Мелкая с гитарой

После недолгого, но насыщенного разговорами, смехом и музыкой в доме Свон, атмосфера постепенно начала разряжаться. Каллены и Хейлы, за исключением Эдварда, уже поднимались со своих мест, собираясь уходить. Их движения, грациозные и плавные, словно танец, контрастировали с легкой суетливостью обычных людей. Каждый прощался по-своему: кто-то кивком головы, кто-то короткой улыбкой, а кто-то, как Элис, обнимая по несколько раз. Следом за ними, Эдвард и Изабелла также засобирались на свою вечернюю прогулку, не дождавшись, пока все вампиры покинут дом. Скарлетт, с неким облегчением, наблюдала за всем этим действием. Она чувствовала, как что-то неуловимое меняется в её отношениях со всеми, и не могла точно определить, к лучшему это или к худшему. Она сдержанно улыбнулась, когда Изабелла, бросив на неё быстрый взгляд, слегка кивнула, и вышла вслед за Эдвардом из дома. Скарлетт, в свою очередь, решила проводить всех до крыльца, стараясь сохранить на лице вежливую, но отстраненную улыбку. — Скарлетт, не забудь поесть! — донесся до неё напоследок голос Изабеллы, звонкий и заботливый, перед тем как дверь машины Эдварда захлопнулась, и они отъехали от дома. Девочка, словно по команде, лишь коротко кивнула в ответ, принимая наставление старшей сестры как должное, и отвела взгляд. Её глаза непроизвольно скользнули по Калленам и Хейлам, которые неспешно садились в свой сверкающий автомобиль. Однако, её внимание, как магнитом, больше всего притягивало к Джасперу. Скарлетт следила за каждым его движением, за тем, как он изящно открывает заднюю дверь, как его светлые волосы развиваются в прохладном ветерку, и как его взгляд, задумчивый и отстраненный, на мгновение скользит по ней, заставляя сердце пропустить удар. Она даже не отдавала себе отчета в том, что так пристально наблюдает именно за ним, словно её подсознание само выбирало, за кем следить, и от этого её неконтролируемое внимание казалось ещё более странным. — До завтра, Скарлетт, — неожиданно прозвучал его голос, проникая сквозь тишину вечера, и Джаспер, слегка улыбнувшись уголками губ, помахал ей на прощание. Этот короткий жест, столь простой и вместе с тем таким интимным, словно волна тепла прокатилась по телу девочки, и она почувствовала, как её щёки мгновенно покрываются жарким румянцем. Её сердце забилось быстрее, и она едва смогла сдержать нервный вздох. — Да... — прошептала она, едва слышимо. Она была уверена, что её тихий голос затеряется в шуме улицы, но мимолетная улыбка, которая озарила бледное лицо Джаспера, говорила об обратном. Она была такой легкой и едва заметной, но для Скарлетт она была как солнечный свет, пробивающийся сквозь тучи. Ей показалось, что он не просто услышал её, а намеренно усладил её тихий шепот, словно её слова были сладкой мелодией для его слуха. Скарлетт, с напускным спокойствием и натянутой, почти кукольной улыбкой, сдерживала рвущееся наружу нетерпение, наблюдая, как ребята, наконец-то, неспешно рассаживаются по машинам. Она ждала, словно отсчитывая секунды, пока последний автомобиль, дважды сверкнув стоп-сигналами, не скроется за поворотом, оставляя за собой лишь тишину и морозный воздух. И лишь тогда, с облегченным вздохом, она, словно сбросив маску, поспешила обратно в тепло дома. Вечерняя прохлада Форкса, зябкая и пронизывающая, словно ледяной клинок, мигом напомнила о себе, обжигая открытые участки кожи, прикрытые лишь тонкой футболкой и короткими шортами. Захлопнув дверь, Скарлетт инстинктивно обхватила себя руками, пытаясь согреться не только снаружи, но и внутри, где неспокойно клубились новые, непривычные ощущения. Взгляд её, будто против воли, упал на собственное отражение в зеркале в прихожей. — А он... красивый, верно? — прошептала она, едва слышно, обращаясь скорее к своему отражению, чем к самой себе, словно ища в немом стекле подтверждение собственных, смутных и волнующих мыслей, пытаясь убедить в их реальности или, быть может, поймать за руку свою разбушевавшуюся фантазию. Голос её дрожал, выдавая то замешательство, которое она так тщательно скрывала от посторонних глаз. Молча поглядев на своё отражение в зеркале, словно пытаясь прочесть ответ на мучивший её вопрос в собственных глазах, Скарлетт вдруг издала короткий, нервный смешок, звук которого прозвучал фальшиво даже для неё самой. Словно отшатнувшись от собственных мыслей, она резко отвернулась от зеркала, стараясь сбросить с себя тягостное оцепенение. Резким движением она направилась к лестнице, словно бежала от чего-то, что не давало ей покоя. По пути, не сбавляя скорости, она подхватила свою сумку, брошенную на пол ещё днём, по приезду в дом. Сумка, с её привычным весом и давно знакомыми очертаниями, казалась сейчас чужой, как и собственные чувства, которые Скарлетт не могла понять. Этот небольшой акт спешки, казалось, был попыткой отвлечься, уйти от неловкого момента, от самой себя, и от тех мыслей, которые так настойчиво преследовали её сознание. По пути к лестнице, она прошла мимо гостиной, где всё ещё ощущалось незримое присутствие Калленов-Хейлов, словно частичка их неземной ауры, невидимая, но ощутимая, осталась витать в воздухе, наполняя пространство странным, легким волнением, чем вызывая у Скарлетт не только любопытство, но и легкую тревогу, оттенок которой она никак не могла проигнорировать. И вновь, как назойливая тень, в её мыслях возник образ Джаспера, с его задумчивым взглядом и какой-то необъяснимой притягательностью. Скарлетт быстро отмахнулась от этой навязчивой мысли, как от раздражающей мухи, ускорив шаг, словно пытаясь убежать от этого призрака, от самой себя, и от того неуловимого чувства, которое начинало её беспокоить. Поспешно поднимаясь по ступеням, она чувствовала, как старое дерево под её ногами жалобно поскрипывает, словно вторя её внутреннему смятению, как будто каждая трещинка и каждый скрип в этом старом доме отражал беспорядок в её душе. Однако, наконец-то, она достигла второго этажа и, добравшись до своей комнаты, словно до безопасного убежища, открыла дверь и тут же переступила порог. Скарлетт, почти не глядя, как будто боясь увидеть что-то лишнее, закрыла за собой дверь, и, с облегчением вздохнув, словно сбросила с себя часть груза, направилась к кровати, где, усевшись на её край, привычно прислонилась спиной к стене, поставив рядом с собой свою сумку. — Нет, ну... Эдвард тоже красивый, как и Эммет, а их отец, Карлайл, я вообще молчу... Настоящая греческая статуя, — пробормотала Скарлетт, пытаясь придать своим словам нарочито небрежный тон, словно оправдываясь перед невидимым слушателем. — Что плохого в том, что я признаю чью-то красоту? Это ведь не преступление, верно? Я же не побегу отбивать этих парней, особенно у таких сногсшибательных красоток, как Роуз и Эсми! Да и Иззи, в принципе, вполне симпатичная, хоть и ведёт себя порой как амёба, — она слегка скривилась, словно откусила что-то кислое. В её голосе звучала нотка отчаянной убежденности, словно она пыталась заставить саму себя поверить в то, что говорила. «Нет, ну серьёзно!», — мысленно добавила она. — «Какая ещё причина могла быть у меня, чтобы отметить привлекательность Джаспера? Это просто... признание факта, не более. У меня же есть парень, и я его люблю. Это всего лишь игра воображения, не более того. Нельзя же отрицать, что некоторые люди красивы, это же нормально!». Скарлетт усиленно искала оправдания своим мыслям, словно воздвигала хрупкую, но отчаянно необходимую стену между собой и нарастающим, пугающим чувством, которое угрожало поколебать её привычный, устоявшийся мир. Она цеплялась за рациональность, как за спасательный круг, пытаясь убедить себя, что простое признание красоты Джаспера не означало ничего большего, чем обычное наблюдение за произведением искусства, и уж точно не говорило о том, что она в него влюбилась. Она всеми силами отрицала саму возможность такого развития событий, воздвигая вокруг себя барьеры отрицания, но тень сомнения, как назойливая муха, продолжала неотступно кружить в её сознании, нарушая хрупкое равновесие. Неожиданно, словно спасительный сигнал, девичьи размышления прервал резкий, пронзительный звонок телефона, который врезался в тишину комнаты, как гром среди ясного неба. Скарлетт вздрогнула от неожиданности, на мгновение испугавшись этого вторжения в её внутренний диалог. Она резко перевела взгляд на сумку, брошенную возле себя, и с легким раздражением, смешанным с нетерпением, достала из неё свой телефон. На экране, словно неожиданное спасение, высветилось имя любимого, которое обычно вызывало у неё теплоту и радость, но в этот раз, к её собственному удивлению, принесло лишь легкое замешательство. Наступила пауза, тягучая и напряженная, словно время замерло, ожидая её решения. Несколько секунд, которые казались Скарлетт целыми часами, она молча смотрела на экран телефона, словно имя любимого на нем было незнакомым и требовало осмысления. Однако, внезапно, она будто выныривала из пучины собственных раздумий, возвращаясь в реальность, и медленно, словно без особого желания, приняла звонок. Тишина на другом конце линии казалась бесконечной, наполненной каким-то невысказанным ожиданием, и, когда, наконец, раздался его голос, он оказался таким же тёплым и знакомым, как старая любимая песня: — Алло, привет! Как день прошёл? — спросил он, и в его голосе звучала беззаботность, такая контрастная с её внутренним смятением, что Скарлетт почувствовала себя ещё более потерянной в своих противоречивых чувствах. — Привет... — пробормотала Скарлетт, стараясь скрыть дрожь, предательски пробивавшуюся в каждой произнесенной букве. Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула, словно пытаясь привести свои чувства в порядок, вернуть хоть какое-то подобие контроля над собой, но напряжение лишь нарастало, как туча, готовая разразиться ливнем. — Да так, бывало и похуже... — добавила она, стараясь придать своему голосу беззаботный тон, но это звучало натянуто, словно фальшивая нота в мелодии. — Неужто? Хотя, чего ещё можно было ожидать от этой дыры? Это же Форкс! Одно сплошное серое дерьмо! — с непринуждённым смехом произнес он, а после, не давая девочке даже времени на ответ, сразу же добавил, словно переключил канал на другое вещание: — Кстати, у тебя же сегодня первый день в новой школе. Как там? Скарлетт на мгновение прикрыла глаза, устало вздохнув, и попыталась мысленно отстраниться от навалившихся на неё чувств и мыслей. Но всё же ответила: — Вполне нормально... — она постаралась придать своему голосу как можно больше спокойствия и равнодушия, — Хотя, был небольшой конфликт с одной бабой, — неохотно добавила она, стараясь увести разговор от себя, в более безопасную зону, где она чувствовала себя более уверенно. На мгновение, Скарлетт начала колебаться, не зная, стоит ли вообще посвящать Саймона в эти подробности, описывая всю картину произошедшего конфликта. С одной стороны, она знала, что он всегда с каким-то странным, почти маниакальным восторгом слушал о тех передрягах, в которых его девочка, без колебаний и с сущей агрессией, размазывала кровью и слезами чужой макияж по лицам соперниц, которые посмели её задеть или оскорбить. Он наслаждался этими рассказами, словно смотрел захватывающий боевик, и её победы всегда вызывали у него неприкрытое восхищение. Она даже представила, как он сейчас, наверняка, сидит, натянув свою фирменную хитрую ухмылку, предвкушая очередную захватывающую историю. Но с другой стороны, сегодня все было по-другому, и она не была уверена, что хочет делиться с ним подробностями, особенно учитывая свои странные, противоречивые чувства, и то, что её мысли постоянно возвращались к Джасперу. Скарлетт понимала, что, рассказывая Саймону, она, возможно, откроет дверь для ненужных расспросов и внимания, которого она сейчас так хотела избежать. — Ну, и? Продолжай, я внимательно слушаю, — сказал он, и в его голосе прозвучал неприкрытый, почти нетерпеливый интерес, и это заставило Скарлетт в очередной раз усомниться в себе, в том, стоит ли вообще рассказывать ему обо всём. — Да так... — неохотно начала Скарлетт, словно оттягивая момент. — Она облила меня газировкой, а я... Я ответила ей тем же, запустив в неё подносом с едой, — пробормотала она, стараясь придать своему тону как можно больше равнодушия, словно рассказывала о чём-то совершенно неинтересном. — И всё? — раздался голос Саймона из трубки, и в его интонации прозвучало явное разочарование, граничащее с досадой, как будто ему не хватило зрелищности в этой истории. Скарлетт даже невольно представила, как парень сейчас, наверняка, вытягивает губы в недовольной гримасе, словно капризный ребенок, которому не дали конфету, как это часто бывало, когда её рассказы оказывались не такими захватывающими, кровавыми и драматичными, как он того ожидал. Она прекрасно знала эту его реакцию, это было как привычное представление, которое обычно вызывало у неё улыбку и смех, но в этот раз почему-то не приносило никакого удовольствия, лишь лёгкое раздражение. Она могла мысленно увидеть, как уголки его губ опускаются вниз, образуя презрительную кривую, а глаза слегка сужаются, выражая недовольство и разочарование. Его брови, скорее всего, сойдутся на переносице, а в голосе появится оттенок обиды, как будто она лично виновата в том, что её жизнь не всегда похожа на захватывающий боевик. Эта его театральная реакция, хоть и была для неё давно привычной, в этот момент показалась ей какой-то детской и противной, совершенно не соответствующей её настроению и внутреннему смятению. — Да... Нас быстро разняли, — ответила Скарлетт, её голос прозвучал чуть более резко, чем она планировала, и она почувствовала, как в нём непроизвольно проскальзывает легкое раздражение. По её телу тут же прошла волна волнения, как от внезапного электрического разряда, и она невольно напряглась, опасаясь, что её резкость может быть истолкована неправильно. Она мысленно понадеялась, что парень не воспримет это на свой счёт, не примет её раздражение как недовольство им, ведь она совсем не хотела его расстраивать. — Жаль! — воскликнул Саймон, и его голос внезапно зазвучал с таким неподдельным восторгом и гордостью. Казалось бы, он и не заметив негативную нотку в голосе девочки. — Я-то знаю, какая моя девочка крутая, и ты бы явно одолела ту девку! А через секунду, из динамика телефона послышалось характерное шипение открывающейся банки, а затем последовал звук, который говорил о том, что парень отпивал что-то из жестяной тары, – долгий, жадный глоток, который был ей до боли знаком. «Энергетик или пиво», — равнодушно, в мыслях, предположила Скарлетт, невольно закатывая глаза, и в её голосе прозвучала легкая ирония. Она уже давно привыкла к его пристрастию к этим напиткам, и знала, что Саймон никогда не упускал возможности расслабиться, вне зависимости от ситуации. Скарлетт не отрицала того, что и сама была не без греха, что она тоже имела свои слабости и пристрастия. Хотя, если быть честной, это именно он, Саймон, ещё в первый же день их знакомства, с какой-то дерзкой ухмылкой на лице, дал ей попробовать её первый алкогольный напиток, словно предлагая запретный плод, а потом, с течением времени, энергетики же вовсе стали некой её зависимостью, своего рода утренним ритуалом, без которого ей было сложно проснуться и начать новый день. Скарлетт задумалась, на мгновение устремив свой взгляд в потолок, словно искала там ответы на свои мучительные вопросы, а ведь возможно, ей и на этот раз стоит пойти по легкому пути, и выпить чего-то крепкого, кроме обычного энергетика, чтобы хоть как-то поднять себе настроение, развеять тоску и смятение, которые поселились в её душе, как непрошеные гости. Может быть, именно это и нужно, чтобы справиться с трудностями нового места, с этой серостью и унылостью, которые, казалось, нависали над всем Форксом, и над её жизнью тоже, словно тяжелое, свинцовое одеяло, не дающее ей дышать полной грудью. Она чувствовала, как ей не хватает какой-то встряски, чего-то, что заставит её вновь почувствовать вкус жизни, вновь испытать прилив адреналина, пусть даже это будет всего лишь глоток рюмки крепкого алкоголя, обжигающего горло своим теплом, или бешеная поездка на байке, с ветром в волосах, и ощущением свободы, хоть и кратковременной. — Ага... Саймон... Я скучаю по тебе... — неожиданно даже для себя, с каким-то еле уловимым оттенком тоски, прошептала она, и опустила взгляд, уставившись на собственные пальцы, которые нервно теребили край её футболки. Езда на байке, как и музыка, всегда ассоциировались у неё с её парнем, с его беспечностью, свободой и бунтарским духом, и в этот момент ей так хотелось ощутить этот прилив адреналина, почувствовать себя живой. Однако, даже в этот миг, казалось бы, ясного осознания своего желания быть именно с Саймоном, когда она изо всех сил убеждала себя в абсолютной верности своих чувств к нему, в непоколебимости своей любви, в углу её сознания, словно неотступная тень, в очередной раз возник образ Джаспера. Его спокойный, проницательный взгляд, который, казалось, видел её насквозь, читал все её мысли и тайные желания, его сдержанность и надежность, которые каким-то странным, почти необъяснимым образом притягивали её внимание. Скарлетт, в тот же момент, быстро и резко отмахнулась от этой мысли, как от назойливой мухи, не желая признаваться даже самой себе о его присутствии в собственном сознании, и отчаянно пытаясь заглушить этот тихий, но настойчивый шёпот, который призывал её задуматься о своих истинных чувствах. — Эй, милая, я тоже. Безумно-безумно скучаю, — ответил Саймон, и в его голосе прозвучала такая искренность, такая неподдельная тоска, что Скарлетт почувствовала странный укол в районе груди, словно её сердце пронзила тонкая игла. — ...А... А как прошёл твой день?... — спросила она, стараясь придать своему голосу как можно больше непринужденности, словно она и не чувствовала той бури, что внезапно начала бушевать в ней, словно она была не обеспокоена своей неверностью по отношению к любимому. — Да всё как всегда! Вот, через два часа у нас концерт в одном клубе. Конечно, без тебя уже будет не то, но... — протянул Саймон, и в его голосе прозвучала легкая нотка грусти, как будто его музыка была неполноценна без её присутствия. — Шоу должно продолжаться, — закончила Скарлетт фразу парня, и её губы тронула слабая улыбка, больше похожая на натянутую маску, чем на искреннее проявление эмоций, словно она играла роль, пытаясь скрыть от него свои истинные чувства и свои внутренние терзания. — Верно, сирена моего сердца, — почти пропел парень, с какой-то театральной интонацией, словно произносил строки из старой пьесы, а после снова сделал жадный глоток своего почти неизвестного напитка, этот звук, уже ставший привычным, эхом разнёсся по телефонной линии. — Никто так же хорошо, как ты, никогда не понимал меня. Как же я тебя обожаю, — добавил он с такой искренней нежностью, что его слова словно пробивались сквозь все преграды, укрывающие девичье сердце. Скарлетт на мгновение замерла, чувствуя, как внутри неё что-то ёкнуло, словно невидимое воздействие охватило каждую клетку её существа. В груди разлилось странное чувство, похожее на вину, смешанную с легким раздражением. Она невольно поежилась, как будто её окутал ледяной ветер, проникающий в самую душу. Прекрасно понимая, что Саймон, как и всегда, как тогда же, когда в первые с трепетом признался ей в любви, с каким-то детским восторгом и полной искренностью в глазах, говорит от всего сердца, что он действительно её любит, и что его слова не являются лишь банальными фразами, Скарлетт ощутила лишь то, как будто она, словно птица в клетке, оказалась в ловушке своих собственных эмоций, в плену своей неуверенности. Его слова, вместо того чтобы согреть её сердце, как это было раньше, в те времена, когда она сама ещё не была запутана в лабиринте своих чувств, на этот раз вызывали в ней лишь странное чувство неловкости, похожее на жгучий стыд, и какое-то отвращение к самой себе. Ей казалось, что она обманщица, лицемерка, запутавшаяся в сетях собственных противоречий и неуверенности, и что она предает Саймона, даже не желая этого, и это осознание грызло её изнутри, словно ядовитый червь, отравляя её сознание. Она чувствовала себя нечестной, недостойной его любви, и это осознание только усиливало её смятение. — ...Саймон... — невольно прошептала она, её голос прозвучал как еле слышный шёпот, но после, словно испугавшись собственных слов, резко прикусила свой язык, боясь сказать что-то лишнее, что могло бы выдать её замешательство. — Да, птичка? — отозвался Саймон, и в его голосе прозвучала нежность и ласка, словно он обращался к какому-то хрупкому созданию, и это вызвало у Скарлетт ещё большее чувство вины. — Я... Я люблю тебя... — проговорила Скарлетт, стараясь придать своему голосу как можно больше убедительности, но даже для неё самой это звучало натянуто и неискренне, — Прости, у меня ещё дела, — быстро добавила она, словно пытаясь сбежать от разговора, — Иззи сказала, чтобы я сегодня приготовила поесть!... — выпалила она, пытаясь хоть как-то оправдать своё внезапное желание закончить разговор. — А?... Эм, ну хорошо, — ответил Саймон, его голос звучал немного растерянно, словно он не ожидал такого внезапного окончания разговора. — Ты, это, только поешь тоже, — добавил он с легкой тревогой. — Я всё понимаю, что ты занята, но, прошу, поешь хотя бы чуточку. Ты у меня самая лучшая, но если поешь, то станешь ещё прекраснее, — проговорил он, словно произнося заученную фразу, которая всегда заставляла Скарлетт чувствовать себя виноватой, и он, не осознавая этого, играл на её слабостях. — Д-да... Конечно, обещаю... — ответила она, но в её голосе явственно звучали нотки фальшивой бодрости, как будто она пыталась убедить не только его, но и саму себя в своих намерениях. Однако от одной только мысли о еде её желудок болезненно свело в комок, и обещание, слетевшее с её уст, прозвучало усталой фразой, полной пустоты и безысходности. Скарлетт понимала, что сдержать своё слово ей вряд ли удастся, но всё равно произнесла его, словно это было единственным способом успокоить любимого. День за днем она обманывала не только его, но и себя, погружаясь всё глубже в свой внутренний конфликт, создавая иллюзию спокойствия, которая уже давно начала трещать по швам. — Ну, тогда до скорого, любовь моя. Обязательно позвони мне, как только освободишься, — сказал Саймон, с той же интонацией по уши влюблённого. — Конечно, позвоню, — поспешно ответила Скарлетт, и, не дожидаясь ответа, отключила вызов, словно сбегая от чего-то, что её пугало. Она откинула телефон на кровать, и глубоко вздохнула, прикрыв глаза, и пытаясь успокоить своё бешено колотящееся сердце. Комната внезапно показалась ей слишком тесной, словно стены давили на неё, и она почувствовала острое желание вырваться на свободу, куда угодно, лишь бы сбежать от самой себя, от навязчивых мыслей, и от чувства вины, которое, словно ядовитый плющ, опутывало её сознание. «Саймон, я люблю Саймона... Саймон... Джаспер же просто знакомый... Просто сводный брат Эдварда... Джаспер...», — мысленно твердила она самой себе, словно пытаясь вбить эти слова в свой мозг, но тщетно, что заставляло её испытывать ещё больше отвращение к себе. Подсознательно, словно змея, обвивавшая её разум, её снова тянуло обратно к Джасперу, к тому ощущению спокойствия и надёжности, которое он невольно дарил ей. Но Скарлетт отчаянно отрицала это влечение, словно это был некий грех, который нельзя было признавать. Она убеждала себя, что это всего лишь иллюзия, вызванная её одиночеством в этом новом, чужом городе, где нет Саймона. «Я просто ищу его образ в других», — крутила она у себя в голове эту мысль, пытаясь логически объяснить свою нездоровую фиксацию на новом парне. — «Я просто скучаю по его присутствию, вот и всё». Но вся эта тщательно выстроенная версия, в которой она отчаянно пыталась убедить саму себя в своей любви лишь к Саймону, звучала всё менее убедительно, как фальшивая нота в красивой мелодии, особенно когда Скарлетт невольно начала сравнивать Джаспера и Саймона, как будто делала контрольный выстрел в голову своему собственному здравомыслию. Светловолосый, с бледной, алебастровой кожей, с ярко-золотистыми, словно расплавленное золото, глазами, сдержанный в эмоциях, немногословный, и явно старающийся быть отстраненным... Да он же полная противоположностью её дерзкого экстраверта, темноволосого и загорелого Саймона, с его озорными серо-голубыми, как у бездонного моря, глазами, с жаждой жить одним мгновением! От этой мысли Скарлетт невольно вздрогнула, как от удара током, словно она случайно коснулась оголенного провода, и её тело пронзила резкая боль. Неужели она настолько пресытилась Саймоном, что начала бессознательно искать утешения, или, возможно, даже чего-то большего, в полной его противоположности? Неужели он, со всей своей яркостью и энергией, наскучил ей, стал для неё обыденностью, чем-то привычным и предсказуемым? Эта мысль, как зловещая тень, нависла над ней, вызывая ещё больше смятения, паники и тревоги, которые, словно ледяные щупальца, сковывали её тело. Она чувствовала, как внутри неё разгорается настоящий пожар, который угрожал сжечь всё, что когда-то было для неё важным. — Боже, прошу, не дай мне ошибиться, — прошептала Скарлетт, её голос дрогнул, словно тонкая струна, готовая вот-вот лопнуть от напряжения, и в нём прозвучало отчаяние, смешанное со страхом перед неизвестностью. Она закрыла лицо руками, словно пытаясь спрятаться от собственных мыслей и чувств, издав тихий, почти беззвучный всхлип, как будто её сердце треснуло от внутреннего напряжения. Казалось, то ли гуща событий, в которой она сегодня задыхалась, словно вязкая трясина, вымотала её до предела, истощив каждую клеточку её тела, то ли неутихающий вихрь бушующих мыслей и неспокойных, рвущихся наружу чувств, что терзали её душу, как хищные птицы, заставили Скарлетт безропотно сдаться объятиям сна так быстро Веё голове, как отголоски далекой музыки, клубились обрывки разговоров, отголоски эмоций, пережитых за день – от радости до печали, от волнения до разочарования – и тревожные предчувствия, что, подобно теням, сгущались в углах её сознания. Но на этот раз, они не смогли удержать её на поверхности бодрствования, их голоса постепенно затихли, уступив место наступающей темноте. Словно изможденная перелетом птица, которая наконец нашла безопасное место, чтобы перевести дух, Скарлетт погрузилась в благодатную тишину сна, в его тёплые, обволакивающие объятия. {✰✰✰} Изабелла вернулась домой, и её щёки всё ещё пылали от прогулки с Эдвардом по лесу. Два часа пролетели как одно мгновение, наполненное шёпотом ветра, шелестом листьев и, конечно же, завораживающим присутствием Эдварда. Она бы с радостью провела в его обществе ещё столько же, а то и больше, но мысль о реакции отца, Чарли, словно ледяной душ, возвращала её к реальности. Чарли не доверял Эдварду, и это было мягко сказано. В глубине души, Изабелла подозревала, что отец питал к нему нечто большее, чем просто недоверие. Возможно, слово "ненависть" звучало слишком резко, но в его взгляде, когда он смотрел на Эдварда, читалось нечто похожее на плохо скрываемое неприятие. Впрочем, как и у всех любящих отцов, которым кажется, что ни один парень не достоин их дочери. Изабелла вздохнула, понимая, что ей придется быть максимально осторожной. Когда Изабелла переступила порог дома, её тут же окутала зловещая, давящая тишина. Это было настолько непривычно, что по спине пробежал холодок. Обычно, когда Скарлетт оставалась одна, дом наполнялся живой музыкой: она самозабвенно перебирала струны своей гитары, звонко напевая любимые мелодии. Изабелла настолько привыкла к этому домашнему концерту, что звук голоса сестры или переливы гитарных аккордов стали неотъемлемой частью её возвращения домой. Сегодня же царила гнетущая пустота, в которой не слышалось ни единого звука – никакого фонового шума включенного телевизора отца, и уж тем более, никакой музыки. Изабелла медленно закрыла за собой дверь, прислушиваясь к тишине, которая казалась почти осязаемой. Внутри нарастало смутное беспокойство. — Она тоже ушла? — прошептала Изабелла, больше самой себе, чем пространству вокруг. Её голос эхом отразился от стен, подчеркивая удручающую тишину. Вздохнув и хмыкнув, Изабелла, словно сбрасывая с плеч невидимый груз, сделала шаг в сторону лестницы. Её движения были какими-то нерешительными, словно её что-то удерживало. На пути к ступеням, её взгляд невольно зацепился за гитару младшей сестры, стоявшую одиноко в углу гостиной. Этот инструмент всегда был неотъемлемой частью Скарлетт, продолжением её самой, и сейчас он, притягательно сверкая знакомыми струнами, словно манил к себе, вызывая у Изабеллы легкую ностальгию и, одновременно, какое-то странное беспокойство. Сердце Изабеллы слегка ёкнуло от непривычного отсутствия сестры, ведь гитара никогда не оставалась без присмотра. Поднимаясь по лестнице, она ощущала холодный деревянный пол под босыми ногами, и каждый шаг отзывался протяжным скрипом половиц, создавая тревожную симфонию в пустом доме. Достигнув верхней площадки, Изабелла, замедлив шаг, словно крадучись, направилась к спальне младшей сестры, испытывая лёгкое, но настойчивое беспокойство. Ей было важно проверить, не случилось ли с младшей чего плохого, ведь уйти куда-то без своей гитары, было крайне нехарактерно для Скарлетт. Слегка подтолкнув дверь, она тихо ступила внутрь. Комната была погружена в полумрак, проникавший сквозь щели в занавесках. Но даже в таком освещении внимание Изабеллы сразу привлекло спокойное, размеренное дыхание Скарлетт, уютно укутавшейся в мягкое, пушистое одеяло, словно в некий кокон бабочки. На полу небрежно валялись книга, с раскрытыми страницами, сумка, опрокинутая на бок, и подушка, невольно выпавшая из-под головы сестры из-за того, что младшая, по всей видимости, часто ворочалась во сне, пытаясь найти удобное положение. Это обычное, хаотичное положение вещей, так свойственное Скарлетт, почему-то успокоило Изабеллу. Невольно улыбнувшись, наблюдая за её мирным сном, старшая, стараясь ступать как можно тише, подошла к кровати и, осторожно присев на самый край матраса, стараясь не потревожить сон сестры, легко потрепала младшую за плечо. — Скарлетт, — прошептала Изабелла, стараясь не повышать голоса. — ...Мам, отвали, — пробурчала Скарлетт, её голос был сонным и слегка раздражённым. Она нахмурила свои тонкие брови и, всем своим видом выражая протест, отвернулась к стене, плотнее закутываясь в одеяло, как будто пытаясь спрятаться от назойливого присутствия. В её голосе сквозила такая неприкрытая детская непосредственность, что Изабелла невольно улыбнулась. Это было так типично для той Скарлетт, которую она помнила, которая вечно была погружена в свои грёзы. Изабелла тихонько усмехнулась, её губы тронула легкая улыбка: — Это не мама, Скарлетт, — тихо проговорила Изабелла, стараясь сохранить спокойствие и ласку в голосе. Она не хотела пугать младшую. — Это я, Белла. Скарлетт заворочалась под одеялом, и, неохотно возвращаясь в реальность, приоткрыла один глаз. Она несколько мгновений смотрела на Изабеллу, пытаясь сфокусировать зрение и понять, что происходит. В её глазах мелькнуло удивление, а затем замешательство: — Иззи? — пробормотала она, ее голос звучал по-прежнему хрипло, но уже без намека на раздражение. — А что ты здесь делаешь? Чего так рано вернулась? — Скарлетт приподнялась на локте, и на её лице появилось недоумение. — Рано? Да меня более двух часов не было! — усмехнулась Изабелла, слегка приподняв одну бровь. В её голосе звучала легкая ирония, намек на то, что сон Скарлетт был на удивление крепким, а время пролетело для неё незаметно. Она оперлась о край кровати, наблюдая, как младшая пытается сориентироваться в пространстве, и в её глазах играл озорной огонёк. — Ебать, это я как так вырубилась-то?... — фыркнула Скарлетт, неловко приподнимаясь и потирая глаза, словно пытаясь прогнать остатки сна. Она с удивлением посмотрела на Изабеллу, явно не до конца понимая, как могла проспать так долго. — А, Чарли, он тоже уже дома? — спросила она, зевнув так протяжно, что челюсть, казалось, чуть не вывихнулась, и при этом не особо скрывая своё раздражение из-за того, что её сон прервали. Её голос все еще звучал немного хрипло, но в нём уже проскальзывало пробуждение и любопытство. — Нет. Папа еще не пришёл, но, наверное, уже едет, поздно однако, — ответила Изабелла, стараясь сохранить спокойствие в голосе, хотя внутри её начинало расти беспокойство. Она невольно скользнула взглядом к настенным часам, которые, словно издеваясь, показывали, что время действительно позднее. Эта задержка была нетипичной для отца, и это вызывало в ней легкое напряжение. — Он обычно не задерживается так долго, — добавила она с легким беспокойством в голосе. — Может, это из-за пропаж? — без особого интереса, словно размышляя вслух, спросила Скарлетт, откинувшись на прохладную стену и подтянув колени к груди. Её взгляд был рассеянным, и она снова начала погружаться в свои мысли, и этот вопрос был скорее не адресован Изабелле, а просто высказан вслух, как мимолетное наблюдение. — Каких? — переспросила Изабелла, её брови невольно поползли вверх от удивления. — Ну, так почти по всему Форксу развешаны всякие объявления о пропаже людей. Некоторые о тех, кто проживал в Форксе, некоторые о тех, кто живёт в ближайших городках, по типу Сиэтла. Хотя именно большинство пропавших из Сиэтла, — пожала плечами младшая, словно это была обыденная новость, не вызывающая особого беспокойства. Однако, заметив удивленный взгляд сестры, она приподняла бровь, с скептичным выражением лица. — Ты вообще не видела эти объявления? Серьёзно? — Нет... — ответила Изабелла, её голос был наполнен искренним недоумением и некоторым чувством стыда. — М-да. Вот тебе и дочка шерифа, — протянула Скарлетт с легкой насмешкой в голосе, качая головой. Она лукаво посмотрела на сестру, а уголки её губ дрогнули в усмешке. — Да ты со своим Эдвардом ничего не видишь больше вокруг себя, — в её голосе сквозила ирония, но в то же время и какая-то легкая, неосознанная зависть. После этих слов Скарлетт, на мгновение, в воздухе повисла невидимая пауза. Тишина, которая наступила, была не просто отсутствием звуков, а какой-то напряженной пустотой, словно все окружающее замерло, прислушиваясь к невысказанным мыслям, витавшим в воздухе. Комната вдруг показалась гораздо тише, чем прежде, даже привычное потрескивание половиц словно притихло, уступив место этой звенящей тишине. Изабелла, чувствуя легкий укол неловкости, отвела взгляд, словно пытаясь сбежать от острого наблюдения сестры. В её голове, как потревоженный рой, закрутились мысли, и слова Скарлетт эхом отдавались в её сознании, заставляя её переосмыслить свои последние дни. Она с горечью осознавала, что замечание сестры, хоть и сказанное с легкой долей юмора, попало в самую точку. Действительно, её мир, казалось, сузился до границ её отношений с Эдвардом, и она, словно в тумане, перестала обращать внимание на всё остальное. Это осознание пробудило в ней какое-то неприятное чувство, словно она упускала нечто важное. Тем временем, Скарлетт тоже погрузилась в молчание, поняв, что её шутливые слова вызвали более сильную реакцию, чем она ожидала. Её взгляд, полный легкой растерянности, скользнул к окну, и она обняла себя руками, пытаясь хоть как-то скрыть свою неловкость. Она перевела своё внимание на мутные лунные лучи, которые пробивались сквозь оконное стекло, словно ища в их хаотичном мельтешении способ отвлечься от повисшей тишины и неловкой ситуации, которую она сама и создала. — Ну... это... к слову об Эдварде... — неуверенно начала Скарлетт, нарушив затянувшееся молчание, её голос звучал немного тише обычного, словно она не была уверена, стоит ли продолжать эту тему. Она слегка поерзала на месте, не глядя прямо на Изабеллу, и её пальцы нервно теребили край одеяла. — Да?... Что? — ответила Изабелла, её же голос был полным любопытства и легкой настороженности. Она подняла брови, вопросительно глядя на Скарлетт, ожидая продолжения. — Ваша разница в возрасте... она же максимум на полгода... — неуверенно протянула Скарлетт, словно прикидывая что-то в уме. — Ну, ладно, допустим – год. — она старалась говорить как можно более непринуждённо, но в её голосе всё равно сквозило легкое замешательство. Она снова перевела взгляд на сестру, пытаясь уловить её реакцию, но тут же вновь отвела глаза. — Но это же не десять лет! Почему ты из-за этого не хочешь отмечать др? — спросила она, наконец решившись задать вопрос, который уже давно мучил её. Изабелла на мгновение замерла, словно ошеломлённая этим вопросом, её глаза расширились, и она слегка приоткрыла рот, словно собиралась что-то сказать, но тут же замолчала. Она не ожидала, что Скарлетт поднимет именно эту тему, и в её голове внезапно возникла целая буря мыслей, которая мешала ей быстро сформулировать ответ. Она снова почувствовала себя неловко, словно её выставили на всеобщее обозрение, а слова сестры заставили ее усомниться в своих собственных действиях. Изабелла медленно провела языком по губам, пытаясь собраться с мыслями. Выдохнув, она, наконец-то, хоть и неуверенно, начала: — Это... это не совсем из-за разницы в возрасте... — она старательно пыталась подобрать правильные слово, но на его не выходило. — Просто... всё как-то сложно... — она запнулась, понимая, что не может объяснить младшей сестре свои чувства. — Да ладно тебе, Иззи! — воскликнула Скарлетт, ее голос внезапно наполнился досадой и раздражением. Она внезапно перебила Изабеллу, не давая ей договорить, и в её глазах вспыхнул недовольный огонёк. — Я же всегда рассказывала тебе о нас с Саймоном! Все, до мельчайших подробностей, все мои глупые переживания и радости! — она подчеркнула каждое слово, ведь считала это доказательством её открытости и доверия к старшей сестре. — А ты даже про своего Эдварда рассказала мне лишь в больнице, после своего чёртового падения! — добавила она с горечью, её голос дрогнул от обиды, и она невольно сжала кулаки, вспоминая, как узнала о романе сестры. — А хотя знаешь, ладно! Мне уже ничего не интересно! — с нескрываемой злостью в голосе произнесла она, отворачиваясь от Изабеллы, — Можешь сваливать! — прокричала она, и её тон был полон обиды и агрессии. Её резкое изменение настроения, словно буря, сменившая тихий штиль, стало неожиданностью и, выглядело более чем абсурдно. Изабелла, словно получив неожиданный удар током, замерла, не в силах скрыть своего замешательства. Её лицо исказилось от нахлынувшего недоумения, а брови непроизвольно согнулись к переносице, образуя легкую складку. Она никак не ожидала такого эмоционального взрыва от Скарлетт, её резкого перехода от спокойного разговора к гневу. Внутри Изабеллы разрасталось странное чувство, сложная смесь обиды и непонимания. Слова Скарлетт, конечно, частично были правдивы, но реакция младшей сестры казалась ей чрезмерно острой, почти неоправданной. В глубине души Изабелла чувствовала себя несправедливо обвиненной, словно все её попытки быть честной и открытой были проигнорированы. А ведь она ю, на самом деле, старалась! Старалась быть более открытой, хотя бы немного, пусть и с трудом, но рассказывала про Эдварда! Изабелла растерянно смотрела на отвернувшуюся Скарлетт, её губы слегка дрожали, и она чувствовала, что внутри неё, словно хрупкий цветок, возрастает разочарование. «Почему Скарлетт так реагирует?», «Что она сделала не так?», – эти вопросы витали в голове Изабеллы, словно рой пчёл, оставляя после себя лишь горький осадок и беспомощность. Ей отчаянно хотелось возразить, попытаться объяснить свою точку зрения, донести свои чувства, но в то же время она, словно в ловушке, чувствовала, что любое её слово сейчас будет лишним и только усугубит эту и без того накаленную ситуацию. Она понимала, что сейчас лучше просто промолчать, хотя это давалось ей с огромным трудом. — Какая же ты дура-нарциссичная, — тихонько процедила Изабелла, её голос, едва слышный, был пропитан разочарованием и обидой, словно вырвавшийся из самой глубины её души. После, она медленно поднялась с края кровати Скарлетт, её движения были лишены какой-либо грации и наполнены каким-то внутренним напряжением. Не оборачиваясь, и не говоря больше ни слова, она, словно тень, развернулась и, стараясь ступать как можно тише, покинула комнату. — Чья бы корова мычала, мыш серая, — прошептала Скарлетт, её голос был полон язвительности. В этом шепоте, полном сарказма и раздражения, сквозила её собственная боль и непонимание ситуации, словно она хотела подчеркнуть, что Изабелла ничуть не лучше её, и её слова были не просто безосновательны, но и оскорбительны. Она не отводила взгляд от двери, за которой скрылась Изабелла, и в её глазах можно было прочесть целую бурю эмоций, от разочарования до обиды, от упрямства до явной злости.