Роскошь быть известным

«Серьёзно, что это было, Шо?» Хизаши посмотрел на него с разочарованием в глазах. Его руки были сжаты в кулаки и распускали его волосы, которые он обычно держал так тщательно уложенными, «Даже если бы я не застал тех детей, избивающих его до полусмерти — где, заметьте, он собирался просто позволить им сломать ему предплечье надвое — и нападения Шипастого Злодея не произошло, то, что сказал Старатель о парне прямо перед ним на Гала, это так запутано». Айзава сидел почти неподвижно напротив своего мужа за обеденным столом, пока они оба отходили от Геройского Гала вечера. Событие было в несколько раз более неприятным, чем обычно, благодаря присутствию некоего Героя Номер 2. С момента события прошло несколько дней, но до этого момента у них не было времени сесть и обсудить произошедшее. Айзава чувствовал разочарование и беспомощность другого мужчины, как будто это были его собственные. Хотя он не был столь же выразителен внешне, его внутренние чувства полностью отражали чувства его партнера. «И Тодороки вообще не отреагировал на всю эту чушь, которую нес его старик — я даже не могу начать укладывать это в голове — и каждый раз, когда я пытаюсь это сделать, мне сразу же начинает ненавистно любое из заключений, к которым я начинаю приходить». Люди часто думали, что они были странной парой — Айзава был мрачным и в основном бесстрастным. Одной из его самых узнаваемых черт было то, насколько он был постоянно вялым. А Хизаши был подобен солнцу в форме человека. Он был ярким, громким, эмоциональным и в целом восторженным. И Айзаве было все равно, что думают другие. Да, в каком-то смысле у них была ситуация «притяжения противоположностей», но в других, более личных, которые были только для них двоих, — он действительно чувствовал, что они были двумя половинками одной души. Слушая обеспокоенные речи своего бедного мужа, он лишь укрепился в этом убеждении, поскольку Хизаши произносил слова, которые он снова и снова обдумывал со времен Гала-вечера героев. «Каким он был на следующий день в классе?» На этот раз слова Хизаши сопровождались долготерпеливым вздохом. Казалось, он немного растерял свой запал и еще глубже опустился в кресло, которое занимал. «Он был точно таким же, как всегда», — признался Айзава тихим, подавленным голосом, который он осмелился бы использовать только в присутствии своего мужа. «И СМИ были в восторге от Гала-концерта, но из того, что я слышал от своих учеников, он понятия не имеет, насколько он популярен среди публики...» «Неужели Старатель действительно держит его в такой безопасности? Нет, не в безопасности — в изоляции? Как это вообще возможно? Даже бабушка слышала о Тодороки Шото, а ей 83 года!» Хизаши нахмурился еще сильнее: «Он ведь никогда не упоминает своего отца, не так ли?» Айзава встретил обеспокоенный взгляд своего партнера и понял, что тот уже знает ответ на заданный им вопрос, но ему нужно услышать его вслух. «Нет, никогда. Он пытался отвечать, когда его одноклассники с ним разговаривали, и всякий раз, когда они спрашивали его о чем-то еще, он старался изо всех сил – давал хоть какой-то ответ… На самом деле, это даже мило», – Айзава позволил себе вспомнить, как он видел, как Тодороки тщательно, слово в слово, выговаривал ответы на вопросы одноклассников. Он всегда явно колебался и выглядел не в своей тарелке, но явно старательно и серьезно в своих усилиях. Айзава не был человеком, который легко бросается словом «милый», но он, честно говоря, не мог придумать лучшего или более точного описания. Хизаши бросил на него понимающий взгляд, который он приберегал для случаев, когда был особенно мягок со своими учениками. «Но на самом деле, после Гала-вечера кто-то попытался заговорить с ним о Старателе он отреагировал так, как я раньше не видел», — добавил он в качестве запоздалой мысли, вспоминая это воспоминание. («Тодороки-кун, мы видели тебя на Геройском Гала концерте!» — взвизгнула Хагакурэ и подбежала к столу Тодороки. Рука невидимой девочки была связана с рукой Ашидо, а рука Ашидо была связана с рукой Каминари. Они образовали цепь волнения, приближаясь к сдержанному парню. Ответ Тодороки прозвучал немного смущенно: «Вы все присутствовали на Гала концерте?» Воздух наполнился звуком легкого, звенящего смеха Ашидо. Ее голос был теплым и перешел в мягкий и ласковый тон, который он принимал всякий раз, когда она была удивлена, но очарована чем-то, что сказал Тодороки. «Нет, мы не смогли пойти, смогли пойти только Аояма-кун, Иида-кун и Яомомо, но мы видели вас по телевизору!» — терпеливо объяснила она. Тодороки воспринял информацию и слегка кивнул, но больше ничего не сказал, поскольку никто на самом деле не задал ему вопрос. В передней части класса Иида и Яойорозу обменялись неразличимыми взглядами. «Ты хорошо провел время? Большинство из нас могут только представить, что пойдут на такое мероприятие!» — с любопытством спросил Каминари. «Мне приходится ходить туда каждый год... Мне это не очень нравится», — ответил Тодороки размеренно и совершенно честно, как он всегда делал, когда одноклассники спрашивали его о чем-то. Казалось, он никогда не мог понять, когда разговор окончен, и имел обыкновение пристально смотреть на того, кто к нему обращался, пока ему не давали понять, что он может вернуться к той книге, которую читал, или заданию, над которым работал. Каминари встретил серо-голубые глаза, которые моргали на него, с широкой, зубастой улыбкой: «Как и ожидалось от Тодороки! Он действительно самый крутой парень в нашем классе, да?» Пауза, затем: «Ты... имеешь в виду мою ледяную причуду?» Сидевшие вокруг одноклассники дружелюбно захихикали, не особо подслушивая их разговор. Каминари откинул голову назад в порыве смеха, как будто младший мальчик только что рассказал веселую шутку. Хагакурэ взвизгнула про себя и захлопала руками, когда агрессия миловидности стала слишком сильной. Ашидо понимающе улыбнулась, и ее и без того мягкий взгляд стал еще мягче. Весь класс быстро понял, что, когда они начали говорить с Тодороки все больше и больше, он искренне воспринимал каждое утверждение буквально, даже те, которые казались очевидными для остальных. Это стало еще одной удивительной особенностью двухцветного мальчика, которую все нашли привлекательной, и которая помогла им понять, что он не был таким уж пугающим, как они изначально думали. «Но, честно говоря, чувак, было так круто видеть тебя стоящим рядом со Старателем!» — с энтузиазмом воскликнул Каминари, отдышавшись. На этот раз Аояма и Яойорозу обменялись обеспокоенными взглядами, но никто, кроме Ииды, этого не заметил, поскольку все остальные были сосредоточены на разговоре с Тодороки. «Должно быть, здорово иметь такого мужественного героя, как твой отец!» — вмешался Киришима со своего места неподалеку, даже не делая вид, что не был полностью вовлечен в разговор. «Да! Он герой номер 2! Я имею в виду, мне не нужно тебе этого говорить. Каково это, когда сам Старатель твой отец?» Как только имя Старателя всплыло, некоторые из самых наблюдательных заметили, что в языке тела Тодороки произошло крошечное изменение. Его взгляд изменился, чтобы отвести взгляд от стоящей перед ним троицы и сосредоточиться на стене. Два белых зуба тревожно торчали над его нижней губой, а плечи слегка приподнялись. Однако Каминари не был одним из таких внимательных студентов и продолжил спрашивать: «Он рассказывает тебе о том, каково быть героем номер 2?» Ашидо почувствовал перемену в поведении Тодороки и ткнул блондина локтем в ребра чуть сильнее, чем было необходимо. «Ой! Зачем это было, я просто задал вопрос, который интересует всех нас!» В этот момент Тодороки выглядел самым нервным из всех, кого они когда-либо видели, и не было никаких указаний на причину, кроме упоминания его знаменитого отца. Иида посмотрел на лицо другого мальчика и почувствовал, будто получил удар в живот. Другие дети не слышали, как Тодороки Энджи говорил о своем сыне на Гала, поэтому он не винил их. Но староста класса никогда не видел столь растерянного выражения на лице Тодороки — а ведь он был там и во время атаки злодея, и в тот момент, когда хулиган собирался сломать ему руку, и даже когда сам Старатель шипел, выплескивая яд поверх своей красно-белой головы. Боковым зрением Иида увидел, как Бакуго готовится вскочить со стула и выключить его, но он опередил его. «Ребята! Давайте прервемся и воспользуемся этим временем, чтобы повторить материал к пятничной викторине!» «Вы слышали старосту, вернитесь на свои места, статисты!» Бакуго почти сразу же поддержал его, что в любом другом случае было бы сочтено достаточно странным, чтобы вызвать как минимум одно или два удивления. Тем не менее, остальные быстро разошлись, несмотря на раздавшееся время от времени ворчание. Почти благодарный взгляд, который Тодороки бросил на него, прежде чем быстро вернуться к своему заданию, убедил Ииду, что он принял правильное решение. Айзава, «спящий» в спальном мешке в передней части комнаты, видел и слышал весь разговор, даже если его дети думали, что он умер для мира.) «Фу, это довольно показательно, что отношения там, по крайней мере, натянутые. Мы знаем, что Старатель — это куча пылающего мусора в хорошие дни, но по какой-то причине я думал, что он будет лучше относиться к своему сыну», — говорил Хизаши, и это вытащило Айзаву из его воспоминаний. «Этот бедный мальчик, я его не очень хорошо знаю, но после нескольких раз, когда я с ним общался, он показался мне милым», — продолжил его муж. Айзава тихонько промычал в знак согласия. Ни один ребенок не заслуживал того, чтобы его так же словесно оскорбляли, как это сделал Старатель в ту ночь с Тодороки, и он не мог представить себе никого, кто заслуживал бы этого меньше. «Сначала я думал, что он просто находится под защитой. Но как только я пообщался с ним, я понял, что за этим стоит нечто большее», — продолжил размышлять его партнер. «Я говорил тебе, что он искренне думал, что сделал что-то, что спровоцировало Бакуго наброситься на него? И что он не осознавал, что Бакуго злится, пока не впечатал его в стену?» Хизаши издал громкий, резкий и недоверчивый смех, который прозвучал совсем не похоже на него. «Это… Не может быть, Шо, ты уверен? Бакуго… ну, он не совсем скрытный». Айзава устало провел рукой по лицу: «Я заставил его рассказать мне все и свою версию событий. Парень думал, что все произошло потому, что он не был хорош в социальных ситуациях». Его муж отреагировал сдавленным звуком, который звучал так, будто вырывался из его горла. «Да, я знаю, именно так я себя и чувствую», — он вздохнул и опустил голову на руки, прежде чем продолжить: «Что-то не так, но я не могу ничего сделать, не зная степени. Каждый раз, когда я взаимодействую с ребенком, я чувствую, что натыкаюсь на новый предупреждающий знак, но ничего не складывается в точности». Хизаши осторожно потянулся и потянул его руки вниз и на стол, прежде чем накрыть их теплом и весом своих собственных. Затем он дважды быстро и успокаивающе сжал его. «Ну, тебе придется продолжать копать и узнать. Этому ребенку может понадобиться помощь, и я знаю, что ты сделаешь все, что в твоих силах, чтобы он ее получил. Я буду рядом с тобой на каждом шагу, ты это знаешь». Успокоение и твердость в голосе Хизаши подпитывали его решимость своей поддержкой. А решительные слова его партнера и то, как сверкали его ярко-зеленые глаза, только подпитывали его решимость. Прежде чем уйти на занятия, он поклялся себе, что будет еще внимательнее следить за Тодороки, потому что не мог избавиться от ощущения, что что-то не так или, по крайней мере, необычно в его поведении и, возможно, в его ситуации дома. Это чувство вызывало у него тошноту, и часть его была в ужасе от того, что он обнаружит, если присмотрится достаточно близко. Они говорили о герое Японии номер 2, но, несмотря на свой страх, он не позволял никому – даже самому Всемогущему – помешать ему поступать правильно по отношению к своим детям. Он внимательно следил за Тодороки и замечал, что за мальчиком следят и другие внимательные взгляды: Мидория, Урарака, Асуи, Иида и особенно Бакуго. Айзава даже подумывал попытаться поговорить с Тодороки один на один после урока, когда мальчик показался ему немного медлительнее и более уставшим, чем обычно, но он исчез, как только прозвенел звонок. Затем все было приостановлено, потому что снова произошло немыслимое — на класс 1А средь бела дня во время учебного занятия в USJ напала Лига злодеев.

***

Никогда еще в истории UA первокурсники не сталкивались с атакой злодеев такого масштаба. И во второй раз с начала учебного года он почувствовал невероятную гордость за своих учеников за то, как они справились с нападением злодеев, но также и опустошение от того, что им пришлось это сделать. Во всех последствиях и хаосе, которые произошли из-за атаки – он должен был убедиться, что его ученики в порядке, и не только физически – они подверглись нападению десятков злодеев в месте, которое должно было быть безопасным. Ему нужно было убедиться, что травма от атаки была чем-то, что они переработали и исцелились здоровым способом. Его приемные часы были заполнены предоставлением советов и утешения наиболее чувствительным ученикам класса – Хагакурэ, Каминари, Кода и Оджиро среди нескольких других были ужасно затронуты своей первой встречей со Злодеем и нуждались в дополнительной поддержке от своего классного руководителя. Они также сгруппировались вместе и предоставили друг другу утешение и убежище – снова это согрело его сердце, но он ненавидел, что дошло до этого. Студенты, которые уже столкнулись с убийственным намерением злодея во время урока Civ Outreach, были более отзывчивы во время USJ. Но они все равно были напуганы, как и следовало ожидать. Асуи, которая чуть не получила удар от Шигараки, получала дополнительную поддержку и внимание от своих друзей, в состав которых входили Мидория, Иида, Урарака и, к удивлению Айзавы, Тодороки. (Только что прозвенел звонок на обед, и ученики Айзавы, не теряя времени, поспешили покинуть класс. Это было за исключением теперь полностью распознанного классом 1A отряда Декусквада, который кружил вокруг стола Асуи. Иида, Урарака и Мидория не отходили далеко от нее в дни после инцидента в USJ. Точно так же, как он не мог избавиться от ужасного воспоминания о руке разложения Шигараки, почти сомкнувшейся над лицом девушки, похожей на лягушку, этот образ продолжал преследовать ее самых близких друзей. Все они были так сосредоточены на своем зеленоволосом друге, что Айзава не думал, что кто-то из них заметил, что он все еще роется в бумагах перед классом. «Идите, ребята, я догоню, керо», — устало успокоила их Асуи, а затем честно добавила: «Мне просто нужно немного побыть одной». Остальные трое обменялись обеспокоенными взглядами, но согласились, зная, что другой девушке нужно личное пространство, и что она придет к ним за утешением и все обсудит, когда будет готова. Из того, что Айзава знал из файла Асуи, она была старшей из нескольких младших братьев и сестер и помогала родителям, играя роль опекуна для многих из них, пока они росли. Это имело печальный смысл, что не показывать свое горе на поверхности и справляться с ним самостоятельно, чтобы не расстраивать своих братьев и сестер, было для нее второй натурой на тот момент. Он был рад, что она нашла свое место среди Декусквада и после атаки Шипастого Злодея действительно опиралась на их поддержку, но это было что-то новое и все еще будет своим собственным процессом. После того, как все трое вышли из комнаты, Асуи испустила долгий, прерывистый выдох. Айзава хотел уважать потребность своей ученицы в пространстве, но также хотел оказать ей поддержку как ее учитель. Но прежде чем он успел сообразить, что делать, раздался голос. «Асу– извини, Цую-чан», – голос был тихим и мягким и принадлежал никому иному, как Тодороки. Почтительное обращение, которое Асуи просила всех своих одноклассников называть ее, слетело с губ мальчика неловко – как будто он никогда раньше его не использовал. Может, и не использовал – и разве это не было мыслью – но он продолжал стараться изо всех сил, как он делал это при каждом взаимодействии с членами своего класса. Айзава даже не осознавал, что парень все еще находится в комнате — он мог быть пугающе тихим и делать свое присутствие невероятно незначительным, несмотря на то, насколько выдающейся была его внешность и причуды — настолько, что он пару раз заставал врасплох даже такого опытного подпольного героя, как он сам. «Тодороки-чан», — тихо поприветствовала Асуи с замешательством в глазах. Айзава понял, так как Тодороки действительно не был тем, кто начинает разговор. Двухцветные глаза мальчика встретились с ее вопросительным взглядом, а затем быстро отвели взгляд в сторону, не в силах поддерживать зрительный контакт. Вместо того, чтобы говорить, он осторожно положил на ее стол блокнот. Он был открыт на странице с текущей датой, и невероятно аккуратный почерк Тодороки покрывал всю страницу. «Когда выздоравливаешь... может быть трудно сосредоточиться», — сказал он почти застенчиво, пытаясь объяснить, хотя его взгляд метнулся к блокноту Асуи, который она еще не убрала и который был пуст. Что-то сжалось в сердце Айзавы, когда он увидел сцену между двумя своими молчаливыми учениками. Тодороки, должно быть, заметил, как Асуи отвлекалась во время уроков, и показал ей свои заметки, которые он тщательно делал. Жест был неожиданным, но ужасно милым, и то, как глаза Асуи расширились, а затем стали более приземленными, чем за весь день, сказало ему, что действия мальчика были оценены по достоинству. «Спасибо, керо», — ответила Асуи, и в ее голосе послышалась теплота, которой не было с тех пор, как они вернулись из USJ. Тодороки, казалось, собирался сказать что-то еще, но передумал и вежливо кивнул, прежде чем уйти. Айзава увидел, как легкая улыбка медленно тронула уголки рта Асуи после того, как Тодороки ушел. Учитель не мог этого знать, но Тодороки напомнил ей о том времени, когда она поцарапала колено и сама лечила его со слезящимися глазами. Ее младший брат, у которого не было слов, чтобы утешить ее, сделал все возможное, чтобы подбодрить ее, оставив ей свои любимые пластыри с изображением Всемогущего, а затем убежал, прежде чем она успела поблагодарить его. Действия Тодороки вернули ее к комфорту прошлого и настоящего, и хотя она еще не восстановилась на 100%, она знала, что скоро это произойдет, и она почувствовала себя намного легче.) Неудивительно, что Мидория и Бакугоу, казалось, были более взволнованы после инцидента с USJ и очень хорошо справились со всеми аспектами своих встреч со злодеями. Эти двое, а также некоторые из более склонных к «Плюс Ультра» учеников, таких как Киришима, Урарака и Ашидо, казались более нервными, но более мотивированными и стремящимися узнать, как улучшить свои геройские навыки после инцидента. Тем не менее, все они по-разному справлялись с последствиями нападения, но каждый ученик класса А был явно затронут в течение нескольких дней после этого... все, за исключением Тодороки Шото. Поскольку Айзава работал не покладая рук, чтобы помочь своим ученикам полностью восстановиться после инцидента, у него не было времени на размышления о Тодороки. Это был еще один тревожный кусочек пазла сам по себе, но он не мог сказать, что был удивлен, Тодороки, казалось, совершенно не был затронут массивной атакой злодея. Он пришел в класс на следующий день и, как всегда, держался особняком. Когда классу в тот день дали свободное время, чтобы прийти в себя и осмыслить, другие ученики сбились в группы, утешали друг друга и обсуждали то, что они пережили. Однако Тодороки достал свои книги и начал работать над предстоящими заданиями, хотя сроки уже были отодвинуты. Он подошел к школьным заданиям с той же лазерной сосредоточенностью, что и всегда, несмотря на то, что эта сосредоточенность должна была быть поколеблена атакой USJ. Итак, впервые за неделю у Айзавы наконец появилось время сесть и поразмышлять об ученике, за которым он поклялся себе присматривать повнимательнее. Тот самый ученик, который в одиночку одолел разъяренного злодея в начале учебного года. Опять же, остальная часть 1A справилась хорошо и отреагировала в меру своих возможностей. Конечно, они были в ужасе, так как нападение было неожиданным и не должно было произойти. Но большинство из них, по крайней мере, смогли достаточно быстро сообразить, чтобы защитить себя или уйти от опасности. Инцидент с USJ еще раз показал, насколько отчетливо Тодороки был подготовлен в момент кризиса. Айзава пересмотрел события, перебирая их в уме, словно кусочки пазла. Еще до того, как остальные его одноклассники заметили неладное, он уже догадался, что отсутствие сигналов тревоги было связано с тем, что злодеи заглушили их и общались с помощью причуды. Когда его переместили в одиночку с не менее чем дюжиной злодеев, любой другой студент пришел бы в отчаяние от такого численного превосходства, но Тодороки не терял времени даром и с легкостью отбивал одновременные атаки, а затем мгновенно обездвиживал злодеев своим льдом. Он использовал свою причуду против нападавших, чтобы узнать больше об их плане, и узнал, что их целью было убить Всемогущего. Он должен был ослепнуть от паники и страха. Даже если бы он успешно обездвижил их во льду, его следующим шагом должно было стать немедленное удаление от опасности, пока учителя не смогут помочь, но вместо этого он спроецировал уровень власти, которым 15-летний подросток не должен обладать, и собрал разведданные о ситуации. Айзава мог с полной уверенностью сказать, что за свою карьеру он работал с менее компетентными профессиональными героями. Снова и снова он натыкался на стену — почему? Почему его первокурсник обладал навыками, намного превосходящими навыки многих про-героев? Эти вопросы преследовали его в самые тихие часы, хотя по мере того, как пыль после событий в USJ улеглась, а приближался спортивный фестиваль, такие моменты становились все более редкими. Хотя Незу удалось не допустить огласки атаки USJ, она стала известна всему остальному UA. Таким образом, напряжение росло среди других классов героев-новичков, которые были полны решимости доказать свою силу против класса, который имел рейтинг A и уже проявил себя против настоящих злодеев. Класс 1А оправился от последствий USJ быстрее и с большим рвением, чем кто-либо ожидал. Они действительно проявили себя как ученики героизма, поскольку каждый из них пережил атаку и вернулся с еще большей мотивацией и концентрацией внимания, которая стала еще более острой после столкновения с настоящими злодеями и настоящей опасностью. Поэтому, когда было объявлено о спортивном фестивале, Айзава был благодарен за возможность отвлечься и дать выход обилию энергии, которая теперь постоянно циркулировала среди его учеников. У них внезапно появилось что-то, на чем можно было сосредоточиться, вместо того чтобы постоянно ожидать нападения нового злодея, о котором им изначально не стоило беспокоиться. Он знал, что ученики классов 1B и 1C сплетничают об этом событии в коридорах школы, и некоторые из них уже взяли на себя смелость вступить в перепалку перед игрой, проходя мимо его детей в коридоре. Возможно, это не было проявлением спортивного благородства, но пока это не переросло во что-то худшее, вроде травли, насмешки со стороны других классов, казалось, еще больше сплотили 1А и подогрели их энтузиазм в ожидании предстоящего события. Поначалу Айзава был обеспокоен тем, что его ученики предстанут перед публикой сразу после USJ, учитывая, что спортивный фестиваль транслировался по всей стране, но они в очередной раз показали ему, что беспокоиться не о чем. Осталась неделя до фестиваля, и все снова были полны энтузиазма, улыбок и выносливости. Его дети гудели от предвкушения, как и публика — все с нетерпением ждали дебюта новых учеников-героев этого года.

***

Асуи Цую оказалась намного сильнее и выносливее, чем кто-либо мог подумать, глядя на нее. Она была на расстоянии вытянутой руки от того, чтобы никогда больше не дышать, но она все равно двигалась вперед. После этого Цую быстро пришла в себя и сделала все возможное, чтобы принять опасность, с которой она столкнулась во время нападения. Ее друзья были так благосклонны к ней: Очако-чан действительно обнимала ее лучше всех, постоянное присутствие Ииды-чана было словно якорь в бурном море последующих дней, а обеспокоенное выражение лица и постоянное бормотание Мидории-чана заставили ее почувствовать, что о ней заботятся. Когда ее семья узнала о случившемся, они, хотя и не знали наверняка, насколько близко она была к смерти, все же заметили перемену в ее поведении и неустойчивость ее психического состояния. Ее братья и сестры провели следующие ночи, обнявшись в кучу вокруг нее и на ней – они крепко держали ее и шептали утешительные слова, когда она просыпалась от кошмаров. Они были моложе, и все слова, которые они знали, чтобы утешить ее, были теми, которые они подобрали, когда она держала их и нежно гладила их волосы во время их собственных ночных кошмаров, но они все равно успокаивали ее больную душу. Ее мама и папа скрутили ее между собой и осыпали ее волосы и лицо поцелуями. Она чувствовала себя ребенком, которым она на самом деле была, чья единственная обязанность заключалась в том, чтобы позволить заботиться о себе и исцелиться и восстановиться после ужасного испытания, через которое она прошла. Шли дни, она чувствовала, как ее сила растет, а страх отступает. Ничто из этого опыта не поколебало ее решимости стать героем – если уж на то пошло, ее вторая встреча с настоящими злодеями укрепила ее решимость и мотивацию стать героем, который мог бы сделать мир более безопасным местом для ее братьев и сестер. Цую была предана до крайности, и она уже чувствовала связь с Тодороки после того, как он спас их группу в тот день от Шипастого Злодея. И она никогда не забудет, что именно Тодороки был первым человеком, который действительно вытащил ее из состояния страха. Мальчик заметил, что ей тяжело, и вместо того, чтобы тесниться вокруг нее, как все остальные (она знала, что у них самые лучшие намерения, но сразу после USJ ей стало почти нечем дышать), он выразил свою поддержку действием, а затем предоставил ей пространство. Этот момент действительно изменил ее взгляд на него – она увидела, что он был искусен в борьбе со злодеем и хотел защитить своих сверстников в моменты опасности. Она также заметила, что он был почти как ребенок, это напоминало Цую о ее братьях и сестрах порой, с тем, как он искренне отвечал их одноклассникам и быстро доверял тому, что они говорили, без вопросов. Она думала о нем как о молодом (хотя она была одной из немногих учеников в их классе, кто был моложе Тодороки) и добром человеке, но она не думала о нем как о чем-то особенно «милом» или «добром». Он был слишком замкнутым, чтобы действительно судить о нем подобным образом. Тодороки, честно говоря, был последним человеком, от которого она ожидала утешения, особенно потому, что когда он подошел к ней в тот день, она впервые увидела, как он заговорил с кем-то. Она даже видела, как Кода-чан заговорил первым, а он, вероятно, был самым застенчивым в их классе. Но в последующие дни, когда она все больше и больше приходила в себя с каждым днем, она также поняла, что Тодороки-чан действительно был милым мальчиком. Она думала, что она могла бы быть первой, кто это заметил, потому что другие были увлечены его красивой внешностью, яркой причудой и неожиданными ответами – но Цую начала замечать тонкие изменения в его выражениях. Когда Тодороки задавали вопрос, на который он не знал, как ответить, его глаза слегка расширялись, и на полсекунды он выглядел потерянным. Когда он был очень сосредоточен на чем-то, например, на школьной работе, его розовый язык слегка высовывался из уголка рта. Когда кто-то вроде Каминари-чан или Мины-чан начинал осыпать его очевидными похвалами, которые даже он мог распознать, он замирал, словно олень, попавший под свет фар, а на переносице и щеках появлялся легкий румянец. Когда он волновался или чувствовал угрозу от вопроса, он прикусывал нижнюю губу, а его плечи напрягались, как будто он был готов в любой момент принять боевую стойку. Впервые Цую увидела эту реакцию, когда кто-то упомянул Старателя. Сначала она подумала, что это совпадение – она думала, что упоминание его собственного отца наверняка не заставит его чувствовать себя так неловко. Этот человек был героем номер 2, они все хотели верить, что он хороший парень, даже если у него был вспыльчивый характер. Но по мере того, как Спортивный фестиваль был анонсирован и приближался, шумиха в СМИ вокруг Тодороки и спекуляции о Старателе росли. Это привело к тому, что главного героя стали все чаще упоминать в классе 1А и за его пределами. Даже если никто не пытался поднять эту тему с его сыном с первой попытки, тема Старателя — его последние сейвы, будет ли он на Фестивале или нет, и будет ли он смотреть выступление Тодороки — всплывала все чаще. Что действительно привлекло внимание Цую в первую очередь, так это то, что когда в классе произносилось имя «Старатель», Тодороки замирал на долю секунды. Затем иногда, но не каждый раз, его гетерохроматические глаза смотрели в сторону того, кто произнес имя героя, прежде чем он возвращался к чтению, письму или тому, чем он занимался в тот момент. Эта крошечная, мимолетная реакция выделялась для нее как больной палец, потому что обычно не было ничего, о чем говорили их одноклассники, что могло бы до него достучаться. Они говорили о гораздо более интересных вещах, чем уже хорошо известный набор приемов Старателя, и он вообще не уловил этого. Как будто одно только присутствие имени могло напугать Тодороки, и он перестал функционировать, как будто его уши были настроены на то, чтобы воспринимать это слово и только это слово. Она лично была свидетелем того, как Каминари потребовалось три попытки сказать ему «Тодороки», чтобы мальчик понял, что с ним разговаривают. Поэтому ей было крайне сложно игнорировать тот факт, что одно только слово «Старатель» словно вырывало Тодороки-чана из его маленького мира, в котором он всегда был погружён. Бывали также случаи, когда сразу после того, как он слышал имя своего отца-героя, его язык тела немного менялся и напоминал то, что она наблюдала и классифицировала как реакцию «обеспокоенности» или «угрозы» Тодороки-чана. Это заставило ее брови нахмуриться, а уголки губ опуститься вниз, нахмурившись. Тот факт, что беспокойство/угроза были чувством, которое возникло у Тодороки при упоминании имени его отца, заставило что-то сильное и печальное расцвести в ее груди. Чувство беспокойства по поводу реакции Тодороки-чана на его знаменитого отца усугублялось тем, как единственные трое учеников в их классе (Иида-чан, Аояма-чан и Момо-чан), которые когда-либо видели их вместе, реагировали всякий раз, когда заходила речь о Старателе. («Старатель подтвердил, что посетит спортивный фестиваль!» — объявил Серо-чан за несколько дней до мероприятия. «Он говорит, что посетит в знак поддержки своего сына! Тодороки, братан, это безумие!» Цую мгновенно узнала обеспокоенный/угрожаемый язык тела Тодороки-чана, который изменился в тот момент, когда Серо начал говорить слово «Старатель». «Да! Охренеть, чувак, это так круто! Герой номер 2 будет там и будет тебя подбадривать!» — вмешался Каминари-чан, всегда готовый первым вступить в любой разговор, в котором участвуют герои с самым высоким рейтингом. Цую посмотрела в сторону класса, где Иида-чан и Аояма-чан обменялись беспокойными взглядами. Когда ее взгляд нашел Момо-чан, вице-президент уже смотрела на Тодороки-чан с беспокойством в своих больших темных глазах. «Ты должен задать ему вопрос, чувак!» — добродушно напомнил Серо, толкая плечом блондина. Это было противоположностью тонкости, но он, по крайней мере, любезно оставил «иначе Тодороки не поймет, что ты ждешь ответа» невысказанным. «О, точно! Тодороки, ты взволнован? Что ты собираешься делать теперь, когда придет твой отец?» — быстро спросил Каминари. Цую наблюдала и внутренне поморщилась, когда Тодороки прикусил губу сильнее обычного, а его взгляд даже метнулся к выходу из класса. «... Я сделаю все, что смогу», — выдавил из себя двухцветный мальчик. Хотя его дыхание становилось все более поверхностным, и он быстро приближался к версии паники Тодороки-чана. Каминари, похоже, вообще не осознавал, какой эффект производят его вопросы – не то чтобы Цую его в этом винила, выражения лица Тодороки было невероятно трудно читать, и ей потребовалось много намеренного изучения, чтобы их распознать. Электрический мальчик расхохотался, думая, что полученный им ответ был еще одним типичным ответом Тодороки, который был дан только в тупости. «Конечно, ты сделаешь это, братан, но я спрашиваю…» «Ладно, я знаю, что мы все очень взволнованы предстоящим спортивным фестивалем, но мы действительно не можем отставать в остальной части нашей школьной работы!» Громкому голосу Ииды-чан предшествовал почти оглушительный аплодисмент, привлекающий внимание, и эффективно прервавший вторую попытку Каминари задать свой вопрос. По классу разнеслись стоны, но Момо-чан уже раздавала подготовленное учебное пособие. Цую выдохнула, не осознавая, что задержала дыхание, и облегчение затопило ее тело. Она действительно ненавидела видеть парня, которого она узнала как нежного и добросердечного, таким загнанным в угол и неловким.) Иида-чан, Момо-чан и Аояма-чан обменялись взглядами, выражавшими эмоции от огорчения и отвращения до гнева. В следующий момент все трое стали обеспокоенными и внимательными, когда все трое стали искать Тодороки-чана, где бы он ни находился в комнате. Цую заметила, что они принимали ту же обеспокоенную/угрожающую позу, которую в тот момент занимал Тодороки, и сразу же становились еще более явно взволнованными, чем он. Затем, вскоре после этого, если Тодороки не мог ответить на то, что его просили, что касалось его отца, один из них вступал, Иида-чан или Момо-чан, и прекращал это, используя свою силу как представителей класса. Это отвлекало внимание от Тодороки-чан, который почти мгновенно расслаблялся, что Цую теперь воспринимала как облегчение. Цую ненавидела картину, которая рисовалась отношениям Тодороки и Старателя. Она лично была свидетелем того, как даже разъяренный злодей не мог заставить другого мальчика замереть так, как это делало одно лишь упоминание имени его отца. Конечно, она надеялась вопреки всему, что она ошибалась и что между ними все было хорошо – что Герой Номер 2 был на самом деле тем любящим и поддерживающим отцом, которого они все ожидали от столь высокопоставленного героя. Но ее наблюдательные навыки были силой, с которой приходилось считаться, и она редко неправильно истолковывала вещи. И когда они подошли к последнему дню перед спортивным фестивалем, под ее внимательным присмотром, она стала свидетельницей того, как Тодороки-чан становился все более и более нервным и беспокойным. Каждая его реакция была более выраженной, чем когда-либо. Изменения не были достаточно большими, чтобы они действительно выделялись для кого-то, кто не был, во-первых, наблюдающим за этим, и, во-вторых, очень восприимчивым – так что Цую не была уверена, была ли она единственной, кто заметил или нет. Но для девушки с зелеными волосами отклонение было настолько большим, что это беспокоило ее. Внезапно ее желудок сжался от беспокойства о завтрашнем дне. Она не знала, почему ее разум и тело реагировали так сильно, поскольку у нее не было никаких конкретных доказательств того, что что-то действительно не так, но это не помешало ее интуиции подать внутренний сигнал тревоги. Как бы то ни было, Цую была полна решимости, что когда наступит завтрашний день и они будут стоять на арене спортивного фестиваля, она не только постарается изо всех сил как участница, но и будет внимательно следить за Тодороки-чаном и за тем, как он отреагирует и ответит в присутствии Старателя. Она не могла избавиться от ощущения, что что-то не так, и знала, что единственный способ избавиться от гнетущего чувства дурного предчувствия — это присмотреться — и присмотреться повнимательнее.