Through the Woods

      — А я вам говорю, не бывать этому!       Лорд Айрон Стронтон ударил кулаком так, что всё на столе вплоть до кубков с вином вздрогнуло, едва не упав. Несколько капель пролилось на столешницу из дубового массива. Мальчишка-виночерпий, кротко сидевший поодаль, тотчас метнулся вытирать их. Полусонный взгляд Митрисса Дарвелла скользнул по нему, а затем по Стронтону, почти беспристрастный к его гневу. Уж чем тот и был известен среди разношёрстной знати Юга, так это своим поистине гигантским для обычного человека ростом и вспыльчивым нравом — эмоции в нём хлестали через край и в радости, и в гневе.       — Я понимаю ваш гнев, лорд Айрон, — невозмутимо проговорил второй, более тихий голос. — Но и вы меня поймите, если мы не–       — Да ни черта вы не понимаете! — прогремел Айрон. Его басистый голос отразился от стен и высоких потолков гулким эхом. — Вы хоть знаете, сколько веков ушло на то, чтобы вырастить эту рощу? Она старше вас и вас же переживёт вместе с детьми и внуками. Стронтоны десятилетиями её восстанавливали после Чумы своими силами, а вы опять хотите всё срубить!       Впервые за долгое время в зале воцарилась тишина. Лорд Торглен Сёдерльгар, сидевший напротив, устало взглянул на своего гостя исподлобья. Побагровевший, тот пыхтел, упираясь кулаками в стол так, что костяшки на них побелели. Казалось, ещё немного, и из широких ноздрей вот-вот вырвется дымок — прямо как у быка, на которого Стронтон и так был похож.       — Не думайте, что я сам рад такой перспективе, — проговорил он, не сводя холодных бледно-голубых глаз с лорда, — но не все заражённые деревья были уничтожены в первые годы после Чумы. Порочная магия, оставшаяся с тех времён, заражала новые деревья, а с ней и всё остальное. Ваши егеря жаловались на то, что в чаще начали появляться твари, которых не видели уже много лет. Откуда бы, по-вашему, им взяться?       — Да откуда угодно, — рыкнув, Стронтон грузно опустился в кресло так, что оно скрипнуло под его весом. — Дикая магия, чьё-то зверьё, да пусть даже чумные... Почему нельзя просто перебить их всех и жить как раньше?       — Потому что если заражена сама роща, то они не перестанут появляться, — Торглен медленно поднялся из-за стола и прошёлся вдоль зала, опираясь на трость. Длинные полы утеплённой накидки из серебристо-синего бархата тянулись следом, шелестя с каждым его шагом. Остановившись у разожжённого камина, он прикрыл глаза, греясь у тепла очага. Холод затяжной зимы плохо сказывался на нём, и всё чаще он старался проводить время у огня, не давая ослабшему телу мёрзнуть. Даже северная кровь уже неспособна согреть его, с горечью подумал Митрисс. — Лорд Айрон, я прожил на этом свете больше вашего и своими глазами повидал то, о чём вам рассказывали няньки. Изуродованные тела, выжженные всплеском обезумевшей магии леса. Воздушные города падали с небес, хороня под собой сотни тысяч, исчезали целые пласты суши с королевствами. Люди умирали, не выдерживая той силы, с которой столкнулись, а те, кто чудом оставался в живых, сходили с ума. Вы бы видели этих юнцов — они даже не знали, на что идут. А я слышал их крики, как они звали матерей и взывали к богам, пока гниль проклятья пожирала их сквозь кольчугу и пластины доспехов. Боги бы их, правда, всё равно не услышали — они тоже умирали.       Митрисс слышал эту историю не впервые, но липкий холодок окатывал его каждый раз, когда его лорд рассказывал о событиях тех лет своим приглушённым, непоколебимо спокойным голосом. Всё, что касалось истории Торила, всегда звучало мрачно из его уст — во многом потому, что он лицезрел её воочию. Смерти богов, реки крови в бессчётных войнах и катаклизмы природы; глаза Торглена видели так много, что при одном взгляде в них можно было ощутить всю тяжесть прожитых им веков.       Молча осушив кубок, в котором осталось немного ежевичного вина, он выдохнул, глядя на лорда Айрона в ожидании. То, что изначально подразумевалось как будничное обсуждение дел насущных вроде запаса продовольствия и вопросов торговли, быстро перетекло в бурное обсуждение этой несчастной рощи. В небольшом ельнике, находившемся во владении Стронтонов, пару дней тому назад один из егерей обнаружил двух заражённых Чумой ланей. Проклятая магия обезобразила их, и они, с отощавшими телами и чёрными, как уголь, костями, торчавшими из сгнившей плоти, отрешённо слонялись среди елей, пока егерь не подстрелил их. Люди Стронтона говорили, что от мяса несло холодом и смердело оно так, что жечь его пришлось как можно дальше от поселений, а дым, густой и сизый, замертво повалил всех птиц в округе. Особо суеверные крестьяне нагоняли страху, рассказывая, как земля в роще с приходом этих тварей покрылась гнилью и плесенью, растения зачахли, а любой, кто заходил в неё без оберегов и молитв Мистре, умирал в течение следующих нескольких дней. Иными словами, одна пугающая случайность посеяла в угодьях Стронтонов панику, игнорировать которую лорд больше не мог. И как было бы хорошо, если бы только те не граничили с владениями Сёдерльгаров.       — Не надо меня пугать, Торглен, — наконец высказался Айрон, на этот раз заговорив тише, но с явным раздражением. — То, что случилось тогда, было результатом вмешательства в порядок мироздания. Даже если и есть заражённые деревья, о которых вы говорили, их не настолько много, чтоб у нас тут ещё одна Чума случилась.       — Может и так, но зачем подвергать себя рискам? — спросил Торглен, бросив взгляд на пламя в камине. Худые ссохшиеся пальцы эльфа мягко постукивали по набалдашнику трости, круглому полированному шару из ярко-красного агата. — В ваших же интересах сохранить чистоту своих угодий.       — Да, лучше вырубить всё под корень, слушая полоумных старух, а потом узнать, что не было у нас ничего и в помине.       — Боги... — терпение у Сёдерльгара медленно, но верно истекало, и он раздражённо выдохнул, потирая переносицу. — Да что ж вы всё упрямитесь, как баран? Что вы предлагаете?       — Зверюг перебить и дело с концом. Я отправлю своих людей патрулировать окрестности в течение следующих двух недель после этого. Егеря, рейнджеры, добровольцы — все, кто хорошо ориентируются на местности, будут начеку. Да я друидам золотыми желудями, сука, платить буду, если на то пошло. Если ещё хоть одна тварь нам попадётся, мигом подстрелим. Вот вы, сир Митрисс, сами-то что об этом думаете?       Дарвелл чуть было не поперхнулся воздухом. Доселе его присутствие здесь никого не беспокоило, и на какое-то время ему вновь было дозволено остаться тенью самого себя, пребывая в размышлениях. Тихо кашлянув, он выпрямился в кресле; кожа его сапог неприятно скрипнула, когда он оттолкнулся пятками от пола.       — Я думаю, что... — не успел он толком начать, как одна из высоких дверей открылась. В зал юркнул молодой паж, устремившись прямиком к Митриссу. «Как чувствовал», — с раздражением пробросил Дарвелл в мыслях и метнул на него предупредительный взгляд, продолжая. — Думаю, стоит прислушаться к вашему предложению, лорд Айрон. Сказать наверняка, что именно произошло в роще, нельзя, и если у вас есть люди, то пожалуйста... Но если это, чем бы оно ни было, распространится на земли лорда Торглена, то, боюсь, придётся тогда прибегнуть к его плану. Это пока что лучшее, что мы можем сделать в нынешней ситуации.       — Ай, чёрт с вами, да хоть бы и так, — Айрон махнул рукой и схватился за кубок. — За это и выпить можно.       Паж, щуплый златокудрый юноша, зашептал над ухом Митрисса. Вслушиваясь в его тихий голосок, старый советник мрачнел с каждым произнесённым словом и в конце концов отпустил его безмолвным кивком. Морщинистые, огрубевшие пальцы переплелись меж собой, и подушечкой большого он в раздумьях принялся нервно потирать одну из костяшек. Митрисс никогда не любил сообщать что-либо сам. Вести, особенно недобрые, всегда было нелегко преподнести: порой даже он, проведя множество лет рядом с ним, не мог уловить мельчайших перемен в настроении лорда, который в последние годы стал более скрытным и нервозным, чем обычно. Айрон тем временем пригубил остатки вина и жестом подозвал виночерпия к себе. Несчастный мальчик, всё ещё напуганный его громогласными возмущениями, так торопился наполнить кубок, что чуть было не пролил на лорда содержимое кувшина. «Мне быть бы тобой сейчас, дитя», — с горечью подумал Митрисс. Поднявшись из кресла с тяжёлым, почти вымученным вздохом, он подошёл к Торглену и наклонился к нему как можно ближе:       — Милорд, есть вести о вашем сыне.       — Что ещё за вести? — Торглен медленно повернул к нему голову, тоже стараясь говорить тихо. — Что-то с Химмеленом?       «Да хранят меня боги», — мысленно прошептал себе Митрисс.       — Речь о Матиасе.       Глаза эльфа широко распахнулись. Он удивился так, словно речь шла не о его сыне, а о древних богах, воскресших спустя сотни лет. Длинные бледные пальцы сжали набалдашник трости. Кожа на костяшках натянулась, белея от гнева, и его исхудавшие руки, испещрённые бледными нитями вен, теперь выглядели совсем болезными. Ух, как же он зол, подумал Митрисс. Тот ещё ничего не сказал, а он уже чувствовал себя виноватым — и перед ним, и перед собой, и перед несчастным виночерпием. Даже перед этим проклятым Стронтоном, провались бы он в преисподнюю.       Бросив взгляд в пламя очага, Торглен прошёлся по залу. Молчание, воцарившееся в комнате, тянулось мучительно долго, прерываемое лишь треском поленьев и стуком трости о плиточный пол. Дарвелл следил за ним, не решаясь добавить или спросить что-либо. Виночерпий потупил взгляд книзу. Только Айрон, кажется, оставался равнодушен к общему напряжению, залпом допив остатки вина из кубка. Остановившись у высокого окна, Торглен откинул тяжёлую штору, глянул на заснеженный двор и тотчас поёжился — не то от сквозняка, не то просто от вида снега.       — Ваша взяла, — сухо проговорил он, обернувшись к лорду. В тихом шелесте голоса сквозило еле сдерживаемое раздражение. — Делайте с этой рощей что хотите, но если хоть одна чумная тварь забредёт на мои земли, не говорите потом, что я вас не предупреждал. Надеюсь, лорд Айрон, над моими словами вы ещё подумаете — времени у вас хватит с лихвой. Ступайте.       С бурлящим гортанным звуком Айрон хмыкнул и, ничего не сказав, поднялся из кресла; тяжёлый латунный медальон бряцал с каждым его шагом, пока не утих за дверью. С его уходом даже дышать стало как будто бы легче. Митрисс кивнул виночерпию, и тот спешно удалился из зала, едва не прихватив с собой кувшин.       — Что там с Матиасом? — спросил Торглен, как только эхо шагов растворилось вдалеке.       Митрисс не торопился отвечать. В глотке пересохло, и он плеснул себе немного вина, заговорив только когда промочил горло. Сладость ежевики теперь неистов жгла рот кислотой, а жажда так и не отступила. «Отчего же мне так страшно?» — подумал он. Отчего вдруг стало так гадко на душе, хотя ещё ничего ровным счётом не произошло?       — Дозорные вернулись, — пальцы старика осторожно скользнули по резной спинке стула перед ним. — Один из них говорит, что заметил сегодня кого-то, напоминавшего его, в лесу неподалёку от Берегового Тракта.       — И всё? — фыркнул эльф. — Им что, заняться больше нечем?       — Кто-то из солдат ходил вчера в город и тоже говорит, что видел его в местной корчме. По шраму узнали. Высокий, ходит в чёрном плаще, с ним ещё видели женщину, на вид дроу. Описания совпадают, только сегодня он уже был один.       Торглен промолчал. Лицо его всё так же не выражало ничего, кроме отстранённости, будто бы он вовсе и не думал ни о чём, и только по движению его руки Митрисс понимал, что тот если не злился, то однозначно был раздражён пуще прежнего. И зачем только мальчишка объявился? Кто угодно из людей его отца был вправе задержать его и силой привезти в замок против его воли, и он бы ничего не смог с этим поделать. А некоторые вполне могли бы закончить начатое. В конце концов, здесь он был мёртв для всех. Слуги шептались о том, что он разбился насмерть, сокрушаясь над судьбой юнца. Говорили о нём и солдаты, когда речь снова заходила о наёмниках, примкнувших ко двору вместе с Герхардом. В ночь, когда он вернулся со своими людьми после Охоты, одна из городских таверн гремела от хохота и звонов кружек, а поутру из казарм несло пивом и мочой. Все знали — мальчишки нет, золото уплачено, а лорд спокоен.       Поленья трещали под языками пламени, но в комнате всё ещё было зябко. Был ли это настоящий холод или же очередной плод его тревоги, Митрисс не знал и всё же предпочёл укутаться в свой шерстяной плащ, подбитый изнутри кроличьими шкурками. Лорд Сёдерльгар, погружённый в свои мысли, до сих пор не проронил ни слова, наблюдая за чем-то — или кем-то, — во дворе. Подойдя ближе, Митрисс, прокашлявшись, осторожно подал голос вопреки страху:       — Не думаете же вы, что...       — О чём я думаю? — Торглен метнул на него взгляд и сразу же отвернулся. Вопрос, на который не было правильного ответа; у Митрисса его тоже не нашлось. — Надо же как получается: два дня тому назад мне говорят, что мальчик мёртв, а сегодня он улизнул под носом моих же гвардейцев. Вариантов всего два — или солдатня коллективно спилась, или Герхард только что подорвал к себе всё доверие. Незадача...       Удивительно, как от его спокойного голоса, не тронутого ни единой эмоцией, по коже шёл ворох мурашек. Нет, это всё от холода, думал Митрисс. Слишком мерзливым он всё-таки стал с годами, прямо как его лорд. Пальцы скользнули по холодной серебряной застёжке, скреплявшей его плащ. Ворон с двумя янтарными глазами — знак покровительства лорда Сёдерльгара, а заодно и напоминание о том, какова его роль в замке.       — Ступайте, Митрисс. Найдите Химмелена и приведите его ко мне. Хоть вместе с Герхардом, хоть порознь, без разницы. Хочу посмотреть ему в глаза — интересно, как он будет отвечать за своих людей в этот раз.       Сверкая под полуденным солнцем, снег хрустел под сапогами Дарвелла, пока он брёл через внутренний двор замка. Морозный воздух жёг лицо и ноздри даже несмотря на пригревавшее солнце. Зима в этом году не только выдалась суровой, но и порядком затянулась. Неделей тому назад крестьяне принялись жаловаться на то, что поля до сих пор укрыты снегом, который наносили постоянные метели, а земля под ним была мёрзлая и твёрдая, непригодная для посевов. Старая Лайна, жена конюха и одна из здешних прачек, говорила о том, будто бы ей отпустило больную спину, — вещий знак, что весна близится. Учёные умы, засевшие в неприступных башнях Кэндлкипа, твердили, будто бы ещё дней пять-семь и долгожданная оттепель придёт, а жрецы неустанно молили богов о милосердии к скромному люду, но пока всё оставалось прежним. Быть может, все они правы, думал старый советник, бросая взгляды на проходивших мимо слуг и солдат. Быть может, завтрашним утром он впервые проснётся от стука капель об карнизы окон и щебета птиц, вернувшихся с севера. А может, пурга вновь укроет Юг, погребя его под снегом ещё на полмесяца.       Эйдан Колдуотер нёс стражу у западных ворот. Рыжеватые кудри выбивались из-под шапели и чепца под ней, которые он тщетно пытался убрать назад. Завидев приближающегося к нему Дарвелла, он тут же выпрямился по стойке смирно, обхватывая пальцами рукоять меча.              — Сир, — юноша кивнул в знак приветствия, но Митрисс только отмахнулся. При дворе к нему так обращались чуть ли не все. Рыцарем, правда, он отродясь не был, но в знак уважения вместо обыденного «саэ» все звали его именно так, а он поневоле смирился.              — Знаешь, куда отправился юный лорд?              — С утра ещё в город поехал, что-то ему опять там нужно.       — Если увидишь, накажи ему явиться ко мне. И другим передай, чтоб они ему сказали чуть что — это приказ лорда Торглена.       — Думаете, он меня послушает? — Эйдан шмыгнул носом.       — Уж придётся, — Митрисс вздохнул, потирая руки в чёрных утеплённых перчатках. — Против отца не попрёшь.       — Ну, это ещё как сказать... А у вас-то как всё прошло? Говорят, Стронтон уехал злой как чёрт, орал, бранился. Даже отсюда слышно было.       — Долгая история, не для чужих ушей, — ответил Митрисс, глянув на его напарника, такого же солдата в широкополом шлеме и плаще. — Но путного всё равно ничего не вышло.       Эйдан тихо фыркнул. Переминаясь с ноги на ногу, он то и дело прятал нижнюю часть лица под меховой оторочкой своего плаща, безуспешно пытаясь согреть его. Широкие полы шапели укрывали от слепящего солнца, но вместе с тем не давали насладиться единственным проблеском тепла от него как следует. Юноша повернул голову так, чтобы лучи касались хотя бы края лица, и тут же издал тихое «ай!» на характерный щелчок в шее. Долго же ему придётся стоять — полдень едва наступил, а утренний караул начинался с рассвета и заканчивался лишь на закате. Митрисс сокрушённо глянул на второго парнишку, более крепкого и рослого. Тот держался молча и как будто бы даже бодрячком, но изредка тоже похлюпывал носом и покачивался, разгоняя кровь.       — Диксен говорит, что бастарда видел, — Эйдан вновь шмыгнул носом, в этот раз вытерев его перчаткой.       — Знаю, мне уже рассказали. Правда видел?       — Правда, правда. Ему нет смысла мне врать, я его как облупленного знаю. Говорит, что вчера его видел в корчме. Сидел там с какой-то женщиной в сером, ел, но разговоров он не слышал. Потом они наверх ушли и всё. По виду, так она ему напомнила селунитку, у неё вся одежда лунами расшита была.       — Селунэ? — Митрисс прищурился. Уж кого, а селуниток здесь отродясь не видели. Бродячие жрицы были редкостью в этих краях: в основном те путешествовали небольшими группами с паломничеством к святыням, будь то храмы, церкви или священные места. Поодиночке же здесь не выжить. Люди опасались близости гор: их пугали не только сказки о драконьих логовах, сокрытых в недрах скал, но и беженцы из Аткатлы. Те селились в заброшенных виноградниках у подножья гор, докучая местным тем, что крали овец и коз, не чураясь порой и напасть на какого-нибудь старого или щуплого пастуха. Сёла покидали в поисках лучшей жизни, а мародёры слетались на них, как ястребы, разбивая лагеря в опустевших домах. По крайней мере не было больше фанатиков Цирика. Их ночные песнопения Тёмному Солнцу с истошными воплями и кровавые ритуалы убиения невинных прочно осели в памяти Дарвелла как одно из отвратительнейших зрелищ. Селуниткам, одним из немногих светочей истинного добра, нечего было делать в столь мрачных землях — как и бастарду.       — Я сам удивился. Вот уж где-где, а у нас ей делать нечего, все же на этом Латандере повёрнуты... — сам того не зная, Эйдан вторил его мыслям.       — Пути богов неисповедимы. Что ещё о нём говорили?       — Ну, много всякого, но мало чего-то однозначного. Такой он высокий, в чёрном весь. Шрам у него огромный и жуткий, в пол-лица. Интересно, кто ж его так?.. Штефан и Юрге утром сегодня в патруль ходили, смотрели, не случилось чего у деревенских, так Юрге видел, как что-то в лесу мелькнуло. Думал, показалось, а Штефан-то давай его трясти, говорит, мол, ползёт в снегу кто-то. Они бы, может, и поймали его, да долго телились. Пока решали, идти за ним или нет, он уже дальше в лес ушёл. Юрге почему-то не решил преследовать его. Сказал, мало ли кто там ходит по лесу, но после рассказа Диксена всё встало на места.       «К большому несчастью для всех нас», — подумал Митрисс. За последние годы он слышал об изгнанном мальчике не так уж много. Тот заделался не то егерем, не то охотником — жил он точно в Острых Клыках, — и лишь иногда объявлялся в сёлах и даже Берегосте. Крестьяне рассказывали о том, как торговали с неким черноволосым юношей с изуродованным лицом. Сам одетый в меха, он продавал шкурки, изделия из звериных костей и травы, изредка принося дичь, а сам охотно менялся на готовые снадобья, алкоголь, оружие и недорогую одежду. Пару раз его замечали в борделе, но чаще в тавернах, где он пил так, словно это был его последний вечер. Говорили, что как-то раз дело дошло до потасовки. Одному из лордовских солдат оставили фингал и выбили пару зубов в драке с таким же пьяным, еле стоявшим на ногах мальчишкой лет двадцати от роду. Верно говорят о некоторых, что у некоторых дети как яблоки от яблони. Матиас был именно таким — сыном своего отца от и до, даже если сам того не замечал.       Заметив отстранённый взгляд старика, Эйдан подался вперёд и спросил приглушённым голосом:       — Как думаете, что с ним теперь будет?       — Хотел бы я знать, мой мальчик, — с печалью в голосе протянул Дарвелл, и его серо-зелёные глаза, полные усталости, скользнули по растерянному лицу Колдуотера. Оставив юношу наедине с домыслами о будущем, он отправился к казармам, надеясь встретить там Химмелена. Вопрос, заданный Колдуотером, мучил теперь и его. Что с ним может быть? Торглен ни разу не говорил ему, с какой целью ищет внебрачного сына спустя множество лет, когда все забыли о его существовании. Несмотря на годы, проведённые в должности личного советника, Митрисс едва ли мог сказать, что хоть когда-то чувствовал себя таковым. Он понимал своего лорда лишь вполовину, а принимать решения, когда невозможно понять, что у того на уме, было не так-то просто. Последний десяток лет выдался особенно тяжёлым. В силу ли возраста или каких-то особенностей его расы, однако Торглену становилось всё хуже и хуже. Из некогда влиятельного лорда, внушавшего ужас своим хладнокровием и циничностью, он превратился в затворника, чахнувшего на глазах. Болезнь, неизвестная ни придворным лекарям, ни целителям из храма, неумолимо пожирала того, кто некогда вершил судьбы подданных одним взмахом адамантинового меча.       Этого Торглена он не знал и не понимал. Хорошему советнику полагается указывать его господину на ошибки и давать тактичные советы, но в случае Сёдерльгара это было практически невозможно. Иногда он напоминал ему старого обезумевшего короля, который уже и сам не знал, чего хочет. Рассудок у него мутнел эпизодами, и тогда он замыкался в себе ещё больше, нёс бред и часто был груб с теми, на кого обычно не смел повышать голос. Мальчишка-виночерпий дважды был сослан в объятия дьяволицы Зариэль, потому как принёс не то вино. Служанке за мятые простыни и недостаточно протопленную спальню чуть было не прилетело набалдашником трости. А сколько раз он бредил? Прачки устали жаловаться на то, что за три дня они могли отстирать недельный объём простыней после долгих, полных кошмаров ночей. Осмунд, старый лекарь, посланный в замок из Кэндлкипа, на свой страх и риск замешивал крепчайшее снотворное, от которого здоровому солдату становилось дурно. Нет, думал Митрисс каждый раз, когда слышал такие истории от слуг, это не его лорд. За недугом явно стояло что-то зловещее, малопонятное даже светлым умам храма и мудрецам Кэндлкипа. Если бы только он хоть что-нибудь смыслил в магии и целительстве...       Химмелена в конюшнях не было, ровно как и Герхарда. Пара его людей, лысый мужичок с железными резцами и парнишка с изрытым оспинами лицом, сказали, что тот «уехал в город с господином», что более-менее удовлетворило его. Расспросы тех солдат, что якобы видели Матиаса, впрочем, не привели ни к чему. Диксен сказал ровно то, что и Эйдан: высокий, в чёрном и с уродливым шрамом в половину лица, а рядом с ним женщина с лунными одеждами. Штефан добавил, что тот как будто хромал; поступь была неуверенной, шаткой, но Юрге ничего толком не смог подтвердить. Может, все они и правда коллективно спились? Лучше бы так.       В отсутствие юного господина Дарвелл спокойно обошёл замок. Впервые за долгое время никто ни в чём не нуждался: прачки были довольны запасами чистого белья, в погребе ещё не закончились основные припасы, включая любимое вино лорда. Не жаловался ни квартирмейстер, ни главный охотник. Разве что Киаран, здешний псарь, поворчал, будто собаки голодают и меньше его слушаются, на что Дарвелл пообещал проследить за тем, чтобы им давали не только кашу с костями да хлебные корки. Никто не назначал Митрисса кастеляном, чьи обязанности он поневоле исполнял, но никого другого на его должности не было. Как и мелкие сёла в округе, с годами Приют Ветров медленно, но верно пустел. Когда это началось? Не с казни ли леди Аннеке, последней жены Торглена? Или с приходом холодных зим несколько лет назад? Теперь уже и не вспомнить, как и не вернуть ушедших.       Проходя через сад, он наткнулся на младшую дочь лорда, Адальбьорг. Облачённая в простенькую накидку и лёгкое домашнее платье, она бродила вокруг замёрзшего пруда. Иногда на миг её нога ступала на толстую корку льда, но она тут же пугливо убирала её, не решаясь сделать шаг.       — Миледи, — подойдя ближе, старик учтиво поклонился. Адальбьорг, девочка пятнадцати лет от роду, тотчас обернулась на его голос, тряхнув платиновыми волосами. Поговаривали, что природа оказалась так щедра к ней, что одарила её красотой северных предков, известных белоснежными волосами и мраморной полупрозрачной кожей. Если бы не пурпурные одежды и покрасневшие от холода щёки, её было бы почти не различить на фоне сугробов вокруг.              — Сир, — она поприветствовала его тихим голосом. — Лорд Стронтон уже отбыл?       — Давно как, — странно, что она этого не услышала, подумал Митрисс. Должно быть, снова ушла в себя за вышиванием или чтением; с ней это часто случалось. — Вы очень легко оделись. Ступайте в замок, миледи, а то простынете.       — Сегодня оттепель.       — Увы, ещё не такая, чтобы можно было снимать меха. Пойдёмте, я провожу вас.       Вблизи он заметил, что у девочки покраснели не только щёки, но и руки, тонкие и хрупкие, как и вся она. Нехороший знак, тревожный. Или же он снова накручивает себя невесть от чего? Всё теперь беспокоило его душу, которой нужны были не новые потрясения, а покой в уединении. Вернуться бы снова на север, в родной Секомбер, где остался его покошенный домик в миле от реки и могилка жены, первой и единственной. Там не было ни лордов с их семейными страстями, ни высоких замков; единственным волнением служила нечисть, которую искатели приключений по глупости выпускали из древних руин. Но, вопреки своим желаниям, Митрисс знал, что пока его место здесь, в мрачном краю Пограничья, в окружении гор, драконьих легенд и бандитов. И, разумеется, его святейшества Латандера.       Уже в замке Адальбьорг спешно удалилась в свои покои, не проронив ни слова. Митрисс не стал догонять её или звать и проводил девочку взглядом. «А ведь мы с ней похожи», — вдруг подумал он. Ей тоже никуда не сбежать: Жемчужина Побережья Мечей, как прозвали её в народе, была слишком юна, чтобы жить в одиночестве, и слишком ценна, чтобы распоряжаться жизнью как вздумается ей. Только в отличие от старого Дарвелла ей нужно подождать всего год или два, и она уедет — в компании знатного мужа, заполучившего не столько жену, сколько прекрасный трофей.       Лишь после обеда, ближе к вечерней заре во дворе раздался топот лошадиных копыт. Утренняя Звезда, белоснежная лошадь Химмелена, воистину оправдывала свою кличку, сверкая золочёной сбруей. За ним на крепкой вороной кобыле въехал Герхард, главарь наёмников. Заслышав шум, Митрисс выглянул из узкого окна своей каморки и, заметив юного господина говорящим с Колдуотером, тотчас поспешил встретить его. Тот уже спешился с лошади, когда старый советник, наконец, догнал его, пыхтя после быстрого, изнурительного спуска.       — О, а я уже собрался отправить за вами кого-нибудь, — с удивлением заметил Химмелен, глянув на Митрисса с полуулыбкой. Парнишка, помогавший конюху, отвёл Утреннюю Звезду за поводья, оставив их наедине. — Чего вы хотели?       — Не я, а ваш лорд-отец, — выпалил Митрисс, переводя дух. Широкие золотые наплечники и нагрудник сверкали на солнце, отражая в себе чистейшее голубое небо, снег и даже самого Митрисса, заставляя его щуриться. — Идёмте.       — Нет уж. Объяснитесь сперва, а то мальчишка у ворот и двух слов не вяжет.       Ну Эйдан, ну пройдоха.       — Лорд Торглен вам всё расскажет. Боюсь, это не то, что стоит обсуждать прилюдно, милорд.       — Хорошо, мы отойдём, — усмехнулся юноша, окинув двор взглядом, будто бы ища кого-то, кто слушал их. — Только я всё равно хочу сперва вас послушать.       Спорить с ним Дарвелл не любил, да и, признаться, не мог. Химмелен, подобно своему отцу, был до ужаса упрям и непреклонен в своих решениях, посему он отвёл его ближе к одному из чёрных ходов замка, где никого не было. Талый снег журчал, стекая на козырьки нижних крыш, а с них уже наземь, где брызгал во все стороны. Химмелен тут же брезгливо отступил ближе к двери, не желая пачкать свой кремово-белый плащ.       — Солдаты видели вашего брата.       — Кого? — переспросил Химмелен с явным недоумением в голосе.       — Матиаса. Патрульные заметили его сегодня утром в здешних лесах. И вчера один из–       — Что за чушь вы несёте? — оборвал он старика, качнув головой. Бледно-голубые глаза смотрели с прищуром, и Митрисс уловил в них нараставшее раздражение. — Герхард мне лично докладывал, что он мёртв.       — Мне нет смысла врать вам, милорд. Спросите Диксена о том, как он вчера пил в городской таверне, справьтесь у Штефана и Юрге об их утреннем патруле. Колдуотер, с которым вы говорили у ворот, назовёт вам те же имена.       — А вы будете верить этой пьяни? — юноша насмешливо фыркнул. — Я вас умоляю. Налейте им ржаной водки, и они расскажут вам о том, как завалили дракона намедни, выйдя поссать за казармы. Митрисс, вы же не идиот, в самом деле.       — Однако же ваш лорд-отец поверил, а я повинен напрямую ему, милорд.       — Да что мне отец... — отмахнувшись, Химмелен сложил ладони на рукояти меча. Обычно этот жест ничего не значил, но сейчас даже от подобной мелочи сердце Дарвелла забилось ещё сильнее. — Вы-то не ставите лояльность Герхарда под сомнение?       — В этот раз, к сожалению, да. Слишком много совпадений для того, чтобы все трое просто обознались. К тому же один из них говорил, что с ним была селунитка. Велика вероятность, что её могли запомнить — у нас их здесь редко встретишь. Я... не могу ручаться за всех наших солдат, — Митрисс закутался в плащ поплотнее, — но даже если они и врут, то слишком правдоподобную они сочинили ложь.              Пронзительно громкий свист привлёк внимание слуг и солдатни во дворе. Химмелен жестом поманил наёмника к себе, и когда тот подошёл ближе, Митрисс заметил, что тот был выше него на голову точно, если и вовсе не на две. В отличие от своего юного господина, одетого в золото и белое, на нём была простая кольчуга, и лишь плечи и сгибы локтей были скрыты воронёной сталью. Из-под шлема с поднятым забралом виднелись редкие тёмные волосы, прилипшие к мокрому лбу наёмника.              — О чём я просил вас?              — Доставить охотника вашему отцу, милорд — пробасил Герхард; голос его звучал, будто говорил он из толстой деревянной бочки.              — И где он?              — Со склона упал. Разбился, погиб. Я своими глазами видел, как он лежал в крови.              — И? — не сводя с Герхарда взгляда, он чуть наклонил голову в сторону, делая шаг вперёд. Облачённые в перчатки из белой кожи пальцы с силой сжали рукоять меча. — Что, неужели ни один из вас не подумал спуститься к нему? Проверить труп?              На мгновение тяжёлые черты Герхарда исказились в растерянности. Зеленоватые глаза под огрубевшими веками без ресниц широко распахнулись, уставившись на Химмелена.              — Ваш отец распорядился, чтобы я привёз его живым, — тихо пробурчал он в оправдание, бросив взгляд на Митрисса. — О том, чтобы–              — Патрульные видели его этим утром, — отрезал Химмелен, глядя, как глаза наёмника ещё больше округлились. Тот молча потупил взгляд в землю, и тогда он подошёл ещё ближе, нарочно задрав голову так, чтобы смотреть прямо ему в лицо. — Что, язык проглотил?       На миг показалось, что как будто бы так и было. Герхард вытаращился на него, не в силах произнести ни слова. Он то ли не понимал его вовсе, глубоко убеждённый в своей правоте, то ли в действительности был напуган, как раз догадываясь о последствиях. О строгости лордовского сына не знал только дурак: сам воспитанный опытным воином, он держал в узде всех приближённых к себе, особенно тех, кого сам брал на службу. Например, Герхарда. Удивительно, как при всей массивности и грозной наружности этот человек не смел возразить мальчишке (хоть и по эльфийским меркам). Был ли это истинный страх перед ним и зачарованным мечом, который всегда был при нём, или же что-то иное, Митрисс мог лишь гадать, но видел одно — перечить своему господину тот не смел.              — Что прикажете делать?              — Жди распоряжений, — холодно бросил он напоследок. — Больше ты пока ничего не сделаешь.       Не сказав ни слова, он устремился в замок. Митрисс поспешил за ним. Срезав через чёрный ход, они прошли сквозь кухню; бедные кухарки чуть не обронили всё, что держали, в один голос защебетав «милорд, милорд!». Юноша шёл к покоям лорда, и путь к ним лежал через холодную обеденную залу и множество неосвещённых коридоров из синеватого камня. Морозы пропитали стены Приюта Ветров так, что не спасали ни плотно закрытые ставни, ни гобелены, украшавшие комнаты и холлы замка. Несколько солдат в охране, встретившихся им на пути, разминали пальцы в перчатках из дублёной кожи. Слуги одевались в самые тёплые вещи, которые у них были, и потому можно было встретить девушек, укутанных в несколько шалей разом. «Боги, да когда же это закончится», — взмолился Митрисс, когда от его выдоха изо рта вырвалось бледное облачко пара.              Химмелен всё так же молчал, держась за свой меч, но было видно, как злоба и раздражение снедали его. Губы были поджаты в тонкую линию, а желваки на розоватых щеках едва заметно двигались. Митрисс едва поспевал за его широким резким шагом. Хоть сам он и был худощав, ноги всё равно подводили его, напоминая о немалых годах, как и лёгкие. Когда они добрались до покоев Сёдерльгара-старшего, Митрисс вновь пытался отдышаться, будто преодолел не три лестницы, а бежал за чьим-то скакуном. Игнорируя охранявших его солдат, Химмелен рывком распахнул двери. Волна жара вырвалась из комнаты в холодный воздух, окатив и его, и старика. Очаг в спальне был протоплен до предела, однако Торглен всё ещё был закутан в ту же самую бархатную накидку. Рукой, дрожавшей не то от холода, не то от его недуга, он что-то выводил на пергаменте, и появление Химмелена осталось для него почти незамеченным. Он лишь бросил взгляд в его сторону, а затем продолжил как ни в чём ни бывало. Решив, что на этом его роль как посыльного окончена, Дарвелл попытался было уйти.       — Останьтесь, Митрисс, — прошелестел Торглен, услышав его шаги. — вы же и так всё знаете. Только двери закройте.       Тяжёлые резные двери скрипнули за ним — один из солдат, охранявших покои, помог ему закрыть их. Комната вновь наполнилась горячим воздухом, от которого горло пересохло. Правда стоило Митриссу подумать о стакане холодного вина, его тут же замутило — и от духоты, и от воспоминаний о переговорах днём. Вместо этого он ослабил застёжку на вороте своей охотничьей куртки, но это почти никак не помогло ему.       — Я пришёл, отец, как ты и просил, — с издёвкой в голосе произнёс Химмелен, однако Торглен пропустил этот выпад мимо ушей.       — Ты слышал, что твой брат объявился?       — Да. Герхард–       — Герхард ошибся, — прервал его эльф по-отечески твёрдым, непреклонным тоном. — И меня это беспокоит. Мне казалось, я плачу солдатам не за то, чтобы они не выполняли данные им приказы.              — А ты всерьёз веришь, что Матиас тогда не погиб? Герхард ясно сказал, что тот упал со склона, была кровь. Даже если он не погиб именно в тот момент, думаешь, он бы в таком состоянии добрался до города?              — Деревенщины могли помочь ему. Важно не то, как он добрался, а что он в принципе это сделал. Его узнали по шраму. Сомневаюсь, что на весь Юг найдётся ещё один такой же мальчишка с разорванной щекой, как у него.              Желваки на щеках Химмелена вновь угрожающе задвигались, но он промолчал. Ему тоже было жарко: Митрисс заметил, как тяжело вздымается грудь под бронёй, а пальцы то и дело теребили крепёж плаща, оттягивая его подальше от влажной шеи.       — И что ты мне предлагаешь? Объездить все деревни вокруг да поспрашивать, видел ли его кто?       — Почти. Собери своих лучших людей и отправляйся по его следу. Можешь взять Герхарда, если хочешь. Я хочу, чтобы его привели ко двору, чего бы это ни стоило. Живым.       — Это ещё зачем? — тот опешил.       — Потому что он нужен мне.       — Спустя столько лет вдруг понадобился? Стареешь, — насмешливо фыркнул Химмелен, ухмыльнувшись.              Митрисс же всецело разделил его удивление. В прошлый раз Торглен не объяснил своих намерений, и казалось, будто тот лично хотел казнить внебрачного отпрыска. Он был уверен, что смысл его затеи заключался именно в этом. Слишком они были похожи друг на друга, а кому понравятся сплетни подданных о том, что некто с его лицом напивается вдрызг и снимает женщин на ночь? Его статус лорда и без того давно был под сомнением, поэтому немудрено, что он хотел бы избавиться от мальчишки. Но живой? Для чего он ему? Не будет же он его узаконивать — ещё давным-давно Сёдерльгар-старший дал понять, что этого никогда не произойдёт.       — Пусть так. Я всё равно хочу видеть его — мне нужно понять, научился ли он колдовать.       — А если нет?       — Ну и голову с плеч, — без колебания ответил ему Торглен.       По спине Митрисса пробежали ледяные мурашки.