The Fallen Angel

      Вероника не знает, злиться ей, смеяться, или же плакать и задумываться уже о том, чтобы сменить школу. Впрочем, а кто же ей позволит? Воспитатели? Какая глупость, их же совершенно не волнуют брошенные всеми дети. Они возятся с ними лишь от того, что это их работа, и не больше. Терпят по мере своих возможностей, отвечают строго и исключительно по делу, да балуют своих любимчиков, особо послушных детей, что пытались подластиться к этим скверным бабушкам, чтобы что-то выклянчить. Морозова считала такое поведение просто отвратительным, унизительным и, возможно, она бы лучше предпочла услышать ругань в свою сторону, чем позволила бы себе опуститься до такого уровня. То есть, еще ниже, чем есть сейчас.       — Говоришь, только необходимое число людей?.. — Рони закрыла лицо руками, понимая, какой же позор свалился к ней на голову.       — Прости, я чуть-чуть не рассчитал, — Сережа виновато улыбнулся. Она не хочет на него смотреть, потому что если это сделает, то сразу же забудет о своих обидах и просто махнет на все рукой. — Ты сильно злишься?       — Ты еще и просчитывал все это?.. — пораженно спросила девочка, все же оторвав руки от лица и переведя на него взгляд, на что друг сразу как-то сжался и опустил голову.       — Прости, — повторил он одно слово, неловко обнимая себя за локоть.       — Спасибо, — и, как ожидалось, Морозова выбрала «забить на все хрен» вместо того, чтобы обижаться. Тем более, а был ли в этом смысл вообще? Сделанного уже не вернуть, а мальчик, все же, хотел поступить так, как будет лучше. И… в общем-то, у него получилось. Пусть для нее то было и позором, но… явно лучше, чем колония для несовершеннолетних или интернат.       — А? — переспросил он и как-то испуганно дернулся, когда подруга просто обняла его со спины, положив голову ему на плечо. — Ты все же не злишься? — в его голубых глазах, кажется, вспыхнула надежда, от чего ей хотелось сразу ответить: «Конечно же, нет!», но вместо этого Вероника предпочла правду.       — Злюсь. Но совсем немного. И по большей части на себя, — тише созналась девочка, уткнувшись лицом ему в спину. — Я же сама виновата в том, что натворила. И… сама не стерпела.       — Рони, мы же говорили, — Разумовский накрыл ее ладошки своими руками и озадаченно нахмурился. — Об этом нельзя было молчать. Никто не заслуживает такого обращения к себе. Мы же… все люди.       — И все будем вариться в одном котле, — продолжила она его фразу, чуть усмехнувшись. — Прости. Просто… я немного нервничаю, — тише ответила Вероника, ощутимо обнимая его крепче.       «Волнуется», — подумал сразу же Сережа, немного погладив ее ладонь в своей руке, но не спешил пока что оборачиваться, чтобы обнять ее в ответ и… на самом деле, даже сам не знал, от чего конкретно. Может, потому что тоже волновался? И винил себя. Уж в чем-чем, а в этом они были похожи. Настолько, что едва не довели вместе Олега до нервного тика, что еще несколько часов подряд пытался впарить им в мозги, будто их вины и нет. Она лежит лишь на уродах, насмехающихся над ними по самым разным, но одинаково глупым причинам.       — Что теперь будет в школе?       — Ничего? — спокойно спросил он и все же чуть обернулся. — Ничего не будет. Я не думаю, что что-то сильно поменяется.       — Зато такую красивую речь выдвинул… — и Разумовский тут же отвернулся обратно. — По-моему, ты так у доски не отвечал, как в огромном зале перед кучей других лиц.       — Не напоминай, прошу. Этого больше не повторится, — и мальчик всецело был уверен сейчас в собственных словах. — Больше никаких выступлений на публике.       — Но ты прекрасно справился. Почему нет? — спросила Вероника, чуть отстранившись от него, когда Сережа все же обернулся к ней.       — Потому что… я не люблю большое скопление людей в одном месте? И излишние переживания об этом могут в будущем отрицательно сказаться на здоровье, — в тот же миг нашел он умное оправдание тому, почему больше не будет выступать с речью перед множеством людей.       — Я бы лучше не сказала, — но подруга лишь понимающе улыбнулась. — Что-то произошло? Прости, наверное… тебе было жуть как некомфортно, — и все же, пускай ей и льстило то, что человек, который не мог обычно даже связать пару слов у доски, тут выступил с огромной речью и презентацией перед взрослыми людьми, она понимала, что для Разумовского то был огромный стресс.       В особенности учитывая его нелюбовь к лишнему вниманию и большим сценам. Сколько бы не пытались его заставить почитать те же стихи, он всегда воротил нос. Не потому, что ему не нравилось. Сережа обожал литературу, знал много стихов и, возможно, в свое время перечитал все книги из детского дома. Но сцену и толпы людей все так же ненавидел.       — Да нет… все в порядке, Рони, — он мягко улыбнулся ей в ответ. — Просто этот шаг был слишком неожиданным и спонтанным даже для меня. К тому же, я до сих пор не понимаю, почему ты столько мне врала. И терпела все одна.       — Не одна. С тобой, — спокойно ответила Вероника, вновь взяв друга за руку.       — Но я же ничего не делал. И помочь ничем так и не смог… — и несмотря на свои слова сейчас, он сплел их пальцы, по-разному то сжимая ее руку, то делая «замок» по-другому.       Забавно, учитывая то, что раньше Сережа так делал со своими руками, когда все мялся и не мог нормально с ней заговорить в первые дни после знакомства. Но Морозова была слишком приставучей… постоянно нарушала личное пространство, делилась глупостями, играла и рисовала вместе с ним. В конечном счете для мальчика просто стало привычно ее внимание, и он начал ценить своего единственного друга. Настоящего. Совсем не такого, как воображаемый защитник, из-за которого сам Сергей только бегал постоянно от проблем.       — Ты всегда был рядом, оказывал колоссальную поддержку и с тобой мне никогда не хочется думать о таких пустяках, как другие ребята, — казалось, что в этот момент в его глазах вспыхнуло что-то совершенно новое, теплое, но до жути смущающее ее саму, от чего девочка робко опустила взгляд, а он же просто последовал ее примеру. Самому стало неловко от такого внезапного признания.       — Знаешь, что я вспомнил? — и Разумовский проявил инициативу в том, чтобы сменить тему.       — Что?       — Как однажды ты сказала, что хочешь на мне жениться в будущем, — полный провал. После таких слов Вероника только сильнее раскраснелась, не понимая, о чем же она, такая дура, думала в тот момент, когда настолько спокойно действительно намекала ему в детстве на подобное.       — Очень… интересно, к чему же ты об этом вспомнил, — тише ответила Морозова, волнуясь так, как, наверное, не волновалась ни перед какими контрольными в школе или выходами к доске, когда она ничего не учила.       — Просто?       — Просто? — удивленно переспросила Вероника, уже не зная, хочет ли она придушить его или же провалиться сквозь землю, дабы избежать этого позора.       — Подумал, что в этом был смысл, — Сережа снова отвел взгляд, а девочка же подумала о том, что подобными фразами он точно ее когда-нибудь добьет.       — Ну-у… в браке или нет, ты все равно всегда был и останешься моей семьей, — и все же, подруга решила продолжить эту тему сама, в то же время плавно переводя ее в совсем другое русло.       — И мы уйдем отсюда вместе, — так же тихо продолжил он за нее фразу, вспоминая, когда Рони впервые задала ему этот вопрос, но Разумовский тогда так и не смог нормально на него ответить.

***

      Мир сереет и трескается прямо на ее глазах. Девочка стоит в наиполнейшем ужасе, смотря на женщину перед собой, что чуть ли не в слезах присела прямо перед ней и взяла свою дочь за руки. Дети вокруг встревоженно смотрят на сестру, время остановилось, будто перейдя в режим замедленной съемки, и следующая фраза буквально уничтожает в ней все теплые чувства, оставляя одну лишь только ярость:       — Вероника, т-ты же… наверное, не помнишь меня, да? Это я. Я… твоя мама, — в этот момент девочка чувствует, как внутри нее что-то ломается.       — Зачем ты сюда приперлась? — ядовито и совсем тихо спросила Ника. — Н-Неужели… ты опять хочешь разрушить мою жизнь? — скольких же сил сейчас ей стоило то, чтобы просто не заплакать.       — Прости меня. Прости, я была очень глупой. Я была неправа, я не должна была… — сердце тоскливо сжимается, а злость полностью затуманивает ей рассудок. — Прости, Вероника. Наверное, ты меня ненавидишь…       — Ненавижу? Да я о тебе даже не вспоминала до этого момента, дура! — воскликнула девчонка, выдергивая свои руки. — Отцепись, блин, от меня! Ты отказалась от меня, ты давно не смеешь называться моей матерью! — прокричала Морозова, теряя всякое терпение. — Пришла, чтобы мне поплакаться тут? Ожидала, что я брошусь тебе в объятия лишь от того, что ты родила меня?       — Ты имеешь полное право злиться и поступать, как знаешь. Только прошу, дай мне еще шанс…       — Конечно, я имею право, ведь это только моя жизнь. И ты к ней никакого отношения не имеешь, — девочка горько усмехнулась. Наклонилась прямо к ней, и тихо спросила: — Знаешь, чего я действительно хочу? — дождавшись, когда незнакомая женщина только поднимет голову и посмотрит на нее в ответ, Вероника просто плюнула ей в лицо. — Чтобы ты свалила. И больше никогда не появлялась в моей жизни, шлюха, — ледяной тон ребенка в этот момент, казалось, раздирал ее душу на части. — Хорошо поговорили. Надеюсь, это было в первый и последний раз?       — Да… конечно, — она брезгливо вытирает свое лицо. — Потому что мы оформляем документы, чтобы наконец забрать тебя.       — Ч-Что ты сказала?.. — голос ее дрогнул, и Вероника сильно испугалась, посмотрев на женщину так, будто она собиралась самолично ее убить. — Да я ни за что в жизни на подобное не соглашусь! Если ребенку больше десяти лет, то для усыновления потребуется его разрешение!       — Да кому оно сдалось? — от такой уверенности даже стало самую малость смешно. — В нашем мире не существует такой проблемы, которую нельзя решить за деньги. Малышка, я всего лишь хочу забрать тебя из этого кошмара. Тогда… я просто-напросто была и не готова, это… не так просто.       — Не так просто? Откуда же взялись деньги у той, у кого их даже на презервативы не хватило? — скептично спросила Вероника, но сама уже чуть ли не плакала. И чем дольше они здесь стояли, тем сложнее ей было сдержаться…