркалу и позвал к себе мальчика. Он оставил на скамье грязные вещи и только сейчас стало заметно, каким мешковатым на нем выглядел его костюм, он выглядел как маленький медвежонок, отчего Се Лянь продолжал невольно улыбаться. Подключив фен, он при помощи второй руки стал просушивать пряди смолисто-чёрных волос, совсем не замечая, что мальчишка наблюдает за ним в зеркале. Когда с процедурой было покончено, Се Лянь вынул вилку из розетки и оставил фен на столе, ещё раз укладывая волосы мальчика. — Учитель? — позвал мальчик. — М? — отозвался юноша, беря мальчика за руки и присаживаясь рядом. — Почему ты улыбаешься? Даже когда спишь, ты улыбаешься. — А, ну… мне нравится проводить с тобой время, — честно ответил юноша, наблюдая за лукавыми глазами, которые наблюдали за ним из-за чёлки. — Можно просто быть тут, да? Чтобы ты улыбался. — Хм, — Се Лянь посмотрел вверх. — Да, просто будь здесь и всё будет хорошо! Мальчишка задумался, чуть нахмурившись, но Се Лянь продолжал легко улыбаться, не понимая, почему он вдруг об этом заговорил. Все ещё сидя на корточках, юноша продолжал наблюдать за тем, как старательно мальчик думал, как щурил нос, красный от горячей воды. Несмотря на след от удара, Хун-эр выглядел милым ребёнком, особенно когда хмурился, отчего на маленьком носике появлялись едва заметные морщинки, из-за которых он был похож на котёнка. Это заставило принца улыбнуться ещё шире, убрав несколько прядей волос на лице мальчика, он с улыбкой едва поцеловал мальчика в крохотный носик, вызывая у того несоизмеримо огромное удивление. Но учитель только взял его за руку и повёл за собой, всё ещё оставляя мальчишку в раздумьях. Это казалось такой простой истиной. Почему учитель рад тому, что он просто есть? А мама из-за этого злится. Он думал об этом до самого вечера, пока не пришёл домой. Никто даже не заметил его. А после он пропал на несколько недель. Мальчик не ждал, что кто-то придёт, но учитель приходил к нему каждый день, он улыбался. Потом он снова пришёл домой, но всё было как всегда — дядя пил пиво, а мамы всё ещё не было. Он прошёл дальше, в самую глубь комнаты, чтобы никому не мешать, этой ночью мама не вернулась домой, отчего дядя был очень зол. Он выпил так много, что весь проход на улицу был заставлен бутылками. Утром, собираясь уйти, мальчик случайно зацепил одну из них, отчего все они упали на пол. От громкого шума мужчина проснулся и почти что заревел. Не будь он настолько сонным, мальчик не успел бы избежать мести за испорченное утро. А после оказалось, что его учитель должен уйти, больше никто не станет улыбаться только потому, что мальчик просто был рядом. Он очень хотел бы подарить маме цветы, чтобы она снова улыбнулась, он всю зиму думал об этом, потому что видел по телевизору, как другие тёти улыбаются и обнимают своих детей, когда те дарят им даже одуванчики. Но в тот день он собирал цветы не для того, чтобы отдать их маме. Малыш отдал их своему учителю и ни на секунду не пожалел. Он на слово поверил, что его учитель принц, что они снова скоро увидятся, когда он вырастет и станет совсем большим. Ему было грустно до конца дня, потому что больше никто не забирал его на перемене, больше никто не будет ждать его после уроков, чтобы покормить, но ему хотелось верить, что когда-нибудь учитель снова его найдёт и снова будет улыбаться. И вот он снова дома, улыбается, снова хочет записать самое важное имя. Никого вокруг не было, поэтому он спокойно шептал таблицу умножения, аккуратно выводя иероглифы, из которых едва получилось его любимое имя. Он поставил блокнот к стене, чтобы каждый раз смотреть на него, делая уроки, чтобы придавать себе силы и терпения, чтобы точно сделать все задания и стать умным, как говорил учитель. Только закончив с математикой, он даже обрадовался, когда мама пришла домой, он хотел было похвастаться, что сам делает уроки, но заметил, что она была не в настроении. Сбросив сумку с плеча на пол, она остановилась на кухне, смотря на него устало и выжидающе, может, наслаждаясь тем, как медленно сползала улыбка с его лица, сменяясь испугом и готовностью извиниться за что угодно, лишь бы мамочка не злилась. — Ты… почему ты не можешь быть таким, как все? Почему у всех дети нормальные, а у меня… Твой учитель унизил меня, знаешь? Сказал, что я плохая мама. Ты же тоже так думаешь? Я плохая, да? Должна была о тебе позаботиться… А кто бы позаботился обо мне? Ты мало того, что не можешь и дня спокойно просидеть, так ещё и в школе меня позоришь, хочешь, чтобы я стала ещё несчастнее? Ты одним только своим видом заставляешь меня жизнь ненавидеть! Ты хочешь, чтобы я ненавидела тебя? Ты же не хочешь, чтобы мама стала плохой? Тогда хватит доставлять проблемы! Она будто сходила с ума, едва ли контролируя себя. Взявшись за нож, она просто стояла напротив трясущегося тела мальчика, который даже не в силах был заплакать, так как перед глазами стоял обезумевший образ юного ученика, который совсем недавно ранил его таким же ножом. Только в этот раз учитель его не найдёт, не спасёт. А он так и не вырастет и не станет умным. Он не замечал, но руки женщины тоже тряслись — она была переполнена гневом то ли на себя, то ли на мальчишку, но при этом никак не могла решиться прекратить всё за один раз. Её смелости хватало только на заведомо маленькую дозу успокоительных, чтобы всё равно проснуться, но никак не на убийство. Её трясло от ненависти к себе, от желания убить себя же, вот этим ножом, что был в её руках. Всё ещё давясь слезами, она сползла вниз по тумбе, совсем не находя сил даже чтобы стоять. Ей становилось только хуже, когда она видела эти испуганные глаза напротив. Пока его не было, они с любимым были так спокойны, всё было так хорошо. Почему она совершила эту ошибку, почему решила оставить его? Она плакала часами, виня и себя, и его, пока не пришёл её мужчина. Он на несколько секунд остановился в проходе, так как женщина обессиленно дышала, держа в руке нож, а в нескольких метрах от неё стоял мальчик, испуганно на неё смотря. Понимая, что она снова не в себе от злости, он просто медленно снял с себя куртку и обувь. Пройдя к ней, он присел рядом и взял её руку в свою. — Дорогая, подожди немного, — сказал он. Достав из кармана тонкий шприц, он взял её руку в свою, мягко погладил кожу. Сняв колпачок, он медленно вколол иглу в кожу, ввёл прозрачную жидкость, совсем чуть-чуть. Спустя минуту мама перестала трястись, затуманенные глаза блуждали вокруг, вскоре сменяясь улыбкой. Ласково убрав волосы с её лица, мужчина несколько секунд за ней наблюдал. — Всё скоро будет хорошо, вот увидишь, — прошептал он. Мальчик всё ещё боялся, даже видя, что мама улыбается, что ей хорошо. Особенно сильно он почувствовал страх, когда дядя встал и подошёл к нему. Взяв его за руку, он вывел мальчика на улицу и остановился. Мужчина закурил, отчего вокруг стало невыносимо вонять. — Твоей маме плохо, — сказал мужчина. — Ты хочешь, чтобы маме было плохо? Мальчик отрицательно замахал головой, держа её опущенной. — Вот и хорошо. Ты ей не нужен, она не любит тебя, поэтому тебе здесь больше не место, — коротко сказал он и снова затянулся. — Ты же сделаешь это, чтобы мама была рада?.. Вот и хорошо. Идём. Мужчина затушил сигарету о стену. Никогда раньше он не говорил с мальчиком так спокойно, что ещё больше заставляло его оцепенеть, но он послушно шёл следом, не совсем понимая, что происходит. Поначалу было темно и тихо, но вскоре вокруг появилось много людей, громкий смех и звуки драк доносились отовсюду, поэтому мальчик старался не отставать. Мужчина свернул в переулок и несколько раз ударил в дверь кулаком. В тёмном переулке его залил слабый свет из дома, мужчина напротив осмотрел его и взглянул на мальчика за его спиной. Секунду он просто наблюдал, а после позволил им войти. Дядя вошёл первым, остановился у стола, который был окружён довольно враждебными мужчинами. Они похвалили его за смелость всё-таки прийти, несмотря на долги, но он сказал, что пришёл всё уладить. Он указал на мальчика, а после все вокруг посмотрели на него, отчего он чувствовал себя незначительным и слишком слабым.

***

Он будто прямо сейчас видел на себе эти хищные взгляды, но, стоило ему осмотреться, он вспомнил, что находится у себя дома, напротив него сидит его принц. Медленно закрыв глаза, принц просто покачал головой, не в силах снова спрашивать. Он едва ли уговорил его уйти из казино, но что бы он ни делал, что бы ни говорил, Сань Лан молчал, отчего Се Лянь чувствовал опустошение, ведь не знал, что ещё сказать. Подсев чуть ближе, Се Лянь снова внимательно посмотрел на юношу. Стоило ему в прошлый раз обнять его, тот будто перестал слышать всё вокруг, крепко сжал объятья и долго не опускал рук, словно желал избавиться от огромной дыры в своём сердце. Сейчас, стоило принцу снова положить ладони на его плечи, Хуа Чэн снова поднял глаза, стыдясь, что играет какую-то драму. — Я люблю тебя, — снова повторил принц. — Гэгэ, — тихо позвал юноша. — Да? — Ты всегда улыбаешься… Улыбаешься, когда рядом со мной. Я так рад, что ты улыбаешься. Се Лянь просто наблюдал, не зная, что отвечать. — Это… потому что я рядом? — Конечно, Сань Лан, ты моя драгоценность и я не могу не улыбаться, когда ты рядом. — Почему? — спустя паузу спросил юноша. — Потому что это мы с тобой, — сказал Се Лянь. — Потому что из-за тебя я счастлив. — Почему? — Почему ты делаешь меня счастливым? — с удивлением спросил Се Лянь. — Потому что ты особенный, потому что это ты. — Разве… не нужно заслуживать? Чем я заслужил твою улыбку? — Что? Почему ты…? — Ты так счастлив, но разве я действительно заслужил то, что ты рядом со мной? Ты делаешь меня таким счастливым, каким я не был никогда, даже когда ты просто смотришь на меня. Но что я сделал, чтобы заслужить твои чувства и твою радость, твою улыбку в моём присутствии?! — Сань Лан, — даже как-то требовательно позвал Се Лянь. — Что ты… как ты можешь говорить это?! Что значит «заслужить»? Эй, посмотри на меня! Се Лянь выглядел решительно, взяв лицо юноши в свои руки. Он требовательно смотрел на него, пытаясь понять, что же это за шутка? — Что, по-твоему, значит, заслужить любовь? Что за глупости? Как ты можешь говорить это? Как ты можешь думать о таком?! Послушай меня, Сань Лан, любовь — не то, что можно заслужить! Это то, что просто есть, что не нуждается в благодарности и извинениях, понимаешь? Я просто люблю тебя за то, что ты есть в моей жизни, за то, что делаешь всё вокруг особенным, за то, как ты мил со мной, как искренно меня любишь, за твои неожиданные поцелуи и объятья, слышишь? В конечном итоге, кем бы ты ни был — это будешь ты, и всё ещё будешь делать мою жизнь особенной, осмысленной и красочной. Ты никак и никогда не заслужишь любовь, понимаешь? Это не деньги или уважение, которые можно заработать, понимаешь меня? Я люблю тебя по факту того, что ты есть, я улыбаюсь тебе, потому что это ты, я смотрю на тебя, потому что это ты. Это всё глупости, Сань Лан, брось это! Он хоть и говорил без нежности, желая доказать свои намерения, но говорил правду, и всё же никак не мог спокойно видеть, как Сань Лан реагировал на его искренние слова о любви и верности. Он опускал лицо и взгляд, будто стыдился, считая себя недостойным этой честности и правды, однако принц не отпускал его и продолжал смотреть на него, уже и не зная, что ещё сказать, чтобы тот наконец понял, что никто не заслуживает любви и заботы больше, как он сам. — Почему…ты считаешь, что не заслуживаешь этого? — спросил Се Лянь с горечью, что отражалась в слезах, что стояли в его глазах. — Почему ты думаешь, что не должен получать любовь, что настолько сломало тебя? Расскажи мне, Сань Лан. — Ты… Тебя это расстроит, — Сань Лан поднял взгляд, не в силах даже проявить хоть какие-то эмоции. — Меня расстраивает то, что ты молчишь. Я будто бьюсь о стену, понимаешь? Мне невыносимо прямо сейчас пытаться сделать хоть что-то, когда я не понимаю, что происходит. Я хочу знать, я хочу понять тебя, Сань Лан. — Гэгэ, это всё не так страшно, правда. Се Лянь устало опустил голову, понимая, что уже точно испробовал все адекватные методы добиться ответа. — И что теперь делать? Ты думаешь, я могу просто взять и оставить тебя, уйти домой? Сказать тебе: «Спокойной ночи, завтра увидимся»? — Я знаю, что ты не будешь спокоен, поэтому и злюсь, потому что не могу себя контролировать. Я не хочу реагировать на это таким образом, почему я не могу просто хотя бы на пару минут погрустить и успокоиться? Всё это и правда незначительно, этого нельзя изменить, но я заставляю тебя волноваться, — юноша говорил так быстро, казалось, за весь вечер он впервые сказал сразу так много, поэтому Се Лянь даже удивился. — Ты же знаешь, что, даже если этого нельзя изменить, это не делает проблему незначительной? — спросил Се Лянь. — Ты не можешь изменить её, но можешь поменять своё отношение к ситуации. — Я не знаю, что с этим делать, будто я… Будто я противоречу сам себе. — Ты не хочешь, чтобы я знал об этом, да? Если ты не хочешь говорить, ничего страшного, но мне, наверное, стоит спросить, хочешь ли ты, чтобы я сейчас остался с тобой? — Хочу, — Сань Лан кивнул, опуская плечи. Он будто обмяк, но на самом деле прильнул к принцу напротив и обнял его, утыкаясь носом в плечо. — Я не хочу тебя обижать и расстраивать, гэгэ. — Я знаю, — Се Лянь выдохнул, поглаживая волосы юноши, всё ещё гадая, что же могло такого произойти, чтобы настолько сильно выбить того из колеи. Пока они были ещё в казино, Сань Лан долго молчал, просто обнимая принца, но после длительных уговоров сказал, что хочет домой. Казалось, что он не в себе, настолько туманным был взгляд, будто ему в напиток что-то подсыпали. Се Лянь действительно переживал, что нечто подобное могло произойти, ведь раньше уже такое случалось. Юноша тяжело вздохнул, полностью расслабляясь, будто приходил в себя. Когда Жое плакала, а после успокаивалась, то тоже так глубоко вздыхала. Се Лянь просто гладил юношу по волосам, спокойно и непрерывно дыша. — Я видел там… — коротко сказал Сань Лан совсем тихо и приглушённо, отчего принц невольно затих и затаил дыхание. — Я не знаю, кто он… отчим? — Это человек из твоего прошлого, да? — Да, я не знаю, кто он… кем он был. Он просто жил с нами. — Он тебя обижал? — осторожно спросил Се Лянь, не прекращая гладить юношу по голове, всё больше удивляясь, что тот сейчас спокоен. — Мог ударить, там… Много всего было. — Тебе неприятно его видеть, да? — Я не знаю, — Сань Лан снова глубоко и протяжно вздохнул. — Ты его боишься? — Нет, но… Я не знаю, что чувствую. Меня словно сковывает, я ничего не чувствую. И сразу много что вспоминаю. Я не знаю, то ли страх, или ненависть… Я не хочу этого чувствовать! Се Лянь чуть помедлил, складывая кусочки пазла в одну картинку. Ему было ясно, что Сань Лан терпел издевательства в детстве, но сейчас чувствовал себя уязвимым и совсем не хотел показывать свою слабость, не хотел чувствовать эти эмоции перед лицом того человека. И его чувства были понятны — Сань Лан уже взрослый, он сильный и всего, что есть в его жизни, он добился сам, поэтому логично, что он хочет чувствовать независимость в этих эмоциях. И как-то медленно, но Се Лянь всё же вспомнил, что, когда ещё стажировался в школе, в один из дней он увидел слишком большой синяк на лице мальчика, он ещё тогда подумал, что это неправильно, даже не взирая на то, что Хун-эр всё же был довольно активным и не всегда получал боевые ранения за просто так. Сейчас это воспоминание, в свете того, что сказал юноша, имело совсем другой окрас. — Помнишь, ты показывал мне рисунок? Там была женщина и мужчина без лица? В тот раз у тебя был синяк на лице. Это сделал он, тот мужчина? — осторожно спросил Се Лянь, но стоило ему заметить, что юноша кивнул, он на секунду замер. — Я хотел закончить рисунок, но не знал, какое лицо ему нарисовать. Мама говорила, что она чувствует себя счастливой с ним, просила, чтобы я не мешал. Он злился на меня, кричал на неё и уходил, а она плакала, говорила, что я всё у неё забираю, что ей плохо без него. Я хотел, наверное, закончить рисунок, но себя я не нарисовал, потому что со мной маме было плохо — она бы не улыбалась, будь я там, на рисунке. Юноша говорил прерывисто, копаясь у себя в голове, но он не заметил, что принц чуть замер, что перестал его гладить или успокаивать. Только когда они оба замолчали, он заметил нечто неладное, но не успел что-то сказать, как услышал сверху голос, полный горечи, скрытой в шёпоте, от которого болело горло: — Почему ты не сказал мне тогда? — без обвинений, но Се Лянь не мог поверить, что сам не сделал ничего, чтобы исправить ситуацию. — Я говорил, я говорил раньше, но что это меняло? — он внезапно выпрямился, но без обвинений просто никак не мог понять, что именно должен был сделать. — Я говорил раньше, учитель звонил маме, и она злилась ещё больше. Он не кричал, но эта безысходность не давала ему себя контролировать, отчего его руки снова тряслись. — Я бы всё сделал, если бы знал, что такое происходит, Сань Лан, — ещё более невыносимо было видеть, что Его Высочество едва ли сдерживает слёзы. — Я знаю, гэгэ. Сейчас я знаю, но… я не понимал, мне было страшно. Не вини себя, я бы всё равно ничего не рассказал. Это бы расстроило маму ещё больше. Се Лянь нервничал, в горле пересохло, но он старался держать контроль, старался не винить себя в случившемся, потому что в первую очередь в помощи нуждался именно его Сань Лан, он должен собрать все свои силы и сделать всё возможное, чтобы помочь. Он снова приблизился к юноше, взяв его лицо в свои руки, закрыл глаза и коснулся лбом его головы, всё ещё едва сдерживая слёзы. Будто он мог вот так забрать его переживания и страх, но никак не получалось, отчего он чувствовал ещё большую безысходность. Сань Лан недолго молчал, зная, что снова заставил принца волноваться, но сейчас у него просто не было сил переживать или снова себя винить, выгрызать нервы. Но чем больше говорил Сань Лан, тем меньше контролировал себя принц, потому что не мог поверить, что с ним происходило столько вещей. Его бросало в дрожь только от того, что он знал, что юноша рассказал не всю правду о том, что с ним происходило в подвалах Триады, а здесь открываются такие подробности. Он никак не мог понять, как можно было поступать так с ребёнком? Его это гложило до самого последнего момента. Открывая рот, он хотел бы сказать хоть что-то, но изо рта выходил только воздух, потому что он не знал, что должен говорить. Но даже так, он не прекращал слушать обрывистые фразы, ни на секунду не прекращал представлять это, то ли сжимая объятья, то ли хватаясь за одежду Хуа Чэна, не в силах справиться. Картины, что рисовались сами собой, стоило Сань Лану ещё хоть слово сказать о своей матери, приносили сильную боль и ещё бо́льшую горечь. Всё ещё касаясь лица Сань Лана, он был слишком близко, но недостаточно, чтобы отобрать то горе, что скрывалась в шёпоте — надорванном и нервном. Се Лянь впервые чувствовал это отторжение между ними, ведь он видел и слышал боль, которая охватывает его любовь прямо сейчас, но, что бы ни делал, никак не мог достучаться, чтобы поделить боль на двоих. Когда Се Лянь утопал в жутких воспоминаниях, не в силах справиться с одолеваемой его болью, стоило только Сань Лану прикоснуться, как тут же становилось легче, пока он слушал и обнимал, всегда становилось проще. Но он так боялся, что всего этого не хватит, чтобы хоть немного облегчить ту боль, что он слышал и видел. Он шептал, прерывисто говорил о том, что помнил. Теперь уже не казалось странным, что он почти не помнит ничего — только маленькие отрывки, которые сами собой складывались в одну отвратительную картину. Он уже не чувствовал боль, как только рассказал о том, как пытался записать имя Се Ляня в свой блокнот, потому что боялся забыть. Слушая разговоры детей, которые всячески его избегали, он немного завидовал, потому что они помнили так много вещей. Поначалу ему казалось, что он просто обладает плохой памятью, что где-то в его голове и радостные пикники, походы в парк и много мороженого, казалось, он просто плохо помнил все эти радости. Поэтому, когда он почувствовал, что стал очень счастливым, когда он понял, что ему нравится запах человека рядом, он непременно хотел запомнить о нём всё, оставить весомое доказательство о том, что они были близки. Казалось, стоило принцу услышать об этом, как он сломлено опустил голову на несколько секунд, он точно винил себя в том, что случилось. Но никак не переставал повторять, что в итоге всё будет хорошо, что он никогда не позволит никому так поступать с Сань Ланом, что защитит, что больше никогда не уйдёт и не оставит его одного. Сань Лан пытался сказать, что никогда его не винил, но принц будто просто не слышал, как мантру повторяя, что никогда больше не допустит этого. — Я знаю, — измучено сказал Сань Лан. — Ты всегда меня спасаешь, гэгэ. — Я оставил тебя в итоге, разве нет? Если бы я додумался до того, чтобы попросить кого-то из дворца заняться этим вопросом, так бы не случилось! — Они бы забрали меня оттуда, но неизвестно, куда бы я попал, понимаешь? Гэгэ, ты не должен винить себя, разве в этом не виноваты те двое? Не бери на себя их вину! — Вина лежит не только на тех людях, но ещё и на твоём учителе, который не сделал всего, что было в его силах, а ведь он видел ситуацию. Почему ни я, ни он не подумали, что странно, что твои родители не реагируют на то, что ты две недели дома не появляешься? — Этого всё равно нельзя изменить, гэгэ, — Сань Лан взял руку принца, что бережно держала его лицо, чтобы коротко поцеловать её, и снова прижаться щекой. — Всё это случилось, просто произошло. Если бы они этого не сделали, меня бы не было здесь. Представь, что бы было со мной, останься я там? Я бы убил себя, если бы не стал таким же, как они. А если бы ты забрал меня оттуда? Пускай в другую семью, я бы всё время думал о том, что виноват, что я недостаточно хорош. Для меня это выглядело бы как наказание за то, что я не делал свою маму счастливой, доставлял ей столько неудобств… — А сейчас…? Что ты думаешь сейчас? — будто хватался за ещё один шанс, Се Лянь открыл глаза, понимая, что всё ещё находится в паре сантиметров от лица Сань Лана. — Головой я понимаю, что всё это было неправильно, что она была той, кто во всём виноват. — А внутри? Что тебе сердце говорит? — Я не знаю… я не понимаю этих чувств, может, это страх или ненависть? Но я никогда не хотел вернуться домой! Даже когда меня в подвале держали и заставляли драться за еду, я ни разу не попросил вернуть меня домой! — Потому что тебе сказали, что без тебя маме лучше? — тут же спросил Се Лянь. Сань Лан замолк, внимательно смотря в глаза принца и понимая, что он отчасти прав. Будучи ребёнком, он хотел сделать как лучше, но никак не понимал, что именно от него ждут, поэтому считал себя глупым. Злился сам на себя, пока эта злость не переросла в нечто большее, что заставило его с отторжением думать о родителях. Сейчас же он не мог сказать, что за чувства в нём таятся — желание найти общий язык, понять, что тогда происходило, убедиться в чём-либо. Может, она сожалеет? Но если он снова её найдёт, пускай и посмотрит издали, не будет ли он слишком надеяться, что она жалеет о том, что позволила увести своего ребёнка, что не была достаточно любящей? А если он будет надеяться, а по итогу увидит её счастливой? Что, если у неё есть другие дети, которых она любит? Он оставался стоять на месте. Рисовал на листе раздорожье, увивая его деталями, ведь слышал, что этот приём помогает принять решение. Взвешивал все «за» и «против», рисовал новые дороги, но так и оставался перед ними, совсем не решаясь сделать шаг. Возвращаясь к этому снова и снова, он просто сидел и смотрел на лист, так долго и муторно, что, казалось, вся жизнь протекает мимо. Как и сейчас, он совсем не понимал, что произошло. Кромешная темнота вокруг, но ему было тепло. Прикосновение к его руке, казалось, он чувствовал всё время, но сейчас особенно ярко. Присмотревшись, он только сейчас заметил силуэт принца, который просто сидел рядом и держал его руку в своих руках. — Гэгэ, почему ты не спишь? — тихо спросил юноша. — Как ты себя чувствуешь? — тут же спросил Се Лянь. — У тебя температура поднялась, кажется, ты потерял сознание. — Всё хорошо, не переживай, — Сань Лан попытался звучать убедительно и даже немного счастливо. — Ложись спать. — И всё же, давай ещё раз измерим температуру, — Се Лянь никак не унимался, переживая, что не смог действовать правильно, чтобы предотвратить настолько серьёзные последствия. Сань Лан просто позволил ему убедиться в том, что всё хорошо, а после всё-таки настоял на том, чтобы принц тоже отдохнул. Несмотря на головную боль, юноша внимательно слушал то, что говорил ему принц, наслаждаясь той близостью, что он мог испытывать, лёжа у него на груди и упиваясь крепкими объятьями. Он чувствовал себя защищённо, хоть и обессиленно. — Гэгэ, не нужно так убиваться по этому поводу. Я не пытаюсь тебя успокоить, а лишь констатирую факт — ты и правда мне очень помогаешь. И сейчас, и тогда. Я бы не стал никем, если бы не помнил или не знал тебя. — Это не настолько сильно зависело от меня. — Ты не прав, гэгэ, — снова пожаловался Сань Лан. — Ты же читал, да? Читал ведь мой дневник? Я всегда думал о тебе, ты всегда был для меня примером для подражания. Я знаю, что многое из того, что меня окружало, было неправильным, но я это понимал только благодаря тебе, понимаешь? Если бы тебя не было, в конечном итоге, я бы считал, что спать под столом в мороз — нормально, что никому нет дела до моего здоровья — нормально. Благодаря тебе я боролся и вырвал себе место здесь и сейчас. Я бы просто жил с мыслью, что моя мама права, что я плохой, не будь ты рядом со мной хотя бы немного! Твой вклад здесь действительно огромен, гэгэ. И даже сегодня… когда я вижу его, мне становится не по себе, надолго мне становится плохо, иногда даже на несколько дней, но благодаря тебе я уже сейчас чувствую себя намного лучше. — Правда? Ты же не пытаешься меня уговорить? — опасливо поинтересовался Се Лянь. — Нет, я говорю правду, гэгэ всегда меня спасает и делает счастливым, — снова честно сказал юноша, ближе прижимаясь к любимому. — Сань Лан, но… — Се Лянь вздохнул, не зная, как подобрать слова. — Я чувствую себя очень плохо, когда ты говоришь, что ты не заслуживаешь моего внимания. Прекрати так думать, пожалуйста. Дело не только в том, что это обесценивает моё внимание и мою любовь к тебе, я просто чувствую себя ненужным, когда ты так говоришь, будто тебе всё равно, что между нами происходит. — Странно, что… ты правда так это чувствуешь? — Сань Лан поднял лицо вверх, чтобы взглянуть на принца. — Да, мне тяжело это слышать, особенно сейчас. Потому что никто больше не заслуживает любви и заботы так же, как их заслуживаешь ты, понимаешь? Тебе нужно всё время себе это повторять, ведь не только я люблю тебя, Жое тоже о тебе переживает, Эмин и Ша Хуалин — может у них нет настолько отчётливых чувств, но, я уверен, они тоже переживают о твоём состоянии искренне. И, нет, я не хочу сказать, что ты слабый, потому что рос в неправильной семье, а теперь должен получать повышенное внимание. Ты сильный, очень сильный и смелый, поэтому тебя должны окружать те, кто любит тебя и ценит по достоинству, понимаешь? — С тобой в это легче поверить, — сказал Сань Лан, устало улыбаясь. — Знаешь, но… Может, стоит подыскать для тебя специалиста? — Ты имеешь в виду мозгоправа? Я не хочу этим заниматься, гэгэ. — Почему? Не хочешь распространятся о личных проблемах? — И это тоже. Я никому не могу верить, в моём положении я могу верить только тебе и себе, даже Эмину и Хуалин верить на сто процентов нельзя. — А если, ну… Анонимные сеансы попробовать? Хочешь, я поищу какую-то терапию для тебя, буду с тобой вместе заниматься? — Тогда у тебя совсем не будет времени, гэгэ. — Сань Лан, это важно, — коротко констатировал факт Се Лянь. — С этим нельзя медлить, потому что проблема будет всё серьёзней и серьёзней. — Гэгэ, всё не так плохо. Может, мне просто убить их? — Сань Лан, это не решит проблему. — Это уменьшит шанс на то, что я снова выйду из строя. — Нет, не уменьшит. Это может сделать ещё хуже, поэтому здесь и нужен специалист — это настолько тонкая работа, что рубка с плеча никогда не поможет. Ты же сам говорил, что не понимаешь, чего хочешь — боишься или собираешься идти на контакт. В этой ситуации абсолютно нормально не видеть адекватный и верный выбор, но, кто знает, если ты убьёшь их, потом, может, будешь ещё жалеть? Что, если в душе ты нуждаешься в том, чтобы тебя любили именно родители? Сейчас ты этого не поймёшь, но, может, со временем? Убей ты их сейчас, разве будет шанс исправить положение? — Гэгэ, ты прав, и всё равно мне кажется, что это облегчит ситуацию. — Попробуй разобраться в себе, снова попытайся всё разложить, — хотя и звучало неубедительно, ведь Сань Лан, прежде чем полностью потерять сознание, почти что впал в агонию, повторяя только то, что не знает, что делать, не знает, как исправить положение. — Если ты захочешь, я могу тебе помочь с этим, можем просто говорить. Рано или поздно мы придём к чему-то. — Ваше Высочество, мне так не хочется впутывать тебя, правда… Это тяжело, на это уйдёт слишком много времени, чтобы вот так просто согласиться. — Просто знай, что если ты захочешь что-то обсудить или рассказать мне, то я всегда здесь, ладно? Для меня важно то, что ты переживаешь, то, как ты это переживаешь, понимаешь? Сань Лан только кивнул, получая заслуженный поцелуй в макушку. Лень, которая его одолевала, совсем не мешала наслаждаться нежностью принца. Сань Лан обнимал гэгэ, с радостью осознавая, что он получает так много любви прямо сейчас. Ведь принц, зарывшись носом в волосы Сань Лана, оставлял бесчисленное множество маленьких поцелуев на коже, каждый из которых кричал о безграничной любви, нежности и ласковом трепете. Эта ночь больше не была холодной, ни одна из следующих разлук никогда не станет безграничной, ведь не было больше трудностей, которые превосходили бы силу их любви.

***

— Я отвезу тебе твою косуху, не переживай, — Жое выводила вторую стрелку, говоря с Баньюэ на голосовой связи. — Вообще понять не могу, как забыла её! Она ушла совсем недавно, всё равно опоздав на смену. Баньюэ вчера была очень кстати, потому что свидание дагэ так сильно затянулось, что в середине ночи, пока девочки смотрели дораму, он написал, что останется, так как Хуа Чэну стало плохо. Что же, дагэ его совсем не бережёт. Однако Жое чувствовала себя спокойнее, когда понимала, что будет спать не одна. По итогу, они до ночи смотрели дорамы, позже обсуждали то, что в последнее время Пэй Су чаще упоминает своих родителей и просит запланировать встречу, так что они обе решили, что пора садиться на диету, чтобы влезть в свадебное платье и платье подруги невесты. Жое так не терпелось рассказать про то, что Хуа Чэн и её дагэ наконец вместе, но ей запретили это делать. Она и сама понимала, что нельзя говорить об этом, потому что Се Лянь, как никак, бывший наследный принц, поэтому к нему приковано всё внимание. Одно неосторожное слово, и все узнают о его отношениях. И проблема не в том, что большинство осудит то, что он не придерживается традиционных взглядов, а в том, что это глава Триады. Ему не простят настолько тесной связи, не дадут добиться справедливости. Но она сдерживалась — это личная жизнь её дагэ, поэтому он должен распоряжаться, кого в это посвятить. Сейчас же она собиралась уезжать в аэропорт, всего через два часа у неё самолёт, а ещё через два часа она встретится со своей мамой. Хуалин попросила Эмина её отвезти, тем более, он уже лучше себя чувствовал. Девушка не хотела давать ему много работы в офисе, поэтому раздала несколько небольших задач, что были разбросаны по всему городу. Жое к этому отнеслась… никак? Она понимала, что Хуалин двигало её желание свести Жое и Эмина снова, но она никак на это не отреагировала. Эмин не виноват в том, что их друзья так одержимы идеями об их романтических отношениях, поэтому она не стала накручивать себя, чтобы не портить настроение ему. Она предупредила его, что ей ещё необходимо отвезти куртку в кофейню Баньюэ, так что он приехал немного раньше. Выглядел Эмин и правда куда более презентабельно — отдохнув несколько дней, он снова пылал силой, поэтому без слов забрал чемодан и несколько небольших пакетов из рук Жое, направляясь к лифту. Они успели обсудить погоду, самочувствие, планы на ближайшее время, а также поездку, что предстояла Жое. Заметив, что они подъезжают к нужному адресу, Жое написала дагэ смс о том, чтобы он не верил, если Той будет выглядеть голодным — он абсолютно точно хорошо поел и сходил на прогулку. Се Лянь только посмеялся и пожелал ей удачной поездки. — Я открыл багажник, — сказал Эмин, заглушая мотор. — Спасибо… Давай куплю тебе кофе? — Не надо, зачем? — Ты меня катаешь всё время, ты ж не таксист, хоть кофе и вкусняшку тебе куплю, — снова предложила Жое. — Ладно, если ты так хочешь, — Эмин улыбнулся. Жое, казалось, спокойно вышла из машины, обошла её и забрала нужный ей подарочный пакет. В припрыжку она преодолела широкую аллею и наконец вошла внутрь кофейни. Эмин прекрасно знал, что эти двое ещё долго будут болтать, поэтому достал телефон и запустил игру-стратегию. По привычке он выключил звук телефона полностью, но несмотря на то, что слышал всё вокруг, всё равно уж слишком сильно сосредоточился на игре. За время ожидания он успел сделать все ежедневные задания, зацепится в чате даже с теми, кого никогда не видел в своём клане, но Жое никак не приходила. Эмин поднял взгляд на дверь кофейни, из-за солнечной погоды совсем не было видно, что происходит внутри. Тем временем, до вылета оставалось чуть больше часа, а до аэропорта ещё добраться нужно. Поначалу он пытался себя успокоить, ведь это Жое — она болтушка, которая не уследила за временем, а он не должен быть таким дотошным. Когда же остался всего час, он решил действовать. Выйдя из машины, он почти сразу услышал вой сирен неподалёку, но спокойным и быстрым шагом продолжил идти вперёд. Когда оставалось всего несколько метров до двери, он заметил, что к этому же заведению бежит целый отряд полиции и даже люди из охранной компании. Совсем маленький панический укол в его сердце был подавлен почти сразу, так как, если что-то действительно случилось, он должен вести себя натурально. Он зашёл сразу же полицией, тут же замечая пару перевёрнутых столов, несколько окровавленных тел и Баньюэ, лежащую на полу в окружении официантов, и ни единого следа Жое.