Осколки

Уже которые сутки подряд Шани не отходила от юной Госпожи. Она помогала ей утром не проспать, выбирала вместе с ней наряды и украшения, делала ей причёски (которыми, скрипя зубами и злобно сверкая глазами, с ней поделилась Уоти) сопровождала её на встречах, если таковые были. Как оказалось, светская жизнь Санни была действительно интересной, но… Утомительной. Поэтому Шани с удовольствием делала ей расслабляющий массаж и зажигала свечи, носила охлаждающие напитки и сладости, напоминала о приёмах пищи. Она вспоминала о словах Матху, что их не допустят до кухни в ближайшие годы, стоя на этой самой кухне и нарезая финики, вытаскивая из них косточки. Как оказалось, эти ягоды были любимым лакомством Санни. Как и Шани, она обожала сладкое и не могла устояь перед любимыми плодами. Спиной Шани ловила злобные взгляды других служанок и пыталась не сьежиться под ними. Тихо, но глубоко вздохнув она силой воли заставила себя не менять позы и всем своим видом показывать то, как она не замечала взглядов. Всё очень круто поменялось в последние дни и это с одной стороны пугало, а с другой удивляло. Странно было то, как одно слово одиннадцатилетней девочки могло круто поменять расположение и приоритеты всех людей в доме, а их, между прочим, было немало. За внимание Госпожи боролись, казалось, все, кроме её отца и его охотников: от садовника и до экономки, распоряжавшейся суммой денег, выданной Господином Аменом на содержание дома, капризы дочки, зарплаты слуг и другие надобности. Один раз, между делом, Санни рассказывала о деловых и пышных мероприятиях, что устраивал у них дома отец. Сама Санни не нуждалась в балах в её честь и не требовала у отца подобного, как другие избалованные дочки вельмож разных рангов, но отсутствие подобных мероприятий и приёмов вообще, плохо влияло на статус их семьи. И, если Эпистату по большей части было всё равно, на дочери его это сказывалось, кроме того, иногда такова была воля Фараона. А деловые приёмы иногда были нужны. Шани не знала почему, про это юная Госпожа таинственно умолчала, но… Нужны. На подносе тем временем уже лежала плошка фиников и стоял стакан с виноградным соком. Шани перевела взгляд на поваров, что стряпали более обстоятельную пищу и понесла поднос к юной Госпоже. Выходя, она почувствовала запах мяса и сглотнула. Она никогда не пообовала мясо. Даже у дяди Исмана не было возможности даже по праздникам употреблять мясо в пищу, а уж о них с матерью и говорить было нечего (хотя, если бы он не помогал регулярно им с мамой, у него была бы возможность радовать свою жену хоть иногда, но Шани предпочитала не думать об этом). Новость о том, что в этом доме пару раз в неделю точно бывает мясо, огорошила и сбила с толку Шани. Впрочем, можно было догадаться, тут очень многое было не так, как дома. Кажется, выходя, её спину сверлили, но Шани только расправила плечи. Покинув кухню, она кинула в ту сторону короткий, хмурый взгляд и пошла к Санни. По пути ей так же встречались служанки. Когда Шани приходила мимо, разговоры и смех прекращались. Девушки, неферут замолкали, закатывали глаза, старшие женщины осуждающе качали головами и выркали ей в след. Шани сильно задевало такое отношение, но сглотнув ком в горле, она шла дальше. Разумеется, она пыталась выяснить в чём дело: кто-то молчал, кто-то прятал взор, кто-то бурчал о том, как ей хватало наглости спрашивать… И Шани ловила себя на мысли, что всё очень похоже было на то, что просходило дома, в Гермополе. «Что же я сделала такого Богам. Почему даже тут, вдали от родины всё началось сначала? Неужели я и правда какая-то прокажённая?» — отчаянно думала девочка. Настроения ей, разумеется, это не прибавляло. Она выдохнула, стоя перед дверью. Постучала. Получила приказ войти. Шани отворила дверь одной рукой, чувствуя как вторая подрагивает от напряжения, держа поднос. Перехватив его обоими руками вновь, она спиной приоткрыла дверь шире и вошла. Санни стояла в своей любимо позе, лицом к окну и заведя за спину руки. Уроженка Гермополя пробежалась взглядом по подтянутой фигуре, платью жёлтого цвета — судя по всему больше всего на свете Санни любила именно этот цвет, а учитывая смугловатый тон кожи и пышные, волнистые, тёмно-коричневые волосы, этот цвет очень шёл юной Госпоже и действительно гармонировал с ней. Платье состояло из длинной юбки и топа, закреплённые между собой лентой на животе, который был наполовину открыт. Для Шани с такого ракурса этого не было видно, но только сегодня утром она помогла Госпоже выбрать именно это платье. На предплечьях так же были надеты нарукавники, на правом плече закреплена золотая цепь. Под правым нарукавриком выглядывали куски льняной ткани. У юной Госпожи не была сломана кость, но руку нельзя было напрягать и желательно было держать в тепле и фиксированном положении, что бы она быстрее зажила, так что повязки она ещё не снимала. Каждые три дня её осматривал опытный лекарь и пока снимать повязки не разрешал. Шани поставила поднос на столик и склонилась в поклоне, ожидая. Она молчала, ведь о своём появлении заранее уже уведомила Госпожу. Через пару минут тишины Санни повернулась и сделала она это с такой грацией, что Шани еле сдержала себя от восхищённого вздоха: она была практически ровесницей Санни, но ни за что бы не смогла двигаться так плавно всегда, в повседневной жизни. Да и специально тоже не факт. Вот, что значило обучение Госпожи высокого положения. Шани не опускала взгляда, сначала делала это, но Санни попросила (да, именно, что попросила) не делать этого, сказала, что это было не обязательно для неё. Санни подошла ближе и взяла стакан сока, принюхалась, сделала глоток. На аккуратном лице совсем ещё юной девушки отразилось наслаждение и она мимолётно коснулась плеча Шани в качестве благодарности, яснее тысячи слов. Санни вновь отвлеклась на десерт, а Шани вздрогнула. Этот жест… Мама делала так же, когда была благодарна так, что не могла подобрать слов. Конечно, мамино прикосновение было не таким мимолетным, но такое же лёгкое, одними лишь подушечками трёх пальцев руки. Санни вновь с улыбкой повернулась к ней и на лице нарисовалось непонимание: — Что-то случилось? — правая бровь приподнялачл и выглядило это правда очень мило. Шани вновь сравнила Санни со своей мамой. Впрочем, в последние дни юная Госпожа стала действительно важной частью жизни Шани и не было ничего странного, что имело место быть сравнение одной важной фигуры, с другой — той женщиной, что пусть и не родила, но растила Шани и дарила ей свою любовь всю жизнь с младенчества, ведь именно мать прививала ребёнку мировоззрение, показывала окружающую действительность в определённых красках. Она создавала мир будущего человека буквально по кирпичкам, коропливее, чем люди, что строили Фараонский дворец. Так вот, Санни действительно обладала чем-то неуловимо похожим на маму. — Всё в порядке, Госпожа, сцепив вытянутые руки в замок пепед собой, ответила Шани, — я просто думаю. — О чём? — полюбопытствовала Санни. Это действительно был простой интерес, Шани не обязана была откровенно и вообще отвечать на этот вопрос. Если бы она отказала, Санни бы поняла, ведь, несмотря на некую с виду капризность, она была действительно справедливой Госпожой. Эпистат действительно отлично воспитал её и привил уважение даже к рабам, к самой личности человека. Эти люди строили своё отношение к другим на основе поступков, что среди вельмож распространено было редко, а оттого и ценилось. — О… — Шани запнулась, думая как лучше ответить и стоило ли отвечать, — …о дорогом мне человеке. — Твоя мама? — Да, — кивнула Шани и вопреки воле на лице расцвела улыбка. Когда она поняла, что не казнить, не выкидывать её за проявление эмоций никто не собирался, она стала чувствовать себя свободнее рядом с Господами. А Господин Амен, кажется, их для этого-то и нанял как раз. — Какая она? Твоя мама? Внимание Санни было очень тяжело привлечь и что бы с ней контактировать, что бы она спрашивала у тебя о чём-то не касавшемся работы, её нужно было ещë заинтересовать. И если ты это сделаешь… Что ж, от природы Санни была очень любопытна, но этим она проявляла своё доверие. Впрочем, это были её наблюдения и о том, что у Санни имелся свой интерес Шани не догадывалась, да и не нужно было ей этого знать. Санни села на ложе из светлого дерева с ркзным орнаментом, обитого мягчайшим материалом и похлопала на местечко рядом с собой. Шани кротко поклонилась и аккуратно присела на краешек дорогущей мебели. — Ну… — Шани задумалась о чём можно было рассказать, что могло быть Санни действительно интересно, — мама — очень грамотный человек. Учёный. С образованием. — Она писарь, — больше утверждение, чем вопрос выдала Санни. Похоже, этот вопрос её интересовал очень сильно. — Наверное, вам трудно поверить… — смущённо потупилась Шани. — Отчего же? — тон Санни был громким, твёрдым и ярким. Помимо очень красивой, чарующей внешности она имела некую властность, даже, скорее, силу характера, отчего её слово звучало очень веско. Но это был тон гордой, уверенной в себе девушки, а не зазнавшейся дочки вельможи, — ты смогла написать то письмо под поддиктовку и даже без ошибок. Красивым, четким почерком и достаточно быстро. Это очень редкое умение даже для образованных людей. Что бы быть писарем надо много учиться и практиковаться. Если ты в результате надомного обучения имеешь такое уровень письма, мне даже интересно как пишет твоя мать. — Мама действительно пишет быстро, разборчиво и красиво, хотя она рассказывала, что, когда была моложе, имела с этим проблемы, ведь была очень неусидчивой. — Ты не в неё пошла, — заметила Санни, — ты спокойна, внимательна… И это факт. Ну да, последнее, чем планировала заниматься Санни — льстить служанке. Она говорила лишь то, что было заметно невооружённым глазом, но Шани всё равно зарделась. Природная скромность не давала ей спокойно принять похвалу, особенно от дочери Верховного Эпистата. И тем не менее, внезапно за несколько дней изменилось слишком многое. Придя в этот день, переполненная страхом и беспокойством за маму, Шани даже не предполагала, что будет вот так сидеть рядом с хозяйкой этого самого дома и вести задушевные беседы, рассказывать о маме. — Мама… Очень многое для меня делает. Она воспитывает меня одна. Много работает. Я ей помогаю, бегаю по соседям, беру у них работу. Я чувствую, что должна быть рядом с ней, но… Тем не менее, сейчас она далеко. — Так почему же ты сейчас не с ней? Швни тяжело выдохнула, взвесила все за и против и мрачно призналась, что мама очень больна и Шани требуются деньги на её лечение, восстановление и жизнь. За мамой смотрит дядя Исман, а Шани, находясь сейчаст тут, снимала с них лишнюю статью расходов и сама же зарабатывала деньги. Но последнее она озвучивать не стала, лишь обмолвилась, что за мамой смотрит дядя — лекарь. — Так твой дядя врач… — поражённо пробормотала Санни больше для себя, чем для служанки. Она, казалось, какими-то новыми глазами взглянула на Шани, — мама писарь, дядя — лекарь. — Хмм… Я уважаю таких людей, как твоя мама. Я росла без матери, но меня воспитывал отец, он мужчина. А женщине одной с ребёнком… Тяжёлая ноша… «Пускай хоть один человек помимо меня и дяди Исмана оценит её и то, что она делает ради меня» — грустно подумала она и Санни, кажется, почувствовала изменение настроя служанки. — Она поэтому и заболела. «А ещё, потому что она шезму, но тебе, дочка Верховного Эпистата Амена, об этом знать совсем не обязательно». — Раньше её работа кормила нас, я даже училась в храме, получала полноценное образование, но всё круто изменилось, когда кто-то распустил о ней грязный слух. Городок маленький. Гермополь стал очень быстро слухами полниться. Эта воронка всё разрасталась и разрасталась до того момента, пока не засосала нас и не поставила в такое положение, когда маме пришлось браться за любую тяжёлую и грязную работу, целыми днями заниматься каторжным и даже не женским трудом… «И брать нелегальные подработки». Шани резко замолчала. В горле встал ком, она не смогла продолжить повествование. А ещё она видела, что Санни смотрит на неё почти что с ужасом: — А… Что был за слух о твоей маме? — с каким-то непонятным подозрением спросила она, но Шани не ответила. Она и так рассказала уже слишком много, это было чересчур личным. Та постыдная история, что до сих пор не давала ей спокойно жить. После того, как молчание стало неловким, Санни перевела тему: — Значит, ты и твоя мама родом из Гермополя? Какое совпадение, моя маса тоже была оттуда. — А… Ваша мать… Что с ней? Прошу прощения, если вопрос слишком личный… Я проявила наглость, задав его, и… Санни резко подняла руку и Шани замолчала. Санни чинно ответила, смотря в окно, в даль. Куда угодно, но только не на служанку: — Я задала куда больше бестактных вопросов. Мой ответ прост: я не знаю б я никогда не видела маму и не знаю, что с ней. Да и папа… Он всегда жутко расстраивается, когда речь заходит об этой женщине, так что в последнее время я и не спрашиваю. Ладно, время уже много, я хочу прогуляться, тебя не беру, у меня есть поручение: вечером приедут мои лучшие друзья и братья, Сефу и Уми. Я сейчас объясню, что нам понадобится, ты всё подготовишь. Отдашь служанкам с кухни список, что приготовить. Пусть Уника поможет тебе, а Уоти присмотрит за Вами. Шани, вставая с ложа, кивнула. Пускай, ей не улыбалось целый день провести под надзором Уоти, её радовало, что Госпожа подпустила её к таким делам, которым доверяют только приближенным. Да и лишнее время в компании Уники радовало её. Она слишком редко в последнее время была в компании лучшей подруги, уделяя всё время Госпоже и обязанностям. *** Она увидела, как Госпожа выбежала навстречу двум паренькам примерно её возраста, может даже, чуть постарше. Она повисла у них на шеях, но не долго, так, что бы это не считалось дурным тоном, хотя вряд ли кто-то решился бы в чём-то обвинить Санни в её собственном доме. Когда Госпожа и её гости проходили мимо в сторону комнаты Санни, один из парней очень сильно похожий на Тизиана пронзительно посмотрел на неё глубокими карими, почти чёрными глазами и улыбнулся. Шани чуть растянула губы в полуответной улыбке так, что бы этого не заметили окружающие, особенно служанки, в чьём окружении она и стояла в стороне. Когда гости скрылись за поворотом, Матху погнала их заниматься работой. Шани было интересно побольше узнать о гостях, но было не у кого. «Думаю, я ещё успею» — подумала она и пошла за водой.