Дело Кимберли Франкс

      Домой возвращаюсь раньше отца. Впопыхах снимаю с себя одежду и пихаю ее в дальний угол шкафа. Ухожу в ванную и обнаруживаю причину своего неудобства. В момент встречи с тем неумельцем, на первом этаже, у меня разошлись швы. Все бинты в крови. Я не знаю, что мне делать. В голове промелькнула мысль о том, чтобы зашить себя иголкой и нитью для шитья, но в последний момент я отбросила эту затею. Я высвобождаю живот, рана в ужасном состоянии, вытаскиваю из ящика новые бинты, вату и спирт. Зажимаю в зубах полотенце, приглушая визги, когда обильно поливаю рану спиртом. Голова кружится от запаха, а глаза застилает пелена слез от боли.       Пустой флакон я выбрасываю, промакиваю излишки ватой, заклеиваю пластырем и перевязываю живот, туже затягивая бинты. Раздеваюсь полностью и иду в душ. Мыться оказалось куда сложнее, но с горем пополам я справляюсь с этим. Уже переодетая в домашнюю одежду, я выхожу из ванной, спускаюсь на кухню и вижу периферийным зрением отца. Он сидел в гостиной и держал фотографию, уходя куда-то в закоулки своей памяти.       — Ты уже вернулся? — аккуратно задаю риторический вопрос, заходя в гостиную.       Я вывожу его из мыслей и он обращает на меня внимание. Решаюсь сесть с ним рядом и посмотреть, что за фотографию он держит. И как только я увидела ее, то меня сразу бросило и в жар и в холод одновременно.       На фотографии были все мы: я, отец и мама. Это фото, которое мы сделали на Рождество. Мне тут лет шесть или семь и я была таким беззаботным ребенком. Я помню этот день, как будто он был вчера.       Я закидала снежками Марка, а он — закопал меня в сугробе по голову. Тогда я познакомилась с Моникой. Она показалась мне застенчивой, пугливой и неинтересной, но она с детства нравится Марку, поэтому я стала с ней дружить только из-за лучшего друга. Когда вернулась домой, то вся моя одежда была вусмерть мокрая. Помню, как мама начала меня быстрее переодевать в махровые носки с оленями и в теплый костюм. В доме пахло елкой, а еще запеченной уткой. Не люблю утку, но ради мамы я ее ела. Родители подарили мне железную дорогу на пульте управления (я мечтала о ней весь год), а потом мы сделали это фото на память.       — Я скучаю по ней, — сдавленно пробубнила я, смахивая слезы с щек.       — И я по ней, милая, — отец обнял меня, положив голову на свое плечо. — Я ее найду, обещаю, — целует он меня в висок и успокаивающе гладит по спине.       В последний раз, я слезно тосковала по матери два месяца назад, когда только узнала о ее пропаже. Две недели я провалялась в постели и никого не подпускала к себе. Не хотела, чтобы отец или Марк видели меня такой разбитой. Но сейчас... Почему я расплакалась сейчас? Может из-за всплывших воспоминаний? Или из-за тоски по маме? Что все так навалилось на меня? А может это все вместе. Слишком много вопросов, но ни одного ответа.       — Куда ты уезжал? — решаю разбавить обстановку.       — На штурм, но он провалился, — он не выпускает меня из объятий. — Один важный человек сбежал.       — Что за человек? — я знаю ответ и знаю, что отец мне не расскажет правду.       — Очень опасный. Но знаешь, что странно? — задумчиво спрашивает у самого себя.       Я поднимаю голову и смотрю на отца.       — Человек, которого я хочу посадить, спас мне жизнь.       Вскидываю бровь, делая вид, что не понимаю его.       — Карма, — продолжает он, — Она спасла мне жизнь сегодня и сказала, что сделала это ради тебя.       Я не это пыталась ему донести.       — Я лишь хочу извиниться перед тобой, Кимми, — неожиданно для меня, извиняется он. — Ты права. Не нужно было решать за тебя.       — Все хорошо, пап, — улыбаюсь и обнимаю его через ноющую боль.       — Помнишь, как ты притащила кота с улицы, а у мамы началась аллергия? — напоминает папа, чтобы отвлечь двоих от страданий.       — Помню. Я тогда думала, что мама специально это делает, — смеюсь, чувствуя, как каждое движение отдается болью.       — Мама переживала за тебя. Ты так расстроилась, что мы не смогли оставить его.       — Мне было десять лет. Да и я тогда спрятала Вайти у нас в гараже, — признаюсь, — С Марком мы кормили его и играли.       — Теперь понятно, почему вы постоянно пропадали там. А я думал, что вы мне машину по винтикам разбираете, — усмехается он.       — Пап, я не настолько дурная.       — Я знаю. Ты умная и рассудительная девочка.       Я только крепче обняла отца, пытаясь не заплакать. Нам двоим не хватает Алисы, мы оба скучаем по ней. Жаль, что нам удалось поговорить при таких обстоятельствах, но я не виню отца. Он тоже человек, тоже переживает, а мое кровавое послание только подтолкнуло нас к этому разговору. Каким бы не был отец, я все равно его люблю. Пусть даже он многое не знает обо мне, пусть сажает меня в тюрьму, я пойму. И он поймет. Я все расскажу ему, но не сейчас. Сейчас не подходящее время.       Полночи я ворочалась и мычала в подушку от неимоверной боли. Рана кровоточила, пульсировала и мешала жизни. Мне срочно нужен свежий воздух, а еще лучше — мне нужен врач.       КИМБЕРЛИ: Знаю, что уже дохрена времени, но если мне не окажут помощь, то я подохну. Я могу к тебе прийти?       АМАНДА: Кимберли, что случилось?       КИМБЕРЛИ: Потом объясню.       АМАНДА: Хорошо, жду.       Я попыталась выйти из дома как можно тише. Лицо обжигает прохладный ветер. Мотоцикла нет, Каспер еще не починил его и мне приходится добираться до дома Аманды пешком. С каждым шагом было все труднее передвигаться, боль расползалась по всему телу и сковывала мышцы.       Пройдя квартал, я уже точно понимала, что дальше не продвинусь. Еще шаг — и я умру. Вытащив из кармана бомбера телефон, я заметила пятно крови на лонгсливе. Пока открывала чат с Марком — меня ослепили фары машины, которая остановилась рядом со мной и из нее вышел Крис.       — Какого хрена ты тут делаешь в пять утра? — он подходит ко мне.       — Отвали, не до тебя, — трясущимися руками пытаюсь напечатать текст другу.       — Ким? Ты в курсе, что у тебя кровь? — в его голосе заметно волнение.       Эта была последняя капля. Больше не могу терпеть. Я второй раз падаю в руки Криса, а тот благополучно ловит меня. Закрываю глаза и сознание отходит на второй план.