Фанатка

Оптимус сказал, что Миранда сейчас подойдёт, и ушёл. В итоге у меня сложилось такое ощущение, что подруга стояла за углом, так как появилась она даже не через пол минуты. Секунд через пятнадцать максимум. Вид у неё осторожно-довольный. Но я, помня суету (а я не видела, что там происходило) и то, что её увели в медблок, осматриваю её с головы до ног и обратно. Подхожу. Ловлю себя на том, что всё же наше общение с ней здорово изменилось. Раньше я так этого не замечала, но сейчас мне хочется обнять её… однако это теперь неуместно. Не знаю, что сказать… на языке вертится куча разных фраз, но по факту я молчу. — Идём, — Миранда снова отворяет двери в псевдодопросную. Это оказывается хорошим решением. Как только дверь захлопывается, и я понимаю, что мы одни в комнате, слова резко находятся. — Фух… — выдыхаю я. — Для начала скажи ты, как у тебя дела? Почему тогда… с тобой что-то случилось? Миранда с улыбкой садится на платформу. И я тоже с чистой совестью усаживаюсь на стул. Вот прямо видно, что её распирает от сдерживаемого счастья, но всё равно последующие слова становятся для меня сюрпризом. — Я… В общем, я беременна… Носитель. — добавляет она. — А… — На мгновение мысли исчезают. Радость? Что-то положительное. Потом я вспоминаю тот момент… Ей же не Саундвейв это сказал? — А что тогда, там… Саундвейв что-то сказал тогда… — почему-то сомневаюсь, что она поймёт, про какой конкретно момент я спрашиваю. — Он и сказал. На кибертронском, — отвечает Миранда, после чего сама озвучивает слово «носитель» на кибертронском. Я запомню. Я не много знаю кибертронских слов, но самые важные и простые знаю. Ругательства ещё некоторые… Но это слышу впервые. В голове крутится множество вопросов: как он понял, зачем сказал? Понимал, что это ему даст шанс сбежать? Или ещё что? Но задаю я только один: — Хм… интересно… а как он понял? — Судя по всему, у него очень хорошая сенсорика. Он увидел, — отвечает Миранда. — По крайней мере, он сначала вывел изображение моей искры на экран. И только потом сказал. Как же хочется обсудить с ней, почему он это сделал… но я не хочу, чтобы моё отношение к нему столь наглядно видел Оптимус. И я снова молчу, говорю то, что сразу надо было сказать. — Поздравляю, Миранда! Я и вправду рада за неё, но теперь ещё больше понимаю, что мне здесь не место. Наши пути расходятся. Она теперь полностью принадлежит тому миру, а я — миру людей. Горько понимать, что человек, который едва ли был в курсе их существования, получил всё, а мне было СЛИШКОМ надо — и я не получила ничего, кроме боли. Это не зависть в прямом смысле этого слова. Скорее чувство несправедливости. Не в отношении неё. В отношении себя. Я, видать, здорово чем-то провинилась перед высшими силами… Но на деле это я не в серьёз. Просто так легче думать. Я знаю, что сама виновата. Это не Миранда выбирает себе из раза в раз тех, с кем быть заведомо невозможно. Это я. И я не понимаю, как это исправить. Не могу приказать себе любить того, кого надо, не представляю, как это возможно… а у неё получается само собой. В очередной раз прихожу к выводу, что надо просто наступить себе на горло и выбрать человека умом. Я знаю, что не уродина. Знаю, что были те, кому я нравилась. Я смогу. Рассказываю ей, что хочу уйти, объясняю всё примерно так же, как и Оптимусу — не хочу, чтобы они обсуждали нестыковки. Может, Прайм и не заметит, но Миранда — наверняка. Говорю и про возможную поездку в Россию. И ещё я прошу. Прошу то, на что, наверное, не имею права. Чтобы она не дала угробить того, кого я люблю. По крайней мере, если это будет от неё зависеть. После разговора поднимаюсь к себе наверх. Хоть Оптимус и не дал мне согласия, но и не отказал — если мне разрешат отдохнуть, то до завтра надо много чего успеть. От Фоулера, прознавшего каким-то образом про пленение Саундвейва и его побег, приходит уведомление, что у него для меня есть задание, но сейчас ему некогда — он потом пришлёт мне документы с какими-то новыми требованиями по отчётам, образец, уточнит, что да как и так далее. Но не сейчас. И вообще он в командировке. «Ну и слава Богу!» Отвечаю, что, если вдруг меня не будет на месте, чтобы он передал всё через Оптимуса. Иду доделывать что можно по работе. Вскоре начинаю ощущать, что пребывание на пляже не прошло даром — у меня, походу, подпалилась на солнце рука и половина лица. Я чувствую, как кожу начинает заметно стягивать. По-хорошему, намазать бы сметаной или кремом каким… Нет, позже… перед сном. Уже вечер, очень надеюсь, что всё же завтра, может послезавтра, я буду у Анны — надо до сна выяснить этот вопрос. Вспоминая её не очень довольный взгляд, думаю, что, может, зря я к ним напросилась. Но, понимая, что это точно уже последняя такая поездка, решаю, что надо не рефлексировать. Была бы реально против, думаю, отказала бы. Я всё доделала, а сейчас спускаюсь вниз. На редкость, внизу пусто. Даже за терминалом никого — а это вообще нонсенс. Прайма искать может оказаться делом не быстрым, и я иду к медику. Всё же мне нужно уточнить, еду я или нет, и про бумаги от Фоулера тоже… Он обещал всё передать через Оптимуса, но наверняка и Рэтчет в курсе происходящего. В медблоке с виду никого, и я уже собираюсь обратно к себе в комнату, — заходить в святая святых без хозяина, особенно учитывая недавние события, мне неохота. Из помещения раздаётся какой-то странный звук, и я решаю заглянуть — всё же информация мне нужна. Лучше бы я этого не делала…. Мех сидит на боковой платформе вполоборота спиной ко мне, я его окликаю. Когда он разворачивается, вижу в руках у него куб необычно яркого энергона, рядом валяется пустой, замечаю, что оптика светится немного ярче обычного… Если бы я знала, что представляет из себя пьяный Рэтчет, ушла бы оттуда сразу. Но, к сожалению, я не знала. «Немножечко маньяк»… — не вспомнила я и слова Мико. К тому же я вообще не сразу въезжаю, что он пьян. А он не сразу замечает меня. — Что? — Наконец ненадолго фиксирует на мне взгляд. — Рэтчет… — Я присматриваюсь, смотрю на куб рядом с платформой, потом на слегка неровно сидящего меха, уставившегося в пол, и вместо того, что хотела, спрашиваю: — Что с тобой? — Всё нормально. — Ты… — «Ты пил?» — остаётся в голове. Я не знаю, что мне сказать. — Ты… — Как я вас ненавижу. — Слышу вдруг приглушённый шёпот. — Что?.. — Это из-за вас был разрушен наш мир… Да, я знаю, что с пьяными спорить не стоит, но обвинение настолько абсурдно, что я не могу промолчать. — Рэтчет, ваш мир был разрушен задолго до того, как вы попали на Землю. — И что? Ты хоть понимаешь, что, если бы не твоё идиотское пленение, десептиконы не завладели бы Ключами? Если бы не Миранда — Омега-Замок остался бы цел! Если бы не носительство твоей подруги, Оптимус сегодня бы не был так скован в своих действиях. Саундвейв это понял. Он специально сказал. От сюрреалистичности предположения слова слетают с губ сами собой: — А ты значит специально НЕ сказал? — Рэтчет разворачивается окончательно. — Я. Не. Знал. — Прости… — Чуть подумав, добавляю: — Саундвейв освободился не из-за Миранды. — Да-а… Чуть не забыл. Мико. Ты даже не представляешь, сколько у нас из-за неё было проблем! Хоть он и говорит неприятные вещи, но мне его даже в чём-то жаль. По-своему то он прав. — Рэтчет… Взгляни на это с другой стороны. Ваша раса крайне малочисленна, а вскоре родится ещё один трансформер… — Что?! — Рэтчет смеётся совершенно безумным смехом. Отставляет куб. — Идёт война! Ты хоть понимаешь, что он заранее смертник? А даже если нет, ты вообще осознаёшь, чему предлагаешь мне радоваться? Тому, что моему виду приходится идти на смешение с бывшей органикой, просто чтобы выжить? Я невольно делаю шаг назад. — Да-да, что ты на меня так смотришь? Развитие сигнатур и протоформ в Сигма-Компьютере больше невозможно, а даже если… ЕСЛИ, Грейс!.. Если он и заработает, не факт, что там сохранилась хоть одна сигнатура! Отношения… с кем? Ты права — нас слишком мало… Я понимаю, что в таких условиях ради восстановления вида нужно использовать любые возможности, но сама ты была бы рада, если бы тебе пришлось использовать иной биологический вид, как инкубатор? Я… просто… в шоке. И ещё… Действительно… может, поэтому меня Шоквейв так настойчиво спрашивал, не хочу ли я перевоплотиться? С чего я взяла, что Саундвейву не всё равно? Может, были цели? Поэтому я и жива до сих пор? Логично оставить меня на Земле — Омега-Замка нет, незачем возиться со мной сейчас. Но если он появится… не предложат ли мне всё это ещё раз? Не пообещают ли, что мне нужно, просто чтобы я согласилась? А потом… Но, с другой стороны, ведь речь шла о том, что все чувства и мотивы известны. Миранда могла не понять? Или всё же Оптимус — не Рэтчет, и у него другое мнение? — Миранда… она бы поняла, если бы Оптимус так… — Да я сам не понимаю Прайма! — перебивая меня, и вцепляясь в край платформы, продолжает бесноваться Рэтчет. — Он, судя по всему, и вправду привязан к ней. Кассетники… Шлаковы протоколы совместимости с низшими формами дают себя знать. «Что-о?! Кассетники? — слово проходит в мозг тонкой иглой — Оптимус же…» Оптимус в G1 имел два модуля*. За данные по мультфильму отвечал Рэтчет… Самого Прайма я об этом ни разу не спрашивала, а Миранда могла и не сказать, сочтя информацию личной. — Ты хочешь сказать, что Прайм имел модули? Как в G1? — Я вспоминаю и ещё кое-что. — В G1 Саундвейв был телепатом… Ответная реакция поражает и своей быстротой… и вообще. — Я очень сомневаюсь, что твой десептикон сохранил возможность считывать мысли, а тем более эмоции, но и про него, и про Оптимуса, и про этот разговор тебе следует забыть и больше не вспоминать… — Рэтчет вдруг замирает. — Я знаю, как это сделать... Я тебя просто раздавлю. Лично. Праймус свидетель, я не хотел… — а дальше я не слышу, точнее не разбираю… Первый раз в жизни мне так… точнее, в таком смысле ТАК страшно! Я была готова к тому, что ничего хорошего в плену меня не ждёт — страх отчасти сдерживался разумом, я понимала, что мне будет больно. Я боялась Шоквейва — но этот страх перебивался эмоциональной болью — я думала, что Саундвейв отдал меня ему. Я безумно боялась за самого Саундвейва — но мне тогда ничего не угрожало, этот страх был не меньше, но он был не за себя. Сейчас же я понимаю, каково, наверное, человеку, вошедшему в клетку, например, с медведем или ещё каким-то крайне опасным хищником. Я бы никогда не стала работать в психушке — не скажу, что это фобия, но меня пугают люди, не контролирующие себя. С ними невозможно договориться, их невозможно просчитать… они опасны. И сейчас я чувствую неконтролируемую угрозу! У меня полное ощущение, что я ничто, комар, которого раздавят одним движением, а потом скажут, что так и было. И когда медик вдруг встаёт и, покачнувшись вперёд, делает шаг ко мне, я, совершенно не помня себя, разворачиваюсь и бегу прочь! По коридору! К спасительной боковой лестнице наверх! Не знаю, гонится ли кто за мной, но почему-то мне кажется, что к центральной нельзя — там можно просто протянуть руку и схватить меня прямо со ступенек! Не добежав до заветного поворота буквально полтора метра, я больно врезаюсь в вышедшего из-за поворота… кого? Поднимаю глаза. — Оптимус?! — Я стремлюсь отодвинуться, судорожно отползая… Даже он мне сейчас кажется опасным. — Грейс? Что случилось? Замерев на полу, сглатываю и молчу. Пытаюсь отдышаться. Сердце колотится где-то в горле, но я понимаю, что сейчас всё нормально. Тем не менее адреналиновый отходняк даёт специфическое чувство в мышцах — мне не расслабиться — и лёгкую дрожь. — Тебя кто-то напугал? — переиначивает вопрос Прайм. Он присаживается почти на колено, и я обращаю внимание, что так же, как и Саундвейв, собственно коленным сочленением пола он не касается. Мне постепенно становится полегче. — Всё нормально, Оптимус. Я пойду наверх. — На базе камеры, я всё равно узнаю. Грейс, у тебя руки дрожат. — Не надо. Я не хочу… Есть вещи, которые лучше не знать. — Он по-прежнему смотрит в упор. Но молчит. Вижу, что ждёт. — Миранда же счастлива с тобой? Удивление. — Да… Грейс, у нас другие отношения. Не как у людей. Если бы она была несчастна, я бы знал. — Вот и живите счастливо. Ей не нужна лишняя информация. Мех как-то так подаётся слегка назад… я понимаю, что он сделал какой-то вывод. — Тебе что-то сказал Мираж? — Нет… Нет, не он. — Грейс! — Голос становится куда жёстче. — Это моя команда. Я должен знать. — Это был Рэтчет, Оптимус. — В оптике снова мелькает удивление. — Он был пьян. Поджимает губы, поднимается. Новость ему заметно не нравится. — Почему ты так решила? — У меня складывается ощущение, что он мне не не верит, а не хочет этого знать, и спрашивает, просто надеясь получить ответ, который позволит сделать вывод, что я ошиблась. Я рассказываю. Рассказываю вкратце наш разговор. Стараюсь передать только смысл, не произнося вслух тех слов, что сказал медик. Часть вообще не говорю, часть забываю. Оптимус слушает, молчит… Довольно долго. — Почему ты так бежала? — наконец спрашивает он. — Он… Он сказал, что если я передам кому-нибудь его слова… он… Он меня раздавит. Лично. — И ты ему поверила? — Сложно было не поверить, Оптимус. Отпусти меня, пожалуйста. И не говори ему ничего. Я тебя прошу. — Если понадобится, я скажу, что сам увидел ваш разговор через камеры. Я уже почти успокоилась. По крайней мере физически — обдумывать, конечно, буду долго. Прайм же стоит хмурнее тучи. — Ты получила документы от Фоулера? Говорила с ним про отъезд? — Я, собственно, за этим к Рэтчету и зашла. Фоулер обещал всю информацию передать через тебя, и я подумала, что он тоже должен быть в курсе. Просто не нашла тебя тогда, — зачем-то продолжаю оправдываться, а подумав добавляю: — Ты же не будешь меня уговаривать остаться? Я для себя уже всё решила, но очень хочется утончить. Не знаю, из каких мазохистских побуждений. — Нет, Грейс, я не буду в этот раз тебя останавливать. На самом деле и тогда не стоило… «О да, Оптимус! С пленением десептикона тебе было бы куда легче… и Миранда ещё неизвестно, как бы себя повела», — думаю я, но молчу. Зато он продолжает: — Не подумай, что я вмешиваюсь в твою жизнь, но… Тебе надо забыть нас. И просто необходимо забыть Саундвейва. Возможно, взять отпуск или даже уйти вообще с этой работы… А лучше найти себе парня… мужа. Завести детей. «Что-о??? Ты хоть сам-то понимаешь, что говоришь?» Просто не знаю, что ему ответить, хоть он, конечно, и прав, что мне стоит забыть Саундвейва. Да и про парня… я и сама так думала. Но… не ему судить! Из чужих уст это вызывает отрицание, и я зачем-то вступаю в дискуссию. — Оптимус… Ты, конечно, прости, но ты сам бы мог так сделать? Вот так вот, как ты мне предлагаешь: завести себе Искру по расчёту, просто, чтоб не думать о том, кого… кто тебе дорог, с кем бы ты хотел быть? Он отвечает неожиданно жёстко. Причём речь не столько о тоне, сколько о смысловом значении сказанного. — Грейс, не сравнивай! В отличие от нас, создание семьи у людей может быть чисто физическим, ментальная совместимость не обязательна. — И видя мою отвисшую челюсть — а я реально стою с открытым ртом, буквально подавившись набранным в лёгкие воздухом и словами возмущения, — добавляет: — Да, я знаю, что многое зависит от менталитета страны, в которой ты живёшь, и что для тебя отношения подразумевают как минимум привязанность, но у людей возможно создание семьи просто на физической основе без полноценной ментальной совместимости. Люди могут рожать детей без того, что вы называете любовью. Многие вообще ищут себе партнёра именно через физическую совместимость, меняя любовников, а иногда даже и официальных супругов. — Я сглатываю, но продолжаю слушать. — Понимаешь, вам не нужно соединяться разумом… не нужно считывать эмоции. Также вы довольно быстро переключаетесь. Для тебя это вполне реальный способ… Перебиваю: — Ты извини, конечно… люди ФИЗИЧЕСКИ не могут соединяться разумом. Но это не значит, что чувства не важны! — Всё зависит от культуры, во многих восточных странах тебя бы не поняли. Я изучал человеческую историю — тебя бы не поняли и в твоей стране ещё буквально пару веков назад. «Даже позже…», — но я не сдаюсь. — Ты не прав. Песни, произведения, да и вообще вся культура буквально построена на… на том, что любовь важна, что она имеет определяющее значение. Даже в древние времена о ней слагали легенды. — У вас чувства во многом обеспечиваются гормонами. Инстинктом размножения. Взаимная любовь в браке — это хорошо, но по факту не редко происходит по-другому. К тому же, насколько мне известно, раньше супруги зачастую даже не знали друг друга до свадьбы — чувства возникали уже в процессе совместного проживания. Я не думаю, что сейчас это вдруг стало невозможным. — Или не возникали, Оптимус! Бывало, супруги всю жизнь гробили на несчастливый брак! — Я знаю. Я же не говорю, что ты должна закрыть глаза и выйти замуж за первого встречного. «Ага первый встречный так и взял», — думаю я. — Просто присмотрись, — продолжает он. — Как бы ты это не отрицала, но возможность возникновения и развития отношений у людей очень сильно завязаны на физиологию. И чувство влюблённости возникает в том числе именно под действием биологических факторов. Знаю, что не только, но… Грейс, в определённом смысле — это ваше преимущество перед нами. Я не понимаю, почему вы так отчаянно отрицаете собственную природу. Блин, вроде он прав, но как же мне обидно! Словно меня облили… в лучшем случае ледяной водой. — У вас вообще невозможна физическая связь просто ради удовольствия? — делаю я последний заход, наверное, опуская ещё ниже человечество в его глазах. — Возможна. Это временное или непостоянное интерфейс-партнёрство. Перевод неточный, но, полагаю, ближе всего обозначает суть. — И в чём отличие? — Господи, как же мне его хочется подловить… хоть на чём-то. — При таком партнёрстве мехи вступают в связь только для получения удовольствия от разрядки. — Давлю улыбку. Чем не как у людей? — Но поскольку без информационной передачи интимный интерфейс невозможен, а непостоянное партнёрство не подразумевает ментальной связи, то, как правило, в качестве передачи используют какой-то зацикленный кусок памяти, причём без эмоций. — Этот вид партнёрства используется сейчас крайне редко, он не вызывает значимой эмоциональной привязки, но он и не доставляет полноценное… м-м-м удовольствие. Только физическое. «Только физическое?!» — Киваю. У меня хватает ума не произнести вопрос вслух, а Оптимус продолжает: — Ты поняла ведь, что я имею ввиду? — Снова киваю. — Полагаю, поняла. — Миранда же рассказывала тебе, что раса трансформеров неоднородна, что протоколы соединения… «Кажется до меня дошло…» — Ты хочешь сказать, что такой вид партнёрства использовали те, у кого основными являются протоколы интерфейса. Их сейчас почти не осталось? — Не только, но они как правило с этого начинали отношения. Оценивали в первую очередь… энергетическую совместимость. Не ментальную. — Получается у них всё было практически как у людей. — Начало — да, похожее. Но всё равно… это не та же физиология, что у людей. И это именно оценка, реже способ разнообразить актив, — но не потребность… — Немного помолчав он зачем-то добавляет: — К тому же вы можете вступить в связь вопреки желанию. Я не имею ввиду насилие. Это отдельная тема. — А интерфейс вопреки желанию невозможен? — Технически, возможен, но в постоянное партнёрство вопреки желанию вступать никто не будет. Это крайне неприятно. — Для человека это тоже неприятно. — Не настолько. При интерфейсе ты будешь помимо собственных ощущений чувствовать всё, что чувствует партнёр в отношении тебя. И вот тут я задумываюсь: если Оптимус такого мнения о людях, то, как с ним вообще живёт Миранда? И хотела бы я быть с Саундвейвом, если бы он меня воспринимал, как… даже не знаю, боюсь, что ещё хуже, чем Оптимус? Про то, что сказал Рэтчет, я вообще сейчас стараюсь не думать… Но я не вижу, чтобы подруга была несчастна… либо отношение Оптимуса всё же не такое, как мне сейчас видится. По всей вероятности, у меня всё написано на лице, потому что мех вдруг уточняет: — Грейс, пойми правильно, я не отношусь плохо к людям. У вас есть объективные причины выстраивать отношения иначе, чем у нашей расы… — заторможено киваю. У меня крутится ещё один вопрос на языке. — А связь искр? В чём отличие? — Я не знаю, как тебе это объяснить. В теле человека нет возможности испытать этот опыт, и мне сложно подобрать слова. Спроси у Миранды, я не против. — Связь искр вопреки желанию тоже неприятна? — Насильственная связь искр невозможна. Фиксированное соединение просто не установится. — Насильственная? Подожди! А если связь просто нежеланна, то слияние искр, грубо говоря, по расчёту, ну то есть просто исходя из каких-то практических соображений, тоже невозможна? «Это поэтому ты столько времени мурыжил Миранду…?» Своим вопросом я ставлю его в тупик. — Я не знаю… — Он делает какой-то неопределённый жест. — Честно. Никто в здравом уме не пойдёт на слияние искрой исходя только из… логики? Связь искр по расчёту у нас никогда не практиковалась. — Поняла. Можно ещё вопрос? — Можно. — Если не хочешь, не отвечай, но… ты любишь Миранду? Он отводит взгляд и смотрит словно куда-то вдаль. Потом снова переводит взор на меня. — Дело в том, что в кибертронском прямого эквивалента этому слову, в том значении, что оно используется на Земле, нет. Но я полагаю, что можно считать, что — да. Я люблю Миранду. — Спасибо… — мне реально от этого ответа стало легче. Рэтчет всё же псих. — Грейс. Ты успокоилась? — вдруг переводит Прайм тему. — Да! — отвечаю я. — Да, я пойду к себе. И я уйду от вас. Он молчит. Я прохожу на лестницу, почти дохожу до конца пролёта, слышу какой-то глухой звук. Потом голос: — Подожди. Грейс… мне договариваться с базой в России? — М-м-м… Да. Я хочу съездить к ним.