Дело Кимберли Франкс

      Эта единственная ночь, которую я провела без кошмаров. Было тепло, будто мама обнимала меня и целовала, как в детстве.       — Ким, — хриплый голос звучит прямо над ухом.       Я недовольно мычу и морщу нос, еще больше укутываясь в одеяло.       — Апельсинка, просыпайся, — в нос ударил замах ментоловых сигарет.       Я разлепляю веки и перед моим лицом находится физиономия Криса. Хмурю брови и отталкиваю лицо парня ладонью, снова закрывая глаза.       — Ты дура?       — Еще раз так сделаешь — я тебе точно нос сломаю, — отвечаю спросонья и протираю глаза. — Сколько времени?       — Восемь утра, — недовольно отвечает парень.       — Нахрена ты разбудил меня в такую рань? — я вытягиваю руки кверху, потягиваясь.       — Потому что я не спал всю ночь, а потом мне стало скучно.       Я наклонила голову в бок, не понимая о чем он. Я вот спала как убитая. Заметив мой задумчивый вид, Крис тяжело вздохнул, потирая шею.       — Ты всю ночь ворочалась, что-то бубнила себе под нос, а потом вообще разделась.       Разделась? Приподняв край одеяла, я заглянула под него: штаны на месте, а вот толстовки нет. Видимо мне стало жарко или... Или этот недоумок сам меня раздел, а всю вину спихнул на меня. Оглядываюсь, но кофты не нахожу. Крис встает с кровати и выходит из комнаты. Это точно он меня раздел, а одежду спрятал, чтобы я помучалась.       Я скидываю с себя одеяло и подхожу к шкафу. Если не хочет отдавать мне одежду, то я сама ее заберу.       — Уже в моих вещах роешься? — пока я копошилась в шкафу парня, то даже не заметила, как он вошел.       Я резко захлопнула дверцы и отскочила от мебели, посмотрев на Криса. В руке парня был какой-то пакет, он подходит ко мне и протягивает его. Я неуверенно забираю вещь и смотрю внутрь. Там был лонгслив. И когда он успел?       — Поменяю тебе бинты, а потом можешь его надеть. — Крис садится на кровать и достает из ящика все необходимое.       Уже смирившись, я подхожу к нему вплотную, кладя пакет рядом с ним.       — Когда ты успел съездить в магазин?       — Я никуда не ездил, — он отклеивает пластырь и промачивает вату перекисью. — Просто заказал, пока ты спала.       — Ты же не знаешь мой размер, — я морщусь от неприятных ощущений.       — Ты миниатюрная, носишь размер S. Но постоянно в оверсайз, поэтому заказал размер M, — он клеит пластырь и перевязывает живот.       Пока он говорил — я зациклилась на его лице. Пару прядей упало ему на глаза, и я не давала отчет своим действиям. Смахиваю кончиками пальцев его волосы и зачесываю их назад, полностью зарываясь. Они очень мягкие и шелковистые, даже у меня не такие. Крис молчал, а его руки непроизвольно сжали бедра, от чего я глубоко вздохнула через нос, прикусив губу. Я провела пальцами по его затылку и он сдавленно прорычал, обвив руками мою талию и ближе придвинул к себе. Щека Криса аккуратно прикоснулась к моему животу, а пальцы водят по спине, вырисовывая незамысловатые узоры. Это приятно. Тепло и хорошо. Так спокойно.       — Я сейчас опухну с голоду! — в комнату врывается Алекса и замирает на месте.       Мы отталкиваем друг друга руками и я отворачиваюсь к окну, чувствуя, как лицо алеет от понимания того, что сейчас произошло.       — Тебя стучаться не учили?!       — Ну извините! Я не думала, что вы тут воркуете, — хихикает девушка.       — Выйди, на хер, из комнаты! — гонит ее кузен.       Алекса цокает и уходит, обидчиво хлопая дверью. Мы снова остались наедине, но я не решаюсь обернуться и посмотреть на него. Не знаю как он, но я сгораю от неловкости.       — Не бери в голову, она шутила, — оправдывается он.       — Все нормально, — мотаю я головой.       — Одевайся и спускайся на кухню, потом отвезу тебя домой.       Крис уходит и я бью себя по лбу ладонью, пытаясь собраться с мыслями. И чем я только думала? А чем Крис думал?       Я вытаскиваю из пакета одежду и вижу, что на плечах и вороте вышиты апельсины. Я закатываю глаза, ругаясь себе под ном. Какой же он мудак! У меня аллергия на цитрусы, а он их просто ненавидит, но в то же время покупает это.

***

      Когда мы подъехали к моему дому, то я посмотрела на Криса, обдумывая свой план.       — Что?       — Просто введу тебя в курс дела: встречаемся мы месяц, если отец будет что-то спрашивать, то просто молчи, я сама отвечу. И еще, не неси всякую херню и никакой самодеятельности.       Мы выходим из машины и заходим в дом. Отец встречает нас уже с порога:       — А я уже думал, что ты у него жить осталась, — отшучивается папа и протягивает руку Крису.       — Здравствуйте, мистер Франкс, — парень протягивает руку в ответ.       — Привет, Крис. Зови меня просто Джей, — улыбается он, — Рад, что Ким решила нас познакомить.       — И я очень рад, — Крис берет меня за руку и переплетает наши пальцы.       Мы не договаривались на счет этого. Я же сказала, что никакой самодеятельности. У меня дикое желание переломать ему пальцы, но нужно играть роль влюбленной парочки.       — Проходите, расскажите о ваших отношениях больше, — приглашает Джей.       — Прошу простить меня, но мне нужно ехать, — виновато лепечет парень. — Нужно помочь отцу с делами по работе.       — Очень жаль, но я рассчитываю на вторую встречу.       — Конечно, если Кимми будет не против, — он гладит большим пальцем мою тыльную сторону ладони и я сжимаю его руку. Это уже перебор.       — Не против, — выдавливаю из себя улыбку.       Я слышу, как по лестнице кто-то спускается и как только наши глаза встречаются, его рот приоткрывается в немом крике. Какого черта тут делает Марк? Крис тоже его замечает и друг меняется в лице, хмуря брови. Это хорошо или плохо? Марк меня прикончит. Он отсечет мне голову.       — Я пойду. До завтра, Кимми, я заеду за тобой утром. — Крис целует меня в щеку. На счет этого мы тоже не договаривались! — До свидания, Джей. Было приятно с вами познакомиться. — парень уходит из дома.       Отец оборачивается на Марка:       — Да, кстати, Марк пришел.       — Я уже поняла, пап, — я разуваюсь, вешаю бомбер на вешалку и прохожу мимо отца. — Пап, я потом все расскажу, — поднимаюсь по лестнице и хватаю Марка за локоть.       Завожу парня в комнату и закрываю за собой дверь.       — Что, мать твою, это сейчас было? — громко шепчет друг.       — Сейчас ты сядешь на кровать и выслушаешь меня, не перебивая.       Я все рассказала Марку. Он не перебивал меня, но когда мой монолог закончился — парень залился смехом, валясь на кровать.       — Какой же сюр, — пытается успокоить смех, — И ведь если я расскажу, то мне не поверят. Нет, нет, это точно должны знать все наши, — он достает телефон из кармана, но я выхватываю его из рук.       — Только попробуй вякнуть про это! Я расскажу Монике, что она тебе с самого детства нравится, — манипулирую я.       — Эй, я же пошутил! Ладно, не буду я рассказывать, отдай телефон.       — Никому ни слова про это, понял? — я протягиваю ему телефон.       — Да понял я, понял, — он забирает телефон.       — Что с Даниелем?       — Ничего. Кэш допросил его, но он ничего не рассказал.       — Ты на машине? — я снимаю с себя лонгслив и переодеваюсь.       — Конечно.       — Тогда едем в штаб, сама его допрошу.

***

      Находясь в подвале, я постоянно чувствую прилив эйфории, но только потому, что мои руки буквально уничтожают Даниеля, медленно и мучительно разрезая его кожу. Этот идиот верещит как свинья на убое, но именно такой крик приносит мне удовольствие.       Я протягиваю руку к столу и беру плоскогубцы. Подношу их ко рту Даниеля, который раскрыт от жуткой агонии, разливающаяся в его теле. Орудие пытки захватывают один из зубов мужчины в тиски, и я вырываю его. Он кричит и заливается слезами. Закатывает глаза, объявляя своим действием, что скоро отключится, но я ему этого не дам. Я бью его по мокрым щекам.       — Нет дружок, еще рано спать, — улыбаюсь я, вырывая второй зуб.       Его руки и ноги давно сломаны молотком, Кэш постарался. Так что я даже не удосужилась связать его.       — Мать твою, просто убей меня! — шепелявит он.       Его кожа блестит от крови и пота. Я смотрю на него и моя улыбка только расширяется, от чего тот чуть не мочится в штаны.       — Убить тебя слишком скучно. Я бы могла прострелить тебе череп еще в доме, — снова подцепляю его зуб и смотрю в расширенные глаза.       Он дергает головой и уже третий зуб покидает его рот. Я не такая сумасшедшая, чтобы тратить время на игру в дантиста. Выбрасываю плоскогубцы в сторону и встаю со стула. Лицо Даниеля застыло от ужаса, когда он увидел в моих руках циркулярную пилу. Я подхожу к нему и преподношу пилу ко лбу мужчины. Тот начинает дергать головой, пытаясь отодвинуться от предстоящей смерти.       — Куда ты отвез номер двести сорок два?       — Шоссе сто один, — с силой он пытается говорить, — Я... Я вез ее в Лос-Анджелес... Остановился рядом с городом, — тяжело дышит, пока из его рта течет кровь,       — Я передал ее другим людям и они увезли ее.       — Ты прикасался к ней, когда вез? — ставлю пилу на пол и подхожу к деревянному столу, на котором валялось множество инструментов.       — Да... — сдавленно признает он, — Я, я ее изнасиловал.       Я беру со стола крестовую отвертку и поворачиваюсь к Даниелю.       — Что еще? — спокойно интересуюсь я, подходя к телу ближе.       — Больше ничего! Клянусь, я больше ее не трогал!       — Не убедительно. — я замахиваюсь и втыкаю отвертку ему в пах.       Он кричит, трясется и плачет, пуская сопли. Я втыкаю отвертку еще пять раз и отбрасываю ее.       — Куда ее увезли?       Он не в состоянии ответить и мне приходится подобрать отвертку с пола и вонзить ее в плечо Даниеля.       — Отвечать, когда я спрашиваю!       — Я не знаю! — шмыгает он носом. — Мне отдали деньги и я ухал. Я не знал... Я не думал, что... Мне жаль, мне очень жаль! — раскаивается мужчина.       Он больше мне не нужен. Я поднимаю пилу и завожу ее.       — Последние слова?       Даниель слезно кричит, но из-за шума я его не слышу. Его лоб рассекает зубчатое лезвие, кровь брызжет во все стороны, попадая на мое лицо и одежду. Череп Даниеля раскололся как кокос, упавший с дерева, и из его головы вываливается часть мозга, с мерзким звуком падая на бетонный пол. Я выключаю пилу и ставлю ее рядом с мертвым телом. В нос ударяет тошнотворный запах крови и дерьма, меня воротит до такой степени, что я чуть ли не опустошаю желудок прямо на пол. Выхожу из подвала, вдыхаю свежий воздух и меня отпускает. На место тошноты приходит ярость. Тело начинает ломать от приступа. Этот сучий потрох изнасиловал мою маму, пока вез ее в лапы другим уродам. Мразь. Я хочу вернуть его к жизни и снова убить. Убивать до тех пор, пока мне не станет скучно. Я ударяю кулаком по железной двери и костяшки начинают ныть.       Соберись. Надо успокоиться. Нельзя тут находиться. Маме сейчас хуже, чем мне. Она черт пойми где, а я сижу тут и бью сраную дверь. Успокойся, мать твою! Возьми себя в руки!       Я ударяю себя кулаком по солнечному сплетению и воздух поступает в легкие. Выпрямляюсь в спине и поднимаюсь на первый этаж. От тела избавимся ночью.       На первом этаже я вижу Каспера и Марка. Мое лицо и руки в засохшей крови Даниеля. Нужно помыться.       — Ночью тело надо сжечь.       — Ты убила его? — тупой вопрос от тупого Марка.       — Нет, сука, в карты с ним играла! — огрызаюсь. — Он сказал, что отвез ее Лос-Анджелес, передал другим и свалил с набитыми карманами бабок. А пока он ее вез, он... — я не могу сказать, буквы застревают в горле, — Он ее... СУКА! — хватаю стул и швыряю его в стену.       — Эй, Ким, успокойся! — ко мне подходит Марк.       — Не трогай. Меня. — отчеканиваю я, тяжело дыша.       — Каспер, завтра с Кэшем ты едешь на шоссе Редвуд. Мне нужны записи с камер, ближе к Лос-Анджелесу. Марк, сегодня ночью сжигаешь тело, а еще мне нужна новая одежда.       Я разворачиваюсь и ухожу в ванную. Снимаю с себя футболку и засовываю ее в черный пакет. Распускаю пучок на голове и волосы падаю на плечи. Даже сейчас я злюсь. Злюсь на саму себя, что дала волю эмоциям, дала слабину. Я не должна быть слабой. Мне нужно найти маму любой ценой. Она нужна мне. Нужна мне больше, чем отцу. Почему именно она? Почему не я? Меня было бы легче выкрасть, я же, сука, подросток. Что сделает подросток против взрослого мужика? А что бы сделала мама? Хватит! Прекрати зацикливаться на ней!       Я смотрю на себя в зеркало: живот перебинтован, на плече шрам, спина вся в шрамах и в этом хаосе лишь одно согревает мне душу — мамин подарок на шее. Пока он на мне — мама жива. Пока я вижу его, то я спокойна.