Это точно ты?

      Каждый час шёл, дни медленно стекали, превращаясь в недели, а затем — во вторую. Зима уже наступила, окутав бережно весь город белоснежным и холодным снегом. Ночи стали длиннее, но светлее, а белые хлопья, как звёзды, падали с небес, где-то высоко-высоко над землёй, если не из космоса. Каждый раз голубой глаз радовался, увидев прекрасные снежинки за окном, когда ещё стекло не зашторено шторами. Сказочная или спокойная музыка сама напрашивалась петь в голове, чтобы окунуться в эту сказочную зиму. Деревья наконец-то не голые и не серые, спрятав свои стволы и ветки за снежной и пушистой шубкой. Какие-то любопытные маленькие птички прилетали к окну Кёрли, наблюдая за лежащим человеком. Они встряхиваем свои перья от снега, хлопали своими крошечными, как бусинками, глазками, а ловкими движениями головки оглядывались по сторонам.       Тело прекратило чесаться. И это хорошо, так как это раздражало бывшего капитана. Кошмаров или странных снов не было, да самих снов нету! Кёрли засыпал, а потом просыпался утром, во время завтрака. Дни были однообразными. Бывший капитал молча лежал на койке, погружаясь в свои мысли или иногда слушая болтовню Ицала, но он сам не мог двигаться, мычать или что-то другое делать. Принимал еду с трубочки, которая щекотала носовую полость и глотку. Глотать слюну было неприятно, но терпимо.       Как бы Кёрли плохо не думал, он всё же радовался, что у него теперь появилась кожа, и она будет защищать от микроорганизмов и воздуха. Хотя... Забинтованным быть не классно, так как не мог контактировать как-либо, да и чувствовал себя одиноким. Алла не приходила, не радовала своим присутствием. Ицал просто разговаривал больше самим собой, нежели обращался к Кёрли. Раньше Кёрли мог помычать или закряхтеть, чтобы ответить, но сейчас издавал только тихое фырканье из носа. А чувство эгоизма никуда не делось, напоминая каждый раз о себе, когда Кёрли чувствовал себя лучше. Только он выжил в этом корабле, только он получил помощь, и только ему даровали на новую жизнь с новым образом "Выжившего".

***

      А мы вернёмся назад, когда наступил следующий день после допроса Филиппа. Капитан находился в квартире Маршала, делая что-то с колонкой. Самому Маршалу стало получше, уже самостоятельно занимался своими делами и не чувствовал температуру. Но вот кашель с насморком ещё остались. Вдруг из колонки тихо прозвучали первые строки из песни Элли на маковом поле — "ближе". Маршал любопытно взглянул на своего капитана, лёжа на кровати.       — Почему Вы выбрали такую песню? — спросил больной второй капитан хриплым голосом. — Довольно старая... Какого года?       — Ну, мать моя обожает слушать её. Иногда, когда хочется спокойствия, я включаю эту музыку. Мать с отцом в другом городе, а я не могу их навестить, работа не позволяет. Поэтому... Я будто рядом с матерью, когда играет эта песня, — Филипп вздохнул, взял с тумбы свой блокнот, а затем взглянул в него, читая. Маршал немного присел, его рыжие и непослушные волосы преобразовали на голове подобие цветка.       — Вы какие-то подавленные, — заметил второй капитан, уныло смотря на Филиппа. Капитан поднял взгляд с блокнота на больного.       — Просто уже через шесть дней мне нужно дать какие-то показания и догадки о Кёрли профессору, — сказал напрягающим голосом Филипп. — И тебе, Маршал, нужно тоже присутствовать. Так что принимай лекарства и следуй режиму.       — Но Вы же вчера расспрашивали у медперсонала, разве нет?       — Это правда, но, эх, ничего не складывается, просто бессмыслица, — капитан схватился за голову, устало пересматривая записи.       — Может, мы повторим, как и почему умер экипаж? С Аней ясно, она умерла от передозировки таблеток на глазах самого Кёрли, но неизвестны её замыслы. А вот остальные? — Маршал начал вспоминать, смотря в потолок. — Вот у Джимми был пистолет, и только его опечатки были на рукояти. Джимми убил себя, возможно, самым последним, так как он лежал рядом с капсулой Кёрли. Но вот у Свонси были две отверстии от пуль на лице, говоря, что Джимми выстрелил в него. Но вот почему? А вот у Дайске тяжёлая рана на боку и очень глубокий разрез на лице, как будто от топора, так как у самого предмета была кровь. От ножа маловероятно сделать такой разрез. То тогда-       — А почему ты раньше этого ничего не говорил? — прервал Филипп Маршала, шокировано смотря на больного. Второй капитан потупил взглядом, моргая.       — Я думал, что Вы так же считаете.       — Я вообще об этом не думал даже! — Филипп гроздно и тяжело вздохнул, прикладывая к лицу руку. — Мы как-то поверхностно сказали, какие травмы у трупов и всё.       — Наверное, я как-то сглупил и об этом забыл. Но значит время для догадок и теории на счёт этого!       — Мне бы у студентки расспросить, — больше для себя сказал Филипп, задумчиво гладя на блокнот.       — Студентки? Это та, которая кормила Кёрли? — уточнил Маршал, пытаясь вспомнить что-то о ней. Филипп кивнул.       — Угу, у медбрата Кёрли спросил, но у него были такие же ответы, как у других. Более подробно, но не то, — огорчённо вздохнул Филипп, поглаживая бороду. — Ладно, что у нас есть, то на этом будем строить догадки.

***

      Учёный одиноко сидел на кресле, постукивая карандашом по столу. Прошла неделя, поэтому он ждал встречи Филиппа с Маршалом. Лёгкими штрихами карандаша по бумаге, проводя по линейке, конструировал механизм. Старая, маленькая фигурка маскота "Pony Express" наблюдал за учёным своими неживыми и потрёпанными глазами. В маленькой и тёмной комнате появился новый объект, который скрывался под плотной тканью и стоял в углу.       Вдруг раздаются шаги за толстой дверью. Учёный неторопливо и бережно складывает, а затем убирает чертёж в сторону. Дверь отворилась и из неё зашли капитаны.       — Здравствуйте, профессор, — сказали они хором, подходя ближе к креслу.       — Явились, не запылились, — сказал с раздражающим голосом учёный, скрипнув креслом. — Наконец-то вдвоём пришли. И так, докладывайте.       Филипп нервно достал из внутреннего кармана куртки блокнот, листая. Маршал чувствовал дискомфорт по поводу учёного, но не мог понять, почему его капитан так волнуется. Возможно, он что-то не сказал ему. Маршал пробежался глазами по комнате, хорошо замечая скрытый объект в углу.       — Ну... Мы предполагаем-...       — Без "предполагаем", Филипп, — перебил его учёный. — Мы все знаем, что, пока что, у вас нету достоверных доказательств.       — Эм... Да, профессор, — Филипп заглянул демонстративно в руку. — По данным и уликам мы можем сказать, что Джимми задействован точно по одной убийстве.       Учёный выпрямился, любопытствуя. Он монотонно и низко хихикнул, немного поворачивая кресло.       — Второй капитан, которого Кёрли предложил? — уточнил учёный.       — Да, профессор, — ответил за место Филиппа Маршал, пытаясь хоть как-то участвовать в разговоре. — У Свонси, механика, два отверстия от пуль на лице, а пистолет владеть может только капитан. Первый капитан...       — Мы не знаем, когда именно умер Свонси, но пистолетов владел только Джимми, да и нашли у него в кармане сканер, — сказал Филипп, задумчиво смотря в сторону. Кресло учёного скрипнуло, возвращая прежнее состояние.       — Хм, это могло быть намеренное убийство либо ради защиты. Но, как я понимаю, вы об этом тоже ещё не знаете?       — Нет, профессор, — хором ответили капитаны.       — Вы что-то ещё хотите предположить? — спросил заинтересовано учёный, постукивая ногой по полу. Маршал резко что-то вспомнил, решая перебить Филиппа.       — На столе стояли тарелки с плотью Кёрли, но у одной, где никто не сидит, только кровь, а значит кто-то съел, — Филипп напряжённо посмотрел на Маршала, понимая, что только два варианта, кто мог съесть. Учёный замер, желая подробностей. — Это мог сделать только Джимми, либо Кёрли, а у Кёрли как раз проблемы с поеданием еды, тем более с мясом.       — Неужели мы к чему-то идём, а не стоим на месте? — удовлетворённо усмехнулся учёный, расслабляясь на кресле. — Теперь вам осталось понять замыслы Джимми в убийстве Свонси и... кормление Кёрли его же мясом.       — Хорошо, профессор.

***

      А мы возвращаемся обратно к Кёрли. Срок две недели прошёл, поэтому пора надо было снимать бинты. Трубку достали, всё подготовили, дополнительный персонал пригласили и начали аккуратно снимать пинты. На улице был день, Кёрли перед этим успел пообедать, насладиться снегопадом за окном и радостной болтовнёй Ицала.       Снятие бинтов не из самых приятных, так как Кёрли очень отчётливо чувствовал материал и случайные соприкосновение перчаток к его новой кожи. Когда медперсонал полностью снял с него большое количество бинтов, а затем на бывшего капитана надели медицинский халат, то он почувствовал освобождение от бинтов и некую прохладу в комнате. Кёрли осмотрел себя, увидев вместо привычных кровавых мышц и сухожилий белоснежную кожу. В некоторых местах была немного красноватой, но ему сказали, чтобы он не переживал по поводу этого. Кожа была гладкой и не имела ни одного волоска, так что придётся позже делать пересадку волос на голове.       Кёрли посмотрел на персонал, который внимательно осматривал его лицо. Он хотел потянуть руку, чтобы пощупать лицо, но рука не подалась, а даже заныла из-за скованной кожи. Кёрли простонал.       — Кёрли, это тоже нормально, что конечности не подчиняются, — решил успокоить Ицал, дружелюбно светя своей улыбкой. — Как-никак вы не двигались особо две недели, а новая кожа ещё не умеет растягиваться. С завтрашнего дня у Вас будут много процедур по этому поводу!       Кёрли покряхтел понимающие, немного открывая рот. Один из медперсонала обратился к Ицалу.       — Кёрли, возможно, хотел бы посмотреть на своё лицо.       — А, ой! Дайте тогда зеркало! — медбрат повернулся назад, выпрашивая у кого-то зеркало. Взяв его, он направил к лицу Кёрли. — Евгения не пластический хирург, поэтому на данный момент у вас просто наложена кожа.       Кёрли осмотрел своё лицо единственным глазом. Правая часть, где нету второго глаза, была гладкая ямка. У носа не было хряща, поэтому просто обычные две вытянутые, носовые дырки. Губы тоже отсутствовали, показывая зубы, но за то появились щёки. Волосы и брови отсутствовали. После долгого осмотра себя, зеркало забрали. Новый образ непривычный и странный для Кёрли, но было такое счастье наконец-то не быть куском мяса, а более-менее человеком.