Золото и яшма

      Словно вся удача и всё везение Цзинь Лина остались в Цинхэ!       Стоило вернуться в Башню Кои, как всё пошло наперекосяк: удрать на Охоту с Феей вдвоём никак не получалось — вместо этого пришлось отбыть повинность «настоящей господской Охоты» в обществе Оуян Цзычжэня, его сестрицы и его невесты. Нет, конечно, Цзинь Лин его сам пригласил, надо же было извиниться за несостоявшийся визит; Оуян немного пообижался, но согласился, благо наречённая его была из мелкого цзиньского клана и на Охоте им лишний раз предоставилась возможность побыть вдвоём, — а на Цзинь Лина повесили обязанность развлекать старшую барышню Оуян, присланную то ли следить за поведением братца, то ли прощупать самого Цзинь Лина на предмет женитьбы. «Господскую Охоту» ему доводилось уже видеть и прежде — в исполнении фазана-Гуанбао; но тогда Цзинь Лин полагал, что только Гуанбао так и охотится: сидя на красивом холме в окружении слуг и столов с едой и питьём, а младшие адепты рыщут по окрестностям и выгоняют дичь прямо под прицел своего господина. Оказалось же, что точно так подобает охотиться и самому наследнику, тем более в обществе барышень; да ещё и дичи нормальной не нашлось — так, парочка шестиногих «болотных жеребят» под неутихающую болтовню влюблённых и хихиканье девы Оуян… разве сравнится с этим безобразием тот завораживающий полёт сквозь метель в паре с Лань Цзинъи! А дядя Цзян, увидев такую Охоту, наверняка долго смеялся бы и под конец обозвал бы Цзинь Лина избалованной бездарью — как будто Цзинь Лин сам всё это придумал!       Внутри Башни дела обстояли не лучше. Цзинь Лин с усмешкой вспоминал собственные опасения — что Регентский совет будет всё решать без него. Если бы! напротив, приходилось высиживать все заседания, выслушивать все доклады и споры и делать вид, что участвуешь в управлении Орденом. Остаться одному, без учителей и соглядатаев, удавалось только изредка и даже не в собственных покоях — там шпионили слуги, — а в новом убежище: на крыше главной башни. Об этой смотровой площадке ходили странные слухи: будто бы пред-прежний глава держал там личного предсказателя погоды и этот колдун после смерти так и бродит по башне неупокоенным духом. Цзинь Лин был согласен на духа: пусть предскажет судьбу и научит, как жить дальше. И ещё здесь не было никакой мебели или дорогой посуды, которые можно сломать в гневе — на радость сплетникам.       Видят предки, Цзинь Лин старался изо всех сил! Но золотой фазан всё равно косился с опаской, как на незнакомую собаку, которая того гляди укусит, дед Юй недоверчиво супил брови, остальные своё недоверие и недовольство прикрывали фальшивыми улыбками, как веером. Первым делом Цзинь Лину пришлось выслушать лицемерные поздравления своих Старейшин по поводу победы на Рубеже. Можно было клясться чем угодно, что действительно рады за него были всего несколько человек! большинству было всё равно — есть дела поважнее, а многие тихо злорадствовали, что Лабиринт они с Жуцунем даже не смогли пройти до конца. К вечеру от всего этого суесловия, намёков и иносказаний Цзинь Лин так устал, что сам засомневался — действительно ли он выиграл Рубеж или Цзинъи всё-таки подыграл ему.       А следующим утром на Совет приползла стая трусливых шакалов: старейшины клана Су с новым главой — Су Чжисюем. Вот уж без кого Цзинь Лин не скучал и кого с удовольствием не видел бы ещё вечность!       Су Чжисюй многословно и витиевато просил прощения за прошлые преступления клана, беззастенчиво сваливая всю вину на недавно убиенного главу — дескать, это всё он, а мы, невинные щеночки, знать ничего не знали и ведать не ведали, ну конечно! Так я ему и поверил! а также клялся в верности и просил не оставлять клан без покровительства.       Была бы воля Цзинь Лина, он бы отказался не раздумывая. Пусть число вассалов Цзинь станет меньше ещё на один клан, без этих падальщиков Орден будет только сильней! Но Юй-вайчэнцзюфу, стоявший за левым плечом, беззвучно шептал, почти задевая ухо усами: «Сейчас нежелательно терять союзников, Орден и без того ослаблен, ты должен принять их клятвы, Лин-эр».       — Мы клянёмся, что вредоносное заклинание будет запрещено к изучению и исполнению под страхом лишения Золотого Ядра, — разливался Чжисюй.       У них есть такие техники? они могут проклясть своих адептов таким образом? ужаснулся Цзинь Лин, обводя взглядом просителей.       В точности шакалья стая: старейшины Су поджимали хвосты, подобострастно скулили — и злобно скалились, если им казалось, что никто не видит. Чудилось, что от этих людей в серо-белых одеждах воняет тухлым, как от падали, долго пролежавшей на солнце. «Вассальная клятва клана Су была принята твоим дедом Цзинь Гуаншанем и одобрена твоим отцом Цзинь Цзысюанем, а сейчас и регентский Совет и Совет Старейшин одобряют возобновление клятв», — щекотали ухо дедовы усы. Ладно! подумал Цзинь Лин, пусть будут, а там посмотрим. С дедом ещё можно было бы поспорить, правда, не здесь и не сейчас: не перед хитрыми глазами главы Су и алчными — его старейшин; но спорить с обоими своими Советами сразу — бесполезно и просто глупо: всё равно сделают по-своему.       — Хорошо, — сказал Цзинь Лин, идя наперекор собственному убеждению, что предавший хоть раз предаст снова. — Я приму клятвы.       Наверное, в награду за покладистость Совет закончили пораньше и можно было успеть потренироваться и хоть немного сбросить злость, стучащую в висках. Забавно будет стрелять, представляя вместо мишеней старейшин Су и их нового главу.       Оставалось дойти до прохода в зарослях жимолости, огораживающей поле со стороны двора, когда неожиданно громко прозвучал голос «любимого» троюродного братца.       — …Жулань… он всё время путался у меня под ногами и лез под руку. — Очевидно, Цзинь Жуцунь со своей сворой стояли возле живой изгороди со стороны поля. Дорогой кузен не считал нужным понижать голос. Цзинь Лин замедлил шаг и прислушался. — Неудивительно, что из-за этого мелкого проныры я споткнулся и сломал ногу!       Первым желанием было ломануться прямо через кусты и надавать тумаков хвастуну! Цзинь Лин даже сделал шаг, стискивая кулаки, когда словно наяву услышал голос Цзинъи: «Всё верно, Юная Госпожа, отхлещи его веером по щекам! Нет веера? Не беда — просто расцарапай ему рожу!» Цзинь Лин остановился с поднятой ногой и решительно свернул к проходу на сунлян.       — Конечно сломал, да ещё как, — продолжал жаловаться Жуцунь. Он, вернувшись в Орден, всё ещё демонстративно прихрамывал. Я бы постыдился так долго возиться с пустяковой раной! какой же надо иметь ничтожный запас ци или вовсе не уметь ею управлять! Но наследника младшей ветви такие мысли не смущают! Воображает себя кречетом, хотя на самом деле цыплёнок-переросток. — До сих пор хромаю! Пока не выздоровею полностью, дед меня на Охоты не пустит!       Жуцунь был настолько увлечён собой, что не слышал шагов у себя за спиной.       — Мы оба знаем, как всё было на Соревнованиях, — отчеканил Цзинь Лин, стараясь, чтобы голос его не сорвался на крик.       От неожиданности Жуцунь подпрыгнул, а его свита стояла с открытыми ртами и таращилась на Цзинь Лина.       — Откуда это ты выскочил, А-Лин?       Теперь все опять обернулись к Жуцуню.       — Скажешь, на Рубеже ты проиграл тоже потому, что я лез тебе под руку?       — Нет, — угрюмо признал Жуцунь, — на Рубеже я проиграл потому, что ты учился у этого Цзяна-как-его-там, а я у старого Лэмина. Дед обещал, что найдёт мне другого учителя. А пока я буду тренироваться с тобой!       Его подручные молча крутили головами, как куры на дворе.       — Тебе бы ещё учителя, который объяснит тебе, как надо охотиться!       — Это ты совсем не умеешь вести себя на Охоте! — снова взвился Жуцунь.       — Я?! — у Цзинь Лина закончились пристойные слова.       — Несёшься как бешеный волк, не соблюдая ни правил, ни приличий, ни собственного достоинства!       — Если я тебе так сильно мешаю, зачем ты всё время таскаешься за мной?       — Я не таскаюсь! — возмутился Жуцунь. Лицо его стало красным от прихлынувшей крови. — Я веду себя как надлежит старшему родственнику! Я пытаюсь присматривать за тобой, несмотря на твоё высокомерие и невоспитанность!       Стрелять уже не хотелось, но не уходить же у всех на виду! Правда, стрелы после пришлось вырезать из мишеней ножом — Цзинь Лин со злости стрелял так, будто перед ним снова была богиня с каменной кожей. Присматривает он за мной, подумать только! всю жизнь дразнил и издевался, а теперь вот заботится?! и в памяти, как нарочно, звучал эхом насмешливый голос Лань Цзинъи: «Не забудьте умыться, Юная Госпожа!» — после того, как помог залечить царапины.       Думать про Цзинъи — про обоих своих Ланей — можно было только на Башне, где даже ветер его не подслушивал.       Насколько Цзинь Лин помнил орденскую историю — скучнейший из школьных предметов! — насколько он помнил, та каторга из воспоминаний Сычжуя называлась «тропой Цюнци». Его самого привычно бросало в дрожь от этого названия: на этой самой тропе погиб его отец!.. и вся история этой смерти оказалась ложью, а теперь выяснилось, что ложь на этой тропе началась гораздо раньше. На уроках учитель с негодованием в голосе рассказывал о бесчестных Вэнях, не раскаявшихся и не принявших справедливое наказание, — мол, они подняли мятеж, перебили охрану и ударились в бега, а помогал им подлый отступник Старейшина… тот самый подлый отступник, который в храме Гуаньинь сдался, только чтобы не убили Цзинь Лина. Тот самый, которого и в смерти отца обвиняли напрасно.       Что на этой каторге делал страшный преступник А-Юань?..       Если придерживаться подобной логики, то за преступления Мэн Яо должны отправить на какую-нибудь каторгу его, Цзинь Лина? и всех кровных родичей? Он невольно фыркнул, представив себе деда Гуанбао в каменоломнях, запряжённого в какую-нибудь тачку, — а неплохо было бы!.. ох, что за чушь лезет в голову.       Кто из наших адептов отвечал за эти каторжные работы, за лагерь на тропе Цюнци?       Учитель об этом не рассказывал.       Что ж, есть в Ордене место, где хранятся подобные сведения: орденский архив.       Спать Цзинь Лин отправился с чувством твёрдо принятого решения.       Доу Вэньяна, Хранителя Сокровищ Разума, то есть главу архива, визит молодого главы совершенно не обрадовал. Во-первых, только-только пробили середину часа дракона и почтенный старец ещё не допил свой утренний чай; во-вторых, в последнее время юное поколение что-то зачастило в его мирную обитель со странными вопросами — и именно те юнцы, которых раньше в библиотеке не видывали. В-третьих, решил Цзинь Лин, глядя на тонкие, недовольно поджатые губы старика, — кажется, молодой глава лезет куда-то не туда.       — Почему господин наследник вдруг решил покопаться в покрытом пылью прошлом? — словно угадал его мысли старик.       Цзинь Лин постарался поджать губы похожим образом.       — Потому что молодой глава вдруг понял, что ему слишком много и долго врали, — отчеканил он. — В связи с последними событиями. Вы меня понимаете?       — И вы хотите правды, — усмехнулась эта белая цапля, — да помогут вам боги Девяти небес. Я дам распоряжения служащим.       Цзинь Лин облюбовал себе столик у окна, и на этот стол немедленно принялись сгружать и сваливать свитки, книги, тетради, прошитые и скреплённые печатями, и прочий рукописный хлам. К обеду ему удалось пролистать едва ли треть, но самое главное он всё-таки выцепил — судя по платёжным ведомостям, каторжными лагерями распоряжался Цзинь Цзысюнь, и он же подписывал выплаты для адептов-стражников.       В трапезную Цзинь Лин всё-таки пошёл: нужно было выказать в очередной раз уважение старшим и регентам. Он болтал ложкой в каком-то супе, слушал не слушая разговоры и старался только не усмехаться слишком уж явственно. Цзинь Цзысюнь, герой войны, получивший ранение в жестокой битве, безвеременно почивший от злодейского проклятия… этот Цзинь Цзысюнь был тем, кто отдавал приказы. Кто назначал людей на тяжёлые работы и морил их голодом. Кто подбирал стражу, умеющую избивать беззащитных.       Подожди, осадил Цзинь Лин сам себя. Может быть, этот Цзинь Цзысюнь ничего не знал. Может, он был истинным разгильдяем и совсем не интересовался порученным ему делом. Может, вся вина на стражниках и их командире… и с этой мыслью вернулся в уютный уголок архива, к окончательному неудовольствию Доу Вэньяна.       Тем же вечером ответ сам влетел к нему в руки — пожелтелый листок выпал из очередной счётной книги. Некий Цзинь Му корявым солдатским почерком свидетельствовал в расписке, что на прокорм сорока одного стражника и двухсот семи заключённых получено общим счётом шесть золотых лян… и прочитав этот документ, Цзинь Лин схватился за голову. Он ничего не понимал в денежных расчётах; но — выдавать одной горстью деньги для стражи и для заключённых?! Сколько из этой суммы вправду будет потрачено на прокорм каторжников?       …и скрипнул зубами, наживую вспомнив комок холодного проса в маленьких ладошках А-Юаня. Кому надо, чтоб пленные голодали, да? они же так работать не смогут, да, Цзинь Жулань?       …и снова тропа Цюнци, уже украшенная статуями и барельефами; и снова — Цзинь Цзысюнь, снова он…       …нет. Не надо. Не сейчас.       Понадобилось уткнуться в ладони и посидеть так немного. Если выяснится, что ещё и в смерти отца виновен этот…       …герой войны. Слава Ордена и младшей ветви.       Похоже, что о войне я тоже ничего не знаю.       Доу Вэньян на его новое требование только поднял глаза к потолку.       К вечеру второго дня Цзинь Лин возненавидел архив окончательно. Нет, копаться в этих старых свитках было даже занятно — всё равно что идти по хитрому следу; но довольно скоро он убедился, что иной раз два соседних свитка говорят об одном и том же деле совершенно по-разному. В изложении красивого витиеватого почерка все военные события в точности повторяли то, что излагал учитель на уроках орденской истории: например, знаменитое наступление при Чанбае было бы невозможно без важнейших сведений, добытых Цзинь Гуанъяо с риском для жизни… видно, до архивов ещё не добрались новые веяния! В другой, потрёпанной книжке, дешёвыми чернилами и уже не таким изысканным начертанием повествовалось, как Цзинь Цзысюнь вёл передовой отряд и был ранен в голень и был вынужден покинуть поле боя (и вообще войну, договорил Цзинь Лин, морщась), и без этой атаки наступление бы непременно сорвалось. А третий листок, заляпанный неизвестно чем и написанный ломаным кайшу, сообщал неведомому адресату, что после отступления Цзинь Цзысюня Золотая Тысяча еле удержала фланг и была вынуждена сражаться в пешем строю, оставив на поле многих… та самая Золотая Тысяча, отряд отца, и снова тот самый Цзысюнь!.. «и лишь Драгоценной Дюжине удалось переломить ход боя и развить наступление».       «Жэньгуи Да», шёпотом повторил про себя Цзинь Лин. Кто это? что за отряд?       Почему это название не упомянуто даже в денежных отчётах? почему нет поимённого списка? Если это какой-то особый отряд, ему следовало выплачивать жалование, шить одежду, закупать оружие…       Идти с этим вопросом к учителю было бы пустой тратой времени. Вредина Доу Вэньян наверняка знает — и наверняка найдёт сто способов ответить не отвечая.       Дядя Цзян, наверное, мог бы рассказать, хотя он очень не любит говорить о войне… и приедет этот дядя Цзян только дней через пять в лучшем случае. Дэн Ай тоже воевал — но за ответом точно пошлёт к дяде Цзяну.       Кто ещё?       Цзинь Лин поёжился от внезапного холодка, пробежавшего по спине. Никто в Ордене Цзинь никогда не хвалился тем, что воевал. Никто ни разу не сказал «я был в той самой геройской Золотой Тысяче».       Не могли же они все погибнуть. Кто-то должен был вернуться с отцом.       Он выбрался из своего захламлённого уголка и побрёл к выходу, по пути вежливо раскланявшись с Доу Вэньяном.       Интересно, послушаются ли меня здешние служащие в обход этого старика?       Они послушались — не все, конечно, но двоих младших Цзинь Лин смог заинтересовать обещанием щедрой награды (по одному ляну за каждое найденное упоминание Драгоценной Дюжины) и заступничества перед Доу-даоши «если что». Весь военный и послевоенный архив они перерыли за три дня, но Цзинь Лина в разорение не ввели: нашёлся всего один документ — страница из списка внутриорденских судебных решений десятилетней давности, вытащенная на свет уже при нынешних проверках.       Сухим канцелярским слогом там говорилось, что некто Шуань Го, принятый адепт, мастер лука, уличён в растратах и отстранён от должности в Башне Кои, но, так как сумма растраты невелика, и приняв во внимание его славное военное прошлое, а также то, что он один из Драгоценной Дюжины Цзинь Цзысюаня, решено отправить его наблюдателем Ордена в крохотный городок Чанъи посреди лесов и топей — старшим над отрядом из трёх младших адептов. Поверх рукой Не Фэнлана было размашисто приписано: «Доказательства растраты сомнительны. За время правления Мэн Яо место службы не покидал, нареканий нет, происшествий нет».       Спрашивать старших адептов, уцелевших после Мэн Яо, было нехорошо, а кого хорошо? В конце концов Цзинь Лин допросил одного из старых слуг — тех, что достались ему в «наследство» вместе с покоями отца. «Драгоценная Дюжина? — переспросил тот и сам же с готовностью ответил: — Это личный отряд вашего батюшки, молодой господин, его друзья и верные соратники! Только почему Дюжина? их было десять: Драгоценная Десятка Цзинь Цзысюаня! И Золотая Тысяча Ланьлина: отряд, с которым ваш батюшка отправился на войну Солнца».       Вот в этот самый момент Цзинь Лин понял, что чувствует Фея, когда идёт по следу! Дальше он расспрашивал всех: и слуг, и тех адептов, кто работал в ремесленных мастерских при Ордене — чинил оружие, расшивал одежду печатями, создавал цянькуни и другие полезные артефакты. Драгоценный Отряд Цзинь Цзысюаня действительно существовал когда-то, сведения о количестве людей в нём разнились: от Тройки до пресловутой Дюжины. Этот отряд точно участвовал в Войне Солнца, но если о Золотой Тысяче можно было найти хотя бы записи в книгах о победе великого Ордена Ланьлин Цзинь, то о Драгоценных не было ничего! Ничегошеньки, ни одного затёртого столбца — кроме того письма неизвестно кого неизвестно кому…       Зато в швейной мастерской ему рассказали об их отличительном знаке — белый пион на их буфане был отшит золотой строчкой! «Мы расшили тринадцать таких буфанов, господин наследник, аккурат перед тем, как они отправились на войну» «Тринадцать?!» «Тринадцатый — для вашего отца».       Решение зрело в Цзинь Лине медленно, но настойчиво.       Кому ещё, как не друзьям и соратникам отца, можно довериться в смутные времена?       Он нёсся по двору резиденции, из швейной мастерской в канцелярию — вдруг документы найдутся там, может, спрятали и сделали вид, что забыли? — и так увлёкся своими мыслями, что чуть не налетел на Не Фэнлана, степенно шествующего навстречу по извилистой дорожке первого двора.       И кто сказал, что обязательно расспрашивать только своих?!       — Драгоценная Дюжина? — к удивлению Цзинь Лина, ответил генерал Не, улыбаясь. — Я помню их по Войне Солнца, но их было пятнадцать. Хорошие бойцы. Все как один.       Цзинь Лин вцепился в Не Фэнлана как клещ:       — Расскажите мне о них, кто они, где сейчас, хотя бы их имена! Они были друзьями моего отца!       — Я мало знаю об Отряде Драгоценных Цзинь Цзысюаня, — пожал плечами генерал, жмуря тигриные глаза. — Мне не приходилось взаимодействовать с отрядами Цзинь во время боевых действий, помню только несколько хао… — и вздохнул, сообразив, что Цзинь Лин от него не отцепится, пока не узнает всё. — Все их хао были со словом Драгоценность: Драгоценная Стрела Го, здоровенный такой парень, ему бы дадао в руки, но и лук у него был почти осадный; Драгоценная Оса Делун, мастер меча, щуплый, вёрткий и неуязвимый; Драгоценная Сеть Мингли, кажется, лучший заклинатель из них. Тебе бы расспросить кого-нибудь из Ордена или найти списки отряда в архиве.       А то я не пытался!! мысленно взвыл Цзинъ Лин, но вслух вежливо поблагодарил, прижимая руки к груди и кланяясь как подобает. Всё-таки! всё-таки от генерала Не удалось узнать больше, чем от кого бы то ни было в собственном Ордене. Цзинь Лин уже прикидывал, кого ещё можно расспросить, когда ему в голову пришла отличная идея — можно же съездить в этот самый Чанъи, самому познакомиться с Шуань Го и от него узнать об Отряде и… от представившихся возможностей он не мог заснуть почти до рассвета.       Прежде всего стоило озаботиться самой поездкой в Чанъи. Это не так уж далеко — на землях Ордена, хотя, конечно, глушь несусветная: и дорог-то толком нет. Нужно было придумать предлог поехать именно туда, и Цзинь Лин со стоном опять нырнул в архивную канцелярию — принялся перебирать и читать все отчёты, приходившие из Чанъи (тут к Шуань Го было не придраться: отчёты гарнизон высылал регулярно). Доу Вэньян, глупая белая цапля, хоть и не ворчал, но всем своим видом выражал несочувственное недоумение; вслух же он только и позволил себе мягко попенять молодому господину за «принуждение младших служителей к внеурочной работе». Да толку-то от этой работы, в сердцах буркнул Цзинь Лин в ответ, всё равно в вашем хвалёном архиве хранится только ложь и ничего кроме лжи! и получил в ответ гневный взгляд: «Мы храним то, что нам передано на хранение». Да, в ближайшие 12 лет молодому главе лучше даже не приближаться к славному зданию хранилища мудрости…       …но главное он успел прочитать в чанъинских отчётах и пошёл к распорядителю Охот уже с готовыми доказательствами: «Вот видите, пишут, что у них там тоже завелись шуимьян-гуи, и я просто обязан исправить свою ошибку (ох как горько всё равно было говорить такое…) и провести Охоту по всем правилам, как подобает!» Цао Цзи покивал понимающе, пообещал выделить господину наследнику свиту и все нужные припасы и снаряжение; регентский Совет поморщился, но отпустил — попробовали бы не отпустить! Весь полёт Цзинь Лин косился на адептов, нагруженных тюками и свёртками, и гадал, чего им туда напихали: шёлковый шатёр? вино и закуски? парадные одеяния? Деда Гуаншаня следовало бы проклясть уже за то, что он ввёл в моду вот такие «Охоты», непочтительно думал он, когда на горизонте наконец расступились леса и появился небольшой городок над чистеньким озером: славное место!       Семейное место, поправил он себя, пока его отряд приземлялся на широком дворе орденской усадьбы. Из всех бумаг следовало, что в настоящее время гарнизон Чанъи составлял шесть человек — сам Шуань Го и пятеро его сыновей. Десятина собиралась вовремя; никакие опасные твари не появлялись — или появлялись, но уничтожались тут же; простолюдины не жаловались. Короче, покой и порядок, и дом ему соответствовал: добротные строения, обнесённые высокой стеной, с дозорными башенками по углам. При появлении вооружённого отряда заметались слуги, потом вышел хозяин, прикрикнул как подобает и поклонился по всем правилам: «Приветствую блистательных господ в нашей скромной лачуге!» «Сам будущий глава!» — немедленно сообщили ему шёпотом.       Цзинь Лин изо всех сил старался разглядеть его во время второго поклона, более низкого чем первый. Шуань Го был и впрямь высокого роста и широк в плечах, самому генералу Не под стать; а вот в лицо ему посмотреть почему-то не получалось, словно Цзинь Лин опять стал мальчишкой перед значимым взрослым, — и немедленно разозлился на себя за эту несвоевременную застенчивость. Свита в три голоса объясняла, зачем и почему они прибыли сюда — в такую глушь из такой дали! — а Цзинь Лин молчал, пытаясь придумать слова заранее, и молчание это получалось всё более надменным.       — Недостойный и его сыновья всё подготовят для господина наследника, — наконец произнёс Шуань Го и поклонился в третий раз, — а моя эта и её дочери позаботятся об удобстве почтенных гостей.       Цзинь Лин только и смог скованно кивнуть в ответ.       Три женщины хлопотали вокруг них в просторном прохладном чжунтане, накрывая на стол и подавая напитки; слуг было мало, гораздо меньше, чем подобало бы в богатой усадьбе, и совсем не было ковров и драпировок — должно быть, на случай внезапного пожара. Хозяйка, в отличие от смущающихся девушек, вела себя спокойно и с достоинством, не допуская лишней суеты, но делая всё быстро; Цзинь Лин прихлёбывал подогретое вино и думал, что когда-то эта женщина, должно быть, жила в лучших условиях. Время за ужином тянулось невыносимо долго, а Шуань Го появился уже в сумерках и совершенно внезапно: вошёл, с порога кивнул жене и снова поклонился прибывшим.       — С утра, коли будет угодно вашим милостям, мы проводим вас на Круглый холм, это лучшее место для Охоты во всей округе. — Теперь кивнула жена, словно знала, о каком месте идёт речь. — Слуги отправятся туда с рассветом, чтобы расставить шатёр и столы (всё-таки этот проклятущий шатёр!..), а к полудню мы с сыновьями выгоним к острову эту нечисть. Есть ли у господ особые пожелания?       — Нет, — угрюмо буркнул Цзинь Лин, понимая, что выглядит балованным столичным щёголем… или той самой Юной Госпожой. — Мы могли бы и сами… но вы лучше знаете эту местность, мастер Шуань, — постарался он исправить впечатление и только его испортил.       Ночью он так и не смог уснуть. Не хватало тёплой Феи под боком, не хватало азартного предвкушения погони. Не хватало, отчаянно не хватало уверенности, что он сможет поговорить с Драгоценной Стрелой и сказать всё что хотел, да не просто сказать, а правильно и убедительно! Он встал на рассвете, побродил по двору и по стенам как утренний призрак, проводил негодующим взглядом адептов, нагруженных ненужными вещами. Вот бы сейчас как в тот раз: на мече над водой, через болота и бурелом, вдогонку за быстроногой тварью!..       Никакого «вдогонку» в этот раз так и не получилось. Круглый холм и вправду был круглым как чашка и занимал весь небольшой островок посреди мелководного болотистого озерка, обрамлённого мрачным еловым лесом; шатёр и столы выглядели здесь так, словно в роман вклеили картинку из совершенно другой истории. На мечах за яо-водомеркой летел сам Шуань Го и двое его сыновей и умело направляли её прямиком к холму; Цзинь Лину оставалось только спустить тетиву, что он и сделал, проклиная всё на свете, особенно низкое солнце, — хорошо хоть, что за выстрел краснеть не пришлось: попал этой твари точнёхонько в глаз.       И уйти от стола, чтобы поговорить наедине, здесь было решительно некуда.       Цзинь Лин, стиснув зубы, выждал, пока адепты начали собираться в обратный путь. Среди свёртывания шатра (зачем он вообще был нужен?!) и упаковывания корзин с посудой он всё-таки подошёл к мастеру Шуаню и сказал как мог решительно:       — Я приехал сюда вовсе не для Охоты.       Что-то мелькнуло в тёмных глазах, внимательно его изучающих, — мелькнуло и скрылось снова. Шуань Го стоял молча и готов был молчать хоть до завтра.       — Вы были другом и соратником моего отца, — сказал Цзинь Лин, словно кидаясь головой вниз с острова в холодную воду.       — Это было давно, — сказал Драгоценная Стрела и умолк снова.       — Я уверен, что с вами обошлись несправедливо, — продолжал Цзинь Лин с отчаянием утопающего. — Такой человек как вы не стал бы что-то там красть!.. — Он тоже помолчал, ожидая слов «вы меня видите первый раз», но не дождался. — Тех, кто вас выгнал… кто вас всех выгнал, весь отряд Драгоценных! тех правителей уже нет больше в Ордене и теперь всё будет по-другому. Если вы согласитесь вернуться…       — А, вот оно что, — сказал Шуань Го и медленно покачал головой. — Можете ли вы воскрешать мёртвых, господин наследник?       — Но вы-то живы! — как мог убедительно возразил Цзинь Лин. Получается, из Дюжины все остальные мертвы?.. — Я хочу, чтобы вы вернулись. Хочу, чтобы вы рассказали мне как можно больше о моём отце…       — Всё было так давно, что этот бесполезный старик уже не помнит ничего толком, — сказал Шуань Го.       «Вовсе ты не старик!!! — мысленно кричал Цзинь Лин. — Тебе же сейчас столько же, сколько Ханьгуан-цзюню или главе Лань! Почему ты не хочешь помочь мне?»       Сыновья Драгоценной Стрелы, похожие на него, как мечи, выкованные одной рукой, молчали с бесстрастными лицами.       — Я лишь хотел больше узнать об отце, — старательно скрывая обиду в голосе, сказал Цзинь Лин, и добавил: — Ордену нужен новый мастер лука, и я подумал… — Может, это нужная цена, может, заглотит эту наживку?       — Этот недостоин, — ни на вздох не задумавшись, отрезал Шуань Го. — Не смею принять.       Я не сдамся, твердил себе Цзинь Лин, я не сдамся.       — Я всё-таки попытаюсь, — сказал он вслух.       Ему ничего не ответили.       В усадьбе их провели в купальню, будто после настоящей Охоты; потом был ужин и тягостное молчание за столом, которое нарушала только хозяйка, вежливо задавая вопросы о жизни в Ланьлине. Цзинь Лин отвечал как мог об этих пустяках: да, заново замостили главную площадь; да, дети по-прежнему запускают змеев с холма за городом. Всякий раз, когда он сам пытался спросить что-нибудь о прошлом или об отце, ответ был неизменен: «Простите никчёмного старика, молодой господин, моя память поросла паутиной». Всю обратную дорогу до Башни Кои Цзинь Лин злился на упрямого Шуаня и на себя — за то, что этот шанс потратил бездарно.       Разумеется, дома о его поездке уже было известно всё и даже больше. Он ждал очередной порции поучений от фазана-Гуанбао или кабана-Юя, но вопреки ожиданиям пришлось идти «на конюшню к старой лошади» — то есть в покои дедушки Цзинь Гуантоу. Здесь вечно царила степенная прохладная тишина, вполне под стать гарнизонной усадьбе в Чанъи; и дед тоже предложил ему чаю — как усталому путнику.       — Скажи мне, — заговорил дед Гуантоу своим размеренным неторопливым голосом, — скажи мне, Жулань, что ты собирался сделать?       Больше всего Цзинь Лину хотелось швырнуть чашку или ещё что-нибудь разбить в этом тихом омуте.       — Этот человек — друг моего отца, — выговорил он. — На кого же мне опираться, как не на таких людей?!       — То есть, он должен стать ступенькой, на которой тебе будет удобно стоять, — вздохнула старая лошадь.       Цзинь Лин захлебнулся словами от возмущения… а потом от внезапного жгучего стыда. Он — он ведь и вправду пытался…       — Известно ли тебе, — продолжал Цзинь Гуантоу, — известно ли тебе, Жулань, сколько из Драгоценной Дюжины вернулось с Войны Солнца и сколько осталось в живых к нынешним дням?       Мне вообще ничего о них не известно, хотелось ему закричать. Ничего! а я хотел бы знать всё — чтобы понять и помочь, если смогу…       Если смогу. Что я могу, если мне самому нужна помощь?!       — Вернулось их двенадцать, — продолжал дед. — Правда, это были уже не те двенадцать, которые на войну уходили. После смерти твоего отца их всё ещё было двенадцать. С тех пор… — Он помолчал, и молчание опять было страшнее любых слов. — Мне точно известно, что тела пятерых погибших были найдены и преданы погребению. И известно, что жив Драгоценная Стрела… теперь это известно и вам, молодой глава.       — Если бы я знал, я бы вёл себя осторожнее, — хмуро попытался оправдаться Цзинь Лин. Мне не говорят правды, а потом хотят, чтобы я поступал разумно! — Он ведь на самом деле не был ни в чём виновен, да?       Цзинь Гуантоу вздохнул, как никогда похожий на усталую лошадь.       — Моего влияния хватило только на то, чтобы их отпустили в дальний гарнизон, — проговорил он. Цзинь Лин смотрел на него с возрастающим изумлением. — Шуань Го и моя старшая внучка Минчжу поженились когда ещё шла война. Всё давно забылось, Жулань. Они уже пережили однажды гибельный водоворот чужих интересов и интриг, не нужно заново мутить эти воды.       Цзинь Лин вышел из его покоев на подгибающихся ногах. Всё, что он узнал за эти дни, не умещалось у него в голове. Больше всего ему хотелось добраться до своей комнаты, запереть дверь и уткнуться лицом в бок соскучившейся Феи, чтобы хотя бы попытаться заново разложить всё по полочкам. Дед сказал ему и очень много, и очень мало. Всё-таки придётся искать правду самому!       Фея встретила его, прыгая на задних лапах. Хоть кто-то мне рад и не считает меня тупым яйцом, подумал он напоследок любимыми словами Лань Цзинъи.