НАСЛЕДНИК

***

       «Мы на войне». Джон продолжал повторять про себя одну и ту же фразу всякий раз, как его мысли разбредались. Он сидел на берегу реки, наблюдая, как усердно трудятся бобры. Холодный ветер, дувший все сильнее, пугал их, они поднимали глаза, но на самого Джона уже почти не обращали внимания. Через несколько мгновений они вернулись к своей задаче с новой решимостью, поскольку хорошо знали, что принесет холодный ветер. Джон тоже знал теперь, потому что во время долгого путешествия сюда подробно расспросил Рида о магии, которую чувствовал в болотах.       Лорд Перешейка напомнил ему, что в древние времена Дети Леса пытались разделить Север и Юг, надеясь, что, если море встанет между ними и Первыми людьми, они смогут сохранить часть своих земель неприкосновенными. И хотя они потерпели неудачу, насколько Рид и его предки могли судить, магия Детей Леса все еще действовала — у зимы здесь было гораздо меньше силы. По крайней мере, так это поколениями объясняли в Сероводном Дозоре. Словно сама земля была пропитана уникальной силой, поддерживая жизнь, даже когда все вокруг замерзало. Вне болот этого видно не было. Джон помнил, как изменилась земля, когда они вступили на Перешеек два дня назад: деревья и другая растительность становились все зеленее и гуще. Вот почему Сероводье было так трудно найти и еще труднее проникнуть внутрь — он не только перемещался по воде, и его можно было отвести от опасности — хотя и медленно, как узнал Джон, — но и был окружен буйными зарослями, создающими естественный барьер. Если человек не прожил всю свою жизнь здесь, у него было очень мало шансов найти верный путь. Рид был прав: ни один чужак не должен выходить в одиночку, иначе наверняка потеряется и будет поглощен болотами.       Именно поэтому Джон не двигался дальше, а спокойно сидел на берегу реки, любуясь другим берегом — там виднелись кучи земли в местах, откуда драконами были вырваны древние сосны. Он ждал. Как и Рид, Квагг и еще двое кранногменов поблизости.       День не мог начаться более загадочно: его разбудил ухмыляющийся Квагг, который сначала стучал так долго, что Джону пришлось крикнуть, чтобы он перестал, а затем отказался войти в комнату, просто сказав Джону приготовиться к выходу. Позже тот узнал — не от постоянно ухмыляющегося Квагга, а от самого Рида, — что старик видел, как королева драконов заходила в его комнату. Он явно сделал предположение. Неверное и почему-то показавшееся слишком оскорбительным. Джон не мог понять, почему он так чувствителен к этому, почему так обижен, что старик с болот считает его таким человеком. Он не был таким, конечно, но обычно подобные ситуации, предположения и чужое мнение никогда его не беспокоили.       Дозор уже скрылся из виду, когда он узнал причину своего незапланированного отъезда на рассвете. До тех пор, пока Рид нарушил тревожное молчание, торопливо хватая свою выстиранную одежду, натягивая ее на себя и почти бегом устремляясь к лодке, Джон был твердо уверен, что мертвецы добрались до них, каким-то образом разгадав их планы. Он даже задавался вопросом, не вывозит ли Рид его из Сероводья контрабандой — его даже посетила безумная мысль, что Рид и Квагг, возможно, решили, что это самый простой способ «избавиться от конкурентов». Естественно, он потом ругал себя за такие подозрения.       — Мы должны встретиться с гостем, — сказал, наконец, Рид. — Я уверен, что ты захочешь увидеть его снова.       — Кто это? — спросил Джон, пытаясь скрыть раздражение от того, что его держали в неведении. В эти дни его гнев почему-то вспыхивал так быстро и легко, что требовалось сознательное усилие, чтобы сохранять спокойствие. Ему даже казалось, он занимается этим все время бодрствования.       — Бенджен Старк, — заявил Квагг.       — Полувитх, который когда-то был Бендженом Старком, — уточнил Рид.       — Значит, это правда, — потерянно пробормотал Джон, глядя вдаль. — Бран сказал мне, что встретил дядю Бенджена, что мертвые добрались до него, но Дети Леса спасли. Я не хотел в это верить, даже когда увидел его и его кожу… Я был не в лучшей форме тогда и… Я не хотел в это верить.       — Это правда, — мягко сказал Рид, на мгновение положив руку на плечо Джона. — Даже если бы я не увидел сам сегодня утром, он прямо сказал мне об этом.       — Ты виделся с моим дядей, — Джон посмотрел на Рида не так удивленно, как звучал его голос. Он не уточнил, но они сразу поняли как именно Хоуленд «виделся» с бывшим дозорным. — Я не знал, что Бенджен — варг.       — Бенджен Старк не был варгом. — Рид улыбнулся, — Бенджен Холодные Руки — варг и многое другое.       — Почему мы покидаем болота, чтобы встретиться с ним? Это мой дядя, ты его знаешь, многие видели его прежде, любой из вас мог привести его в Сероводье.       — А скольких мертвецов, которых они знали раньше, видели твои люди? — Слова Рида были резкими и меткими. — Они знали Бенджена. Они не знают Холодных Рук.       — Холодные Руки… — повторил Джон. — Вы, должно быть, много разговаривали.       — Да, потому что он — отличный источник информации, которую я нахожу, — усмехнулся Рид.       — И ты не сказал мне, — холодно сказал Джон.       — Прости меня, Джон, — начал Рид, — но разве я служу тебе? Нет, я просто помогаю вам. Ты не мой сюзерен, ты даже не мой король. Я говорю тебе то, что считаю нужным сказать. Точно так же, как я сказал королеве драконов то, что думал и счел нужным сказать ей. Я имею в виду ваши интересы, но я не служу вам. Разговор с ней открыл мне на это глаза.       — Так ты пойдешь и будешь служить ей? — Джона удивила внезапная перемена в Риде, решимость в его голосе.       — Конечно, нет, — заявил Рид без намека, что воспринял вопрос как оскорбление, но именно это и заставило Джона понять, что так и есть. Он на миг снова ушел в себя, думая, что слишком быстро становится человеком, которого сам готов презирать. Которого Нед Старк бы презирал.       — Я служу Сероводному Дозору, Джон, — сказал Рид, — прежде всего я несу ответственность за каждую душу на болотах. Я верен Винтерфеллу, и поэтому Санса — моя королева. И в этой цепи нет места для королевы драконов.       — А где я в этой цепи? — Джон спросил весело и с неподдельным интересом.       — По правде говоря, нигде, — улыбка Рида была такой же искренней, но его тон говорил скорее о ясности, чем о доброте. — Ты лишился права первородства. Если не потребуешь его обратно, мне тебе не служить больше. Но тебе всегда есть место в моем доме, в моей семье.       — Я не твоя кровь, Хоуленд, — тихо сказал Джон, — я ничья семья. Мои родственники мертвы, живым не терпится перерезать друг другу горло.       — Да, женщины, — вмешался вдруг Квагг, ухмыляясь. — Если они не ссорятся из-за короны, они будут ссориться из-за Джона Таргариена.       Джон бросил гневный взгляд на Квагга, но проглотил слова, которые пришли. «Самообладание», сказал он себе. Он не хотел бы остаться один на болотах, хотя он и не думал всерьез, что кто-то из них допустит такое.       — В тебе нет моей крови, Джон, — сказал Рид, — но я узнал тебя, полюбил и принял все, что ты делаешь. Ты не можешь командовать мной или моими людьми, это правда, но мы на твоей стороне. Тебе не нужно место в моей цепочке подчинения.       — Но ты все равно хочешь, чтобы я был королем, — заметил Джон.       — Да, это довольно желательный результат, — вздохнул Рид, — по сравнению с тем, к чему мы все идем.       «Хоуленд Рид снова в ударе», подумал Джон, готовясь к новому витку старого разговора. И интуиция не подвела его, когда Рид продолжил.       — Мы выиграем эту войну, Джон. Победим Короля Ночи. Ты победишь. С силами, которыми ты командуешь, с помощью, которую можешь получить от таких, как Холодные Руки, я, Красная Жрица… И что последует? Дейенерис сядет на Железный трон, Санса отгородится стеной с севера и укрепит Ров Кейлин. Я не питаю иллюзий — война будет. Мы сделаем то, что делали всегда: остановим любого, кто придет пересечь наши земли, а остальных оставим Рву Кейлин. Тогда придут драконы, а может, только черный, и сожгут болота, сожгут мои леса, может сожгут пол Севера. Санса будет побеждена.       — Нет, если я буду с Дейенерис, — твердо сказал Джон, — ты забыл обо мне.       — Нет, Джон, — любезно сказал Рид, — ты не можешь контролировать свою тетю, никто не может. Тирион Ланнистер не смог контролировать ее в битве при Черноводной. Все ее советники в тот или иной момент терпели неудачу. Она завоеватель, а людям нечего ждать добра, когда завоеватель начинает править. Ты — правитель. Но тебя не подпустят к власти. У нее доброе сердце, но она не может даже последовать моему совету, я это знаю. Как знаю и то, что рано или поздно она приедет на Север.       — Почему ты так уверен?       — Я долго думал прошлой ночью, — сказал Рид, — да, я сказал Давосу, что за наши честные слова она нас не сожжет. У нее есть на то причина. Любовь — это конец разума, конец долга, обоюдоострый меч. Противоположностью любви является безразличие, однако мы существа эмоциональные и когда любовь заканчивается, чаще всего она превращается не в безразличие, а в ненависть. Квагг прав, у него зоркие глаза и он видит, что ты сейчас между двумя королева. Обе хотят, чтобы тебя на своей стороне. И лишь вопрос времени, когда они повернутся друг против друга из-за тебя. Я спрашиваю себя, в чем тогда смысл всей этой борьбы?       — Не верю, — сказал Джон, наблюдая, как человек Рида привязывает лодку. Они прибыли, и встав, чтобы покинуть лодку, он продолжил, — я не верю, что Санса так рискнула бы, после всего, что произошло, тем более — ради меня. Ты ошибаешься, Хоуленд, на этот раз ты ошибаешься. Тебе так нравится эта драма, что ты видишь ее даже тогда, когда она уже закончилась.       С этими словами он вышел из лодки, а остальные держались от него на безопасном расстоянии, как будто знали, что ему нужно побыть одному. Но просидев какое-то время в спокойствии и компании трудяг-бобров, Джон заставил себя мыслить критически. А если это он слеп, а глаза Рида широко открыты и видят правду? Дейенерис пришла к нему прошлой ночью, и сказала, что хочет его компании. Но когда она ушла, Джон был холоден. Холоднее, чем следовало бы, для того, кто различал в себе тихий голос, шептавший «ты тоже хочешь этого».       Санса почти не разговаривала с ним, а если они и говорили, их слова были резкими, они вечно спорили. Он не понимал больше чувств Сансы, но точно знал, что когда она была рядом, у него самого возникало чувство «дома», и всякий раз, вспоминая о них, он жаждал вернуть это. Все это не помогало ему разобраться к себе и единственное, что он мог сказать точно — даже быть Таргариеном у него не получалось легко. А, впрочем, что ему давалось легко? Так что и удивляться нечему.

***

      Тирион смотрел, как дотракийцы поднимаются на борт. Он обернулся, но картина не изменилась: всюду, куда падал взгляд, были корабли и повторялся тот же ритуал — лошадей вели на борт, мешки и еще мешки несли за ними, затем двигались люди, страх на их лицах, громкие команды моряков, хлопание выпущенных на волю парусов и все заново.       Дотракийцы покидали остров, и Тирион знал, что не он один наблюдает за этим. Дейенерис оставляла остров практически беззащитным. Она призвала дотракийский резерв к Перешейку, и оставила всего пять сотен человек для защиты добрых трех тысяч душ, набившихся на остров, в дополнение к нескольким сотням местных жителей. Это оставило горький привкус во рту Тириона, но он держал это при себе. Варис был достаточно красноречив за них обоих, последние два дня — с тех пор, как прилетел ворон — твердя громко и часто о том, что Джон Сноу станет их погибелью, что Джон Сноу поработил Дейенерис…       Они были на войне, они сражались с мертвецами. Варис не был военачальником. Дейенерис не была ни тем, ни другим, но она была посреди всего этого, она боролась с ними. Все, что Варис и сам Тирион, если уж на то пошло, испытали на этой войне — ужас при виде одного упыря. Но Ланнистер знал больше, он почувствовал настоящий страх, потому что, в отличие от Вариса, нашел время, чтобы поговорить с некоторыми из прибывших северян. Они рассказали ему о Белой Гавани: как люди бежали на отходящие корабли и бросались в воду, лишь бы не оставаться на берегу, потому что крики мертвецов были все ближе, как драконы отбивались от тысяч вихтов, жгли и жгли без устали, чтобы люди могли спастись. Вот только не все драконы сопротивлялись. Видели и мертвое чудовище, извергающее голубое пламя, и мрачное ледяное существо верхом на нем. Итак, мертвец получил дракона. Сражались, по словам северян, черный и зеленый, так что Тирион понял, что пал Визерион. И еще люди не переставали говорить о тех, кто ехал на живых драконах. Их называли Королевой Драконов и Королем Севера — для большинства из них Джон Сноу по-прежнему был их королем, и Тирион счел неуместным рассказывать изгнанным из дома людям о том, как все изменилось, поскольку слышал в голосах благоговение и трепет. Их король оседлал могучего дракона и повел его против полчищ мертвецов, чтобы они могли бежать, черный монстр королевы создал стену огня между городом и гаванью, чтобы они могли выжить. Он был так доблестен, а она была так свирепа и прекрасна… Вот тут-то сказки и обрывались восторженными монологами.       Тирион еще ничего не рассказал Варису. Тот его беспокоил и беспокойство это росло так же быстро, как радость от восхищения, которое Дейенерис, казалось, вызывала у простолюдинов Севера. Когда она была рядом с Джоном Сноу, Тириону казалось, что они все больше и больше воплощают его представление об идеальном решении многих проблем. Во-первых, так Дейенерис сохранит мир с Севером теперь, когда Санса стала королевой. И так она станет править и перестанет завоевывать. Тирион был уверен, что южные регионы не примут Джона Сноу как короля, но это могло подождать. Отодвигал он мысль о том, что Дейенерис нуждается в наследнике, и только Джон Сноу мог его произвести для рода Таргариенов.       Пока Тирион был доволен тем, что ее любят. Конечно, это зависело от того, что она была рядом с Джоном Сноу, которого почти провозгласили богом, но ее, наконец, приняли. «С этим уже можно иметь дело», думал Тирион. Ему не нужен Варис, чтобы пролить эту чашу. Дейенерис и Джон Сноу — как насчет следующего короля и королевы Семи Королевств? Тирион был убежден, что это будет лучшим исходом.       Однако его более непосредственной заботой была вовсе не возможность этого брака. Дейенерис сначала допустила на Драконий Камень сотни тысяч беженцев, а теперь лишила их защиты. Тирион усмехнулся, когда одного дотракийца вырвало за борт, как только корабль отвалил от пристани. Их Кхалиси звала их, поэтому они уходили, и если Тирион был прав, ему не суждено было увидеть, найдут ли Джон Сноу и Дейенерис способ примириться друг с другом и править вместе. Ибо он был уверен, просто зная свою удачу, что это означало его гибель. Насколько он мог судить, головорезы Серсеи окажутся здесь самое большее через две недели, и уж точно на этот раз она не позволит Тириону сбежать.       «Что ж, это решит все твои проблемы», сказал он себе, посмеиваясь. Возможно, именно это им и было нужно — Серсея и отсутствие у нее гуманитарных ценностей. Самая большая ирония была именно в том, что Серсея сделает это. И заставит Джона Сноу вступить в конфронтацию. Он, вероятно, проиграет, как и Дейенерис. Как бы ни смотрел на это Тирион, исходя из реальности, все их пути ведут к тому, чтобы стать голубоглазыми трупами, ибо он был более чем уверен, что Серсея никогда не сможет победить мертвых, но она уничтожит тех, кто мог бы. «А раз так, то и беспокоиться о будущем нечего», мрачно решил он.

***

      — Джона Сноу нет, — заявила Миссандея с суровым выражением лица, закрывая за собой дверь.       — Куда он делся? — Дейенерис подняла глаза от карт, которые держала в руках, сначала на девушку, потом на Джораха напротив. Рыцарь учил ее карточной игре за неимением лучшего развлечения, пока они ждали мертвых.       — Этого я не могу сказать, — сказала Миссандея, явно рассерженная и плохо скрывающая это. — Его сестры не слишком откровенны.       — Они причинили тебе боль? — спросила Дени, приподняв бровь.       — Нет, — объяснила Миссандея, — они просто пожали плечами. Все, что я получила — «ушел».       — Кот из дома, мыши в пляс, — вздохнул Джорах, глядя на Дейенерис.       — Возможно, они тоже не знают, — сказала королева.       — С вашего позволения, я могу узнать больше, — Джорах встал. — Возможно, если я спрошу…       — Они с радостью поделятся? — Дейенерис откинулась на спинку стула. Новость об исчезновении Джона Сноу ее не смутила, но по какой-то причине обычное «с вашего позволения» Джораха перед тем, как сделать что-нибудь необоснованное, теперь ее раздражало. — Простите меня, сир Джорах, но в их глазах вы больше не северянин.       — Моя королева, — начал Джорах, — мы застряли в этой крепости без охраны и со всеми нашими врагами. Мы должны знать, что происходит, особенно если Джон Сноу покинул замок из-за этого.       — И я вам скажу, — строго произнесла Дейенерис, — Джон Сноу не сделает ничего, чтобы мне угрожало.       — Потому что он дал слово? — Миссандея явно была на стороне Джораха.       — Да, потому что он дал мне слово, — Дейенерис встала и подошла к маленькому окну, прежде чем повернуться к ним, — а также потому, что, как вы сказали, сир, у нас нет охраны. Если вы начнете бродить по этой крепости, кто будет здесь защищать нас? Твое место здесь, в этой комнате.       Ее аргумент был здравым, она видела, как Джорах уступает. Она позволила себе вздохнуть, ее настроение для игры в карты исчезло. «Поверьте мне, вы оба, когда я говорю, что Джон Сноу не сделал бы ничего подлого».       Она ждала, кто из них укажет, на то, что Джон Сноу является истинным наследником Железного трона. Или на то, что все ее враги предпочли следовать за ним, даже Джейме Ланнистер, и она действительно была одна, а сира Джораха был явно слишком мало для ее охраны. И что рядом командир Дружины Розы. Но ни один из них не говорил, поэтому Дейенерис снова повернулась к окну, наблюдая за парой бобров, жующих ветку, и задаваясь вопросом, где сейчас может быть Джон.

***

      — Ты отдал свое право по рождению, Джон, — сказал Бенджен, как только тот разомкнул объятия, нарушив сладкий момент воссоединения.       — Я обменял его на независимость Севера, — сказал Джон, пожав плечами и садясь у огня. Его взгляд упал на руки Бенджена, их почерневшую кожу. Его взгляд не остался незамеченным.       — Как только сердце перестает биться, кровь человека стекает к его конечностям, где она сгущается и застывает… Его руки и ноги опухают и становятся черными. Остальная часть его становится белой, как молоко.       — И гниль… — прошептал Джон, глядя Бенджену прямо в лицо.       — Да, плоть гниет и пахнет, но есть и хорошая сторона. Мертвец не чувствует ни голода, ни холода. — Однако улыбка Бенджена была теплой, она достигла сердца Джона, схватила его. Его дядя, и все же не совсем.       — Холодные Руки, потому что ты такой же, как они.       — Да, — сел Бенджен, и один из их охранников нерешительно предложил ему тарелку с лягушачьими лапками, прежде чем повернуться к Джону, и тот взял парочку.       — И все же я не такой, как они, — продолжал Бенджен, — магия Детей удерживает меня от полного обращения. Как и здесь, на болотах, она поддерживает во мне жизнь, в то время как мое тело мертво и гниет.       — Представь, сколько добра могли бы сделать Дети, — заговорил Квагг, — если бы наши предки не загнали их так далеко на север, представьте, что было бы сейчас… — Все уставились в огонь, и Джон попытался представить: цветущие земли, богатые поля, которые обеспечивают всех, даже людей, какими бы дрянными они не были, он представлял себе счастливых людей, улыбающихся, идущих по лесу к пещерам, навещающих Детей Леса и сидящих с ними вместе у костра так же, как они сидели сейчас.       — Не надо было так отдавать, — сказал Бенджен, прервав его грезы.       — Да, все постоянно придираются ко мне по этому поводу, — прошипел Джон.       — Кто ты, Джон? — спросил Бенджен, не обращая внимания на его вспышку.       — Что? — Джон был удивлен и ошеломлен вопросом, застигнут врасплох.       — Скажи мне, Джон, кто ты, — голос Бенджена был таким добрым, какого Джон никогда не знал. Возможно, его кожа медленно гнила на лице, он был бледным, как все те мертвецы, которых Джон раньше окончательно убивал. Но он все же оставался тем дядей, с кем он всегда мог поговорить. Грубый и прямолинейный, но в то же время добрый, отеческий настолько, насколько это вообще возможно.       — Я… — Джон начал было отвечать, но обнаружил, что у него нет ответа. — Я не уверен, правда.       — Позволь мне сказать, кто ты, — Бенджен коротко взглянул на Рида. — Ты человек с Севера, и в твоих венах течет кровь старой Валирии. Ты рожден принцем, королем, и как бы ты не был воспитан, именно для этого ты пришел в мир. И чтобы победить зло, которое идет за нами. Как ты можешь победить? Объединив людей этой земли, и ты это знаешь, потому что уже сделал это. Рид рассказывает мне об армиях, которые сражаются под твоим командованием, люди уважают тебя и даже восхищаются тобой, независимо от того, какие знаки они несут. Вот кто ты. Понимаешь, почему это важно?       — Потому что, если мы не победим Короля Ночи, мертвецы убьют нас всех и поднимут вихтами, — буркнул Джон, — это довольно очевидно.       — Нет, Джон, — улыбнулся Бенджен, — это не очевидно, потому что это временно. Почему ты вырос в Винтерфелле? Потому что люди Вестероса сражались с другими людьми Вестероса, и твой отец был убит. Тебя бы убили, поскольку еще младенцем ты мог перевернуть мир. Но ты уже не младенец, ты взрослый мужчина. Теперь ты можешь перевернуть мир, и ты знаешь, как.       — Честно говоря, нет.       — Да, знаешь, — сказал Рид. — Это просто то, кто ты есть. Люди следуют за тобой. Ты меняешь жизни, придаешь им смысл. Открываешь им глаза.       — Эта земля страдала на протяжении веков, Джон, — продолжил Бенджен, — завоевания и восстания, войны, ведущие к другим войнам, потому что сильные стремятся победить слабых, пока колесо не повернется и другие не обретут силу, чтобы победить тех, кто проиграл свою. Взгляни на своего собственного врага — он был создан для войны, чтобы победить наших предков, и он повернулся против своих создателей точно так же, как и против нас. Они убили последнего из Детей, Джон. Их больше нет. В тот день, когда Бран сбежал из пещеры с Мирой Рид, последний представитель расы погиб вместе с Кровавым Вороном. Большая часть силы и знаний, которые могли бы помочь нашему выживанию, ушла вместе с ними, с Браном… Все эти убийства — только ради власти.       — Я не понимаю, — вздохнул Джон, — какая разница, что один человек значит в колесе.       — Ты не просто человек, — сказал Бенджен. — У тебя есть все: кровь и имя, чтобы победить его и претендовать на эту землю. Но это не все. Это в твоей природе — вести людей. Они сами выбирают следовать за тобой. Вот почему вы можете объединить их. Ты можешь положить этому конец, ты можешь остановить колесо.       — Это прекрасный сон, — сказал Джон. — Однажды Дейенерис упоминала мне что-то подобное, и Тирион Ланнистер сказал ей то же самое. Так что, кто лучший правитель зависит лишь от того, кого вы спросите.       И Бенджен, и Рид усмехнулись.       — Скажи мне, Джон, — спросил Хоуленд, — ты считаешь, что Роберт Баратеон был прав, когда правил?       — Конечно, нет, — Джон ошеломленно посмотрел на него. — Он был толстым пьяницей, который мало заботился о людях и хотел, чтобы мой дядя делал все за него.       — Вот если бы вы спросили многих, в том числе обоих своих дядей, двадцать лет назад, когда Роберт претендовал на корону, они бы сказали, что он будет хорошим королем, что он остановит войну и мы будем процветать… что он остановит колесо, как вы это называете. Он не сделал ничего подобного.       — Я действительно верил в Роберта, — тихо сказал Бенджен, — я верил, потому что верил мой брат, потому что он казался единственным возможным вариантом. Он был Баратеоном, в нем была кровь, и он победил на Трезубце. — Он взглянул на Джона. — Он убил твоего отца.       — Была война, — отмахнулся Джон, — если бы у меня был сын, и я бы потерпел поражение на поле боя, я бы не хотел, чтобы мой сын обвинил победителя в убийстве двадцать лет спустя.       — У тебя нет сыновей, — заметил Рид.              — Ну, мне кажется, что теперь это неизбежно, — усмехнулся Джон, — что на самом деле иронично. Перед советом в Винтерфелле, когда я только обдумывал предложение Дени, я сказал Сэму, что у меня никогда не будет сыновей. Или дочерей. Потому что она не может, и я подумал о том, чтобы принять ее предложение, раскрыть, кто я такой, и принять ее предложение. Совет изменил это, поскольку она не отступила. Так что теперь все открыто, и ей нужен наследник.       — По закону ты ее наследник, даже если она завоюет Вестерос для себя, — сказал Бенджен, — но она не имеет права на Вестерос, пока ты жив.       — У нее есть средства для борьбы, — добавил Джон. — И я бы никогда, НИКОГДА не пошел против нее из-за трона, даже если бы у нее не было ничего, кроме самой себя. Она моя единственная родственница, кроме Старков.       — Это становится довольно сложным, — заметил Квагг, качая головой, — Джон Таргариен не будет претендовать на свое право по рождению, потому что на него претендует его тетя, у которой меньше прав. Но его тетя бездетна, так что он наследник. Я не понимаю, почему тогда его тетя вообще должна быть королевой, если это все равно касается его.       — Это не так, — хором сказали Джон и Рид, и Рид удивленно посмотрел на Джона.       — Вы правы, — объяснил Джон, — она не назовет меня своим наследником. Вот что она пришла сказать мне прошлой ночью.       — Что тогда? — спросил Бенджен. — Она завоюет Вестерос, просто держа законного наследника при себе?       — Размножение, — сказал Джон, — скорее всего. Кажется, я сказал, что она может давать имена моим детям, в нашем этом соглашении. Но она заявила, что у нее есть план получше, чем назвать наследников.       Рид громко рассмеялся, и Джон удивленно посмотрел на него.       — Ты сам сказал, что ты не политик, Хоуленд, — начал Джон, и Рид покачал головой.       — Нет, я смеюсь не поэтому, — произнес Рид сквозь смех. Все подождали, пока он успокоится. — Просто она довольно предсказуема, на самом деле.       — А ты знаешь ее план? — Джону было не до смеха.       — Ты мне не поверишь, — объяснил Рид, — но я думаю, что ее предложение руки и сердца все еще в силе, Джон.       — Она бы не стала, — тихо сказал Джон, — ее Дом важен для нее, думайте о ней, что хотите, но она осознает эту ответственность. Она не связала бы меня узами брака, чтобы позволить своему роду угаснуть.       — В стиле Таргариенов, — сказал Бенджен с легкой усмешкой в ​​уголке рта, и Рид кивнул.       — Я не понимаю, что вы имеете в виду, — повернулся Джон к своему дяде, — и не думаю, что хочу знать.       — Довольно очевидно, —ответил Рид, — у Эйгона Таргариена было две жены, две его сестры. И твоя мать была второй женой Рейгара.       — Его первый брак был расторгнут, — заметил Джон.       — И он сохранил детей от этого брака законными, то есть они шли до тебя в линии наследования. Хотя я полагаю, твое первородство — именно то, что он планировал.       — Это привело бы к войне, — ужаснулся Джон. — И все эти причудливые правила не учитывают, что за ними стоят собственные живые дети.       — Конечно, для тебя это ужасно и непонятно, — заметил Бенджен. — Ты думаешь только о других, не о себе.       Джон вздохнул. Он пытался еще раз все проанализировать. Он умер и воскрес. Хотел просто пойти на юг и согреться. Затем пришла Санса со своим стремлением вернуть Винтерфелл, и Джона назвали королем Севера. Он подумывал жениться на Дейенерис. И, если быть честным с самим собой, за то время, что он провел, готовясь к войне у Стены, часами глядя на ленту на запястье, он даже подумывал жениться на Сансе. И то, и другое было эгоистично, насколько он мог сказать. Просто ему всегда что-то мешало.       — Что ты хочешь? — вопрос Квагга вырвал его из дум, и, подняв глаза, Джон увидел, что и Рид, и Бенджен кивают в ответ на вопрос. — Если бы был выбор, и ничто не стояло бы на пути, чего бы ты хотел?       — Убить Короля Ночи здесь и сейчас, и покончить с этим, — со смехом сказал Джон, и они на мгновение засмеялись вместе с ним, но вскоре замолчали. Они смотрели на него в ожидании, но ему нечего было сказать. Он покачал головой.       — Джон, как насчет этого, — Бенджен положил руку на плечо Джона, и сквозь куртку он почувствовал ледяной холод, но все же прикосновение наполнило его теплом. — Рид и я отойдем в сторону, потому что нам нужно еще многое обсудить, а ты останься здесь и подумаешь об этом. Квагг останется, так что у тебя будет компания, если захочешь обсудить.       Джон кивнул, и они отошли в сторону, уселись на берегу — прямо там, где он наблюдал за бобрами. Некоторое время он смотрел на них и думал, как он любит этих двоих. Он никогда не задумывался о таких вещах, но, возможно, война делает любовь более осознанной. Он смотрел, как Рид снял свою куртку, а Бенджен положил холодную руку на обрубок. Должно быть, это было какое-то исцеление — Рид не жаловался с тех пор, как пришел в себя после ранения, но Джон знал, что ему было нелегко. Двое мужчин говорили, иногда смеялись, и Джон думал лишь о том, что должен сказать им, как хочет, чтобы они оставались рядом. Хотя они желали услышать от него совсем иное. Хотел ли он этого? Он посмотрел на Квагга — тот глядел в огонь, курил свою длинную трубку.       — Ты мало меня знаешь, Квагг, — сказал Джон, — как ты думаешь, из меня вышел бы хороший король?       Квагг долго смотрел на него.       — По правде говоря, да.       — Что заставляет тебя так думать?       — То, что ты отказался. Я был разочарован — мы долго готовились помочь тебе в этом, но я горжусь тем, почему ты это сделал. Люди хотели быть свободными и ты купил им свободу. Но я уверен, нам было бы лучше, если бы ты был нашим королем.       — Почему тебе было лучше?       — Когда ты был королем Севера, к нам присоединялись другие в нашей войне. Мы объединялись, учились друг у друга. У нас были приказы, у нас была цель. И у тебя были планы. Я читал эти свитки много раз, поражался их тщательной продуманности. У тебя есть на это ум. И сердце. Ты можешь объединять народы.       — Да, мне это говорили, — кивнул Джон, — но я не думаю, что это мое достижение. Просто времена такие, Квагг, у нас общий враг. Как только мы победим мертвых, все эти народы повернутся, убивая друг друга.       — А они должны? — спросил тогда Квагг. — Их лорды и королевы скажут им, что это то, что они должны сделать. Но если бы не было таких приказов, если бы был один правитель, неужели ты думаешь, что люди хотят убивать?       — Мы такие существа, — тихо сказал Джон, — мы всегда находим повод разозлиться. Я знаю это.       Квагг кивнул и снова повернулся к огню.       — Если бы ты ничего не знал обо мне и вдруг тебе сказали — вот Джон Таргариен, он законный наследник, идите за ним, ты бы пошел? Квагг усмехнулся.       — Это легко. Я бы сделал то, что делает мой господин.       — Ты будешь следовать приказу, — с улыбкой заметил Джон.       — Нет, — сказал Квагг как ни в чем не бывало. — Люди в этих армиях подчиняются приказам, ибо большинство из них никогда не обмолвилось словом с теми, кто отдает эти приказы. Я бы последовал за своим другом, который оказался моим лордом. Он должен решать, а я нет. Он спросит моего мнения, и я ему посоветую, а он решит. Тогда я буду следовать. Это просто, потому что за моим господином легко следовать. Он один из величайших людей, которых я когда-либо знал.       — Кто еще? — спросил Джон с интересом.       — Ты, Джон Таргариен. — Ответ удивил Джона, и когда он посмотрел в серые глаза, то увидел в них признательность. — Ты великий человек, и ты не видишь этого, потому что скромен. Где бы мы были без тебя? Что было бы с нами, если бы ты не вернулся из Черного замка? Нами по-прежнему правил бы этот ублюдок Болтона, и мертвецы шли бы за нами. Моим единственным утешением было бы то, что мертвые доберутся до него первыми. Но тогда он тоже пришел бы на Перешеек, и все те мужчины, женщины и дети, которых ты спас — тоже. Твоя сестра-королева — тоже. Боги, она красавица, но лицо все равно сгнило бы, глаза все равно горели бы синим. Но вместо этого пришли армии. И мы боремся. Ты их убедил.       — Возможно, я их обманул, — усмехнулся Джон.       — Я считаю, что правители делают то, что делают правители, — рассмеялся Квагг, — обманывают людей, заставляя их поверить в то, что их собственные планы имеют меньшее значение, чем общее благо.       Джон вздохнул, когда они оба повернулись, чтобы посмотреть на пламя. Он сидел так какое-то время, а в его голове все стало собираться и складываться. Как тело действует во время боя, так его мозг действовал сейчас: давние мысли, истины, которые он осознал, уроки, которые он пришел усвоить, советы, которые дали ему мудрые люди, например, один старый мейстер, когда он был еще зеленым мальчиком. Лицо Неда Старка появилось перед ним, будто возникло из пламени, то, как он обычно смотрел, это понимающее выражение, которое Джон никогда раньше не мог объяснить. Он знал, чего хотел. Чего он действительно хотел. Впервые в жизни он знал, что он хотел делать со своей жизнью.