M&C II

13 октября

      Сложно сказать, что было первее. Было ли это покалывание в затёкших ногах? Режущая боль в запястьях? Или уже тупая боль в правом виске? А возможно, это было всё и разом. Именно из-за такого вот «дискомфорта» сознание тягуче, но упрямо возвращалось к офицеру Уайтхеду. Вяло прикрытые в беспамятстве веки приподнялись, мутный и рассеянный взгляд в никуда обрёл собранность и остроту. Юджин моргнул, затем ещё раз, а окончательно проморгавшись – вдруг резко вдохнул полной грудью. А вместе с воздухом, наполняющим лёгкие, сознание копа хаотично заполняли обрывки последних воспоминаний. То последнее, что увидел офицер, прежде чем его мир поглотила тьма.       Была глубокая ночь. Или ранее утро, это как посмотреть. Стрелки наручных часов остановили свой ход на пятнадцати минутах четвёртого, когда офицер Юджин Уайтхед припарковал машину возле ограды дома. Жилище копа представляло собой типичный двухэтажный дом, однако в отличие от соседских в районе – без гаража. Потому-то он всегда парковал авто у обочины, вдоль живой ограды, как, собственно, и сегодня. Но что было после – мужчина не помнил. Последнее, что он помнил, как запер машину на ключ, а после зашёл во двор. Перед его глазами уже показалась терраса с входной дверью родного дома, когда Юджин вдруг ощутил резкую боль в виске, а после... НИЧЕГО.       Поток мыслей оборвал приступ удушающего кашля. Ему было трудно дышать и отнюдь не только из-за овладевающей им паники, а из-за какого-то тряпья, заткнувшего ему рот. Стягивающая боль на лице от пережимающего челюсти кляпа дошла до копа с опозданием. Юджин завертел головой, силясь осмотреть себя или хотя бы своё окружении. Благо ответы он получил сразу и на оба вопроса разом. Офицер стоял на коленях, связанный по рукам не то верёвкой, не то тросом, а путами привязанный за руки к столбу... нет, к стволу дерева. Только сейчас Уайтхед отчётливо уловил ударивший в ноздри запах хвои. Он был привязан к сосне, где-то в лесной глуши. В Богом забытом месте! Это было и так очевидно, даже при ночном небе над головой, а потому уже окончательно отдавшись панике, коп отчаянно забился в путах. — С добрым утром, – донёсся откуда-то спереди низкий голос, и Юджин вздрогнул, а следом замер, словно став с древом одним целым, и вперил не верящий взгляд в хозяина голоса.       Он сидел напротив. Всего лишь в каких-то паре метров. Сгорбившись, восседая на высохшем пне. Тот, кого скопом разыскивает весь полицейский участок Вудсборо – Ворон! Тут и никакой ошибки быть просто не могло, ибо каждому полицейскому в участке была всучена ориентировка на этого ублюдка! А после исчезновения офицера Шаца – шериф Стивенс как с цепи сорвался, требуя немедленных результатов в расследовании дела этого маньяка! Пускай доказательств причастности Ворона к исчезновению коллеги у них, пока что, не было, ибо самого Роберта так до сих пор и не отыскали. Однако теперь, оказавшись перед ним лицом к лицу в лесной чаще – все подозрения Уайтхеда вмиг подтвердились. И теперь осознание жестокой истины: что этой ночью он присоединится к коллеге – загнало копа в пучину животного страха и безысходности. — Хотя, знаешь... насчёт «с добрым» – я, пожалуй, погорячился, – тем временем вновь заговорил Ворон, подняв на офицера свою белую маску. — Честно, не хотел сыпать соль на рану, – продолжил он, уперевшись ладонями в колена и медленно выпрямившись.       На фоне чёрного капюшона, сливающегося с царящей вокруг теменью, казалась, что у обладателя белой маски нет тела. Словно вороний череп просто парит в ночной мгле. Смотрит на него. Говорит с ним. И от такого образа Юджин ощутил, как в жилах стынет кровь, и он тотчас мотнул головой, силясь отогнать навязчивый образ. Тот, кто сейчас сидит перед ним – человек. Простой, смертный человек. Но оттого не менее опасный и устрашающий!       Уайтхед сглотнул ком в пересохшем горле и рискнул отвести от маски взгляд в сторону, дабы с искренним удивлением наткнуться на свой же старенький плимут вояджер. Автомобиль свободно стоял меж сосен в паре тройке метров от них. И пускай находка собственного транспорта здесь в лесу и удивила копа, однако лишь вначале. Если маньяк смог заехать сюда на машине, значит они сейчас где-то недалеко от трассы. Вот только что толку от данного открытия в нынешней ситуации?! И словно в подтверждение мысленным сокрушениям офицера, его «любование» авто нагло прервал Ворон. — Чему так удивляешься, Юджин? – вмиг привлёк он внимание и, удовлетворённый растерянной реакцией жертвы, продолжил: — Во времени мы оба ограничены. Да и признаться: настроения не было тащить твою тучную тушу на своём горбу, – сказав это, Ворон неторопливо встал с пня.       Юджин напрягся, не замечая, как тяжело начал сопеть в кляп, а со лба на брови уже скатывались первые капли холодного пота. Боясь моргнуть, он беспомощно наблюдал, как Ворон приблизился практически вплотную, а следом присел перед ним на корточки. Лицо копа и маска маньяка оказались на одном уровне. С секунд может пять Уайтхед немигающе пялился в пустые глазницы маски, покуда рука в чёрной перчатке не вцепилась ему в кадык. Ещё секунда, и Ворон пригвоздил его голову к стволу древа. Коп врезался затылком в кору сосны, на миг зажмурившись от боли, но новый приступ асфиксии вынудил его выпучить глаза в немой гримасе ужаса. — Если только между нами: встреться мы в другое время и при других обстоятельствах – я бы не задумываясь прирезал тебя, как свинью на бойне. А то, что от тебя осталось бы, – скормил здешним топям, – процедил Ворон со сталью в голосе, однако под конец тон его перерос в угрожающее шипение.       В его словах было нескрываемое презрение и злоба к человеку, из которого он, буквально, выбивает дух. Слышит ли его сейчас Уайтхед или уже отключился от нехватки кислорода – ему было плевать, ибо сегодня ночью что-то внутри него заставляло говорить. — Однако ты, сукин сын, просто чёртов везунчик, – Ворон фыркнул под маской, медленно покачивая головой в такт каждому слову, и с явным раздражением отнял руку от горла жертвы.       Стоило ему это сделать, и Юджин мигом согнулся к земле, глубоко вдохнув, а после глухо закашлял в кляп. Наблюдая за уже побагровевшим от кашля копом, Ворон поднялся, угрожающе нависая над ним во весь рост. И Уайтхед, словно почувствовав на себе тяжёлый взгляд, тотчас притих, проглотив всё ещё рвущийся кашель и боязно выпрямился. — Знаешь почему ты «везунчик»? – озвучил Ворон риторический вопрос и отвернувшись, зашагал к машине. — Потому что тебе повезло нарваться именно на МЕНЯ и именно СЕЙЧАС, – на ходу пояснил он и в наглую прислонился спиной к капоту.       Юджин следил за каждым его телодвижением, ибо более ему, банально, ничего не оставалась. Прочность пут он уже опробовал. Ему не вырваться! Не позвать на помочь! Или отбиться! Или сбежать! Он здесь совершено один! Один наедине с НИМ! — Судя по твоей физиономии: ты, наверняка, сетуешь на несправедливость судьбы. В принципе, как и все ВЫ. Мните себя жертвенными овцами, а на деле у всех морды в крови, – процедил Ворон, скрестив на груди руки, дабы хоть чем-то их занять. — Единственная разница между тобой и ИМИ – лишь в том, что по сравнению с прегрешениями твоих «коллег», твой грех – наименьшее зло, – после этих слов Ворон замолк, и вместе с ним, казалось, стихло и всё вокруг. Настолько, что Уайтхед начал слышать биение собственного сердца, отдающее в ушах. — Десять тысяч, – отчеканил Ворон, словно пробуя это слово на вкус. — Солидная сумма. Особенно для такого «честного» полицейского, как ты. Это сколько ты уже горбатишься на город, Юджин? Десять лет? Больше? А до заслуженной пенсии тебе светило ещё нескоро. И ты взял те деньги. Прекрасно зная, что они были не только грязными, но и кровавыми, – даже со своего места Уайтхед расслышал, как заскрипела кожа перчаток на сжавшихся кулаках. — Ты подписал себе смертный приговор, как только коснулся их, – его голос был пугающе спокойным, однако коп не выдержал и, замычав во всё горло в кляп, принялся рваться из пут как дикий зверь, угодивший в капкан. Это было бесполезно, вот только ему сейчас было плевать. Он хотел жить! И до последнего отрицал неминуемый конец! Сегодня! Здесь! — Ты так и не понял: почему всё ещё дышишь? – вновь заговорил Ворон безэмоциональным голосом, и Юджин резко замер. Отчего-то слова маньяка подействовали на уже объятый паникой разум отрезвляюще, и коп в недоумении уставился на своего похитителя. Однако Ворон уже не смотрел в его строну. Отвернув маску, он задумчиво всматривался куда-то вдаль, словно предаваясь воспоминаниям. — В отличие от своих коллег – ты не спустил деньги на шлюху или на удовлетворение других... низменных потребностей. От которых ты бы потерял право быть мужчиной, – Ворон вновь взглянул на растерянного копа. — В отличие от НИХ – ты взял деньги не для себя, – он оттолкнулся рукой от капота и, пройдясь вдоль машины, открыл её пассажирское сиденье.       А затем... сердце Юджина Уайтхеда пропустило удар и следом рухнуло в пятки, когда из салона автомобиля Ворон вынес детскую люльку. В этот миг что-то внутри мужчины надломилось, и, потеряв себя от страха, отчаянья и гнева он ринулся на врага своего. Рыча в кляп и захлёбываясь собственной слюной, Юджин рвался вперёд из пут, как бешеный пёс на привязи. Верёвки резали кожу на запястьях до крови, но он не чувствовал боли. Сейчас весь его мир сжался до маленького комочка, мирно дремлющего в корзинке. Его обезумевший взгляд метался то от колыбельки в руке маньяка, то к его ненавистной маске. — Тшшш... не разбуди, – прошептал Ворон, приложив указательный палец к клюву маски.       Ответом ему послужил убийственный взгляд Уайтхеда. Он тяжело дышал, хрипя в кляп и прожигая его насквозь глазами. Довольный реакцией жертвы, Ворон прикрыл дверь машины, но закрывать её не стал, дабы не хлопать. Пройдясь с поклажей к пню, ранее служивший ему табуретом, он поставил на него люльку и, придерживая её рукой, развернул к копу. Юджин прерывисто выдохнул, словно срываясь на плач, смотря в личико своей дочки, беззаботно спящей в колыбельке. — Она довольно тяжёлая, как для своего возраста. Видать, пошла этим в тебя, – тихо промолвил Ворон, рассматривая малютку. — Сколько ей уже? Четыре? Пять месяцев? – он повернул голову к её отцу, словно тот был в состоянии ответить. Пускай в его словах не слышалось издёвки, однако для Уайтхеда они прозвучали как выстрел. Он тотчас встрепенулся, на миг забывшись, и оторвал взгляд от дочери.       Лучше бы он молчал! Лучше бы он не раскрывал свою поганую пасть! Теперь я вновь в кошмаре наяву! И в этом кошмаре моя дочь! Ублюдок! Тварь! Убью! Он похитил её! Моего ребёнка! Мою малышку! Мою девочку! Он прикасался к ней! Трогал её своими, пропитанными кровью, руками! Он был в её комнате! В детской, что я обустраивал для неё вместе с... Маргарет. Господи... что с Мэгги?! Что он сделал?! Что он натворил?!       Осознание страшной истины открыло в Юджине второе дыхание, и он с пущей яростью кинулся на Ворона. Однако его отчаянные потуги вмиг были задушены мощным пинком поддых, и коп мигом заткнулся. Если бы не путы, он просто бы рухнул на землю, но вместо этого – бессильно повис всем телом вперёд. Ворон не видел его лица, однако по сиплым вдохам – мужчина был в сознании. — Предупреждаю: разбудишь ребёнка – убью, – угрожающе прошипел маньяк, нависая над копом и следом резко обернулся к корзинке.       Младенец слегка заворочался, наморщив личико, и тихо простонал, но благо всё ещё спя. Сейчас прохладно, однако малютка, к удивлению и облегчению её папаши, была одета и укрыта по-тёплому. — Завидую её сну. С тех пор, как твоя жёнушка уложила её спать, – она и не просыпалась, – от упоминания жены Уайтхед оживился и, глухо постанывая, поднял голову. — Ты в курсе, что в твоя жена любит пропустить стаканчик-другой? – вдруг озадачил его Ворон, склонив голову набок. — Особенно по вечерам, пока ты занят на работе... ну, собственно, мною, – он демонстративно развёл руками. — Это, конечно, не моё дело, но ей как кормящей матери советую завязывать со спиртным. Сам понимаешь – ребёнку потом аукнется, – Ворон развернулся на пятках и зашагал к пню. Юджин напрягся, однако на сей раз сдержал рвущийся крик. — Хотя, возможно, сегодня это спасло ей жизнь, – тихо заявил он, обернувшись к копу и положа ладонь на рукоять кроватки. — Ты только не подумай – она не напилась. Просто я заблаговременно добавил мелатонин в её спиртное, – после его слов Уайтхед облегчённо выдохнул, прикрыв глаза. Конечно же он не верил ни единому слову маньяка, однако он также боялся терять надежду: что его родные смогут пережить эту ночь. — Ты, наверно, сейчас задаёшься вопросом: «нахрена я тебе всё это рассказываю?» – голос Ворона заставил копа вновь обратить на него внимание. — А для того, Юджин, дабы ты понял: что мне не составило особого труда провернуть всё это с тобой и твоей семьёй. Зачем? Считай это наглядной демонстрацией, – задумчиво протянул он, слегка жестикулируя руками. — А затем ты спросишь: «чего?» И ответ – того, что неизбежно грядёт для тебя, – Ворон плавно похлопал по рукояти корзинки, и ребёнок вновь заворочался, откидывая ручками цветное одеяльце, но при этом мирно посапывая. — Эх-х-х... чего только не сделаешь... ради детей, – тихо и как-то отрешённо промолвил Ворон, заботливо укрывая малышку одеялом, а после взглянул на её явно обескураженного отца. — Дети – они всё меняют, – спокойно пояснил он простую истину, сдержано ухмыляясь под маской, не то от позабавившей его реакции опешившего копа, не то от простой иронии собственных слов. Однако уже через удар сердца, улыбка сползла с лица мужчины, и он вновь сросся с маской. — Ты принял взятку за молчание... ради неё, – Ворон кивнул в сторону девочки, не сводя с её папаши пронзительного взгляда. — И этим – ты выкупил себе шанс, – заявил маньяк, начав медленно приближаться к жертве. — Шанс – что ранее я никому не дарил. Последний шанс, Уайтхед, – он вновь присел напротив копа, и их взгляды вновь столкнулись. — У тебя есть всего два варианта, – Ворон демонстративно показал два пальца перед лицом офицера, а в следующий миг этой же рукой схватил его за клок русых волос. Юджин не успел даже мыкнуть от испуга, как почувствовал холодное лезвие ножа, приставленное к его горлу. — Вариант первый – сдохнуть. Здесь и сейчас, – тем временем процедил Ворон, надавливая на клинок и режа кожу на шее. Уайтхед поморщился от боли и тихо зашипел в кляп. — И второй вариант – исчезнуть, – его хватка ослабла, и коп с опаской и немым вопросом покосился на своего мучителя. — Одни сутки, Юджин. Я дарю тебе одни сутки, дабы убраться к чертям из города... или проститься с семьёй, – под конец он намекающе надавил ножом на кровоточащий порез. — Если побежишь жаловаться шерифу – мы вновь свидимся. Здесь. Вот только на сей раз с нами за компанию прокатится твоя дражайшая жёнушка. И ты также будешь беспомощно наблюдать, как я вскрою и выпотрошу её на твоих глазах! А затем... – Ворон зловеще оскалился под маской, читая по глазам жертвы смесь ужаса с гневом, а после отведя лезвие от шеи копа, медленно обернулся к его дочурке. — ММММММХХХХХХ!!! – яростно зарычал Юджин, однако Ворон тотчас приложил его голову об ствол сосны. — За кого ты меня держишь, Уайтхед? – прошипел маньяк, рывком притягивая копа за волосы к своей маске. — Думаешь: я способен причинить вред твоему ребёнку? – он с силой тряхнул офицера за волосы и резко оттолкнул от себя. Коп врезался спиной в дерево и обессилено осел. — Нет, Юджин. Я не трону твоего ребёнка, – уже спокойно заверил его Ворон, пряча клинок в ножны. — Я просто оставлю её здесь, – вдруг равнодушно заявил он, вновь обернувшись к младенцу, и Юджин тотчас вперил в маньяка не верящим взглядом. — Это будет милосерднее – нежели она будет расти одна в детдоме. Не зная своих родителе, – продолжил Ворон, отводя от малютки взгляд и возвращаясь к её отцу. — Так что же это будет, Юджин? Кого ты страшишься больше: ИХ или меня? Выбор за тобой, – он без предупреждения схватился за тряпку на лице жертвы. — И предупреждаю: без глупостей, – Ворон намекающе завёл руку за спину к ножу, на что коп сглотнул ком в горле и кивнул, а в следующий миг кляп ослаб и съехал вниз на подбородок. — Я-я и-исчезну! – не сдержавшись, выкрикнул Юджин, но был мигом заткнут. Ворон вернул кляп на место и отвесил ему подзатыльник. — Я тебя услышал, – недовольно прошипел маньяк, озираясь через плечо к корзинке. — Ты сделал свой выбор. И ты будешь жить с его последствия... пока что, – он вернулся к копу, испугано выжидающему своего приговора. — Когда очнёшься – не забудь о моём обещании, – Ворон ухмыльнулся под маской и следом резко вцепился рукой жертве в шею.       Юджин растеряно затрепыхался, вжимаемый рукой маньяка в ствол древа, но силы и сознания уже начали стремительно покидать его. Вскоре он перестал хрипеть и бессознательной тушей обмяк. Ворон разжал хватку на шее копа и отвёл руку, позволяя ему свободно сложиться вдвое к земле и повиснуть на путах. Кляп с лица Уайтхеда он предусмотрительно стянул, дабы этот боров ненароком не удавился, и, устало выпрямившись во весь рост, взглянул на ночное небо.       Ворон поднял маску на лоб, открывая лицо под капюшоном ночной прохладе и выдыхая в неё облако пара. Пахло хвоей от смолы сосен, а ещё... пахло сыростью, пахло недавним дождём от влажной почвы под ногами. Звёзды сегодня отчётливо видны на чистом от туч небе. Спустя столько времени на Вудсборо опустился проливной дождь, назревающий ещё с начала месяца. Пускай на время, но небо освободилось от гнёта туч и как прежде засеяло звёздами. Однако теперь складывалось впечатление, словно тучи просто сбежали с неба на землю, ибо после целого дня беспрерывного ливня – на Вудсборо опустился туман. Из-за него земля всё ещё была влажной, отчасти поэтому Ворон выбрал именно это место. Позавчерашний дождик хорошенько так размыл топи, дабы в них смогло легко затеряться одно безхозное тело.

Эх, но только не сегодня.

      Тихое постанывание привлекло внимание Ворона, и он мигом, опустив маску на лицо, резво подошёл к корзинке. Малышка проснулась, хмуря раскрасневшееся личико и неуклюже махая ручками под одеяльцем. — Прости. Ты, поди, уже замёрзла, на свежем-то воздухе, – тихо промолвил Ворон, подымая колыбельку с пня. — Думаю ночной прогулки с тебя на сегодня достаточно, – заключил он, бережно неся корзинку к машине, однако сопение и постанывание малютки только усилились. — Пожалуйста, только не... – молился он вслух, на ходу покачивая головой, однако договорить не успел – ночную тишину леса пронзил детский... — ...плачь. Эх-х-х... – обречённо выдохнул Ворон, открывая не запертую дверь авто.       Поставив кроватку на пассажирское сиденье, он молча сгрёб кроху на руки и принялся осторожно её укачивать. Впереди ещё обратная дорога, и меньше всего ему сейчас хотелось, дабы ребёнок плакал весь путь. Конечно, на такой случай Ворон припас мелатонин, однако только как крайнюю меру. Пичкать младенца снотворным в её-то возрасте – рискованно. Повезло ещё, что мелкая была уставшей и проспала всю поездку за город. Однако если она всё же не успокоится – придётся её усыпить. — Ну всё. Тихо-тихо. Это ты, конечно, вовремя решила проснуться, – Ворон усмехнулся под маской, легонько похлопывая дитя по спинке и неторопливо шагая с нею на руках до пня. — Хе. Гляди ж и старика своего так разбудишь. А его, знаешь, намного проще уложить спать, нежели тебя, – он развернулся и задумчиво взглянул на бессознательного Юджина. — Правда, боюсь третьего раза подряд он не переживёт, — рассудил он вслух и вновь взглянул на ребёнка.       Брать её с собой изначально было рискованной затеей. Однако она была неотъемлемой частью его спектакля. И она отыграла свою роль на ура! Уайтхед должен был прочувствовать этот холодный и липкий страх реальной угрозы не только для себя любимого, но и для своей семьи. Он должен был осознать, что в Вудсборо – для него более нет безопасного места! Ему не укрыться! Не спрятаться за спинами своих коллег и начальства! Он может рискнуть, но это его не спасёт! Ворон придёт за ним, как и было обещано. В отличие от всех этих «волков в овечьих шкурах» – он всегда держал данное слово.       Теперь же осталось выяснить: умеет ли Уайтхед держать своё? Интересно, что же в итоге окажется сильнее: его страх перед НИМИ или всё же передо мной? Так или иначе, а Юджин Уайтхед уже покойник. Просто ещё этого не понял. Если останется в Вудсборо – он покойник. Если сообщит шерифу – он покойник. Если сбежит из города – он покойник. Вот только в последнем случае – его смерть уже не будет на моих руках. Стоит ему только покинуть Вудсборо, и вскоре он по-настоящему исчезнет. Так же, как исчезла Селия...       Вот только Ворону глубоко наплевать на судьбу копа. Он дал ему выбор, как сдохнуть: здесь и сейчас, но быстро или позже, но медленно и мучительно. Ибо Ворон знал, что ОНИ, прежде чем убить, будут выпытывать и выбивать из несчастного ублюдка всю правду: а не сболтнул ли он чего лишнего? Так или иначе, а это уже не было проблемой Ворона! Его проблема – сейчас лежит в его руках и только-только наконец-то затихла. Младенец успокоился, однако вновь предаваться снам, пока что, явно не спешил, а к удивлению самого Ворона – с чистым любопытством и искренней наивностью рассматривал его маску. — Эй? Ты что же... меня не боишься? – Ворон не сдержал ухмылки под маской, любуясь на эти большие, карие глаза и на то, как она тянется крохотными ручками к клюву маски. — Хе-хе... Забавно: у тебя с ней похожие глаза, – подметил он и взглянул через плечо на Юджина. — Хотя, у твоего папаши они тоже карие. Но мы его в расчёт не берём. Верно? – Ворон вопросительно склонил голову набок, на что малышка вдруг звонко засмеялась. — Хм. Храбрая пискля, – довольно хмыкнул Ворон, не спеша возвращаясь к авто. — Повезло тебе, что ты ещё ничего не смыслишь. Иначе б так не...

Он осёкся на полуслове, когда из лесной чащи эхом донёсся чей-то голос:

♪♫ Bayu-bayushki-bayu ♫♪

Уложившись в удар сердца, Ворон резко и с лязгом выхватил клинок из ножен, принимая оборонительную стойку спиной к машине.

♪♫ Ne lozhisya na krayu! ♫♪

      Младенец в его руках вновь начал хныкать, и пожалуй Ворон мог его понять. Явно женский голос спокойно, и даже ласково, с заботой напевал колыбельную, слов которой Ворон не понимал, как и языка. Однако в голосе этом не чувствовалось тепла. В нём слышался лишь мёртвенный холод, от которого волосы на затылке стали дыбом.

♪♫ Pridet serenkiy volchok ♫♪

      С каждым куплетом источник голоса менял своё положение. Казалось, словно он кружится, звучит отовсюду и разом. Но Ворон не сдвинулся с места, удерживая позицию и пристально всматриваясь меж сосен, силясь уловить малейшее движение. Обернуться сейчас – значит подставить спину. Значит сдохнуть. Посему плимут Уайтхеда послужил удачным прикрытием для тыла.

♪♫ I uhvatit za bochok ♫♪

      Ребёнок сорвался на плач, что лишь усугубляло и без того накалённую ситуацию. Неизвестная застигла его в самый неподходящий момент, и теперь Ворон лишён одной руки. А просто закинуть мелкую в салон авто и запереть следом дверь он уже не мог – слишком поздно. Момент упущен. Да и мужчина сам мысленно признавал: что вряд ли смог бы так просто её здесь бросить.

♪♫ On uhvatit za bochok ♫♪

      Прижав дитя покрепче к груди и заслонив её второй рукой с ножом, Ворон плавно двинулся вдоль машины. Младенец разошёлся уже не на шутку. Он боялся, словно мог осознать всю смертельную угрозу, исходящую от этого пугающе-завораживающего голоса. Да что там – Ворон сам был на взводе! Но не из-за страха, а из-за гнева! Он злился на самого себя за то, что потерял бдительность и допустил слежку! Кто-то проследил за ним! Выжидал! Наблюдал всё это время! А он даже этого не заметил! Не почувствовал! А ещё эта песня! Ни один наёмник не стал бы так беспечно выдавать своё присутствие. В этом просто не было логики! Кем бы не была эта женщина – она не наёмница. Либо она хладнокровно уверена в своих силах, что так открыто заявляет о себе. Либо она просто психопатка, наплевавшая на эффект неожиданности.

♪♫ I potaschit vo lesok...

      Ворон остановился рядом с пассажирской дверью плимута. Он действовал быстро: не отводя от рощи взгляда, резво перехватил ребёнка в руку с ножом и, освободив правую, уже схватился за дверную ручку. Однако вместо следующего куплета, сквозь детский плач он расслышал резкий свист рассекаемого воздуха, а следом боковое стекло взорвалось от влетевшего в него снаряда. Ворон на одних лишь рефлексах успел отклониться в сторону, подставляя спину под град осколков. Он вовремя сгруппировался, заслоняя младенца собою и не теряя инерции от рывка – перекатился прочь от машины. И вовремя! Ибо вслед за треском стекла прозвучал второй свист. Когда Ворон выпрямился, вскакивая с земли на одно колено, то краем глаза заметил торчащий из водительской двери «снаряд». Его было очень трудно чем-либо удивить, однако вонзившемуся в металл топору это явно удалось!       Ворон вмиг вскочил на ноги, вновь принимая оборонительную стойку. Ребёнок по-прежнему раздражающе плакал, что в сложившейся ситуации – это даже хорошо. Если кричит – значит живой. А значит Ворон мог не отвлекаться от боя. Вдруг справа раздался треск ветки, и он тотчас направил в его сторону клинок. Нож лежал в правой руке обратным хватом и остриём встречал будущую цель. Из-за деревьев показалось движение, и Ворон медленно попятился к машине. Ему нужно было пространство! Нужно было сохранять дистанцию между собой и противником! Из-за ноши на руках он не может драться в рукопашную. Однако эта тварь, кем бы она ни была, подкинула ему вариант. Упёршись спиной в плимут, Ворон мигом спрятал клинок в боковые ножны и, не отводя взгляда от надвигающейся на него фигуры, – вырвал из двери топор. А в следующий миг, из-за ствола сосны показалась ОНА.       Рослая фигура не уступающая в росте самому Ворону и в которой с трудом угадывались женственные черты. Босая, в подранных штанах, с широким кожаным ремнём-корсетом на подтяжках и в белой рубахе, забрызганной уже давно засохшей кровью. Но самое ДИКОЕ в образе незнакомки – было её лицо, скрытое за резной из дерева маской в форме морды не то зайца, не то кролика. Ворон перехватил топор, крутанув им в руке, и, вооружившись новым оружием, – ушёл в оборону. Здесь нет места вопросам: «кто ты?!» Своё намеренье незнакомка уже продемонстрировала! Она настроена на драку, и грозный колун в её руке тому веское подтверждение!       Младенец, видать, уже утомился плакать, а потому просто жалобно постанывал и всхлипывал в руке Ворона. А тем временем «Крольчиха» медленно склонила голову набок. Её глаз не было видно за прорезями маски, однако Ворон уже догадывался, куда был устремлён её взгляд. Она смотрела прямо на девочку. Не просто рассматривала её, а словно любовалась нею. Ворон намекающе заслонил от неё малышку сжимающей топор рукой.

Она тебе нужна? Подойди и возьми!

      Ворон насмешливо поманил к себе «Крольчиху» лезвием колуна, и та не заставила себя долго ждать. Также крутанув топором в руке, она сорвалась с места и принялась стремительно сокращать дистанцию. Одновременно с ней стартовал и Ворон, но не навстречу, а от неё. Он резко развернулся на сто восемьдесят и, обхватив ребёнка обеими руками, перекатился через капот плимута. Но как только его сапоги коснулись твёрдой земли – Ворон с разворота метнул колун себе за спину, прямо в кроличью маску.       С характерным ухающим звуком топор рассёк воздух и замер перед маской «Крольчихи» на расстоянии вытянутой руки. Буквально! С глухим стуком рукоять колуна врезалась в мозолистую ладонь женщины, и следом крепкая пятерня сомкнулась на древке. Всё произошло мгновенно, но отчего-то так естественно, словно она сейчас не топор голыми руками поймала, а бейсбольный мяч! А следом она со всей силой врезала колуном по лезвию его собрата, выбив яркую вспышку и град искр. — Вот чёрт, – прокомментировал впечатлённый Ворон сей зрелищный трюк и следом метнулся в лесную чащу.       Он мчался к ближайшей сосне, дабы в последний момент резко уйти в бок, позволяя лезвию топора свободно вгрызся в кору древа. Через плач младенца он слышал приближающийся свист второго колуна, летящего в него на опережение. Ворон резко затормозил с лёгким заносом вперёд, и второй топор вонзился в соседнее дерево прямо перед ним.

Два из двух! Отлично!

      И не теряя времени Ворон скрылся меж деревьями, стремительно отдаляясь от преследовательницы всё дальше вглубь леса. Он выиграл себе пару-тройку секунд, пока эта тварь будет выдирать из сосен свои игрушки. Конечно, Ворон не исключал, что снарядов в запасе у противницы могло быть и больше, ибо уже насчитал три штуки! Но даже если и так – альтернатив, кроме как отступления, у него сейчас банально нет. Он не может драться в полную силу с поклажей на руках. Поэтому он отступил. И если он намерен этой ночью победить – необходимо избавиться от обузы.

***

      Бесшумно скользя меж сосен, Охотница стремительно преследовала свою цель. На этой охоте ей даже не пришлось выслеживать глубокие следы от сапог на сырой земле, ибо её добыча кричала на весь лес. Следуя за пронзительным детским плачем, с каждым шагом звучащим всё ближе и громче, Охотница съехала вниз по низкому склону и, пригнувшись к земле, продолжила преследование уже крадучись.       Она была уже совсем близко. Источник плача притаился за стволом накренившегося дуба. Из-за размытия дождями почвы под могучим древом с годами образовался овраг, но само дерево при этом выстояло. Цепляясь оголёнными корнями, словно лапами гигантского паука, за собственную жизнь. Старое, дряхлое, наполовину выкорчеванное временем, дождём и ветром это древо могло стать хорошим укрытием или местом для засады. Если бы не назойливое дитя. Ещё слишком малое и глупое, дабы уяснить простое правило жизни в лесу: шумливые не выживают – их пожирают.       Привычно обнажив на ходу топоры из кожаных чехлов на ремне, Охотница крадучись двинулась к укрытию своей добычи. Она обошла дуб полукругом и, под конец ускорившись и выпрямившись, – вынырнула из-за его ствола, занеся колун для удара. Её противник на целую ладонь выше её самой, поэтому и целилась она на уровне собственной шеи, однако за могучим стволом векового древа никого не оказалось... почти. Раздражающий плач не утих и его источник вскоре обнаружился на два метра ниже, закутанным в одеяльце и лежачим на чёрной кожанке меж кривых корней.       Секундное промедление стоило Охотнице её роли в этой охоте. Из «охотника» она стала «добычей» в тот самый момент, когда сверху донёсся скрежет ветки. Рослая фигура в чёрной толстовке камнем сорвалась вниз, в последний момент ухватившись обеими руками за массивную ветку, как за турник. Охотница тотчас обернулась, с разворота занося оба топора для парного удара, но в ответ повстречалась с подошвой армейских сапог, дружно лягнувших её в грудь.       Мощный пинок отбросил Охотницу назад. Она рухнула на спину у самого края оврага и непременно скатилась бы вниз, если бы в последний момент не вонзила колун в землю. Параллельно с ней на землю рухнул и Ворон вместе с отломанной дубовой веткой. Оба противника практически одновременно подорвались с мест. Преимущество за тем – кто быстрее окажется на ногах. И в этой гонке проворней оказалась Охотница. Она довольно ловко, как для своих габаритов, вскочила с земли, в то время как Ворон поднялся лишь на одно колено и тотчас заблокировал удар сверху, вогнав дубовую ветвь меж лезвиями обоих топоров и их древками.       Охотница нависла над ним, давя всем весом на колуны, и их лезвия опасно близко приблизились к плечам мужчины. Выдавив глухой рык из-под маски, Ворон рывком встал с колена и с нажимом принялся шаг за шагом теснить Охотницу. По части примитивной грубой силы преимущество было на его стороне, пускай и его противница оказывала достойное сопротивление. Буквально вспахивая сырую почву босыми ступнями, она силилась пресечь натиск, но твёрдой опоры под ногами у неё не было, и вскоре они оба сорвались вниз. Кубарем скатившись по оврагу, они вновь оказались на земле, но на сей раз – Ворон оказался шустрее.       Остриё ножа, подрагивая, замерло над прорезью маски Охотницы, когда её рука сомкнулась на запястье Ворона. Он нависал над нею, упёрший коленям ей в руку и живот, а второй рукой удерживал топор, яростно рвущийся к его шее. Они оба оказались в проигрышном положении. Вопрос лишь в том: кто первым выдохнется?       С шипением Охотница выдернула из под себя ногу и, упёршись голой ступнёй в живот Ворону, резко перекинула его через себя. Теперь они оба оказались лёжа на спине, друг напротив друга и практически синхронно перевернулись на бок. Ворон успел оттолкнуться руками от земли и встать на колени, когда колун со свистом рассёк воздух в месте, где мгновенье назад была его голова. Охотница тоже выпрямилась и после неудачного обезглавливания – обрушила следующий удар уже вертикально вниз. Ворон просто завалился на спину, уклоняясь от удара, способного разрубить его пополам, и лезвие топора вонзилось по древко в землю, аккурат меж его ног.       Присвистнув от такого финта, он поспешил отползти назад, ибо вслед за одним колуном последовал уже второй. Вновь вооруживший обеими топорами, Охотница принялась яростно пахать землю вслед за резво отползающим от неё Вороном. Она целилась в ноги и пах противника, но каждый раз колун не настигал цель, что лишь приводило её в неистовство. Но после очередного удара, Ворон вдруг упёрся сапогом на застрявший в земле топор и, оттолкнувшись от него назад, перекатился через спину. А выпрямившись – обнажил нож и, ловко перехватив его за лезвие, метнул, целясь в незащищённую грудь. Однако клинок лишь выбил искру, отскочив от закалённой стали колуна и, не теряя времени, Охотница полностью встала на ноги, параллельно уже вскидывая руки для парного удара и...

(ВЫСТРЕЛ!!!)

      ...её горло взорвалось алым фонтаном. Тёмная кровь прыснула струёй на опавшую листву, уже потемневшую и начавшую подгнивать. Из её глотки рвался булькающий кашель, а вместе с ним – бледные, пересохшие губы окрасились в алый. Охотница уронила руки и следом осела на колени. Она не схватилась за шею в попытке зажать рану, а лишь до скрипа сжала в кулаках древки топоров.

(ВЫСТРЕЛ!!!)

      Деревянная маска треснула и пошла трещинами от левой глазницы, из которой вниз скатилась алая капля, прочертив на белой маске красную полосу. Охотница медленно завалилась на спину и рухнула на землю, словно поваленное древо. Ночной лес погрузился в неестественную тишину, словно все звуки разом стихли. Было слышно лишь тяжёлое дыхание, рвущееся из-под маски в форме вороньего черепа.       Тонкая белая дымка вздымалась вверх из чёрного дула глока. Глока 21 офицера Уайтхеда. Ворон «конфисковал» его, когда вырубил копа и предусмотрительно припрятал за пояс под толстовку. Нож – оружие быстрое, чистое, верное. Но пуля быстрее. Он вернул бы пистолет в любом случае. Независимо от ответа его владельца, ибо такой трофей Ворону был ни к чему. Да и просто выбрасывать было жалко. Какой бы продажной сволочью не был Юджин Уайтхед, а за табельным оружием умел ухаживать. И сегодня ночью его пугач спас жизнь его же дочке.       Устало выдохнув полной грудью, Ворон опустил руку, сжимающую глок, и облокотился на колено. Кем бы не была эта сука, но она заставила его попотеть. Редко когда ему оказывали достойный отпор. А ещё реже ему приходилось быть на месте добычи! Да, отступление было часть его план, но сам факт того, что ему пришлось от кого-то бежать – не на шутку злил Ворона. Благо сейчас он достаточно вымотан, дабы просто забить на всё произошедшее. Он – дышит. Она – нет. Это главное.       Ворон упёрся второй рукой в колено и уже намеревался подняться с земли на ноги, когда донеслось очень тихое мычание. Он резко вскочил с места, одновременно наводя глок на лежачую Охотницу. Это были не её предсмертные стоны агонии, это была мелодия. Она мычала ту колыбельную. Обрывисто, ибо воздух покидал её лёгкие через дыру в горле, но она пела. На секунду задержав на ней взгляд, Ворон широким шагом подошёл к Охотнице и разрядил оставшуюся обойму ей в грудь. Когда отзвучал последний раскатистый выстрел – всё вновь стихло. Она замолкла. Окончательно. С развороченной грудной клеткой и с кашей вместо сердца никто не живёт. Посему удовлетворённый конечным результатом, Ворон спокойно спрятал пистолет обратно за пояс, однако уже в следующий миг он резко замер. Что-то было не так.

Тихо. Слишком тихо! Почему она не плачет?! Почему она молчит?!

      И Ворон, сорвавшись с места, кинулся назад к дубу, оставляя тело Охотницы позади. Он не стал оббегать крутой склон, а просто взбежал на него, под конец уже рухнув на четвереньки и дальше карабкаясь вверх. Наконец-то добравшись до вершины, он рывком вскочил на ноги, дабы затем промчавшись несколько метров – вновь рухнуть на колени перед корнями древа.       Малютка всё также лежала на его кожанке, закутанной в одеяльце. Её веки были прикрыты. Ворон задержал дыхание, дабы расслышать, как девочка тихо посапывает. Она просто заснула. Просто устала от всего пережитого. Ворон уставши закинул голову к ночному небу и с нескрываемым облегчением протяжно выдохнул. Так, что пар от его дыхания вырывался из-под маски. А после – он сипло рассмеялся. — Фу-у-ух-х-х... Ну, мелкая, и заставила же ты меня поволноваться, – охрипшим голосом промолвил он, сгребая ребёнка на руки вместе с курткой. — Я чуть не сошёл с ума. Да? Хе-хе. Эх-х-х... – выдохнул он, медленно вставая с колен и выпрямляясь. — Пойдём-ка отсюдова, – и с этими словами Ворон побрёл обратно через лес.       Обратный путь к машине занял больше времени, ибо теперь их никто не преследовал. Однако бдительности Ворон не терял и, шагая меж сосен, держал наготове нож. Нельзя было исключать варианта, что нападавшая была не одна. И теперь, когда он изрядно вымотан и вновь с обузой на руках – момент для засады подходящий. Но к их удаче обратный путь прошёл без сюрпризов и главное тихо. Малышка, видать, уже видела десятый сон.

Лишь бы она не проголодалась... или чего похуже.

      Выйдя из-за сосны, Ворон насторожено и крадучись принялся обходить плимут, но когда кузов машины перестал загораживать обзор – он не смог сдержать неблагого мата. Ворон тотчас вскинул нож, вновь принимая оборонительную стойку и осматриваясь на все триста шестьдесят. Убедившись, что поблизости точно никого более нет, он медленно приблизился к офицеру Уайтхед.       Коп оказался там же, где Ворон его и оставил – привязанным к дереву. И во всё той же позе – на коленях с опущенной вниз головой. Со стороны могло показаться, что мужчина по-прежнему без сознания. Да только уже вся пропитанная алой кровью форменная рубашка со штанами – кричали: ОН МЁРТВ.       Ворон остановился с боку от тела Юджина и, спрятав клинок в ножны, – схватил копа за клок русых волос и поднял ему голову. Голова Уайтхед откинулась назад, сопровождаемая хрустом шейных позвонков и открывая вид на зияющий порез, поперёк всей шеи. Порез был настолько глубокий, что практически отсёк голову. Края раны ровные. Это был один удар. И определённо не ножом. Нет. Чем-то побольше и потяжелее. Например, мачете... или топором.       Ворон не сдержал рвущееся из глотки недовольное рычание. Он с явным раздражением опустил голову трупа и, выпрямившись, упёрся рукой в ствол сосны. С минуту он просто молча стоял над Юджином, смотря при этом куда-то в лесную даль. Но затем его ладонь сжалась в кулак, и он со всей силой обрушил его на древо. — ЧЁРТ! – прорычал Ворон, прожигая дыру в сосновой коре.       И только резкий плач испуганного ребёнка вернул ему контроль над собой. Он встрепенулся и, убрав от сосны кулак, приобнял младенца обеими руками. Девочка смотрел прямо в его маску, плача словно не от испуга, а будто понимая случившееся. Ворон перевёл взгляд с плачущего дитя в его руках на её мёртвого отца и обратно. — Мне... жаль...