Сожги меня

Мои руки, словно водоросли, обвиваются вокруг талии и тянут её к берегу. Совсем близко мне видится песок, раскалённый на солнце, он буквально щекочет своим жаром. Я закрываю глаза, чтобы не ослепнуть. Её кожа белее морской пены, мокрые волосы липнут к плечам. Мои пальцы тянутся к её тощим ногам, каждый раз с трепетом, словно сейчас их там не окажется, и моя прекрасная русалка выскользнет из моих объятий. Потемнелые от воды, тускло белые локоны выблёскивают от ласковых лучей солнца, её грудь вздымается, она тяжело дышит, и я чувствую, что тоже начинаю задыхаться. От моей морской нимфы исходит божественное свечение, она вся горит. То самое бледное пламя, и я — тот самый персонаж. Моя милая, идол мой, молча позволит мне ласкать её. Вслепую я тыкаюсь носом в хрупкую шейку, к её такому знакомому мне запаху добавляется новый аромат — свежести и прохлады моря, который так идет её глазам, темно-синим с поволокой. Почти слышу, как они меня зовут — совсем как голоса серен из глубоких вод. Я как никогда близок к тому чтобы утонуть. И нет, не как Джек из Титаника, а скорее как случайный счастливец, свидетель таинства рождения божества. От того оно и скрыто на глубине — спрятано от глаз простых смертных. И вода не была тяжёлой, она не затекала в нос и не разрывала легкие. Вода была неестественно мягкая, почти невесомая. Быть захваченным ею — всё равно что завернуться в вуаль. В такой момент не существует страха, не существует ничего. Ничто не способно помешать этой божественной близости, невозможно ни с чем спутать это чувство безграничной и всеобъемлющей любви, которое окутывает душу и тело с головы до пят. И больше ничего не надо. Не надо слов — таинство требует молчания, ведь именно так хотели небеса, с которых снизошло благословление. С их позволения ты можешь видеть то, что всегда было, есть и будет скрыто от незрячих — как в одном существе нашло свое воплощение всё самое прекрасное из этого мира. Они никогда не смогут понять и осознать своей потери. Это вне поля их сознания. Они никогда не узнают, каково это - медленно опускаться ко дну, но не чувствуя при этом страха. Не ощутят кожей особый трепет. Им чуждо. Даже тогда, когда вдруг понял, что будучи в плену у стихии больше не задыхаюсь, я знал, что на земле нет никого, кому бы я мог доверить свои переживания. Никого, кто бы понял мое благоговение перед ней, кто на своем опыте знал бы, через что проходят грешники с уязвимым голым сердцем. Сейчас я утопал, летел к марианскому дну и, словно в первый раз, дышал полной грудью. Пребывая под толщей воды, сквозь которую весь мир размыт и неразборчив, а все посторонние звуки внешнего мира глухие, я не тонул. Ощущая каждой клеткой своего тела её, мне хотелось вдохнуть ещё глубже, хоть я и знал, что надышаться ею вдоволь все равно невозможно. Наверное, это был один из тех моментов, когда я испытывал к ней не ту мирскую любовь, которая скрывается за множеством песен поэтов, а именно осознавал божественную природу этого великого чувства. И, что важно, понимал, почему это чувство в самом деле было великим. Любовь вызывает в каждом из нас самые разные неожиданные эмоции, и гадать об их природе можно сколько угодно. Но если рассуждать о ней, ссылаясь на то, что люди говорили о любви и Боге сотни лет назад, то все казалось до странного просто. Любовь — это нечто, что выходит из добра, это то, что является самим ядром той клетки нашего мироздания, которую называют «добром». Может быть для кого-то это и прозвучит странно или нелогично, но настоящая любовь и есть добро, любовь — продолжение того, что называет в нашем общем обществе «добром». Нельзя не любить и совершать благие дела, и наоборот — любить без желания сделать жизнь любимого человека лучше. Исходя из своей картины мира и опыта, могу утверждать, что человек не может не любить вообще. Я не имею в виду именно романтические чувства. Любовь безгранична, а значит, нельзя любить только одним видом любви. Именно поэтому моя любовь к моей милой вечна. Бессмертными могут быть только мысли и идеи, которые из них рождаются, всё остальное, и в том числе люди, — смертно. Моя любовь не подвержена тлену именно потому, что ей не нужен никакой физический облик для существования, ведь то, что мы называем душой, не имеет нужды жить. Жизнь — это свойство того, кто в конце концов умрёт, а души не умирают. И для единения душ не важно время — человеческая жизнь до смешного мала по сравнению с бесконечностью, в которой они существуют. Верю, что я никогда не исчезну, я буду существовать столько, сколько существуют мои чувства. Мои чувства не рассеются до скончания веков. Я и есть мои чувства, я — это моя к ней любовь. Внезапно я слышу заливистый беззаботный детский смех. Меня словно будят, вырывая из прекрасного сна. Шум вокруг вернулся даже громче прежнего. Ребёнок зовёт отца. Я сажусь на песок, поворачиваю голову и вижу двух детей. Похожих друг на друга, вероятно, двойняшек. Что-то в них казалось странным, но я не мог понять что. Не давая мне повернуть голову назад, чтобы рассмотреть получше, в тот самый момент моя непредсказуемая набрасывается на меня с поцелуем. Я снова словно проваливаюсь, чувствуя, как мое тело плавится под солнцем, словно часть меня проходит через песок, а вторая течёт сквозь воздух. И я - больше не я, я облако, которое вуалью тумана накрывает берег, каждый изгиб её тела. Моя прекрасная любовь в очередной раз смеётся, а я мимоходом думаю — не надо мной ли случайно? А потом я всё понял. До меня словно в один миг дошел смысл всего происходящего. Я вдруг заметил, что сижу не на простом песке, а на золотом берегу. И мы с ней больше не бежавшие от глаз свидетелей преступники — наша любовь теперь законна, а наш союз благословлен, и больше можно не боятся кары с небес. С небес, которые сами подарили эти сладострастные страдания. И больше нам не нужно притворятся, можно любить друг друга открыто. Я понял, откуда эти дети, и что это всё значит — невозможное счастье, в которое просто не можешь поверить. Теперь это всё реальность, ведь это не наш жестокий мир, а значит, постоянному бегству и скрытности пришел конец. Мы наконец-то свободы. Моя любимая совсем рядом — вижу не глазами, а сердцем, только потом я услышал её голос, каким тихим ручейком льется, протекая между моими мыслями, впадает в реки моей крови в сосудах, прямо к больному сердцу. С каждой секундой заполняя пустоту собой, заполняя всего меня, она проходит, как дрожь, по всему телу. Я чувствую, как она вдыхает морской воздух, как бриз поднимает локон на её макушке, как она взмахом ресниц и одним только взглядом щекочет мне сердце. В этом мире нет границ для чувства. Больше не существует «Я», теперь есть только «Мы». И от того каждый вздох этого единого организма прекрасен, от того, что потерявшиеся нашли друг друга. И плод этой любви прекрасен также, как прекрасна сама мечта о возможности. Я помню, как моя любимая говорила, что хочет детей. Теперь я понял, почему люди говорят, что это самое большое возможное счастье в жизни человека. Любить и быть любимым, смотреть, как из зерна вашей любви растут новые цветы, а затем цветёт уже новая жизнь. Она снова проходит во мне дрожью, задевая каждый нерв. Я тону в муках, небесная благодать покидает моё тело на мучительно-долгие мгновения. Как всё это возможно? Как это стало нашей реальностью? Как я так долго спал, что всё пропустил? — Мне остается только спрашивать любимую сестрицу об истории устройства нашего счастья — счастья, в которое не можешь поверить, счастья, которое существует только во снах влюблённого безумца. — Как оно родилось наяву? Где все? Где мы? Сколько времени прошло? — крик, отпущенный в почти что пустоту. Она лишь долго на меня смотрела, ласково улыбалась, а я все думал о том, как Бог позволил нам быть такими счастливыми? Как родители разрешили этому быть и что вообще происходит сейчас у них в мыслях? — Я пытался прочитать ответ у неё в глазах, но все тщетно. Она вся была как серебряная гладь зеркала — совершенная, непросматриваемая, сияя мягким холодным светом. Конечно же не всё так просто. Все всегда имеет свою цену. Сейчас, сидя в полном одиночестве, рассуждать об этом намного проще и ужасающе одновременно. Так тяжело говорить об этом, когда ещё вчера, словно пару мгновений назад, счастье было не просто близко — оно уже было со мной. И казалось, ничто не способно разлучить меня и моё счастье. Будто сказки про судьбу и соулмейтов это и не сказки вовсе, а излюбленное маленькими девочками «жили долго и счастливо», такая же реальность, как и мои вечные мечты про нас с ней. И сейчас всё опять трещит по швам - то, что я так желал называть реальностью, с грохотом разбивается о серый бетон грязного несправедливого мира. Опять. А моё больное сердце уже даже успело поверить, что наша любовь, которую я готов расписывать в каждой из своих безумных песен, возможна. Я был готов примириться со всем ради неё. Даже со смертью самых близких мне людей — когда во всей вселенной у нас больше нет никого, кроме друг друга, когда уже не существует норм морали, за которые нужно держаться, чтобы выжить. Когда больше не от кого прятаться, не от кого скрывать чувства. Кроме неё ближе уже никого нет. Эта планета была уже совсем равнодушна к нам, и незнакомцам до нас нет дела. И никто бы не смог шантажировать нас скандальными фото, где мы держимся за руки, как миллионы подростков, никого бы не шокировали наши поцелуи — вряд ли кто-то вообще заметил бы. Она сама рассказала мне всё это — я знаю, моя милая не могла мне врать. Больше никто нас не осудит — единственные родные погибли в аварии. С ними больше не может быть проблем, а значит, мы по-настоящему свободны. Это и есть та цена, которую мы должны были заплатить. Иначе никак.

***

И вот я просыпаюсь и совсем не чувствую того, о чём говорил еще вчера. Я не могу понять куда подевалось то счастье, куда подевалась она, куда подевались все? Последнее, что я помню, это как мы все вчетвером мирно засыпали в одной кровати. Как я обнимал свою единственную, и мое сердце тихо и размеренно стучало, не помня и не зная горя — одно лишь долгое и невозможное счастье. Как я улыбался, смотря уже теперь не на одну, а на три блондинистые пушистые макушки, как я слушал твоё легкое дыхание и, кажется, абсолютно физически чувствовал, как нас окутывает мягкое и уютное облако неги. В этот знойный, такой солнечный момент моя душа таяла словно от вечернего летнего дождя. Я будто умер и попал в рай. И вот я больше не сплю — но всё вокруг совершенно другое. Берег по-осеннему холодный, песок противно-влажный, а серое небо затянули облака, не оставляя ни кусочка от того теплого и яркого синего полотна. Шум прибоя тоже был другим — можно сказать, что мёртвым. Не слышно больше птиц, вода тёмная, а буйные волны бьются о когда-то золотистый берег. Не осталось и следа от той небесной благодати, что снизошла ко мне вчера. Земля подо мной была серая, лишенная жизни и солнца, прохладный ветер больше не напоминал тот мягкий морской бриз. Все было чужим без тебя. Но этот мерзкий, пробравший меня глубинный ужас был не в том, что я больше не вижу её рядом со мной, а в том, что глаза моей русалки теперь это бездна тех самых волн, а голос её - шелест вечно-бегущих волн, и мне никогда ее не догнать. Морская пена — её белые локоны, что, дрожа на ветру, сверкают, словно пушистый снег. Она манила и звала меня — я не мог не повиноваться. С каждым преодолённым метром я был всё ближе и ближе к ней. Я, как раб или страждущий, полз к живительной воде. Ещё чуть-чуть, и она снова будет у меня в объятиях, ещё чуть-чуть, и она снова моя. Ещё немного, и мы уже никогда не расстанемся. Вдруг всё вокруг начала заполнять вода, и тогда я понял, что на правильном пути. С каждым шагом расстояние между нами уменьшалось — ещё пара метров, и я буду совсем близко. Меньше минуты, и я уже чувствую, словно её маленькие ладошки ложатся мне на плечи, как тонкие пальчики гладят меня по спине, как она прижимается ко мне грудью, кладёт голову немного ниже моей шеи. Как в районе груди теплеет, как всё тело словно становится тяжелее, а голова легче с каждым мгновением. Как мое сердце начинает биться чаще, а легкие разрываться от количества моей любви в них. Но я лишь продолжал вдыхать, до самого конца, пока места не останется совсем. Момент дрожит на точке сна, вот-вот мы объединимся навсегда. С каждым шагом я всё глубже в тебя ныряю, с каждым шагом над моей макушкой всё больше толща воды. Нет большего удовольствия на свете, чем любить и тонуть в любимом. Я лечу к тебе прямо на дно, ведь знаю — моя русалка уже ждёт меня в коралловом замке.