Сожги меня

Вернемся к изначальной дате — Десятое марта. Мне надоело просиживать штаны в своей комнате и терзать самого себя мнимым одиночеством. Я должен с ней поговорить и хотя бы сделать попытку наладить контакт. В конечном счете помириться и вернуть все на свои места как было, чтобы все между нами устаканилось. Все же, уже немного заскучал без нее, нужно как-то правильно к ней подойти, чтобы наверняка. Вы можете задаться вопросом, — почему я так парюсь из-за того, что даже ссорой назвать нельзя? Но нет, с такими мыслями вы заблуждаетесь, так как все сложнее, чем может показаться с первого взгляда. Мне не важно что это и как называется, — «ссора» или «недомолвка», — мне все равно, важно не это, а другое. Важно то, как мы это воспринимаем, то, как ситуация и событие повлияло на нас в этот определенный момент. То, как мы на это отреагировали и какие чувства это у нас вызывало и чувства ли. Ведь это могут быть минутные эмоции, но они все равно оставят свой след, хоть и нечеткий. Сейчас мы с ней не разговариваем, а это не особо радостная новость — я абсолютно не знаю что у моей любимой в голове, даже догадываться не могу, а это плохо. Очень плохо. Подобные недопонимания могут загнать нас и наши отношения в более трудное положение, скрытность подпитываемая гордостью усугубит ситуацию, так как это будет препятствовать хоть и не полностью конструктивному, но хоть более-менее рациональному решению проблемы. Прошу читатель, поймите меня — мне очень важна наша с ней связь. Это было у меня всегда, с самого ее рождения и я никогда не откажусь от нее. Слишком велика цена. Я думаю о ней слишком часто. Ее образ в моей голове стал настолько четким, что будучи художником я мог бы рисовать ее портреты. Или лепить ее фигуру, миниатюрный силуэт с глины по памяти, да даже и с закрытыми глазами — я бы не пропустил ни одного изгиба. Иногда, когда мой мозг после очередной нервотрепки играется с моим восприятием реальности я очень хочу, чтобы мое сознание перенеслось в сказочный сад. Иметь в этом волшебном саду мою маленькую девочку, полной прелести и чистоты, как нежно-розовые лепестки на цветущей вишне. И она была бы рядом, всегда со мной и я бы никогда не был бы один. Мы были бы счастливы и меня не терзало своими когтями одиночество. Следы страданий на сердце долго не затягиваются в шрамы, а гноятся и невыносимо болят. Перенести это и остаться живым невозможно, но моя малышка для меня как морфий для военного. Дарит драгоценные секунды жизни без боли и также сводит с ума привыканием. Ноги сами понесли меня к ней, я даже и обдумать все не успел. Но у меня была цель, выполнение которой теперь уже не казалось таким простым. Мне нужно было поговорить с ней, и поговорить так, чтобы настроить ее на искренность и дальнейшую привычку быть со мной честной во всем. Как это сделать наверняка я не знал, но попробовать точно стоило. В этот момент, глядя на мою маленькую Билли я сходил с ума от одного вида ее милого детского лица и тут... мне пришла идея. Точно, она же ребенок. Меня словно осенило — решение нашлось само по себе, сразу же, как в моей голове пронеслись воспоминания трехлетней давности. Как я садил ее к себе на колени и она рассказывала мне все свои секреты, мечты и обиды. Она детской наивностью мне доверяла и это было действительно бесценно. Я слушал ее и чувствовал себя реально нужным, потому что вот она такая маленькая, моя младшая сестра и она доверяет мне так открыто и без сомнений. Я ей нужен — прямо как сейчас. Она была тихой и послушной. Ничего не говорила, но и не брыкалась, когда я аккуратно приобняв ее, опустил руки на талию притянул к себе. Она мирно молчала, даже не подняла на меня взгляда, когда я усадил ее себе на колени. Но она весьма заблуждается, если думает, что так меня обманет и скроется. Нет, я все также хорошо, как и всегда мог разглядеть на ее бледных щеках румянец смущения и от этого в сердце защемило еще больше. Нежность к этому беззащитному и наивному созданию перемешивалась с тоской и желанием удержать ее возле себя навсегда. Скрыть все ее тайны, как свои и всегда быть рядом, чтобы защищать от этого гнилого, жалкого, как я сам, мира. Опьяненный грешник утопал в любви. В ее взгляде не было страсти. Мы просто тонули в этой близости... Не столько физической, как в синхронности призрачного дыхания и ритма сердец. Я мог чувствовать ее так хорошо, почти чувствовал аромат клубники, исходящий от ее нежных, почти бесцветных губ, запах волос, ощущал на своей коже тепло ее дыхания. При всей своей невинности, это казалось таким интимным в тот момент... Мне казалось, что в такой-то момент она точно не сможет позволить себе соврать. Где она была вчера? Хоть я и не могу проверить, но почему-то уверен, что не была она у подруги. Она просто убежала от меня. Пробыла в неизвестной мне локации какое-то время и точно не одна. Она была с кем-то. Я очень хочу верить, что моя Билли не солгала бы мне, но я не моя младшая сестра и смотреть на мир через розовые очки у меня уже не получается. Я в отличие от нее знаю, что ее наивностью и незрелостью могут воспользоваться в своих грязных целях ужасные люди. Она этого не осознает, но за то прекрасно понимаю я. Моя задача, как старшего брата, оберегать и контролировать эту маленькую дурочку, чтобы не дай Бог не попала в неприятности. — Билли. — она подняла глаза и пробежалась взглядом по моему лицу. — Пожалуйста, скажи мне правду. Я обещаю, что не буду злиться и кричать на тебя. Солнце, пойми меня, я переживаю за тебя. Всякое могло случиться, когда меня не было рядом и я не смог бы помочь тебе. Где ты была вчера вечером? Не у подруги же, признайся. Просто скажи мне, чтобы я не волновался и, если хочешь, то отложим разговор на потом и пойдет смотреть что-то. Только я жду от тебя правду. Морали тебе читать мне сейчас нет смысла, я это знаю. Так что не бойся ничего и просто скажи куда ты уходила на самом деле. — А она лишь закатила глаза... Серьезно, ответ на все мои переживания она лишь демонстративно вздохнула и откинула голову назад. — Финнеас, что ты себе опять надумал? Невротик хренов. Я сказала тогда тебе правду. Я действительно была у подруги. Что еще ты от меня хочешь услышать, братец? И вообще, почему я должна перед тобой отчитываться? — тут я перебил ее. — Не дури. Я беспокоюсь о тебе, потому что если с тобой что-то случится, за это перед родителями буду отвечать я, а не ты. Потому что ты еще несовершеннолетняя и вообще ребенок. Неужели тебе так сложно встать на мое место и понять, почему я «опять себе надумал»? В жизни может случиться все что угодно и ты, моя милая, это сама знаешь. Я первый должен узнать, если с тобой произошло что-то плохое или также хорошее. Просто ты должна рассказывать мне все, — тогда не будет никаких проблем. — она снова вздохнула. — Я правда была у подруги. Ты хочешь чтобы я тебе на святом письме еще поклялась? Присягнула на верность или что? — это она сейчас серьезно или опять издевается? — Малыш, я очень хочу верить, что ты не лжешь мне. Потому что если я все же узнаю, что даже о такой мелочи, по сравнению с тем, что уже бывало ты мне солгала... Ты ранишь меня своим недоверием очень больно, знай это.

***

Двадцать седьмое марта. Две тысячи пятнадцатый год. Утро. Мэгги, как обычно, суетится на кухне за плитой, готовя завтрак, а Патрик читает газету. Вся семья в сборе, а на самом деле только трое. Потому что Билли, похоже, словила астрал. Она как бы здесь с нами, но ее как бы нет. Мама верно подмечает, что моя обожаемая сестрица витает в облаках, ну или может просто еще не проснулась. Ее отстраненность заметили мы с мамой, но все же трогать ее не стали, хоть и к полудню ее состояние не изменилось. Малышка Биллс была все такая же отстраненная, засевшая в своих мыслях. Этим самым она провоцировала растущий интерес к тому, что у нее в голове. (А ведь я сам знаю, как много всего может умещаться в ее светлую пушистую голову.) Это все на самом деле очень любопытно. Я хоть и смотрю на нее также, как обычно, но понимаю, что душой вижу ее перед собой. Мое сознание словно раздвоилось, я словно со стороны наблюдаю за происходящим. Одна моя половина наблюдает за моей любимой от первого лица как старший брат, а другая как что-то абстрактное, что нельзя увидеть никому. Сначала я думал, что эта ее загадочность напускная и предназначена только для меня, (ведь как иначе можно объяснить ее поведение я не знаю), но потом все это стало выглядеть правда странно. Скорее всего она так пытается обратить на себя еще больше моего внимания. Это, пожалуй, самое логичное разъяснение сегодняшней манеры ее поведения. Но нет. Ее сознание и дальше почти не реагировало на внешний мир, будто на него опустился густой туман, который облачил все ее мысли. Как бабочка в коконе она проходила так весь день, при этом почти не разговаривая. Ни с отцом, ни с Мэгги, а тем более со мной. Я пытался всячески к ней подступиться, но все безуспешно. Ее было невозможно вытянуть на диалог. Она то и дело говорила, что только «угу», «ага», «да нет, не думаю» и подобные очень содержательные ответы. С какого-то момента, даже не знаю когда точно, меня это начало конкретно бесить. Она постоянно шугалась маму, не могла нормально, как обычно, поговорить с ней, хотя раньше никаких трудностей с банальными диалогами не возникало. (Ну или по крайней мере, мне не удалось наблюдать подобное.) Билли постоянно запиналась, опускала глаза, отворачивалась и вздрагивала. Было непонятно что именно заставляет ее с такой силой чувствовать себя неуклюжей дурой. О чем она думала, бегая глазами по маминому наряду, специально избегая прямого взгляда? Может быть обо мне, о том, что она чувствует, как я уже начинаю злиться, или о себе самой, о том, насколько слабо, по-детски она себя ведет? Моя девочка ведь знает, что я не терплю, когда она так выламывается — это очень утомляет. Ни у кого нет времени с ней такой нянчиться. Она уже взрослая и не должна позволять себе так демонстративно выделываться. Ей давно не шесть лет. Моя любимая сестрица смело бежала ко мне в объятия, набрасывалась с поцелуями, также позволяла мне целовать ее уста, мы серьёзно говорили с ней про наши отношения, а в конце концов — спали вместе — это ли не контрастный показатель ее настоящей зрелости? Это еще и является доказательством, что она как личность весьма многогранна, так как может сочетать в себе детскую наивность прелесть и совершенную власть как соблазнительницы над моим покоренным ее красотой разумом. Так почему же при всем этом она ведет себя так нелепо и инфантильно? Но когда все же она подняла на меня глаза, ее взгляд был переполнен совсем другим. В нем было столько страха и букета из ранее неведомых мне чувств, что я с ужасом понял — я абсолютно не знаю мое солнце.