Театр имени Катрины

Что общего у древнейшего паруса, эксперимента по измерению нейтрино и самого разрушительного урагана в истории США? Это всё один человек. Я. В комнате ощущается остаточная влага после утреннего душа, а фруктовые нотки шампуня смешиваются с ароматом кофейных зерен. Кэт привычным движением наносит макияж, завершая образ сдержанными мазками тушью, надевает брючный костюм и застегивает все пуговицы на выглаженной рубашке. У выхода из апартаментов ее ожидает запланированное такси. Она всегда приезжает на утреннее совещание ровно за десять минут до его начала, чтобы не сбить дыхание при беге и успеть налить себе второй за утро капучино — на этот раз, из офисной кофемашины. Этот напиток не стоит и полпенни ее домашнего эспрессо, однако зайти без дымящегося стаканчика на брейншторм означает медленную и мучительную смерть от скуки. Кэт мечтает начать свой день с кофе по-ирландски, однако идея принимать коньяк пять дней в неделю сорок восемь недель в году попахивает ещё одной зависимостью и увеличенной суммой в графе расходов. Никакая социальная выплата не предусматривает подобной заботы о гражданах. Жаль. Первая половина дня всегда тянется неторопливо. Неспешно. Поэтому зачастую остается много времени на экзистенциальные размышления. Например, если бы Кэт попросили охарактеризовать себя, то она без промедления назвала бы себя ответственным и исполнительным сотрудником, который всегда держит подобающую дистанцию от коллег. Она может быть и холодна в общении, но весьма вероятно, что в течение грядущих месяцев за такое отношение к работе ее ожидает повышение в виде курирования смежными проектами. А на самом деле, я словно Золушка-перевертыш. Без феи-крестной и влюбленного принца. Смотрю на часы, ожидая старомодную кукушку. Ведь с наступлением полудня две верхние пуговицы на ее пиджаке оказываются расстегнутыми, а пиджак перебрасывается через плечо. Однако костюм — всегда лишь часть образа для бала. Особенно когда это бал-маскарад. И вместе с предметами гардероба метаморфозам подвергается и имя девушки. Сдержанная англичанка Кэт добавляет несколько букв, чтобы звучать на французский манер. Катрин известна своей напористостью. Если она не захочет ждать желаемую должность еще несколько месяцев, она зайдет в кабинет к боссу и прямо ему об этом заявит. А после подобных переговоров, в которых неизвестно, кто именно парламентарий, а кто — парламентер, Катрин будет усиленно игнорировать переглядывания коллег и перешептывания в столовой, проведения параллелей между ней и Маргарет Тэтчер, а также предположения о наличия у нее стальных органов. Идиоты. Сталь магнитится, а значит, ненадежная. Титан не менее прочный, более легкий и абсолютно не магнитится. Не зря из него самолеты делают. Подарю всем на корпоративе по титановому сувениру. Кэт и Катрин — суть один человек. Это не история о множественных личностях, что находятся в диалектической борьбе за первое место. Нет, оба имени являются для девушки всего лишь более совершенными версиями ее невзрачного паспортного позывного. Масками, которые она себе выкроила, пошила и украсила стеклярусом. И по законам жанра, самый запоминающийся образ всегда открывается под конец. Каждый пятничный вечер, когда рабочие будни завершаются, сменяется последняя маска. Поистине зачаровывает влияние одной гласной буквы на смысл всего слова. Катрина терпеть не может заниматься бумажной волокитой и не переносит офисный дресс-код. Катрина надевает акцентное платье или брюки палаццо, достает из шкафа широкополую шляпу и в обновленном с утра макияже подчеркивает глаза и губы одновременно. В отличие от Кэт или даже Катрин, её бы никогда не пригласили в Букингемский дворец, ведь подобный образ нарушает весь степенный британский протокол. Катрина широко улыбается собеседникам и собеседницам, которые приглашают ее на свидания. Она пачкает фильтр сигареты своей помадой и демонстрирует открытую спину со старой татуировкой-палиндромом. Буквы проходятся по всему позвоночнику, отбивая свой ритм. Eva, can I see bees in a cave? Как правило, Катрина остается лишь на выходных или в период отпуска, но иногда, в особо кризисные ситуации, уступает место Катрин. Маскарад идет беспрестанно уже пять лет. Изменяются музыкальный аккомпанемент, стоимость и проработка образов. Но самый переменный фактор — гости. Одни задерживаются на несколько месяцев, чтобы затем исчезнуть, стать невидимками в ее жизни, другие после пары совместных танцев растворяются в толпе и оставляют после себя бутоньерку, а кто-то покидает зал сразу после первого бокала шампанского. Сегодняшний сентябрьский вечер ожидался сменой тональности, но не прекращения бала в целом. Как это зачастую происходит в симфониях — за оживленным началом из микса шестнадцатых нот может следовать неспешное анданте. Вторую неделю Катрина переписывалась с загадочным анонимом Н. на сайте знакомств. Кажется, он собирался задержаться в ее жизни на какой-то значимый промежуток времени. Или ей хотелось бы в это верить, но никоим образом не демонстрировать сразу. У них обоих была страсть к экстремальным путешествиям и адреналину, любовь одновременно к французской и острой кухне, долгому сексу по ночам (ведь они оба были совами по режиму дня) и они оба предпочитали кофе по-ирландски всем остальным видам кофе. И что самое приятное для Катрины, они проживали в одном городе. Идеальная комбинация для любого мало-мальски разбирающегося в стратегиях игрока. Одна проблема — собеседник старался оставаться без имени. Но Катрина надеялась, что при встрече этот флер незнакомца наконец спадет, а не покроется слоем обыденности, отчего захочется протереть его влажной тряпкой.  Катрин договорилась с Н. о встрече во французском ресторане, Кэт забронировала столик, Катрина надела сверкающие серьги, чтобы оттенить свои темные карие глаза. И по старой памяти положила в клатч четыре вещи: презервативы, электронную сигарету, перцовый баллончик и тональный крем. Пятой и главной оставался ее смартфон. Молчаливый таксист довез ее в срок, чтобы она могла первой занять их место. Ведь тогда за ней оставалось право выбора более выгодной позиции в этой партии. Партии, в которой именно она ведет. И никак иначе. Она сама всегда всё контролирует, подавая свою уязвимость как лакомый кусочек и открывая тем самым целое поле с оркестром для манипуляций. Впрочем, последний пункт может подождать пару встреч: в данный момент стоит удостовериться, что на мужчину можно будет смотреть и не отводить взгляда. С девушками в визуальном аспекте всегда было проще — косметика творила чудеса сильнее любой волшебной палочки. Но в то же время и влюбленность в них ощущалась иначе — более мягко, более утонченно, в более теплых цветах. Физический фактор всегда оставался наравне с фактором общения, в то же время, как с мужчинами константа превращалась в балансирование на канате, когда под тобой обрыв. Шаг влево, шаг вправо, и дойти до финала так и не выходило. Именно поэтому сейчас, после приятного общения онлайн, Катрина готова была молиться любым богам, даже своей ацтекской сахарной смерти, чтобы в этот раз всё было иначе. За спиной послышались аккуратные шаги. Катрина прикрыла глаза и сделала глоток вина, желая насладиться купажом в сочетании с чувством предвкушения. Запахло сиренью и астрами — новоприбывший явно знал викторианский язык цветов. Новое начало и изящество можно было считать неплохим знаком. Всё складывалось донельзя удачно. Пока она не услышала голос из прошлого пятилетней давности, произнесший не то имя. — Кэти?! Катрина в смятении открыла глаза. Она морально готовилась к любой комбинации, даже с применением перцового баллончика. Кроме этой. Четыре буквы внесли такую дисгармонию, отчего вся остальная часть симфонии стала похожа на саундтрек к цирковому представлению. — Н… Никсон?!   Я же с ним секс обсуждала. Вернее, секс с ним. Святой Кетцалькоатль, какая мерзость. Запомните, дети, никогда не молитесь ацтекским богам насчёт хороших партнеров. Они поймут это максимально превратно. Прямо перед ней сидел ее не менее изумленный старший брат. *** — Я поставлю этому сайту самый низкий рейтинг. — безапелляционно заверила Катрина. — Какого хрена, Николас? Предпочитающий всё же называть себя Никсоном, в честь скандально известного президента и марки часов, Николас принимал меры по сохранению невозмутимого лица. В чем с треском проваливался.  Дьявол. Хочу курить.  Он мог бы учесть вероятность подобного совпадения. Если бы не вычеркнул любые предметы зеленого цвета со своего чердака. И так как собственного жилья у него пока не было, речь шла исключительно о чертогах его собственного разума. Однако вынести переменную за скобки, а особенно переменную цвета надежды, отнюдь не равно попрощаться с ней навсегда. Ведь иногда ключевое решение уравнения находится именно там, где меньше всего этого ожидаешь. Курить всё еще хотелось. Но просто просить он не хотел. В конце концов, старший и мудрый здесь он. Ведь так?  – Ты все еще хранишь полпачки Мальборо в потайном кармане? Не поделишься со старшим братом?  Катрина скептически хмыкнула.  – В тюрьме не выдавали?  Никсон раздраженно выдохнул. Малая с раннего детства обожала доводить его до высшей точки кипения, и ей всегда все спускали с рук.  – В тюрьме на дурь можно было выменять что угодно. А если учесть, что меня посадили за ее распространение, это проблемой не стало.  А вот на свободе с нынешними лондонскими ценами дешевле стать монахом. И то не факт.  – Значит, ты вышел в реальный мир. – констатировала Катрина, разглядывая содержимое своего бокала.  – Продолжай подмечать очевидное, Кэти, и твой учитель по праву зачислит тебя в любимчики. Снова. – Никсон не сводил с нее глаз, наблюдая за реакцией. Однако жесты и мимика были словно выверены до секунды. Он ждал, когда его сестра возмущенно воскликнет, какая он сволочь, запустит в него скомканной салфеткой – в общем, выполнит хоть что-то жизнеподобное.  Но Катрина лишь очаровательно улыбнулась на грани флирта.  – К слову, Николас, я уже лет пять как не ношу имя Кэти. Оно совсем не подходит для моей текущей жизни.  – Знаю, Катрина, – произнести эту словоформу, зная теперь, кому она принадлежит, было почти противно, – две недели я словно общался с сахарной головой.  – Сочту за комплимент. – не-Кэти легким и изящным движением поправила волосы. –  Не каждый день меня сравнивают с ацтекской богиней.  Никсон закатил глаза. Он не хотел сейчас обсуждать все тонкости мексиканской культуры Дня Мёртвых, потому что безумно хотел курить. Но дал себе слово вернуться к этой теме, когда решит проблемы посерьезнее.  – Так что насчёт Мальборо?  – О, прости мне мою забывчивость. Лови!  Катрина расстегнула блестящий клатч и вытащила оттуда… нет, не бумажные цилиндры с фильтром, а что-то похожее на его старый плеер с антенной. Затем повернула переключатель, и дисплей никотинового девайса ожил. Никсон сделал первую затяжку и закашлялся с непривычки от крепости. Эта светящаяся дрянь производила в несколько раз больше дыма с ягодной свежестью и в ней не было никакого знакомого табачного привкуса.  – Что это за мерзость?! – Электронная сигарета. Лошадь умрет от нее раз в двадцать быстрее, чем от обычной, а пепельница не нужна. Сражает наповал и позволяет выпускать колечки с черничным ароматом. Одни плюсы. Это не плюсы, а кресты на могиле моей юности.  – С каких пор ты перестала держать заначку в скрытых карманах?  – С тех пор, как не от кого стало ее прятать. – тембр голоса Катрины не изменился ни на йоту, когда она об этом заявила. – В феврале стукнула пятилетняя годовщина. Если ты закончил, отдай электронку мне, пожалуйста. И попроси официанта нас посчитать.  – Но мы только начали!  Да что с тобой произошло, пока меня не было рядом?  – И уже закончили. – мягко, но чётко припечатала Катрина. – Ты не принимай на свой счёт, но я рассчитывала этой ночью на продолжительный секс, распитую на двоих бутылку темпранильо и утреннюю яичницу с беконом. А получила… тебя. Так что побудь недолго джентльменом и заплати за мой бокал.  Это стало последней каплей, после которой Никсон если и не вскипел буквально, то гнев внутри него  запустил процесс извержения вулкана. Ему тридцать один год, у него жизнь снова только начинается, и он не позволит малой так собой помыкать. Особенно после фокуса с сигаретой.  После знакомства на анонимном сайте.  После нулевого посещения его в тюрьме, хотя он сидел отнюдь не в одиночке.  –Ну уж нет, сестрица. Заплатить я заплачу, но потрудись вначале объясниться. Какого Кетцалькоатля тебя нельзя найти ни в одной из соцсетей? – ровно в этот же момент он остановил официанта, – Мне ростбиф со спаржей, а ma petite sœur – мясо по-бургундски, s'il vous plaît.    Черт. Как обычно, когда он выходит из себя, начинает говорить по-французски. Как и Кэти, к слову. Трудности билингвов….  Спасибо отцу-англичанину, что женился на француженке.  – Но ты же нашел.  – Да. На сайте поиска партнеров на одну ночь. И ты тоже не принимай на свой счёт, но я искал там вовсе не тебя. Вернее не тебя как сестру. Это весьма странно объяснять сейчас, но ты и без меня всё понимаешь. И знаешь мои предпочтения, к моему сожалению. Короче, я вообще не о том! Твой номер телефона попросту больше не существует в базе данных, электронная почта недействительна, старые аккаунты в фейсбуке и инстаграме снесены. Ощущение, что Кэти Кембл попросту исчезла из этой жизни! Кэти, что носила аляпистые зеленые свитера, любила прогулки под звездами, из-за чего регулярно простужалась в нашем климате и заразительно смеялась от собственной неуклюжести.  Катрина дернулась, как от удара электрическим током, и Никсон впервые за вечер увидел на ее лице смену эмоций. То было холодное сожаление.  – Это так и есть. – бокал, который до этого легко перемещался из руки в руку, теперь был отставлен в сторону. – Почти. Только Кэти Кембл не исчезла. Её уничтожило. Предательство старшего брата, которого Кэти едва ли не боготворила, люстра, свалившаяся на мать во время исполнения арии на гастрольной премьере, самоубийство отца, не выдержавшего две потери любимых за год. Юная Кэти не смогла все это выдержать. Впрочем, полная версия истории не подходит для первого свидания с незнакомцем.  Незнакомцем?! – Незнакомцем? Я тебя знаю уже двадцать шесть лет!  – Двадцать семь, – на автомате поправила Катрина. – Двадцать семь лет, из которых Катрина знакома с тобой лишь две недели, а Кэт и Катрин и вовсе о тебе не подозревали.  Принесли ужин. Официант, соблюдая правила профессиональной этики, молча расставил блюда, не отвлекая посетителей от беседы. Ведь хоть во Франции клиент всегда неправ, их ресторан находится по другую сторону Ла-Манша. А значит, приходится играть по иным правилам.  Разрезая ростбиф, Никсон старался не думать о том, когда его ел в последний раз. Сейчас его мысли занимало нечто гораздо более многосложное. Значит, три имени. Кэт, Катрин, Катрина. Весьма изобретательный ход, сестра. Жаль, что равновесие, которое ты достигла таким способом, далеко от устойчивого.  – Ты не ответила на мой вопрос.  – На какой из?  – Почему ты вычеркнула себя из этой жизни?  – Как видишь, я живу и здравствую. На днях даже к стоматологу сходила, так что смерть от пульпита мне больше не грозит. Можешь не поздравлять.  – Ты продолжаешь игнорировать прямые ответы на мои вопросы.  – Кто знает, может это мой язык любви и особая форма флирта. Должна же я закрыть хоть какие-либо показатели удачного свидания на этой встрече.  – Так это все же свидание? – Искренне надеюсь, что нет.  – И тем не менее, позволь мне побыть дже-ентльменом и задать тебе вопросы исключительно в рамках светского этикета. – Джентльмены не задают вопросов, которые могут поставить даму в неудобное положение.  – В таком случае, фортуна улыбнулась мне и у меня есть официальное удостоверение подонка.  – Ты сам себе противоречишь, grand frère, – почти пропела Катрина, кладя кусочек мяса себе в рот.  Никсон восторжествовал.  Она заговорила на языке любви!  Мысленные проклятия в свой адрес я не слышал, так что до этого момента они не считались.  – Зато ты создала себе три новых личности.  – И это ты читаешь мне notations об утверждении очевидных фактов?  – Ты вообще в курсе, что это ненормально?  – Покажи мне законодательный акт или другой документ с печатью и нотариальной подписью, что это запрещено, и я подумаю.  Merde. Надо быть хитрее, Никсон. Ты же должен быть старше и мудрее. Так всегда говорила мама. Неважно, где ты был последние несколько лет. – Что ж, раз на полноценный монолог в этот раз ты не согласилась, я тебя не заставляю. Хочешь строить из себя приму, оперную диву, да хоть затравленную прачку – ария твоя. Я буду ждать тебя в следующем акте твоей собственной пьесы.  – И как же она называется? – Катрина слегка подалась вперед, смотря прямо на Никсона. – Возвращение блудного брата? Хотя нет, это по твоей части. Преступление и воссоединение? Фу, никогда не любила русскую классику. Там всегда всё плохо. Гамлет и компания? – Невозможные диалоги.  *** Всё шло совсем не по плану.  Маска Катрины держалась на честном слове и опыте. Николас заслуживал пощечины, но тогда он заметил бы ее затяжную обиду, а это не та эмоция, что принадлежит ей. Впрочем, как и Кэт с Катрин. Putain. Он не должен догадаться о истинных чувствах Катрины раньше времени. А лучше и вообще никогда, но это и без того чересчур идеальная картина мира.   – Мне не нравится, — произнесла Катрина вслух.  Не Кэти. Кэти должна быть в безопасности. Кэти больше не будет больно.  – Tu critiques – tu suggères. — Никсон только развел руками.  По крайней мере, не только я в эмоциональном раздрае. Старшего тоже трясёт. Кто знает, может он тоже внутри себя ведёт диалоги. – Диалоги о невозможном. – Драма в трех актах.  – Пяти.  – Почему пяти?  Потому что столько у меня имен на самом деле. – Такова наша разница в возрасте, на столько лет тебя посадили и столько граней в звезде.  – Звучит в твоём стиле. — Никсон позволил себе мимолетную улыбку, вспоминая их детство. Впрочем, она исчезла, как только появилась. — Значит, пять актов – пять диалогов. Только этот не в счёт.  Почему я не могу сказать нет? Катрина, будь честна хоть сама с собой. Ты попросту этого не хочешь.  – Пролог всегда не в счёт. — Катрина вновь смотрела на бокал, изрядно опустевший  с начала вечера. — Хоть увертюра и задает тон остальному повествованию. – И где же начнется основное действие?  – Там, где закончилось твоё предыдущее с моим участием.  – Значит, Лондонский глаз. — подвел Никсон, и его собственный взгляд погрустнел. Катрина лишь коротко кивнула в знак согласия и поднялась со своего места.   – Глаза никогда не врут. — сказала она напоследок, надевая пальто. — Только иногда искажают картинку. В следующую пятницу в пять часов пополудни. Счёт на тебе.  Официант проводил до выхода, и за закрывшейся входной дверью воцарилась оглушительная тишина.