Irrepressible Madness

あたらしい未来

The New Future

      August 18, 2007              В полнейшей тишине позднего вечера, неумолимо превращавшегося в ночь, распознать уверенное шарканье тапочками по траве не составляло труда: уставившийся себе под ноги Ронан постепенно прекратил массировать виски, а стоило владелице сих тапочек остановиться в досягаемой близости, как молодой человек поднял на неё затемнённый взор. Хмуро смотревшая на него Цугэмия Ран предстала перед ним в свободной светло-серой пижаме, состоявшей из рубашки с короткими рукавами и едва достигавших коленей шорт, из-под коих во всей красе виднелись пусть отмытые, но всё ещё свежие раны. Не говоря ни слова, девушка поднялась по небольшой лестнице беседки и села выше Хеффернана, который оперативно спустился на ступень ниже и, опершись локтями на одну из них, откинулся назад, чтобы Ран было удобнее. По не известной ей причине медля притрагиваться к голове мужчины, но не собираясь привлекать к собственным секундным колебаниями внимание, Ризольвенти распрямила ноги по сторонам от пациента и тоже соскользнула на ступень ниже. Пока она занималась охотой на взбудоражившиеся мысли, из её виду — в отличие от всем довольного Ронана — совсем скрылся факт интимности сложившейся позы. В погоне за тщетным желанием утихомирить взявшиеся ни к месту волнения Цугэмия решительно уничтожила каждое из них, привычным и уверенным жестом запустив руки в объёмную шевелюру помощника.       Как оказалось, уничтожила лишь на доли секунды.       Кинестетическая память живо восстановила непрошенное ощущение прикосновения её пальцев к волосам другого… представителя сильной половиной человечества и объединилась с визуальным образом для создания полнейшего эффекта вне зависимости от внутреннего протеста Ран, буквально заменив реальную картинку перед глазами на ту, что не удалось тщательно изучить в ускользнувший тогда миг. Вместо густых, коротких, слегка вившихся на кончиках кудрях Хеффернана в её руках вдруг оказались податливые шёлковые нити, чья непредсказуемая мягкость в сочетании с непринуждённой рассыпчатостью вызывали абсолютно возмутительное желание вперемешку с нахальным любопытством захватить побольше локонов и проникнуть глубже в чёрную мглу манивших прядей, но оставляли сие ненормальное желание нисколько не насыщенным из-за эфемерности фантазии. Скорее наоборот — случайная действительность мимолётом продемонстрировала поддразнившие её воображение секреты, наличие коих вовсе не предполагалось, и теперь ненароком пробуждала незнакомую Ран жажду, откликнувшуюся на неведомый вкус. Тот самый, что не вышло опробовать вовсю и что подлым образом обернулся долгоиграющей кислинкой досады, и послевкусие не спешило исчезать, к великому разочарованию девушки. И это не учитывая полыхавшего в груди раздражения, взорвавшегося лавой гнева ввиду бессмысленной ассоциации с Хибари Кёей, когда она провела в душе без малого целый час в яростных попытках забыть его и события сего вечера. Безрезультатно. Ещё немного, и она свято поверит в его способность преследовать её в нематериальных плоскостях тоже: в жизни возникает на её пути всё чаще, в снах — какими бы те ни были неподконтрольными человечеству — периодически так или иначе навещает, но чтобы и мысли с шокирующей простотой сдались губительному влиянию этого самомнительного чудовища?!       Шумно выдохнув, крайне недовольная собой Цугэмия рассеянным движением резко потянула ничего не подозревавшего пациента за спутавшиеся кудри, однако Ронан не шелохнулся и сохранил спокойную маску, отдававшую чересчур явственным сигналом покорности и добровольного послушания. По-прежнему боровшаяся с фрустрацией «лекарь» не испытала малейшего укола вины, не собираясь устно адресовать мелкое происшествие, но в следующее мгновение обнаружила, что её навык электротерапии в связи с отсутствием постоянной в этому году практики успел подпортиться: слишком сильно заряженные молнии ударили подопечного током в чувствительные участки кожи, и не ожидавший подвоха Ронан вздрогнул и инстинктивно отдёрнулся.       Испытывая смешанные эмоции, Ран тем не менее нехотя признавала, что существенно устала и очень расстроена, и пусть ужаленный крошечными молниями ирландец не заслужил подобного обращения, удовлетворительная доза злорадства всё же принесла хозяйке небольшое утешение. Потому что всё-таки заслужил.       Впрочем, продолжать играть смиренную роль Хеффернан не планировал: получать ненужные травмы и рисковать жизнью и здоровьем ради его миссии было крайне глупо — для применения подобных действий должна произойти идеальная ситуация, дабы правильно впечатлить добычу и вызвать в ней пылкие чувства романтичностью и одновременно опасностью поступка. В сей тихий вечер важны иные акценты.       Аккуратно накрыв руки девушки своими, молодой человек повернулся к ней лицом и заботливо предложил, изображая переживание:       — Не нужно ради меня перенапрягаться, пожалуйста…       «Наверняка думает о том сосунке… руку на отсечение даю».       Смущённая его жестом и близостью, но не разъединившая их руки Цугэмия, избегая зрительного контакта, скупо выдала:       — Я уже пришла вообще-то.       Не найдя, что возразить, бросив встревоженный взгляд на собеседницу, мужчина нехотя вернулся в изначальную позицию, а Ран с лёгкой заминкой и большей осторожностью приступила к процессу, активизировав максимально доступную ей силу воли, чтобы сосредоточиться исключительно на помощнике и необходимом ему лечении прямо сейчас.       Пока пальцы Ризольвенти мягко пробирались в плотной чёрной шевелюре парня, она обречённо сдалась невинным с её точки зрения размышлениям о собственных ощущениях в процессе… и вовсе не сравнению и переоценке уже известных ей данных, разворошённых внезапно выскочившей координатой.       Взявшийся ни с того ни с сего пару лет назад за свою внешность Ронан когда-то начал именно со стрижки в виду легкодоступности изменения и более не появлялся заросшим хоть малость, не отпуская значительную длину, но экспериментируя со стилями. Поскольку его головные боли не стремились никуда исчезнуть, ставшая спасением для юноши школьница эмпирически исследовала каждую его новую причёску в буквальном смысле. Сейчас же Хеффернан снова носил один из его любимых вариантов — очень коротко подстриженные волосы на затылке и боках, включая виски, контрастно переходили в объёмную массу небрежных каскадных локонов, вдобавок немного завивавшихся на кончиках, что визуально дополняло общую пышность. Стоило ирландцу превратить уход за собой в щепетильную, многоступенчатую рутину, преображения стали заметны Цугэмии на гораздо более незначительных уровнях: волосы юноши постепенно приобрели густоту, будто бы окрепнув, и вдобавок стали неуловимо жёстче, из-за чего, даже будучи почти всегда короткими, назойливо цеплялись друг за дружку. Уже позже школьница обратила внимание на появлявшиеся чаще крохотные завитки и пошутила, что однажды увидит Ронана полностью кучерявым и как тогда его лечить?.. Мелкие, но хотя бы редкие локоны вместе с неподатливой структурой волос уже создавали юной врачевательнице проблемы, поскольку её пальцы регулярно путались в них и случайно причиняли пациенту боль, когда процесс и так был не ради удовольствия. В ответ серьёзно нахмурившийся Хеффернан заявил Ран, что если мигрени никуда не денутся, а вихри расплодятся бесконтрольно, то он обещает ей избавиться от них посредством весьма доступных химических средств. Опешившая девочка была польщена решительностью друга применять радикальные меры во имя её удобства, но по-взрослому предложила ему всего лишь носить с собой расчёску — почему-то приземлённая практичность ребёнка развеселила максималиста Ронана тогда до слёз, к вящему недоумению его собеседницы.       Сегодня не было ни расчёски, ни тёплых дружеских отношений. И пальцы путались не хуже заведённых мыслей.       Сидя в полумраке, едва нарушаемом фонарями с улицы, нахмуренная Цугэмия резко оборвала путешествие в прошлое и — не зная того — опередила молодого человека с репликой:       — Значит, боли не прекратились, — констатировала она мрачным голосом.       — Нет, — просто откликнулся мужчина, довольный, что именно она первой инициировала контакт.       И это было правдой: страшные мигрени продолжали возвращаться к нему несмотря на попытки вылечить их раз и навсегда с помощью и пламени Солнца, и современной медицины. Без помощи Ран ему за год пришлось очень тяжко несколько раз, хотя избавить его от них насовсем не могли ни её электротерапия, ни постоянство той терапии — пока он сам же всё не прервал. Иногда и попыток девушки тоже было недостаточно, но что ему ожидать, когда не будет ничего — и никого — способного состояние облегчить, он не представлял ни в одном кошмаре.       Однако в этот вечер ему повезло жить без болей, и к своему удивлению Ронану очень понравилось испытывать лечебную процедуру Цугэмии: она мягко и с чередованием силы массировала ему скальп, дополняя процесс крошечными ударами тока с соблюдением некоего паттерна, нежно перебирала волосы и иногда касалась основания шеи и позвонков подушечками пальцев. Неожиданная приятность её хорошо знакомых ему действий стала, очевидно, заметной и в принципе возможной ввиду отсутствия болезненных мучений, но новизна ощущений оказалась для парня непредвиденной настолько, что понемногу отвлекала от намерений и умиротворённо расслабляла. А ведь он явился не за этим.       — Так вот почему ты пришёл сюда, — едко бросила Ран, обиженно хмурясь, благо собеседник не видит её лицо.       — Да, — Хеффернан не знал, записывать ли его ответ в откровенное враньё ввиду хорошего самочувствия при условии, что мигрени его не покидали, а импульсивный отказ от помощи девушки ему давно уже хотелось отменить.       — Почему раньше не приходил? — с вызовом продолжила допрос недовольная Цугэмия.       — Приходил, — легко и с долей грустей признался молодой человек.       Ложь. Ни единожды он не посетил ступеньки знаменательной для обоих беседки. И ему определённо понравилось, что не ожидавшая подобного сообщения школьница на несколько секунд прекратила все действия с его головой. Настолько поражена?.. Подходит.       — Я тебя никогда не видела тут, — взяла себя в руки Ран и чуть более нервно продолжила терапию, меньше заботясь о плавности движений. Его откровение сбило её с толку, потому что меняло перспективу собственного восприятия ситуации годичной давности. Неужели она упустила что-то тогда всё-таки?       — Я тебя тоже, — Ронан прекрасно осознавал, какой эффект произведёт конкретно эта ложь.       Разумеется, он знал, что она неоднократно появлялась здесь — ждала подолгу, хоть и занималась своими делами иногда. Пока злость на несправедливость жизни и в частности на Кикунагу Масаэ туманила ирландцу голову, он малодушно радовался, что девчонке тоже явно некомфортно и обидно. И пусть племянница не отвечала за тётю, пусть она была совсем ещё ребёнок, до неё должна была дойти мысль о нечестном разделе активов, а значит, сначала не будучи виновной в решениях другого взрослого человека, Цугэмия стала виновной из-за собственной наивности в не исправлении оных. Она могла изменить указания Масаэ, но не сделала этого. И если речь даже не шла о позициях в Ризольвере, которую — что он-то мог сделать? — логично было унаследовать именно родственнице, то передать ему кольцо Кикунаги было бы самым правильным и порядочным поступком, что только было в силах девчонки предпринять. Девчонки, знавшей его обстоятельства, однако не догадавшейся о столь простом восстановлении минимальной справедливости, а значит, так ли уж она была к нему привязана и так ли уж ценила? Или лишь пользовалась им по примеру пресловутой основательницы Ассоциации Независимых Арбитров, раз уж частое, осознанное повторение за коей превратилось для воспитанницы в машинальное?       Поэтому, несомненно, Хеффернан отслеживал её появления возле беседки, чтобы насладиться утешавшим злорадством. Растерянное личико младшей подружки, реагировавшей на сторонние звуки с огоньком надежды и снова и снова расстраивавшейся, лечило раз за разом уязвлённое самолюбие Ронана, и его нисколько не беспокоила разница в их возрасте и, соответственно, развитии.       Люди используют друг друга вне зависимости от их навыков коммуникации, опыта, годов жизни и личностных черт. С его стороны глупо было забыть об этом, и горечь из-за своей ошибки подпекала злобу, направленную на ничего не понявшую малявку.       Как и ожидалось, Цугэмия явственно задохнулась от шока и полностью прекратила электротерапию, отпустив неохотно поддававшиеся локоны молодого человека.       Да как он смеет заявлять ей эту чушь? Как позволяет себе подобную наглость? Это Ронан прекратил с ней всякое общение тогда. Перешёл на подчёркнутую вежливость. Съехал из дома Масаэ, о чём сообщил неоправданно сильно постфактум, и не появлялся так долго, что переживавшая и терявшаяся в догадках Ран поверила, что он уехал насовсем куда-то путешествовать дальше, хотя утверждал ей когда-то об обратном желании оставаться. Ни разу не подошёл к ней, когда она уходила в беседку, точно зная, что он дома или вот-вот придёт. Проигнорировал её день рождения!.. И это после прошлых годов?.. На вопрос, почему тот не попытался поздравить, Хеффернан холодно отрапортовал, что это нарушение их субординации и не входит в рабочие взаимоотношения, как и его личные обязанности. Что она ему сделала? Чем заслужила резкую смену дружеского тепла на исключительно отстранённость подчинённого, пусть та и оттаяла в чуть более знакомую Цугэмии о «друге» заботливость за последние полгода? И не объяснился ни разу — выходит, очевидность причинно-следственных связей кристально-прозрачная до той степени, где Ран должна сама осознать и понять? Тогда почему же она до сих пор в неведении?       Однако нараставший гнев в душе девушки резко закупорился новым витком растерянности ввиду неожиданной реплики Ронана:       — Но и не ты должна была приходить.       Незаметно переведя дыхание на более ровное и спокойное, школьница справилась с порывами накатившей горечи в расчёте выслушать запоздалое извинение, но столкнулась с собственным нежеланием реагировать и, соответственно, немедленно прощать заблудшего друга и не стала пытаться адресовать вскрывшиеся тайны.       Тем временем Хеффернан склонил голову и понуро сообщил:       — Я должен был не сюда приходить, а подойти к тебе лично.       Сложившая руки под грудью Цугэмия выглядела непримиримо насупившейся, но всё же вынудила себя задать назревший в воздухе вопрос досадно хриплым голосом:       — Что же помешало?       — Самомнение, — откровенность молодого человека, озвученная сокрушённо и несчастно, разбила выстроенную Ран хлипкую защиту, и она невольно расслабила позу, пока парень перечислял дальше: — Раненая гордость. Злость и обида. Всё это воспалялось ощущением, что я тут никому не нужен.       — Но почему? — выдавила из себя ошеломлённая девушка, глядя прямо в тёмную макушку и не зная, что ей следует предпринять и необходимы ли действия вообще.       — Полагаю… — тихо говоривший Ронан слегка запнулся, — …мои личные страхи ввели меня в заблуждение.       «За исключением, что никакого заблуждения нет, а было другое раньше в том, что я якобы наконец-то нашёл своё место». Ему не нужно было смотреть в лицо собеседнице, чтобы осознавать степень её смятения: уж он прекрасно знал все замочки к ведомости младшей подружки, благодаря чему манипулировать ею было даже скучновато в своей простоте. Дав последней фразе несколько минут паузы рассеяться между ними, мужчина добавил:       — Страхи, не имевшие оснований в конкретно нашей ситуации. Позволил им очернить моё восприятие. Я был неправ, перенося их на тебя и реагируя… ужасно и несправедливо.       Частично Хеффернан и впрямь испытывал досаду, что чувства жалости к себе и гнева на мир в лице сначала Кикунаги, а потом её наследницы затмили разум и повели его по кривой дорожке. Если бы он сразу же взял себя в руки и вёл бы себя как обычно в отношении Ран, то она бы давно привязалась к нему и, может, влюбилась. Получалось, что он едва ли не растоптал собственные шансы на возможности, представленные ему сейчас. Как глупо было потеряно время и какие несуразные, достойные сожаления убытки приходиться нести… в том числе и этот жалкий диалог. Его вины ни в чём и ни перед кем не было, однако просить прощения нужно ему. Злобная ирония жизни.       — Я думала, ты уехал, — не понимавшая, как толковать происходившую беседу, Цугэмия ляпнула первое, что пришло в голову, чтобы отсрочить момент обмена извинениями.       — Я собирался… — подтвердил Хеффернан, не оборачиваясь к ней. — Почти всё подготовил для переезда в Перу.       Это тоже была правда: Ронан знал, что Цугэмия распознает её, поскольку они обсуждали интересные ему направления. Пусть осознает и ужаснётся, что реальность его исчезновения из её жизни была так близка. Однако ввиду того, что ирландец действительно намеревался уехать из Японии год назад и организовал всё необходимое, молодому мужчине тоже были знакомы прохладные мурашки, вызываемые ощущением бессмысленной ошибки, что он чуть было не совершил. Впрочем, самоуверенность легко выгоняла мнимое чувство: если бы он и покинул Японию, он бы нашёл способы вернуться и к Ран, и к Ризольвере — и вовсе не обязательно для тонких манипуляций ему пригодилось бы пламя Тумана.       — Почему же остался? — хмуро уточнила девушка, борясь с эмоциями и не желая демонстрировать Ронану, что его безрассудные действия возымели над ней куда больший эффект, чем Цугэмия официально признавала.       Ей по-прежнему было не до конца ясно, что повлияло на старшего товарища, если он испытывал столь сильные чувства вплоть до желания разорвать связи с ней и с Ассоциацией, что была ему тоже дорога. После событий год назад, перевернувших как минимум жизнь непосредственно Ран, Хеффернан почти сразу начал вести себя холодно по отношению к ней и отстранился резко, без предупреждений и объяснений. И если ещё маленьким ребёнком Цугэмия подцепила смутные представления о несколько настороженном впечатлении тётушки об ученике и подозревала, что ученик в курсе мнения учителя, то позже девушка никогда не сомневалась, что вскользь упоминавший о предвзятости Кикунаги и грустивший об этом Ронан хорошо осведомлён о привязанности Ран к нему и — более того — разделяет чувство. Или оценка Масаэ перевешивала для него любые другие хорошие вещи, меркнувшие в свете недоверчивости его кумира? Даже если и так, то Ран искренне не понимала, в чём в конечном итоге заключался корень проблемы: будь дело в наследовании Ризольверы, то неужели её друг всерьёз рассчитывал получить управление, минуя кровную родственницу, пусть и несовершеннолетнюю? Когда мафию волновал возраст?.. Мысль звучала так глупо и непохоже на ирландца, что школьница без колебаний отмахивалась от неё. Тогда из какого источника произросло ощущение Хеффернана о собственной ненужности?       Да и хочет ли она знать?.. Чужая душа — потёмки, скрытые за многозначительным внешним фасадом с внушительным замком, подобрать верный ключ к которому кажется изначально бессмысленной задачей. Не ей судить Ронана, и что главнее — судить желания нет. Люди совершают ошибки по абсолютно разным и очень безрассудным причинам. Важнее их готовность признать проступок и извлечь выводы наравне с последующим применением на практике сих уроков. Разве не этим занят Ронан?       — Не хотел действовать под влиянием эмоций, — глухо озвучил дрогнувшим голосом молодой человек, впечатлённый собственной актёрской игрой, к навыкам коей он не прибегал достаточно давно, а Цугэмия в качестве единственного зрителя, несмотря на юность и его снисходительное отношение к ней, виделась ему критичным оценщиком, вполне способным учуять фальшь. — Хотел убедиться, что мне действительно необходимо пуститься в новые странствия, что я не делаю этого в нерациональном аффекте по надуманному поводу.       — И как? — сухой тон Ран подавал ложный сигнал её собеседнику: якобы намекая на сложные чувства и застарелую обиду девушки, задетую речами парня, он значил совсем иное и не поддавался тщательному контролю со стороны хозяйки, неожиданно для себя обнаружившей инертное сопротивление проявлять сочувствие к бывшему товарищу и уж тем более одаривать полной амнистией. Не испытывая в противовесе и негативные эмоции по отношению ни к Ронану, ни к прошлогодней ситуации, Цугэмия растерянно осознавала, что оставила произошедшие события в прошлом и что они не требовали никакого пересмотра от неё лично. Её позиция не равнялась прощению, но и горькие чувства проявлялись исключительно как воспоминание, а не нечто, что живо до сих пор и готово вступить в игру принятия решений. Однако школьнице весьма льстило по нарастающей, к её же удивлению, какие пылкие переживания испытывает явно раскаявшийся Ронан и как он постепенно подбирается к мольбам об извинении. По её мнению, тот действовал правильно: если для Ран приемлемо без объяснений считать потепление их взаимосвязи чистым листом, то некрасиво оступившийся Хеффернан прибегать к тому же умозаключению без должных извинений никак не мог, особенно желая тот же самый чистый лист. Ей нравилось, что он отдавал себе отчёт в этом, но сообщать ему правду — что для неё всё прошло и почти забыто — и благоволить формальными помилованиями порыв не возникал.       — Я бы ни за что не простил себя, что оставил тебя, — молодой человек обречённо повесил голову и добавил: — Тем более подобным образом.       — А игнорирование? — встречно осведомилась спокойная Цугэмия с вызовом, и не понявший вопрос Ронан с растерянной физиономией наполовину развернулся к ней и встретился взглядами.       Ран выдохнула и легонько прищурилась, не прерывая зрительный контакт, после чего, не избавляясь от ядовитого привкуса на языке, проникшего в голос, великодушно распространила:       — Игнорирование меня простил себе?       В ответ ирландец болезненно улыбнулся и, выдержав короткую паузу, поделился новым признанием:       — Я потерял столько времени… Столько времени, что мы бы могли продолжать дружить. Потерял столько времени, которое мог провести с тобой, — добровольно сдавшись в игре пристальных взоров, он сокрушённо посмотрел в сторону. — Я точно наказал себя за свои действия, но вовсе не достаточно, чтобы прощать или смиряться со злом, что я причинил тебе, когда ты не была ни в чём виновата даже…       Опешив от глубины и силы его ко всему прочему долгоживущих переживаний, когда её собственные давно улеглись и трансформировались в грустные, но простые воспоминания, Ран ощутила угрызения совести за попытку поддеть Ронана едким вопросом и решила, что пора заканчивать с неудобным ей разговором. Однако не сообразила сделать ничего лучше, как потянуться опять к его волосам, дабы символизировать примирение без лишних слов, но… остановилась на полпути под озадаченным взором Ронана, случайно обернувшегося вовремя, чтобы стать свидетелем сорвавшемуся намерению.       — Но ты прав вообще-то… — задумчиво обронила девушка и криво усмехнулась, глядя ему прямо в глаза. — Теперь уж точно мы должны соблюдать субординацию, — отказать себе в последнем небольшом издевательстве над чувствами парня в качестве отмщения за свои старые Цугэмия не была способна и даже не попыталась пресечь на корню спонтанное злодейство. И добавила со снисходительно-смешливым взглядом, потешаясь над искренней растерянностью молодого человека, красочно проявившейся в правильных чертах лица: — Я тоже сегодня забылась. Нехорошо как с моей стороны, — и чтобы обозначить наверняка, на что она намекает, девушка поиграла в воздухе пальцами, подушечки которых переливчато сверкнули золотисто-зелёными искорками тока.       Пока потерявший дар речи Хеффернан не находился с реакцией, по-доброму забавлявшаяся Ран неожиданно обратила внимание на внешнюю привлекательность старшего товарища и сама ненадолго лишилась порядка в мыслях: как ей вообще пришло в голову подумать это?.. Что с ней сегодня не так? Всё-таки повлиял удар затылком при падении пару часов назад?.. Сначала вдруг оценила омерзительного по тысяче причин самодура и наглеца Хибари Кёю как «сутэки», а теперь добавила Ронана в сей абсурдный список, который вообще нет нужды создавать? Впрочем, с первым Цугэмия была решительно уверена, что ей стопроцентно показалось и что если что-то и было красиво, то не зазнайка Кёя, а причудливая игра искусственного света, сделавшая мерзавцу незаслуженный, чрезмерно льстивый комплимент. Ещё и подобная по сути несущественная мелочь будто подобострастно склоняется перед сим спесивым гордецом, стоит чему угодно соприкоснуться с ним. Возмутительно! Как у Хибари выходит обводить вокруг пальца весь мир во всех проявлениях? Неужели только Ран видит сквозь его бездушную, пустую натуру, не оснащённую базовым человеческим теплом и хоть каким-то набором адекватных эмоций? Видит бессердечного монстра, лениво прикрывавшегося маской якобы обычного старшеклассника с беспредельным самомнением?       Начав закипать гневом, Ран для успокоения резко перевела фокус на парня перед ней и вернулась к молчаливому осмотру хорошо знакомого и одновременно словно забытого лица Хеффернана, находившегося к ней очень близко и смиренно отвечавшего на взор. Почему бы ей не открыть для себя Ронана почти что заново? Ничего плохого или необычного в том, чтобы счесть кого-то привлекательным, нет. И ни один вывод и заключение о чьей-либо красоте вовсе не означает, что к сему человеку привлечена именно она. Да и признать ирландца более чем симпатичным лично для Цугэмии приемлемо, ведь он стремительно менялся буквально на глазах у младшей подружки, упорно превращаясь из тощего подростка-каланчи в уверенного, сильного, ухоженного и знавшего себе цену мужчину. Ран была свидетелем каждого его изменения и лучше прочих знала, сколько времени и энергии вложил в них её друг. Если кто-то и способен дать самую правдивую и реалистичную оценку, то как раз-таки она.       Главную роль в преображении Хеффернана определённо сыграла постепенно приобретённая статность. Когда тот прекратил сутулиться, выпрямил плечи, начал тренироваться ради физической силы, привыкшая совсем к другому мальчишке одиннадцатилетняя Цугэмия впервые осознала, что этот вовсе не пацан ещё и намного выше её, и неочевидная до того момента разница в росте достаточно впечатлила девочку. Ей сейчас тоже нравилось знать, что — вне зависимости от своих ошибок — верный Ронан всегда возвышается позади неё, куда бы она ни шла в качестве главы Ризольверы, и что иногда ему приходится наклониться к ней, чтобы сообщить информацию втайне от посторонних. Последнее ирландец делал регулярно, и его привычка осторожности льстила девушке, поскольку создавала ощущение лёгкого единения с кем-то, противопоставленного остальному миру, и укрепляла чувство непременной защищённости. Могла ли здесь зародиться забавная ирония, что именно из-за значительной разницы в росте и потери близкого, дружеского контакта Ран умудрилась ни разу не взглянуть внимательно на лицо молодого человека?.. Справедливо было заметить, что до сегодняшнего вечера школьница никогда не видела того столь близко, и хотя полутёмная беседка едва ли принимала в себя свет уличных фонарей, даже недостаточность освещения не помешала Ризольвенти признать, что она и не знала, сколь хорош Хеффернан, и что дело вряд ли в его иностранном происхождении, имевшем потенциал оправдать любые сложившиеся стереотипы — правдивые и не очень.       Впрочем, чересчур изумляться Цугэмии тоже не приходилось: молодой, здоровый, сильный Ронан изначально не обладал никакими внешними дефектами, поэтому ему всего-то нужно было отполировать собственную наружную привлекательность. Это было проще всего в сравнении с другими пунктами его самосовершенствования, требовавшего больше времени и физических и эмоциональных вложений, и в итоге упёртый парень добился мгновенно проявившегося успеха в короткие сроки при помощи налаженной, комплексной системы ухода за собой. Он тогда изменил даже пищевые повадки, что более мелкой Ран показалось излишним и необязательно связанным с целями её старшего друга. С учётом того, что Кикунага нагло использовала бесправного ученика в качестве повара от случая к случаю, её племянница невольно стала втянута в доктрину здорового питания без особой на то надобности: в отличие от беспризорника Ронана, жившего где придётся и довольствовавшегося чем придётся, у Цугэмии благодаря обеспеченности семьи и доступности необходимых продуктов хорошего качества никогда не было вредных привычек, подлежавших искоренению. Что ж, совершенно все усилия Хеффернана оправдались. Он достиг каждую из поставленных целей и сейчас взирал на младшую подружку с безупречными результатами. И если вызванную банальной нехваткой средств запущенность как в природных чертах лица, так и в непослушной шевелюре можно решить многоступенчатым подходом и привести в порядок при условии хороших изначальных данных, то вот считавшиеся зеркалом души глаза — какими бы красивыми или невзрачными те ни были — невозможно было бы при всём желании подвергнуть хоть крошечным изменениям. Другими словами, их уникальную притягательность ничем не подделать и искусственно не создать.       Тёмно-изумрудные очи ирландца, с переживанием смотревшие на Ран в ответ, завораживали девушку больше всего, если вообще не были единственным во внешности молодого мужчины, из-за чего у неё слегка спирало дыхание в сей миг. Значит, вот как ощущается чей-то взор — живой и настоящий, чувственный и мягкий — на теле и вот какой игрой света и цвета может сопровождаться, пленяя и очаровывая…       Не то что чёрные дыры прямиком из ледяного, бездушного космоса, чей владелец одним взглядом способен высосать из неё не только душу, но и все мысли до последней, расправившись с эмоциями и чувствами чудовищным холодом, обмораживавшим невинную жертву до костей и уничтожавшим самую её суть. Чёрные, бездонные озёра — жестокая в процессе кончина от утопления в них неизбежна, стоит хищнику поместить добычу под арест непримиримой зрительной связью, подчинявшей господину волю несчастного без шанса отыграться. Кто пустил этого грешного бога смерти на без того наполненную беспределом глупую Землю? Впрочем, тому бы точно не понадобилось чьё-то разрешение на вторжение, заинтересуй оно его по прихоти или от скуки.       Одно мимолётное воспоминание о Хибари Кёе, чей впивавшийся в неё взгляд каждый раз запросто пронзал насквозь, проникал на сумасшедшую глубину играючи, буквально сжимал её нутро в тисках и преследовал на любом расстоянии, вынудило Цугэмию Ран запоздало осознать, что по коже пронеслись нервными маршами прохладные мурашки, словно её обдало резким, коротким порывом морозного ветра, взявшегося из ниоткуда — как будто его источник обладал демоническим даром отравлять ей жизнь без непосредственного присутствия рядом. И это несмотря на жаркую, влажную духоту без каких-либо существенных движений воздуха, по-прежнему давившую на девушку, пусть даже давно вступившая в свои права ночь с небрежным великодушием малость понизила градус температуры — недостаточно, но уж лучше дневного ада наяву. Словно реальная погода не в состоянии противостоять источаемому Хибари жестокому, удушающему холоду, не оставлявшему её в покое!..       Скромно переливавшиеся подобно реальным изумрудам очи Ронана по-прежнему вверяли хозяина в полное распоряжение Цугэмии, искренне удивлявшейся, как один цвет преломлялся в настолько крошечном пространстве глазной радужки и образовывал причудливую градацию оттенков с естественностью граней драгоценных камней, а вместе с тем создавал отдельный мир где-то там — точно и правда зеркальное отражение сложно настроенной души. Интересно, светлеют ли они в тон весенней листвы и что тогда в тот момент испытывает Хеффернан? Влияют ли чувства молодого человека и их интенсивность на насыщенность зелени его очей? И темнеют ли так значительно, что их родной цвет перестаёт быть различим?..       Конечно, если и темнеют, то в этом бессмысленном соревновании победа легко всё равно останется за носителем обсидиановых, режущих острейшими краями самородков вместо…       …затянувшаяся пауза, занявшая несколько секунд в реальности и несколько минут в увлечённом сознании Цугэмии, неожиданно прервалась и вырвала Ран из пространных рассуждений и абстрактных ассоциаций. Не подозревавший о тематике мыслей младшей подруги Ронан вдруг резко склонил голову перед ней, разорвав зрительный контакт, и хриплым, дрогнувшим голосом наконец-то нашёлся с ответом:       — Как скажете, кайчо. Простите мне моё своеволие, это больше не повторится.       «Чёрт, да что ж такое-то!..» — экстренно пытаясь определиться заново с лучшей стратегией вызывания влечения у девчонки, встревоженный нарушением планов ирландец взирал на деревянную белую ступеньку и выжидал встречной реакции у объекта собственных амбиций и желаний, надеясь на хоть какой-нибудь удачный ход, однако та почему-то не спешила.       В ужасе глядя на чёрную взъерошенную макушку перед ней, Ран оказалась не в состоянии адресовать сразу две накинувшиеся на неё проблемы: во-первых, заявление не распознавшего элементарную шутку Ронана и серьёзность его намерений никак сочетались с направлением диалога, куда она хотела свернуть, а во-вторых… что за беспредельная чушь только что вертелась у неё в голове?! Одержимая полыхавшим возмущением, унизительно переплетавшимся со смущением, девушка едва сдерживала тяжёлое дыхание в груди, пока оставалась беспомощно доступна ощущению фантомного ухмылявшегося взора чёрной мглы, медленно, неизбежно обволакивавшей и душу, и тело попавшейся глупой добычи.       Стремясь взять чувства под строгий контроль и уничтожить идиотские, встревавшие в её разум бестактные фантазии, Цугэмия собственническим жестом запустила обе руки в мягкую шевелюру Ронана и без лишних церемоний заставила беспрекословно повиновавшегося парня развернуться к ней затылком, не заботясь о резкости и возможной болезненности движений для пациента.       — Мы не договорили, — грубовато бросила она, упрямо пытаясь унять предательски подскочившее сердцебиение. Мелкая дрожь проникла в пульсировавшие пальцы, из-за чего школьница не рисковала вернуться к токовой терапии, но и не отпускала крепко сжатые тёмные локоны. — И это шутка была! — переполнявшее Ран негодование явственно проскочило в голос хозяйки к её дополнительному раздражению, скрывать кое больше не было смысла, и она выпустила часть свербевшей досады в громкий возглас осуждения: — Мо-о-о!..       Расценив недовольство младшей подружки в свою пользу — что она прячет?.. так смутилась и вспыхнула из-за длительной связи их взглядов?.. — и чрезвычайно обрадовавшись крутому повороту событий, на который он рассчитывал, Хеффернан заметно хмыкнул — Цугэмия не видела, но прекрасно поняла, что тот мягко улыбается, — и признался:       — Огромное облегчение это знать, Ран.