your smug face

×××

      [PINBACK — TORCH]

      Он спускался по лестнице так быстро, как мог. Ноги путались, но он не боялся поскользнуться на ступенях. Может, это к лучшему. Обиднее всего было бы разбить гитару, в которую он вцепился со всей силы. Он бросил Твика. Он, блять, бросил его там, одного, без объяснений. Рука крепче сжала гриф гитары, Крейг прижал куртку к груди. С каких пор его вообще трясет? Откуда эта дурацкая дрожь? Тело будто не слушалось. Неужели это Твик испытывает постоянно? Такер отмахнул все мысли, от которых становилось лишь хуже. Думать, думать, думать… Зачем? Это приносит столько боли.       Такер практически перепрыгнул последние ступени и рванул к двери, остервенело отпирая замок, будто за ним бежит стая собак. Которых он, никогда не признается вслух, очень боялся. Диких, конечно же. Дверь захлопнулась за спиной, он держал в руке ботинки, которые успел прихватить на пороге. Он бежал босиком, лишь бы поскорее добраться до своей комнаты. Носки намокли, холод уже начал проникать ему под кожу, но Крейг терпел, надеясь, что за ним не следит Твик из своего окна. Господи, какой же Такер жалкий. Он бесцеремонно отворил входную дверь, даже не пытаясь в таком состоянии залезть на дерево. Точно сорвется. Ему было глубоко плевать, разбудит ли своих домочадцев, сейчас в целом было плевать на все. Он уже и так многое натворил. Хуже этого поцелуя уже не будет ничего.       Крейг практически долетел до своей комнаты, бросая ботинки и куртку на пол, хотя в любое другое время дал бы себе пощечину за такое. Гитару положил аккуратнее, но тем не менее, даже не удосужился поставить ее на место. Он лег в кровать не переодеваясь, ведь ему было так противно от себя. Такер укутался в одеяло, пытаясь забыть произошедшее и уснуть.       Но он не мог уснуть. О нет. Нет-нет-нет, точно не сегодня. Возможно, он поспит днем, но точно не сейчас. Крейг надеется, что сможет уснуть хоть когда-нибудь теперь. После этой ужасно роковой ошибки вообще можно жить? Это разрешено? Бог простит его? А Твик? А отец?.. Ему надо отключиться, проспать сутки, и только тогда, возможно, он сможет дальше жить с этим грузом.       Такер разрушил то немногое, что выстраивал весь этот учебный год. То, что он сшивал ниточка за ниточкой. Как он смог так проебаться? Неужели его прошлый горький опыт ничему так и не научил? Черт. Единственный хороший друг. Единственный хороший человек за всю его жизнь. Да, своеобразный. Да, нервный, но так мило волнующийся по пустякам. Да, слегка панический, но приходящий в себя после истерик обновленным, спокойным. Да, дерганный, но теплый. Да, может он и агрессивен, но Крейг тоже такой, поэтому принимает Твика таким, какой он есть. Чудесный. Просто замечательный парень, лучший из всех, что ему встречались. С кем встречался он. Твик мягкий, в глубине души нежный и чуткий, ранимый. Его так хотелось оберегать, ему так хотелось помогать. Смотреть издалека, не приближаясь. Но что Такер натворил?       Он позволил себе сначала одну глупость, затем другую, и третью, десятую… И вот, уже целует Твика на полу в его же комнате. Сука! Он сжался и затрясся от злости. Испортить их и так хрупкие взаимоотношения признанием… Как же глупо. Крейг, ты самый тупой человек на земле. Ты заслуживаешь весь тот пиздец, который с тобой происходил и будет происходить. Да. Обязательно помни об этом.       Такер пытался не думать об их поцелуе. Правда. Пытался убедить себя, что это не был самый счастливый момент в его жизни. Жалел ли он? И да, и нет. Умирать, так с песней? Не зря это говорят в полных пиздеца ситуациях. Ох, нет… Что же теперь будет? Как же теперь смотреть в глаза Твику?       С самого начала смотреть ему в глаза было тяжело, зная, какие мысли крутятся в голове. Красивый. Такой красивый. Это была его первая мысль. Крейгу не впервой оценивать привлекательность парней. Интересный. Такой интересный. Это вторая. Какие у него необычайные глаза. Третья. И после этого он уже не мог отводить взгляд. Бегал за ним повсюду, хотя пытался сопротивляться всем своим внутренним порывам. Зачем он вообще сел к нему? Случайность? Зачем подглядывал за ним везде? Случайность? Еще тогда он начал понимать, что вляпался по самые уши. И ничего с этим нельзя было сделать, он уже пытался когда-то давно. Если кто-то начинал его интересовать так, то уже не отвертеться. Твик был так хорош в бейсболе, сосредоточенный, полностью поглощенный игрой. Не пропускал мячи, никогда, даже если стоило. Он был горяч. Смотрел дико, за это Такер его и полюбил. Голубой огонь в его глазах сводил с ума. Он не хотел приближаться. Крейг просто хотел наблюдать, но не трогать. Но этот придурок сам увязался за ним, сам испытывал интерес. Какой? Почему? Как так вышло, что самый недоверчивый и травмированный мальчик потянулся к холодному и отстраненному Такеру?       И тогда он подумал, а зачем сопротивляться? Если судьба дает ему шанс наблюдать вблизи, почему бы и нет? Это ведь не зайдет дальше, риски оценены, свои настоящие чувства можно сохранить в тайне. Сука! Сохранил, да, конечно.       Признаться, Крейг часто давал намеки, оставлял пищу для размышления Твику, в надежде, что тот все поймет без слов и сам отдалится. Несколько раз ему действительно казалось, что это произошло, поэтому он тормозил себя. Столько раз сдавал назад, пряча свои истинные мысли, мерзкие мысли. Он обещал себе никогда больше не наказывать себя, и сдержал свою клятву. Но, Всевышний знает, что хотел. И Он знает, что Такер все еще не может принять себя, полюбить таким, какой его сотворила природа. Он не виноват в своих чувствах к Твику, но Крейг проклинает себя за слабость, которую всегда позволяет в компании с ним. Как он мог отказать этому парнише? Хоть в чем-то? Он мог быть кем угодно для Твика, и он был… Кем угодно, но не собой настоящим. А он настоящий влюблен до глубины души. Как так вышло, что Твик этого упорно не замечал? Или все же замечал? Вдруг он изначально все знал? Такие мысли закрадывались постоянно, когда Твик странно себя вел. Почему он позволил Тренту избить себя? Почему избегал его каждый день до дня рождения Такера? Почему… Почему позволил то, что случилось в тот злосчастный день, после которого Крейг больше не мог смотреть на Твика спокойно, сохраняя самообладание?       Ему нельзя было трогать этого ангела. Но он всегда это делал, раз за разом. Невинное касание к руке, невинное касание к руке снова, плечи, предплечья, объятия, и того хуже… То, что он себе разрешил делать в ванной, было непростительно. Тогда Твик точно должен был что-то заподозрить. Но… Их связь только усилилась с того дня. Крейг очень запутался, его голова раскалывалась. Он столько месяцев молчал, столько месяцев ходил погруженный в себя, задумчивый. И Твик… Он все продолжал и продолжал лезть к нему в голову, вскрывая все похороненное так глубоко, как это возможно. Правда, чувства Такера лежали на поверхности, были видно невооруженным взглядом. Лучше бы также хорошо было видно Сатурн на ночном небе, нежели его дебильную симпатию. Влюбленность. Твик навязчивый, прилипший, его невозможно было оставить. Но Крейг сделал это сегодня и вчера. Просто испугался принять удар, боялся быть отвергнутым вслух. Это неминуемо, но разобьет ему сердце.       В тайне он всегда радовался, когда слышал шепот за спиной. Он знал, как и что люди думают о них двоих. Это доставляло невероятное удовольствие. Такер часто представлял их вместе, представлял, что Твик ответит ему взаимностью. Но такие мысли он закапывал как можно глубже. Этому не суждено сбыться. И не стоит. Наверное. В какой-то момент Крейгу даже казалось, что чувства взаимны. Как же глупо. Этот несорванный цветок должен оставаться таковым, и радовать своим существованием всех в этом мире. Но Такер раз за разом приходил и ухаживал за ним, не давая погибнуть. Словно маленький принц. Как же иронично то, что именно Твик подарил ему розу. О чем он думал? Что имел в виду? Это вводит в ступор.       У Крейга уже были симпатии к другим парням в средней школе. Это сломало его. Он не хотел быть таким, парень боялся осуждения, боялся быть непринятым. Ему нравилось внимание в прошлой школе, ему нравились его друзья. Ему хотелось выделяться, он снимал видео, которые потом крутили на школьных новостях. В детстве это были животные, но позже — весь окружающий мир. Именно тогда он полюбил этот мир, но знал, что никто не полюбит его. Его не любил отец, его не замечала мать, его игнорировала сестра. Триша, мать ее! Триша его сторонилась, и он не знал, почему. Они так давно перестали общаться, Такер даже не знал, как она живет и чем, что происходит в ее жизни? Вся его жизнь медленно, но верно превращалась в замкнутый круг, ад. Ему не с кем было поговорить о своем влечении к парням. Друзья бы отвергли его, одноклассники смеялись бы и сплетничали. Это тайна, которая должна была умереть вместе с ним, даже если сделает его самым несчастным человеком в мире. А достоин ли он счастья вообще? Ответ явно не положительный.       Первый парень, который 'ответил' ему взаимностью, оказался просто шпионом, который на самом деле распиздел об этой особенности всем. С тех пор все и пошло по заднице. Второй парень… Встречался с ним, потому что хотел попробовать. В итоге Томас быстро понял, что не является геем. Слухов стало больше. А разбитое сердце пришлось собирать по кусочкам. Крейг отстранился от всех, стал еще более замкнутым, чем раньше. Его видео и целые клипы просто перестали крутить, люди замолкали, когда Такер что-то говорил, и показательно держались на дистанции. Никто не говорил ему и слова плохого, но он все знал и чувствовал… Ему было так одиноко, что он перестал чувствовать одиночество вовсе. Смирился с тем, что он один на один с этим миром. Кто бы мог подумать, что ориентация может разрушить все? Крейг не пытался изменить свою суть. Но он обещал себе, что больше никогда никого не поцелует. С этого и начинался весь пиздец обычно.       Отец запил и занюхал. Почему? Почему, Том? Почему ты так поступил со своей семьей? За что? Такер никогда не думал открыться никому из членов своей семьи. Он будто перестал чувствовать любовь к кому-либо вообще. Он волочил свое существование, перестал снимать и фотографировать. Но в его жизни появилась музыка, единственное, что связывало его с реальностью. Звезды. Они тоже помогли. Сначала он молился им, молился луне, но потом познакомился с хорошей девушкой, которая рассказала ему про свою веру в Бога. Свою Божественную интерпретацию. Крейг жутко стеснялся этому, жутко стеснялся того, что предал атеизм и науку, глупо и беспричинно поверив в нечто, что наблюдает за нами. Да, оно не влияет на жизнь, скорее всего. Но Такеру было спокойнее от мысли, что все решено за него. Что все-таки появится человек, который станет его ангелом-хранителем. Твик.       Твик… Твик. Твик Твик. Ты был лучшим ангелом.       Он был рад уехать из Чикаго. Он был счастлив попасть туда, где его никто не знает и не узнает. Крейг не планировал с кем-либо знакомиться, не планировал сближаться. Влюбляться. Он запретил себе это раз и навсегда, но что-то пошло не так. Твик.       Вокруг Такера всегда вилось много людей, почему-то их всех все время тянуло к нему, будто медом намазано. Но никто, ни единая душа не знала, какой он на самом деле. С виду спокойный и рассудительный, невозмутимый и умиротворенный. Если копнуть глубже, обозленный и обиженный. Но если копнуть еще глубже… Хрупкий и ранимый. Прямо как Твик.       Как можно было испортить то хорошее, что у него было? Пусть и недолго, но Крейг действительно был счастлив. Он благодарен ему за все. Завтра нужно будет обязательно извиниться и сказать спасибо. Если бы не Твик, он бы не узнал, что мир прекрасен. А он действительно оказался таковым, несмотря на многие трудности, через которые им приходилось пройти. Но складывалось ощущение, что им вдвоем все по плечу. Словно родственные души, предначертанные друг другу. Правда, Такер давно начал косячить, причем очень, очень сильно. Его ПРЛ, или что это за дичь, давала о себе знать. Неконтролируемая агрессия, из-за которой его отчислили. Из-за которой до сих пор приходится тяжко. Руки словно горят в такие моменты, а потушить их можно только еще большим гневом. Но Твик смог научить его справляться с этим. Как же грустно его терять. Как же, сука, несправедливо.       Поцелуй, который перечеркнет все хорошее. Как жить теперь? Вновь мириться с нескончаемым одиночеством, высказываться Луне и Венере? Какая чушь.       Он хотел поговорить с мамой. Он хотел обнять папу. Он хотел потрепать Тришу по голове еще хоть раз. Пожалуйста. Он хотел поцеловать Твика.       Он хотел вернуться в детство, когда все было мирно, когда ничего плохого не случилось еще. Когда он с телескопом смотрел на звезды с Томом. Крейг не заметил, как заплакал. Он чувствовал себя таким уязвимым от всех этих нахлынувших чувств. Он не знал, как до конца справиться с внутренней гомофобией, как забыть свою особенность.       Такер давно смирился с тем, что в его жизни не бывает ничего хорошего. Когда-то он просто перестал чувствовать боль и радость. Это сменилось на бесконечное раздражение, которое он в себе подавлял. Твик часто говорил ему, что он похож на камень, без эмоций, невозмутимый и несокрушимый. Но он всегда добавлял, что видит в нем чувства, самые разные. Он единственный видел в нем человека, живого. С первого же дня их полноценного знакомства Крейг ощутил весь спектр человеческих эмоций, буря в душе не затыкалась по сей день. Все мысли всегда улетали к этому простому, но невероятно сложному парню. Его острое и ровное лицо всегда стояло перед лицом каждую ночь. Почему Такер часто спит? Почему ему недостаточно восьмичасового сна, спросите? Он не хотел расставаться с тем Твиком, что являлся к нему по ночам. С ним было так легко, можно было быть собой, можно было целовать его, пока весь воздух не превратится в углекислый газ, передаваемый друг другу. Пока не станет так жарко, что даже тело задыхается. Во снах они могли устроить любое безбашенное рандеву, путешествовать, попадать в самые разные ситуации. Ему снились самые разные сюжеты, сны всегда яркие-яркие, но в них каждый раз был Твик. Сам мальчик не раз говорил, что ему очень редко снятся сны, к тому же, он их забывает. Но Крейг не забывает, никогда.       Когда Твик пришел к нему ночью и залез через окно, Такеру казалось, что это тоже сновидение. Просто очередная альтернативная реальность, в которой его сумасбродный парень ворвался к нему, игнорируя все предупреждения, упал на него, как бывает только в слащавых фильмах, и прижимал к полу. Крейгу многое стоило, чтобы не сделать чего странного. Когда до него все-таки дошло, что это по-настоящему, стало ужасно стыдно. Ведь он уже думал поцеловать Твика, как делает это всегда, в своих мечтах и мыслях. Хотел огладить его бедра, талию, залезть под футболку, как уже ни раз делал.       Ему было сложно уснуть еще раз, ведь в голове крутилось 'я чуть не совершил страшную ошибку'. И вот, сегодня ошибка была совершена. То, чего Такер до смерти боялся — спутать сон и бодрствование. Весь тот вечер не казался реальным, лишь проекция его разбитого и сломленного сознания. Запутавшийся в своих мечтах, он не отдавал себе отчета, сделал то, чего просил только тот Твик, приходивший к нему в ночи. Настоящий Твик Твик такого бы не попросил, да? Так не бывает ведь? Настоящий Твик не стал бы отвечать на поцелуй, не стал бы льнуть к его рукам, не стал зарываться в его волосы с такой страстью и желанием. Такого Твика не бывает.       Неужели он плохо его знал?       Все то, что он знал о Твике раньше раскололось в тот же самый момент. Крейг сидит у разбитого корыта и не знает, как понять этого парня, и как так вышло, что он не понял его за все это время. Не было прямых намеков, не было никаких намеков. Они никогда не обсуждали симпатии к кому-либо, никогда не говорили по свои настоящие чувства, поэтому Такер уверен на миллион процентов, что такого произойти не должно было. Это все не правда, это глупое наваждение. То, что двигало Твиком, явно одернуло его сейчас. Наверняка, он сейчас лежит в своей комнате, и трясется. Боится, что это повторится. Боится Крейга. Жалеет о случившимся.       Нет, и все-таки… Такер не жалеет. Единственное, что не дает ему покоя — разрушенная дружба. После такого люди начинают избегать друг друга, а Твик постоянно избегает всего, что его пугает, это он выучил наизусть. Даже вчера, даже вчера Твик сбежал, стоило Крейгу намекнуть на их поцелуй в кабинете биологии. Он же сам сравнивал себя с тем скелетом, он же сам говорил про это. Не может быть такого, чтобы он не понял, кого именно целовал Такер в тот момент. Тебя, дурак, тебя!       Он убежал в страхе, как можно забыть этот загнанный взгляд? Будто Твика поймали в ловушку, ужас подкатывал к его горлу, приоткрытые губы выражали желание что-то сказать, широко открытые глаза не верили в происходящее. Больше не раздумывая, он схватил свои вещи и рванул с места. Это прекрасное доказательство того, что Твик не оценил свои действия сегодня, не осознал случившееся.       Но охотно отвечал. Крейг все еще помнит его холодную руку на щеке.       Такер потер свои мокрые глаза, пытаясь собраться с мыслями. Нет, Твик точно ничего не понял. Это случайность, да. Он скажет ему сегодня, что это случайность, ошибка.       Нет. Он не может ему соврать. Лучше сказать, как есть. В словах Крейг был слаб, но, может, хоть в этот раз нужно именно произнести все, что на уме, нежели спеть?       Он встал с кровати, и подошел к своему столу. Что бы он делал без Твика? Если бы не он, все вещи так и лежали в коробках. Такер сел за стул и взял ручку, которую случайно забрал у Твика в первый день их встречи. Он взял ближайшую тетрадь, в которой была старая домашка, решенная юношей, и стал бездумно писать все, что приходит в голову.       Я люблю тебя, Твик. Не думай, пожалуйста, что это не так. Ты часто высказываешь свое беспокойство о том, что тебя все ненавидят. Нет. Я без понятия, что думают о тебе другие, но знай, что я готов ради тебя каждому из них выбить зубы любой ценой. Знай, что все-таки есть один человек, который влюбился в тебя по уши, с самой первой секунды нашей встречи. Я увидел в тебе что-то такое, что не дает мне покоя до сих пор. Ты необыкновенный, твоя личность ярче солнца, и моя жизнь никогда не была настолько яркой и светлой до встречи с тобой. Я не жалею ни о чем, каждая проведенная с тобой минута дороже всего, что было со мной когда-либо. Ни один человек не внушил мне столько хорошего, как ты. Никто не видел меня так, как ты. Никто не понимал меня так, как ты. Никто не интересовался мной, как ты.       Я благодарен тебе за все, что ты для меня сделал. Прости, если тебе мерзко, прости. Я уверен, не этого ты хотел. Вряд ли вообще кто-то такой же прекрасный как ты, захочет, чтобы ему в любви признался парень. Но я ничего не могу с собой поделать, и хочу быть с тобой честным. Да, я редко говорил что-то о себе, но ты все продолжал разгадывать головоломку во мне, продолжал смотреть внутрь меня, оголяя мою душу. Мне стыдно. Стыдно за то, что я такой. Но я все равно безумно рад нашему судьбоносному знакомству. Ты самый интересный человек из всех, ты шумный и наполненный хаосом, как ураган. Но ты настолько горячий, что похож на звезду, ты будто освещаешь мне путь в этой ужасной и бесконечной тьме.       Обычно я тебя защищаю, и мне хочется укрыть тебя от всего мира. Но только недавно я понял, что это ты моя стена, ты мой дом. Ты стал мне родным человеком, роднее моей кровной семьи. Ты столько раз спасал меня, хотя это моя прерогатива. Как мне сказать тебе спасибо? Как мне сказать все то, что я чувствую? Я так долго боялся этих трех заветных слов, но теперь это звучит как настоящая благодарность. Я тебя люблю, Твик Твик. Я влюбился в тебя, как малолетний подросток. Все это время я хотел быть ближе, я хотел узнать тебя всего, и мне нравится каждая твоя деталь. Я мог бы расписать тут целый том, посвященный твоей красоте, но, боюсь, тебе будет противно. Поэтому я просто скажу, что ты удивительный. Я боюсь тебя потерять, но, я уже это сделал. Я уже тебя потерял, и мне так жаль. Было бы лучше, если бы ты не узнал о моих чувствах, но тебе так хотелось понять меня… Надеюсь, ты действительно понимаешь теперь. Ведь я обнажил свое сердце перед тобой, осталось только забить в него гвоздь. Давай, я открыт перед тобой и больше ничего не боюсь. Если именно ты сделаешь мне больно, я буду даже рад.       Я принимаю в тебе все, я знаю твои страхи и сомнения, я знаю твою натуру, я вижу твою душу. Мне причиняют такие страдания твои мысли о себе, они слишком громкие, их невозможно не слышать. Я знаю, как ты себя ненавидишь. Прошу, открой свой взгляд, посмотри на себя так, как я вижу тебя. Ты талантливый, ты умеешь видеть этот мир так, как никто другой. Чего ты только не знаешь, чего ты только не понимаешь, чего ты только не умеешь, хотел бы я знать. Я хочу видеть этот мир так, как видишь ты.       Я хочу чувствовать тебя, я хочу быть рядом, если бы ты позволил. Пока не знаю, скажу ли я тебе эти слова, мне тяжело даются речи, тяжело дается выражение мыслей. Быть может, я покажу тебе эти строки, хоть и сгораю от стыда.       Я обниму тебя на прощание, если ты позволишь. Я могу все забыть, если ты скажешь.       Крейг посмотрел на окно. Рассвет. Уже слишком поздно, но сна ни в одном глазу. Впервые в жизни он не может уснуть, он боится увидеть там что-то такое, после чего не захочет просыпаться. Он взял наушники и лег в постель, закутываясь в одеяло.

[THE BLACK QUEEN — DISTANCE]

      Он сделал глубокий и тяжелый вздох. Кажется, совсем забыл, как дышать. Басы ударили в голову, и все это горькое разочарование снова защипало глаза. Страшно, конечно, как и всегда. Но в этот раз особенно. Он представил Твика, как представлял ранее, до всей этой ужасной ситуации. Такер вспоминал, как невесомо трогал его плечи, рисовал на них звезды, не понимая происходящего, и вновь путая это со сном. Он мечтал о лучшем исходе, как бы больно это не ощущалось. Ему хотелось взять его руку, прижать к своей груди, чтобы было слышно его колотящееся сердце. Он действительно чувствовал себя обнаженным перед ним, и именно Твик зажигал в нем огонь так, что Крейг сиял изнутри. Ему хотелось показать все то, что раньше замирало где-то внутри. Хотелось показать ему другой мир, не ограниченный Южным Парком. Хотелось показать то, что обычно ему показывает Твик. Показать себя, открыть ему всю душу, вывернуть себя наизнанку. Он никогда не забудет его счастливую улыбку и смех, когда он гладил ту кошечку у кинотеатра. Не забудет каждую свою улыбку, которая ползла на его глупое лицо каждый раз. Не замечая, он стал подпевать песне, понимая, как она передает его истинные чувства.

Hope I find you

awake tonight.

When I’m dreaming

I can’t hold on to you.

Never falling

asleep tonight

'cause I fear

the dream will end too soon.

      Крейг помнил кое-что сокровенное, и хочет погрузиться в это воспоминание с головой.

×××

      'Когда еще была осень, и когда мы еще не были так близки, как сейчас, должен был наступить Хэллоуин. Твик умолял меня придумать любой костюм, главное, чтобы я был одет по-особенному. Мне долго ничего не могло прийти в голову, но я старался изо всех сил. Уже тогда я четко осознавал, что влюблен в Твика, и мне хотелось его как-то удивить, сделать что-то такое, что ему точно понравится. Мы обсуждали это всю неделю, тогда все ученики стояли на ушах от предстоящего праздника. День Всех Святых, все такое. Не хотелось выглядеть банально, но и не хотелось прыгать выше головы. Повсюду гремели новости о каких-то вечеринках у Стэна, но я не знал никакого Стэна, лишь краем глаза иногда замечал этого парня. Все, что я понимал, так это то, что Твик странно смотрел на их компашку. Всех не помню, по именам сказать не могу. Все, что я знаю — этот парень жил на ферме. Никаких других деталей. Знаю еще, что он любимец всей школы, у которого были некоторые проблемы с алкоголем. Еще он играл в группе, что было для меня немного дико. Парень, который раньше играл с Твиком в бейсбол. Больше он мне ничего не рассказывал. Мне казалось, что это как-то болезненно для него, и я боялся давить. В голову закрадывалась мысль, что раньше они дружили, но Твик сам расскажет, если захочет.       Очевидно, нас никто не приглашал на вечеринку. Была еще какая-то унылая дискотека в школе, сразу после уроков, но на нее мы точно идти не собирались. Хотелось отпраздновать как-то особенно, только вдвоем. В этом Твик хорошо меня понимал. Он сам такой же, как и я. Я тоже ненавижу общество других людей, по собственным соображениям — их лицемерство, а Твик, если быть честным, просто боялся людей. Даже удивительно, что он доверился именно мне.       Мы носились по магазинам в поисках костюмов, но в итоге разделились, чтобы сделать это сюрпризом. Я действительно стоял перед зеркалом часами, искал в интернете, как бы интересно одеться, но ничего не приходило мне в голову. Еще и вся моя прошлая одежда лежала глубоко в коробках, которые мне было слишком тяжело открыть. Всю прошлую жизнь я хотел забыть. Твик помог мне принять свои вещи, принять меня прошлого, и я буду бесконечно ему благодарен за это.       В итоге, я купил аквагрим и решил, что я слишком скучный, чтобы выебываться. Это было бы странно. Не хочу, чтобы я выглядел неестественно в глазах Твика. Перед школой я встал за несколько часов до своего будильника, ужасно не выспался, расставаясь с Твиком во сне. Наваждение долго не отпускало меня, поэтому периодически я норовился потереть лицо, чтобы смахнуть все свои мысли о нем. Но именно эти мысли вселяли в меня мотивацию. Правда, тереть лицо точно нельзя было, я же не хотел испортить то, что уже успел нарисовать. Видеоуроки на ютубе очень помогали, кстати. Правда, мне все еще пришлось сильно попыхтеть, чтобы воплотить задумку. Я все еще не знал, чем мы собирались заняться. Было бы обидно попасть в дождь, весь мой грим поплывет. Я достал из коробки еще одну водолазку, не такую, какую я ношу обычно. Да, черная, но более тонкая. В ней я точно замерзну, да и ладно.       Я изрезал ее ножницами, стал покрывать красным акрилом, который спер у сестры. Спустя полтора часа я был полностью готов. Мне не терпелось увидеть Твика, но оставалось только ждать.       Был смешной момент, мама зашла в комнату и очень сильно закричала, когда увидела меня. Впервые за долгое время я улыбнулся, а она перекрестилась и решила больше не вламываться мне в комнату. Я спустился вниз, отмечая, что отец читает газету. Мне хотелось проскользнуть незаметно, но без зонтика выйти я не мог. Триша пробежала мимо, захватывая тарелку с омлетом. Когда, развернувшись, она хотела шмыгнуть к себе в комнату, то застыла в изумлении, пялясь на меня. Я смутился, ведь уже давно не пересекался с ней вот так. Меня давно перестали видеть сородичи, может, иногда они думали, что я вообще перестал приходить? Не знаю. Триша давно не приближалась ко мне, и я понимаю почему. Она боялась меня. Изо рта у нее торчал тост, и она выронила его.       — Ты? Ты сделал костюм?! — она хлопала глазами, не веря в увиденное. Я закатил свои, скрещивая руки на груди.       — Ну да, нельзя? — как же мне хотелось остаться незамеченным, но, увы, не суждено было.       — Да ты же никогда этого не делал! Я в шоке! Так банально, но это в твоем стиле, — она одобрительно кивнула и ушла наверх.       Я двинулся ко входной двери, чтобы взять зонтик, но Томас, который явно не был глухим, обернулся, чтобы смерить меня презрительным взглядом.       — Ну да. Так ты больше похож на себя, — пробурчал и вновь уткнулся в газету. Не знаю почему, но мне стало так страшно. Я ведь буквально нарисовал гниющее лицо, я был сраным зомби! Как понять, что я так больше похож на себя? Ужас сковал меня, и я, еле шевелясь, схватил зонтик, впопыхах натянул обувь и куртку, чтобы побыстрее смыться с этого дома, в котором кошмары, похуже Хэллоуина, обитали каждый день. — Не говори, что ты так вырядился для белобрысого чмошника.       Я злостно захлопнул дверь, сдерживая слезы. Последняя добивка была ни к чему. Итак паршиво теперь. Когда я проснулся, жизнь не казалась такой отвратительной, но он каждый раз напоминал мне обратное. В последнее время я не нападаю на него с кулаками, да и в целом избегаю его, чтобы он не оскорблял меня. Но от судьбы не убежишь. Его резкие слова всегда ранили меня, хоть я и боюсь признаться в этом самому себе. Но, только увидев Твика в проеме его двери, я снова расцвел. Улыбка сама поползла мне на лицо, и я расплылся, как придурок. Так происходило каждый раз. Я попытался смахнуть ее, делая вид, что завязываю шнурки на ботинках. Но этот чудик подбежал ко мне, и сразу затряс за плечи.       — Крейг! Крейг! Ты полный балбес, ты знаешь это? Посмотри на меня! Ну-у-у же! Я не успел разглядеть! — его возбужденные движения были такими резкими, что я чуть не упал. Нехотя я поднимаю голову, пытаясь не смотреть в лицо напротив, находящееся в опасной близости. — Ахуеть! Ты так крут!       Я сделал глубокий вдох и взглянул на Твика. Мне все еще было тяжело смотреть ему в глаза, пару недель назад мы разбили машину моего отца, и тогда же я позволил себе представить наш поцелуй в лесу. Сгораю от стыда. Но, посмотреть на него… Точно стоило того.       Его лицо было белое, как снег. Черные круги под глазами, которые являлись глазницами, впавшие черные скулы и нарисованные на губах очертания зубов. Я влюбился. Снова. Это который уже раз? Внутри все затрепетало, пока я вглядывался в каждую деталь на его лице. Макияж черепа, и я отлетел в другое пространство. Танец со смертью, именно так это ощущалось. Мы не обсуждали их костюмы, но в итоге, все вышло именно так… Мы оба выбрали такие темы. Я зомби, а он скелет. Мне что-то стало дурно. В будущем мы вспоминали это лишь единожды, перед моим поцелуем с макетом скелета. Мне все еще интересно, понял ли он мой намек тогда, с учетом Хэллоуина.       Я поднял зонтик, не роняя ни слова, и мы отправились в школу. Тогда мы еще особо не катались на автобусе, не было снега по колено, через который сложно пробираться. Наши утренние прогулки были дороже всего для меня.       Я шел и периодически поглядывал на Твика, который на пару дюймов выше меня. Мне хотелось его обнять, я хотел взять его за руку, но все, что мне оставалось, это сталкиваться руками как бы невзначай. Он не замечал. Его настроение сегодня было приподнятым, он шел весело, улыбался, и именно такой Твик заставлял мое сердце биться часто-часто.       — Куда сегодня пойдем? — я прокашлялся, прежде чем сказать это.       — Секрет. Все тебе знать надо. В моих планах отвезти тебя в лес и закопать туда, откуда ты вылез, веришь? — Твик ухмыльнулся и свернул глазами так, что я утонул в них. Хочу потрогать его кожу. Хочу зарыться в его растрепанные волосы. Единственный недостаток его макияжа — я не вижу этих чудесных веснушек.       — Верю, — я улыбнулся, потупив взгляд на свою обувь. Я редко улыбаюсь, но с Твиком не могу контролировать эти позывы, хоть и пытаюсь.       В школе все были в костюмах, намного интереснее, чем у нас. Но я был влюблен в тот образ, в который облачился Твик. Белая рубашка сидела на нем идеально. Расстегнутые верхние пуговицы оголяли его шею и ключицы, сегодня он не стеснялся своих бинтов, он разукрасил их под костяную шею. Я обязательно отругаю за это. Конечно, раны уже почти затянулись, и я ему ни раз говорил об этом, но бинты снимать он не желает. Даже в будущем, в кинотеатре, я ему их перебинтовывал, чтобы увидеть своими глазами, как обстоят дела. И там все было хорошо, но он продолжал ими обматываться. Но на ключицы я смотрел жадно, их так хотелось потрогать. Запретный плод сладок, да? Стыжусь своих мыслей, но его кожа всегда выглядит такой мягкой и холодной. Когда мне особенно жарко, представляю, как он остужает мой пыл своими холодными руками.       Многие смотрели на нас косо, но этот яркий день оставил неизгладимый след в памяти, и я любил его вспоминать, хоть мы редко обсуждали его. Таких ярких дней много, но все не вспомнить. Каждый раз, когда я с этим парнем, все кажется слишком простым, интересным, захватывающим дух. Не знаю, играет ли это моя симпатия, или сам Твик такой. С ним действительно не бывает скучно. И хоть в те дни я знал его плохо, я их все равно люблю. Но ни за что не променял бы то, что между нами сложилось сейчас. Жаль, что все-таки променял, на неконтролируемое желание потянуться за поцелуем.       После уроков, Твик взял меня за руку и потащил к Токену. Я этого парня знаю только по разговорам Твика, видел его от силы пару раз. Обычно я не смотрю в лица людей, особенно в аркадном зале. Он там работает, но я ничего про него не знаю. Мне было безумно интересно, что он придумает, поэтому я был готов на все.       Оказалось, Твик достал какие-то билеты на небольшой закрытый концерт, посвященный Хэллоуину. Да, как раз через Токена. Я был до глубины души поражен, ведь Твик так сторонится людей, так боится их, а тут вот… Еще утром мне казалось, что мы будем только вдвоем, но, пути этого парня неисповедимы.       Я не знал, куда мы пришли, но было так шумно. Я смутно помню, что случилось потом, ведь мне сразу всучили стакан какого-то вонючего алкоголя, который я опрокинул залпом, стараясь не думать о том, что могу натворить. Я в целом не любил пить, но Твику было сложно отказать. Он провел меня через толпу, будто сам и до этого выпил литр виски. Я не хотел сопротивляться. Я никого не знал, и Твик тоже, но ему было весело, поэтому мне тоже. Мы танцевали под кавер какой-то группы, с очень заметным Хэллоуинским настроением.

[CREATURE FEATURE — WAKE THE DEAD]

      Когда мы обсуждали этот день с Твиком, он отнекивался, что ничерта не помнит. Якобы слишком сильно наклюкался, во что я охотно верю. Он действительно был пьян, и только в будущем мне посчастливится застать его таким еще раз, и еще раз. Терпеть не могу спирт, и, по словам Твика, он тоже. Что же заставляет его каждый раз выпивать? Самое интересное, что он раскрепощался, был более тактильным, льнул ко мне, обнимал мою руку, пока мы слушали концерт. Я никогда не танцую, поэтому все действия, которые я совершал, были простыми покачиваниями. Мне было некомфортно. Но Твик прыгал под такт, и выглядел просто совершенно… Потом он сказал мне, что ему было спокойно, ведь никто его не узнавал в этом гриме, а он не знал этих людей. Это интересная деталь, ведь она дала мне понять, что он просто стеснялся себя, боялся предстать собой настоящим перед другими.       Разноцветные огни плясали у сцены, ребята, которые исполняли музыку, были мистичны, в духе очень старых ужастиков 60х и 70х. Я никогда не слышал ничего подобного, и сам не заметил, как получал с этого наслаждение. Как бы я ни старался отдаться моменту, я все равно переживал за Твика. Чувство, что что-то случилось с ним сегодня. Что-то, о чем он не хотел рассказывать всю неделю. И касалось это, как я думаю, его старых друзей. Я без понятия, что было между ними, ведь он сильно ненавидит говорить об этом. Я говорил, что он выглядел свободно? Я ошибался. Он выглядел отчаянно. Не похож сам на себя, и от этого мне становилось жутко. Громкая музыка давила на барабанные перепонки, и хоть людей было не так уж и много, все толкались, падали в пьяном угаре, отчего мне было плохо. Твику тоже. Его глаза постепенно наливались испугом, я это видел. Несколько раз я пытался схватиться за него, чтобы вытащить из помещения, но он смеялся и говорил, что все в порядке. С ним точно было что-то не так. Он не в порядке. Как жаль, что ему сложно довериться мне. Но я понимаю. Я всегда понимаю его, ведь у меня и выбора нет. Я люблю его, и готов ждать его сколько угодно. Я принимаю его, несмотря на страх. Волнуюсь, пока смотрю, как он все медленнее и медленнее двигается, становится все скованнее. Близилась паническая атака, я чувствовал.       Я всегда чувствую его.       Сцена совсем небольшая, как и помещение. Похоже на бар. Обычно я не замечаю никаких деталей вокруг себя, ведь мои глаза прикованы лишь к одному человеку, и их не оторвать. Я не хотел смотреть на людей в их креативных костюмах, я не хотел смотреть на этих крутых парней с гитарами и синтезаторами. Я не хотел смотреть на вокалиста, который пытался привлечь всеобщее внимание, разукрашенный как Эйс Фрейли, что, как по мне, было неуместно. Южный Парк ужасно тихий город, и это мне в нем нравится. Но здесь я чувствовал себя так, будто снова вернулся в Чикаго, это душило и раздирало меня изнутри, хоть я и не подавал виду. Меня часто трогали в толпе, я сдерживался, чтобы не сорваться.       Твик ранимый, у него огромная и израненная душа. Я знаю его страхи, я поддерживаю его при падении. И тогда поддерживал. Я видел, что ему становилось совсем дурно. Я схватил его руку, и с силой потащил наружу. Он посмотрел на меня с такой надеждой, мое сердце разрывалось от его взгляда, полного ужаса. Мы вышли на улицу подышать свежим воздухом, и больше не вернулись туда. До сих пор не знаю, что это за бар, но туда ходил мой отец в сентябре.       — Как ты себя сейчас чувствуешь? — сказал я, придерживая его за плечо. Руки горели от любого касания к нему.       — Нормально. Мне не понравилось. Больше не хочу на такие тусовки. И день этот хочу забыть, если честно, — он выглядел совсем потрепанным, и я обеспокоенно посмотрел ему в глаза. Красные, будто он плакал. Неужели словил паническую атаку, а я не заметил? Не хочу больше пить. Никогда. Особенно с людьми, которых не знаю. Алкоголь отравляет меня, ломает. Мне всегда плохо, когда пью, тошнит и мутит до невозможного. Никогда не пойму тех, у кого зависимость. Да, пап?       — Почему? — хоть я это и спросил, я уже знал ответ. Твик такой же, как и я, и этот вопрос был ни к чему. Он отошел за здание, в котором проводился импровизированный концерт, и присел на корточки. Я достал сигарету, чтобы разделить ее с Твиком, и тоже сел рядом. Он тогда еще совсем не курил, но не отказался.       — Чувствую себя ненастоящим с самого утра. Я давно не виделся с Токеном, хотел сделать тебе подарок этими билетами. Думал, привычная для тебя среда, ты же из большого города. Но на самом деле я ненавижу подобные собрания, и Токена больше видеть не хочу. Знаешь что он мне сказал? Что он успел забыть о моем существовании. Ты можешь себе это представить? Мерзость. Не знаю, может это было сказано в шутку, но меня чуть не вывернуло наизнанку. Может, иногда действительно проще вот так исчезнуть из чужих жизней, чтобы они нахрен забыли тебя. Может, тогда не будет проблем? Ты тоже меня так забудешь когда-нибудь, — Твик потер глаза, тем самым размазав краску.       — Во-первых, я сам недолюбливаю концерты. Если ты думаешь, что раз уж я люблю музыку, то обязательно люблю живую музыку, то ты прав. Но на концерты я не хожу. А во-вторых, я, блять, никогда не забуду о тебе. Ты идиот? Ау? Ты слышишь меня? — Твик выглядел очень отрешенным, а я совсем не понимал, что с ним происходит. Я знаю, почему он не хочет это вспоминать больше, но я не забуду это после того, что произошло дальше. — Посмотри на меня, пожалуйста.       Твик поднял заплаканные глаза. А я взял его лицо в ладони, чтобы он не отвернулся. Только и всего.       — Если надо, я выбью всю дурь из каждого, кто тебя обидел. Я буду твоим плечом, и следовать мы будем плечом к плечу. Ты всегда можешь ухватиться за меня, и я никогда, слышишь? Никогда не предам твоего доверия. Никогда не брошу тебя так, как это сделали другие. Я буду рядом, клянусь, — я дрожал, произнося эти слова. В моем понимании, именно так и звучит признание в любви. Он этого не уловил, и я рад. Я пытался всеми силами завоевать его доверие, пусть знает, что он не одинок.       Твик прижал свои ладони к моим и кивнул. Они холодные. А лицо у него горячее. Я боялся испортить его грим, но не мог остановиться. Смотрел прямо в глаза, вспоминая то, что подкинула мне фантазия в лесу. Вспоминал то, что снилось мне сегодня, и вчера, и позавчера. Его взгляд невинный, полный благодарности, а я все думал, как защитить его. Может, он и не нуждался в этой защите, но я точно хотел стать для него напарником, с которым и на край света можно. Даже не другом, а именно напарником. Тот, с кем не страшно, никогда.       Большими пальцами я поглаживал его кожу у носа, дышал совсем близко, не мог оторваться. Мое сердце колотилось ужасно быстро. Я бы не поцеловал его тогда, но да, хотел. Но не сделал бы этого даже под дулом пистолета. Он ведь даже не догадывался об этом. Хотелось бы сейчас поговорить с ним на эту тему, смеяться, сказать, что я о нем думал всегда. И хотелось, чтобы он ответил взаимностью. Сердце выпрыгивало из груди, било так громко, что отдавало в ушах эхом, в этой пустынной улочке. С одной стороны, я рад, что именно так мы отпраздновали Хэллоуин, но я не мог выносить панических атак Твика, я готов на все, лишь бы их больше не было. Он слишком подвержен им. Тогда я не знал об этом. И даже его попытка покончить с собой не дала мне достаточно знаний о его психическом состоянии, о его терзающих страхах. Я не знал. Я чувствовал, что его маска, его альтер-эго всегда прикрывает спину, он прятался за ней, но я не знал, что он прячет. Только потом я понял, сколько ужасов таится внутри.       Сердце стучало еще громче, мне становилось плохо, тело ватное и непослушное. И, как я и думал, он это услышал. Убрал руку с моей ладони, и прикоснулся к груди. Все слышал.       — Что с тобой? Оно так бьется… — Твик посмотрел обеспокоенно, и я зажмурился.       — Просто тошнит. Ненавижу алкоголь, — я соврал. Да, я делал так не раз.       — Меня тоже тошнит. Давай больше никогда не пить? Прости меня. Зная, что творится у тебя с отцом, я все равно заставил тебя… — эх, Твик. Я не знаю, что заставляет тебя пить, но ты уговорил меня на ягуар, ты принес вино на мой день рождения потом. Знаешь, какая основная причина моего страха перед спиртом? Я боюсь сказать или сделать что-то такое, что никогда не сделал бы трезвым. Так и выходило потом.       Я чувствовал его руку на груди, и жар разливался по телу, я обмякал.       Твика стошнило чуть позже, он действительно перебрал. Не удивлен, что он так плохо помнил этот день. Никогда не видел его в таком состоянии, больше. Он безобиден, в отличии от моего отца, и под действием алкоголя становился таким тактильным. Я таял. Остаток вечера мы просто гуляли и смеялись, пока не пошел дождь. Я понимал, что влип, как никогда. Это снова казалось лишь сном.'

×××

      Сон взял свое, погружая его в мягкое пространство, где снова был Твик.

×××

[THE HELLP — HEIGHT]

      Самое доброе утро, это когда в комнату врывается батя. Крейг давно его не видел, избегал всеми силами, но когда тот стал подходить к его кровати, парень не мог не почувствовать. Угроза? Страх? Парализующий ужас? Обычно Такер спит крепко, его сложно разбудить, сложно вытянуть из сладкого сна, в котором видит объект его воздыхания. Но сегодня он вскочил и попятился к изголовью кровати, сжимая одеяло дрожащими руками. Он слишком беззащитный сейчас, словно загнанный в угол ягненок.       — Что ТЕБЕ нужно? — Крейг оскалился, скривился в отвращении, стискивая руки, пока они не побелели. Отец выглядел разбито, очень плохо, но парень пытался отмахнуть свою жалость к этому существу.       — Я хочу просто поговорить, Крейг, — он присел на край кровати, сохраняя между ними дистанцию. Слегка охрипший голос выдавал его волнение, но от произнесенной фразы внутри все закипело. Этот старый козел никогда не разговаривал с ним, только кричал, так какого хуя происходит? Парень пытался подавить судороги, пытался выглядеть угрожающе.       Такер был в шоке. Как бы он ни старался не попадаться Томасу на глаза, эта скотина все равно пришла. Как только он видит его, чувствует себя быком перед красной тряпкой. Грудь тяжело вздымалась от сдерживаемых эмоций. Это единственные эмоции, которые он не может контролировать. Сколько сейчас времени? Сколько он вообще спал? Крейг все еще не мог отойти ото сна, и в голове крутился лишь один вопрос 'Зачем ты пришел? Зачем? Ты? Пришел, мать твою?'. Ему так хотелось больше никогда не видеть отца, почему желания не исполняются? Как спрятаться? Парень хотел залезть под одеяло, в которое вцепился, как за единственное спасение. Ему хотелось вернуться в сон, чтобы забыть вчерашние события, уйти туда, где всегда все было хорошо. Заснуть и не проснуться. Зачем он пришел? Что это изменит? Что он хочет сказать? Такеру глубоко плевать. Вот бы просто избавиться от него.       — Том, да когда ты в последний раз вообще говорил со своей семьей? С дочкой, с женой, с сыном? — он злостно выплюнул слова, подчеркивая последнее слово, выцеживая его сквозь зубы.       — Я не знаю, как начать. Не будь ко мне так строг… Ты же знаешь, что я… Я не такой, каким ты меня видишь, — он все еще не смотрел на Крейга, пялился в пол, разглядывая свои носки.       — Да что ты! А какой ты, блять, тогда? Уебище, которое нападает с кулаками? Которого все боятся? — Такер выкинул одеяло и вскочил с кровати, взбешенный такой дерзостью предка. Уже не хотелось прятаться. Каждый раз, когда он говорил с сыном, Крейг не мог успокоиться, не мог остановить свою ярость.       — Ты же сам прекрасно знаешь, как у нас это обычно происходит! Почему ты все перевираешь? Ни разу я и пальцем не тронул Лауру, и тем более Тришу! Я пришел спокойно поговорить и извиниться за вчерашнее, — он наконец взглянул на Крейга, посмотрел ему в глаза так пронзительно и тошнотворно. Когда он успел так постареть? Столько морщин, опущенное и уставшее лицо, залысины на рыжей голове, неопрятный вид. Нет, его нельзя жалеть, ни в коем случае.       — Ты издеваешься? То есть, меня тебе не жалко? Бить меня — это нормально, по-твоему? Ты хочешь поговорить?! Ты сумасшедший?! Поезд ушел, блять! Катись к чертовой матери, уходи из моей жизни, блять! Я ненавижу тебя, и видеть я не хочу тебя, тем более в своей комнате! — Крейг эмоционально расплескивал руками. Он точно вышел из себя, и это уже не первый раз, когда он говорит эти слова. Не в первый раз, когда он словно падальщик, летает над своей добычей.       — Крейг! Может, ты перестанешь бить меня, и тогда все прекратится? Мои синяки также, как и у тебя, заживают неделями! Хватит притворяться святым! Я же тоже человек! — Томас встал, хмурясь и повышая голос. Где-то внутри юноши шептал чей-то голос 'Он прав'. Такер слишком горд, чтобы признать это.       — Ты? Человек? Не смеши меня. Ты самая настоящая паскуда, падаль, и я не понимаю, о чем еще ты хочешь поговорить. Хочешь узнать о себе что-то новое? — внутри все расплескивалось, кровь нагревалась и бушевала внутри. Крейг остановился и сложил руки на груди.       — Прости меня за вчерашнее. Правда. Ты же знаешь, что я не трогаю бутылку больше. Не прикасаюсь к алкоголю уже несколько месяцев, ты же своими глазами видел! Я нашел работу, я спокоен, так почему же ты не замечаешь этого? — он попытался сделать шаг вперед, но Такер отшатнулся, как от огня, сморщившись.       — Я вижу, да. Но как это отменяет то, что ты вчера мне наговорил? Думаешь, это приятно? — он стал говорить тише, опуская руки с груди. Он прав.       — Мне правда жаль. Я разозлился, потому что ты ничего не рассказываешь своей матери. Ладно я, но ее то пожалей. Она же волнуется за тебя, она любит тебя. Хватит сторониться нас, мы семья, ужасная, да, но мы стараемся. Почему ты не хочешь понять этого? Дай нам шанс. Дай шанс мне, — Том выглядел особенно грустным, пока произносил все это. Где-то внутри Крейга что-то похолодело от осознания, что он действительно ошибается, но гнев всегда вымещает здравый смысл.       — Я давал столько шансов… Томас, я устал прощать тебя. Ты избил меня вчера. Да, может я и полез первый в драку, но я не хочу терпеть то, что ты мне говоришь. Ты себя не контролируешь, даже когда трезвый, вчера я убедился в этом. Что ты там сказал? Что я педик? Скажи мне это еще раз, — Такер сделал шаг назад, вжимаясь в дверь, как в путь отступления. Он никогда не бежит, но сейчас ему этого действительно хочется.       — Я так не считаю. Я знаю, что это ошибка, прости меня за мои слова. Давай заключим в этом доме мир. Я приехал сюда, чтобы начать все сначала. Я стал хорошо зарабатывать, я хочу вас обеспечить, чтобы вы ни в чем не нуждались. Я старый дурак, я постоянно во всем ошибаюсь, и вчерашний случай не исключение. Я не хочу больше драк, я не хочу больше ругани, — он обнял себя за живот, и снова уставился в пол. Может, ему правда жаль? Если приглядеться, он действительно подрагивал, Крейг понимал, что эти слова тяжело ему даются, но так просто отпустить каждый синяк он не мог. Да и к тому же, он все равно педик, и этого не изменить.       — Ошибаешься, значит? Твои слова — ошибка? Ты вообще помнишь, сколько раз ты мне такое говорил? Мне стоило считать каждый такой раз, чтобы освежить тебе память. Ты выглядишь жалко. Я тоже не хочу драться с тобой, но я настолько зол и раздавлен, я не могу простить тебя за все, что было раньше. У тебя на уме только бабки и телки, ты омерзителен. Мне жаль маму, но ни с ней, ни с тобой я не хочу контактировать. Вы мне противны. Давай, скажи мне то, что ты любишь мне говорить. 'Крейг! Ты пидорас, ты ебешься с тем белобрысым чмошником, как тебе не стыдно! Что за выродка я вырастил?' Помнишь такое? — каждое произнесенное им слово сейчас резало глубже ножа. Страх был так велик, но он прятался от него, убегал. Иногда вступал в бой, лишь бы не быть раненым.       — Я не буду больше так про тебя говорить! В последний раз я говорил тебе это под градусом, но я больше не пью! Я клянусь тебе собственной жизнью, что никогда не возьмусь за спиртное, — остальное Такер уже не слышал. Внутри, как птица бились слова 'я так не считаю, это ошибка'. Он сам отказывается верить в это, пытается сам себя убедить, что это не так. Он бы никогда не принял его, так в чем смысл этого разговора?       — Заткнись уже нахуй, выблядок. Не выношу тебя. Где гарантия, где, сука, гарантия, что ты больше никогда не выпьешь и не начнешь смеяться надо мной? Оскорблять меня? Жалеть, что я родился? Что ты вообще обо мне знаешь? Правильно. Нихуя! — Крейг сделал шаг вперед, он больше не мог терпеть. Он увидел страх в глазах отца, и смутная мысль пришла ему в голову, прежде чем он напал. Ты как он, настоящее чудовище. Безжалостное.       Он сделал еще шаг вперед, но Томас не сдвинулся с места. Страшное ощущение закралось под кожу, но Такер его проигнорировал. Он уже не чувствовал себя, не слышал своих мыслей. Внезапно, он скинул с тумбочки все свои вещи. Это придало ему уверенности. Мужчина вздрогнул от этого действия, от шума, который неожиданно разрезал тишину в комнате. Крейг подошел к столу, и там все скидывая на пол. Его глаза горели таким гневом, такой неудержимой яростью, что появилось ощущение, будто даже воздух нагрелся, раскалялся. Раскаты грома в душе парня не останавливались, он стал поднимать с пола все, что попадалось под руку, и с силой швырял обратно. Швырял в Тома. Летело все: тетради, пенал, книги, пульт, игральные карты, ваза, рюкзак, кружка, лампа. Сплошной хаос. Еще чуть-чуть, и он схватится за биту.       Но вместо этого Крейг замахнулся, сильно задрал кулак и от души врезал отцу по морде. За то, что называет его педиком. Тот пошатнулся, но устоял на ногах. Пора это исправить. Чтобы он не успел среагировать и приложить руку к щеке, Крейг ударил еще раз. За то, что его никогда не было рядом. И еще раз. За то, что вся семья его боялась. Еще. За то, что он никогда не отказывал себе в гнусных словах, которые не выходили из головы ни на минуту. Он схватил его за грудки и потряс, чувствуя свое превосходство. Том сполз на кровать, потеряв ориентацию в пространстве. Из носа хлынула кровь, и Такер вновь ударил, размазывая ее по лицу. За то, что он кусок говна. Опять ударил, зная, что это не первое обещание исправиться. Ему становилось легче от каждого удара, он почувствовал себя свободным. Костяшки горели от боли, адреналин бушевал в крови. Он испытывал облегчение с каждым ударом, хаотично попадая ему по лицу, в безумном желании расквасить его, превратить в месиво, как тогда, с Трентом. Сделать рожу такой, какой Трент сделал Твику. Крейг нависал сверху, продолжая наносить удары, стараясь не слышать хрипы. Он был не в себе, рассудок покинул его, оставляя лишь низменные инстинкты. Выживание. Но ему ничего не грозило, разве нет?       Обычно ему сразу отвечают, и случается настоящая потасовка. Такер всегда нападает первым, не жалеет сил, не боясь, что у отца будет сотрясение. Не боясь навредить ему. Весь гнев, что копился в нем годами, вся та боль и жгучая обида вырывается с каждым прикосновением костяшек к лицу. Хотелось размозжить его череп, кричать во все горло о том, как он ненавидит его, проклинает за испорченную жизнь. Дома всегда было плохо, всегда было страшно. Крейг не издает ни звука, бьет тихо и остро, сильно.       Сейчас Том не отвечает. Он смиренно лежит, подчиняется. Терпит каждый замах, терпит эту раздирающую боль, такую, какую его сын испытывал постоянно. Чаша просто переполнена, фонтаном бьет, расплескивается наружу. Потоп. Все тонет, а его ковчег так далеко. Твик не поможет, Твика нет рядом. Есть только бесконечная злоба, есть только принимающий удары отец, истекающий кровью.       Такер посмотрел ему в глаза, и увидел что-то такое, от чего сразу отпустил мужчину, пятясь назад. Мгновенно, без тени сомнения, он отпустил его. Упал на спину, чувствуя ужас всеми фибрами души. Еще секунду назад он захлебывался в течении, которое уносило его все дальше от берега, а теперь ползет в страхе к двери, помогая себе пятками и локтями.       Он посмотрел на свои руки, испачканные чужой алой кровью. Он не может выкинуть из головы этот жалостливый взгляд, полный мольбы. Эти грустные маленькие глаза, такие же зеленые, как у него, как у его матери. Наполненные настоящим животным страхом, паникой. И кровь, размазанная по щеке, стекающая по подбородку. Нос, который, кажется, сломан.       Боже. Господи. Что он творит? Что он творит?! Руки затряслись, он стал лихорадочно вытирать их об штаны, прижимая колени к груди. Она не оттирается! Размазывается, но остается на кулаках. Она повсюду. И этот взгляд… Этот взгляд он знал лучше других. Лучше всех. Именно так он смотрел на отца сам, именно так он смотрел, умоляя прекратить кричать. Именно это он испытывал каждый раз, когда Томас угрожал ему розочкой от бутылки. Дикая паника, смешанная с отчаянием. Почему мой отец меня не любит? Почему мой папа меня оскорбляет? В один миг Крейг почувствовал себя тем самым ребенком, над которым нависал отец, будучи в два раза больше, тряс за грудки, и кричал что-то грозное. В какой момент он стал таким же? В какой, блять, момент это произошло? Как так вышло?       Такер сжался, и, не беспокоясь больше о том, что его истинные чувства все узнают, горько заплакал. Он зарыдал во все горло, до этого сохраняя жестокое молчание. Тело дрожало, плечи тяжело тряслись, а слезы хлынули из глаз. Он не хотел быть таким же. Он боялся. Боялся, что Твик тоже видел в нем это. Он ненавидит причинять боль, но каждый раз Крейг это делает. Он больше не хочет, больше не хочет это видеть, не хочет видеть отца, не хочет никого бить, никогда. 'Я защищался', — кричало ему сознание. Но он больше не слышал себя, лишь видел весь тот вред, который всем причинил. Он видел истинного себя. Нелюдимого, агрессивного психопата, безжалостного и бескрайне злобного. Настоящего.       'Я чудовище, я монстр', — кричал он себе, в голове все разрывалось от осознания. Он увидел себя со стороны, наконец посмотрел на себя, хотя раньше боялся. В день, когда Трент избил Твика, он не увидел себя, он лишь думал о том, как хочет отомстить. И лишь на мгновение, в зеркале, задержал взгляд на своем лице. Ужасный. Жуткий. - 'Ненавижу себя, как же я себя ненавижу!'       Сердце рвалось на куски, боль сжимала его грудь в тиски, он бил себя в солнечное сплетение, захлебываясь слезами. Никогда не испытывал ничего подобного, никогда. Никогда за всю жизнь он так не рыдал. Он почувствовал себя своим же отцом, в отражении его глаз увидел себя. Ему нужно разрывать этот порочный круг, но он не знал, как. Как?! Как перестать ощущать столько злости по отношению к своему отцу? Как перестать срываться на него, как перестать лезть в драку? Как закончить свои страдания, как прекратить эти мучения? Как забыть обиду, съедающую его изнутри? Как простить? Как забыть все те слова, что говорил ему Том? Он ревел, жмурясь, открывая рот в воплях умирающего зверя. Никогда. Никогда. Никогда не чувствовал себя так. Он снова посмотрел на свои трясущиеся руки, на костяшках мозоли от прошлых побоев, которые он лично устраивал. Он не зомби, а настоящий монстр.       В своей истерике он даже не заметил, как Томас подошел к нему, сел рядом и положил тяжелую руку на его голову. Такер сжался сильнее и заплакал громче. Ему казалось, что отец сейчас схватит его за волосы, как делал это раньше, и потащит по всей комнате, разобьет его лоб о стену. Сейчас он это заслужил. Господи, да пускай он уже убьет его, и всем станет легче!       Но этого не происходит. Мужчина просто пригладил его волосы, зарылся в них, аккуратно перебирая каждый локон, как обычно это делает Твик. Крейг замер, совсем не понимая, что происходит. Отвращение накатывало на него, затошнило так, что захотелось вырвать и так пустой желудок на пол. Сил спихнуть чужую руку не было, поэтому он просто остался сидеть и дрожать, ежась. Шея сильно затекла в таком положении, было жарко, хотелось открыть окно нараспашку, но он не мог сдвинуться с места. Никогда доселе он не ощущал себя таким уязвимым. Отец приобнял его за плечи, и от этого действия внутри стало теплее. Теплее. Ему стало теплее. Он перестал плакать, вытирая свои глаза и щеки.       — Прости меня. Прости, что я поднимал на тебя руку. Я думал, что я защищаюсь. Защищаюсь от всех твоих нападков. С тех пор, как мы переехали, ты всегда кричал на меня. Я боялся. Я так сильно боялся. Когда я стал сильнее, выше, я почувствовал, что могу противостоять тебе. Почувствовал, что могу остановить тебя. Но я больше не хочу бить тебя. Прости. Ты тоже последняя мразь, не забывай это никогда. И ты знаешь почему. Ты бросил нас всех, ты приходил домой, чтобы наорать, чтобы раскидать вещи также, как я сейчас. Ты бил все, что попадется под руку. Я думал, и меня ты тоже начнешь бить, поэтому стал нападать первым. Но ты с самого начала отвечал мне, заламывал руки, пиздил меня в ответ, и все из-за ебучего алкоголя, кокаина. Ненавижу тебя! За все дерьмо, что ты сделал, за все, что ты натворил, за все, что ты разрушил, — Крейг успокоился и больше не мог молчать. Он выплеснул все, что так долго его терзало, все, что не могло так просто исчезнуть. Все, что таилось в его сердце, ранило и искривляло.       — Ты ни в чем не виноват, Крейг. Только я. Ты прости меня тоже, правда. Я завязал, ты это знаешь. Если помнишь, я завязал с кокаином два года назад, и больше не притронулся к нему. Также будет и в этот раз. Я знаю, что уже поздно что-либо исправлять, но я все равно постараюсь. Я ведь люблю тебя. Я редко говорил тебе это, но я был другим человеком. Хочешь верь, хочешь нет, но я правда изменился. Ты редко появляешься среди нас, но я помирился с Лаурой, и больше мы не ругаемся. Вчера… Вчера это правда была ошибка. Я понимаю, как это звучит. Я понимаю твое недоверие. Но я хочу, чтобы ты знал, как я сожалею. Если бы я мог вернуться назад во времени, я бы все исправил, — Том прижал Крейга ближе к себе, и от шока он не мог пошевелиться. Ему не ответили. Его не ударили в ответ. Впервые за все это время Такера не тронули в ответ. Он поднял красные глаза и посмотрел на отца.       — Если ты меня любишь, то почему ты так поступал со мной? Где ты был? Где ты был все это время? Почему ты забыл меня, пап? Почему ты говорил мне с самого детства, что мне нельзя плакать? Почему ты постоянно кричал на меня? Какой же ты все-таки отец паршивый… — Томас смотрел с нежностью и сожалением. Его губы были опущены вниз, дрожали. В глазах застыли слезы, и Крейг не мог в это поверить. Он никогда не видел отца таким. Он стал усиленно тереть лицо, чтобы смыть с себя этот взгляд.       Том зашмыгал носом, и убрал руку с плеча Такера. Тот взглянул исподлобья, не понимая эту резкую перемену, и увидел то, что сломало его окончательно.       Плечи отца затряслись, и он протяжно завыл.       — Если бы я знал, Крейг. Если бы я знал, сынок… Я не понимаю, кем я был раньше. Я не знаю этого человека. Я не сказал тебе, но я уже два месяца хожу к психологу. Я пытаюсь все исправить, я правда хочу стать лучше. Прошу, дай мне такую возможность. Сынок, клянусь, я так тебя люблю. Я не хочу потерять тебя. Раньше я не ценил тебя, и твою маму, и сестренку, а теперь… Внутри зияет огромная дыра, и я не знаю, чем ее закрыть. Невероятная боль, — он снова завыл и затрясся, закрывая лицо широкими ладонями. Крейгу вдруг действительно стало его жаль. Внутри оставалась эта ужасная обида, и вряд ли это изменится когда-либо. Но… Что-то шептало ему на ухо, что пора перестать так злиться. Вчера Такер первый напал на Томаса, и он не стал это терпеть. Так происходило всегда, прямо как сегодня. Может, все-таки проблема в нем самом, а не в окружающих? Он все равно остается продуктом воспитания своих родителей, которые растили его в ненависти к друг другу, но… Он ведь смог полюбить. Смог полюбить парня, просто потрясающего человека. Может, он сможет вновь полюбить и маму, и папу? Несмотря на весь пиздец, которые они совершили.       Они ведь просто люди. Они глупые, травмированные, но все равно люди. Причинили невероятное количество боли, но они любят Крейга. Он знал, что мама всегда его любила, но то, что его любил отец, он не знал. А подтверждение его слов он видел прямо сейчас. Ему запрещали плакать, но вот, рядом с ним сидит человек, который все это время ругал его за малейшую слезинку. И сам трясется, как осиновый лист, и сопли во все стороны. Ревет, как ребенок. Пересилив себя, Такер положил руку на плечо отца, отворачиваясь.       — Я не прощу тебя, так и знай. Почему? Потому что сегодня я скажу что-то такое, после чего ты снова ударишь меня. И я снова пойму, что тебя не исправить. Ты не изменишься. Но мне жаль тебя. Я понимаю, почему ты такой ублюдок. И я тоже теперь такой же ублюдок, как и ты. Ты хоть знаешь, какой мой любимый цвет? — Крейг усмехнулся, вытягивая ноги на полу. Его все еще немного потряхивало, но эта разрушающая все вокруг агрессия пропала.       — Синий. Ты думаешь, я настолько слепой? Обещаю, что не предам твоего доверия, и что бы ты мне не сказал, я приму это, — что-то в груди Такера сжалось с такой силой. Он представил, что это действительно примут, и тепло разлилось по телу, перемешанная с тысячью мелких осколков. Этого не произойдет, он знает наверняка. Он слышал это с его же уст множество раз. — И, Крейг. Ты никогда не станешь таким, как я. Никогда. Ты совсем другой, ты добрый. В тебе столько эмпатии, столько чувств, на которые я раньше плевал. Но теперь я вижу их.       Внутри все скрутилось. Крейг чувствовал облегчение.       — Ты не угадал. Я люблю зеленый, — лишь тихо прошептал.

×××

      Он впервые ужинал с семьей. Оказалось, отец пришел к нему в четыре часа дня. Крейг спал весь день, как убитый. Он старался больше не думать о вчерашнем, и расхлебывать то, что произошло сегодня. Возможно, ему даже стоит сказать спасибо Томасу. 'Хэй, пап, спасибо, что разбудил и пришел подраться ко мне, если бы не ты, я бы весь день думал о парне, которого по ошибке поцеловал. Да-да, парня, в которого я безответно влюблен. И теперь я разрушил нашу дружбу, представляешь? Но я стараюсь об этом не думать благодаря тебе'.       Ему все еще было тяжело отойти от пережитой истерики, свежие воспоминания бились внутри, клокотали. Он вздрагивал каждый раз, когда мозг воспроизводил то, что произошло в его комнате.       Он лично видел, как Лаура умывала Тома, промывала его ссадины на лице, бережно, ваткой с антисептиком прикасалась к разбитой губе, и заткнула его кровоточащий нос. Такеру было мерзко с того, как быстро она его простила, и как нежно трогает его лицо. Они смеялись и шутили, выглядели как обычная семья, нормальная, будто он не дрался со своим сыном полчаса назад. Тошно. Хотя, если верить его словам о походе к психологу, то, может, они действительно уже давно помирились, а Крейг этого просто не замечал? Он пропадал с Твиком днями и ночами, не желая проводить время с семьей. Теперь они выглядят так, словно снова любят друг друга. И как бы он не пытался себя убедить, что ему противно, в глубине души ему было так спокойно и хорошо. Все свежие травмы напоминали о себе, отзываясь в голове глухой болью, множество воспоминаний летали, как мухи. Но видеть их такими… Беззаботными и влюбленными, было чертовски мило. Они были похожи на них с Твиком. Это пугало. Он молился, чтобы между ними никогда не случилось ничего подобного. Но вид на ту же самую ванную, в которой Такер лично обрабатывал все синяки и ссадины Твика, умывал его от крови, заставляло сердце безутешно дрожать. Как он там?       Лаура готовила свою вкусную стряпню, и пахло на всю кухню и гостиную. Как давно он не чувствовал этого. Как давно он не слышал этих великолепных запахов домашней еды. Спасибо Всевышнему, что вернул в его детство, когда все не испортилось настолько, что они перестали пересекаться друг с другом.       Крейг сидел на диване, откинув голову. Он старался не думать о Твике, но все равно переживал. Внутри скреблись кошки, ведь он чувствовал что-то нехорошее, но не понимал, что именно. Он даже не знал, где лежал его телефон. Боялся ему написать, но очень хотел. Вряд ли Твик вообще захочет с ним контактировать теперь. Неужели все правда кончено?       Триша села с ним рядом, покачивая ногами. Она явно что-то хотела сказать, но не решалась. Он уже давно не видел ее здесь, да и сам тут не был. Вся семья в сборе, удивительно. Томас помогал Лауре готовить, свет горел во всей кухне, еще чуть-чуть, и Такер словит дереал. Все походило на сон, нежели на реальность. Может, он умер, и попал в другую вселенную? Какого черта?       — Чего тебе, малявка? — Крейг потрепал Тришу по голове, улыбаясь ей. Она взглянула с такой надеждой, что сердце остановилось.       — Я думала, ты со мной больше не разговариваешь, — она покачала головой, а потом улыбнулась в ответ.       — С чего вдруг? — он смутился, сжимая свои локти на животе. Неужели он настолько хуевый старший брат?       — Ну, а ты вспомни, когда в последний раз мы общались? Ты вообще на меня не обращаешь внимания! Только на Твика своего… — на этом моменте Такер закрыл ей рот, опасливо оборачиваясь на родителей. Благо, они слишком заняты собой, чтобы заметить, чем занимаются их дети.       — Ты дурочка. Ты сама прекрасно знаешь, что было, — Крейга кольнула совесть. Сестра явно не заслужила этого одиночества, в которое ее поместили. На которое он лично ее обрек.       — Да-да. Мне вот интересно, что у вас произошло с папой? Ты прям кудесник! Давно не видела их такими счастливыми, — парень скривился, обдумывая сказанные слова и разглядывая свою рыжую сестру. Она всегда была такой. Прямолинейная, простая, веселая. Как же хотелось наверстать время с ней.       Такер приобнял ее, прижимая к себе. Она сильно опешила, но не увернулась, и уткнулась ему в грудь. Он вдохнул ее запах, и понял, что давно не обнимал ее. Ему было так жаль. Крейг слишком сильно замкнулся, что перестал замечать людей вокруг себя, даже тех, кому он действительно был нужен. Он погладил Тришу по спине, и она сделала в ответ то же самое.       — О-о-о, вы такие милые вдвоем! — послышался нежный голос Лауры с кухни. Такер смутился и отпустил сестру. — Вас бы сфоткать, хочу запомнить это навсегда! Том, последи за сковородой.       Она подбежала к ним, присаживаясь на корточки у дивана и взяла их руки в свои.       — Я вас так люблю, мои золотые. Простите, что говорила это не часто, — и Крейг сломался. Он шмыгнул, чувствуя, что слезы снова подступают. Ему совершенно не верилось в происходящее, выглядело как полный бред во время горячки. Где разбросанные по полу бутылки? Где потекшая тушь его мамы? Где испуганная и убегающая сестра? Где крушащий все, что попадется под руку Томас? Неужели он настолько давно не бывал в гостиной, что даже не заметил изменений? Неудивительно, что теперь это кажется ему таким диким и чужим. Но… Ему действительно хорошо. Он сделал глубокий вдох и посмотрел на потолок, чтобы не видеть этого лица перед собой. Она сияла, и Такер заражался этим сиянием. Он будет искренне счастлив, если все останется так, как есть.       Она убежала обратно под какие-то капризные крики Триши, выражающей недовольство такими сюсюканьями.       — Кстати, Крейг… — парень взглянул на нее, она говорила тише на несколько тонов, и напрягся от перемены настроения. — Твик классный. Его в школе все обсуждают, но мне он нравится. Хотя его считают тем еще психом. Но вы вдвоем смотритесь так… Как бы это правильно сказать… Будто вы в своем мире. Я рада, что у тебя есть такой друг.       — Да уже… Я уже потерял его. Я вчера поцеловал его, — проговорил Крейг почти шепотом. Благо, включенная музыка мамы заглушала его слова.       — И что? Он разве не ответил? — Триша нахмурилась, и взяла Такера за руку.       — Ответил, но я точно знаю, что ему не понравилось. Я уверен в этом, потому что знаю его хорошо, — он покачал головой, пряча взгляд. Он не хотел, чтобы Триша переживала, но и утаивать свою личную жизнь больше не хотел.       — Чего? Я много раз видела вас вдвоем, он так смотрел на тебя! Не может быть такого! Не верю! — Крейг дал ей легкую оплеуху, ведь она сказала это слишком громко.       — Если не веришь, принеси мой телефон. Спорим, он ни разу мне не написал? Мы вряд ли с ним вообще будем теперь общаться. Я написал ему прощальное письмо, если можно так сказать. Отдам потом тетрадь. Вслух не могу сказать всего того, что настрочил, — сестра кивнула и тут же ринулась наверх.       Желудок невыносимо ныл, прося порцию еды. Так еще и этот запах… Сводил его с ума. Пахло грибами, сливками и сыром.       — Крейг, давай, когда вы с Тришей договорите, мы сходим на задний двор? Посидим, поболтаем по душам, что скажешь? — Такер скривился, хмуро уставившись на отца. Делает вид, что теперь все хорошо? Он кивнул, но недоверие связывало его. Он не знал, о чем говорить с этим человеком. Он не знал, сможет ли воспринимать его нормально после всего случившегося. Да, попытаться точно стоит, может, это шанс, подкинутый самой судьбой. Ненависть утихла, но обида никуда не делась. Понадобятся месяцы, а то и годы, чтобы простить его. По щелчку такое не происходит.       Девочка вернулась, плюхнулась на диван и протянула телефон Крейгу. Она вся будто светилась от счастья.       — Никак не могу привыкнуть, что в твоей комнате теперь так хорошо! Если не считать раскиданных вещей, — парень бездумно кивнул, и сразу залез в мессенджер, проверяя сообщения. Там действительно было одно сообщение, которое гласило 'ты в норме?'       — Ахуеть! — он вскочил, удивленно хлопая глазами. По телу прошла дрожь, а сердце забилось так громко, наверняка даже Триша слышала.       — Я же говорила! Ты ему не безразличен! — Крейг тупо пялился в экран, не зная, что сказать. Он был настолько шокирован, словами не передать. Он был уверен, что там ничего нет, но Твик действительно написал ему. Он погасил телефон, нервно сжимая его в руках. Что делать? Ответить ему? Что сказать? Извиниться? Попросить о встрече? Любая мысль о Твике вызывала в нем такую бурю, что он весь затрясся, от чего Триша рассмеялась. — Не могу поверить, что вижу тебя таким!       Он пихнул ее, смущаясь своей яркой реакцией. Улыбка сама ползла на лицо.       — Расскажи мне, как у тебя дела? — он ответит Твику чуть позже. Видя, как обрадовалась его сестра при таком вопросе, сразу стала рассказывать о школе, новых друзьях, учителях, о своих новых хобби. Крейг был счастлив, что у Триши все хорошо.       И, внезапно, произошло следующее. Телефон завибрировал от новых уведомлений. Бесёныш: крейг? я очень рад, что ты в порядке я переживал напиши, как сможешь, ок?       — Ахуеть! — теперь уже воскликнула Триша. — Я точно какая-то ведьма, не зря мне это бабка говорила! Что ты ему ответишь?       Крейг не мог соображать нормально, его всего колбасило, он то и дело сглатывал накопившуюся слюну, а в голову лезли воспоминание о их поцелуе.

Вы:

Я в порядке, не волнуйся.

Дурашка.

      — Ну ты и дебил, конечно, — разочарованно протянула сестра.       — А что мне еще сказать? Ты издеваешься? — Крейг застонал и сполз по дивану вниз. Внутри был целый вихрь разных мыслей, но все они внушали ему надежду, что не все потеряно. Да, им все равно не быть парой, но, как минимум, Твик беспокоится о нем. Когда он беспокоится, его нужно просто осадить и сказать что-то такое, от чего ему будет легче. С чистой душой он поставил телефон на зарядку, и провел рукой по лицу. — Том меня зовет 'поболтать по душам', пиздец.       — Иди обязательно! Все будет хорошо, обещаю тебе. Тебя давно не было рядом, но, клянусь, он уже совсем другой, — в это верилось с трудом, но его сестра не глупая. Он доверял ей, поэтому, пересилив себя, он поднялся на негнущихся ногах, и прошел на кухню.

[PILL COUPLE — WAGGING]

      — Идем? — Такеру было страшно, это бессмысленно утаивать. Он боялся потерять то, что у них уже успело выстроиться. Надежда, вселившаяся в него после сообщений Твика, не давала падать духом. Будь, что будет. Пусть течение смоет его с берега и отправит туда, куда захочет.       Отец кивнул и взял пачку сигарет, прежде чем пойти за Крейгом к задней двери. Парень надел теплую куртку, чтобы его не сдуло к херам. Он так и не переоделся со вчерашнего дня. И это напоминало ему, что произошедшие события такие свежие, и это не выдумка, не сон.       Такер отряхнул занесенный снегом садовый стул, похожий на шезлонг, и сел туда. Томас поступил также. Откуда здесь вообще такие стулья, он не знал. И уж тем более, для кого они предназначались.       — Будешь? — Том протягивал ему сигарету из своей пачки. Да, теперь он не курит люксовый табак, как раньше. Крейг не любит мальборо, но не отказался. Никогда не курил с отцом так. Он даже не знал, что мужчина в курсе его привычки.       — О чем ты хочешь поговорить? — Такер затянулся, обжигая легкие этим горьким дымом.       — Я хочу поставить все точки над и. Как я уже говорил, ничего из нашего прошлого больше не повторится. Чтобы тебе было спокойнее, я закодировался, — отец откинулся на спинку, выдыхая дым к небу. Близилась непогода, снег падал вниз, а ветер завывал. Крейгу было непривычно без шапки, хлопья покрывали его волосы и плечи, но этот холод был даже приятным.       — Как мне может быть спокойнее, если эти кодировки часто нарушают? — парень покачал головой. Как его батя может быть настолько тупым?       — Только не я. Я уже кодировался, еще до твоего рождения. И я чуть не умер, когда попробовал алкоголь. Меня рвало так, что я думал, мне конец. Рвало с кровью, между прочим! Потом прошло много лет, и кодировка больше не действовала. Я начал выпивать в нашей компании, и понеслось… Я был болен. Теперь хожу к анонимным алкоголикам. Туда же, кстати, ходит отец твоего одноклассника. Марш, вроде, — дым красиво вырывался изо рта, конфликтуя с морозным воздухом. Небо черное, затянутое тучами. Луна убывающая, поэтому она не освещала его. Будто даже у неба нет надежды на свет.       — Не знаю я своих одноклассников, они мне неинтересны, — фыркнул Такер, скептично поглядывая на отца.       — А Твик? Я слышал, как вы с Тришей обсуждали его, — внутри Крейга все сильно сжалось. Ему стало не на шутку страшно, он попытался сказать хоть что-то, но все слова застряли в горле. Он попытался взять глубокую тяжку, сделать вид, что ничего не услышал. Что он вообще понял с того диалога?.. — Не бойся, сынок. Просто расскажи мне все.       Такер бросил сигарету, и с силой растоптал ее. Он поднялся на ноги, стал ходить туда-сюда, вытаптывая снег своими ботинками. Что он хочет услышать? Что он хочет, чтобы Крейг ему рассказал? Он столько лет запрещал ему общаться с парнями, злился на каждого из них, говорил, что это страшный грех, хотя это не так. А теперь получается, сам лично спрашивает? Зная, какой ответ получит?       Парень закричал и пнул стул так, что он отлетел куда-то в сторону. Он сделал глубокий вдох, пытаясь совладать с собой. Ему нельзя больше срываться, они же договорились. Он не такой, как его отец. Он другой. Такер закрыл глаза, выдохнул. Затем поднял голову к небу, ощущая, как снег падает ему на лицо. Его действительно стало больше. Хотелось бы вернуться в дом, в тепло, но… Кажется, время пришло. Время выложить все карты. Если не сейчас, то никогда. Хуже уже ведь не будет, да? Может, он сломает их семью окончательно, но лучше сейчас, чем потом. Он не успеет разочароваться в отце, потому что все еще нет достаточно крепкой надежды. Крейг отошел, чтобы вернуть стул, и поставил его напротив Томаса.       — Хочешь, чтобы я все рассказал? Только не пожалей о своем желании, — и он начал делиться, понижая свой тон, чтобы было еле слышно. — Это мой первый нормальный друг, и я в него влюблен по уши. Я лапал его ребра в нашей ванной. И мы, будучи пьяными, разглядывали друг друга в его комнате. Еще мы купались в бассейне, и он оглаживал мои шрамы на ногах, о которых ты тоже не знаешь. — Такер сдерживался, чтобы не закричать от ужаса, который его охватил. — Может, хватит притворяться хорошим? Давай я скажу последние слова, после которых ты отпиздишь меня в этом снегу, надеюсь, насмерть. Мы целовались вчера, прям с языком. Да. Я гей. Педик. И ты не сможешь этого изменить, лучше просто убей меня нахуй, разберемся с этим раз и навсегда.       От всего того, что он сказал, ему стало легче. Будто тяжелый груз наконец упал с плеч. Он чувствовал себя беззащитным, обнаженным, но так было нужно. Именно это отец и хотел услышать, и он получил это. Повисла тяжелая тишина, разрушаемая лишь музыкой, доносящейся с их квартиры. Какой-то джаз, который любит его мама. Он хочет попросить у нее прощения, за то, что разрушил ее надежду прямо сейчас. Такер зажмурился, ожидая удара, которого не последовало.       — Мне… Мне тяжело это понять, Крейг. Но… Я не буду тебя осуждать. Я знаю об этом со вчерашнего дня, мне сказала Лаура. Все в порядке. Правда. Я взбесился из-за этого, но… Потом я сходил на прием к терапевту. Мы поговорили… Поговорили с твоей мамой, с Тришей. Я думаю, что приму это. Но я все равно этого не понимаю. Ты уж прости меня, я старой закалки. Но я не буду мешать твоему счастью. Больше не буду, — голос Томаса дрожал, он перебирал пальцы в своих руках, и смотрел так умоляюще, что Крейг окончательно перестал ощущать связь с реальностью.       Что происходит? Что, блять, происходит? Откуда знала мама, откуда? Почему… Почему они все знали? Отец столько лет… Обзывал его, не принимал его… Как так вышло, что сейчас он это принял? Или, он принял еще вчера вечером, когда Такер ушел?       — Как… Как вы это поняли? — его голос сломался, и он сел на колени, ничего больше не осознавая.       — Я не понял. Но мама такая проницательная, ты же знаешь ее. Спроси лучше у нее. Прости меня за то, что оскорблял тебя… Я все равно горжусь тобой. Прости… — он вновь заплакал, закрывая свое лицо. Сердце Крейга дало последнюю трещину.       И это стало последней каплей.       Он встал со стула и подошел к Томасу, обнимая его, вжимая голову в свой живот. Так они и сидели на морозе, Такер успокаивал собственного отца, который казался таким раздробленным, таким маленьким, слабым, требующим утешения и прощения. Крейг не мог простить, но он точно сожалел о своих поступках, ровно также, как сожалел Том. Они оба хороши.       — Пап, ты правда… Правда не злишься? Ты впервые не злишься на меня? — его будто подменили, мальчик ничего не понимал. Остальные слова снова застряли внутри, он абсолютно потерялся, не знал, что еще сказать.       — Правда, сынок… Я желаю тебе счастья, и больше не потревожу тебя, — он встал, и обнял Такера в ответ, хлопая по его спине. — Беги к своему мальчику, я знаю, что ты нуждаешься в нем.       — Не думаю, что это так, — Крейг горестно усмехнулся, и разорвал объятие. Чувства сильно душили его, хотя он стоял на свежем воздухе. Снег падал хаотично, ветер все сильнее завывал.       — А я думаю, что это так, — в проходе стояла Лаура, в своей белой куртке, как ангел. — Я видела его из окна, он выходил из дома, и подглядывал к нам. Такой милый. Пригласи его к нам, поужинаем все вместе, познакомимся. Обещаю, что не буду рассказывать о том, каким сладким карапузом ты был.       — Мам, ну ты что, издеваешься надо мной? — Крейг покраснел, ему захотелось опустить шапку на голову, но ее не было сейчас. Внутри не утихал ураган от пережитых эмоций. — Как… Как ты вообще узнала об этом? О том, что я… Гей.       Эти слова давались ему тяжело. Он отказывался верить в то, что сегодняшний день был реален. Отказывался верить, что эти люди — действительно его родители. Такими он видел их в последний раз только лет в тринадцать. Грудь разрывалась от всего, что он испытал сегодня. Впервые за всю жизнь ему тяжело было смотреть в лицо отца, опухшее от синяков. Да, его невозможно оправдать, ведь он всегда позволял себе ударить Такера в ответ. Но то, что он знал наверняка — никто бы никогда не принял его гомосексуальность. Крейг не знает этих людей, стоящих перед ними. Не чувствует, что они семья. Не чувствует этой родственной связи, не верит им. Но впервые он по-настоящему благодарен, и по-настоящему спокоен. Его приняли, и это кажется чепухой. Неужели он настолько плохо был знаком со своей мамой, настолько плохо знал папу? Пора познакомиться с ними заново.       Мама подошла ближе, ее светлые волосы развивались на ветру, брови домиком, зеленые глаза полны бесконечным теплом и любовью.       — Дорогой мой, глупо было полагать, что я не увижу твою душу. Ты же мой сын, я знаю тебя с самого детства. Я помню тебя еще таким крохой! Я помню нас, еще счастливых тогда. Ты был непоседой, хотя уже тогда такой циничный и скептичный. Я помню, как сильно ты любил разглядывать небо, и как мы покупали тебе разные космические штуки, корабли, энциклопедии. Твои глаза горели, наполненные этим искренним детским любопытством. Твои глаза горят также, когда ты смотришь на Твика. Я же не слепая, сложно не заметить постороннего человека в доме. Да и, не буду таить, иногда поглядываю за вами из окна. Ты весь горишь рядом с ним. С самого вашего знакомства я уловила перемену в тебе. Если ты не хотел общаться со мной, со мной продолжала общаться Триша. Она мне и рассказала про этого мальчика. Я знаю, что случилось в твоей прошлой школе, мне звонили учителя. Я так хотела тебя поддержать, но ты отмахивался от меня каждый раз. Мы изменили тебя, и мне так жаль. Мы разрушили в тебе эту искренность и доброту, и теперь мы все исправим. Я хочу, чтобы ты снова чувствовал себя защищенным, — ее мягкий голос окутывал все пространство, а Крейг стоял, как вкопанный, внимая каждому ее слову. — Да, я понимаю, что нужно было раньше. Я пыталась, но ты возвел вокруг себя стены. Я была счастлива, когда узнала про Твика, потому что он был твоим якорем, твоей безопасностью. Я хочу лично поблагодарить его. Крейг, послушай. Прости, что мы не исправили все раньше. Этот переезд должен был стать новой эрой. Мы не стали тебе говорить о том, что отец ходит к психологу, к анонимным алкоголикам, закодировался, потому что, ты уж прости, Том, но мы боялись, что ничего не получится. Но, я лично убедилась, что получилось. Теперь я смело говорю тебе, что все хорошо. И все будет хорошо. Наша семья обязательно исцелится от всех прошлых ран, все будет по-новому. Ты же веришь мне, милый?       Крейг нахмурился. Его грудную клетку будто бы что-то сильно сдавило. Он судорожно вспоминал последние месяцы, и сам лично говорил Твику, что все стало намного спокойнее. Значит, мама права? Он зря возводил эти стены? Он зря боялся напороться на нож в спину? Зря боялся разочароваться сильнее? Такер действительно помнит своего отца раньше, до того, как он устроился в эту ебанутую компанию. Он был хорошим. Его невозможно оправдать, но если попытаться жить дальше?       — Я постараюсь, правда, — Крейг кивнул, сглатывая слезы.       Томас расхохотался и сгреб свою семью для больших объятий. Такер чувствует себя так, будто попал в сопливую мелодраму. Он не знал, что так бывает в жизни.       — Эй, а вы чего тут все без меня обнимаетесь? — Триша выскочила из двери и подбежала к ним, цепляясь за них всех. Это был поистине прекрасный момент, который Крейг будет помнить до старости.       — Это все, конечно, мило, но, вы же понимаете, что я уже такой, какой есть? Возможно, папа действительно сможет измениться, но я — нет. И я не про свою особенность… Мне все еще тяжело выражать свои мысли, вы сделали меня холодным и злым, не думайте, что по дуновению семейного ветерка перемен я вдруг стану нормальным, — он пробубнел это, пока его вдавливали в массовые обжимательства. Лаура взяла его за плечи, и посмотрела прямо в глаза своими пронзительно зелеными.       — Крейг, ты добрейший человек из всех, кого я знаю. Твои срывы мне понятны, и, если хочешь, мы можем поработать над ними вместе. Но душа, — она положила руку на его грудь, — душа у тебя самая нежная и чистая. Я знаю это.       — Это тоже все, конечно, мило… Но, что мне делать с Твиком? Он наверняка не хочет меня больше видеть. Не все парни в этом мире геи, чтобы он мог так просто принять мои чувства в ответ, — Такер вышел из их импровизированного круга, и потоптался с ноги на ногу.       — Глупый ты, все у вас будет хорошо, поверь моей проницательности. Иди, позвони ему, пригласи на ужин, — мама потрепала его по голове, и Крейг просиял. О таком он боялся даже мечтать. Если что-то в мире рушится, то для баланса вселенной, другое наоборот восстанавливается. — Останьтесь сегодня у нас, поговорите как следует. Я могу принести с чердака твой телескоп, если хочешь. Старый телескоп, который был у тебя еще в детстве.       — Серьезно? У меня такой был? — Такер шел обратно в дом, и удивленно обернулся, не веря своим ушам.       — Да! Вы с папой ездили в поле смотреть на звезды, здесь, в Южном Парке. Ух, держись, я столько всего тебе расскажу, что ты, скорее всего, уже не помнишь!       Крейг благодарно улыбнулся, и почти бегом ринулся за своим телефоном. Он стал набирать Твику, попутно надевая более теплую куртку и натягивая любимую шапку. Он закинул две мятные жвачки в рот, как делает это всегда. Он сильно стеснялся табачного запаха, поэтому всеми силами заглушал его.       Но, как обычно это бывает, что-то даже в хорошем моменте идет не так.       Он не берет трубку. Он не берет трубку в первый раз, и во второй. Затем и в третий, и в четвертый. Такер застывает в проходе входной двери, опустошенно оборачиваясь на семью.       — Мам… Он… Он не отвечает… — Крейг знал Твика. Он никогда бы так не поступил. Что-то случилось. Что-то точно случилось.       — Так, я видела, что он шел в город, сходи туда же, может, он где-то сидит? Где вы обычно гуляете? Я поеду на машине, подстрахую. Я схожу к его родителям, может, он уже вернулся домой. Будь на связи. Только аккуратнее, надвигается буря, — она быстро сориентировалась, и тоже стала одеваться. Такер завязал шнурки своей шапки, чтобы при беге она не потерялась.       — Понял, — действительно, снег валил уже намного больше, чем раньше. Погода переменилась буквально за пару десятков минут.       И Крейг рванул. Он бежал так, как не бежал никогда. Он чувствовал, что что-то не так весь день, но не понимал своих опасений. Весь вечер ему было дурно, он спихивал это на то, что произошло между его семьей. Но, теперь ему кажется, что дело было не в этом. Сука. Сука! Он же оставил его вчера одного, совсем одного! За сегодня не написал ни одной весточки! Он же знает Твика, знает, как тот любит себя накручивать. Такер услышал за спиной, как Лаура стучит в дверь Твикам, но заворачивает за угол.       Мороз обдувает его кожу, свет фонарей, благо, освещают ему путь. Он продолжает бежать, пульс зашкаливал от сносящего крышу волнения. Может быть все, что угодно, могло случиться что-то просто ужасающее! Он чувствовал себя Твиком, но он не мог не накручивать себя. Он бежал, что есть мочи, ноги горели от усталости, но он не останавливался, минуя улицу за улицей. Куда он мог пойти? Куда он мог направиться? Крейг напрягал колени, напрягал ноги, все свои мышцы, которые начинали ныть от боли, лишь бы не тормозить ни на мгновение. Пока он бежал, снежная буря усилилась. Она стала застилать глаза, но, как бы ни хотелось, он не мог переждать ее в спокойном месте. Нужно было сначала найти Твика. Такер пытался сконцентрироваться на своих мышцах, старался не поддаваться слабости, не делать даже минимальные остановки, ведь он должен отыскать парня. Ему поступил звонок, и он с надеждой взглянул на телефон.       — Крейг, родители Твика не знают, где он. Они его вообще не видели, — Такер застонал, прохрипел что-то в ответ, и побежал снова.       Он забежал в аркадный зал, но тот закрыт. Даже возле кинотеатра не виднелась знакомая фигура. Он смотрел на стадион сквозь забор, но там тоже нет его любимого силуэта. Легкие уже разрывались от нехватки воздуха, грудь полыхала в агонии, но он обязан, обязан любой ценой найти Твика. В конце концов он прибежал к церкви, тяжело опускаясь на скамейку. Именно в этот момент он понял, насколько ему было плохо. Он просто не чувствовал ног, вообще. Они так сильно ныли, что Крейг сдерживал слезы. Он задыхался, пытался отдышаться, делал глубокий и вдох и глубокий выдох. Ему нельзя зацикливаться на своем самочувствии, это сейчас не так важно. Все было не важно. Самое главное — увидеть Твика в целости и сохранности. Он пытался не строить страшных догадок, но они все равно настигали его испуганный разум. Где же он? Куда он мог подеваться? Шапка слетела с его головы, свисая со спины.       Воспаленный мозг отказывался думать трезво. Сердце билось, словно в клетке. Разъяренно и испуганно. Он чувствовал себя загнанным в ловушку зверем, не мог даже представить себе, куда пропал Твик. Он набрал ему еще несколько раз на этой чертовой скамье, но все тщетно. Может, он потерял телефон? Не мог же он игнорировать столько пропущенных!       Крейг зашел в продуктовый через дорогу, и обошел его со всех сторон.       — Видела белобрысого парня? — выплюнул Такер на входе, уже не питая никакой надежды. Все мысли кружили, слово жужжащий рой, вытесняя здравые.       — Э-э. Был один, похожий на твое описание, — девушка за прилавком лениво подняла взгляд, но, увидев полный злобы и страха взгляд Крейга, сразу переменилась в лице. — Он купил сигареты и ушел.       — Спасибо.       Такер выскочил на улицу, надежда затрещала в его голове, превращая тело в такое ватное и непослушное. Он был здесь, если эта девушка ничего не путает. Где-то здесь был Твик. Рядом только лес, но… Что ему там делать? Он же до смерти боится ночного леса, буквально вчера Крейг успокаивал Твика, прижимал к себе его дрожащее маленькое тельце. Не может быть такого, что он сам, по своей воли туда отправился. Точно нет.       Телефон завибрировал. Он хотел попросить маму поехать в лес, но это слишком опасно для машины. Туда нужно было бежать срочно, не теряя ни минуты.       Но звонившей была не мама.       — Алло? Твик? Твик! Господи… Меня слышно? Где ты? Я пришел к тебе, а твои родители даже не знают, куда ты делся… — он не стал говорить, что это его мама заходила. Сейчас нужно было срочно найти его. Он ничего не слышал в ответ, зато свое колотящееся сердце слышал, как никогда громко. Страх захватывал его с головой, окуная в темный омут. Нужно было сохранять голову в спокойствии, не поддаваться панике, но, сука, как это сделать? Рот весь пересох от ледяного воздуха, ему пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы продолжить. — Пожалуйста, скажи мне, где ты? Я умоляю тебя, Твик… Прошу, скажи хоть что-то! Прости меня, дурака, я умоляю…       Крейг чуть ли не плакал, его голос был осипшим от долго бега, легкие будто свистели. Он извинялся, потому что не был рядом. Он извинялся, потому что позволил всему этому случиться. Как он мог бросить его, оставить в таком состоянии? Мало ли что Твик себе мог надумать!       — Кх… Я… Кх-х, — какие-то обрывистые звуки послушались из динамика, и Такер был готов завыть от ужаса. Он хотел сохранить свой здравый смысл, но его одолевал этот поглощающий все вокруг страх. Он весь трясся, боясь выронить телефон. Он быстро включил фонарик на телефоне.       — Я плохо слышу тебя, не мог дозвониться. Ты где-то, где нет связи? — голос Крейга болезненно дрожал, он тяжело дышал и сглатывал, и переживал, что Твик поймет это.       — Гх-х, да… — послышался жалобный скулеж из трубки. С одной стороны парень испытал облегчение, ведь Твик жив, но… Что с ним было? Почему ему так тяжело говорить?       — Где это? Поле? Трасса? Лес? Тебя похитили? — он нес этот тревожный лепет, и был больше похож на Твика, нежели на самого себя. Но ничего поделать не мог, голова кружилась от испытываемых эмоций, и тошнота подкатывала к горлу.       — Лес… З-за прудом… П-помоги мне… Крейг, помоги мне, прошу тебя. Т-тут поваленное дерево, я-я не знаю других ориентиров, — Крейг был готов закричать от счастья. Он сможет найти это место, это точно. Он попросит маму подъехать, и они заберут этого идиота домой. Нужно было только узнать, что же все-таки случилось.       — Блять, что же ты там делаешь? Так, я возле церкви, обещаю, что скоро буду… Держись, пожалуйста, — Такер сорвался на бег, игнорируя то, как промокли его ноги. Сейчас будет еще хуже, ведь в лесу бушует буря, снег заносит все слой за слоем. Следы уже совсем потеряны, но он обязательно найдет Твика. Он пыхтел, пока пробирался сквозь сугробы, ноги начинали кричать от боли, но он должен был бежать. На самом деле, Крейг был на грани того, чтобы вызвать подмогу в виде службы спасения, но слишком боялся тем самым сделать хуже. Он не знал, что произошло, он боялся за Твика. Вдруг его куда-то упекут?.. Ему было страшно от этих мыслей. Он хотел сбросить звонок, чтобы намного быстрее добраться до нужного места, но, почувствовав это, Твик стал что-то лепетать.       — Не б-бросай меня, не б-б-бросай трубку, Крейг… К-крейг, не бросай тру-убку, — сердце Такера сжалось так болезненно, когда из динамика послышались всхлипы.       — Хорошо, я тут, тут. Очень сложно бежать, тут такая буря, никогда не видел ничего похожего. Если хочешь, мы можем поговорить, — он задыхался на ходу, но продолжал говорить Твику хоть что-то, лишь бы не потерять с ним связь. Снегопад действительно выглядел устрашающе, перед глазами будто белая пелена, но, в некоторых местах следы были еще свежие, и именно по ним пробирался Крейг в чащу леса.       — Х-хочу. Очень хоч-чу. Я хочу с-слушать тебя б-бесконечно д-долго… Не бросай меня ник…никогда… По пути… С-слетел шарф… И п-перчатки… Возможно, еще п-пачка сигарет. Б-блять. Моя сумка тоже. Х-холодно… — Такер забеспокоился еще сильнее, он действительно чувствовал, что Твик балансирует на грани жизни и смерти. Потерянные вещи станут отличным ориентиром, он обязательно спасет Твика. И все будет хорошо.       — Это хорошо, я найду их. Все будет хорошо. Я найду тебя, ты главное не бойся, ладно? — Крейг звучал так, будто это он себя пытался успокоить. Он так ускоренно говорил, несмотря на то, что явно очень быстро бежал. Адреналин бушевал в его жилах, одаривая новыми силами. — Ты мне все расскажешь, расскажешь, что случилось. Я не буду злиться, договорились? Прости, что меня не было рядом… Господи, прости меня, Твик.       — К-крейг… — мальчик жалобно протянул его имя, заикаясь от холода. Такер мгновенно похолодел изнутри.       — Что? Что такое, Твик? — он действительно очень устал, но не мог себе позволить передышку. Каждая минута на счету.       — Я урод. Я п-порчу всем жизнь. Меня ни-никто не любит, даже с-собственные родители. Я всех разд-раздражаю, я вообще не должен с-существовать. Ебанная обуза, и мне точно с-стоит лечь в дурку… — от сказанного внутри Крейга что-то надломилось. Пока он решал свои семейные дела, человек, который ему по-настоящему дорог страдал. Страдал из-за него. Он и раньше знал, что Твик думает о таком в плохие моменты, но… Сегодня… Такер бросил его, оставил на произвол судьбы, из-за чего его Твик испытал такую бурю эмоций и страшных мыслей на себе. Он бросил парня, пока сам беззаботно спал, болтал с Тришей, наслаждался джазом и вкусными запахами из кухни, нежась в тепле. Все это происходило, пока голова Твика взрывалась от кошмаров, он того, что он сам себе придумал. Ему нужна была помощь, ему нужен был Крейг, но его не было рядом. Сердце Такера сжалось с такой болью и страданием, он в миг ощутил все то, что испытывал Твик. Он не знал, как именно парень себя накрутил, но фраза 'меня никто не любит', подсказывала ему что-то явно неутешительное.       — Что это за хуйня? Твик, что ты такое говоришь? Боже… Нет. Точно нет, нет и нет. У тебя была паническая атака, да? Ты не больной, не псих, не обуза. Все эти пидорасы ошибаются на твой счет. Ты просто испугался, да? Я понимаю, тебе было плохо. Вчера тебе тоже было страшно, все хорошо. Это невозможно контролировать. Мой милый, я понимаю. Я правда понимаю. Мы поговорим об этом, как только я тебя найду. Я заставлю тебя поверить в себя. Ты самый лучший, самый лучший из всех, я клянусь тебе собственной жизнью. И я… Я… Т-тебя… Гх-х… — Крейг быстро лепетал слова поддержки, в надежде, что Твик отреагирует на них положительно. Он хотел признаться в любви именно сейчас, сказать это прямым текстом, чтобы он знал, что его любят, его обожают, ради него бегут через всю чащу, продираются сквозь кусты и ветки. Он замялся, пытался отдышаться, но легкие так сильно горели, что вырывался только кашель и хрип.       Он сильно откашлялся, задыхаясь, и продолжил:       — Я тебя люблю. Сука, даже не думай об обратном. Люблю по-настоящему, как никого и никогда. Ты слышишь меня? — Такер почти кричал эти слова, игнорируя то, как замерзло его лицо, что губы превратились в сухие корки. Снег покрывал его с головы до ног, но он не переставал идти.       Но ответа не было.       — Твик? Твик! — Крейг с страхом, граничащим с безумием, взглянул на телефон. Звонок действительно сброшен. Он пытался перезвонить, но автоответчик Твика вновь послышался из динамика.       — Э… Простите, я занят. Не звоните больше.       Такер остановился и закричал, что есть сил.       — ТВИ-И-И-К! — он был готов упасть в сугроб прямо сейчас и замерзнуть в нем насмерть. Но, это было не о нем, а о Твике. Его бы он не бросил ни за что. Поэтому он набрал пальцами контакт мамы, которые уже совершенно не чувствовались, никак. Какие-то сосульки. — Мам, срочно, езжай к лесу со стороны шоссе. Мы выйдем оттуда, Твик потерялся в где-то в чаще. Можешь заехать, там есть дорога.       — Крейг, ты в порядке? Я не узнаю твой голос, — мама звучала так жалобно, ей тоже было страшно.       — Я — да, Твик — нет. Ему срочно нужна помощь. Приготовь плед, его придется сильно отогревать. Все, я побежал, — парень сбросил звонок, и вдруг… Он поднял голову, и понял, что буря начала ослабевать. Снег перестал валить так, что ничего не видно дальше носа. Это хороший знак. Крейг огляделся по сторонам, и заметил чуть поодаль что-то торчащее из-под снега. Это была его перчатка. Он на верном пути.

[BERENIKA — WHILE THE SUN IS DYING]

      Такер рванул еще быстрее, так, что снег выскальзывал из его пяток. Он перепрыгивал через сугробы, пробирался через пни и поваленные ветки, огибал огромные валуны. Он обязательно найдет своего мальчика. Он максимально не замечал того, что испытывал сам. Страх не должен был захватить его. Бежать нужно было только вперед. Бешеный пульс ударял по виску.

Twinkle, twinkle, little star Tell me, tell me where you are Name the beast that stalks at night In your mystic light

While

      Где же его звезда? Где?

The sun is dying at dusk

      Крейг представлял себе по пути, какие ужасы терзали израненное сознание Твика, что могло напугать его по пути. Он искренне боялся, что не успеет. Он хочет спасти его, защитить. Сказать, что все эти монстры — лишь тени, они не настоящие. Отогреть его, дать кружку горячего чая или кофе, укутать в постель, и шептать бесконечное 'я люблю тебя, все хорошо'. Он не знал, услышал ли это Твик, но молился, что действительно успел. Пусть его согревает эта мысль сейчас.       По пути он нашел шарф и сумку, и это давало ему такую великую надежду. Он чувствовал, что теперь Твик рядом, как никогда. Именно в этот момент издалека послышался крик мальчика. Крейг сначала опешил, не понял, что произошло, и вот уже этот вскрик повторился. Твик драл себе горло, лишь бы Такер услышал, как он зовет его имя.       Парень заорал в ответ, протягивая имя своего самого дорогого человека. Внутри было такое облегчение, что Крейг заулыбался во весь рот, облегченно поднимая глаза к небу. Их защипало, и он протер лицо, понимая, что сейчас не время плакать. Вот найдет этого придурка, и можно реветь столько, сколько влезет, наверстывая целые годы.       Такер нес в руке абсолютно мокрые вещи Твика, и сам морщился от того, какой мокрой была его обувь. Благо, шапка сухая, ведь он додумался натянуть капюшон пуховой куртки.       — Я ЗДЕ-Е-Е-Е-Е-ЕСЬ! КР-Е-ЕЙГ! — это звучало критически близко, и Крейг помчался через всю поляну, освещая фонариком каждый подозрительный сугроб. И, слава Господу Богу, он увидел знакомую фигуру.       — Блять, вот ты где! — Такер направился со всех ног к нему навстречу. Он не мог поверить в свое счастье. Если на чистоту, в какой-то момент он совсем потерял надежду найти Твика, и эти мысли поглощали его, сжирали его мозг, и он с усилием старался подавить их. Но ужас, охватывающий его и так помутненный рассудок, был велик.

[PINBACK — GREY MACHINE]

      Такер был слишком выносливым, несмотря на то, как тяжело он дышал ртом. Его движения острые и четкие, он не замедлился ни на мгновение, но так получилось… У Крейга отказали тормоза, и он с разгона вмазался в Твика, цепляясь за его спину, сжимая парку пальцами до побеления костяшек. Из-за такого удара их снесло с ног, и кубарем они рухнули в снег. Такеру было ужасно стыдно, что он не сумел остановиться, и в итоге просто уронил парня на землю, вжимаясь в него со всей силы. Он не верит, не может поверить в происходящее. Жив. Действительно жив, лежит под ним, трясется. Замерз, это чувствуется, но живее всех живых. Крейг не мог отпустить, не мог отцепиться, судорожно вдыхая запах Твика. Последний вцепился в парня, практически перекрывая ему доступ к воздуху тем, как сильно сдавил его. Руки судорожно перебирали чужую куртку, зарываясь в нее.       Такер был готов вновь расплакаться. Будто прорвало плотину, которую он самолично выстраивал годами. Глаза слезились, и он ничего не мог с собой поделать. Счастье, которое охватило его, просто не передать никакими существующими словами. Было легко до невозможности. Крейг никак не хотел отпустить Твика, прижимаясь к нему. Льдинка. От такой температуры можно заморозиться. Нужно скорее отвести его отсюда, заставить принять горячую ванную, напоить горячими напитками, а затем отдать на растерзание матери.       — Я… Я так рад… Это п-правда ты? — тихо пробормотал Твик на ухо Такера, прижимаясь еще сильнее, так, словно мечтал стать одним целым с ним. Он задрожал с новой силой. Крейг так тяжело дышит в шею Твика, пытаясь оправиться от той безбашенной поисковой гонки.       — Да, да, это я. Все, не бойся ничего, Твик. Я рядом. Я всегда буду рядом, — прошептал Крейг, устраиваясь носом поудобнее. Может, дыхание хоть чуток сможет согреть его. Они продолжали лежать, Твик потихоньку успокаивался, судороги прекращались. Твик был совсем без сил, почти безжизненно обмякая под чужим телом. Его хотелось обнадежить, ему хотелось пообещать все на свете, пообещать весь мир у ног, хочется лишить его всех тревог, всех тяжелых мыслей. — Все. Все. Я не уйду. Мы сейчас выберемся отсюда, и все исправим, ладно? Прости меня. Прости, я такой долбоеб.       — Кх-кха, з-за что ты из-извиняешься? — прохрипел Твик, обнимая Такера так чувственно, что у него самого немело тело. — Это я д-должен просить п-прощение, на колень-нях.       — Но это ведь случилось из-за меня. Если бы… Если бы не то, что я натворил ночью… Блять, извини меня. Я не должен был этого делать, — Крейг сам дрожал, как осиновый лист, хоть и старался говорить размеренно, аккуратно и бесстрастно, иногда меняющаяся и срывающаяся интонация выдавала его полностью. Всю ночь, утро и весь вечер он переживал из-за своей роковой ошибки. Но все это было не важно. Он все исправит. Но то, что сказал Твик, заставило его замереть.       — Ты… жалеешь?.. То есть… Ты не хотел этого?.. Это… Это правда просто шутка? — он ослабил хватку, и рука скользнула на снег. Такер приподнялся, почувствовав перемену, испуганно вглядываясь в бледное лицо Твика.       — Что? Нет! Нет, блять… Нет… Я очень хотел, просто… Это было слишком эгоистично, ведь ты не хотел… И всю ночь я сходил с ума, и ты сходил с ума. Только я… Потому что я все испортил, а ты оказался жертвой моих неправильных желаний, — Крейг запинался, подбирал слова, глаза бегали туда-сюда, но все равно старался не показывать своего страха, сохраняя спокойствие. Сохранялось ощущение, что еще чуть-чуть, и его окончательно раскроют. Это намного сложнее, чем он думал изначально. Все-таки Твик не слышал его последних слов по телефону…       — Я н-ничего не п-понимаю… — взгляд Твика был таким расфокусированным, таким напуганным, что сердце Такера совершило кульбит. Он сделал слишком глубокий вдох, втягивая ледяной воздух носом.       — Я… Ебануться, не верю, что говорю это. Я хотел тебя поцеловать, и очень, очень давно. Песня была… Ну, знаешь-       — Признанием? — Твик оборвал Крейга и опасливо замер. Парень замолчал. Он не может больше врать, больше никак не получится скрывать свои чувства, еще вчера все ошибки были совершены, еще вчера жизнь поделилась на до и после, от этого не убежать, даже если хочется. От себя не скрыться, и себя не скрыть от других. Твик все понял, и все понял правильно. Такеру придется перешагнуть через свой страх, ему придется открыться, раздвинуть ребра и обнажить свое сердце, иного пути нет. Здесь и сейчас.       — Да, — Такер отвернулся и поник, он никогда не был более разбитым, чем сейчас. А юноша под ним окончательно впал в шок, глупо хлопая глазами. На чужом лице рисовалось столько эмоций, сменяющих друг друга со скоростью света. Это точно была ошибка, еще вчера. Еще позавчера. Еще в День Рождения. Еще при поездке. Еще при встрече. Еще тогда, когда он только зашел в класс. Еще тогда, когда переехал в этот чертов город. Сердце будет безвозвратно разбито, но он примет этот удар сейчас, нет смысла оттягивать. — Прости. Я знаю, что это не взаимно.       Крейг хмурился, кусая губы изнутри. Он соврет, если скажет, что не ждет ответ. Но он все не наступал. Пауза весом с тонну нависла над ними. Твик моргал, не сводя пристального взгляда с бегающих зрачков Такера, который чувствовал себя разбитым и уничтоженным. Стыдился своих чувств, стыдился самого себя. Этот день доконает его окончательно, самый тяжелый из тех, что были. Он пялился в лицо напротив, отмечая каждую жилку, каждую надувшуюся венку на лбу, на его мертвецкий цвет кожи. И все равно, единственное, о чем он мог думать — его губы. Обветренные, искусанные в кровь, губы, которые еще вчера он с таким желанием целовал. Твик — то немногое хорошее, чем он по-настоящему дорожил. Но вскрик парня заставил Крейга очнуться.       — Ты! Ты просто идиот! Ты мало того, что бросил меня вчера, так еще и думал, что все испортил! Я думал, что… Блять! Я думал, это я натворил что-то, а в итоге ты испугался, а я подумал, что ты пожалел об этом! Мне показалось, что я тебе не нужен, что ты поигрался, попробовал, и тебе не понравилось! — слезы покатились по щекам Твика, он тараторил, было видно, как ему больно. Такер ничего не понимал, совсем потерялся в пространстве, смотрел так, будто пытался залезть в душу Твика, посмотреть, что же там. Что он чувствует? О чем он думает? Почему он все это говорит? Крейг готов провалиться сквозь землю от стыда.       — Мне… Кхм. Мне очень понравилось. Бог знает, мне очень понравилось. Я придурок, о Святая Мария… Я думал, что испортил нашу дружбу, нашу связь, своей дурацкой лю… — он не мог этого произнести. Язык заплетался, губы не слушались. Он замерз, да, и именно поэтому уже не мог отвечать. Бред. Кого он пытается убедить? Внутри взрывается ядерная бомба, снося все вокруг. По телефону он сказал эти слова, но произнести их так… Прямо перед Твиком, придавливая его своим весом к земле, согревая его своим телом, заглядывая в его блестящие глаза. Как? Как он может это сказать? Признаться в том, что он гей перед всей семьей не казалось таким кошмаром, как это. Он боялся этих трех слов, простых, ужасно простых. Нормальные люди постоянно говорят их друг другу, постоянно разбрасываются ими налево и направо. Для Такера это не просто слова, это настоящее оголение души. Еще чуть-чуть, и он откроет свои ребра, достанет свое горячее, злое, израненное сердце, и собственноручно вложит его в раскрытую ладонь Твика, которую он так настойчиво протягивает, чтобы сжать. Сдавить, выжимая всю кровь, заставляя его зачахнуть и умереть.       Крейгу страшно. Но он должен.       — Да скажи ты это уже наконец! — Такер не мог прочитать эмоцию Твика, не мог понять, зачем ему это слышать. Его отец… Принял. Не отвернулся. Внутри теплится надежда, что и Твик сможет принять, но, это ведь совсем другое. Как они будут общаться после этих трех слов? Что будет, если он расскажет о своей любви, самой искренней, самой сильной, самой яркой и самой живой?       — Разве это что-то изменит? Разве в моей жизни так бывает?! Все всегда шло под откос, стоило мне просто задуматься о подобном! Разве ты примешь меня таким? Почему ты так хочешь это услышать?! — и вновь этот неконтролируемый позыв, который Крейг никак не мог усмирить. Он неосознанно начинал защищаться, вставать в позу, рычать, лишь бы на него не смогли оскалиться раньше, лишь бы никто не причинил вред первым. Внутри все колотилось от этих кошмарных чувств. Сомнение, противоречие, борьба с самим собой. Самое сложное в жизни — это справиться с собой, усмирить себя, открыться самому себе.       — Изменит. Скажи мне это, — Твик поднял трясущуюся руку и ухватился за Крейга. Хочет ударить? Вцепился крепко, смотрит строго, брови сведены, губы дрожат. Он скажет это. Скажет, чтобы Твик знал, что ему нечего бояться, что есть в мире человек, который его любит. Есть тот, кто нашел в нем нечто такое, от чего кровь кипит и бурлит. Скажет, чтобы Твик знал, его одиночество можно разделить напополам. Пересилив себя, зажмурившись, Такер выпалил.       — Я влюбился в тебя! — он сжался, ожидая удара. Ведь для этого Твик схватил его воротник?       Но нет. Твик положил холодную ладонь на горячую щеку Крейга, погладил ее большим пальцем. Крейг распахнул глаза, дыхание сбилось. Он что-то чувствовал, что-то ожидал, но искренне не мог понять, что. Предчувствие такое, будто тысячи иголок протыкают его кожу. Вокруг все застыло, снег завис в воздухе, облака перестали плыть по небу, ветер перестал завывать. Оглушающая тишина засвистела в его голове. Твик дернул вторую руку на себя, держащую куртку, притягивая Такера ближе. Именно в этот момент он умер окончательно.       Касание губ было похоже на разряд тока, прямо как ночью. Твик вцепился в Такера так, будто это его последний воздух. Он сразу же толкнулся языком в рот Крейга, и тот, округлив глаза и дернувшись, моментально ответил ему. Твик сделал шумный вдох носом, второй рукой зарываясь во влажные темные волосы, крепко сжимая их в кулаке, боясь потерять этот момент, не прочувствовать его достаточно. Сказать, что Такер ахуел, значит не сказать ничего. Глаза не закрывались, от смотрел в лицо напротив не отрываясь, пытаясь прийти в себя, осознать происходящее. Именно так вчера чувствовал себя Твик? Крейг не понимал, что парень сейчас делает. Мозг отказывался думать, отказывался работать, внутри билось неизвестное чувство окрыления, перемешанное с таким сильным удивлением, что даже зрачки сузились, несмотря на темноту вокруг. Он психанул, плюнул на все, практически облил себя бензином, зажигая спичку, и ответил на поцелуй. Все, спичка брошена прямо на него, теперь можно с чистой душой сгореть.       Такер целовался с охватившим его отчаянием, борясь с одолевающим страхом упустить Твика. Но тот отвечал ему также охотно и голодно, оглаживая рукой щеку, проскальзывая к шее. Шея, однозначно слабое место, ведь миллионы мурашек сразу покрыли его кожу. Холод пробирался под одежду, несмотря на то, что он попал в пожар. Сухие губы голодно обхватывали Крейга, и он также голодно ему вторил. Он был готов на все ради него. В голове не умещалось буквально ничерта, он не мог понять, что же все-таки заставило Твика ответить ему на поцелуй, но и думать об этом Такер боялся. Он просто заберет этот момент и унесет его в могилу. Он до конца жизни будет вспоминать, как жадно Твик ловит его язык, как жадно облизывает губы, как томно и горячо дышит. Руки и ноги тянулись к Крейгу, овивали его, заточая в такой плен, из которого невозможно выбраться, даже если приложить много силы. Они обнимались с таким желанием, с такой сильной любовью, отчего Такер окончательно потерял голову. Вкус сигарет смешивался с его собственным мятным. Твик курил без него, и, твою мать, он признается, насколько вкусно ощущать его во рту.       Язык Крейга стал еще более требовательным, он ловил это наваждение, он тянулся за этим крышесносным чувством, которое не давало мыслить трезво. Он целовался, как в последний раз, хоть и неуверенно, несмело, как и ночью. Вдруг, Твик взял инициативу на себя, хищно кусая его мокрые губы. Укусы. Такер уже не понимал, где и с кем он находится. И что делает. Скользкий язык Твика пытался будто бы поймать Крейга, но он был не против, соединяя их вновь и вновь с причмокиванием. Твик тянул его за волосы, прижимая еще ближе к себе, хотя, казалось бы, куда еще ближе? Такер сильно сдерживался, чтобы не издавать никаких странных звуков, но все его нутро дрожало, весь он трясся. Живот скручивало, хотелось сложиться пополам, лишь бы усмирить это.       Крейг оторвался от Твика, и ниточка слюны, протягивающаяся между их ртами, разорвалась. Твик разочарованно застонал, и от этого звука внутри что-то перевернулось. Он смотрел так мутно, зрачки широкие, словно от сраного кокаина. Это окончательно уничтожило все адекватное внутри Такера. Он резко уселся сверху, двумя руками обхватил скулы Твика, и снова поцеловал его. Жарко. Жарко. Жарко. Какой холод? Какой мороз? Нет этого ледяного воздуха, есть только этот поглощающий жар. Теперь они вдвоем в бензине, вдвоем горят так, что уже не потушить.       В висках ритм сердца отбивал свой жесткий танец, практически бешеный, Крейг чувствовал, как набухли вены на руках, он держал Твика крепко, пытаясь запомнить его форму лица одними лишь руками. Он закрыл глаза, и яркие огни всплывали на его веках. Фиолетовые, алые, малиновые, синие. Они сияли, были похожи на разводы, были похожи на бесформенные звезды. Что-то в груди так сильно чесалось, не давало покоя. Руки Твика все глубже зарывались в мокрые волосы, Такер прикладывал нереальные усилия, чтобы не поцарапать мягкую и холодную кожу парня под собой. Он боялся отпустить. Боялся даже на мгновение оторвать руки от его лица. Исчезнет.       Губы Твика шершавые, как и его, но влажные от слюны, горячие, как комета. Они неслись с невероятной скоростью к звезде, понимая, что есть страшный риск. Они могут сгореть. Но комета ведь всегда движется к звездам, ее всегда притягивает эта температура, также как и Крейга. Он тянулся и тянулся, не боясь обжечься. Выцеловывал каждый сантиметр. И уголки губ, и верхнюю, и нижнюю. Покусывал, чувствуя, как кусают в ответ. Остановить свой язык уже было невозможно, он хотел сгореть в чужом рту. Вдруг Твик расстегнул куртку Такера, касаясь его груди. Его словно током пробило, разряд двести двадцать вольт. Молния пронзила его сердце, оно забилось сильнее, быстрее, громче. Пульсировало под ребрами, намеревалось вырваться. Беззащитное, открытое.       Крейг промычал, заливаясь краской. Твик выглядел удивленным. Его брови ползли верх, выражая истинное удовольствие. Никаких сомнений больше не осталось. Пульс бился под его рукой, стук эхом разносился по округе, забираясь прямо в барабанные перепонки к ним обоим. Они вдвоем, словно слившись, чувствовали друг друга. Сейчас в мире где-то далеко бушуют тайфуны, гремит гром, извергается вулкан, торнадо сносит целые города. Где-то в небе взрываются сверхновые, пролетают метеориты, рождается новая жизнь. Такер чувствовал эту жизнь лучше, чем когда-либо. Именно сейчас. Именно в это мгновение он чувствовал абсолютно все. Кто-то умирает, кто-то влюбляется, кто-то скучает, кто-то боится, кто-то страдает, кто-то болеет, кто-то смеется. Каждой клеточкой своего существа Крейг чувствует этот мир через руку Твика, трогающего его уязвимое и ранимое сердце.       До сих пор, Такер никогда не любил этот свет, как сейчас. Никогда не понимал жизнь так, как сейчас. Он концентрировался лишь на двигающихся губах, на трогающих его грудь руках, на дрожащее лицо под пальцами, на покрывающуюся мурашками кожу, на узел в животе, на разливающееся тепло по всем конечностям, словно от лавы, делающей все мышцы мягкими, слабыми, непослушными. Что-то так громко билось в голове, будто заточенные в клетке птицы. Он готов поклясться, что слышит колыхание перьев, щекотку в каждой своей мысли. Твик согревался в его руках, Твик был таким маленьким в его руках, Твик был таким аккуратным в его руках, Твик был таким тихим в его руках. Твик — самое красивое, самое удивительное, самое захватывающее, что с ним было. Каждая веснушка, каждая морщинка, каждая ресничка, каждый волосок, абсолютно все было прекрасным. Он — олицетворение магии в этом мире. Он сильный, он смелый, он дерзкий, он глупый, он милый, он свободный. Он свободный. Крейга всегда привлекала свобода. И он тянется к ней, как никогда.       Парень почувствовал, что Твик слегка замедлился. Губы еле двигались, уже не отвечая на бесконечно сыплющиеся поцелуи.       — Ха, хах-х-х, что случилось? — Такер тяжело дышал, на лбу опять появилась испарина. Он ужасно боялся прерывать момент, боялся, что Твик растворится в его руках, исчезнет. Боялся, что это все окажется лишь сладким сном. Сновидением, которое так часто обманывало его разум. Еще чуть-чуть и этот образ пропадет, развеется на ветру, рассыплется, как песок. Придя в себя, Крейг понял, что что-то не так. — Ты в порядке? Ты… Тебе не нравится? О Боже. Прости меня.       Он попытался подняться, пряча взгляд. Он опять все перепутал? Опять лишь сон? Не зря мысли были такими сладкими. Твик схватил его за водолазку на груди, не давая отдалиться. Пульс участился.       — Я… Я тоже, — он смотрел терпеливо, с надеждой, облизывая распухшие алые губы. Такер нахмурился. Он совсем не в том состоянии, чтобы думать адекватно, смотреть на вещи трезво.       — Что? Что тоже? — он тихо пробормотал, кусая губы. Твик выглядел просто прекрасно, на него невозможно было не смотреть. Весь зардевшийся, красный, как помидор. Волосы прилипали ко лбу, вспотевший, словно от тяжелых тренировок, или от длительного марафона. Крейг пытался сдержаться, чтобы не впиться в эти приоткрытые пухлые губы, сверкающие от влаги. Он хотел вновь их почувствовать, ощутить Твика на вкус, распробовать его еще лучше. Как думать о чем-то еще сейчас?       — Тоже влюбился в тебя, — лицо Такера вытянулось в удивлении, он беспомощно открыл рот, пытаясь что-то сказать, облизал губы и перестал дышать вовсе. Что? Он не ослышался? Влюбился. Влюбился. Влюбился? Влюбился… Эти слова эхом бились в его голове, проходясь по каждой венке, по каждой артерии, аорте, по каждой мышце, суставу, кости, связке. Каждый орган ощутил эти слова на себе, желудок вздрогнул, живот потянуло, сердце вовсе остановилось. Легкие перестали дышать, диафрагма перестала сжиматься. Даже мозг отключился на мгновение. Крейг бесшумно повторил это слово, которое так хотелось раскусить, прочувствовать. Никогда. Никто и никогда ему такого не говорил. Его никто не любил. Может, родители и любили своей какой-то особенной сломанной любовью, но… Твик…? Парень, от которого он без ума с самого первого дня? Тот парень, от которого постоянно кружилась голова? Тот парень, от которого немели конечности, превращаясь в желе? Тот, кто подарил ему весь мир, и все счастье мира? Разве Такер заслужил это? Разве он мог мечтать об этом? Разве ему вообще позволено об этом мечтать?       Влюбился. Твик влюбился. Крейга пора откачивать, потому что в противном случае он откинется прямо тут, в чаще леса, и даже мама не успеет привести его в чувство. Все, о чем он мог думать столько месяцев, прямо сейчас в его руках. Сердце Твика прямо в его ладонях. Тяжелое, заклеенное пластырями, обмотанное бинтами, больное, сжимающееся в страхе от любого вздоха и шороха. Оно… Твик доверил его. Он доверил самое драгоценное, что вообще может предложить человек как существо. Такер подарил ему свое уже давно, и теперь не мог поверить в свое собственное счастье. А вот оно, взъерошенное, мокрое, раскрасневшееся, смотрит с надеждой, хлопает своими добрыми пугливыми глазами. Такер все еще не может этого осознать. Влюбился…        Он не дал себе еще чуть больше времени на раздумья, не дал распробовать это новое, доселе неизведанное чувство, и нежно, как только возможно, коснулся Твика невесомо лишь в уголок рта. Крейг поцеловал его там, потом поцеловал чуть рядом, поднимаясь к щеке. Под носом, под глазом, где все еще были застывшие слезы. Скулу, челюсть. Все также аккуратно, с такой искренней благодарностью, оставляя эти невидимые звездные следы. Такер не знал, как лучше донести все свое признание, все свое уважение тому, кто сделал его по-настоящему счастливым, живым человеком. Тот, кто спасает его уже множество раз, даже если кажется, что все наоборот.       Спасибо, что показал мне мир.       Твик немного грубо перевернул его лицо к себе, и опять впился в чужие остывшие губы. Он широко облизал их, таким образом спросив разрешения. Крейг приоткрыл рот, запуская Твика. Как же было хреново без него. Весь день сейчас ощущался лишь дорогой, дорогой к награде, которая сейчас требовательно целует его, ревностно, собственнически. Хищно. Жадно. Так, как целовал бы только Твик. Сумбурно, хаотично, неаккуратно, резко. Остро. И то, что испытывал Такер, тоже остро, будто пронизывающе прямо до костей. Пробирает волнами, раскатами. Будто вода накрывает с головой, затем снова шумный вздох носом, и опять под воду.       Твик с силой оттолкнул Крейга, отчего тот опешил. Твик грубо схватил его, переворачивая, заставляя лечь, самостоятельно нависая над ним.       Сказать, что Такер от такой инициативы опять ахуел, значит не сказать ничего. Твик положил руку на грудь юноши, будто снова хотел слиться. Он не просто держал ее там, он опирался на нее, и от этого Крейг опять промычал, не в силах сдерживать эмоции внутри. Твик огладил напряженную грудь, которая беспокойно вздымалась и опускалась, посмотрел прямо в глаза напротив, и именно сейчас Такер осознал, насколько свихнулся. Окончательно потерял рассудок от этих темных зрачков, от опадающей на лицо челки, от ярко-красных щек. Твик медленно и томно опустился, захватывая успевшие пересохнуть губы Крейга. И снова закружилась голова, снова все вокруг превратилось в танец из чувств. Ребра ломались, пока сердце выпрыгивало, ноги Твика обхватывали его бедра, как вчера. Еще чуть-чуть, и Такер взорвется, разлетится на множество маленьких кусочков. Дух покинет тело. Как же много сейчас он ощущает, как же много чувств вложено в очередной поцелуй. Крейг даже не знал, сколько на самом деле чувствует Твик. Парень оставил рот в покое, опускаясь до шеи и касаясь губами каждой жилки, ямки и кадыка. Такер мелко задрожал под ним, зарылся в волосы, пытаясь удержать душу в этом теле еще немного. Рука совсем не слушалась, он слегка оттягивал пряди, перебирая их меж пальцев. Мягкие. Такие светлые, будто сама голова Твика светится.       Крейг нетерпеливо дернул Твика вверх, втягивая воздух ртом, и посмотрел так волнительно. Опять прильнул к нему, оттягивая нижнюю губу, запуская соскучившийся язык к Твику.       Но уже пора домой.

×××

      Твик помог подняться Крейгу, который смущенно прятал свои глаза, в целом, как и сам Твик. Такер никогда не чувствовал себя зомби больше, чем сейчас. Если совсем начистоту, Твик высосал из него всю душу, это точно. Давно он не чувствовал себя настолько уставшим. Хотелось прийти домой и сразу рухнуть в кровать. Сегодняшний день… Все, что он пережил сегодня, было невообразимо. День, о котором даже мечтать было нельзя, слишком страшно разочароваться, что такого не случится никогда. Мама разговаривает с Крейгом. Крейг разговаривает с мамой. Триша разговаривает с ним. Он разговаривает с ней. Папа поклялся, что прошлое навсегда останется в прошлом. Такер признался в своих самых потайных мыслей ему, рассказал то, что не первый год терзало его, уничтожало. Ну и вишенка на торте: Твик вдруг заявил, что влюбился. Влюбился в Крейга Такера. Где-то внутри все еще что-то холодело от страха, что отец не изменится, возьмется за бутылку, мама снова закроется, Триша вновь будет прятаться по углам, лишь бы никому не показываться на глаза, а Твик заявит, что все это ошибка. Перепутал свои чувства…       Крейг отмахнулся от этого, как от назойливой мухи. Он не поддастся. Сейчас все хорошо, и все будет хорошо, он знает точно. Он… Доверяет. Доверяет жизни, доверяет ей себя, доверяет себя судьбе. Пусть все складывается так, как ей угодно. Такер благодарен за этот выпавший шанс. Он благодарен всем высшим силам за то, что наконец-то чувствует себя счастливым по-настоящему. Парень, в которого он так долго был безответно влюблен, целовал его жадно, будто в этом была острая необходимость. Будто без этого он бы умер. Крейг так точно умер бы без этого, да и с этим тоже. Лицо все еще горело, то ли от мороза, то ли от смущения. Ему было слишком тяжело смотреть в глаза Твику, боялся вновь почувствовать это. То, отчего его разрывало изнутри, пока они целовались. То, что взрывало миллиарды фейерверков в груди. То, отчего тянуло живот. Он потряс головой, дабы не казаться аутистом.       — Не можешь на меня смотреть? — Твик прищурился, откровенно дразня парня. Крейг и так еле стоял на ногах, они подкашивались во-первых от долгого бега, а во-вторых от… Долгих поцелуев.       — …Я… Обычно я не мог насмотреться на тебя, но сейчас… Кхм, надо прийти в себя, я думаю, — Такер откашлялся, и принялся строчить маме об их местоположении. Он скинул геолокацию, чтобы ей было легче сориентироваться. Она лучшая, самая лучшая. Ответ не заставил себя ждать, она сразу же сообщила, что уже подъехала к лесу со стороны шоссе. Осталось только донести Твика до туда, но как — Крейг не представлял. Он сам-то на ногах не стоял. К слову о чудике, он подошел к нему, вернее, прохромал, чтобы положить подбородок ему на плечо. Твик вдохнул носом всю грудь, и блаженно закрыл глаза. Он что… Нюхает его? Он нюхает Такера? Еще одно потрясение за вечер, и у парня случится инфаркт. Он сделал глубокий судорожный вдох, переключая свое внимание на что-то другое. Твик действительно подозрительно сильно хромает. — Что с твоей ногой?       Крейг обеспокоенно обернулся, а потом наклонил голову, чтобы прикоснуться к Твику, который сразу же прильнул к нему, притираясь, как кот. Благо, этот мальчик хоть немного согрелся. Такер загордился собой.       — Споткнулся об это ублюдочное дерево, — Твик скривился, осматривая поваленный кусок древесины. Так вот оно что. Твою мать. Это действительно усложняет задачу.       — Понял. Тогда я тебя понесу, чтобы лишний раз не травмировать ее. Запрыгнешь мне на спину, немного пройдемся, а там и родители приедут, — Крейг вновь посмотрел в телефон, проверяя локацию мамы. Конечно, родители громко сказано, Томас дома, и Такер без понятия, что он делает, ведь Лаура поехала одна. Наверное. Он надеется, что она одна. Крейг предвкушает, насколько неловким будет знакомство Твика с его семьей, ебанутой семьей. Это странно ощущается, ведь раньше он прятал парня, скрывал его от всех в их же доме, а тут… Они будут ужинать вместе. Разговаривать. Дай Бог, Триша не сильно прилипнет, а мама не будет позорить Такера. Иного пути нет, домой Твика возвращать нельзя, эти обмудки даже не знают, что их сын пропал. Да и плевать им в целом. Крейг содрогнулся. Если бы с ним что-то случилось, их не было бы рядом. Они, несомненно, худшие родители в мире, даже Том уже не ощущается таким кошмаром, как Ричард и Хелен. Вмазать бы им по морде так, что глаза из орбит вывалятся.       — Стоп. Погоди, чего? Так. Во-первых, какого хуя ты меня собрался нести, я не согласен, может? А во-вторых… В смысле родители приедут?! — Твик развернул к себе Такера, ожидая объяснений. Черт, ему столько придется рассказать. Главное чтобы он все понял. Крейг мельком взглянул на лицо Твика, и внутри снова что-то оборвалось. Он мгновенно покраснел, ощущая, как жар прилил к лицу. Не смотреть. Не смотреть на него. Это все казалось таким удивительным и невообразимым, что-то из разряда сказки на ночь. Что-то из параллельной вселенной. То, что между ними произошло, будто невозможно. Такер столько времени думал о невзаимности, что забыл открыть свои глаза, приглядеться к поведению. В итоге, и Триша, и мама знали об этом, чувствовали, но только не Крейг. Какие же они дебилы, аж стыдно.       Хотелось отправить Твика в горячую ванную, хотелось дать ему свою одежду, хотелось укутать его в одеяло, хотелось целовать его, пока весь воздух в комнате не закончится, хотелось забыть обо всем мире, забыть о существовании всех на свете, хотелось навсегда остаться с Твиком в этом состоянии, будто они витают между вселенными, будто они в космосе.       — Долгая история, по пути расскажу. Мама должна быть где-то рядом, я ей дал координаты. Она очень хочет с тобой познакомиться, заодно осмотреть. Если вдруг что-то серьезное, я для начала дам тебе пизды, а потом мы поедем в больницу, — Крейг смотрел строго, явно не терпя возражений, пытаясь переключить свое воспаленное внимание на насущные проблемы. Твик выглядел очень шокированным от этого заявления. Да, видимо ему еще предстоит как следует удивиться за сегодня.       'Надеюсь, мама не заставит нас лечь в разные комнаты. Она даже не представляет, как часто мы спали вдвоем', — промелькнуло где-то в голове.       — Хорошо-хорошо, я понял. Но ты мне все объяснишь, и это не обсуждается, — видно, как Твик волнуется. И… Как он вновь замерзает.       — Возьми мою куртку, чтобы хотя бы сейчас согреться, — Такер стал снимать с себя мешковатую верхнюю одежду, а потом, не встречая сопротивления со стороны Твика, накинул ее на чужие плечи. Тот сразу укутался в теплую ткань, с удовольствием закрывая глаза. Согреется. Будет дома, в безопасности. Крейг включит им какой-нибудь фильм, и так они уснут. Вдвоем. Наконец спокойные, будут отдыхать от всего, что терзало их столько месяцев. — Да, и шапку тоже надень. Она сухая, чтобы ты хотя бы сейчас уши не застудил.       Как капризный ребенок, которого одевают в школу, Твик застонал. Ну уж нет, дорогой, сопротивляться ты точно не будешь. Голова самое уязвимое место, не хватало еще получить менингит. Такер уже хотел было натянуть шапку на мокрые волосы, но кое-что ему помешало. Твик перехватил чужую руку и поцеловал парня. Уже не так чувственно, как в снегу, а резко и требовательно, глубоко. Даже грубо. У Крейга перехватило дыхание от неожиданности. Если и в будущем он будет так делать, инфаркт ему точно обеспечен, и тут никто не поможет. Вновь встретиться с его губами Такер был не готов от слова совсем, поэтому задрожал, и от неожиданности издал какой-то странный звук, похожий на скулеж. Боже, как же стыдно. Млеет и расплавляется в чужих руках. Никогда, до сих пор Крейг никогда не чувствовал себя таким слабым и беззащитным. Твику можно было все, и это все сводило его с ума. Парень хитро улыбался. Входит во вкус? Кажется, Такеру полный пиздец.       Твик отстранился, оставляя последний поцелуй, но уже на скуле. Каждое касание обжигало, оставляло невидимый след, от которого кожа Крейга воспламенялась.       — Придурок ты. Учти, мы с тобой еще поговорим об этом всем, — Твик сощурился, продолжая ухмыляться. Такеру все еще страшно говорить об этом всем, но уже по новой причине. Он боялся умереть от смущения, которое покрывает его с ног до головы. Неизвестное ему чувство, которое раньше он умело скрывал, хранил в себе. Крейг и сам не знал, что настолько остро будет реагировать на каждый взгляд, каждый вздох, каждое движение и каждое касание. Твик точно будет использовать это как рычаг давления… Усмиряя свою дрожь, Такер подхватил брыкающегося Твика, и понес в сторону дороги, чтобы встретиться с мамой.

×××