В моём тихом омуте

      Папирус хотел пустить огня в ладони, но сдерживался. Плести венки оказалось не самым простым занятием, но хоть чем-то ему хотелось занять свои руки, пока он сидит и поглядывает на то, как Амурий ухаживал за садом на его балконе. Да не просто за садом, а за небольшой личной оранжереей.       Амурий, тем временем, крутился то там то сям, что-то колдуя магией, что-то вручную подрезая, что-то поливая или удобряя, но его работа в целом выглядела очень целеустремлённой и воодушевлённой, сам он себе под нос напевал какой-то мотивчик.       Наконец, когда скелет злобно выдохнул и решил закинуть плетение венков, отложив свою заготовку в сторону, он решил переключить попытки чем-то себя занять на язык (пускай сейчас он его не создавал). — Спасибо. — произнёс он чётко, дабы Амурий его услышал.       Он обернулся. — За что? — удивился козлоподобный. — За то что помогаешь мне и Чарльзу. Ну, я-то садом особо не занимаюсь, да и крайне слаб в подобном, а вот Чарльз монстр не очень молодой, да и магией дерева не владеет, чтобы целую оранжерею содержать в идеальном состоянии. — Вам для чего вообще оранжерея нужна? — Травы для пары зелий, ещё на всякие мелочи… — На какие?       Папирус промолчал, прежде чем выдал ответ: — Например, на букет какой-нибудь барышне. — Вы часто дарите букеты? — Путанам. — прыснул он. — И то, тем, кто такое любит, разумеется. — Это так мило с Вашей стороны! — улыбнулся Амурий, а в его глазах будто появились искры.       Папирус хмыкнул и отвёл взгляд в сторону. Всё же, несмотря на все свои странности, Амурий не вызывал никакого негатива, по крайней мере, королю лично. Конечно, он был чрезмерно наивен и по-детски добрым, но было в этом что-то своё. Такой нежный и девственный контраст с его стороны, на фоне того взгляда на мир, которым обладает Папирус. Это было, по крайней мере, забавно, но без какого-либо стёба.       С другой стороны, отношение к Амурию могло легко сказать о том, из какого сорта состоит монстр. Многие Амурия не понимают и считают его душевнобольным, ведь НЕВОЗМОЖНО в этом дрянном мире прожить БОЛЬШЕ ВЕКА и при этом НЕ СОЙТИ С УМА, как это происходит у остальных монстров. А те монстры, кто не издевается над ним и не воспринимает его за сумасшедшего, являются более добрыми в душе. Например, Маффет, или Меттатон, или даже Энилла. Они гораздо благосклоннее к нему, чем какой-нибудь Феликс, Нистор, Янкис, или, что является самым страшным в данном случае, Напстаблук, который обожает стебать его (причём, открыто и нагло, а тот, в силу своего добра, этого, конечно, не понимает).       Амурий продолжает быть открытым и ярким и привносить какие-то ребяческие мазки в столь серо-красной жизни, будто он и вправду призван для этого. Чтобы ломать обычный облик мира, где царит анархия и полная аморальность.       Задумываясь об этом каждый раз, Папирус решился задать два, весьма, наводящих вопроса, но связанных с кланом: — Слушай, Амурий… — Да? — А как ты вообще вступил в Монотачи? И как, главное, стал одним из лидеров?       «Серьёзно, он ж вообще, по сути, нихера не делает. Элиенц всё любит пихать на Феликса и Металия, а на него он будто внимания не обращает.» — О, это очень весёлая история! — он по-доброму рассмеялся. — Я сам такого не ожидал!       Амурий подошёл к Папирусу. — В общем, я какое-то время служил Асгору и был в КГ. Это было в ту пору, когда у Ториэль были прекрасные отношения с ним и времена были не такие мрачные, как в 20ХХ. — Я про это наслышан и вот что мне интересно… В КГ ты как попал? — Как? — удивился он вопросы. — Через дядю Мракобеса и генерала Герсона. — Герсона? Ты его знал? — Он мой учитель… и он обучал меня фехтованию. — Серьёзно? — Папирус удивился. — Герсон и тебя обучал? — «И меня»? — повторил козлоподобный. — А кто ещё его ученик? — Андайн. — Ооо… Он и вправду потрясающий учитель! Он действительно умел обучать и мотивировать, мне очень нравилось у него учиться. А если Андайн его ученица… то это ещё круче! Это только подтверждает факт! — Ты так говоришь, будто кто-то не согласен с тем, что Герсон был сильным. — Его легко убили в Коалиции и… В сравнении с другими Воинами Света, он считался слабейшим. — Знаешь, Альфис тоже не была лепёшкой, но и её Коалиция ебаная долбанула. Ещё кучу Монотачей, думаю, это ты и сам знаешь. — Амурий кивнул. — Друзей… Догго например. — вздох. — Сдох ты от Коалиции или нет — не показатель силы, дорогой. — А… удачи? — И удачи тоже в какой-то степени. Но, скорее, изворотливости. А для этого мозги больше нужны. Так, ладно. Ты был в Гвардии… — У меня было задание доставить письмо на тот момент ещё неизвестному мне монстру, а именно Пангини. — Пангини — это…? — Альфа, пре-лидер группы «ASTRRRAL», которым владеет Металий. Он его главный помощник. — Я не так хорошо знаю ваш клан, как Меттатон, Энилла или Глифс. — А ты зайди как-нибудь в гости в, так называемые, казармы. Будем тебе рады. — Нет особо времени… мне хватает компании нескольких твоих товарищей, в частности моих бывших одноклассников. — Ты про Феликса? — Да. — О, Вас «ЧСВ БРАТВА» обожает! — улыбнулся он. — Ещё бы не обожала. — протянул скелет. — В общем, я доставил ему письмо, а он вытащил свой травмат и грозился пристрелить меня, там ещё вышли Триви, Нивера, Старси и Саракс. Я попал в засаду. — Жестоко. — Я правда хотел с ними по-хорошему и просил обойтись без драк. В итоге, мне пришлось сделать так, как меня учили. — И как же? — Побить их. — Один на пятерых? — Я встречал и не такие приключения Тем не менее, я был уже тогда достаточно сильным, поэтому долго бить их не пришлось. Не подумайте, я драться ненавижу и стараюсь этого избегать, ведь насилием ничего не решишь!       «Ну да.» — А потом… Пангини предложил пойти с ним и он хотел предложить мне более хорошую и прибыльную работу. Так меня и взяли в Монотачи. — Ты так просто ушёл с КГ? — Мне было там… не хорошо. — Почему? — Не знаю. Просто не нравилось. Нет было какого-то… рвения, я не знаю. — Амурий погрустнел. — Не вызывало радости. — Какая должность в КГ у тебя была? — Я был прапорщиком. — Хм… до него тоже надо дослужиться, пускай это тебе не майор или генерал.       Амурий протянул свою левую руку перед лицом скелета. Эта рука всегда была покрыта какими-то выступающими из-под кожи и шерсти артериями и она заметно выделялась от всего тела. — Знаете, что с моей рукой?       Папирус прищурился, рассматривая её. — Похоже на своеобразный шрам, ибо навряд ли ты постоянно держишь эту руку в напряжении. — Вы, как и всегда, правы. Из-за неправильного применения одного достаточно сильного заклинания, эта рука теперь ведёт себя… странно, очень странно. — Амурий стал сжимать и разжимать кулак, разглядывая свои движения. — Либо в ней магии нет вообще, либо ей я могу нанести такой удар, что смогу сломать стену из какого-нибудь титана. А прапорщиком я стал после того, как убил в одиночку одного из главарей клана «Матча». В битве с ним мне пришлось вот так сломать руку. — А ещё, судя по тому, как ты шевелишь пальцами, у тебя она немного заторможенная. — Да. Но это в спокойном состоянии, с адреналином она становится быстрее. Ещё знаете, что самое обидное? — Что? — Я был левшой. Но из-за этого инцидента, мне ей не всегда легко управлять. — Сложно было перестроиться? — Сначала да, а потом я смог привыкнуть. С другой стороны, мне не нужно покупать вещи в магазине для левшей, потому что их в магазинах всегда мало. Грустно. — Главное, что привык. Меня Гастер какое-то время приучал к амбидекстрии… Не понравилось. — Надо постараться! — Да я уже умею, только мне ни разу это ещё не понадобилось. И так, как ты стал лидером Монотачей? — Меня взяли как очень эффективного работника, я хорошо себя проявил. На самом деле, я сам не знаю, чем заслужил это. Я делал ту работу, которую должен был делать. А потом: Коалиция Справедливости, смерть наших товарищей и меня нарекли новым лидером. Я просто помогал в защите клана от коалициантов. — И в итоге, сейчас ты вообще, по сути, в жизнь клана своего не вовлечён. — Это ещё почему? — Амурий почти что возмутился. — Я новичков собираю и всем письма развожу! В конце-концов, я — Гонец из ниоткуда! — Достойная работа одного из лидеров…       «Обычно её даже новичкам в клане доверяют, без боевых способностей, только если письмо не чрезвычайной важности.» — Вообще-то, я иногда приношу письма брату Элиенца. — Брату? — Папирус чуть не раскрыл рот от удивления. — У него есть брат в Мизуноми и из-за этого я нередко могу пропадать примерно на пару суток… Элиенц не находит время, чтобы его навестить, он шлёт ему письма, иногда с каким-нибудь приданым. — Амурий вдруг дёрнулся. — Забыл уточнить, что брат он не кровный. — Сводный? Приёмный? — Нет. Как я понял, он его так просто называет. Но… это тайна, ладно? Никому не говорите.       «Не то чтобы мне было интересно прям вынюхивать из-под носа информацию, но исключительно по-моему скромному мнению… Амурий крайне посредственный для дипломата, раз язык длинный такой.» — Не думаю, что мне эта информация будет полезной, поэтому, считай, уже забыл. — пожал Папирус плечами.       «С другой стороны, мне всё же, стоит узнать о Гульчихре чуть получше. О нём я до сих пор знаю не так много, хоть мы и часто работаем вместе. В конце-концов, я должен кристально знать, с кем имею дела.» — Вот и хорошо! — А ты вообще что-то делаешь по своей должности? — Это как? — Ну… заправляешь хоть чем-то? Ты же лидер в конце-концов. — Своей командой А-2 под названием «Gut». — Янкис тоже имеет свою команду, А-1, «Glücksfall». Но он не лидер. — В клане он является альфой. — Но не лидером. — На самом деле, у А-1 самый главный — Элиенц. — Он везде самый главный, нет? — Да, но А-1 — его основная команда! Я, Феликс и Металий тоже, по сути, можем управлять кланом и давать указания. — А ты их вообще даёшь? — кажется, Папирус стал нападать.       И Амурий это почувствовал. — Ты так говоришь, будто я не лидер! — Ну… отчасти, потому что я и вправду не совсем понимаю, что у вас в клане происходит. За тебя чаще Шельма отдувается на разных собраниях, особенно где собирают всех главных, а все основные решения принимает троица: Элиенц, Феликс, Металий. Тебя там нет. Вот поэтому я задаю совершенно резонный вопрос: какую роль ты занимаешь? — Я — Гонец из ниоткуда. — гордо ответил Амурий. — И я являюсь полноправным лицом клана Монотачи.       «Понятно…» — А если говорить про дела клана в глубине… Элиенц один мне сказал, что мои принципы кардинально не подходят для того, чтобы принимать какие-либо важные решения. Наверное, именно поэтому вместо меня допускают на собрания мою подругу Вилдхарт: она куда более… смелая и… дикая? — Скорее, раскрепощённая и уверенная. И без розовых очков. — Но Шельма тоже добрая! Она, конечно, любит лишний раз закатить скандал или с кем-то учинить спор, особенно в паре с её другом Ройсом, но на самом деле она очень хорошая! — Да мне-то это зачем объяснять? Я знаю Шельму, классная баба. — Ты бы знал, КАК ОНА БЫЛА РАДА, когда узнала, что ты собираешься стать королём! Она прям всех нас заставляла за тебя голосовать! — Серьёзно? — Она была наслышана о ваших подвигах, особенно об Андайн. Она мечтала о том, чтобы Андайн стала королевой Подземелья…       «НЕ ДАЙ БОГ. ЭТО В 30 РАЗ ХУЖЕ, ЧЕМ АСГОР.» — И даже была готова уйти из Монотачей, если это случится. — Я уже знаю о том, что она фанатеет по Андайн. А мне-то она чего обрадовалась тогда? — Вы ведь когда-то с Андайн работали неоднократно. Ей Вы тоже были симпатичны. А когда она услышала речь на коронации… Я впервые увидел такую её безумную и счастливую. Шельма очень любит Мир Людей и род людской и она всегда боролась за мир до конца. Ей очень понравилась Ваша идея о воссоединении с Миром Людей. — Ну, хоть многие, на первый взгляд, и не были согласны с данной целью, сейчас многие задумываются об обратном. — И это очень хорошо, потому что люди — тоже хорошие! Ничуть не хуже нас! — Именно, что «ничуть не хуже». — задумчиво повторил Папирус. — Среди них тоже много убийц, насильников и психов. Конечно, есть некая чувствительная разница между менталитетом людей и менталитетом монстров, потому что, как показывает анализ собранной мной информации, монстры действительно более импульсивные. Но это только статистика… Из того же разряда что и «мужчины умирают больше женщин». — Это Вы к чему? — Мысли вслух… Я часто думаю о том, как восстановить мир с людьми. В конце-концов, я пытаюсь понять, возможно ли это вообще. — Многие люди протестовали против войны с монстрами. И это я говорю как монстр, который знал много людей до ухода за барьер. И… Разве Вы не говорили, что каждый человек уникален? Так же, как и монстр? — Говорил. И я всё ещё с этим согласен. У людей тоже есть влияние от общественного мнения и, я так подозреваю, большинство считают нас низшей расой. Более того, я стараюсь время от времени просматривать их Интернет-сообщества (у нас же есть к ним доступ, многие этим, почему-то, не пользуются) в поисках информации. — Вы всегда так много думаете? — Да.       Амурий сел вдруг рядом с Папирусом, на скамью, стоящую рядом со стулом. — Мне кажется… нужно иногда отдыхать. Это полезно. — Отдыхаю по возможности. Особенно сейчас. — Перетруживаться вредно. — Я знаю, Амурий.

***

      Амурий и Папирус решили прогуляться до основной точки Монотачей. Скелет заметил то, как его собеседник погрузился в разговор и стал немного серьёзнее. — Получается, ты попал в Монотачи уже после того, как Марабеллы поделились? — Да, когда Монотачи искали новых монстров в свои ряды. Это был вроде второй набор. — Ты же знал о Марабеллах ранее? — Многие знали и знают о Марабеллах. — И тебя ничего не смущало, когда ты вступал к Монотачам? — Репутация у них была плохая, но меня убедили в обратном. В Тамагафках находятся максимально неприятные личности, а вот в Монотачах, в основном, добрые. — А кто по-твоему из Тамагафков «плохой»? Ты же наверняка имел дела с ними. — Дел — нет, а знакомства бывали. Было даже один раз так, что я подружился с какой-то женщиной, а она оказалась Тамагафком… И знала, что я — Цветочный Воин. — Ого. — Она использовала меня для знаний о нас. — И кто эта барышня, что использовала тебя? — Не знаю, знаете ли Вы такую… Тем более, что я наслышан о том, что она больше не живая после Ордена Крови. — Тогда тем более возможно знаю. — Её прозвище «Канарейка», а имя — Сильвия. — Я её знаю. У неё была своя команда «Murr». — Да. — А ещё, насколько я знаю, в команду она брала только тех монстров, чей вид, непосредственно, связан с людьми. То есть, эльфы, нимфы, вампиры, оборотни и прочие. Меня их команда доёбывала больше всего, до всей этой херни. — В смысле?       Тут Папирус пересказал Амурию то, как он незадолго до смерти Асгора работал на него, как ему приходилось нелегко с Тамагафками, как его грузили работой и рвал на части каждый, кто только мог. — Поэтому, я тратил уйму времени на то, чтобы узнать, кто есть кто. Троих из команды Сильвии я смог даже отправить на собственный эшафот, ещё один не без моей помощи попал к самому Асгору. — скелет грустно вздохнул. — Как печально, что эта сучья блядь сдохла, с радостью бы посадил её пиздой на огромный кол. — Насилием отвечать на насилие — плохо. — сказал Амурий. — В данном случае — очень, очень, очень хорошо. И к тому же, ты её защищаешь после предательства? — Она уже погибла. — Вот именно, не вороши засохшее говно сухими палками, смысла нет.       И на этом между козлоподобным и скелеподобным произошло молчание в пару минут. По пути они зашли в кафе и сейчас оба выпивали по стаканчику молочных коктейлей. Когда они выбросили стаканчики, Амурий начал новый разговор: — Может, обсудим что-нибудь? — Можно. — Но у меня нет тем для обсуждений… — Если не о чем поговорить с монстром мужского пола, то всегда можно поговорить о бабах. — гордо ответил Папирус. — О бабушках? — спросил козлоподобный. — Ну… Я часто помогаю пенсионеркам, даже при том, что сначала они меня даже сумками бьют и называют страшным. — Я не про этих баб… Я про тёлок. — Про коров? — козлоподобный даже в голосе сделался крайне удивлённым. — Эээээ… — тут он уже не знал, про что мог рассказать. — БЛЯТЬ. Ты придуриваешься или реально не понимаешь, о чём речь? — Я не придуриваюсь! — возмущённо ответил Амурий. — Это Вы сначала предлагаете поговорить о бабушках, а потом про коров! Вам нравятся бабушки-коровы?!       «Чего?» — Где я это только что озвучил…? — Ну, Вы же предложили тему для разговора! Значит, она предпочтительна! Что плохого в бабушках-коровоподобных монстрах? — Бабы, тёлки — синонимы к слову «женщины». Я люблю болтать о женщинах… и не только о них, ладно. Но, к моему сожалению, несмотря на то, что у нас много монстров нетрадиционной ориентации, почему-то я общаюсь в основном только с гомофобами. — А как же господины Шмидты? Несмотря на один пол, у них очень крепкая и серьёзная любовь.       Папирус чуть в голос не заржал с этого заявления, зная недавний диалог с Меттатоном, о котором он после неоднократно задумывался и стал чаще поглядывать на то, как разговаривают друг с другом Меттатон и Напстаблук. — Ну… они очень серьёзное исключение. Есть ещё несколько знакомых, но это ничто. В основном приходится болтать о бабах. — Какие-то грубые названия для представительниц прекрасного пола. — У тебя вообще хоть раз женщина была, Амурий?       Воцарилось молчание и вдруг козлоподобный обогнал Папируса, с которым шёл одной скоростью, резко встал перед ним. На его лице был очень незнакомый скепсис. — Зачем? — спросил он. — Что «зачем»? — не понял король. — Я конечно уважаю женский пол, но… Я создан для одной. — А, — Папирус даже зевнул, прикрыв рот рукой, — «для одной единственной и неповторимой»? — Да! — Амурий тут же заискрился.       Скелет хмыкнул. — Для самой достойной? — Да! — И как её поиски продвигаются? — Какие поиски? — снова удивился Франческо. — Нельзя найти то, что живёт в Эфирах. — В Эфирах…?       И тогда он настолько тепло улыбнулся, а из его уст стали идти крайне сладкие речи, что скелета слегка смутило, но это только до того, что начал говорить Амурий: — Я хочу жениться на богине природы. — Вот как? На Ботанике Блоссом, что ли? — Нет. — серьёзно ответил Амурий. — На величайшей, прекраснейшей, богоподобнейшей, волшебнейшей, неотразимейшей Флоре.       «Жениться на том, чего нет. Ну ладно.» — Флора даёт мне силы и уверенность в завтрашнем дне. Она с рождения благославила меня, чтобы я восхвалял Джинтаму, а Джинтама однажды явился ко мне во сне и сказал, что я достаточно чист, предан Джинтаме и его обществу, что я достоин милости богов, могу воссоединиться с богиней Флорой, так как он знает о моих искренних к ней чувствах, что когда-нибудь она лично ко мне, снизойдёт с Эфира, явится перед моими очами и мы сможем пожениться.       «Ебать… Я думал, что с ним всё не настолько плохо.» — Эта мысль вскружила мне голову и я по сей день готовлюсь к тому, когда Джинтама снизойдёт в Подземелье с остальными божествами. И тогда… я смогу увидеть Флору лично и предложить ей стать моей женой! Я жду этого дня уже много лет и каждый день ответственно подхожу к этому! — А ты эту Флору в глаза видел? — Конечно! На многих иконах есть её изображение, я даже смог купить на аукционе в Триаде много лет назад гобелен тысячелетней давности, который лично соткал Габриэль — пророк Джинтамы, который рассказал миру о существовании нескольких божеств из общества Джинтамы, которые помогают ему создавать наше бытие. — Я имел в виду вживую. — Во снах. — Ладно. — Папирус сдался. — Я понимаю, что… для Вас, наверное, это звучит очень нестандартно…       «Шизофренически, я бы сказал.» — И я понимаю! Многие вообще считают меня каким-то больным. — он обидчиво нахмурился. — В нашем мире, в нынешнее время, религия больше высмеивается, чем поощряется. А ещё очень многие атеисты. Особенно их процент увеличился за счёт истории с Коалицией. — и тут Папирус щёлкнул пальцами. — Пойдём. — он вспомнил, что они стояли всё это время на месте и, дёрнув Амурия за плечо, двинулся дальше, в сторону казарм. — Мне вот что всегда было интересно, но я не знал у кого спросить и когда. — Что? — Вот ты верующий, так? — Да. — Я атеист. И мне очень интересно узнать твоё отношение к существованию параллельных вселенных. Это не противоречит существованию божеств? — А где оно противоречит? Боги создали всё, включая миры. — Им одного что ли мало? Ну, ладно, двух, если включить Мир Людей. У них вообще есть столько глаз, чтобы следить за всем одновременно? — Боги имеют право отдыхать и, к тому же, есть пророки, посланники, сказители и ясновидцы, которых лично Джинтама отправляет в каждый уголок вселенной. У богов много глаз, Ваше Величество. Очень-очень много. Возможно, даже я являюсь глазами Джинтамы, если он лично навещал меня во сне. — И ты не против этого? — Совершенно нет, я только рад.       Папирус немного помолчал, прежде чем задал следующий вопрос: — Чем именно тебя зацепила богиня Флора? — Поддержкой меня и… любовью. И красотой. И силой. И умом. — А как ты представляешь себе свадьбу с богиней? — Меня отправят на небеса, как и всех моих друзей… А там будут: ЦВЕТЫ, ВАЗЫ, ПТИЧКИ, ВСЁ ЯРКОЕ И ПРЕКРАСНОЕ! Много гостей, все в белых одеяниях, воздух чистейший и окроплённый пыльцой, цветочный, везде веет цветочно-древесной магией, ах… И я в красивом костюме и невероятная Флора в огромном пышном платье, а на ней красивейший венок, который я сплету из самых потрясающих цветов с самыми большими и яркими бабочками! — Прям на тот свет что ли отправишься? — Не в смысле «умирать», а на время только! — Ладно… А потом что будет? Ты будешь с ней куковать в небесах? Или заставишь богиню жить в говне? — Об этом я ещё не думал… и почему сразу «в говне»?! Как по мне, реставрация под Вашим контролем сделала Центр прекрасной страной, достойного зваться «столицей Подземелья». Обожаю гулять и радоваться здешней архитектуре! Вы очень постарались, спасибо! — Перестань говорить на «Вы», — вдруг сказал Папирус. — Нахер эти формальности. — Ну… Ладно. И по имени тебя называть? — Да. — Хорошо… Папирус. — Ты будто расстроен. — Непривычно. Раньше не позволял. — Мало кому позволяю из знакомых, наслаждайся. А если говорить о Флоре твоей… Ладно, в принципе, не важно, где делать детей, лишь бы крыша над головой была и семья любящая… с деньгами. — Я не могу иметь детей. — Почему? — удивился Папирус.       «А я, кстати, могу… Сюрприз, мазафака. И чёрт возьми, хорошо, что у Меттатона все женщины используют контрацепцию против зачатия. А то не хватало мне ещё пиздюка.» — Так надо. — уверенно ответил Амурий. — Это как это? — не понял Папирус. — Не, если ты не хочешь детей — то дело твоё, просто от тебя это слышать весьма неожиданно. — Детей хочу, но не могу. Так требуется для собственной чистоты. — Не понял? Если ты про то, что девственник — то я это ещё понял с разговора про то, «была ли у тебя женщина». — Нет. — Папирус только сейчас заметил, что Амурий выглядел немного смущённым. — Мне не очень приятно это говорить тебе. — Почему? — Ну… Такие как ты, даже при том, что у тебя сердце доброе, меня не понимают. — У тебя врождённое что-то? Или ты как-то свой хер повредил? — Папирус невольно посмотрел на его пах, прикрытый листом. — Вообще, не очень круто ходить с одним листом и голой задницей. — Именно поэтому и хожу. Нет у меня там ничего.       И только тогда Папирус понял, о чём идёт речь. У Амурия не было члена. — Блять, сочувствую, мужик. — сказал он. — Как так вышло?       «Небось из-за того, что один листик носил, дурачина.» — Я его отрезал. — тут же выдал Амурий.       Папирус тут же взвизгнул: — ЧЕГО???       Амурий в ответ на такой визг ничего не ответил. — А НАХУЯ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ?! — ПОТОМУ ЧТО ТАК НАДО! — грозно сказал Амурий, почувствовав ещё больше осуждения в свой адрес. — Я ДОЛЖЕН БЫТЬ ЧИСТ! — А ПРОСТО НЕ ТРАХАТЬСЯ НИ С КЕМ И ЖДАТЬ ТУ САМУЮ — ЭТО ДЛЯ ТЕБЯ ОКАЗАЛОСЬ БОЛЕЕ ТЯЖЁЛЫМ ИСПЫТАНИЕМ ЧТО ЛИ?! ЧЕМ СВОЙ ХЕР ОТРЕЗАТЬ?! — В ТОМ-ТО И ДЕЛО, ЧТО Я НЕ ДОЛЖЕН ВООБЩЕ ЧУВСТВОВАТЬ ВОЗБУЖДЕНИЕ! Именно поэтому я кастрировал самого себя. И ни о чём не жалею! Моя жизнь чище самоочищающегося магического лотоса! — КТО ТЕБЕ ТАКОЕ СКАЗАЛ?! — ТАК ГЛАСИТ РЕЛИГИЯ. — Блять, Амурий…       «Конченный!» — Ты… Ты… — Я знал, что тебе это не понравится. — Я п-просто такое искренне не понимаю, ньех. — Мне оно всё равно ни к чему. — сухо произнёс козлоподобный. — Ну… Э… Ньех-хе-хе… Главное… что тебе хорошо. Погоди. — он снова припустил взгляд и посмотрел на лист. — А нахуя ты тогда носишь этот лист?       «Я бы вообще спросил, почему он постоянно голый, но… Если у него такие тараканы в башке, то я ничему не удивлён. Кажется, всем нормально.» — Для приличия. — ответил Амурий.       Вскоре, Амурий и Папирус дошли до дома Монотачей. Амурий вернулся к своей команде, а Папирус решил навестить Феликса и его дружков. Но от мысли о том, что Амурий настолько помешался на религии и что из-за этого отрезал свой член, не давало ему покоя на протяжении половины дня. Бывают же, нынче, разнообразные личности в столь удивительном и неоднозначном мире!