Континент Телепатия

*** Чарльз все еще напрасно ждал, когда Эмма покажет ему, какой она сама видит историю своей жизни – наводящие вопросы не помогали, она отшучивалась и меняла тему. Это только сильнее убеждало Чарльза, что он должен узнать больше. И даже чувствовал, что у него карт-бланш. Ведь когда-то Эмма сама заявила, что была бы дурой, если бы не прошерстила память Рэйвен о нем, - и даже предлагала ему заглянуть в ее собственный разум. Но после подключения Церебро Чарльза все равно довольно долго что-то останавливало. Однако мимолетное, но при этом никак не укладывающееся в голове признание Эммы про трудности в учебе в конце концов заставило его окончательно прийти к выводу, что дурак, стесняющийся использовать свои способности, не нужен в первую очередь самой Эмме. Поэтому однажды летним днем в конце июля Чарльз после традиционного обзора, что где случилось, через Церебро направил свои мысли к местам и людям, которые были знакомы Эмме и могли для нее что-то значить. У многих из тех, чьи имена он узнавал из школьных и университетских картотек глазами секретарей и архивных работников, память об Эмме оказалась в значительной степени стерта и информации давала немного. При этом Чарльза, тоже не избалованного родительским вниманием, определенно поразило, насколько же мало воспоминаний о младшей дочери хранится в памяти ее собственного отца – хотя там Эмма ничего не трогала. Но даже по имеющейся скудной хронологии он не смог не отследить, как в ярких синих глазах крохотного существа с перевязочками на ручках и ножках постепенно и навсегда гаснет веселая готовность к любой игре, сменяясь той самой спокойной и глубокой недетской грустью, которую Чарльз помнил по гарвардской иллюзии и от которой в глазах нынешней Эммы тоже не осталось и тени. И какая-то картина, отличающаяся от набора строчек из светских и деловых новостей, наконец начала вырисовываться. *** Пикировались они с Чарльзом частенько, то внезапно покидая пространство флирта, то так же внезапно возвращаясь в него, но по-настоящему поссорились, кажется, только раз. Но и эта ссора длилась меньше полутора часов, а в воспоминаниях в итоге затерялась где-то наравне с другими откровениями этой еще короткой, но уже набиравшей силу ночи в позднем июле. В тот вечер Чарльз был как-то по-особенному нежен к Эмме – даже его губы, кажется, слегка подрагивали при прикосновениях к ее шее, щекам и векам. «Что-то нарыл на меня все-таки». Она поцеловала его в ответ – уверенно и спокойно, потом отстранилась и внимательно посмотрела в его взволнованные глаза. - Чарльз, мне не нужно сочувствие. Оно нужно тебе. Он опустил веки и высоко поднял брови, чуть приоткрыв рот и выдохнув, как иногда делал, чтобы собраться с мыслями. - Если ты хочешь что-то у меня спросить, спрашивай. Чарльз устроился рядом, прислонившись к спинке кровати. Обнял Эмму и привлек ее к себе, слегка касаясь щекой ее волос. - Я… правильно понял, что главный шок, когда тебя лишили наследства, у тебя был не потому, что твой отец выгнал вас из дома, а потому что твой брат не взял тебя с собой во Францию? - Ну, в целом да. В том, на что способен папочка, я никогда не сомневалась. А с братом и сестрой мы вроде как дружили, особенно с братом. И когда из-за его скандальных творческих поисков отец решил лишить его наследства, мы втроем сговорились, что откажемся все, если он это сделает. Я честно отказалась, но у Адрианы, как выяснилось, было хорошо с арифметикой. А мой братец в итоге мало того что заявил, что ему как художнику теперь необходим абсолютно новый взгляд на мир, так ведь именно он и дал мне визитку владельца стрип-клуба, сказав, что тот подбросит на что жить первое время – они были когда-то приятелями по всяким богемным делам, у того было несколько разных заведений - бары, ресторан, казино. В общем, можешь представить мое… удивление. - О господи, - у Чарльза в мозгу с отрезвляющим холодом проступило воспоминание, как он сам размышлял, нужно ли ему брать Рэйвен с собой в Оксфорд и не познакомить ли ее вместо этого с кем-нибудь из тех, кто обеспечивал тогда Нью-Йорк его ночной жизнью, раз уж все равно сестренке больше всего по душе сфера развлечений. Эмма, приподняв голову, посмотрела на абсолютно окаменевшего любовника и рассмеялась. - Чарльз, твоя любимая эротическая фантазия все еще та, где мы пожилая чета выпускников Гарварда, которые познакомились в университете, но на пары не ходили? Чарльз в притворном раскаянии развел ладони. - Мне не хочется снова разочаровывать тебя, но такого правда не могло случиться. Ни в одной из вселенных, даже по Эверетту. Дело не во внешности – я в курсе, что со второго взгляда была вполне ничего, там была такая персиковая кожа… Но, Чарльз, у нас просто не получилось бы общаться. Я тогда была очень, очень, очень… тупая. Мы бы даже поболтать нормально ни о чем не смогли, не говоря уж о чем-то большем. - C Рэйвен же я как-то общался. - Лучше не нужно так о ней, пожалуйста, она смышленая девчонка. И у меня это был, видимо, не совсем диагноз, но я просто не успевала за всем, что приходилось видеть и слышать отовсюду, предмет моих мыслей сбивался чуть ли не раз в минуту, я кое-как научилась хотя бы зубрить, и, конечно, в Гарварде мне было совсем не место. Но отцу оказалось важно, что раз уж я не изучаю экономику и управление, то хотя бы пусть я этого не делаю максимально престижным способом. Его роль в развитии мировой фундаментальной физиологии и медицины сейчас, может, даже побольше, чем у пары-тройки среднего масштаба гениев. Чтобы меня взяли против всех их правил и принципов, он отстроил медшколе чуть ли не треть их научной базы, не говоря об обычных взятках… Вообще он все равно не должен был добиться своего. Но я видела, как он мучается, что не может чего-то. И, кажется, неосознанно немного помогла. - Но ты же говорила, что твои способности не причиняли тебе неудобств. - Я такого не говорила. - И… как у тебя это прошло? Что было дальше, когда твой брат уехал? - Дальше было плохо – из-за нервного срыва я стремительно похорошела и во мне заметили потенциал… не для хостес. Со стороны может быть непонятно, почему я, когда стало ясно, куда все катится, просто не ушла продавцом в Кинг Каллен или не устроилась секретаршей – после Гарварда меня бы взяли куда угодно. Но учитывая, что мне это не пришло в голову, секретариат я бы не потянула. Как и у большинства богатых детишек, у меня было почти абсолютно нулевым то, что называют знанием жизни, и слишком много убежденности, что за тебя подумают и обязательно присмотрят за тобой, неважно кто. И еще это было время, когда мои способности работали против меня. Мой хозяин, мистер Альбах, получал особое удовольствие, будучи осведомленным о том, кто я на самом деле, и уделяя мне поэтому особое… внимание. Когда он говорил, что если я сбегу, он найдет меня где угодно и убьет, то, что я видела в его голове, подтверждало, что он действительно сделает так. Это парализовало меня. Но однажды мне досталось особенно сильно, и у меня наконец появилась мысль о самоубийстве. Это, видимо, было вообще моей первой собственной мыслью в жизни, хотя кому угодно другому как возможность это пришло бы в голову гораздо раньше. Но сразу пришла и вторая мысль – а раз уж так, почему перед этим хотя бы не попробовать остановить этому человеку его… дыхание? Прямо сейчас, когда он, полусонный после забав с другой девчонкой, валяется на кровати этажом выше?.. Чарльз тоже почти не дышал, слушая ее. - Ты была… девственницей, когда попала туда? - Нет, потому что, ты не поверишь, чтобы сохранить девственность, тоже лучше не быть тупой. В четырнадцать. Это как пятнадцать, но на один поменьше. На лице Чарльза был вроде бы шок, но не только. - Да что такое, и ты не в пятнадцать, - Эмма едва не прыснула в кулак, - может, это момент, когда нам следует сделать вид, что мы не знакомы, и больше никогда не общаться? - Мне приходилось не совсем легко, и в понимании происходящего были большие пробелы – как и у тебя, видимо… Не волнуйся только, это точно было по взаимному согласию, без телепатии и с человеком не младше меня. - Господи, и чем это лучше? - Пожалуйста, просто продолжай. Эмма протерла глаза основанием ладони.   - Да, вернемся к целомудренным темам. В стрип-клубе я проработала еще два месяца. На сцену выходить приходилось, а вот в приват-кабинках я уже появлялась чаще не собственной персоной, если ты понимаешь, о чем я. Но интересные люди заглядывали в наш заштатный клубешник все-таки чаще, чем в Кинг Каллен, и довольно скоро я нашла среди наших постоянных посетителей нескольких подходящих персон из одной и той же сферы – высокопоставленных инженеров, акционеров, директора по коммерции… Теперь все было гораздо проще – меня больше не мучили тысяча впечатлений одновременно, потому что а зачем. Освободившихся сил с лихвой хватало на одну, две, пять, да хоть бы и сразу десять задач, а механика и инженерное дело показались некоей чуть ли не до карикатуры упрощенной схемой… биологии. Экономика оказалась даже поинтереснее… В общем, разобраться, чем занимается и в чем именно нуждается то место, которое сейчас называется «Фрост Индастриз», оказалось мне вполне по плечу. Дальше ты, вероятно, все давно знаешь. Чарльз никак не мог выйти из своего остолбенения. Даже его объятия немного ослабли, зато щеки вытянулись, ресницы часто мигали, а взгляд был направлен в никуда. Но вдруг он взял ее за подбородок и уверенно повернул ее лицо к своему. - Эмма, ты хотя бы понимаешь, что прямо сейчас рассказала мне, что если бы мы встретились в Гарварде, я мог бы стать тем, кто я есть, на десять лет раньше? - Что? - Концентрация – это именно то, с чего я начал вообще и с чего я начинаю буквально в каждом случае работы со способностями мутанта. Точка между злостью и умиротворением, где ты получаешь контроль над вниманием, разумом, эмоциями и силами. Когда-то я сам выбрался из похожего состояния, выйдя на ее. В твоем случае глубокие потрясения тоже были не единственным способом привести мозг и способности в порядок. Это как самое глобальное из всех возможных подтверждений, что мы просто обязаны были встретиться раньше. Ты ведь и так оказалась вторым мутантом, которого я увидел в этом мире – то есть как мы и должны были, если бы я не переехал в Англию…   - Невероятно. - Эмма, солнышко, и я, видимо, все-таки приму твое предложение полностью открыть мне свой разум. Взаимно, разумеется, - но это необходимо сделать, потому что… ну… Эмма с любопытством посмотрела на него. - Потому что не факт, что я после такого не безумна, как шляпник? - Что-то вроде этого. Ты можешь просто не знать, что сейчас происходит с твоим сознанием. Воспоминания, мысли, даже целые творческие и адаптационные механизмы – что-то могло быть просто вытеснено под влиянием стресса. Как ужасное, так и прекрасное, что не менее важно. Это может все еще тормозить тебя. Или причинить вред в будущем, действуя скрыто. Она нежно поцеловала его под линией подбородка. - То есть ты все же решился мне показать свой детский стоячок на мамину пушистую домашнюю туфельку, валяющуюся у кровати? А еще рискнуть здоровьем или вообще существованием влечения ко мне из-за того, что можешь увидеть в моей памяти сам… лишь бы убедиться, что со мной все в порядке? Чарльз выслушал это с трудноописуемым выражением лица, но кивнул уверенно. - Зайчик, это так мило. Спасибо. Мне кажется, это самое милое, что мне вообще предлагали в жизни… И рисковать этим не могу уже я. Никаких открытий разума. Качество остается на риске покупателя. - Но… - Пожалуйста, давай закроем эту тему.   Он раздраженно выдохнул. - Да ты еще и прямо сейчас злишься, почему не смолчал и не развел меня на это при случае! Я думала, что трогательнее уже ничего быть не может, но это еще более мило, Чарльз! Он снова сделал сожалеющее меня-раскусили-лицо, а потом несколько раз – коротко, но с нарастающей страстью - поцеловал Эмму. Однако его предыдущая невероятная мысль так и не дала ему покоя. - Но ты только представь, что мы правда могли бы уже десять лет быть вместе! Я просто должен был найти тебя. Мы бы уже столько времени могли делать то, что делаем сейчас. Во всех смыслах. Эти десять лет – мы потратили их впустую, а ведь это могли быть лучшие десять лет нашей жизни, потому что ты – это ключ ко всему, Эмма. Ты появилась рядом ровно тогда, когда это было необходимо, но случиться это должно было гораздо раньше… Словно то, что я оказался в инвалидном кресле – это был способ исправить все, чего не произошло, и дать исполниться тому, что предназначено… Эмма повела плечом, чтобы сжимающие ее горячие руки делали это чуть менее крепко. - В этой потрясающей логике за то, что я не сую ложку в ухо, я должна быть благодарна своему братцу, своему отцу и своему стрип-клубу. - Эта логика потому и потрясающая, что они не должны были играть никакой роли. - Но если бы все правда произошло так, как ты описываешь, у тебя просто появилась бы еще одна Рэйвен, и только. - Да ну. Не расскажешь мне, чем до недавнего времени занималась Рэйвен? - Разумеется, нет. - А уже и не нужно. После того, как она торжественно решила быть мутантом и гордиться этим, бросив меня на Кубе на людей, которых мы знали полтора месяца, она целыми днями сидела в своей комнате в вашем штабе, иногда ходила по магазинам и в кино. Однажды пыталась устроиться администратором в отель, где в Нью-Йорке останавливаются военные из Пентагона, но ее не взяли, и она больше ничего не пыталась. Зато ревновала Эрика ко всему, что движется, в основном к тебе, страшно обижалась, что он не посвящает ее в свои планы, мелко интриговала и жаловалась, как несправедливо наше общество. Как и всегда. А ты – ребенок, который сдал нейроанатомию в аду. - Я бы не назвала это адом – в аду грешник не может случайно внушить черту убавить огонь. А вот если бы ей кто-то купил путевку в Гарвард и подкорректировал мысли приемной комиссии, она бы точно сдала лучше меня. - Но ей это было не нужно, а тебе ведь прямо до слез, нет? Ей вообще никогда ничего ни от кого не нужно было, кроме… неважно. - Кроме того, чтобы кто-нибудь был с ней хоть чуть-чуть заодно? - Я всегда поддерживал ее и относился к ней абсолютно нормально. И к ее внешности. И к ее желанию поменять ее. И наоборот. Как и должно к этим вопросам относиться нормальное общество, как она всегда и хотела - потому что это вообще не его дело. - Я просто подожду, когда ты поймешь, что сказал. Интересно, сколько лет потребуется, учитывая глубину вашей взаимной травмы.  - А что я сказал? И вообще, чтобы надежды на общество могли рухнуть, надо, чтобы они хотя бы были, как в твоем случае. - Она просто разобралась, что к чему, на пятнадцать лет раньше меня. А что она бросила тебя - ты же как бы сам разрешил ей сбежать с одержимым мстителем, которого знал полтора месяца. - Да потому что невозможно было дальше терпеть, как она с каждым днем все сильнее меня ненавидит. - Неужели. Где же я слышала что-то похожее... Кстати, раз я все равно уже официально на твоей стороне: пятым моим заданием от Магнито было учить ее… назовем это вести расследование. В основном страховать во время ее перевоплощений, но еще искать и подделывать документы, особенно когда это нужно мгновенно. Смышленая девчонка, говорю же. - Только не говори, что вы подружились. - Боже, нет. Подруг у нее не будет никогда. - А у тебя? - И у меня. - А кто же тогда учился с тобой на одном курсе и сейчас работает в Нобелевском комитете Шведской академии? - Ты не находишь, что Церебро как выдающееся достижение инженерной мысли достоин лучшего применения? И потом, это не считается. - Потому что она не мутант? Нет, все считается. И целеустремленность, и социальная интегрированность, и неригидность мышления – я уверен, с тобой было бы просто потрясающе работать. - Это удивительно, как твой внутренний мир все еще умещается в десятую книгу «Метаморфоз». - В смысле? - В смысле желаю приятных новых фантазий на почве мифа о Пигмалионе, - Эмма поцеловала Чарльза в щеку и потянулась к тумбочке за журналом. Но он продолжил наблюдать за ней. Наконец решился. - Ты не хочешь рассказать мне, почему тебе не нравится, когда я говорю, что мы должны были встретиться раньше? - Мне это не не нравится. - Эмма, не ты одна в этой комнате приспособилась читать по глазам. Может быть, объяснишь все-таки? - Ну… ты сам попросил, - Эмма отложила «Сайенс» обратно и улыбнулась. - Просто твои рассуждения о том, почему мы созданы друг для друга – это как если бы кто-то внезапно начал преследовать меня и убеждать, что завтра снимет мне луну с неба, и каждый день приносил бы новые доказательства в духе на твоем крыльце шесть ступенек, а гравитация на луне в шесть раз меньше земной. А ведь мне даже не нужна луна! Максимум, который мне нужен от тебя – это чтобы когда я начну превращаться для тебя в Рэйвен Даркхолм, Мойру Мактаггерт или любую крошку из паба, с которой не задалось, ты честно рассказал об этом, а не пытался по-тихому слить меня ради моего же блага. Но даже это необязательно – я с этим справлюсь, а твой депозит это покрывает. Чарльз мотнул головой, словно пытаясь понять, не ослышался ли он. - И чтобы когда я это скажу, ты могла просто уйти, едва скрывая облегчение, что больше не нужно ни с кем возиться? - По обстоятельствам. Может, это первый кризис, дальше которого твоя нога, будем честны, еще не ступала. Он прижал ладонь ко лбу, оценивая, насколько это обидно, но в конце концов улыбнулся, решив, что скорее доволен ее ответом. - Но почему ты думаешь, что это вообще произойдет? - Потому что я живу на свете дольше трех дней, Чарльз, и я телепат. Можно сколь угодно глубоко быть уверенным, что такие чувства – это навсегда, но завтра обстоятельства меняются – и что-то в тебе меняется, или тот, к кому ты был привязан, меняется, или ты просто начинаешь видеть что-то, чего не видел раньше. Возможно, ваши изменения и прозрения удачно дополняют друг друга, а может и нет, и ты говоришь – я не врал тогда, но ты же на самом деле совсем другой человек, или мы оба стали другими людьми, а я просто не мог знать, что это произойдет. Так вот я говорю тебе сейчас – это произойдет. Знай это, пожалуйста. - Идеально, наверно, трахаться с кем-то таким, у кого заранее есть график – первый кризис через год, второй через два, превращение в другого человека через три с половиной…   - Почему наверно? Абсолютно точно, он же у тебя на лбу написан. «Господи, какой же он все-таки милый, когда у него искрит проводка». Через полминуты проводка чуть не заискрила у нее самой, потому что Чарльз, в глазах которого читалось одно сплошное «о боже», порывисто наклонился к ней, завел ладонь под ее затылок, но в последний дразнящий момент перед поцелуем ушел вниз. Прижался лицом к ее плечу, горячо поцеловал в основание шеи, слегка прикусил ключицу, спускаясь ртом к груди – а потом внезапно сорвал поцелуй все-таки с ее губ. Но когда она ответила, а ее рука заскользила вниз под резинку его брюк, он перехватил ее.  -  И в моем графике всего одна строчка, да? - Точно. - Так оно и есть. Только одна она там не потому, почему думаешь ты, и написано там совсем не то, что тебе кажется. «Да что же это такое». - Окей. Ты говоришь, что я – это ключ ко всему. Но почему тогда только Гарвард? Мне не нужна была помощь, когда я работала в стрип-клубе? Это вполне соответствует твоим недавним интересам, плюс я тогда уже выглядела так, как ты воображал сначала. Давай прямо сейчас вместе пофантазируем, как в кабинке для приватных танцев я сбрасываю туфлю и ставлю ногу тебе на плечо, ты берешь меня за талию, снимаешь со стола, сажаешь на колени, расстегиваешь ремень и начинаешь делать со мной то, что мечтает сделать в такой кабинке любой… Стоп! Что с лицом, Чарльз? – Эмма даже немного дополнительно обиделась, потому что игры со стриптизом ей нравились. - Такая записная блядь, как ты, имеет право на такое выражение лица, начиная где-то с некрофилии! Девочки в стриптиз-барах и борделях, даже самые тупые, по крайней мере знают, чего им ждать, в отличие от девочек, которые в студенческих барах строят карьеру профессорских жен. А вы идете к ним за тем, за чем ходят к девочкам в публичные дома, отбирая у одних веру в себя, а у вторых деньги, которые им крайне нужны. Почему же стрип-клуб тебе так не нравится? - Да потому что я хотел уберечь тебя от этого кошмара, а не стать его частью! - А почему только меня? Дай угадаю: из-за предназначения, по которому мы должны были встретиться еще в университете. Это из-за него я не должна сомневаться, что человек, который в рот ебал всех в сфере своих интересов - на входе и очень скоро после этого на выходе, - в этот раз поступит лучше, чем в прочих? - Я просто не понимаю - ты же первая мне и сказала, что для блядства я не предназначен! - Так хотел думать ты, а я подыграла. Но оказалось, что без Рэйвен ты сливаешься еще более блядски, чем сливался всю жизнь! - Да тебя же и зацепило только то, что я блядь! - Ну тогда и не еби мне мозг этим Гарвардом! Чарльз вскочил с постели и бросился к окну, сперва прижавшись к прохладному стеклу только разгоряченным лбом, а потом и всей грудью; его плечи поднимались и опускались вслед за частым тяжелым дыханием, а шея с натянутыми жилами и вздувшимися венами казалась в полтора раза шире обычного. Эмма некоторое время смотрела на это, потом тоже встала, подошла и погладила его по спине, проведя ладонью с плеча по влажной лопатке. - Эмма, пожалуйста, не трогай меня сейчас, - его голос звучал словно из-под бетонных плит. - Что с тобой? - Мне физически больно… от того, насколько дерьмового человека ты во мне на самом деле видишь. - Ты тоже видишь во мне убийцу, шлюху, фанатку геноцида и ужасную мать, причем по большинству пунктов мне и возразить-то нечем. Но я же как-то выношу. - Тут очень простой ответ – я не вижу в тебе ничего этого. Эмма сжала веки и тряхнула головой, чтобы справиться уже с собственным приступом ярости и не стукнуть Чарльза по спине. - Я даже не знаю, что хуже…  Наверное, я переночую сегодня в старых апартаментах. Пусть у нас обоих будет время прийти в себя. - Да, пожалуйста, сделай уже это! За что ты так со мной? Какой в пизду первый кризис? Если тебе оторвет ноги, ты сама будешь слать нахуй каждого, кто на тебя взглянет, а не только…, - он судорожно втянул воздух, а его пальцы стали белее оконной рамы, которую сжимали.   - То есть других выходов для тебя по-прежнему нет, вопрос лишь в том, насколько тебе плохо. Ладно, Чарльз. Я поняла. - Ничего ты не поняла.