Филипп Лунин и драконье училище

Принюхавшись к дому Кальции, Лууна объявляет с ухмылкой: — Чисто, без некроутрахков. Точно не хочешь подарить ей браслет сам? На меня-то… у Кальции есть замена. — Вместе делали, вместе давай и подарим, — улыбаюсь я. — Без тебя у меня ведь ничего не получилось бы. — Только не предлагай звать ту огриху, что нам выделила сырьё «женской энергии», — Лууна бупает меня в нос подушечкой указательного пальца. — Без неё ни у кого не получилось бы. И, чуть задержав руку, открывает дверь, пробормотав: — Знаешь… Одно дело убивать дерьмовых баб вроде Танаты, а другое — жить их в домах. Мы тут как прописались. Ладно, привыкну, что за дурацкая сентиментальность! — и входит в коридор уже смелее, возможно, бравируя. — Кальция! Та спускается со второго этажа, одетая в серебристое платье и, что меня ещё больше удивляет, поглаживая большую ручную змею на плечах. — Вы вернулись, милые… — Кальция приветственно хлопает ресницами. — Да, и не с пустыми руками, — улыбаюсь я. — Я смотрю, ты экспериментируешь со стилем? — Нахожаев тоже заметил улучшение этим утром и порекомендовал снова выходить на публику, — она гладит змейке подбородок, вынудив её довольно лизнуть воздух. — Правда, это означает, что скоро лечение вообще завершится и мне придётся работать… Но это не страшно, мне Лёня пообещал прямую доставку рукописей в издательства. Дмитрий Нагибов должен продолжаться! Лууна медленно поворачивает ко мне голову и произносит по-русски: — Пизда тупая… — Кто?! — Кальция восклицает на том же языке, поднимая брови. — Я, блять, — Лууна опускает уши в стороны и фейспалмит. — Он догадался фокусу на снятие запаха. Хорошо, что он переоценил твой… наше недоверие друг ко другу, да. Несколько раз моргнув, я прикидываю, что она имеет в виду — и тут же мрачнею. — Значит, всё-таки являлся? Ну, шулер меченый… — O'right, lets treat 'em as dey deservz, — акцент Луны на английском действительно звучал… колоритно. Она состроила радостно-умилённую мордаху, подняла уши и протянула Кальции шикарный браслет нашего… зачарования. — Это… тебе. В память о матери. Мы знаем, она была… она ошибалась иногда, как всякий родитель. Но она тебя любила больше всего ёбаного мира и воспитала такой красавицей, какой ты сейчас стала. Мы не сможем её тебе заменить, но мы тоже любим тебя. И готовы тебя сделать ещё красивее и добрее, чем ты уже. Вот. Фил, — она легонько пинает меня локтём, — тоже расчехляй тезаурус! Рад бы, да только вас ист дас? Припомнив, однако, что в Ворде мне встречался тайный термин «тезаурус», я по контексту предполагаю, что это что-то типа словаря. Ну, это без проблем! — У нас сегодня на артефакторике было зачарование предметов… эссенциями, — мягко объясняю, точнее, дообъясняю я. — Учитель, проверив этот браслет, сказал, что он безопасен и что его можно использовать. Мы решили, скажем так, несколько улучшить его, прежде чем вернуть тебе. Он твой. — Спасибо… — драконица, растрогавшись, отпускает змею на втором этаже и спускается на первый, принимая подарок в обе руки, благодарно опустив крылья к земле. Не надевает, просто любуется завораживающими узорами. Когда мне уже кажется, что она загипнотизирована, она поднимает радостный взгляд на нас. — У меня тоже для вас есть подарок, — она протягивает нам ладонь с проявленным на ней ключом. — Я нашла это в вещах матери, когда делала уборку в её спальне. Это ключ от главного входа Книгоцентрали. Знаете, что это для вас значит? Вы можете сходить в Либрариум в любой момент, особенно когда никто из библиотекарей не будет подглядывать! — А разве дорога туда должна начинаться где-то в Книгоцентрали? — удивляюсь я. Что-то не припомню, чтобы Астора такое упоминал. — Насколько я изучала вопрос, — Кальция кивнула на библиотеку, — портал в Либрариум можно открыть в большой библиотеке, где когда-либо совершалось убийство. Благодаря матушке, Книгоцентраль соответствует всем критериям. Возможно, она и сама хотела туда проникнуть. Я могу представить, зачем ей это было нужно. Лууна поднимает палец вверх: — Но ведь вроде там не открылся портал сразу после того, как грохнулся с крыши тот дракон. И вообще, неужели всякий раз для входа нужно кого-то припиздивать? — Нет, довольно раза, чтобы сформировать дорогу. А касательно остального, — Кальция разводит руками. — Любимые вы мои, ключик вам с вашим образом жизни пригодится в любом случае. — Как непривычно слышать от неё такое, — Лууна смущается и оборачивается ко мне. — Одна проблема — всё-таки довольно рискованно заниматься таким там… — морщусь я, потирая затылок. — Едва я сунулся в закрытую зону, как повстречался со гриком. Слава Сёстрам, сумел оглушить его и выскочить. Кальция… извини, что спрашиваю о таком, но всё же: а у вас тут никто не помирал? Библиотека здесь ведь тоже имеется, так что куда как спокойнее было бы делать портал тут, не рискуя чужим вниманием. — Ты про грика рассказывал? — Лууна навостряет уши. — Это такой специальный охранник или очередной проёб директоров? — А в закрытой секции ты что делал? — Кальция хлопает крыльями по стенам коридора, но потом всё же отвечает на мой вопрос. — Нет, не убивала. Не при мне точно. Она была преступницей и плевала на свою конспирацию при этом, но… если бы её застукали с трупом в выданном ей казённом помещении, казнью бы не ограничилось. — Бля… — Лууна массирует себя над глазами, — почему у нас всех такая хуйня с родителями… Ну, если так вдуматься… если вспомнить некоторых известных мне из литературы матерей, вроде Вальбурги Блэк или королевы Пурпур… вообще, вам обеим ещё в каком-то роде повезло, мои милые. Как ни цинично звучит, но могло дело обернуться ещё хлеще. Но об этом лучше помолчать, сейчас уж точно. — В ту секцию мне нужно было, чтобы выяснить печать для призыва Азымайна, — коротко поясняю я. — А что касается грика… вероятней всего, это именно что стражник. Прикидывался астрономическим глобусом или что-то типа того, но сбросил маскировку, едва я разобрался, где что искать. Впрочем, за пределы двери преследовать не пытался — и то повезло. — Чего сразу не сказал? — Лууна растопыривает когти. — Кому бы я мстила, если бы ты сдох? — Как бы он тебе сказал, кому мстить, если бы помер… — вздыхает Кальция. — Значит, будьте осторожны и по ночам в Книгоцентрали. На ночь грика наверняка выводят «погулять», как гиену в «Короле шантажа». Но и днём вряд ли вам разрешат открывать порталы вне специально отведённых для этого мест. — Меня, на самом деле, больше напрягает даже не грик… — признаюсь я. — Если он в первый раз от моего ментального всплеска в прострацию впал, второй раз тоже зависнет. Меня тревожит перспектива столкнуться с кем-то поопасней клювастого червяка. Кальция, ты случаем не слышала о том, какие существа могут оказаться стражей книжного центра? — Я бы… — она запускает лапу в богатую гриву, — институт нашарский? Я бы поставила големов, управляемых духами, или просто отдельно витающие души, обученные заклинаниям. Такие у нашаран оборонные чары часты. Но такие бы напали на тебя и в закрытой секции, если бы были? — Очень умное замечание для… — Лууна берёт ключ из расслабленной ладони Кальции, но прерывает свой подкол, когда та напрягается, — для поразмыслить. — В таком случае совершенно точно туда нельзя соваться просто так, — решительно качаю я головой. — Голема мне просто нечем разбивать — банально нечем. Да и уворачиваться от огненного шара меня тоже совершенно не тянет. Кальция, премного тебе благодарен за предупреждение! Пожалуй, имеет смысл порасспросить завтра остальных — Астору того же, нашу знакомую с Забызнана… Возможно, имеется способ поэкспериментировать с порталами… относительно легально. — Слушай… — Лууна испытывающе и хитро на меня смотрит. — Астора же подрабатывает в библиотеке? Ты с ним насколько близок? — Я с ним не спал, если ты про это, — хмыкаю я, потирая пальцем переносицу. — Если же в более общем смысле… ну… не скажу, что мы вот прямо друзья, но, полагаю, можно сказать, что относительно приятели. Едва ли он для меня пойдёт на риск — если только сам не окажется в этом заинтересован. Однако же, думаю, насчёт деталей внутреннего устройства, а также распорядка его работы, расспросить вполне можно. — Умоляю, без постельного шпионажа! — Кальция щёлкает зубами на Лууну. Та на неё скалится не слишком злобно: — А чего ты только на меня рычишь? Он тоже по мальчикам и даже предлагал нам четвёртого! — насладившись тем, как Кальция столбенеет, она добавляет спокойно. — Если у нас теперь такая уютная свора, полагаю, можно это не держать в секрете. Мдям, оно, конечно, так… но не вываливать же это так внезапно? Впрочем, благо я так или иначе уже раздумывал насчёт того, как это сообщить в случае нужды: — Да, я бисексуален. Предпочитаю девушек обычно, но, если вдруг встретится очень симпатичный… особенно в душевном плане… парень, его тоже могу рассмотреть. Не то чтобы я это широко афишировал, но эта тема всплыла у нас, когда Лууна сочла, что я мечтаю о гареме. Ну, я и объяснил, что гарем и полиамория — несколько разные вещи… Впрочем, в любом случае здесь о «постельном шпионаже» речи не идёт. Астору я не считаю привлекательным в этом плане. — Я в этом без предубеждений, ну, впрочем… — Кальция тупит взгляд, — с кого бы спрашивать! Просто… было бы не по-рыцарски с вашей стороны, не важно, с парнем или девушкой. — Признаю, ляпнула… — Лууна шепчет мне. Для Кальции же говорит отчётливо: — Четвёртого мы бы подбирали, советуясь и с твоими вкусами. Быть честной, так до конца. Вообще… Хотя такое лучше говорить за кружкой чего-то крепкого, — Лууна с намёком идёт на кухню. Кальция понимает «кружку крепкого» буквально и приносит нам из погреба три высоких, практически баварских кружки, полных пива: — Налакиваться уже посередине вечера… Вообще, неважная идея. — Это ж пиво, а не коктейль текилы с водкой, — Лууна заглатывает из-под пены и хлопает дном по столу. — Ну, короче, бля… Изначально я думала вообще свести тебя с другим самцом, чтобы Филиппа для себя освободить. А тут он предложил самца нам вместе. Я охуела, но не так, как ты сейчас, и подумала: «похуй, давай так, потом по-тихому сведу этого парня с тобой и разругаю с Филом». А ты лесбуха, пам-пам-пам. Вот и всё. Больше я от тебя ничего не скрываю и честна, как с Филиппом. Да… Я бы всё это долго думал, как подать, а она раз — и огорошила без стеснения… Стоп, что? — Да, от тебя я тоже это скрывала, что в какой-то момент хотела тебя целиком, — Лууна грустно улыбается и чокается стаканом со мной. — Так что залей это и… проехали. На самом деле, официально разрешаю вам обоим не заморачиваться кодексом курвуазности и ебать кого жопе угодно. Вам ли не знать, что тело отдельно, душа отдельно. А курвуазность вообще христи придумали. — Куртуазность? — не понимает Кальция. — Христиане? Лууна кивает молча. — Куртуазность придумали, твоим языком, «нехристи», — Кальция откидывается на спинку стула, очень походя на мать в этот момент, особенно тоном голоса. — Барды и скальды пели о чистой любви и целомудренных ухаживаниях, а они были язычники изначально. Так что не смешивай понятия. У нас и так сложные отношения, не открывать же нам в Аднирване бордель. Лууна глотает ещё немного пива, потом чокается уже с Кальцией, кто пока не отпила ни разу: — Тогда что ты делала с Селеной? Судя по твоему запаху, пыталась добиться от неё того, что на тот момент не дала тебе я. И что ты у нас с Филом вырвала вчера. — О чём ты думаешь только?! — Кальция дрожит ушами и сильно хлещет хвостом. По зардевшей ауре я понимаю, что Лууна угодила в самую точку. Да уж, ей бы с её нюхом и грубой манерой диалога сыщицей работать! Так и представляю её, прижимающую меня оружием к мокрой от дождя стене в переулке… в чёрно-сером стиле фильма нуар. У моей гончей тем паче что в самый раз ажурная масть для этого. — Я догадалась не сразу, уже только после твоего признания, — Лууна делает глоток побольше, поднимая кружку повыше. — Тогда же ясно стало, зачем ты ко мне лезла со всякой херью, когда мы спали в одной кровати, но до тройника. А после я думала, может, таки Фила себе, а тебе Селену? Мы с ней внешне похожи. Решила бы, что она моя тайная сестра, если бы мы не были разных видов. — Ладно… — Кальция неожиданно легко соглашается, — куртуазность и верность это про душевную связь, признаю. В телесной позволяю нам вольности. Но соединять ауры для душевного единства — больше ни с кем. — Я и не умею… — Лууна мечтательно смотрит в потолок. — Возможно, пока. Кажется, уже однозначно пора мне кое-что добавить, а то разговор течёт не слишком-то гладко. Во всяком случае, не так гладко, как мне того желалось бы… что, в общем-то, неудивительно. — Позволь пояснить, — мягко говорю я Кальции. — Дело тут не в вольности. Полиамория — это не промискуитет, когда сегодня с одним, а завтра с другим. Смысл полиамории заключается в том, что иногда сердце тянет не только к кому-то одному. Такое ведь бывает, не правда ли? Сердцу не прикажешь. Более того — если бы на всём земном… ну или любом другом шаре суженый существовал бы лишь в единственном экземпляре, то все шансы были бы прожить жизнь, так его и не встретив. Так что неудивительно, что полюбить можно зараз не одного. Тем паче, что вполне реальна ситуация, когда любишь за разные… особенности, а не за одно и то же. При обычных условиях требуется от чего-то отказываться. А полиамория говорит — нет, не обязательно. Вы можете иметь несколько отношений разом. При этом не таясь друг от друга, не рассказывая, что ты исключительно единственный, не шпионя друг за другом, не вынюхивая бельё и не пытаясь отравить конкурента или всадить ему кинжал в спину из-за угла. Разве можно гарантировать любовную верность силой? Если тебя есть за что ценить, от тебя не уйдут в любом случае — если же нет, не поможет даже «пояс верности». Если можно любить родителей, не выбирая кого-то одного, дедушек, бабушек, сыновей, дочерей, братьев, сестёр — почему избранный супруг должен быть только один? Ревность — это ужас перед потерей. Если ты уверен, что потери не будет — ревновать становится незачем. Вдвойне незачем, замечу, если вся конструкция замыкается сама на себя. Да, такое получается не всегда; но, если имеется такая возможность, отчего не превратить любовный треугольник в фигуру гораздо уютнее — круг? Незачем разрывать союз, если можно в него войти. От этого он станет лишь богаче. Разумеется, для этого жизненно необходимо умение говорить и договариваться… но, полагаю, мы все им обладаем, не так ли? — Но если это Истинная Любовь, через все препятствия она приведёт две души друг ко другу и объединит в одну общую душу! — Кальция зажигает глаза вдохновлённым блеском. — Ну или три, в нашем случае. Но шанс всегда реализуется, вопрос только, как закончится этот шанс, будет ли «жили долго и счастливо» или «умерли в один день». — Ага, тег «соулмейты» на Книге Адфиков, — фыркает Лууна пивом. — Будь это так, мой папа не продолжал бы сношать пол-ада после того, как встретил Столаса. Кальция поводит хвостом: — Не буду осуждать твоего отца, может, даже Столас ещё не его настоящий парень. А в нашем случае… Филипп, Лууна, неужели вы думаете, что найдёте кого-то лучше, чем уже нашли? А ревность — это хорошее чувство! Ревность доказывает, что тебе не наплевать на твою пару, что ты ценишь её, а, значит, боишься её потерять. Без ревности и любви не бывает. — Бывают… разные варианты потерь, — слегка качаю головой я. — Одно дело, когда боишься утратить из-за несчастного случая, болезни, аварии… да мало ли чего. А совсем другое — когда боишься, считая одновременно себя неполноценным, а спутницу — ищущей одну только выгоду. Если первая боязнь зовёт защищать и оберегать, то вторая — подозревать и не доверять. Она… мне кажется, просто ядовита. Кальция пытается продавить меня взглядом: — Даже не неполноценной, а просто неидеальной. Вдруг ты ещё встретишь кого-то, кто будет больше по твоему вкусу или просто профессиональную сердцеедку? Лууна не понимает: — Сердцеедкой? Каннибальшей? Ну, у них характерная внешность, зубы как иголки, глаза чёрные… Просто не трахайте тех, кто вам части тела в процессе откусит. — Возможно, что и встречу, — мягко улыбаюсь я в ответ антродраконессе. — Но это не будет иметь значения. Кого я однажды приветил, первым не бросаю. Без разницы, насколько кто-то более привлекательный встретится. Так что не тревожься, Кальция. Если вдруг однажды ты решишь, что я тебя более не интересую, что ж — опечалюсь, но силой удерживать не буду даже пытаться. А первый не отвернусь никогда. — Верю, — берёт она в обе ладони мою руку. Лууна для компании тоже шлёпает слегка хвостом по моему бедру. — Но, раз ты меня и Лууну не бросишь, я не понимаю, зачем тебе остальные… Но твоя воля. — Может, и незачем, — легко пожимаю я плечами. — Кто знает — будущее не определено. Но, что бы там ни случилось — обещаю, я в любом случае буду учитывать мнение что тебя, что, — поворачиваюсь к Лууне и протягиваю ей вторую руку, — тебя. Они принимают мои руки, а Кальция протягивает и свою для Лууны. Та, поколебавшись немного, улыбается и принимает её. На сердце умиротворяюще теплеет при виде того самого, о чём я только что говорил: треугольника, без ненависти превращающегося в круг. Душа полнится миром и покоем… но что-то ей как будто мешает окончательно обезмятежиться. Поворошив память, я понимаю, что. М-да, нет никакого желания сейчас поднимать этот вопрос, конечно, но не оставлять же, рискуя новым неудачным всплытием? Опять же, недаром я и Лууна уже наметили это… — Кальция, а что там у тебя насчёт рукописей? — аккуратно зондирую я почву. — Ты, кажется, упоминала что-то про издательства? — Да, ты ведь отказался отправлять рукописи в издательство, когда я просила, — Кальция с хитрецой гладит пальцем мою ладонь. — А Лёня согласился помочь с этим, ему не трудно. — Он сюда заглядывал? — приподнимаю я бровь. — Довольно… неожиданный гость. Лууна, чтобы Кальции не было времени думать, поднимает руку ей до предплечья, поглаживая уже там. Драконесса, конечно, легко ломается: — Да, после Нахожаева и до вас. Леонард ведь работал с моей мамой и предложил мне продолжить её дело… Нет, разумеется, не грохать народ! Вести литературный кружок и писать за Нагибова. — А про ролевые он ничего не говорил? — Лууна переглядывается со мной. Кальция с искренней наивностью уточняет: — Какие ролевые? Настольные? Постельные? — Живые, — уточняю я. — Он не рассказывал тебе, что ведёт на территории всей академии живую ролевую игру, испытывая прочность психики участников, а также внушая им, что они участвуют в некоем реальном деле? — Да, мельком упоминал… Больше спрашивал, что я об этом знаю, включила ли меня мама туда. Но у нас с ней хватало забот с подготовкой Прорыва. Или его предотвращением? — Кальция разводит крыльями, чтобы не отпускать наши руки. — Но я бы хотела сыграть в какую-нибудь нормальную живую ролевую, без психики. Можно с сексом. — А ты можешь точно вспомнить, что ты ему говорила? — прошу я. — И ещё: спрашивал ли он тебя обо мне или Лууне? — О вас точно нет. А про остальное… Сейчас… — Кальция встаёт и направляется в гостиную, не отпуская ваши руки. Лууна возводит глаза к потолку и бормочет: — Это, конечно, уютно, но очень карапузно… — Мне проще будет вспомнить на месте диалога, — останавливается Кальция между креслами. — Так… Он меня спросил, включила ли меня мама в игру. Я ответила, что нет. Хочу ли я в неё войти, он спросил. На лидерскую позицию он меня не поставит, но даст высокий ранг за счёт того, что я управляю кружком. Я сказала, что могла бы помочь с чем-то более насущным, например, с Прорывом. Он ведь ещё собирается наступать или нет? И его ещё надо отражать? Он ответил, что мама и затеяла ту игру как огромный ритуал для того, чтобы воздействовать на другой мир, здесь мы отыгрываем действия, там они совершаются. А исследования психики — это прикрытие для администрации института, потому что проверять крепкость психики учеников они сами горазды, а вот управлять мирами каким-то выскочкам не дадут, и вообще они служат Хаосу. Поэтому защита от Прорыва и игра неотделимы. Я ему ответила, а что, если кто-то отыграет супергероя вроде нагибовских Вани Князева, или Дмитрия Русова, или Сергея Тармаша? Они бы за пять ходов расхреначили всех хаосистов в постановке, а в другом мире бы это повторилось. Лёня сказал, это так не работает, тот мир на наш тоже влияет и обязательно такому помешает. Вот, даже маму мою убили синхронно с её двойником в другом мире, и даже воскрешение там этому не помогло, её убили в обоих мирах опять, хоть и по разным причинам. Я сказала, что всё равно надо попробовать, и в как можно большем количестве, хоть какой-то игровой ритуал сработает. Он, занудный, ответил, что пробует и пробует, работа идёт… А я, говорю, буду писать и писать про супергероев, и это пусть поможет как Магия Слова. После этого мы продолжили про издателя. — Как же понять, где он говорит правду, а где — нет… — тяжело качаю головой. — Я-то не имею никакого отношения к руководителям академии, но мне он рассказывал именно про исследования. Сказал ещё, между прочим, что намеренно стирает границу между игрой и реальностью, что добивается, чтобы этой игре уделяли больше внимания, чем учёбе и романтическим отношениям, — на этот моменте я высоко поднимаю указательный палец, рассчитывая, что такая деталь Кальции едва ли зайдёт. — Что намеренно помещает игроков в режим стресса, износа. А ещё, что особо примечательно — сболтнул мне, что использует игроков как шпионскую сеть, чтобы следить даже за теми, кто не имеет к игре никакого отношения. Тебе не кажутся интересными такие моменты? — Думаешь, мне он врал? — задумчиво Кальция стучит кисточкой хвоста по полу. — Да просто еблище его вспомни, — растягивает Лууна пальцами уголки своей пасти. — Видала я честные морды, которые врут, как Отец Лжи, но вот чтобы такие харерожи истину глаголили… Ну только если какую-нибудь гадость, как Филиппу! — Тогда, может, не стоит ему давать рукописи? — растерянно садится Кальция в кресло. — Может, он и про издателя соврал? Тогда и Проводника не надо рожать? Я резко поднимаю ладонь. — Проводника? А про него что он говорил? Она морщится: — Что он всё равно нужен. И придётся его зачинать без матери и самой воспитывать. Странно, что он не предложил тебя как отца, может, не знал, что ты можешь из драконьего облика… Или знал, что я бы так отказалась делать. Я тоже сморщиваюсь в ответ так, словно во рту у меня оказывается лимон без кожуры: — Кальция… Ты помнишь, что должно было учинить это рождение с его родителями? Если раньше я ещё мог сомневаться, то теперь — точно нет. Не знаю насчёт рукописей, может, тут он не обманывает — отнести ему небось несложно, взамен твою благодарность получит. Но вот насчёт всего остального — врёт, сволочь, как дышит! Я не я буду, если он к тебе из добрых намерений являлся. Явно видит себя Мефистофелем, а тебя — Фаустом. — Нет, он особо отметил, помирать не надо. Но что ребёнка должна воспитывать я сама практически без чьей-либо помощи по особым инструкциям. А вот, он их мне оставил, — она подходит к камину и протягивает мне перевод на праговор «Лунного дитя» Алистера Кроули. — Ну да, и какие же гарантии он дал, помимо личного слова? — скептически усмехаюсь я. — Которое, как мы уже выяснили, у него что подброшенная монетка… Соврёт — недорого возьмёт. Приняв у Кальции брошюрку, я начинаю её изучать, пытаясь найти любые подозрительные детали. Лууна, подойдя ко мне, смотрит через плечо: — Все девять месяцев лежать в пентаграмме? Пиздос… — Год, у драконов дольше, — уныло поправляет Кальция. — Поверь мне, — Лууна кладёт ей на плечо руку, — Леонард просто маленький садист, которому радостно заставлять целый универ бегать и вешаться. Ничего больше. Положи клитор… нет, лучше задницу, на его фантазии. — Это ещё в лучшем случае «маленький садист», — мрачно замечаю я. — Знаешь, что он мне сказал про Танату? Что её давно пора было убить, ведь на её смерть, цитирую, «вышел прекрасный, безнадёжный квест». При всём её, кгм, послужном списке я бы до такой причины не додумался. — Может, тогда его… на опережение? — Кальция сама своих слов пугается, а Лууна отмахивается: — Я пробовала, он воскрес. Хотя… если ангельской пулей попробовать… — Ну, даже необязательно такой ценный боеприпас тратить, — передёргиваю я плечами. — Если он завинтил назад отверченную шею, это ещё не значит, что он сможет восстать из пепла, если его порубить на куски и сжечь дотла. Но у меня имеется даже более тонкая идея… Как я понимаю, он на редкость самовлюблённый тип. Уверен, что всех хитрее, всеми сможет манипулировать. А такие обычно легко сами ловятся на крючок. Гордыня мешает признать, что у кого-то окажется довольно наглости обжулить шулера. Кальция, давай вот как. Ежели он за рукописью явится — сдай ему на пробу какую-нибудь… пробу пера. Посмотрим, что выйдет. А если начнёт предлагать что-то на тему этой игры, Прорыва, Проводника или ещё чего — сделай вид, что соглашаешься, но сама постарайся внимательно запомнить, что именно он от тебя желает. Небось, полагает, что ты дура — возможно, проговорится о чём-то важном. Имей в виду только: ни слова о том, что мы тебе рассказали. Этим утром мы выяснили, что шпиона он нам уже навесил. Неудачно, конечно, но мало ли что. За тобой тоже могут следить. Не давай ему понять, что ты на самом деле умная. Сыграем с ним в его собственную игру. — Буду рада, — Кальция облегчённо вздыхает и обнимает меня и Луну крыльями. — Интересно, почём душа Мефистофеля? — А ты бы сыграла именно в живую или ролевую в принципе? — вдруг достаточно робко для себя Лууна спрашивает. Я вопросительно приподнимаю брови, смотря на неё. — С вами — в любую, — Кальция лижет гончую в нос. — А, может, вы хотите мне отомстить за ту ночь? Я заслужила! — Ну вот, я уж думала ты про подземелья и драконов какие-нибудь, — Лууна игриво качает ей пальцем. — Ты можешь связать своего дракона в моём подземелье, — Кальция прищуривается соблазнительно. — Даже двух! У меня так вертится на языке уточнение, что один из драконов будет даже полноразмерным феральным, что я еле ловлю его. — Полагаю, милые, вы несколько недопонимаете друг друга, — слегка хихикаю я. — Лууна имеет в виду настольную ролевую игру… нечто вроде интерактивного театра. Или, если желаешь, розыгрыша пьесы, сюжет которой обрастает плотью прямо по мере действия. Ну, насколько я понимаю весь этот процесс. Он… довольно сложнее, чем те ролевые игры, которые имеешь в виду ты. — Я поняла, я просто заигрываю, — Кальция шевелит хвостом по моему животу. — У нас в клубе такие устраивают часто под завершение встреч, когда все устают мусолить про литературу и оккультизм. Правда это почти всегда скатывается в боевики и перестрелки неуязвимых героев. — Вот, чтобы так не было, добавляются правила. Надо вам притащить из моей комнаты, хотя могу и так рассказать, — после двух сеансов секса за день Лууна, очевидно, больше загорается поиграть цензурно, нежели пошло. — Тогда как насчёт того, чтобы устроить… тёплое возлежание? — предлагаю я. — Давайте выберем самую уютную комнату, занавесим окна, включим ночник, принесём что-нибудь сладкое и напиться, уляжемся в тёплый кружок — и проведём вечер за твоим, Лууна, рассказом. Чтобы никуда не торопиться, оставив весь мир за пределами нашей комнаты. А когда будем уже слишком сонными, прямо там и заснём. Как вам идея? — Всего лишь заснём? — Кальция зарывается носом в гриву Лууны. — Посмотрим, как будешь себя вести! Если плохо, то свяжем тебя и оставим без оргазма, — Лууна оглядывается, выбирая комнату. — В спальне нас ебали… В гостиной мы ёбали… На ваш выбор кухня или библиотека. — Кухня сытней, но библиотека уютнее и романтичнее, — решаю я. — Возьмём на кухне угощение, чтобы не бегать туда каждый раз, и возляжем как патриции. Ковры той комнаты к этому располагают. Находятся даже несколько подушек, на которых драконам удобно устроиться и читать. Чтобы не понижать градус, Кальция является с вином, бокалами, закуской из пропечённого в соевом соусе мяса и салфетками. — Базу вы уже знаете, значит, — Лууна садится почти что по-турецки. — Вот, каждый персонаж в нашей версии этой забавы не умеет всё подряд, у него есть раса, класс — как профессия — и характеристики с навыками, которые выбираются при его создании. Чтобы проверить, смог чего-то персонаж сделать или нет, кидается специальный икосаэдр с номерами на гранях или используют любой другой случайный генератор. Если на многограннике выпадает больше определённого числа, то заявленное действие у персонажа получается, если меньше, то нет. А если хочешь кому-то из персонажей пиздов дать, чтобы за раз не ложить на лопатки, надо несколько раз попасть и навернуть на отдельных кубиках нужное количество ран, их отнимаешь из очков здоровья противника. А ещё, один игрок объявляется ведущим — он отвечает за сценарий и всё, кроме персонажей других игроков. В своей сути это всё важное. — А как же правило неуязвимости? — Кальция задумчиво гладит свой пушок на подбородке. — Нельзя без согласия владельца убивать чужих персонажей, нельзя сводить их с ума и нельзя их влюблять. У нас в клубе так, а то начнутся споры и обиды. Гончая озадачивается: — Ну… не знаю, если ты в настолке никакого монстра не можешь ёбнуть и выебать, какой смысл? Они же зачастую и популярны потому, что можно наприключаться так, как в жизни нельзя. А приключаться без риска — такое себе, какие-то куклы. Нет, конечно, персонажей других игроков не надо насиловать и резать, но монстры ведущего для этого и сделаны. Мимолётно поразмыслив, я выдвигаю предположение: — Ну, я полагаю, речь именно о том, что, когда ведущий выводит на поле боя монстров, он тем самым заранее соглашается, что они будут перебиты. А что касается персонажей игроков, то, ну… имеется какой-то откат, наверно? Если всё пошло не так и монстры сами перебили. — Это уже зависит от ведущего. У Мокси, например, фиг дождёшься такого… Этот бес, батин подчинённый, только на лицо мил, а когда начинает ролевить, выбирает самую жёсткую к игрокам систему в Аду и гогочет, как маньячелло… — Лууна понимает, что Кальция про коллегу отца не знает ничего, и отмахивается. — В моём случае будут возможности воскресить персонажа, или вы банально очнётесь в плену и будет квест на побег. — А как определяется то, смог персонаж или не смог чего-то сделать? — уточняю я. — Неужели только при помощи рандома? Тогда получается, что всё исключительно от удачи зависит… а это то же, что в кости резаться. На самом деле ответ я уже знаю, но спрашиваю больше для Кальции, чтобы Лууна смогла сама этот момент объяснить. — Разные классы при разном набранном в игре опыте имеют разный шанс удачи разных действий. Поэтому и применяются характеристики, навыки, шанс попадания и так далее. Ну и мастер всегда может решить: «ты описал так круто, что точно сработает!» или «такой фигни нам не надо!» Я согласно киваю: — А как персонаж учится чему-то новому? Приобретает новые способности, или улучшает те, что уже имеются? Ему нужно найти учителя, или, как нам — академию? Или ему довольно учебников в роли самоучителей? — Чем больше он прошёл приключений и преодолел испытаний, тем больше опыта накопил. Однажды ему хватит на новый уровень своего класса, который улучшает старые возможности и добавляет новые, ну или можно взять другой класс с начала его пути. Все эти способности перечислены в специальных книгах правил, хотя многие довыдумывают собственные… Я вопросительно смотрю на Кальцию, выражением лица интересуясь, имеются ли у неё какие-нибудь ещё вопросы. Мордаха у неё была, скажем так, «ничего не понял, но очень интересно»: — Наверное, не выучив эти книги, играть невозможно. Не могу же я каждый раз переспрашивать эти шансы на любой чих. — Ты опиши, что хочешь делать, а там уже я разберусь, — Лууна заверяет в своей честности и хорошей памяти. — Насколько мне ведомо, необязательно знать всё-всё в принципе, — утешительно подбадриваю я Кальцию. — Если азы понятны, прочее со временем навесится. Это как с любым делом, от готовки до учёбы. Ну, а в случае нужды… Лууна, рискну предположить, что нужная литература у тебя на смартфоне имеется? — Я б даже скинула, но у тебя грёбаная дуда вместо телефона, — она вздыхает. — А у Кальции вообще нет гаджетов. Поэтому я и решила притащить вам бумажную. — Бумажные книги как-то приятней читать, — развожу я руками, добавляя смущённую улыбку. — Возможно, я в этом плане старомоден. Ну, а что ещё требуется из материального для игры? Сами игровые кости, карты приключений, фигурки персонажей? — Да, с этим приятнее, но так-то не обязательно, можно и пивными крышками обозначать, где какой персонаж стоит, или оставить на воображение. Вообще, если найти мастера с магией иллюзии… будет максимально красиво, но внимательно следите, чтобы он не подменил многогранники! — хохочет гончая с ностальгией. — А начинают с какого уровня? — Кальция уточняет. — Ну, по способности, не по цифрам. — Мокси бы потребовал «кидать бомжей», — я по контексту догадываюсь, что Лууна подразумевает персонажей-антисью самых ничтожный возможностей, — со мной будете начинающими профессионалами — Какие же у нас имеются выборы? — интересуюсь я, решив, что пора подвести разговор к этой теме. На этот раз ответ меня тоже интересует, потому что, подозреваю, со времён Neverwinter Nights 2 даже в нашем мире спектр мог измениться, не говоря уже о том, до чего могли додуматься на родине Лууны. — Профессионалами чего могут оказаться наши персонажи? — Могу я, — Кальция с надеждой оживилась, — взять спецназовца? Или детектива? — Предполагалось фэнтези… — это неожиданно Лууну озадачивает. — Ну, если вы оба за больший реализм, могу поискать нужные дополнения. — Знаешь, учитывая то, где мы сейчас располагаемся, понятия «фэнтези» и «реализм» уже сливаются, не находишь? — со смешком развожу я руками. — Ну, а что до того, кем играть… Если я не ошибаюсь, в пересчёте на классические классы первое — это воин или плут, второе же… м-м… жрец, возможно? — Тоже плут, просто добрый, — Лууна приободряется благодаря моей поддержке и тому, что я возместил её немногословие. Кальция кивает и цитирует Конана Дойля: — «Вы должны были поставить плюс, а вы поставили минус! Я действительно имею прямое отношение к преступному миру… Я сыщик!» Что же, за фэнтезийного сыщика я ещё не играла, любопытно будет! — А какие варианты ещё у тебя имеются? — склоняю я голову набок вопросительно. — Полагаю, никуда не делись воин, жрец, волшебник, плут — это бессмертная классика. А кто ещё в наличии? — Если тащить только самые базовые правила, то ещё чародей, колдун, изобретатель, бард, варвар, паладин, монах, друид, следопыт, шаман и кровавый охотник, — среди общих с «пятой редакцией всемирно известной ролевой игры» классов проскальзывают и те, которые обычно добавляют дополнениями, если даже не «домашними правилами». Пусть и вполне распространённые. Я раздумчиво загибаю пальцы: — Для воина у меня не слишком отважная натура. Для жреца мало благочестивости. Плутом… несколько смутительно. Волшебник, чародей, колдун — этому всему мы здесь и так учимся, а ты верно заметила, интересней взять то, что отличается от привычного. Варвар некультурен… да и скучен. Если я верно помню, он умеет только бить, сильно бить, очень сильно бить да орать неблагим многоэтажным матом. Бард… со школы ненавижу гитару. Не, не музыку, саму гитару, — уточняю я, поймав опечаленную нотку в глазах Лууны: — Наверно, ты нормальной гитары и не слышал, только три аккорда. — Если бы три, — мрачно отвечаю я. — Меня к ней жёстко принуждали. С той поры мечтаю использовать гитару только как ударный инструмент. — О, могу понять! — Лууна поднимает уши и хлопает хвостом по ковру. — Меня тоже. Даже при том, что играть я умею и даже репетирую металл-оперу. Сочувствующе кивнув, мягко похлопываю её плечо и возвращаюсь к теме, на которой мы прервались. — Так, что там ещё ты называла… Паладин с монахом — та же причина, что со жрецом. Следопыт, шаман, кровавый егерь — это снова слишком знакомо. Да, даже шаман. Значит, друид или изобретатель… Спросил бы ещё про небазовые, но, полагаю, ты сочтёшь те слишком сложными для новичков. — Доставать тебе их печатную версию будет сложно, они сами не сложные. К тому же, небазовых так много, что лучше ответить, чего там нет. Можешь при желании даже сыграть за Гоэтию или Греха, — Лууна задорно и испытывающе наклоняет голову в мою сторону. — А фэнтези, — внезапно приходит Кальции в голову, — это когда магия это искусство, а не наука! «Властелин Колец» далеко не с той магией, как у нас. — Искусство тоже наука, — замечаю я. — Когда учатся рисовать, то тоже много лет изучают разные предметы, учатся объединять те, пролагать дорогу к более сложным… И так с любым видом искусства сейчас, наверно. За исключением разве что литературы… но мы отвлеклись. Так, значит, что касается класса… Друида я представляю, а чем занимается изобретатель? — Это как бы в фэнтези выглядела научная фантастика, — Лууна разводит лапами, — когда из дырявого ведра и морковки делаешь лазерный миниган. Он повторяет многие заклинания волшебника, но они становятся мощнее при качественных компонентах, и он может передавать заклинания другим, как одноразовые артефакты. — А, ну вот это я в самый раз сумею, — изображаю символическое прищёлкивание пальцами. — У меня высшее образование, но я в магическом мире. Всё, как в реале, но при этом по такому профилю, которого у меня не будет. Потому как физмат мне понять сложнее, чем весь список Гоэтии выучить… Давай изобретателя! — Жду не дождусь увидеть, как это выглядеть будет. Интеллект у тебя и по жизни высокий, — Лууна льстит мне. — А у плута что высокое? — Кальция протягивает свой хвост обвить талию Лууны. — Он же, как детектив, тоже должен быть умный, но и телесно развитый при этом? — Тебе придётся ловкость максимизировать, — Лууна торопеет телом, но отвечает. Поймав её взгляд, я ободряюще подмигиваю — мол, не волнуйся, всё в порядке, мы же обсуждали на предмет глаженья. — Плуты, если я верно помню, могут обращаться с самыми разными магическими предметами, — решаю побыть рядом. — Значит, отлично будем сочетаться, Кальция — сможешь использовать всё, что я сделаю. — Ещё подумайте биографию своим героям и задайте расу, — Лууна сдаётся и позволит себе расслабиться, пока Кальция подтягивает её в более плотные объятия. — Человека, конечно! — Кальция с восхищением смотрит на меня, пока поглаживает макушку Лууны. — Дуэргара, — решаю побыть оригинальным. — Сижу в пещере и делаю сокровища. Поразмыслив, перекатываюсь под другой бок Кальции, чтобы Лууна чувствовала, что я рядом. — Фух, эти все расы максимально стандартные, — Лууна облокачивается на торс драконессы с явным облегчением и кладёт ладонь на моё колено. — Я боялась, вы за драконов захотите. К сожалению, это в основном монстры или квестодатели… — Зачем мне играть драконом, если я сам дракон, — слегка фыркаю я и в этот момент неожиданно, впервые за весь вечер, снова чувствую эмоцию Ртутя: игристый всплеск радости. Кажется, ему очень приятно такое слышать… если, разумеется, он не отреагировал так на что-то другое, что совпало случайно с моими словами. Но это едва ли, кажется мне. «Ртуть, а ты за кого желал бы, если бы мог?» — интересуюсь я, прикрывая глаза. «За эльфа!» — радостно отвечает дракончик. — «Мне всегда так симпатичны эльфы, они такие вытянутые… ой, я имел в виду — стройные! Это очень красиво! А если ты спрашивал про класс, то я бы выбрал воина! Вам нужен воин, чтобы защищать вас от прямого натиска». «Буду иметь в виду», — с улыбкой обещаю я, прежде чем снова открыть глаза. — Вот и я так же считаю, — Кальция целует меня в макушку. Вернее, просто прислоняет нос к моей голове — драконицы, как я заметил, чаще милуются таким образом, поскольку им не так удобно сложить губы трубочкой. — Но все книжки завтра, а сегодня давайте развлечёмся по-настоящему! — Ты такое шикарное платье надела, — Лууна трёт между пальцев подол серебристого одеяния Кальции. — Может, не будем его мять прежде, чем сходим куда-нибудь и покажем тебя миру? — Согласен, платье шикарно, — поддерживаю я Лууну, бережно касаясь пальцами ткани. — Ты сама это сшила? — Нет, подарили. Мне бы терпения не хватило… — Кальция встаёт с подушек и помогает подняться нам. — Ну что, в клуб? В театр? Просто погулять? Может, по магазинам артефактов? Если не закупимся, то посмотрим, как в музее! О, а есть же сам по себе музей Аднирваны! Или могу показать самые злачные места, что может себе позволить государственное образовательное учреждение… где я, — она продолжает шёпотом, — выпивку и афродизиаки беру, выберем что-нибудь особенное. Ещё я, слышала, есть второй кружок живых ролевых, мама их называла «дивными занавесочниками», но сейчас я сомневаюсь, что её оскорбления можно всерьёз воспринимать. Я колеблюсь, прежде чем ответить. Затем гляжу на часы и, обронив «Минутку…», поднимаюсь, чтобы подойти к окну и выглянуть за занавеску. Как я и предполагаю, вот-вот начнётся закат; лучи окологоризонтного Солнца скользят по домам, деревьям, дороге, окрашивая всё в одну из любимых у меня гамм — тёпло-огненную. — Положа руку на сердце, меня сейчас не очень тянет в толпу, — говорю я, оборачиваясь к девушкам. — Я предпочёл бы погулять с вами. Взгляните: скоро закат. Небо и земля сейчас будут так дивно красивы! Как насчёт того, чтобы посидеть на каком-нибудь холме и полюбоваться на то, как день сменяется ночью, а на смену заре в вышине вспыхивают звёзды? — Можем сразу на крышу, — идея Кальции нравится. — Ты бы видел, как красив Буктвор на закате сверху! Как твои уроки полёта, кстати, без меня, а? — она добродушно скалится, а Лууна ей в тон: — Я с ним тоже этим занималась, в твоё отсутствие! Уже с холма взлетать в феральном облике умеет. — У тебя и четвероногая форма появилась? — Кальция удивляется не слишком приятно. — Сколько всего я упустила… Блин. Кажется, я действительно как-то не упоминал при ней… м-да, несколько неловко. — Не так уж много, на самом деле, — успокаивающе улыбаюсь я. — Пока только осваиваю. Но на крышу точно лучше в обычном виде устраиваться! Так что… если у тебя там найдётся местечко нам троим — давай! На самом деле, это ещё лучше, чем куда-то идти — сэкономим время, а когда спать потянет, довольно будет просто спуститься. Буктвор на закате выглядит много, много прекраснее Буктвора на рассвете или ночью — какими я его видел обычно по дороге на охоту или по пути к Кальции. Мраморные стены и металлические купола стройных и вытянутых домов, каждый из которых достоин резиденции императора или Папы, в золотом часу становятся будто сусальными, а материя Тьмы, что плещется в строгих бассейнах, становится будто бы зеркалами из обсидиана. Толп на улицах нет, но Кальции есть, кому показать вечерний наряд — гуляют немало студентов и преподавателей в чёрно-белых мантиях разного фасона, явно на заказ. Меня в подарочном плаще от Тотски тоже воспринимают как своего и киваю с уважением, а вот Лууна в оборванных шортах и топе вызывает сдержанное удивление. — Сейчас и ты на них посмотришь свысока, — Кальция резко обнимает гончую со спины и взмывает на одну из плоских крыш с резным парапетом и гаргульями в форме фигуристых драконов. Первым моим желанием оказывается последовать за ними, но сразу же я соображаю, что для этого нужно превратиться, а следующим пунктом идёт то, что лучше лишний раз всё-таки не демонстрировать это совсем уж перед всеми. Мало ли что… Так что я заскакиваю для превращения обратно в дом, а поднимаюсь в воздух из окна второго этажа, расположенного на заднем дворе. Точнее, сначала едва не плюхаюсь вниз, успевая затормозить нырок почти у самой земли, а затем развернуться на набор высоты, отчаянно работая всеми усилиями крыльев. Легче мне становится только после выруливания на взлёт под углом, но к тому моменту вечерний ветерок уже чувствительно холодит моё взмокшее тело. М-да, подзапустил я, действительно, антрополёты… Благо сесть в этом обличье всё-таки гораздо проще, чем в феральном, да и точность намного выше, так что уже скоро я добираюсь до девушек, вставая с подветренной стороны, чтобы не веяло потным запахом. — Кайфово… — Лууна комментирует немногословно, но по её мордахе, полной довольства, видно, что в слове сжато очень ёмко много позитива. Кальция кивает, проявляет в лапах три фляги и делится с нами: — Так ещё лучше будет! Вишнёвый ликёр. — Обратно лететь не помешает? — интересуюсь я, вспоминая, что, вообще-то, после алкоголя даже за руль авто не рекомендуется усаживаться, не говоря уже о полёте. — Ну, в крайнем случае, — Кальция кивает на ротонду в углу площадки, которая накрывала кабинку над шахтой лестницы. — Но это звучит почти как поражение! — Хорошо напиться — это не поражение… — Лууна садится на перила, свесив ноги над улицей. — Слушайте, пока мы пьяные и наутро не вспомним ни ангела… Вы за что меня полюбили? Ну, я честная, верная, горячая но… У вас же такой богатый выбор. Я не знатная и не богатая, практически исключение в этой шараге. Вон, сколько в небе летает потомков демиургов и сколько принцесс ходят по мостовой. Среди них тоже ведь есть верные, честные и ебабельные, только с деньгами, манерами и домом в сто комнат, а у меня даже своей койки нет, живу у папаши до сих пор. За что я? — В душевном плане я люблю Филиппа, — Кальция облокачивается о перила рядом с Лууной. — Так что в тебе мне внешней красоты и интересного характера достаточно. Ты вообще герой Нагибова, если б они были, как говорят на земле, «тёлками» и «чиксами». А насчёт остального честно не знаю. Но могу сказать про Филиппа — он тоже не богатый, но по рыцарю видно его благородство, даже когда он без доспеха едет в телеге. Может, и Филипп это в тебе разглядел? И вообще, знала бы ты, сколько книг написано о сиротах, которые оказываются выжившими великими волшебниками или наследниками миллиардера. С такой врождённой натурой ты можешь быть тем самым случаем. — Не ври так о моих биологических предках, — Лууна мотает носом и закрывает глаза. — Не мне. Поза, в которой она сидит, вызывает во мне напряжение, так что я приближаюсь сзади и обнимаю её за талию. Так-то лучше, а то мало ли что — один резкий порыв ветра, и… Не желаю проверять, насколько мы с Кальцией способны работать воздушными спасателями. А теперь Лууна точно не окажется «за бортом». Ну, а чтобы антродраконесса не обижалась на дефицит внимания, положу ей крыло на спину. Заодно посещает идея переплести с ней хвосты, но тут вовремя вспоминаю, что у меня там, вообще-то, ядовитое жало. Лучше не рисковать! Так что хвост я, наоборот, отвожу подальше. — Ты упускаешь из виду одну важную вещь, милая, — говорю я, касаясь подбородком плеча Лууны. — Увы, имеется одна мощная примета: чем у девушки больше денег и комнат, особенно если всё это даром получено от родителей, тем выше шансы на то, что она будет смотреть на всех тех, у кого этого нет, как на… кгм… ну, ты поняла. Подозреваю, что во многом именно здесь причина того, что та супруга Столаса, о которой ты упоминала, получилась такой упоротой особой — ведь, нужно полагать, ему именно среди расфуфыренных особ пару подбирали? — А то ж. Она сестрица Андреальфуса. Кто это такой, точно не помню, но само имя явно знакомо. Кажется, тоже из Гоэтии. — Ну, вот. А за каким же лешим мне искать девушку, которая в лучшем случае посмотрит на меня, как на червяка, а в худшем — сочтёт, что из меня получится замечательная комнатная собачка… ой, извини, я имел в виду — питомец. Гончая только фыркает, успокаивающе прижимая рукой мою голову к её — виском к виску. Кажется, она не обижается на мою оговорку. — Так что получается, что то, что у тебя ещё нет пещеры размером с Колизей и сокровищницы, которой линкор утопить можно — это твоё преимущество, а вовсе никакой не минус. Пускай всё это будет у потомков, они и займутся выбором принцесс по каталогу. А я… У меня ж там, в родном мире, тоже с персональным дворцом не сложилось — так же, как у тебя. Так что — зачем мне девушка с дворцом? Я лучше вам дворец сделаю. Ну или, как минимум, особняк у моря. — Ну, тип… чтоб не делать, а сразу его получить, — Лууна облокачивается на меня, как на спинку кресла, по-детски качая пятками над каньоном улицы. — Ладно, не бери в голову, я предупреждала, что пьяная. Кальция накрывает крылом и меня, а переплестись хвостами не боится — обвивает дальней от спины частью его мою ближнюю: — Пьяные откровенно говорят, у них критического мышления нет. — Ну, у меня ни разу не получалось быть реально пьяным, — слегка фыркаю я. — Дело в том, что у меня слабая голова на алкоголь, так что я всегда засыпаю раньше, чем окосею. — А от грибов? — Кальция мотает ухом, будто подмигивает. — Эм… ну, если ты имеешь в виду галлюциногенные, то ни разу в жизни не пробовал, так что не поручусь. А так-то я грибы люблю, конечно… но галлюциногенами в принципе никогда не увлекаюсь, любого профиля. Не люблю такого риска с моим же мозгом. — Вещества ещё вреднее, но тут ты прав. Мох тоже не пробуй. Только спирт! — Кальция чокается со мной фляжками. — Ну и эксцитойл можно. Это энергия в вибрации вожделения. — Уж не её ли ты пила прошлой ночью? — фыркаю я на этот раз уже веселей, вспоминая некий кувшинчик с непонятным содержимым, к которому не раз прикладывалась Кальция и которое Лууна оценила как «почти наркотик». — Да, хотя сильно разбавленную, — она обхватывает Лууну руками и снимает с парапета, та игриво возмущается: — Ну и зачем… — Обнимашки. Всем любы обнимашки, — отвечаю я, переобнимая теперь уже разом и Лууну, и Кальцию — благо в этом обличье длина рук это позволяет. Лууну зажало между нами в пушистый бутерброд, в котором она бурчала и хлопала нас руками несильно, но в конце концов сдалась и обмякла, опираясь на нас обоих. — Смотрите, какой чудесный закат, — шепчу я, поворачивая девушек в сторону плавно ныряющего за горизонт Солнца. Какие-то дома из золотых уже становятся синими, заслоняясь от солнца другими башенками или отворачиваясь в другую сторону. Те же, что на солнечной стороне, играют оранжевым и малиновым, как и само светило, и облака вокруг. Мои спутницы по жизни и зрелищу молчат, не желая вспугнуть момент — столь же прекрасный, как и все остальные романтические моменты с нами, но благодаря необычному времени выделяющийся и особый. Закаты — одно из самых любимых зрелищ для меня. Во всяком случае, когда они чистые и ясные, а этот именно такой. Даже после того, как Солнце кануло за горизонт, дивные краски гаммы тёплой части спектра не торопятся покидать небо. Не тороплюсь так что и я. А куда, собственно, торопиться? Из такой тёплой во всех смыслах этого слова компании, от такого чудного зрелища? Нет никакой нужды. Так что останусь-ка я здесь, пока на смену закату и сумеркам не придёт окончательно ночь. А может, даже и тогда не поспешу никуда… в конце концов, что может завораживать больше звёздного неба? — Ну, куда теперь? — раньше звёзд меня встречают искорки в глазах Кальции, когда сумерки стали бордово-фиолетовыми. Лууна стряхивает головой, будто снимая с себя гипноз: — Как много вы выпили? Зависит от этого… — Ощущение, что меньше тебя, — Кальция хихикает. Я раздумчиво прислушиваюсь к себе, а потом качаю флягой. Там плещется ещё немало — осторожность с алкоголем на высоте вдвойне не повредит, даже крылатому. Но, тем не менее, даже выпитого уже довольно, чтобы почувствовать эффект. — Ну, скажем так: выпито ещё мало, чтобы валиться с ног, но много, чтобы гулять куда-то далеко. Довольно скоро зевать буду. Лууна коварно щурится: — Хотите, потрахаемся прямо тут? — Ага, где нас все увидят! — Кальция махает ладонью у уха. — Ну так в этом и перчинка… Не прямо здесь, конечно, вон в той ротонде! Вряд ли другим умникам вроде нас приспичит на крышу этой ночью… Не менее раздумчиво на этот раз я потираю ухо — ещё не привык к ощущению такой длины его, а также к возможности шевелить тем, не прилагая усилий пальцев. — Лууна, всё бы норм, но имеются два «но». Первое: там наверняка офигенная акустика, это же каменный купол. Всё эхо стонов будет разноситься… да повсюду будет разноситься. Второе: если только там не найдётся удобного ложа, то веселиться нам придётся на голом камне. Мы все, конечно, защищены шёрсткой, но что-то не уверен, что её будет довольно для комфорта. На упоминании об акустике Лууна смеётся заливисто, а после второго довода отвечает: — Хорошо, убедил! Но мы можем сделать это в домашней библиотеке. И представлять, что она публичная. — А ты не без фантазии, —Кальция одобрительно гладит кисточкой Лууну по боку, отчего она чуть взбрыкивает и фыркает от щекотки. — Любишь не только доминировать — немножко рисковать тоже? — понимающе усмехаюсь я. — Тогда удивлён, что ты не предложила… «Сделать это в пустом классе после занятий», едва не договариваю я, но вовремя глотаю эти слова. Она ведь предложит, с неё станется! Лучше лишний раз не наводить на такие мысли… — Впрочем, неважно. Полагаю, библиотека — отличный выбор! — Да, собачий кайф я тоже пробовала, — Лууна сама тащит на за ручки к лестнице. Кальция молча и непонимающе на меня смотрит. Воспользовавшись тем, что Лууна несколько выдалась вперёд, я, поймав взгляд Кальции, разыгрываю небольшую пантомиму, незанятой рукой делая вид, что душу себя, а потом так же беззвучно отдышиваясь и делая глубоко облегчённую гримасу. «Собачий кайф»! Да, слышал я об этой секс-практике — когда во время процесса придушивают. А ещё слышал, сколько несчастных случаев при этом получается… Ну уж нет! Конечно, в приюте наверняка и не такое пробуют, при тамошнем-то уровне морали и ощущения, что ты так на так никому не нужен. Но мне такой «кайф» тысячу лет не сдался! Соревнование на премию Дарвина, блин… Кальция пугает меня тем, что одобрительно улыбается и поднимает уши. Очень надеюсь, что это она так благодарит за объяснение, а не положительно оценивает эту забаву! Мы спускаемся по широким лестничным пролётам, напоминавшим парадные лучших доходных домов Петербурга. Студенты, стоя на площадках, всё пытаются завершить разговоры друг с другом, прежде чем разойтись по своим комнатам. Да, старшекурсники и в Нашаре живут почётнее перваков!.. Лууна зря беспокоится, что у неё нет отдельной квартиры — если мы и дальше будем на хорошем счету у администрации, уверен, нас разместят с не меньшим комфортом. Хотя я и на дом Кальции совершенно не жалуюсь! По большому счёту, если так вдуматься, то отдельный дом в принципе лучше комнаты в общежитии, даже обставленной фешенебельно. Не нужно тревожиться, что кто-то чужой увидит тебя в неподходящий момент. Так что — пускай Кальции и дальше позволяют жить спокойно в её доме… а она нам — уютиться у неё. Несколько цинично, конечно, звучит. Но ведь нам всем от этого окажется только лучше, не так ли? Кстати, уже скоро мы в него возвращаемся. Кальция запирает за нами вход и, розовея аурой от нетерпения, кивает нам на комнату библиотеки: — Раз я в платье, то буду заведующей, которая вас застукает и будет ласково наказывать… Но так, чтобы вы не смели шуметь! — А за чем именно застукает? — предвкушающе облизываюсь я. — Это уже на вашу фантазию! Главное, книги не портите, а то мне придётся вас наказывать уже не в эротическом смысле, — Кальция смотрит на шкафы с беспокойной гордостью, как классическая драконица на свои сокровища. — А я ведь дракона ещё не пробовала, — Лууна запускает пальцы в мех на моей груди. Я ласково ерошу её гриву, параллельно понимая, насколько у нас сейчас разный рост. Если в человеческом моём обличье я с ней вровень, то в антродраконьем — если я разведу руки параллельно полу, Лууна сможет пройти под ними, едва касаясь макушкой гривы. Что ж, будем надеяться, это не слишком помешает сексу. — Тогда разбегаемся на базу! Лууна, инициатива за тобой, мне ещё ни разу в жизни чем-то недозволенным заниматься в таком приличном месте не доводилось. Гончая обнимает меня за талию, будто за плечи, не опуская руки, и ведёт на ковры и подушки, смотря на меня снизу вверх, но одновременно — как хищница на добычу: — Обладать столь крупным партнёром особенно приятно… Как ты там говорил? Мелкие существа делают беспомощным гиганта и доминируют хитростью? — Или умом, суть одна, — я утыкаюсь носом в пушистую макушку канидки. — Запомнила, значит? А ты сообразительна! — Хулиганка вызубрила параграф на дом, неожиданно? — Лууна игриво ведёт по срединной линии моего торса когтем и, дойдя ладонью до моего пупка, второй рукой берёт меня снизу. Я полуурчу, полувзрыкиваю от наслаждения, когда сильные, тёплые, ловкие пальцы канидки ныряют в густой мех, прикрывающий промежность, и начинают перебирать там всё, что могут нащупать, изучая устройство антродраконьего достоинства и тем стремительно будоража меня. Донельзя желается поддаться этому чувству, но меня не покидает ощущение, что я забыл нечто важное… Ну конечно же! — Любимая, подожди чуток… — выдыхаю я тяжело, придерживая её руки моими. — Что? Я что-то не так сделала? — гончая слегка обеспокаивается, её пальцы послушно замирают. — Просто один фактор… — я, повернувшись, поднимаю хвост и распушаю кисточку, демонстрируя вогнутые грани тяжёлого костяного шипа. — Нужно решить, как мы на время секса обезвредим вот это. Видишь вон те дырочки? Внутри — яд. Не то чтобы смертельный при случайном уколе, но мало не покажется — он разжижает плоть в кашицу. — У Кальции такой же? — она обеспокоенно оборачивается в сторону коридора. — Насколько плотно надо замотать шип, чтобы он не уколол? — У Кальции такого нет, это чисто моя примочка, — мотаю я головой. — Насколько плотно — не знаю, вот с этим не экспериментировал. Но он не сказать чтобы сильно острый, здесь скорее опасность, что я могу в порыве страсти машинально махнуть хвостом. В прошлый раз Кальция обошлась тем, что примотала его к дереву. — Как раз тогда она, должно, быть, тебя научила «сливать ауры»? — Лууна усмехается и берёт меня у основания шипа, как способную ужалить змею. — Намёк понят! Лууна выходит из библиотеки и возвращается с пивной кружкой и полотенцем: — Знаешь, как на хвосты адским кошкам банки привязывают? Сейчас получишь такое же ухаживание, всё равно косичек у тебя нет! — Косы ты можешь и сама заплести, в принципе, — хмыкаю я, вспоминая, что височные косички те же викинги считали вполне приемлемым атрибутом — чтобы волосы в бою в глаза не лезли. — А полотенцем тогда обмотай изнутри и снаружи! Получить оглушение случайной кружкой пива во время секса — это, конечно, в твоём стиле, но предпочту, чтобы моя девушка падала в обморок от оргазма, а не алкоголя… — Думала только снаружи, чтоб гремело. Но окей, не буду делать это слишком болезненно… — подумав, Лууна отставляет полотенце в сторону с жалеющим взглядом, снимает с себя полуфутболку и заворачивает моё жало в неё, прежде чем вставить в кружку, а полотенце наворачивает только снаружи. — Ни книги, ни утварь не будем портить… по реалу. — Зато ты теперь так сексуально смотришься… — я окидываю любовным взглядом гончую. — Сейчас тебе бы ещё замечательно подошли чуть-чуть рваные джинсы и бейсболка. — У меня есть такие джинсы дома, только они малы, и их уже на оружейные тряпки надрали… Кхм! — закончив меня «предохранять», Лууна кладёт ладонь к пушку на грудь и входит в роль. — Давай, сучка, погреми в библиотеке! Что, не можешь, неприлично?! Сосун! — Лизун! — машинально корректирую я. — Эм… а чем греметь-то? Из интереса легонько стучу «гуманизированным» шипом по ближайшему стеллажу. Получается очень глухое «пум-пум». — Лизун это… блять… херня из жидкой резины, искусственное говно, — девушка шипит, а потом говорит очень громко, явно подзывая и Кальцию. — А-ха-ха! Как громко звенит банка на твоём хвосте! Щас всем заучкам зададим головную боль! Лууна снова прыгает на меня, подталкивая в подушки. Но тут уже я решаю воспользоваться новообретённым превосходством в силе. Точнее, как выясняется в процессе короткой борьбы, вместо превосходства наблюдается равенство: я больше Лууны, но она меня накачанней. Тело, базой для которого послужила фигура Кальции, всё же атлетичным не назовёшь, так что мышечная масса у нас примерно одинаковая. Но всё же благодаря преимуществу в высоте у меня получается оторвать гончую от пола. В голову невольно сразу же лезет миф о том, как Геракл победил Антея… впрочем, если не ошибаюсь, он его не собирался при этом трахать. — Я возьму тебя за ножку, утащу тебя в кусты, — выдыхаю я канидке куда-то примерно в солнечное сплетение, — не ебать же на дорожке королеву красоты! Блин, впервые эту матерную частушку исполняю без цензуры. — Ты хуёвый рифмоплёт, твой анапест не ебёт! — хватая меня задними за промежность, Лууна больше импровизирует: сказать по-честному, наш размер был хорей… Но меня заботило не это, а как меня мнут между лап её подушечки! Я снова гортанно взрыкиваю, чувствуя, как мои руки начинают слабеть. Точнее, начинает слабеть концентрация, потребная для того, чтобы удерживать Лууну на весу. Перед глазами начинает немного мутиться от возбуждения… — Какая ты… страстная сучка… — шепчу я в её шёрстку. — Во всех положительных смыслах слова… Мммм… — Арф! — она кусает воздух перед моим лицом, и обхватывает мои плечи, и облегчая своё удержание, и ловя меня, прижимая к обнажённой груди, небольшой, но приятно тугой. — Что за непотребство! — Кальция оказывается рядом с нами резко, будто телепортировавшись — настолько мы были увлечены друг с другом. — За такое двадцать плетей дают! А ну слезай! Драконица даже вид не делает, что хочет содрать с меня Лууну, а сразу суёт ей палец в передний проход. Лууна отпускает мои плечи и запрокидывает голову, хлестнув Кальцию хвостом — упала бы, если бы я не держал. Задняя Лууны надавливает мне на простату через весь таз. — Ууу-о-ууу… — морщусь я, выворачиваясь из-под давления полурефлексивным движением и заодно приседая, чтобы не уронить Лууну окончательно. Ощущение, вообще говоря, на грани боли, так что лучше не рисковать не дееспособностью, ни гончей. А уж если ронять, то на подушки… — Осторррожнее! Места эти нам ещё пригодятся… — Кальция Парастасовна, что вы так резко! — Лууна тоже обвиняет, но не выходя из роли, и садится передо мной на колени, трогая меня носом аккуратнее и зализывая. — Сами виноваты! И только посмейте тут шуметь! — вопреки своим требованиям, драконица начинает нас щекотать по бокам и руками, и крыльевыми пальцами. — Пффф… — начинаю ёрзать я на месте, пока что более-менее успешно давя смех — помогает как распыление внимания Кальции, так и слой шёрстки, мешающий пальцам работать так же эффективно, как по голой коже. Заодно пробую помешать уже ей самой, выставляя одно крыло под её руку, вторым же прикрывая Лууну. — Вредная училка! — она выправляет свой хвост между ног Кальции, чтобы его пушистость тёрла и щекотала её щель. И Кальция, просившая нас о тишине, в голос визжит от смеха первой, подпрыгивая, но от этого только яростнее щекотя меня в ответ собственным хвостом. Вообще, несмотря на пушистость, для щекотания тела, защищённого шёрсткой, кисточка хвоста — не такая уж эффективная штучка, ведь один мех легко вязнет в другом прежде, чем как следует взбудоражит кожу. Но почти случайно — или нет? — Кальции удаётся-таки нащупать в прямом и переносном смысле пригодный вариант, начав водить по моему животу самым кончиком хвоста, упирая его так, что он проникает через шёрстку и вполне чувствительно елозит по коже, начиная вырывать у меня уже чёткие, пускай пока и разрозненные смешки. А Лууна, возможно, вспомнив о моём желании, осторожно суёт пальцы под мои яйца, легко потыкивая те не острыми, собачьими когтями и перебирая ими, не прекращая лизать низ живота при том. — Уоахо-хо-хих-ху-ха-а-а-а… Это нечехехестно-о-о-о-хохооо… От коготков Лууны, которые нежно, но уверенно дразнят мои яйца, никакой защиты у меня уже нет — ни в виде меха, который легко пропускает такую атаку, ни в виде вообще желания сопротивляться, которое сразу же начинает истаивать в возбуждении. Лизки живота несколько пониже пупка, которые как-то незаметно из извинения превратились в новое дразнение, отлично работают в том же ключе, и я понимаю, что, если так будет продолжаться, то очень скоро обе девушки получат для щекотки новую, ещё более любопытную цель… — Молча-ать… — Кальция только подыгрывает гончей, пользуясь уже собственными знаниями анатомии драконов, пускает когти пальцев рук на мою длинную шею, вороша мех и дразня шкуру в кровеносных сосудах, а когтями крыльев водя по границе моей перепонки и тому месту крыла, куда они крепились к мышцам и шкуре «каркаса». От такого комплексного воздействия у меня уже совсем не остаётся сил на сопротивление, и я приваливаюсь спиной к одному из шкафов, с трудом ещё держась на ногах. Довольно «густая» щекотка обдаёт мою шею, позволяя с удивлением обнаружить, что это место, оказывается, у пушистых драконов даже щекотливее, чем у людей. Менее острая, но помогающая распылить внимание вторая атака щекоткой будоражит сильные крыльевые мышцы, что даёт возможность в прямом смысле слова на собственной шкуре почувствовать иллюстрацию моего же недавнего тезиса о том, как сила оказывается бесполезна против неё. Тело же, пока мозг отвлёкся в район верхнего пояса конечностей, охотно начинает реагировать на то воздействие, которое даже не думает останавливаться во втором районе, нижнем. Ощущение прохладного воздуха, всё шире касающееся меня между ног, не сразу, но пробивается через паутину щекотки, подсказывая: эрекция благополучно накатывает во всю ширь. Во всю длинь, впрочем, тоже. Лууна позволяет себе лизать ниже, переходя с ложбинки под животом на мою расправившуюся и отвердевшую длину. Фаллос дракона оказывается чувствительным на всём своём протяжении так же, как незащищённая головка человеческого. И… вот уже на обнажённый орган щекотка хвостом Кальции работает отлично. Я всё-таки медленно начинаю сползать, хохоча, вниз по шкафу, ероша шерсть на спине. Возможно, сползал бы даже активнее, если бы не сильные руки Лууны, которые поддерживают меня под бёдра. Кальция придерживает за плечи, не давая мне покоситься куда-нибудь вбок, так что спустя примерно минуту или полминуты щекотки, которую уже невозможно отличить от ласки, я оказываюсь сидящим на полу, с раздвинутыми и полусогнутыми в коленях ногами, с полураспахнутыми крыльями, но спина всё так же опирается о шкаф. Насколько я могу судить по ощущениям сейчас — прошлый раз был не такой полноценный! — эрегированный фаллос пушистого дракона практически лишён защиты, подобно головке человеческого члена, с которой отодвинута подвижная плоть. И сейчас вся эта, довольно объёмная, длина и ширина подвергается разом двум будоражащим воздействиям: снизу по ней активно гуляет длинный, гибкий и довольно шершавый язык Лууны, а сверху сплошной щекочущей всё пеленой колышется кисточка хвоста Кальции. От первого больше желается сладко стонать, от второго — ёжиться, безудержно хихикая. Но всё-таки быстро перевес получают стоны, поскольку антродраконесса приостанавливается и даже отводит в сторону хвост, чтобы рассмотреть моё драконье достоинство получше. — Ого, он у тебя тоже совсем необычный… Лууна, ты только посмотри! Облизать ещё успеешь! Смотри, какой он! Длинный, в полуволну, весь округлый в обхвате, сужается по всей длине… у основания такой толстенный, а кончик совсем узкий… «Совершенно нормальный драконий член, — абсолютно внезапно ворчит у меня в голове Ртуть. — Даже выше среднего, я бы сказал. Округлый в обхвате… А какой ей нужен — квадратный, что ли?» Я от души хихикаю, пользуясь тем, что это сейчас идеально маскируется под общие ощущения, благо Лууна притормаживает движения языком не сразу. Вопрос в самом деле любопытный. До сей поры все известные мне члены были именно что округлыми в этом плане. Кальция складывает крылья и их ладонями нажимает мне на плечи, давая мне знак лечь на подушки — чтобы ей с Лууной уже не тратить силы на моё поддерживание и целиком сосредоточиться на ласках. Когда я поддаюсь, Кальция оставляет на гончую мою верхнюю половину, а сама берёт мои задние лапы и начинает водить по их подошвам когтями, забуриваясь в аналоги «линий ладоней» на них. И это соперничает по щекотливости даже с шеей! Ну а Лууна трёт в мягких ладонях член, словно добывая огонь, только значительно медленнее. — Уаах-ха-ха-хиха-хохо-хехехиха-а-а-а… От неторопливой, вдумчивой щекотки мои лапы извиваются так, что Кальции даже приходится зажать те между собственными задними, как в импровизированных живых колодках. При этом моя левая оказывается подозрительно близко от паха самой Кальции, ёрзая между её бёдер — но что-то не похоже, чтобы антродраконесса как-то пыталась отодвинуть ту подальше. Движения канидки вкупе со сладким, будоражаще текущим снизу от подошв лап ощущением умелой щекотки приводят к тому, что очень скоро ей уже не нужна слюна для смазки работающих ладоней — её с гораздо лучшим результатом начинает заменять моя естественная смазка, что активно идёт потёками вниз по всей длине фаллоса. Лууна соображает, что можно растирать член не только руками, но и лапами — и я даже получу больше удовольствия от этого! Притопывая подушечками по моему жезлу, канидка освобождает руки для щекотливой игры с моим животом, под моими рёбрами и бокам — особенно там, где к ним крепится перепонка, подсмотрев этот приём у Кальции. Я не успеваю отбиться руками — драконесса соображает опутать их хвостом, вороша кисточку между пальцев моих рук. Могу лишь беспомощно хлопать крыльями по подушкам и стеллажам. Хлопать — и смеяться, смеяться, смеяться! Наслаждение, густое, дурманящее наслаждение, облегающее мой фаллос вместе с тёплыми, шершавыми — что, впрочем, через смазку ощущается скорее как «будоражащими» — подушечками лап Лууны настолько велико, что я бы уже совсем скоро кончил, если бы не отвлекающая, тормозящая щекотка живота и боков. Но не нужно видеть будущее, чтобы понимать: если дело так пойдёт и дальше, эта оттяжка обернётся лишь тем, что я кончу ещё сильнее… — Хохохох-ха-хихухах, ха-а-а-о-о-охаххахихуха… Кальция, продолжая изводить мои задние от пятки до промежутков между пальцами, ставит собственные ловкие задние на мой таз, обнимая бёдрами талию Луны. Когти задних Кальции, более длинные, чем на руках, перебирают по ложбинке между животом и выступающей косточкой таза. Лууна, видя моё состояние, замедляет движение лап, лишь держа в них мой член, зато ускоряет щекотку, крутя пальцами в подмышках моих рук и крыльев. Щекотка разом паховых складок, подошв и подмышек, исполняемая в четыре руки — а точнее, даже в тридцать пальцев, фактически! — да ещё ощущение сладкого, тёплого плена от зажатости моего тела телами сразу двух красавиц… Такого мощного комплекта было бы довольно, чтобы даже без ласк фаллоса возбудить меня до предела. А сейчас — несмотря на то, что движения лап Лууны неторопливы, это оказывается именно тем, что нужно, чтобы в идеальном темпе вытолкнуть меня в оргазм: неумолимо, но набирая по дороге возможно большую энергию. «Наслаждайся, Радина», — по какому-то наитию посылаю я последнюю мысль перед тем, как всё тело скручивает в мучительно-сладкой судороге оргазма, пробивающей с ног до головы и делающей это так сильно, что гончая едва не сбрасывается с меня, а Кальция всё-таки выпускает мою правую лапу, а левую удерживает только благодаря тому, что наваливается всем телом. С громким стоном наслаждения, мешающимся с непрекращающимся хохотом, я кончаю. Струйки спермы, взлетающие одна за другой, ложатся на спину и левый бок Лууны. Она визжит что-то матерное и явно в отместку щекотит меня сильней, ещё и опустив мордочку к моей шее, чтобы её вылизывать, Кальция тоже не подумала останавливаться, задействовав теперь и когти на крыльевых пальцев, постукивающие по моим перепонкам, где нервы были очень близки к поверхности кожи. Да, Радина давно, наверное, не получала такого зрелища! Какое стоп-слово?! Ну да, конечно — мы его вообще банально не обговорили. Снова. Точнее, обговаривала этот сигнал Лууна для себя там, в заводи, но вот на этот раз ничего не готовилось. Ну да… да и пускай, в общем-то. Раз уж в прошлую ночь вынес, в эту вынесу и подавно. Давление веса девушек это всё-таки совсем не то, что плотные петли верёвок на щиколотках и запястьях. От оргазма щекотка, и без того сильная, разом взлетает до небес, но всё-таки я решаю бросить вызов сам себе и постараться продержаться, не прося перестать. А пока им самим не наскучит… ну или я не «заплыву». Лууна мстит по-крупному за свою порченую шкуру и, не постеснявшись и не прекращая щекотную пытку, один свой палец — пусть в смазке, но когтистый — вводит мне под хвост, надавливая на простату уже с другой, более приятной стороны: — Сейчас, Кальция, будет тебе ещё одна девочка! «Ну кто же так, без размятия, сразу… глупая ты гончая!» — снова слышу я в голове напряжённый, встревоженный голос Ртутя. Вообще-то не могу не согласиться — помогает лишь то, что промежность успела изрядно вспотеть, а габариты у меня сейчас заметно превышают человеческие даже там. Но всё же оказывается нужным потерпеть, прежде чем движения пальца Лууны где-то там, в глубине, начинают превращаться из болезненных в приятные. Основная заслуга в этом всё равно на щекотке, отвлекающей неслабо, особенно после мощного оргазма. Я даже перестаю различать, кто где именно меня щекочет — эти ощущения по сравнению с сильным пальцем в заднем проходе слишком легки и в то же время слишком мучительны в приятном смысле. Мало-помалу, но всё же я начинаю ощущать тот самый эффект, о котором раньше только читал, причём, вообще говоря, не в учебниках. Предстательная железа, разминаемая пальцем Лууны через стенку прямой кишки, начинает разбухать, становиться всё чувствительнее… твердеть. Кажется, при таком раскладе скоро я смогу проверить ещё кое-что — верно ли, что от непрямого массажа простаты можно кончить, даже не прикасаясь к члену. «Можно», — довольно урчит Ртуть. — «Только не спрашивай меня, откуда я это помню, но точно уверен, что можно». Щекотку мне обрывают, Лууна вытаскивает свой палец — зато Кальция под её указаниями вводит в меня кисточку своего хвоста. Да, смазанную моей натуральной смазкой ещё со времён щекотки, а сам хвост был на кончике тоньше пальца — но это не учитывало охапку волос этой кисточки! Ощущения… преудивительные. В сущности, за счёт слоя волос получается если не тоньше, то уж во всяком случае, мягче; но при этом плотно смятая кисточка умудряется приносить если не щекотные, то близкие к тому ощущения даже там, где, казалось, они иметься не могут — внутри меня! И уж точно щекочет сами края входа — не так сильно, чтобы вызвать смех, но вполне довольно, чтобы будоражить ещё сильнее, подбавляя лепты в котёл общего возбуждения. Я раскидываю ноги и пытаюсь расслабиться, облегчая Кальции движения. — Вот как надо, чтоб он затих, а вы, Кальцистасовна, щекотать сразу… — Лууна ложится подле меня, помогая мне рукой, двигаясь вверх и вниз сжатой ладонью по члену. Полуинстинктивно, наполовину ловя момент, я привлекаю мою гончую к себе за плечи и нежно, глубоко целую, постанывая ей в рот. Воздействие разом на предстательную железу и на эрегированный до предела фаллос не просто не оставляет возможности долго продержаться — я чувствую, что второй оргазм будет таким же сильным, как и первый. Если не даже сильнее… Удивительно, если вдуматься. Ведь это уже мой четвёртый раз за сегодня… Тело пушистого антродракона такое выносливое? Или я недооценил мощь собственного возбуждения при сексе втроём? Или следует поблагодарить воздействие на простату? «Всё разом, я полагаю. Но ты забываешь ещё о том, что прошлые разы ты кончал в человеческом теле. Это же — нетронутое. Так что твои яйца сейчас не просто больше — они ещё и готовы заново использовать весь запас. Считай, ещё три раза… или даже четыре. Один уже был, впрочем… так что два. Или всё же три? Короче, ты кончай, а я сосчитаю». «Ртуть, ты что, весь процесс исследовать собираешься?» — полушутливая укоризна звучит в моём мысленном голосе в ответ. — «Раньше ты вроде не так любопытен был». «Раньше у меня такого зрелища не было…» — вздыхает в ответ дракончик. — «Нынче вы прямо все рекорды бьёте. Но, если я тебя смущаю, то помолчу, без проблем…» Теперь мне уже стыдно, наоборот, делается. «Нет, не нужно! Извини, я не желал тебя обидеть. Просто… необычно. Но, если тебе нравится, комментируй сколько пожелаешь!» «Спасибо», — облегченно-мягко хихикает Ртуть, посылая по мыслесвязи ощущение, что обиды нет. Отвлекаясь на мысленный диалог, я мысленно пропускаю момент, когда мне надо было приостановить подруг, чтобы сейчас я не оказался на необратимой стадии доведения. И внутренне замолкаю, чтобы не пропустить её. Так. Секундочку. А зачем, вообще говоря, мне сейчас останавливаться? Никогда не выпадает второго шанса произвести первое впечатление… Зачем отказываться от первого такого необычного оргазма, да ещё настолько сильного? Так что я позволяю себе выкинуть из головы все мысли, оставляя там одно лишь глубокое, густое удовольствие от каждого движения что меня, что Кальции, что Лууны. Удовольствие, которое всё нарастает по мере того, как твердеет обрабатываемая предстательная железа, как копится сперма для нового выплеска, как остро-сладкие лучи разлетаются по всему тазу, пронзая с каждым разом всё ярче, всё необычнее, всё… всё… всё… Я громко стону — да что там, кричу от наслаждения! — когда объединёнными усилиями они доводят-таки меня до могучего оргазма, яркой вспышкой в мозгу едва не отправляющего меня в бессознательное состояние. — Вот я не въезжаю: это тебе так зашло, что решился на повтор, или зашло, как ты за первый раз получил? — добирается до моего полуплывущего сознания голос Лууны. — А? — Головка от хуя. На меня глянь! Сфокусировать зрение мне удаётся не сразу, а когда всё-таки удаётся, я виновато прижимаю уши и закусываю губу. На этот раз канидка получила моим семенем уже в правый бок и грудь — сбоку-снизу. Жемчужные капли дразняще дрожат на полушариях. Кальция с лёгким омерзением смотрит на кончик своей кисточки, поработавшей мне шлангом проктолога: — Ясно, почему после секса принято мыться… Идём в гавану. — На курорт? — Лууна удивлённо поднимает уши. — В этот… как по-человечески… — Кальция крутит пальцами. — На русском это «душ». — Чьих душ? — снова не понимает гончая, подумав почему-то, что Кальция всё ещё говорит на праговоре. — В санузел, вот. У драконов просто один лоток и помыться, и облегчиться, благо его смывать легко. Он и называется «гавана», туда и г, там и ванна. Вы ж его видели, когда ходили у нас на втором этаже! — Отличная идея, — с наслаждением потягиваюсь я, отмечая заодно, что, видимо, обновление тела при превращении не только обновляет внутренние запасы тела, но также и наружные… ну, или условно-наружные. Учитывая то, что никакого предварительного подмывания не было, если бы не это — сейчас бы что палец Лууны, что кисточка Кальции были бы в очень неприглядном виде. Однако этого не наблюдается, так что повод морщиться у антродраконессы скорее в символическом плане, чем в реальном. Правда, с другой стороны это означает, что желудок у меня сейчас тоже пуст, так что есть потребуется раньше, чем я планировал… «Спасибо за зрелище, мне действительно понравилось», — навещает меня телепатически Радина, когда я поднимаюсь по лестнице. — «Но за выжатый запас семени благодари себя самого и девушек, а не превращение. В процентном соотношении материи в организме оставаться будет столько же, ты не отрастишь отрубленную конечность просто переходом в другой облик. А что ты не обосрался на ложе — ты и ешь раз в день, хотя драконы к такому привычны». «Приятно слышать, что тебе пришлось по душе», — наконец, формулирую я ответ. — «И благодарю за важную информацию». Как ни смешно, но больше всего поначалу меня цепляет слово «обосрался». Никак не ожидал его услышать в исполнении Радины. Впрочем, кто его знает, какие слова были приняты в её время здесь? Как я понимаю, она уже отчасти историческая личность. «Дефекалировать звучало бы слишком изящно для такого процесса. В мои времена любили честность и прямоту. Славное время войн за волю против Тьмы, за жизнь против людей и за существование против навов… Я, кстати, выступала на стороне последних. Какая ирония, что по итогу меня заточили они же». Первой мы в душевую без стенок устраиваем Лууну как самую «пострадавшую». Мне хочется от души наприжиматься к ней под тёплыми струями, но придётся подождать, пока она… пока к ней не перестанет прижиматься другая часть меня. Точнее, я бы только за, но подозреваю, что Лууна довольно справедливо укажет мне, что так я скорее вотру в неё все «результаты деятельности», чем помогу смыть. Да, некоторые отрицательные стороны наличия шёрстки… Впрочем, с другой стороны, это повод как следует помассировать мою канидку, вымывая оттуда жемчужные следы. «Войн за волю против Тьмы? Значит, ты когда-то была Светлой?» — осторожно продолжаю я спрашивать Радину. «За навов против Тьмы, Светлых, людей, драконов и вообще всех. Я всё же была деструкторшей, а, как следует даже из названия, это те, кто желали уничтожать всё вокруг… Зачем это мне? Мне надоела Вселенная, которую я видела вокруг, мне надоели моя ограниченность и мой характер, и мне захотелось сделать всё новое на руинах старого — и как-нибудь так, чтобы устроиться повыше». Говорят, после секса тянет на откровенности… оказывается, не только тех, кто в сексе непосредственно участвовал. «Но на основе чего же ты собиралась делать это новое? Если всё уничтожить? Как говорят у меня дома, «Из «ничего» только «ничего» и получится». «Из составной первоматерии. Так же, как ты меняешь одно тело на другое по энергетическому шаблону, можно изменить и всю Вселенную. Если кто-нибудь даст это сделать… Навы — мои самые очевидные союзники. Вселенные творятся из первоматерии, а навы живут в измерении сырой первоматерии. Каждое рождение Вселенных делает их мир, навь, меньше. Разрушив свой мир, я бы отдала его немалую долю им обратно. Мне не нужен целый дохреллион галактик, хватит и половины. Что, ещё не разочаровался во мне? Будь спокоен, это был мой девический максимализм и нигилизм молодого Базарова. Ещё при жизни я оценила пользу Порядка, когда правила подземной частью Нашара, Иркаллой, вместе с Герусет. Навам это не понравилось. Но, в отличии от Герусет, меня некому было вывести из лабиринта-музея-ловушки». «Жив буду — выведу», — обещаю я. Мне то ли кажется, то ли нет, но во время вопроса насчёт того, не разочаровался ли я, в её голосе промелькнул… нет, не страх, конечно, но тень то ли тревоги, то ли тоски, то ли даже некоторого вызова — мол, да, я такая, ну и что ты решишь? «Даже если бы ты не передумала, наверно, так на так бы решил помочь. Ты уж прости, но что-то я сильно сомневаюсь, что в мире найдётся тот, кто сможет его уничтожить на корню. Жизнь — это очень живучая штука, мне ли не знать. А после того, что ты сделала для меня, было бы мерзко бросить тебя без помощи. Конечно, ты бы наверняка нашла ещё кого-нибудь, но мне от этого разницы нет». «Чтобы править миром и переделать его, и в самом деле не обязательно его разрушать — можно просто стать его правителем… Но это я поняла много позже, уже здесь. К тому же, если вдруг мне потребуется выбирать, какую половину Вселенной уничтожить, я не буду, как твой Танос, полагаться на случайность — я назову вполне конкретные объекты и существа. В этом я целиком схожа с тобой — если есть во Вселенной хорошее и плохое, станет лучше, если от плохого избавиться». «Тогда самое главное, чтобы мы сошлись в том, что следует уничтожить», — с некоторой настороженностью шучу я. — «Ну или, как минимум, не обнаружили, что некоторые объекты относим к противоположным категориям». «Кто-нибудь из нас другого переубедит в случае теоретически возможного конфликта интересов. Благодарю случай, что я не Таната и умею договариваться… и даже уступать тем, кто мне нравится. Ну, полагаю, теперь можно помыть Кальцию?» «Ага, её тоже мыть приятно», — мысленно хихикаю я, принимаясь за антродраконессу. Процесс здесь гораздо проще, поскольку она не успела сильно «отметиться» — а, точнее, попросту не угодила под выплески моей спермы… ни разу ещё не угождала вообще, если так припомнить… Но, тем не менее, это замечательная возможность щедро помассировать… да что уж там, де-факто полапать её чудесные формы. Тяжёлые, сочные, налитые груди ложатся в руки, точно напоённые южным Солнцем плоды. Приятно-округлый, немножко припухлый живот, который так приятно чуть-чуть подразнить когтем то тут, то там, вызывая мимолётом милое хихиканье. Широкие, уютные бёдра, по которым ладонь скользит, как доска серфинга по волне. Кальцию не назовёшь толстой, но всё же её формы сильно пышнее, чем у Лууны. Это чудесная возможность разом наслаждаться обеими полюсами женской красоты, которую я, конечно, упускать не намерен. Массируя основания её крыльев, я наклоняюсь вперёд и слегка касаюсь губами между ними. Кальция уже разрешает помогать ей мыться, Лууна тоже присоединяется к процессу со мной. — Можем считерить и превратиться потом людей, чтобы не так долго вытираться, — подмигивает она мне. Я слегка морщусь, а потом улыбаюсь: — В этом облике ты гораздо красивее. Опять же, долго вытирать тебя будет не менее приятно, чем долго мыть! — Тогда… вам надо со своими полотенцами, — хихикает мылимая нами Кальция. — Наши магически втягивают с шерсти воду в себя. — А куда же она девается, когда предельный объём воды, который можно впитать, уже взят? — сразу же интересуюсь я. — Стекает с уголка. По сути телекинез на воду с простой инструкцией, — так на праговоре называют магические «программы». — Наверно, тогда на каком-то уровне становится проще одним движением такого же телекинеза сбрасывать с себя всю воду, не возясь с полотенцем вообще… — раздумываю я, продолжая ласковые мылящие движения. Формы Кальции, сделавшись скользкими от пены, как-то незаметно оказываются ещё соблазнительней даже на ощупь! — Не все драконы маги даже на этом уровне, — Кальция вздыхает. — Чем реже на нас нападали разные твари и чем доступнее становились дешёвые артефакты, тем менее охотно мои сородичи и я сама тратим собственную душу на такое… И в конце концов перестаём учить своих детей магии. — Я так не буду, — помолчав некоторое время, твёрдо отвечаю я, качая головой. — Возможно, я бы ответил иначе, живи я с детства в этом мире, но магия для меня — слишком драгоценный дар, чтобы относиться к нему, как к какому-то… багажу. Который может банально лежать сколько угодно времени. — Моя мама преподавала высшую магию, но меня даже телекинезу не учила, — Кальция, прикоснувшись хвостом к пластине на стене, выключает воду. — Я не квалифицируюсь даже на первый курс поступить, моя магия хуже, чем у вас, кто вообще без таких сил родился! — Тебе, значит, им научиться будет проще, — Лууна одновременно Кальцию вытирает и ободряюще шевелюрит гриву. — А ещё — мы можем подучить тебя, по мере того, как сами будем продвигаться, — поддерживаю я. — Тому, что сами будем знать и что тебя заинтересует. — Если вам не будет лень, — Кальция нас обнимает пока ещё влажными крыльями. — Вон, уроки полёта ты подзабросил. — Там не в лени дело, в дефиците времени, — чуть виновато улыбаюсь я. — Всё разные внезапные случайности… случались, м-да. Возобновим! — Главное, не прямо сегодня, после «душ» мне хочется только валяться и читать стёбные адфики, — теперь Лууна подставляется под вытирание. — Могу вслух. — А чудесно придумано! Я такое обожаю, — обрадованно улыбаюсь я. Как мне всё же приятны тела что канидки, что антродраконессы. Как эта стройная мускулистость, так и эта фигуристая мягкость буквально являют собой чудесные образцы разных граней женской красоты. Или это уже на меня поэтические мотивы наплывают? Ложимся в постель Кальции мы сухие и уставшие — в основном от секса, благо заколдованные полотенца действительно облегчили вытирание шерсти. Лууна прижимается мной и Кальцией с обоих боков, практически закутанная в мех, и держит экран телефона перед лицом: — Ну чё, господа литераторы, сейчас вы будете ржать так, как ни от одной щекотки не ржали. Произведения по какому фандому вы предпочитаете? Или поищем на реальных личностей. — А что такое фандом? — Кальция крутит ушами и гладит Лууне живот. — Фандом — это как бы довеска на сеттинге, образованная усилиями фанатов. Обычно она получается за счёт фанфиков, — объясняет гончая. — А фанфики — это когда автор-фанат желает доработать понравившийся ему мир, что-то в нём расширить или изменить, или взглянуть с неканонической точки зрения — и пишет вариацию на произведение другого автора. «Чёрная Арда» в твоей библиотеке, на которой до сих пор капля спермы Филиппа, это фанфик на мир Толкиена. Я могу поискать и «ориджи», оригинальные произведения, но, как правило, читать фанфики на хорошо знакомый канон веселее — можно отстебать ещё и несоответствие персонажей. — Давай проверенную тему, про Гарри Поттера, — мимолётом поразмыслив, говорю я, умиротворённо наблюдая, как живот гончей нет-нет, да и втягивается под пальцами Кальции — не от щекотки, но от её тени, намёка на неё. — Его фандом — нескончаемый Клондайк перловки. — Тогда будете меня просвещать по части лора, я с ним не знакома, — Лууна убрала руку Кальции со своего живота, чтобы не мешала читать с выражением, но антродраконесса сразу положила кисточку на бёдра канидки. — Выдавать заголовки в случайном порядке… да… М-м-м, вся радуга, — гончая комментирует разные цвета, в которые были окрашены разделители шапок работ. — Это обозначение, про какого рода половые отношения в этих историях пишется. Геи, лесбухи, натуралы, кастраты, групповухи с любым составом, тентакли… — Эту каплю потом сам будешь слизывать, — между тем Кальция шепчет мне, вытянув голову над гривой Луны. — Не будет смысла, когда она высохнет, удалится ногтем, — шепчу я в ответ. — Извини, что так получилось, но знай — удачнее я бы угодить не смог, даже если бы целился. Высоко ценю эту книгу. Лууна слышит нас, но делает вид, что не замечает, даже специально прерывает нас, чтоб поскорей примирить: — «Дикие дети», «молодой Гарри затесался во вреЛную компанию, чтобы научиться постоять за себя, но втягивается в полный мир подростковых банд, интриг и понятий». Последнее сочетание забавное, но судя по тегу «альтернативная вселенная без магии», будет скучно. О, нихера! Дальше кроссовер с Гоэтией, «Я буду окей», про Октавию в Слизерине. Октавию я знаю, а Слизерин это, надеюсь, не там, где слизывают? — Не, это самый классный факультет! — радостно отвечаю я. — Слизывают там, наверно, тоже, но наверняка очень классно. Самый престижный в Хогвартсе, там самые сливки общества учатся, но вовсе не обязательно снобы. А кто такая Октавия? — Дочка Столаса, — Лууна оглядывается на Кальцию, для которой это не объяснение. — Блогерша из моего Ада, благородных кровей. Очень странно, кстати, что Столас оплатил моё поступление в Аднирвану, а Октавия учится в престижной, но в общем-то обычной школе в Аду… Столас оплатил?! Вот не слышал раньше… Позже уточнить нужно будет. — Возможно, он как моя мама со мной? — Кальция крутит головой по и против часовой стрелки, что у драконов аналогично пожиманию плечами. — Не хочет, чтобы дочь стала сильнее него… — Хер моего папаши знает, что Столас хочет, — Лууна листает в поиске более угарных фанфиков, пока не начинает смеяться, как гиена. — В ХОГВАРТСЕ ПРОХОДИТ ИГРА В КАЛЬМАРА! — Что такое игра в кальмара? — спрашиваю вслух я про другое. — Набирают всяких бомжей, чтобы они выполняли дурацкие задания и групповые игры со смертельным исходом для проигравших… А Хогвартс это же для богатеньких магов, да? Ой, бля, как бы я посмотрела на рожи адских владык, если б половина из них потеряла своих мелкососов!.. От Хогвартса останется дырка до другого конца планеты! — Помнится, ты мне рассказывала, что у вас имеется аналогичная телезабава, только с провинившимися бесами, — припоминаю я. — Но нет, Хогвартс не только для элиты, туда можно всем, кто колдовать может. У кого нет денег, между прочим — обучение за счёт самой школы, так что в этом плане он нашу обогнал. — Да, «Не проебись» от Воксфильма, — Лууна смахивает слезу. — Но там такие подстановы… Ладно, надо найти что-нибудь от очевидной школьницы, чтоб было побольше забавных описек. О, это, вроде, подходит. «Мадам Хук Левой»! О, дальнейшую адскую перловку с подливой я бы добавил в коллекцию, которая осталась у меня дома! Будь благословлены небеса… эм… ну или немного антиподное место за то, что интернет протянулся даже в преисподнюю и научил демонов земным радостям! Голос Лууны становится из просто хрипло-красивого невероятно смешным, когда она выдаёт абсурдные выкрики тренера по полётам на метле и квиддичу: — Палки ещё махать не начали, а между ног уже кончили! — Я говорю: снитч! А они обнимаются, целуются. — Я скажу вам сейчас, какая поза в полёте, охуеете. А, так вы из учебника взяли? Да там чёрт-те что в этом учебнике! Знаю я переписчика, страшное говно человек. — Убирайся! Да не подметай, блять!!! Я от души веселюсь, временами коротко поясняя Кальции, в чём смысл того или иного незнакомого ей прикола. Иногда получается сделать это даже простым жестом. Настроение плавно делается удивительно благодушным, я бы даже сказал — практически семейно-благодушным. Вот бы проводить так каждый вечер… — За такой пируэт я бы вас поцеловала, жаль, далеко висите. Жду вас в десять часов в моём кабинете. — Ловцы почему-то считают себя главными над стадионом! Запомните, главный над стадионом — директор, затем — я, а вы в первой сотне. — Если вы ещё раз так сыграете первый тайм, круциатусну вас всех по очереди, отсижу, а потом наберу новую команду из наимпериумных! — Вот сейчас повернётесь задом, и шлёпать вас будет уже бладжер, а не девочка! На каком-то моменте мы начинаем хихикать, даже просто смотря друг на друга. Заразительные образы учеников, которым «какой-то дурак сказал, что они колдуны, а не дворники», крутились в голове, резонировали и мешали пораньше уснуть. Впрочем, какой смысл, если завтра выходной! — Это лучший вечер, что я тут проводил, — от души вырывается у меня в какой-то момент, когда я левой рукой нежно почёсываю за ухом у Кальции, а второй наверчиваю прядки в гриве Лууны. — Просто такой чудесный… Спасибо вам, милые. Люблю вас! Лууна лижет меня в щёку, Кальция трогает носом моё ухо, и этот молчаливый ответ — лучше любого слова.