Росянка

      Когда я открыла глаза, обнаружила себя на каменном утесе.       Дыхание сперло и от восторга, и, что вероятнее, от разреженного воздуха. На километры раскинулись могучие снежные горы. Их верхушки окутывал туман. Долго я здесь? Задрожала от холода, но порадовалась, что шансы получить горную болезнь немного снизились.       С трудом поднялась на четвереньки, ноги затекли, руки каменные, в целом, тело ощущалось деревянным, почти ненастоящим. Озноб не прекращается. Значит, достаточно давно?       Аккуратно придвинулась к краю утеса, опираясь на предплечья. Не поскользнуться бы. Отвесной склон был пугающе высок. Держаться здесь не за что — гладкая поверхность, монолитная. Подступы скалы облизывали серые волны моря.       Изможденно закрыла глаза.       Мне редко снились сны, но всегда горы. Шахимардана, Альпийские, Кавказские. Многочисленные сонники и мамина житейская мудрость предрекали скорые препятствия в делах и никогда не сбывались. Для меня это наоборот служило добрым знаком.       Раньше. Раньше служило. Сейчас это предзнаменование ощущалось чем-то сомнительным. Да и действительность на сон не походила. Мне было холодно и страшно, хотелось закричать, но тратить силы, сотрясая безжизненный воздух, казалось излишним, поэтому я молча всматривалась в обстановку. Впервые сон напрягал настолько, что усилием воли пыталась вырваться из него: не получалось.       Уселась удобнее, ноги царапались о выщерблины, хотя сам склон удивлял скользкостью сравнимой с гранитом. Джинсы постепенно покрылись изморозью. Ресницы склеивались от колких снежинок, руки посинели, пальцы скрючились. Я чувствовала нарастающий жар, проходящийся по телу от кончика носа и распространяющийся ниже, а значит — скоро должны появиться отеки, потом –пузыри и участки некроза в конце.       Рано или поздно я должна очнуться в метро, где заснула от усталости. Это факт.       Время шло. Дыхание стало редким, глаза закрываются. На щеках мерно застывают снежинки. Ровным слоем. Температура тела снижается — теряю с градусами возможность выжить. Зеваю. Удерживать себя в сознании тяжело. Организм с трудом продолжает поддерживать гомеостаз, давление, полагаю, падает. Шоковое состояние. Еще немного и изменения станут необратимыми. Может ползти куда-нибудь?       Скатиться по склону вниз, разбить по дороге голову, разодрать руки и ноги? Хотя им-то уже все равно хуже не сделаешь — синего цвета. Отекшие. Если во сне придет помощь — ампутация неизбежна. Лучше чем смерть? Наверное. Живут же люди, женятся, детей рожают. Хочу ли так я? Не уверена.       Реалистичность сна меня не забавляла. Пусть боль притупилась со временем, но страх душил с той же силой. Вдруг я не сплю? Вдруг это правда? Тогда я потеряла разом всю свою жизнь, то, ради чего жила многие годы.       Помимо семьи. Учитывая это, у меня вообще нет желания выжить. Разве что ради Вани? Мысль стынет на морозе острым стеклом. Он взрослый.       Умирать не страшно. Спокойно. Мирно. Здесь я все равно ничего не контролирую, значит и искать выход нет смысла.       Сознания не теряю. Странно. Хотя, может быть, просто не добралась до средней тяжести переохлаждения. Вообще патогенез замерзания до конца не изучен. Со студенческих времен запомнилась одна теория — воздействия низких температур. При температуре ниже -20°С и медленном замораживании тканей — кристаллы льда появляются в цитоплазме клеток. Кристаллы не разрушают их, только приклеиваются к стенкам. Чем дольше человек находится в таких погодных условиях, тем сильнее нарушаются обменные процессы в клетке, что приводит к осмотическому шоку и к снижению активности ферментов. Она для практической медицины не самая важная. Для практики важнее местное нарушение кровообращения в тканях. Но ее почему-то воспроизвести тяжело сейчас. Что-то там было про сосудистые реакции, спазм… Гормональный выброс… Гипоксия, некроз.       Терпеть боль тяжело, но человек склонен к преувеличению своих страданий. Тьма не расплывается перед глазами — только туман и вершины холодных гор.       Реальность встретит грязью и снегом, и кровью, и… Не выдумывай. Ты была в Питере? В последний раз —       Поднимается ветер. Слышу гудение в воздухе — жуткая энергия пронизывает до костей: топит в алой дымке, кричу, забыв, что уже нет сил. Вопль сливается с чужим — каркающим.       Я пытаюсь сопротивляться: и проигрываю — очевидно — нет никакой меня, только агония, подступающей смерти. Сколько я их видела? Скольких не спасла? Самой умирать неожиданно больно. Это не сон. Понимание заставляет рассмеяться — уши не затопит вновь грохот, дрожание земли и крики. Стоны. Не будет больше страха за других и за себя, переговоров со смертью, частых побед, кажущихся все равно каплей в море в общей статистике, погибших до оказания помощи.       Боль не прекращается, застилает праздничным саваном сознание, глушит мысли — я ни на секунду не перестала кричать: кажется, это чем-то похоже на рождение…       Гасну. Последнее, что ощущаю: сухую ладонь на лбу, шершавые пальцы. Щекотно: — Поспи. Сон во сне во сне.       Чистая постель, легкий аромат яблок — из детства. Я осмотрелась, приподнявшись на локте: знакомый потолок, в трещинах, с падающей побелкой, бежевые обои, которые клеила с мамой ночью, пока папа в очередной раз был на сутках, иссохшийся пол: старый приятель, — хмыкнула я, — из-за тебя постоянно ходила в носках, чтобы не поймать заноз. Небольшое окно с выцветшей рамой и узким подоконником — никогда не получалось посидеть на нем как в тех клипах двухтысячных, так что депрессовала я на кровати…       Симпатичные занавески колыхались от легкого ветерка, сама их выбирала… Мой старый школьных лет стол, переживший истерики из-за троек по физике, графоманскую писанину по «Сверхъестественному», часы подготовок к ЕГЭ. Даже водонепромокаемая сумка висит на прошлом месте, там купальник еще должен быть…       Пока шла к ней, несколько раз сжала мышцы рук и ног, провела пальцами по ребрам, насколько возможно оценила состояние кожи. Ущипнула за бедро. Айкнула. Нервная проводимость восстановлена. Никаких участков некроза. Нет пузырей. Все конечности на месте. Тело ощущалось так, будто не я на морозе при невероятно низкой для человеческого организма температуре и в неприспособленной для таких воздействий одежде пробыла больше нескольких часов.       Хотя это же случилось во сне. Чему удивляюсь?       На вытянутых руках рассматриваю купальник — голубой с белыми вставками, бесконечно родной, пропахший хлоркой. Вызывает ностальгию. Копаюсь в сумке: шапочка, очки, детский крем, самый дешевый, открываю крышку. Выдавливаю на ладонь и втираю в кожу. Невероятно жирный — бестолково долго впитывается. Все как всегда.       Бесконечно долгий сон напрягал. Хотя откуда мне знать, сколько он длится? Все ведь субъективно.       Усаживаюсь на стул — пролистываю учебники, вдыхая запах пыли, рассматриваю неизменившийся практически почерк в тетрадях. Разве что сейчас стал еще хуже. Чистые листы, нарезанные на заметки, принтер, в то время — дорогущий. Закрываю ладонями лицо. Что за аттракцион невиданной щедрости?       Я что, вернулась в прошлое?       Издаю смешок — изменила бы свою жизнь? Не пошла бы в колледж назло, а сразу в университет? И не в медицинский, а… Качаю головой и встаю.       На крючке у выхода висела куртка. Что интересно: та, в которой я была в Питере. Стало быть никакого «второго шанса». Ощущаю несколько неуместную досаду.       О. Куча хлама в карманах, наконец, пригодилась. Я неизвестно где, но, по крайней мере, документы со мной — паспорт, снилс и полис. И полуистершаяся копия диплома, на чистой стороне торопливо нацарапан номер, уже и не вспомню чей.       В дверь тихо постучались. Дверь, кстати, не моя. Больше похожа на стандартно-палатную, не удивлюсь, если на внешней стороне указан номер. В глазок не посмотришь, но, думаю, если не открою сама — это сделают за меня.       На пороге стоит дородная женщина лет от сорока до пятидесяти. Она с неуверенной смущенной улыбкой оглядела мою комнату, после — внимательно посмотрела в глаза. — Какой… необычный интерьер у вашей палаты, — произнесла она приятным грудным голосом. Задержала взгляд на чем-то в углу и поинтересовалась. — Что это?       Оглянулась. Она указывала на швейную машинку Зингер. Признаться честно, шить я на ней не умела — мама часто смеялась, что кто-то штопает носки, а я людей, научусь первому — и равных мне не будет. Я все же предпочитала покупать костюмы на заказ, но в голодные кризисные годы мама обшивала всю семью. И вязала свитера.       Вздыхаю, не люблю вспоминать это время. — Устройство для пошива одежды, — на этом мои знания заканчивались. В детстве вообще раздражало, что машинка собирает пыль в моей комнате, а не в маминой. Женщина удовлетворенной не выглядела. — А зачем? Есть же Спертум для этого?       Что за Спертум? Город со своей специализацией? Типа духи привозить из Франции, технику использовать китайскую. В больницах чаще, конечно, использовали немецкую. Хотя однажды…       Глубокий вдох, короткий выдох, сосредоточься. Если не получается проснуться, надо пытаться сориентироваться во сне, а не вязнуть в собственных мыслях. Меня должны интересовать несколько иные вопросы моего нахождения здесь.       Стоит узнать все возможное, а потом решать, что делать с полученной информацией. В целом, интерес вызывает точное воспроизведение моей детской комнаты в, как она сказала, палате? — Добрый день. Представьтесь, пожалуйста, — решаю начать нейтральный допрос на тему где мы вообще находимся. — Мы в Российской Федерации?       Женщина, с недоумением явно написанным на лице, быстро качает головой: — Меня зовут Элке. Я за вами ухаживаю после лечения. А на счет вашего вопроса… Конечно нет. Вы находитесь в Магиксе в местной лекарне.       Магикс? Это где? Звучит как что-то европейское. Чувствую, как хмурюсь, пытаюсь расслабить мышцы, но, наверное, получается плохо. Теперь уже я чувствую недоумение. Не то чтобы я любила в школе географию, но основные государства и их столицы знала. Что-то не помню ничего похожего. Странный выверт сознания. — Чем вы меня лечили? — почесав глаз, спросила, решив не зацикливаться на чем-то возможно бессмысленном. Ведь это в первую очередь фантазии? Нет? Да? Другие варианты?       Элке растерянно хмурится и пожимает плечами: — Лучше вам подождать М-Иэду, она ваша фея-целительница и сможет подробно рассказать. Если вам это о чем-то говорит, мы используем в стандартных случаях по протоколам пыльцу Энчантикса. В этот раз не обошлось без слез, — да, я тоже изредка без них на себя взглянуть не могу. — …Черной Ивы. Волшебная пыльца значит, — с трудом держу лицо, — феи… Может и Спертум, в таком случае, заклинание, а не страна. Я с ума сошла? Или это такое посмертие? Неужели я умерла в метро? Бедные пассажиры. Веселый день им обеспечила. Или кома? Прищуриваюсь. Точно не сон. Такие фантазии я бы не смогла вообразить. — Вы пользуетесь только магией?       Могут же быть противопоказания? Ну, как у нас для проведения плановых операций — шоковые состояния, инфаркт, инсульт, кровотечения, острая фаза заболевания. Свои нюансы присутствуют, но, в целом, рекомендаций придерживаются. Просто интересно в магическом измерении есть смысл пользоваться чем-то обычно-человеческим? И восприимчивы ли к магическим вмешательствам люди? Все ли обладают здесь магией?       А зелья — это тоже магия, или все же ближе к аналогам препаратов? Я не думаю, что существует разительная пропасть между медициной и магической медициной — есть деньги и влияние — вылечат без последствий и осложнений. Нет — в зависимости от профессионализма феи или врача. Интересно, а какие побочные действия есть у этой волшебной пыльцы? — Не понимаю вопроса. Пыльца феи Энчантикса — универсальный антидот, помогающий практически во всех случаях. Слезы Черной Ивы — это снадобье, добываемое на Линфее.       А, получается, Энчантикс — это титул феи, а не название самой пыльцы? Интересно узнать ступени развития магических сил, чтобы примерно понимать лечит тебя профессор или, блин, интерн. — Для чего тогда Слезы Ивы? Если пыльца универсальна? — Универсальна чаще всего, я же сказала, — слегка раздраженно ответила Элке, — не всегда повреждения удается устранить без последствий. Тогда по протоколам… — Я поняла, что тогда по протоколам используются Слезы Ивы. Для чего? — Это позволяет повернуть время вспять.       Я сделала шаг вперед и вкрадчиво переспросила: — Что позволяет сделать?       Женщина испуганно отодвинулась, развела руками: — Просто это дешево и достаточно эффективно, а когда попадают в происшествия люди, не имеющие страховки… Поймите правильно…       Ага, значит, побочки все-таки есть. Когда открещиваются «дешево и эффективно» значит где-то точно страдает качество. Я задумалась, отрешившись от спутанных объяснений.       Повернуть время вспять… Дешево и эффективно. А когда эффект пройдет? Тело нагонит годы и окажется в том же состоянии, что было «до лечения»?       В общем, я так понимаю, здесь как в поликлинике? Или модель ФАПа? По палате, как будто стационар, а по сути: заболела голова — вот тебе НПВС, ступай с богом. — Я не понимаю, — уточняю, — какова вероятность, что по истечению какого-то времени волшебство прекратит свое действие, и то, от чего меня вылечили, вновь будет угрожать здоровью? Элке напряженно хмурится и недовольно смотрит, сложив руки на груди: — Вы ведьма что ли? — А что, им вы на вопросы не отвечаете? — надо ли мне оскорбляться? — Нет-нет, просто только они так озабочены вопросами безопасности лечения, — Элке меняет тон — с раздраженного на извиняющийся. — Не обижайтесь, пожалуйста. Вы имеете полное право задавать такие вопросы. Просто нечасто сталкиваюсь с подобным интересом, ну, то есть, я вообще с вопросами не сталкивалась раньше. Я сегодня вышла на замену Курэ, поэтому не хватает опыта ответить так, чтобы все стало понятно. Обычно если вы себя чувствуете хорошо, то все обошлось. Всего десять человек из ста позже обращаются в специализированные центры.       Спокойное извинение не тушит моего клокочущего негодования. Получается, в перспективе у меня проблемы? Десять процентов — это немало. Мда уж. Надо будет позже проконсультироваться с кем-то еще.             Интересно, а феи ведьм могут лечить, или из-за разных зарядов сил в этом нет смысла? И в этом случае — на мне что, эксперименты ставили? Я же не обладаю магией? — Часто бывают осложнения после лечения?       Как у нас, например, операции работают — ты удаляешь опухоль вместе с органом. Не буду говорить за других хирургов, мне в последнее время приходилось работать с почками.       Так вот. Обычно, если проблема только в одной из них, неважно насколько большая или маленькая опухоль — удаляют весь орган, чтобы снизить риск метастазирования. После назначают иммуностимуляторы, иногда химиотерапию. Зависит от состояния пациента. Сто процентной гарантии никто дать не может, человек пожизненно на учете в онкодиспансере, каждый год проходит обследования.       К чему я это? Магия на что воздействует? Каким образом? На какой срок? Если фея смогла восстановить функцию кожи, то есть ли рекомендации, соблюдение или не соблюдение которых повлечет за собой рецидив? Возвращение в исходное состояние до воздействия? Это не то чтобы праздный вопрос.       Элке моих мыслей услышать не могла, но почесала щеку довольно смущенно. Дотронулась до носа и перевела взгляд в сторону, собираясь с мыслями. Это же легкий вопрос. Пациентам я отвечала правду, насколько возможно смягчала, но без недоговариваний, потому что от лжи легче не становится. Да и чувствуется она на раз-два. И вообще уголовная ответственность. — Трудно сказать. У них что, статистики не ведется? — …Фея Энчантикса легко снимает проклятия, какие-то общие недомогания, может помочь при неотложном состоянии. Ну, вы знаете — Фея не обязана знать, что она делает. Она просто делает и все.       Я фыркнула. Тогда, скорее даже, подобие скорой помощи. — Если стабилизировать не удается, через зенитовские коммуникации делают заявку и направляют конкретных специалистов. Есть ведьмы и паладины, которые обладают узконаправленной специализацией.       Мрак какой-то. Конечно, прикольно, что у нас в последние годы уровень подготовки днища достиг, и здесь над образованием не особенно запариваются. Не могу осуждать, но осуждаю, как говорится. — Значит, Зенит — центр медицины? — уточняю информацию. Элке яростно качает головой: — Зенит — технологическая планета. Волшебство там действует только самое мощное, поэтому тамошний парламент тратит огромные ресурсы для привлечения магически сильных фей, ну, и ведьм, не без них, ведь без их волшебства техника перестанет работать.       Почему тогда айтишникам не создать не-магическую технику для населения? Или техника изначально и есть не-магическая? И как раз то, на чем планета выплывает из кризиса — магические приборы? — Слабые там не справятся? — Да, энергии не хватит. Пространство много требует.       Странная логика. Если энергопотребление повышено, либо в чем-то поломка, либо какая-то недоработка, либо специальное допущение, но никак не магически безнадежная планета. Или я чего-то не понимаю. — Там живут люди, не обладающие магией? — пусть смотрит, как хочет. — Эм… Да. Там их большинство.       Теперь понятно. Получается, Зенит монополизировал что-то типа интернета. Интересно, как здесь раньше передавали срочные сообщения? Через голубей? Или как в Гарри Поттере — патронусом?       Ладно. Пора собирать вещички. — Почему я проснулась в своей комнате? — О, это новый проект нашей Наставницы. После пробуждения проще приходить в себя в знакомой приятной обстановке. Снижается уровень стресса, повышается настроение. Это абсолютно безопасно, в ваши мысли никто не вторгался, считывается только поверхностный слой воспоминаний.       Ну, в целом, это сработало. Мне было приятно, пока я не поняла, что это не реальность. Во всяком случае, не в том варианте, какой в начале предположила. — Когда я могу уйти? — Сейчас заполним карту посещения, и вы сможете покинуть лекарню. — Ваше имя, — деловито начинает Элке пером постукивая по пергаменту. Ого, аутентично. Этим хоть удобно писать? А компьютеры в магическом измерении есть? Хотя, конечно, должны быть. Зенит же. — И возраст.       Вообще странно, что техника должна быть настраиваемой на магию, иначе ею просто не смогут воспользоваться те, у кого она есть. Они же все равно люди. Или дело в расстояниях? Хм. — Наташа Орлова. Тридцать лет. — Теперь нет, — поморщилась Элке, уже, вероятно, ожидая от меня проблем. Не зря, кстати. — Мы же использовали слезы Ивы, а они, как вы помните, поворачивают время вспять. Честно сказать, они подействовали неожиданно резко.       И сколько мне теперь? Тринадцать? — …В целом, это же здорово, что у вас теперь вдвое больше времени оставаться молодой, не так ли?       Блин, а вдруг реально тринадцать? Это кошмар. — Так и насколько я помолодела?       Предположим, происходящее не сон. И что мне делать? Ни работать устроиться не получится, ни в школу поступить, потому что на это нужны деньги, которые нужно сначала заработать. Замкнутый круг проблем современного россиянина.       Да о чем я вообще думаю? Это магическое измерение — я не в себе изначально. Куда податься? Существует ли здесь вообще Земля? Та, что без магии, естественно. Вдох-выдох. Успокойся. У тебя есть документы. Все в норме. Документы важнее того, как ты выглядишь.       Кстати о карманах. В джинсах обнаружила разряженный телефон, неудивительно, пусть и жалко — я карты с собой не ношу, пользовалась Мир Пэем, а говорила мама… Услышать бы еще хоть раз ее надоедливые замечания…       Усилием выталкиваю лишние мысли из головы.       Наконец-то, мне эта куча хлама в карманах пригодилась, улыбнулась, нашла еще Подорожник и смятые сто рублев. — На десять лет, — наконец, отвечает Элке.       Мне снова двадцать получается. Что ж, приподнимаю бровь, не так страшно. Не десять же. Элке спрашивает буду ли я писать жалобу — качаю головой: точно не сейчас. Потом видно будет. — А отсюда как на Землю телепортироваться? — решила напоследок попытать удачу. — Вы как с Луны, свалились, — удивлённо восклицает женщина, взмахивая руками. Перо подлетает до потолка и опускается ровно в пальцы уже успокоившейся Элке. Ну, все. Теперь мне спокойно: Луна у них есть. Солнечная система должна присутствовать тоже. — На Новую Землю вам нужно просто добраться до телепорта в конце города, приложить руку и представить, где хотите оказаться. — Адрес фактического места жительства, — после долгой паузы со звуком сверчков продолжила медсестра. Предположительно медсестра, в тонкостях магиксовой медицины пока не разобралась. — Улица Буянова, 102а, город Самара. — Это где? — На Земле, — пожимаю плечами.       Элке записывает и, оторвавшись от бумаг, спрашивает: — Будете ждать М-Иэду?       Качаю головой — если это сон, всю возможную информацию уже получила. Если нет — на возвращение у меня есть десять лет. Способ найду.       Коридоры лекарни не похожи ни на амбулаторные, ни на стационарные — они странно идеальные: нельзя сказать точную ширину, не получилось бы объяснить цвета стен и потолка, просто здесь хорошо. Нет пола в том смысле, что покрывать нечего: шагаем по цветам. Цветы выдерживают мой вес. Некомфортно, конечно, идти по ним в ботинках.       В куртке не жарко — температура подстраивается? Нам бы так. Я б с еще большим удовольствием на работу ходила.       У выхода с Элке прощаемся.       Магикс неторопливый, как Питер. Я иду по улочкам к центру. Надо мной летят машины, должно удивлять, но нет — еще лет двадцать, и у нас такие, наверняка, появятся. В Японии какой-нибудь создадут. Только опять же, позволить их смогут богатые люди, а не все население. Первое время, скорее всего и средний класс не потянет.       К машинам я всегда была равнодушна. Мне нравилось в Самаре ходить пешком, расстояния там не особенно большие — самое многое от пункта А в пункт Б километров десять, поэтому я и автобусами пользовалась лишь изредка, когда надо было быстро куда-то попасть. В Питере пришлось жить иначе, хотя через год, я спокойно выходила на станцию раньше и шла свои привычные восемь километров до универа. И назад возвращалась также: могла себе позволить пока на работу не устроилась.       В Магиксе небо лазурное, светят два Солнца, но жары нет. Дует легкий ветерок. Реклама ненавязчиво проигрывается с баннеров. Все города одинаковые, даже футуристические, потому что строятся людьми. Кафе, магазины, кинотеатры отличаются от тех, что я видела раньше — причудливостью форм, кое-откуда вылетают джины, зазывая зайти; незнакомые названия растворяются в воздухе и игриво появляются прямо у твоего носа, отлетают, давая место следующей букве — до тех пор, пока не проиграются все.       Отличается — но знакомо.       Нет необходимости спрашивать у прохожих дорогу — есть указатели; я подошла к стенду с картой и вслух произнесла, что мне нужен портал: сразу же появились золотистые стрелки, тянущиеся по земле. Люди были здесь разные — зеленые, розовые, голубые, такие же как я. С заостренными ушами и вообще без них, с одним глазом, с крыльями, щупальцами вместо волос; отличалась одежда, стилистика, украшения. Кто-то прогуливался неспешно вдвоем, встречались шумные компании, одиночки. Им было все равно кто я, поэтому и я спокойно относилась к ним.       Шла долго, постепенно наступали мягкие сумерки. Когда одно из Солнц скрылось за горизонтом, я, наконец, оказалась у цели. Портал представлял из себя нечто среднее между рентген-камерой в аэропорту и КТ. Вначале прикладываешь руку к планшету, я представила Землю, потом парк рядом с домом в Самаре и квартиру. Должно же хватить? Вошла внутрь. Внутри планировка походила на католическую церковь — коническое пространство; появилось четыре лестницы, спускающиеся ко мне, стоящей в центре. Все вокруг громко загудело.       Никто не предупредил о тряске! Я больно ударилась головой, так, что все вокруг закружилось, пришлось закрыть глаза: боялась, вырвет желчью.       Открыла глаза с надеждой на окончание сна. Надежды не оправдались. Ну, хоть такая константа в жизни.