Осколки

—…ты представляешь?! — радостно воскликнула Уника, подняв Шани за плечи. Из-за столь резкого движения, чай, что она держала в руках, мигом оказался на её скромном, белом платье. Благо, пила она очень медленно и он уже успел частично остыть. «Похоже, это карма» — подумала Шани, вспоминая тот гранатовый сок благодаря которому она в конечном итоге оказалась здесь, в Мемфисе. Она подняла глаза на подругу, что была её выше на целую голову и недоуменно взглянула на неё. А Уника тем временем продолжала: — Я же тебе говорила, что благодаря мне нас возьмут! Можешь не благодарить. Шани чуть улыбнулась ей, склонив голову. — Спасибо, — тихо сказала она. На самом деле, Шани действительно радовалась, что их затея увенчалась успехом, ведь она видела, что мягко говоря не впечатлила Верховного Эпистата, да и впечатлять ей было нечем: у неё был слабый характер, очень скромный нрав. Она старалась никогда не раздувать конфликты и всегда уступала, из-за чего сверстникам в Гермополе было просто издеваться над ней. Но для неё было действительно важно получить эту работу, ведь от этого зависели жизнь и здоровье мамы. Другой такой возможности не будет, тем более, что не каждый готов был взять на работу ребёнка. Конечно, ей было страшно и ей не стыдно было в этом признаться. Столь резкие перемены в жизни заставляли сердце биться в удвоенном темпе, но у Шани был её собственный источник храбрости — её мама. — Ну… Могу поздравить тебя, милая? — натянуто улыбнулся дядя Исман. Шани подошла к нему и аккуратно тронула за руку: — Ты… Всё ещё сомневаешься, не так ли? — тихо спросила Шани. Дядя Исман посмотрел на неё с большой печалью, так что у неё защемило сердце. Он тяжело вздохнул и помассировал переносицу. Шани многозначительно посмотрела на Унику и та, пробормотав что хочет осмотреть холл гостиничного дома в котором они остановились, быстро оставила их одних. Вернув всё внимание на дядю, Шани чуть склонила голову. Так всегда делала Эвтида, когда её что-то очень интересовала. Она не была родной матерью для Шани, но все уверяли, что они были очень похожи. Не чертами лица, не цветом волос или глаз, но повадками. Тем как вели, держали себя, как говорили или реагировали на то, что происходило вокруг них. Мама с детства была для Шани примером, поэтому всё, что знала, умела и имела Шани, было от мамы. Единственное, характер Шани отличался от маминого, она была куда спокойнее, но в целом, было заметно, кто её воспитал. Она тихо спросила: — Дядя.? Исман вновь вздохнул и тихо сказал: — Я никогда не перестану сомневаться и говорить тебе, малышка: это плохая идея, Шани. Ты ещё совсем девочка. Причем очень умная, кроме того, целеустремлённая. С таким набором качеств, как у тебя, ты можешь найти лучшую долю, чем работа служанки. Да, в доме Эпистата, но… Эх, Шани… Если бы ты видела ситуацию так, как вижу и понимаю её я! — Что я не вижу такого, что понимаешь ты? — удивлённо спросила Шани, хлопая ресницами. — Это… — Исман запнулся. Он положил одну руку на затылок, а другую на пояс и грустно ответил, — ты всё узнаешь в своё время. Не думаю, что имею право говорить тебе об этом. Я не тот человек, что должен. Уверен, ты поймёшь сама. В одном я точно уверен, ты, в свои девять лет, должна играть с соседскими детьми, учиться и узнавать мир, а не работать на столь тяжёлой работе вдалеке от дома. Это не нормально, понимаешь?! Шани грустно хмыкнула. Внезапно, от слов дяди ей захотелось плакать. Да, работа служанки у избалованной малолетней Госпожи — не предел её мечтаний, но что было делать? Был ли у неё выбор…? Она обняла себя руками, глубоко вдохнула, не давая волю слезам и, отвернувшись, ответила: — Я знаю, дядя. Знаю, что это не правильно, но… Есть ли у меня выход? — она блестящими от сдерживаемых слёз глазами посмотрела на второго родного после мамы человека и практически не слышно сказала, — сейчас мы живём практически только на твои деньги, пока я не получу первую зарплату ты будешь ухаживать за мамочкой. Но ты же сам знаешь, даже твоей не маленькой зарплаты не хватит на содержание сразу двух семей. Кроме того… — Почему, — горько прошептал Исман, положив руку на макушку Шани, — почему ты говоришь так… По-взрослому? Такие слова, столь правдивые и жестокие, не должны принадлежать девятилетней малышке. — Я говорю правду, — глухо проговорила Шани, — и ты сам знаешь, я права. Мне необходимо помочь маме. Иначе, я останусь без неё, а я лучше сама умру, чем позволю умереть маме. Только благодаря ей я живу. Я никогда не смогу отплатить ей за всё, что она для меня сделала, но я могу облегчить её долю. Голос Шани внезапно наполнился силой. Она резко вскинула голову и, чуть прищурившись, словами, что были твёрже камня, закончила: — И я сделаю это. Я никогда не прощу себе бездействие, так что никто не в силах остановить меня. Я так решила. Исман усмехнулся: — Ну копия Эва… — покачал головой он и улыбнулся, — ты очень сильная девочка, Шани. Всё у тебя будет хорошо. Стойких людей в конечном итоге награждают Боги. — Глупо надеяться на Богов, — фыркнула Шани, — схожу сделаю нам ещё чаю. Уже выходя, Шани услышала: — И всё-таки, ещё ребёнок. «Боги не помогли, когда меня в детстве избивали соседские мальчишки, они не помогли, когда пришла та женщина, растоптала мамину репутацию и испортила нам жизнь, не помогают и сейчас, когда мама при смерти из-за занятий запретным ремеслом, что нас кормит и есть ли смысл тогда так уповать на них?». *** Как и велела Матхун, женщина лет сорока со строгим лицом, черными прямыми волосами, покрытыми белым платком и строгими ярко-синими глазами, что была старшей служанкой в доме Эпистата, к полудню следующего дня с вещами Шани и Уника стояли перед шикарным особняком, в окружении сада. Они тут уже были, когда подавали заявки на работу, но теперь осматривали дом новым взглядом, был он действительно шикарным. «Ну и повезло же юной Госпоже!» — понеслось в голове у Шани. А вообще, когда в первый раз она разглядывала дом, его размеры вызывали восхищение, но теперь, когда её взяли на работу, очень резко и внезапно до Шани дошло, что ей в этом доме скорее всего нужно будет убираться. Восторг от размеров особняка тут же схлынул. Их пустили в дом и провели по нему экскурсию, показав лишь основные помещения (всё остальное они увидят уже во время работы) закончив её в небольшом крыле для прислуги. Оно, как и сам особняк, было двухэтажное и лестница у этого крыла была собственная, но выход на улицу осуществлялся через основную часть дома. В помещении находились комнаты для прислуги, всё, что нужно было для жизнедеятельности прислуги и её работы. Сюда очень редко приходили хозяева (только по нуждам) и не пускали гостей. В этой зоне девочкам теперь предстояло жить. В одной из служебных комнат, где хранились всевозможные ткани, а так же, вместе с этим, и стирка, им выдали стандартную форму для прислуги этого дома: черный калазирис простого кроя с белыми, прозрачными рукавами и белый платок на волосы. Чтобы удобнее было работать, волосы стоило не только повязывать платком, но и убирать в строгую причёску. Впрочем, то носило рекомендательный характер и строго следовать этому должны были только прислуга с кухни. —…кстати о кухне, — продолжала вводить их в курс дела Матхун, — на ней работают более взрослые служанки, что зарекомендовали себя, так что очень сомневаюсь, что вас допустят до туда ближайшие лет пять. Скорее всего, чаще всего у вас будут первое время уборка и стирка, впрочем, кто знает. Расписание я составляю в день арки и вношу изменения по надобности каждые десять дней месяца. Попросить посмотреть его можно всегда у меня, но я советую переписать себе. Грамотные ведь? Шани без сомнений кивнула. Уника так же кивнула, но с заминкой, бросив взгляд на младшую подругу. — Отлично. Хочу выделить по вашим обязанностям то, что роль в это доме у вас особая. Вас набрали для нахождения рядом с юной Госпожой и её слово в этом доме закон. Между словами старших слуг, даже моими, и её указаниями, всегда слушайте Госпожу. Её любимой служанкой является Уоти, — она показала на стоящую за её спиной девочку. Она была старше Шани, но не на много, одета она была в стандартный чёрный с белыми рукавами калазирис, подведенные черной краской тёмно-карие глаза смотрели с неким высокомерием, на руках были надеты довольно дорогие золотые браслеты, камнями, чёрные волосы были заплетены в довольно толстую косу, на голове был повязан белоснежный платок, расшитый золотой нитью. Шани заметила, как Уника задержала взгляд на браслетах и платке и тоже удивилась про себя. Уоти не выглядела так же, как и все служанки. Девочка взгляд поймала и ухмыльнулась, она стала накручивать на пальце один из выбившихся из прически локонов, сказав: — Да, возможно вы уже заметили, что я отличаюсь от других. Платок, расшитый золотой нитью и эти шикарные браслеты были подарками Госпожи. Она мне очень доверяет и только я всегда нахожусь с ней рядом. Не хочу вас, девочки, расстраивать, но вы в пролёте. Вряд ли вам выпадет честь уж так часто сопровождать Госпожу. «Сколько спеси» — подумала Шани, чуть нахмурившись. Она не любила людей таким способом показывавших своё превосходство. Да, гордиться было чем, но в тоне Уоти слышно было одно лишь откровенное самолюбование. «Наверное, Госпожа столь же избалована и даже больше. Единственная дочка высокопоставленного военного чина, раз даже её приближённая служанка столь высокомерна… Что уж говорить о ней самой?». Шани натянуто улыбнулась и покачала в знак того, что поняла головой, а вот Уника, чуть оттолкнув её назад, вылетела перед Шани и с широкой улыбкой, задорно сказала: — Ух ты, это так здорово! Ты очень-очень крутая, приятно познакомиться, Уоти! Меня зовут Уника. Надеюсь, что когда-нибудь достигну хотя бы половину того же, что и ты! Уоти прищурила свои карие глаза и ухмыльнулась. Кажется, ей понравилось. Она сделала шаг к Унике и протянула руку, которую та восторженно пожала. После этого взгляд упал на младшую девочку и она сказала: — Я Шани, приятно познакомиться, — девочка улыбнулась и тоже протянула руку, но Уоти лишь быстро кивнула и отвернулась. «По-моему, что-то в этой жизни я делаю неправильно» — пронеслось в голове у неё, когда она наблюдала как Уника завела разговор с Уоти. После этого Шани тепло улыбнулась, подумав: «Вот она, моя Уника, со всеми найдёт общий язык» — наблюдая за счастливым выражением лица лучшей и единственной подруги, Шани искренне радовалась, не могла иначе. — Так, ладно, Уоти, будь тут, потом представишь новеньких Госпоже. Дальше — по ситуации, исходя из приказов. Вы двое — переодевайтесь в форму. Вечером я узнаю у Госпожи, нужна ли будет ей кто-то из Вас. Если нет, скажу где и чем будете заниматься в ближайшее время. Коррективы в график внесу через три дня, там уже спросите его и посмотрите кто, где и что будет делать. Ясно? Шани кивнула, а Уника в свою очередь сказала: — Госпожа Матхун, могу ли я поговорить с вами, пока Шани будет первая переодеваться? Матхун кивнула и махнула рукой, а Шани, взволнованная, пошла переодеваться за ширму, что стояла в дальнем углу комнаты. Её ждал первый день в доме Верховного Эпистата. *** — Госпожа, не сочтите за наглость, но мне бы хотелось бы, чтобы наш разговор остался между нами, это очень серьезно, я хотела предупредить вас! Матхун нахмурилась и сказала: — Что такое, неферут? Разумеется, всё останется между нами. — Какое впечатление произвела на вас Шани? Я хотела предупредить вас. — Шани.? Обычная серая мышь, ничем не примечательная. Искренне не понимаю, как она получила эту работу, ведь были кандидатки куда удачнее, но то уже дело Господ, — фыркнула Матхун, — а что, есть о чём предупреждать? — Я давно дружу с Шани. Знаете, с ней невозможно не дружить. У бедняжки совсем нет друзей. Её мать занимается не совсем приличными вещами, можете спросить, их семью в Гермополе много, кто знает. И в отместку за то, что их недолюбливают, её мать не берут на работу из-за… Рода её деятельности, Шани распускает о сверстниках очень грязные сплетни. Ну, думаю, вы поняли, что за деятельность. Матхун от шока даже открыла рот, прикрыв его рукой: — Но… Но она показалась такой скромной, тихой, воспитанной и... —…милой? — знающе улыбнулась Уника, — да, Шани — отличная актриса. Благодаря невинному виду она отводит от себя подозрения. Что до меня, я дружу с ней, поскольку никто больше не хочет и стараюсь как можно сильнее минимизировать последствия работы её грязного языка. Не стоит верить её словам, Госпожа, она вся насквозь пропитана фальшью. Впрочем, вы можете мне не поверить. Я всё понимаю, Госпожа, в такие вещи не хочется верить, да и трудно, но я всего лишь хочу, чтобы вы присмотрелись к ней помня, что вся её невинность может быть фальшивой. Она развернулась и хотела было уйти, но Матхун поймала её за плечо и мягко развернула к себе, сказав: — Я верю тебе. Тебе нет надобности лгать, ведь с этого ты не получишь никакой выгоды. Что можно взять с бедной девчонки без роду и племени у которой мать… Мне даже говорить стыдно. Она сразу показалась мне подозрительной. Слишком мягкая, слишком на вид бесхребетная… Вот, значит, что… Прошу, милая, расскажи мне больше, хочу знать всё, — сказала старшая служанка, смотря Унике в глаза. Она улыбнулась, а в серых глазах загорелся огонь.