Не бойся чёрных роз

Суббота, 3-е июля 1976 г.

14:22

      На сей раз уже не до того, чтобы приводить себя в приемлемый вид. Пулей залетев в кабинет, Джоан закидывает плащ на вешалку.              — Здравствуйте. Прошу прощения за задержку, — запыханно произносит, даже не глянув, есть ли кто в помещении помимо неё. К счастью, Кларк давно уже не покидает её кресло, всё заполняя бумаги. Так сосредоточенно, что обращает внимание на прибытие Джоан только когда та присаживается напротив, сдув пряди с лица. — Я раздобыла несколько косвенных улик. Нужно срочно сдать их на экспертизу.              — Рад Вас видеть в добром здравии, детектив-инспектор. Предупреждайте в следующий раз, когда вновь решите независимое расследование провести. — Тихо усмехнувшись, Кларк хлопает ладонью по стопке бумаг. Подобных ей на столе ещё где-то с десяток. Все они возвышаются ветхими многоэтажками, готовыми рухнуть от малейшего дуновения.              Помятый взгляд мистера Коулмана обрамляет синеватая усталость. В этой волоките он так непривычно потускнел, что уже почти сливается призраком с гранитной серостью кабинета. Поэтому, видимо, на слова коллеги об уликах едва обращает внимания.              — Все отчёты я уже заполнил за Вас, можете не беспокоиться. Подпись только везде свою поставьте.              — Благодарю. — Джоан перелистывает бумаги за краешек, бегло проверяя.              — Провели допрос Кассандры Май? — спрашивает, не отрываясь от документов.              — Да. Она всячески отрицает, что знает что-либо об убийстве или убитом. И даже свою связь с мистером фон Артом описывала куда скромнее, нежели он. Явных противоречий нет, но тон их слов заметно разнится. Для него — «достаточно близкая подруга», для неё — «порой задерживается у неё на чай, когда приходит с документами разобраться». Очевидно, что они куда ближе, чем мисс Май пытается это подать.              — Ну-ну, поговорит пусть. Где фон Арт и где бюрократия… — смеётся Кларк. — Думаете, нарочно что-то скрывает?              — Скорее всего.              Сержант дописывает до точки и откладывает ручку в сторону. Откинувшись на спинку кресла и закинув руки за голову, разминает шею, изрядно затёкшую после монотонной возни с бумагами. Инспектор подмечает в мыслях, что такая работа ему совершенно не к лицу. Даже больше, чем эти старомодные подтяжки.              — Покажите, что раздобыли. Будем надеяться, что экспертиза до конца смены управится.              На стол Джоан выкладывает добытые улики, расфасованные по небольшим полиэтиленовым пакетикам. Неизвестные травы, грязный платок и уже распавшаяся на лепестки красная роза. Коллега окидывает их взглядом, похоже, не совсем понимая, на что именно те должны указывать.              — Где Вы их нашли?              — Скажем так… Удалось побывать в доме мисс Май.              — Мисс Батчелор, а Вы, я вижу, настроены решительно. — Сержант присвистывает. — Понимаю теперь, отчего так задержались. Всё из-за женщины, да?..              — К следствию это не относится, — отрезает госпожа детектив. И тон, и выражение лица у неё становятся серьёзнее, обретая ещё бóльшую деловитость.              Опережая назревающий вопрос от коллеги, она добавляет:              — Конечно, если обыск произошёл без выданного на него ордена, добытые при нём улики считаются недействительными. Но мне они нужны не как прямые доказательства, а скорее чтобы понять, в каком направлении стоит копать дальше.              Инспектор указывает пальцем на каждую улику поочерёдно, кратко объясняя, что требуется выяснить, и почему усмотрела в них что-либо подозрительное. Кларк слушает ровно, хоть и вдумчиво, однако рассказ о красных розах всё же вызывает на его лице лёгкое изумление:              — Целые кусты прям? А вот это серьёзное заявление. Уверены, что там были именно Проклятые розы?              — Не на все сто, безусловно. Однако в саду помимо них растут только чёрные бутоны, а в том, что это Проклятые розы, сомнений точно нет. Причём, что показательно, красные цветут исключительно на боковом и заднем дворах, подальше от чужих глаз. В то время как фасад устелен именно чёрными.              Опустив брови и задумавшись до видных морщин, сержант потирает подбородок и высматривает кровавую розу в полиэтилене.              — Наблюдение интересное, бесспорно. Однако лукавить не буду, инспектор, мне всё ещё не до конца понятен ход Ваших мыслей. Если кусты и правда покраснели от чьей-то крови, она явно принадлежала не убитому. Как это тогда относится к следствию?              — Мыслите шире, мистер Коулман. Если все мои подозрения окажутся верны, то это напрямую будет указывать на то, что мисс Май совершала преступления прежде. Тогда будут все основания предполагать, что её личность может быть связана и с нашим делом. Это легко подкрепится, во-первых, тем, что они с мистером фон Артом очевидно пытаются всячески отвести внимание следствия от своей связи. А во-вторых, тем, что сам мистер фон Арт прежде заявлял, что избавление от нашей жертвы было едва ли не его заветной мечтой.              Сложно сказать, насколько доводы коллеги его убедили. Потерев висок, Кларк истощённо выдыхает и поднимается, бережно пряча улики во внутреннем кармане пиджака:              — Ох уж этот столичный почерк… У нас тут время и ресурсы на косвенные мелочи распылять не принято. Но раз хотите, то так уж и быть, пусть эксперты наши немного разомнут кости.              — Нам для изучения ещё копии всех поддельных документов жертвы и заключенных на них договоров есть. — Джоан достает их из сумки и кладёт на край стола.              — О, а вот это уже по-нашему. — Будто даже слегка взбодрившись, мистер Коулман берёт бумаги в руки и в первую очередь цепляется взглядом за упомянутые в них имена. — Новый списочек для старых добрых допросов. Кстати, об этом…              Не успевает он завершить мысль, как за него это делает истошный вопль за стеной. Приглушённый, но всё ещё отчетливый и сопровождаемый звуком битой посуды. Вскочив с места, Джоан отворяет тонкую дверь, ведущую в соседний кабинет, и тут же с хрустом наступает каблуком на фарфоровую крошку от разбитой чашки. На заеложенном, пожелтевшем от времени диване рассиживают те, у кого одними только шмотками и манерами уже писано на лбу: путаны. Преимущественно девушки. Сидят спокойно, то надувая жвачные пузыри, то полизывая леденцы. И лишь одна, взобравшаяся на диван с ногами, истерит и рвёт связки так же отчаянно, как и волосы:              — Я не убивала его! Нет!.. Это не я! Это была не я! Почему всегда я-а-а?!.. — кричит, пока голос совсем не угасает, словно растворяющееся в пещере эхо.              — Короче говоря, обзвонили мы почти всю записную книжку убитого, — подходит Кларк. — Мужиков оттуда я уже допросил, протоколы в папке. Вам остались женщины… — Когда ему подмигивает напомаженный худощавый юноша в жвачно-розовой шубе, сержант неоднозначно поводит уголком рта. — И им подобные.              Джоан спешит налить холодную воду из-под крана в стакан. Добавляет мощное успокоительное из сумочки и, погладив девушку по голове, мягко приказывает ей выпить до дна.              — Как её зовут?              — Агата. Документов не нашли.              — Агата — в диарее виновата. — Смуглая дама рядом заливается сиплым гоготом. Единственный паренёк в компании его с удовольствием подхватывает и даёт ей пять. В отличии от неё, хохочет совсем тонко и жеманно, словно юная мадемуазель перед принцем.              Девушка осушает стакан, пару раз едва не выронив его из трясущихся пальцев. Глотки ей явно даются с трудом. Придерживая стакан для так названной Агаты, Джоан пользуется шансом внимательно её разглядеть. Она совершенно на остальных не похожа: одета в целомудренную белую ночнушку с рваными рукавами, неприпудренная, ненакрашенная и бледная-бледная, почти как бумага висящих позади неё газет и грамот. Испуганное дитя, сбежавшее от чокнутого папаши с травматом, а не куртизанка. Волосы Агаты застилают колени и то ли от природы так пышно вьются, то ли та их уже так надрала на нервах, что превратились они в одно громадное облако спутанных чёрных ниток. В своей компании она словно ворона среди попугаев.              — Я никого не убивала… Честно… — надрывисто сипит Агата, ведь голос уже безнадёжно сел. — Пожалуйста… Хоть вы скажите, что это была не я…              Её босые ноги разрумянились от холода так же, как и худющие пальцы рук. Зато весь тот румянец, что положен лицу, в себя вобрали белки глаз, на фоне прозрачной кожи пылающие спелыми волчьими ягодами. Что-то в её невинных чертах затаилось волнующее, кошмарное, подобное героине Лавкрафта. То же, что и у…              И сравнение с вороной оказывается точнее некуда: когда Агата нервно смахивает длиннющие кудри с плеча, на груди блестит знакомая брошь из чёрного пера и тонких веточек, подвязанная бантиком.              Опустившись на корточки, Джоан невесомо, успокаивающе гладит её холодную щеку. Сделав голос тише ветра за окном, она заглядывает девчонке в глаза. Все разнородные волокна чувств, догадок и интуиции оформляются в единственный вопрос:              — Ты знаешь, кто такая Кассандра Май?..              Агата тут же широко распахивает до жути большие глаза и по-детски зажимает рот обеими ладонями. Боится даже мотнуть головой, хотя и видно, что хочет.              — Малыха, ты не жди, пока она утихомирится. Агатка наша привыкла к жёстким травкам. Твои капельки ей как слону наши таблетки от поноса, — встревает всё та же громкая леди с грязным загаром, курящая в люльке что-то крепкое. Запашок намекает, что явно не табак. — Допрашивайте уже нас, что ли.              Одна из девчонок с очевидно нетрезвым визгливым голоском нетерпеливо машет рукой:              — О, я буду первой! Я, я!              — В общем, играйтесь тут, инспектор. — Кларк ободряюще хлопает коллегу по плечу и покидает кабинет. — Не мне Вас учить, в конце концов.

***

      Свидетель №1.       Имя: Вивьен Льюис       Дата рождения: 03.05.1958       Место рождения: Кантетбридж              — Рассказывайте, когда Вы узнали об убийстве, как именно узнали и где были в момент его совершения.              — О, смотрите! Значит, во вторник я пошла клеить чуваков в «Поцелуй Рок-н-Ролла»… Вы видели это место ж, наверное, да? Ну оно такое, с ромбиками яркими на вывеске… И охранники на входе всегда голенькие до трусов! Ой, и там ещё такой секси бармен! Лижет так, будто из мороженки целую скульптуру языком вывести пытается, ещё и щетиной так приятно колется… Хоть и пойло колотит отвратительное — после его «кровавой мэри» весь толчок заблевала. Так вот, там мы…              — Мисс Льюис, прошу, чуть помедленнее… — Джоан морщит лоб от боли в висках, совсем не поспевая пропускать речь допрашиваемой через сито стилистической обработки и переносить на бумагу. С каждым словом всё чётче ощущение, что голова вот-вот грецким орехом расколется пополам.              Девчонка громко мнёт зубами жвачку и тараторит быстрее, чем озвучка рекламы по радио. Есть подозрения, что виноваты во всём таблетки амфетамина. Вивьен и сама выглядит словно их живое воплощение: не только до жути дёрганная и неусидчивая, но и такая же по-попугайски пёстрая. Макияж — сплошная геометрия из обрубленных линий и неряшливых неоновых градиентов, а на волосах с отросшими тёмными корнями Джоан даже поверхностным взглядом насчитала минимум три оттенка. Но видно, что личико ещё юное и наивное. Леопардовый полушубок сливается в ядрёную эклектику с эдвардианской блузой. Джоан припоминает, что молодёжь с подобным стилем себя зовёт «новые романтики». Ныряющие в гедонизм с головой противники извечно перекошенных от злобы панков.              Из раздробленных обрывков речи детективу приходиться складывать цельную историю. Получается так: всю ночь с понедельника на вторник вплоть до закрытия Вивьен проторчала в клубе, цепляя клиентов среди ветреных единомышленников. На прочие вопросы Джоан свидетельница отвечает всё так же бесполезно. Но, тем не менее, противоречий найти не удаётся. Когда заходит речь о том, что может подтвердить алиби, она достаёт из высоченного сапога картонный одноразовый пропуск розового цвета в безвкусную тигровую полоску, где виден слоган «Со вкусом секса и лучшей текилы Кантетбриджа». Дата на нём указана верная — 28 июня. Пропуск надорван охранником сбоку и испачкан в коктейле. Значит, в «Поцелуе Рок-н-Ролла» Вивьен и правда была.              — Босс позволял Вам подыскивать клиентов таким образом или это была исключительно Ваша инициатива?              — Да ну не-е, конечно ж разрешал! — икает сразу после того, как лопается жвачный пузырь. — У обдолбышей знаете сколько баблишка вынести можно? Хозяин сразу это учуял! Я и дальше так работаю теперь! Ну, только выручку ни с кем больше не делю…              Покачав головой, Джоан демонстрирует свидетельнице снимки находок с места преступления. О браслете слышит лишь совсем не касающуюся дела историю из детства мисс Льюис, зато на розу реакция оказывается куда бурнее, чем ожидалось:              — Блин, бли-ин! — Вивьен едва ли не вскакивает со стула, будто вот-вот выдаст что-то, что одним махом закроет дело. — Я видела эту штучку раньше! Клала когда в сумку Хозяину его долю выручки, заметила сразу, что там зачем-то бутон валялся. Прям поверх деньжат, как будто подкинул кто-то… Но это не я, честно!              — То есть, Вы утверждаете, что данная улика была у жертвы и раньше? Только прежде не в кармане, а в сумке?              — Да! Было, было такое!              — Когда Вы её обнаружили?              — В понедельник утром. Точно помню!              — Примерно за сутки до убийства, значит… — протягивает Джоан себе под нос. — Странно, что мистер Гисборн продолжил носить цветок с собой и дальше. Для чего?              — Дак вот в чём прикол! Я помню, что этот бутончик он из сумки вытряхнул. При мне прямо! Но это тот же самый, клянусь! Там видите, вон-вон-вон… — Вивьен тычет длинным ногтем в снимок. — Лепесток один красный целиком! Так прям ровненько-ровненько… Может, кто подкинул цветочек Хозяину изначально, сделал это потом снова?              Джоан изгибает бровь, начиная понемногу путаться.              — С какой целью?              — Не знаю… — Свидетельница дует губки. — Хозяин по розам никогда не угорал. Хотя девочки говорили, он раньше был среди детей цветов! Ой, но хиппи уже давно ведь не в моде…              Протяжный вздох. Потирая переносицу, госпожа инспектор вручает допрашиваемой протокол на подпись.              — Следующий.              Свидетель №2.       Имя: Луиза Рейес       Дата рождения: 30.09.1940       Место рождения: Сан-Фелипе (Венесуэла)              У женщины взгляд совсем не затуманен, несмотря на смесь кожуры манго и чего-то горклого и весьма экзотического в её трубке. Наоборот, кажется, её угольные глаза замечают куда больше, чем должны.              — Утомила тебя наша пиздявка, да, подруга? Ты на неё зла не держи. Она ж зелёная совсем, мозги с горошину… — Покачивая ногой, Луиза видит усталость на лице детектива и протягивает ей руку. — Давай, выложу всё сама, не напрягайся.              Обычно Джоан указывает после первой же реплики на субординацию, но сейчас даже это «тыканье» исправлять нет желания. Звучит в нём сквозь пропитанный улицей говор что-то добродушное. Она без лишних слов вручает свидетельнице ручку и позволяет заполнить протокол самостоятельно.              Луиза — женщина явно бойкая, широкоплечая, но стройная, с густой копной сажных кудрей, напоминающих подгоревшую вату или старую железную мочалку. Под ними, однако, не спрячется бандана, из-под которой выглядывают замызганные бинты. Татуировки на плечах у дамы совсем посинели и выцвели, но она их нисколько не стыдится и носит на обнажённое тело короткую шнурованную жилетку из кожи, что выставляет напоказ каждый мускул. Истинная амазонка из приключенческой беллетристики.              С протоколом она справляется быстро. Наверняка не раз обдумала свои показания заранее. Рассказывает, что перед убийством постоянный клиент снял её на всю ночь. Назвала даже его имя и упомянула, что тот запросто может это подтвердить. После смерти босса решила повысить ставки — теперь старается обрасти всеми нужными связями, чтобы стать сутенёршей сама. Она будто предугадала все вопросы заранее — возможно, в процессе курения её навестило некое откровение, — и разом ответила на каждый до единого. Текст хоть и написан периодически с ошибками, но настолько складен в своём содержании, что даже настораживает. Джоан указывает пальцем на голову, намекая на бинты Луизы:              — Прошу прощения, мисс Рейес. Что послужило причиной этому?              — Да херня из-под коня… — затягивается она, прищурив измазанные тенями рысьи глаза. — С кентишкой одним поспорили, кто башкой больше бутылок снести сможет. Как видите, с госпожой Фортуной я с детства в дёсна долблюсь. Смела четверню одним махом… Хех, жаль только, Хуанчик мой уже об этом не узнает. После второй сразу скрючился. Осколок ему мозг чуть ли не пополам расхерачил.              А в ответ на лёгкий ступор, читаемый на лице Джоан, добавляет:              — Вы его там у себя не ищите, не напрягайте лишний раз задницы. Хуанчик у нас прописан не был, нет его ни на каких ваших бумажках.              То, что следствию Луиза при всём желании дать ничего не может, становится понятно очень скоро. Задав ещё пару дежурных вопросов, на которые получает весьма уверенные ответы, и продемонстрировав те же снимки, мисс Батчелор её отпускает. Так и не замечает ничего, кроме разве что того, что время от времени Луиза странно потирает запястье. Однако с таким мощным корневищем бледных шрамов на смуглой коже и ещё бесчисленными свежими царапинами это не вызывает удивления.              Свидетель №3.       Имя: Мэри Зима       Дата рождения: 13.07.1951       Место рождения: Кантетбридж              Наступает черёд единственного в компании юноши. Внешне от дамочек, правда, его едва отличить. В противовес тому же фон Арту, в нём женственное абсолютно всё — не только одежда и повадки, но и лицо, тембр, даже худое тело под прикрытием розовой тучи-шубы вполне можно принять за девчачье. И женское имя у него, как оказалось, не рабочая кличка и даже не вписанное в паспорт с годами, а данное с рождения. Сама судьба ему будто эту роль начертала, говорит.              Ведёт себя свидетель довольно развязно, высокомерно, отстранённо, хоть и, в отличие от Адиэля, враждебности в его поведении не чувствуется. Скорее лишь привычка знать себе цену. На вопросы отвечает кратко, из раза в раз отрываясь от своего леденца в форме сердца крайне нехотя, и каждой реплике предшествует высокий-высокий манерный вздох. Джоан сразу подмечает, что Мэри — путана совсем иного сорта. Разбалованная деньгами и залюбленная со всех сторон. Не из тех, кто кулаками выгрызает себе место под солнцем — уютное гнёздышко ему наверняка досталось изначально. Все его кости целы.              — Ах, дорогуша… Вы поймите: я в этом деле совершенно не при чём. С этими девочками я лишь тусуюсь и с боссом их пересекался за последний год максимум разочек-другой. Неужели вы меня приняли за одного из них? — Мэри кокетливо поправляет своё слегка подвитое каре. — Ну разве не видно, что лизать пятки каким-то вонючим сутенёрам — совершенно не мой уровень? Ах, не в обиду девочкам, конечно…              — Вы не под опекой мистера Гисборна? — Джоан сдержанно вскидывает брови. — Кто тогда Ваш шеф?              — Душечка, я сам себе шеф… Нет, числится моё имечко, конечно, в «Эдеме». Но там я ярче всех звёздочек вместе взятых. О, а Вы бывали у нас? — Склонив набок голову, он с лёгким прищуром прикасается языком к карамельному сердечку на палочке. Свет в допросной вдруг падает на его лицо так, что становятся видны все замазанные пудрой недостатки, и картинка немного теряет свою рекламность. А ещё Джоан замечает в его чертах что-то совсем отдалённо восточноазиатское. — Для Вас, мисс инспектор, можем сделать скидку…              Много путного вытянуть из Мэри не удаётся. Не столько из-за того, что всем видом он демонстрирует своё равнодушие, сколько потому, что и правда банально ничего не знает. Ибо знать особо неоткуда. И на вопросы, и на доводы, и на фотоснимки ответ везде один: «Понятия не имею».              — Знаете что, мисс инспектор? — вдруг выдаёт он после по-особенному тягучего вздоха. Похоже, эта канцелярщина его уже знатно утомила. — Честно говоря, Вы до пенсии в этом рыться можете. Этого дяденьку вашего прикончить мог кто угодно. Даже я слыхал, что этот престарелый дурачок задолжал половине Кантетбриджа. И больше всего, насколько знаю, Хардманам. Их люди к нему заглядывали постоянно. А Вы же понимаете, с этой семейкой шуточки о-ой как плохи…              — Откуда Вам известно о связи убитого с Хардманами? — Джоан навостряет глаза.              — Да это ж ни для кого не секретик. Без хардмановского спонсорства в Кантетбридже ни один бизнес держать невозможно, а место на секс-рыночке и подавно… — вновь лижет леденец. — Даже «Эдем» процветает только потому, что владелица наша давно уже играет во фри-лав со старшим сыночком Хардманов. Ну, малыш, правда, пока понятия не имеет, на что именно его деньжата уходят… Но, ах, так даже лучше. Он мальчик очень строптивый. Не дай бог ещё проблемки нам решит устроить, если узнает.              Мисс Батчелор стучит ручкой по столу, упёршись взглядом в протокол.              — Вы считаете, за убийством могут стоять Хардманы или их люди?              — Ну-ну, дорогуша, не пачкай мне язычок этими словами. Я такого не говорил. На Хардманов вообще наговаривать лишний раз не стоит…              Не дожидаясь разрешения, Мэри сам поднимается, чтобы покинуть допросную. Впрочем, всё, что он мог дать следствию, уже легло на бумагу протокола. Вместо прощания лишь дополняет свои слова:              — И Вам тоже не советую.              Свидетель №4.       Имя: Авраам Фейнберг       Дата рождения: 25.04.1956       Место рождения: неизвестно              — Абигейл, я прошу прощения… В Вашем документе, вижу, указано мужское имя.              Джоан сверяет чёрно-белое фото в некой выписке, заменяющей у допрашиваемой паспорт. На нём хоть и совсем юный, но парнишка. А напротив инспектора — девушка. Худая, вместе с густыми бровями выкрашенная в неряшливый блонд, превративший волосы в жёсткое сено, нос тонкий, а черты лица слегка грубоватые и острые, но вполне себе женственные, выделенные грязным макияжем. Правда, глаза те же, что и на снимке. Только взгляд с концами потухший. Даже серее, чем сквозь чёрно-белую плёнку.              — Да. Это не имеет значения, — сухо отвечает. Голос у неё сиплый, тихий, как из плотно закупоренной жестяной банки, и слегка низкий. Абигейл поправляет лямку майки под драной косухой и инспектор замечает, как ненароком из-под её бюстгальтера выпадает небольшой комочек ваты. На месте груди, скорее всего, у неё простая обманка. — Называйте меня Абигейл. Прошу.              Госпожа детектив понимающе кивает.              — Расскажите, что Вы делали в ночь с понедельника по вторник.              — Можно я сама?              — Что именно?              — Показания напишу.              Заметно, что пребывать здесь у Абигейл нет ни малейшего желания, однако вряд ли это вызвано именно тем, что обстановка тусклой допросной ей настолько чужда. Девушка просто смертельно устала. Рука у неё дрожит и соскальзывает не раз, от чего текст в протоколе получается грязным и кострубатым. Показания у неё крайне короткие: провела ночь с больным братом — семья может подтвердить — а под утро тот скончался.              — Извините за нескромный вопрос, мисс. Чем был болен Ваш брат?              — Врачи сказали, что этой хворью неизвестной, которая везде сейчас бродит. Мышцы ломило, лихорадило, с каждым днём лёгкие работали всё туже. В последний свой день уже даже не просыпался. Хорошо, что матушка его смерть воочию не увидела. У иконостаса всю ночь проторчала, молилась.              — Какое лечение ему было выписано?              — Препаратов куча. Мне пришлось все гроши, что на свою операцию собирала, потратить на них. Но без толку. Там нужен был особый препарат, который из Проклятых роз изготавливается. А Хардманы на пороге эпидемии цены на него завысили в дохренища раз.              — Вы не пробовали подать заявление, чтобы вашу семью освободили от оплаты?              — Мы приезжие. Нам с порога отказали.              Ещё много довольно отстранённых вопросов звучит в промозглых стенах. Выпуклость кадыка Абигейл, скрытая под чокером, дёргается в глотке после каждого обрывистого ответа. Несмотря на видимую нелюдимость, ответы девушка каждый раз даёт абсолютно искренние. О том, что в проституцию пошла в первую очередь ради того, чтобы накопить денег на хотя бы минимальную пластику, чтобы уже не только люди с особым уровнем эмпатии и вежливости звали её девушкой. Матушка-иудейка после четырёх попыток изгнать из неё бесов будто и продолжала её любить, но видеть в ней сына, а не дочь, так и не перестала. Джоан внимает каждому слову, многое оставляя вне протокола, но не может не обратить внимания на одну деталь:              — Мисс… Почему Вы постоянно одергиваете рукава?              — А… неважно.              Осознав сиюсекундно, какую глупость сказала перед следствием, Абигейл таки показывает несмело молочные полосы шрамов на запястьях. И тут же прячет.              — Я их скрываю обычно… Но сегодня не вышло. Простите.              Ещё пару минут допроса, превратившегося окончательно в мягкий диалог, — и Абигейл уже не в силах скрывать дрожь. Нервно закурив с немого позволения Джоан, она глухо шепчет. Шепчет тем же голосом, что наверняка хрипела молитвы её мама:              — Я ненавижу этот город… Эту работу… Этих уёбищных Хардманов, пусть эти фунты им поперёк горла встанут… Ненавижу… себя. То существо бесполое в зеркале… — зарывается носом в рукав куртки. — Ненавижу. Пусть каждый здесь будет проклят. И я в первую очередь.

***

Суббота, 3-е июля 1976 г.

20:05

      — Ну что, детектив-инспектор, как Вы там?              Кларк своим появлением сотрясает то вязкое кисельное уныние, которое затопило кабинет и в котором Джоан уже тонет с головой. Не спасает даже табак, хоть и от его потребления это не останавливает. Мысли в голове прыгают бешеными зайцами. За окном ливень тарабанит по подоконнику несуразной мелодией.              — С допросами на сегодня окончено. — Она кладёт ладонь на папку, пополнившуюся новыми протоколами. — Все Ваши бумаги я изучила, благодарю.              — Тут это, от экспертизы весточка пришла.              Умостившись на краю стола, сержант ещё раз пробегает контрольным взглядом по отчёту в своих руках, и лишь потом передаёт его коллеге. Пока Джоан напряжённо его изучает, едва вспоминая о дыхании, Кларк констатирует:              — Если вкратце: на платке следов крови не обнаружено, а травы — банальные сорняки из леса, которыми ещё наши деды подлечивались.              — А роза? — выпаливает инспектор, перебив.              — Таки Проклятая, да. Но покрасневшая так давно, что анализ крови провести уже невозможно. Может, её и вовсе свиной кровью просто поливали для красоты, как некоторые наши банкиры делают.              Она перечитывает отчёт трижды, чтобы убедиться. Наконец разом выпускает весь накопленный в груди воздух и, откинувшись на спинку кресла, накрывает лицо ладонями. Пусто. Тупик. Джоан уверена, что утвердительный ответ от экспертизы расстроил бы её не меньше. Но от итога на душе всё равно гадко, будто накипь осела. Не больно, не тяжело, просто до жути спутанно. В ушах назойливой мухой звучит собственный голос: Могу ли я тебе доверять, Кассандра Май?..              — Да ладно, мисс Батчелор, не расстраивайтесь так. Впервые с тупиком встречаетесь, что ли?              Джоан не отвечает. Крепко закуривает, забивая дымом опустошённые лёгкие. Ей кажется, что мысли уже окончательно отделились от нервной системы и стали жить сами по себе, не поддаваясь её контролю.              — Завтра продолжу поиски, — утверждает она, сама едва осознавая, что говорит это вслух.              — Чего Вы вообще так за эту мисс Май зацепились-то? Там всё понятно было ещё когда фон Арт о ней как о подружке отозвался. У него товарищи все такие… — Присвистнув, Кларк крутит пальцем рядом с виском. — Дурные немного, но обычно безобидные.              Но Джоан непреклонно расправляет плечи:              — Нет. Я буду стоять на своём.              Коллега отвечает одним лишь звучным вздохом. Похлопав мисс Батчелор по плечу, он спрыгивает с края стола и разбавляет её понурость своей фирменной ветреной усмешкой:              — Так уж Вам эта девчонка понравилась? На свидание бы её тогда пригласили уже, что ли. Вы ж не хуже меня должны знать, что в таких случаях делать, ну. Или у Вас свои способы флирта?              — Мистер Коулман, прошу. Это моё решение. Когда чувство внутри так настойчиво шепчет детективу, что что-то в этом направлении нечисто, он не имеет права его игнорировать. — Джоан наполняет пепельницу раскалённой рыжей крошкой. — Я буду гоняться за мисс Май до тех пор, пока оно не замолчит.              — Опасная Вы всё-таки женщина, мисс Батчелор. — Кларк цокает языком. — Ладно, не смею перечить старшему по званию.              Остаток смены у коллег проходит в серой волоките, в ходе которой едва перекидываются парочкой-другой слов. И вскоре Джоан остаётся совсем одна. В душных болезненно-серых стенах, когда взор больше всего на свете сейчас жаждет насладиться пёстростью бело-алого мазка.              Возможно, Кларк прав от и до — её просто тянет к этой чертовке необъяснимой гравитацией, и детективное чутьё тут не при чём. Джоан всё гадает: дело в том, что в очаровании Кассандры она усмотрела проблеск какой-то потаённой угрозы, или же наоборот, очаровалась её изысканной опасностью? И ответа не находит.              Она вертит в руках бумажку, где каллиграфическим почерком выведен номер и адрес Кассандры. Нет уверенности, к чему именно ведёт её чутьё, но зато Джоан точно знает, что пальцы сейчас как никогда тянутся к ручке и бумаге. Уже нет сил им противиться.              Оставив на краю листа поцелуй цвета смородиновой мякоти, она несмело начинает выводить первые буквы:              «Милая Кассандра,       Ты победила.       Признаюсь честно, я всё не могу выбросить тебя из головы. Всю смену меня глодали мысли о твоих губах. Хочу распробовать их целиком, разжевать каждую нотку вкуса. Я знаю, что изучать их буду долго и с пристрастием. Они куда увлекательнее любых следственных дел.       Если это желание взаимно — прошу, извести меня, когда у тебя найдётся свободный денёк. Хочу сходить с тобой в театр. Хочу, чтобы ты показала мне лучшие рестораны Кантетбриджа. Хочу просто провести с тобой время.       Целую,       Джоан.»