Это точно ты?

      Начало весны. Время задолго до захода в "Тулпар". Повсюду слякоть и грязь, листьев на деревьев нет. Двое мужчин ехали на простенькой машине, которая по ощущениям скоро развалиться. Пробка. Джимми выглядывает из бокового окна, пытаясь что-то разглядеть вдалеке. Запах отвратительного выхлопного дыма сразу же заполнил салон.       — Эрх, да что там такое? Мы уже десять минут на месте стоим! — выругался Джимми и повторил за другими гудок.       — Может авария? Какая-нибудь серьёзная? — спросил Кёрли, кашлянув из-за дыма. Джимми убрал голову с окна, закрывая его.       — Авария или нет, но мы тут точно застряли, — пробурчал друг Кёрли, пристально смотря на впереди стоящую машину. Он немного повысил звук музыки из радио, чтобы хоть как-то расслабиться. Это была весёлая, заедающая в мозгах песня, которую крутили во всех чартах.       Кёрли немного напрягся, поглядывая то на радио, то на Джимми. Музыка фальшивила и была искажённой. Что-то здесь было не так. Друг непонимающие повернулся к Кёрли, взволнованно говоря что-то. Голос был как будто вдалеке, мутным, неразборчивым. Уши зазвенели, всё начало искажаться вместе с песней. Голова закружилась. Машины исчезали, но гудки продолжались. Кёрли напугано вертел головой, пытаясь понять, что тут происходит. Шум. Необъяснимый страх. Вдалеке показалась авария, скорая помощь и мёртвые тела, напоминающие на сам экипаж "Тулпара". Кёрли резко повернул голову на Джимми, у которого из уха потекла кровь, а на лице исказилась широкая улыбка. Песня стала тише. Джимми хихикнул с ноткой сумасшествия.       — Я всё исправил! Я всё исправил. Я всё исправил... — повторял он одно и тоже, выкашливая кровь. Его тело расслаблялось, глаза стали тусклыми. Резкая боль.       Кёрли внезапно проснулся на своей мягкой койке. Глубокая ночь. Медсестра испуганно взглянула на проснувшегося пациента, вынув наушник. Из наушника можно очень отчётливо услышать песню из сна. Как ей не громко. Это была Мария, работающая в ночной смене. Она выглядела как какая-нибудь ночная бабочка из-за своего макияжа и телосложения. Чистейшая кожа, аккуратно сложенные белые волосы в заколку-крабик, серо-зелёных глаза. Но вот характер был намного сквернее Ицала и прямолинее Милуна. Кёрли даже был рад, что видел её перед сном и на ужине, так как за целый день не выдержал бы её. Мария следила за сном Кёрли и, если понадобиться, давала обезболивающие. Вдруг он резко почувствовал снова приступ ужасной боли, скорчась. Медсестра это заметила, недовольно вздыхая.       — Ты проснулся из-за боли? Ща, — неохотно встала Мария к комоду, чтобы взять таблетки. Она единственная из всего персонала, кто обращался к пациенту на "ты". И это очень сильно било по ушам, так как Кёрли привык на "Вы". Он мучительно простонал, двигая ногами и руками. Вот такой боли давно не было. Мария вернулась, дала обезболивающие, а Кёрли с трудом проглотил. — А теперь спать. У меня вообще нету настроения с тобой возиться.       Поворчала Мария, садясь обратно на стул и снова погрузилась в телефон. Боль медленно стихла. Кёрли любопытно посмотрел на медсестру, интересуясь, от чего может быть неплохое настроение. И вообще когда-нибудь хорошее есть? Мария почувствовала давящий взгляд, хмуря тонкие и аккуратные бровки.       — Чё? — недовольно спросила медсестра, смотря взаимно на Кёрли. Он потупил голубым глазом на неё, а затем отвернулся. Мария усмехнулась. — Мне одна птичка нашептала, что тебя кормит какая-то студентка. К сожалению, она на ужин ушла, так как у неё были дела, и поэтому не увидела её. И забавно, что даже мне не получается затолкать хоть какую-то еду в тебя, а ей получилось. Красивее меня? Или влюбился?       Кёрли хрипло побурчал, не собираясь на неё смотреть. Она подбешивает его. По рассказам Марии, ей оплачивали колледж родители, желая сделать хорошую жизнь. Но она не хотела быть медсестрой, поэтому Кёрли получает такое отношение. Мария хмыкнула, а затем продолжила что-то смотреть в телефоне. Тишина. Только хрипы, стук пальцев об экран и ветер за окном. Листьев оставалось всё меньше и меньше. Настенные часы тихо тикали. Тик-так...

***

      Проходит неделя. За эту неделю не особо чего произошло. Алла приходила, когда было время и уходила перед сменой Марии. Она редко общалась с Кёрли, продолжая как-то побаиваться. Но за это время Кёрли начал набирать вес, чувствовать себя намного лучше и не был вялым. Он хорошо двигал руками и ногами, меньше чувствовал себя одиноким. Но вот кошмары участились, как и боли: обычные, фантомные и эмоциональные.       Листья уже начали один за другим падать, отсчитывая время. Ицал везёт снова на инвалидном кресле Кёрли, который был полностью окутан в тёплую одежду. Медбрат поднял голову, осматривая ветки деревьев.       — Что-то в этой осенью листья какие-то крепкие. Скоро зима, а они ещё висят, — подметил Ицал, фыркнув. Скрип колёс издавался от движения. Кёрли любопытно, как щенок, осматривал каждую мимо проезжающий предмет: то дерево необычно выросло, то скамейка интересно покрашена, то за забором машина проехала. Ему сказали, что последний раз получиться погулять, а дальше холод и зима. И операция. Листок оторвался от ветки, полетев на ноги Кёрли. Он с интересом посмотрел на ярко-оранжевый листок с коричневыми точками, как веснушки. Кёрли положил руки на листок, чтобы он случайно не улетел. Ицал заметил это, поглядывая.       — Листик? Больной какой-то, но если хотите, то забирайте. Только следите, чтобы Евгений не забрал, а то он любит гербарий делать, — предупредил Ицал, продолжая катать Кёрли.       Через несколько минут они вернулись обратно в комнату. Медбрат уложил Кёрли на койку. А через мгновение двойняшки зашли внутрь. Ицал вопросительно взглянул на них, держа в руке лист.       — Что такое?       — Моя сеструха хочет проверить состояние Кёрли, — сказал Евгений, широко улыбаясь. Евгения медленно и тихими шагами подошла ближе к пациенту, щупая туловище. Её взгляд был холодным и как будто безжизненным. Кёрли смутился, чувствуя дискомфорт. — Кёрли, не переживайте, она просто проверяет Ваше расположение к операции.       Евгения убрала руки, кивая, а затем вернулась к брату, шепча что-то ему. Кёрли внимательно за ней наблюдал, как и Ицал. Евгений удивился.       — Женя сказала, что если такими темпами будем кормить Кёрли, то она сможет на этой неделе сделать операцию! — счастливо сказал Евгений, обрадовавшись за восстановление пациента. Кёрли как будто выпал, онемев. Всё стало безразличным и не замеченным. Ицал тоже обрадовался, показывая свою редкую улыбку, но Кёрли было не до этого.       Вроде это хорошо, его тело получит оболочку, лишний раз Ицал не будет бинтовать и мазать его повреждённую кожу, да и на Кёрли станет приятнее смотреть. Но это операция. Больно, большущий стресс и неизвестно, будет ли она удачной. Из малого — будет походить на Франкенштейна; из большего — умрёт. Кёрли сразу вспоминает, когда у Евгении умер пациент. Если будет суждено умереть, то даже к лучшему. Хотя...       — "Алла," — подумал про себя Кёрли, тяжело хрипя. Она реально единственный лучик надежды, который Кёрли пытается угасить, но не получается. У него нету доказательств, что это правда Аня. И вообще есть такие случаи с реинкарнации? А много ли придуманных? Никто не знает.

***

      — Алла, — позвала психолог, заглянув в класс. Средняя школа, урок. Недавно проходили в школе психологические тесты, в которых понимают: нужна какая-то помощь ребёнку или нет. Вот тут оказалось, что да. — Собирайся и пойдёшь ко мне. Я заберу её?       Учитель немного подумал, а затем кивнул. Алла волнительно собрала портфель, а затем вышла из класса, следуя за женщиной. Через минуту она с психологом оказались в кабинете, садясь на стул напротив её. Психолог вздохнула.       — Аля, а увидела, что ты отвечала. У тебя есть проблемы с родителями, что там происходит? Ты можешь всё мне рассказать, — сказала психолог, грустно наклоняя голову. Алла замялась, опуская взгляд.       — Эм... Ну... Папы нет... А мама пьёт, — очень тихо ответила девочка, прижимая ноги ближе.       — Не бьёт? — попыталась разобраться в Алле психолог. Алла покачала головой.       — Нет, но она очень подавленная и занятая... Редко вижу её счастливой и вообще дома, — Алла замолчала, обдумывая слова. Она начала играться с пальцами.       — Расскажи о своём детстве, может, что-то повлияло на то, какая ты сейчас? — спросила психолог, продолжая пытаться достать какого-нибудь "паразита", который мешает ребёнку жить. Алла резко подняла голову на психолога, приоткрыв рот.       — Я... Плохо помню...       — Всмысле? Не помнишь своё прошлое?       — Отрывками. А до пяти лет вообще ничего, — сгрустнула Алла, отводя взгляд. Психолог погладила свою шею в недоумение.       — Может что-то заблокировало твоё воспоминания? Какое-то страшный случай? Но если ты помнишь какие-то фрагменты, то скажи какое-нибудь.       — Ну... — Алла начала вспоминать. — Мама и папа были хорошими. Я мало с кем дружила, постоянно что-то читала.       — А какие-нибудь пугающие или грустные моменты были? — Алла задумалась над вопросом психолога, чувствуя дискомфорт от допроса, нежели на обычный разговор.       — Когда папа умер — это было ужасно... И кошмары! — Алла съёжилась от воспоминаний.       — Ты можешь рассказать, про что кошмары? Или ты не хочешь рассказывать про них? — спросила психолог. Алла нервно задышала.       — Какая-то девушка... Я, как призрак, стояла в сторонке и смотрела на неё... Она... Мёртвая... И... и я плачу... Много, — выпустила слезинку Алла, шмыкнув носом. Психолог заволновалась, поднося руку ко рту.       — А ты её знаешь?       — Нет...

***

      Глоток. Это был обед. Деревья полностью были голыми и скучными, без единого листочка. Они отсчитали своё. Но был единственный рыжий листок возле фикуса, красуясь перед мрачного пейзажа за окном. Алла кормила Кёрли рыбным супом. Персонал решил поэкспериментировать на счёт мяса и всё шло прекрасно. Конечно Кёрли немного сжался от неприятной боли в животе, но сытость и комфорт перебивали это чувство.       Ицал уже привык к студентке, не ворча и не обижаясь на неё, а, наоборот, подкалывает и считает её чуть ли ни лучшую подружку, с которой можно обсудить интересующие темы. Кёрли ни раз замечал, как Алла обращается с помощью какой-либо непонятной темы из университета, а Ицал всегда помогает. Это было так уютно.       Но Алла продолжала быть стеснительно и тихой со стороны Кёрли. Он хотел бы что-нибудь услышать от неё какие-нибудь истории, учёбу, о всём! Она очень редко что-то говорила, да и один взгляд глаза Кёрли пугал её. Это не Аня, которая может поделиться о чём-то сокровенном с Кёрли. И она не должна быть Аней, почему бывший капитан продолжает на что-то надеяться? А что будет, когда Кёрли вылечат и выпустят, так скажем, "на волю"? Осталась ли его квартира, как будут проходить расследования и встретит ли снова Аллу? Это пугало. Тут было несколько путей, какая будет у него новая жизнь. Либо очень узнаваемый человек, который пережил весь кошмар в корабле, либо его вообще никто не вспомнит и будет инвалидом-одиночкой.       Ещё один глоток. Тарелка пуста. Доктор удовлетворённо и легонько улыбнулся, подходя к койке.       — Это реально какое-то чудо, — сказал Милун, положив руку на плечо Аллы. — Мы так рады, что ты продолжаешь помогать нам с Кёрли.       — Не за что, — смущённо заправила Алла прядь волнистых волос за ухо.       — Кёрли, — обратился Милун к Кёрли, становясь серьёзным. Кёрли напрягся. — Завтра будет операция утром, а значит нельзя будет принимать обезболивающие, пить воду и есть. Вы сможете потерпеть?       Кёрли тяжело и напугано задышал, бегая глазом по лицу доктора. А насколько долго будет он в сознание, когда ему будет нельзя принимать обезболивающие? Он уже не знает, как без них жить. Организм, возможно, уже привык, когда и во сколько получать определённые таблетки, чтобы чувствовать себя лучше. А тут даже глотка воды не сделать. Боль. Ицал открыл дверь, входя в комнату. Из-за сквозняка рыжий листок упал на пол, завершая отсчёт.       — "Время пришло. Операция. Аж страшно представить, что может произойти со мной. А вдруг я проснусь во время операции? А вдруг не получиться сделать пересадку кожи, так как это очень редкая и сложная операция? А насколько больно будет?" — проносились мысли у Кёрли. Милун заметил напуганный взгляд пациента.       — Ох, не волнуйтесь Вы так! Всё будет хорошо, мы обещаем, — положил доктор руку на сердце, говоря со всей искренностью. Это не успокаивало. Алла повернула голову к Ицалу, рассказывая ему что-то шёпотом. Медбрат закивал, поглядывая на Кёрли.       — Кёрли, не волнуйтесь по поводу операции. Каждый человек переживает и боится по этому поводу, но ты просто отключаешься, а потом просыпаешься здоровым и без какой-либо боли! И говорит человек, который пережил операцию на аппендикс, — сказал поддерживающие Ицал, сверкая невидимым нимбом. Кёрли отвёл взгляд, дрожа и кряхтя. Он тяжело сглотнул слюну.       — Они правы, — тихо сказала Алла. — Не переживайте так сильно. Всё будет хорошо.       Алла мельком улыбнулась. Кёрли взглянул на неё, а затем кивнул. Если все согласны, что операция — это не страшно, то поверит. Но страх есть, его не деть. На произвол смерти каждый будет бояться, даже когда жизнь никчёмная.