Гнев геройской души

      Одним вечером в здании, что никаким образом не отличалось от десятка других, что были вокруг, в тесной комнате за столом работала сутулая фигура. Работала она лишь под сиянием настольной лампы и взгляд её был прикован к объекту, что был в её руках. Это был кусок дерева, из которого этот ремесленник упорно высекал фигуру, что на данном этапе рабочего процесса была только в его сознании. Но не конечная цель ремесла была самым интересной деталью, а инструмент что был продолжением воли ремесленника.       Да и не только воли.       Клинок рос буквально из кончика бледно зелёного пальца. Он был тонок, и острота его была совершенной. Лёгким движением пальца нож проходил сквозь твёрдое дерево, как сквозь тёплое масло. Тем не менее, процесс был не быстрым. Каждое движение резака было выверенным, за каждым действием был расчёт.       Знакомые ремесленника не узнали бы его, увидь они его сейчас.       Он остановился и его оценивающий взгляд вцепился в собственное творение. Результатом всей этой кропотливой работы была фигурка безликого самурая. Броня его больше походила на хитин насекомого. Ремесленник взял и поднял фигурку на уровень глаз и внимательно изучил. Она выглядела ровно так, как он задумывал и всё же…       Пред глазами пробежал в который раз тот момент. Он отчётливо помнил, как за одно мгновение его тело двинулось вперёд в едином взрывном движении. Помнил, как бурлила кровь и как ревела от счастья жажда битвы. Помнил невозмутимое выражение Мидории и последующую резкую боль в груди и то как его тело отлетело вдаль всего от одного удара.       Камакири вздохнул и отложил фигурку в сторону. Даже за отдыхом он не мог выгнать из головы тот момент. Ему было не в первой сражаться с кем-то, кто превосходил его по скорости или силе. Раз уж на то пошло, сражаться с подобными было всегда радостным событием. Но та схватка с Мидорией… Никогда он ещё не был так жёстко и безоговорочно превзойдён.       Камакири провёл пальцами по закрытым глазам. Было поздно. Тело ныло от сегодняшних тренировок и кровать казалась ему прекраснее любой женщины и всё же… Он просто не мог выкинуть тот момент из головы. Ему нужно было сделать хоть что-то. Он взглянул на окно.       Жил он втором этаже. Родители сейчас были в гостиной и смотрели фильмы своей молодости. Другими словами, выйти через парадную дверь он не сможет. Он встал с насиженного места, подошёл к двери своей комнаты и закрыл её на ключ. Затем подошёл к шкафу и переоделся из домашней футболки с шортами в что-то более подходящее для улиц. После он вырубил настольную лампу и подошёл к окну, открыл его и бесцеремонно выпрыгнул.       Приземление было рутинным и безболезненным. Это была не первая его такая выходка. Да и прыжки ему доводилось выполнять с больших высот. Камакири накинул на голову капюшон куртки и пошёл куда глаза глядят, с целью проветрить черепную коробку от надоедливых мыслей.       Пока он шёл, он решил, что лучшим способом отвлечься от Мидории — это поразмыслить над остальными своими противниками. Первыми на голову пришли остальные трое из их компании. А первой среди них была Шиозаки. Камакири просто не мог представить себе более безобидного оппонента. Дело было даже не в том, что её основной силой были лозы, а его — ножи. Дело было в том, что она была пацифистом. Нет, он не презирал пацифистов и даже не считал их глупцами, просто… Шиозаки тренировалась чтобы стать героем. Идти в ту стезю с идеями пацифизма, с точки зрения Камакири было как идти в пожарники со страхом огня.       Бессмыслица.       Далее Ханто Серо. Они мало общались, но не нужно было быть другом Серо, чтобы понять каким же болтуном он был. Что не событие, вечно какой-нибудь комментарий или фразочка. Причуда его была хоть и полезной, но в схватке против его ножей она ему вряд ли поможет. И всё же… то как он тогда вдал Бакуго было неплохо, но Серо вносил слишком много эмоций в удар. На одних эмоциях в драке не победишь.       Наконец, Сецуна Токаге… Хм. Она не показала себя как бойца, но думать она умела и умела очень даже хорошо. Сражаться с умниками всегда было неприятно в силу того, что умники редко когда обладали не раздражающими персоналиями или достойными уважения стилями боя. Её причуда была… специфичной. Сражение против неё не могло обернуться для него поражением, но бой скорее всего будет утомляющим.       Следующими на ум пришли Бакуго и Тодороки. Оба были сильными оппонентами, обладающими не только чистой грубой мощью, но и достойной техникой. Если бы Камакири пришлось выбрать, он предпочёл бы сразиться с Бакуго, ибо тот обладал идеальным сочетанием мощи и ярости. Тодороки был… скучным. Эффективным, но скучным. То же самое можно было сказать о его характере.       Что касается всех остальных, то Камакири не предавал им особого значения. Разве что тот с фиолетовыми волосами подал на мгновение надежду на что-то интересное, но она распалась на части в тот же момент, когда Тогару удалось рассмотреть его вблизи. Он сомневался, что парень из общеобразовательного хотя бы раз в спортзал ходил, не говоря уже о том, чтобы ступать на ринг. Неужели он думал, что в геройский курс попадали только за счёт одной лишь причуды?       Глупость.       Камакири зашёл в парк, что находился совсем рядом с его дом. На улице сейчас была темень и завтра был будничный день, так что парк был более-менее пуст. Он ходил по непротоптанным дорогам, меж деревьев и кустов. Над головой была бледная луна. Он встал на месте и взглянул к небесам. Вдалеке слышался гул машин и чьи-то отдалённые разговоры. Он закрыл свои глаза и сделал глубокий вдох.       До фестиваля оставалось около трёх недель. Ему было без разницы победит он или нет. Главное — это сразиться с теми, кто был сильней. Лишь превосходя подобные испытания он по-настоящему рос. Поражение было лишь ценным уроком на пути к этому росту и, следовательно, в нём не было ничего постыдного или неправильного.       Камакири открыл глаза, выдохнул и развернулся чтобы пойти назад домой.       На пути туда, он поневоле задумался какими же адовыми тренировками себя изнурял Мидория?

***

      Ужин в доме Мидория был событием тихим и в некоторой степени усталым. Инко, как и её сын, была человеком немногословным и любила тишину. Любовь та могла быть частично обоснована тем фактом, что Инко работала медсестрой и работа та была далеко не самой спокойной, но она никогда не позволяла рабочему стрессу пробиваться в её домашнюю жизнь.       Во время ужина она и её единственный сын часто говорили. Разговоры те были короткими, она спрашивала о том, как идут его дела в школе, а он интересовался о том, как прошёл её рабочий день. Иногда они говорили друг другу о интересных случаях, что приключались с ними в период их рутинных дневных ритуалов. Затем остаток ужина они проводили в относительной тишине.       Для стороннего наблюдателя подобное могло быть явным и откровенным признаком холодных отношений в семье, но это было далеко от правды. Инко любила своего сына и поддерживала его во всех его начинаниях, в то время как Изуку помогал во всём в чём мог, часто тихо и не заявляя о своих намерениях. Инко всегда возвращалась после долгих смен в чистый дом, где царил порядок и уют, и всё это было заслугой Изуку. Единственная причина, по которой он не готовил ужин для них вместо неё заключалась в том, что она попросила его этого не делать.       В конце концов, какая мать не станет готовить для своего дитя?       В общем, тишина дома Мидория была вызвана не каким-то холодом между матерью и сыном, нет. Она была лишь отражением того, какими людьми они были. Тихими и немногословными.       Но сегодняшний ужин был далеко не тихим. Глубокий и мужественный голос раздавался по квартире, незнакомый для этих стен он нёс с собой силу и твердость, на которую так и хотелось опереться. За ним шёл женственный звон, полный тепла и материнской заботы ко всем и вся. Изредка, меж ними двумя возникал третий голос, такой юный и в то же время преисполненный почти старческой сдержанностью. Что же было источником столь странного явления в столь обычно тихом месте?       В доме Мидория был гость — Тошинори Яги.       Сейчас, время от времени делая перерывы дабы поесть спагетти-болоньезе на своей тарелке, он рассказывал матери и сыну о том, как идут дела в академии:       — Если коротко, то внезапное передвижение даты фестиваля очень подбило нам всем учебный план, — говорил он спокойно и держа глаза на Инко. — Конечно, благодаря усилиям наших бравых учителей, на вашем сыне, да и на всех остальных учениках нашей бравой академии, это никак не отразиться, миссис Мидория.       — Даже представить себе не могу размер той бумажной горы, с которой вам приходиться разбираться на ежедневной основе, мистер Яги, — сказала Инко с сочувствующей улыбкой, после чего в глазах её пробежала искра, делающая её вечно усталый взгляд на десяток лет моложе. — Кстати, я ведь просила звать меня «Инко» ещё в первой нашей встрече. «Миссис Мидория» звали мою матушку, помните?       Тошинори улыбнулся и посмотрел на неё с тем же самым огнём. На мгновение и всего лишь, на неё посмотрел не Тошинори Яги, старый и костлявый завуч, а юноша, молодой, очаровательный и такой полный сил. Что Инко не осознала, что на юношу того смотрела девушка, чей лик и тело ещё не успели стать холстом для стресса, времени и тревог жизни матери одиночки.       — Ну, Инко, — сказал ей юноша, — тогда попрошу звать меня по имени, «мистер Яги» — это мой отец, как никак.       Прежде чем она успела ответить, их разговор прервал неловкий звук прочищаемого горла и в тот же момент осознание того, что они оба были далеко уже не молодыми людьми и что в их компании сейчас был сын Инко, обрушалось на них каменным валом. Изуку заговорил:       — Мам, я забыл сказать, в следующее воскресенье меня не будет дома.       Тошинори взглянул на него с тихим любопытством, в то время как Инко, будучи матерью, тут открыто поинтересовалась:       — Хорошо, сынок. Ты что-то запланировал?       — Почти, — ответил Изуку. — Меня позвали на пляж Дагоба.       В тот же момент в её разум нахлынули разом воспоминания её юности. Пляж Дагоба. Столько воспоминаний было связанно с этим местом. Её первые уроки плавания, летние каникулы в компании подруг, неловкие и в то же время столь искренние прогулки под луной с первой любовью. Ветер приносящий морскую соль в её волосы, ещё тёплый песок под ногами.       Тут из воспоминаний её вырвал кашель Тошинори. Неестественный и служащий чтоб привлечь внимание. Мать и сын взглянули на него, и он сказал:       — Боюсь разочаровать, юный Мидория, но пляж Дагоба уже давно как свалка. Волнами туда часто заносило мусор и в какой-то момент стихии начали помогать и люди, выбрасывая туда всякий хлам и мусор. Сейчас, большая часть людей знают это место скорее, как свалку, чем пляж.       — Ох, какой ужас! — тут же ответила Инко и посмотрела на сына сочувствующими глазами. — Не волнуйся, Изуку, уверенна ты и твои друзья смогут найти место для отдыха получше. Я слышала, парки в это время года просто сияют новыми красками.       — Вы меня не поняли, — прервал её Изуку, поднимая открытую ладонь. — Меня позвали туда не отдыхать. Я иду туда именно из-за того, что там свалка. Мы собираемся её расчищать.       Не смотря на благородство его слов, он говорил их с таким тоном будто уже решил, что поставленная задача была бесполезна и невыполнима, а от того в голосе его слышались нотки раздражения. Тем не менее, его слушатели этого совершенно не заметили. Мистер Яги сказал:       — Очень хвалебное начинание, достойное будущих героев.       — Тошинори, правильно говорит, — кивнула Инко. — Ты и твои одноклассники решили сделать очень правильное дело.       — Кстати об одноклассниках, — подхватил Яги. — Кто именно пригласил тебя поучаствовать в этом?       Мидория вздохнул и ответил с тоном, что буквально говорил «кто же ещё?»:       — Шиозаки.       — «Шиозаки»? — спросила Инко с любопытством. — Это случаем не та что постоянно умничает?       — Под этим он скорее всего имел в виду юную Токаге, Инко, — ответил вместо Изуку Тошинори. — Шиозаки это та, о которой я вам рассказал ещё тогда в машине.       — Оу, — тут Инко вспомнила о ком идёт речь и её глаза мигом загорелись. — Оу! Сынок, хочешь я дам денег тебе, чтобы ты мог сводить её куда-нибудь поесть, после того, как вы закончите на свалке.       — Юный Мидория, я также хочу напомнить, что в моих основных обязанностях помогать молодёжи советами. Если тебя гложет твоя предстоящая встреча с юной Шиозаки, я мог бы тебе помочь. У меня… богатый опыт в вопросах подобного характера.       — Ох, — Инко взглянула на Тошинори с искоркой в глазах и с лёгкой улыбкой. — И насколько интересно был богат этот опыт, Тошинори?       — Что ж, Инко… — хотел было ответить что-то остроумное Яги, как его прервал недовольный голос Изуку.       — Хватит, вы оба! — на лице его были оскал и едва заметный румянец. Впрочем, они оба быстро пропали, когда он начал объясниться. — Я буду там не один. С нами будут Серо и Сецуна.       Услышав это, Инко и Тошинори оба рассмеялись. Громко, искренне и добродушно. Изуку оставалось только ещё сильней нахмуриться и уставиться на свою пустую тарелку. Остаток ужина был проведён в разговорах, в которых уже говорили в основном взрослые.       Наконец, когда пробил уже довольно поздний час, пришла пора прощаться. Изуку начал очищать стол и готовился мыть посуду, а Инко сопроводила Тошинори до выхода. Когда завуч Юэй надевал свои кожаные туфли, он разразился приступам кашля. Мгновение и его рука уже держала у рта белый платок, на котором стремительно рос багрянец, а рядом стояла Инко. Стояла и служила ему опорой, смотря на него обеспокоенными глазами. Он уже успел ей объяснить, что приступы кровавого кашля были вызваны старой операцией и уже давно успели стать для него чем-то обыденным. То было правдой, пусть и не полной. Всё же, видя беспокойство и волнение в её глазах, он не смог не выругаться в мыслях на себя и эту свою обыденность.       — Хочешь я принесу тебе что-нибудь чтобы промыть горло? — предложила Инко.       — Не стоит, — отмахнулся Тошинори, стараясь выглядеть крепко и стойко, даже когда все раны на его теле каскадом разразились по его нейронам. — Я уже даже не чувствую вкуса крови, — это фраза не смогла унять беспокойство Инко, от того он прочистил горло и попытался сменить тему. — Ужин был великолепным.       — Это были просто спагетти-болоньезе, Тошинори, — Инко скромно улыбнулась. — Их сложно испортить.       — Приготовить их идеально тоже задача не из простых. Но у тебя получилось. Ты не думала о карьере шеф-повара?       — Ох, ты льстец, — усмехнувшись ответила Инко, после чего посмотрела в сторону и в глазах её что-то поменялось и взгляд её устремился куда-то вдаль. — В последний раз я всерьёз задумывалась о подобном ещё будучи совсем девочкой, но всё же моей истинной мечтой всегда была карьера врача. Может, медсестра — это не так престижно, но… мне сложно представить себя где-то ещё.       — Поверь мне, то что ты делаешь — это также важно, как и то что делают герои. Даже не так, то что ты делаешь во многом ставит тебя по значимости на голову выше многих профессиональных героев, Инко.       Инко взглянула на него и на лице её были видны усталость и года её жизни. На многих людях подобное выглядело бы как минимум не желательно. Признак уходящих лет — лучших лет, — и просто напоминание о быстротечности человеческой жизни. Но на лице Инко эти самые признаки и напоминания лишь делали её улыбку ярче.       — Ты всегда знаешь, что сказать, верно, Тошинори? — спросила она, после чего вздохнула и добавила. — Я до сих пор гадаю, что ты сказал такого, что он решил пойти в Юэй…       — Честно, я и сам до конца не понимаю, — ответил он со всей искренностью. — Я до последнего боялся, что он не придёт.       — И всё же, он пришёл и столько всего изменилось с этим, — сказала Инко задумчивым тоном. — У него появились друзья, он начал больше говорить, пусть и в основном жалуясь на своего классного руководителя, и вот теперь он собирается пойти заниматься благим делом, расчищая Дагобу и всё это благодаря тебе, Тошинори.       — Достижения моих учеников принадлежат только им. Я лишь…       Инко тут же перебила его и в голосе её было что-то такое, что не оставляло и малейшего шанса для возражений:       — Тошинори.       И от того, Всемогущий, герой и вдохновение для миллионов, остановился и спросил с ловкостью прыщавого школьника:       — Инко…?       Она сделал шаг к нему и в отражении её изумрудных глаз он видел себя самого, столь умело обезоруженного простой медсестрой. Ох, чтобы сказал Гран Торино увидев его сейчас?       — Тебе всегда рады в этом доме. Так что не забывай приходить почаще.       Он сам того не заметил, как улыбнулся ей и ответил:       — Конечно. Быть в твоей компании для меня радость, — тут он осознал, что сказал и вся его уверенность мигом испарилась. Неловко прокашлявшись, уже без крови, он пролепетал. — Боже, взгляните на время! Мне ведь ещё нужно заполнить столько бумаг!       — Не засиживайся допоздна, — бросила она ему кокетливо вслед.       Тошинори Яги, Символ Мира и сильнейший герой в истории, что-то невнятно пробормотал и поспешно покинул квартиру. Когда дверь захлопнулась, Инко простояла в коридоре ещё пару секунд, а затем звонко рассмеялась. После, она положила руку на груди и задумалась, всё ещё улыбаясь, а не старовата она чтобы чувствовать что-то подобное?       Вздохнув, она решила, что ответ на этот вопрос её совершенно не интересовал. Инко Мидория развернулся и пошла на кухню, намереваясь помочь своему сыну с мытьём посуду, а до Спортивного Фестиваля оставалось всего три недели.