Патронус Истинной Души

— Профессор, к чему все эти вопросы? — нахмурился Гарри. Он вновь находился в том загадочном помещении на вершине башни, с причудливыми устройствами в стеллажах и свечами в форме позвоночников. С тяжестью на душе вернувшись рано утром от Тиберия в почти пустую школу, он ожидал чего-то более... Чего-то более... «Просто — чего-то более.» — Мы разве не должны тут заниматься какими-то срочными и важными делами? Вы ради этого меня с каникул выдернули? — в голосе проступил лёгкий наезд, который он ранее в адрес учителя — по крайней мере, этого — себе не позволял. — Нельзя было просто всё обсудить по этой вот связи... как её там... через бумажный камин? — Прости, Гарри, но нельзя... — Люпин с досадой и даже, кажется, проступившей виной — опустил взгляд. — С учётом значимости ситуации — риск того, что о малейших деталях текущего расклада узнают посторонние — даже те, кому ты довер... — Вы продолжаете это твердить, — уже совсем резко перебил его гриффиндорец. — Но так и не объяснили, что за расклад такой! — Ты тоже не ответил на последний вопрос. И в целом, весь разговор отвечаешь крайне уклончиво. «Ну охуеть теперь! Дамблдор сказал держать в секрете одну из важнейших деталей в событиях последнего времени — а теперь я виноват, что вынужден юлить всякий раз, как на горизонте маячит роль Кормака во всём этом?» — Итак? — мягко, но решительно напомнил о себе преподаватель, вопрошающе изогнув бровь. — Что — «итак»? — Ты на вопрос-то — ответишь? Раздражённый парень растерялся и, помедлив, куда сдержаннее выдал: — А... простите, я отвлёкся. Можете повторить? Люпин в ответ на такую несобранность — лишь усмехнулся, на миг подняв взгляд к потолку и задумавшись о чём-то своём. А затем — посмотрев на Гарри в отеческой манере — терпеливо повторил: — Насколько удачно прошли твои каникулы? Тот — снова нахмурился, поняв, что ничего он не пропустил, а просто никакого сущностного вопроса — озвучено и не было: — Профессор, ну давайте уже ближе к делу! Я вернулся в школу ни свет ни заря, по первому зову директора — не для подобной светской беседы... — Это не светская беседа. А совершенно конкретный вопрос. Я спрашиваю не из праздного любопытства, а потому, что ожидаю получить на него столь же конкретный ответ. Ещё раз: насколько, — он интонационно выделил это слово, — удачно прошли твои каникулы? — Ну... удачно, да, — пожал плечами парень. — Я выполнил ваше указание, если вы об этом. Хорошо отдохнул. Правда, я рассчитывал, что у меня ещё три дня было в запасе — а вышло... — Гарри, ты всё ещё не ответил. Насколько удачно? Давай спрошу иначе: выделяются ли минувшие каникулы на фоне того, как они у тебя протекали в прошлом году? В явно лучшую или худшую сторону. — Да, как бы... — он снова растерялся, не зная, с какого из отличий начать. — Вы же сами в курсе, в какой суматохе я покидал школу. Конечно, минувшая неделя — нечто из ряда вон. — Нет, помимо этого. Если не считать весь тот сыр-бор с Визенгамотом, «Пророком», твоим патронусом и экстренной эвакуацией. Сами каникулы — в них как-то принципиально отличался от обычного расклада общий настрой, общий фон? Не в результате каких-то твоих действий, а совершенно спонтанно, сам по себе. Гарри призадумался, впервые за всё это время взглянув на всю ситуацию отстранённо. «Ну вообще... если вычеркнуть весь этот пиздец... Целая неделя в гостях у Тиберия... Да, хотелось бы все полторы... но с учётом того, как радушно он меня принял... Со всем тем, что мы там вытворяли... плюс, в компании Стивена, который каким-то безумным образом там тоже оказался, да ещё и в первый же день открылся нам с Кормаком — по сути, посторонним людям... даже после того, как он там ко мне относился изначально... и это — к тому же, в хоромах Тиберия... которые оказались не напыщенно-роскошными, а такими уютными и домашними... такими необходимыми именно сейчас — вселяя спокойствие тем, как они нас укрывали от остального мира... притом, что их параноидальный хозяин — ни с того ни с сего — дал нам с Солнцем чуть ли не карт-бланш на распиздяйство, да ещё и поделился даже секретами своего убежища, о которых до этого — ни разу не обмолвился никому, кроме Кормака... и заступился за меня перед Скитер... хоть так и не признал этого... и с такой заботой потом научил меня всем тем крайне полезным заклинаниям... А что уж он там вытворял между делом — оууу... И Стивен — тоже. И сам Кормак, который наконец-то ТАК раскрепостился. И каким непередаваемо счастливым он был тогда, когда мы со Стивеном решали немного пошалить, в очередной раз порадовав Солнце сразу вдвоём... И уж тем более — в тот незабываемый момент. Когда он таки осознал, что уже научился летать по-нормальному... И что я застал это в самой откровенной близости с ним — максимальной из всех возможных — обнимая его сзади и балдея от его искреннего восторга... О боже, какой там был момент!.. Вот если сложить всё вместе...» — Таким счастливым я ещё никогда не был, — уже вслух закончил свои раздумья он. — На эти праздники — я будто, и впрямь, оказался в самой настоящей рождественской сказке. — Хм... — профессор подозрительно прищурился, окинув ученика недоверчивым взглядом. — Не преувеличиваешь? — Точно нет. — Хорошо. Можно ли сказать, что эта неделя прошла не просто «счастливо», но невероятно удачно? — Да не то слово! Там поначалу — вроде бы, такая цепочка неприятностей была, которая не сулила ничего хорошего... Но как всё сложилось по итогу — это просто что-то с чем-то. Я рад... — опомнившись, он поймал себя на том, что слишком уж разоткровенничался — и во избежание повторов такого вот внезапного «выдёргивания» его с каникул — добавил, снова насупившись. — Рад — не считая того, что закончилось всё таким обломом. — Да-да, понимаю... — Люпин вновь опустил грустный взгляд. — Я сам — не в восторге от того, что пришлось отбирать у тебя драгоценный момент спокойствия вдали от публики, — тяжёлый вздох. — Понимаю, поверь. Но это было необходимо... Он замолк, встал с нижней ступеньки лестницы, на которой сидел до этого, и принялся расхаживать из стороны в сторону... опираясь о свою трость. Лишь теперь Гарри обратил внимание, что сегодня — профессор встретил его сидя, и с самого момента его прихода — так и оставался в этом положении до сих пор. А сейчас, когда встал — студент заметил, как болезненно тот вновь прихрамывает. И от этого открытия — стало неловко. Получается, преподаватель вновь уделил ему время, несмотря на собственное тяжёлое состояние. А всё, чем ему отплатил неблагодарный ученик — это наездами за то, что тот рай на земле, в котором он и не мечтал оказаться до всей этой канители — видите ли, закончился раньше, чем хотелось бы. Притом, что ещё и произошло это — из-за чёртовой Скитер, а вовсе не по вине учителей, которые, напротив, всё это время из кожи вон лезли, чтобы обезопасить Гарри. — Профессор? — уже куда более вкрадчивым голосом вновь заговорил гриффиндорец, которого заслуженно начала грызть совесть. — С вами всё в порядке? — А, это? — отвлёкся от своих раздумий тот и, усмехнувшись, небрежно махнул рукой. — Не обращай внимания. Неудачно споткнулся ночью в лесу. Ты же знаешь: я время от времени хожу в походы. Получается — как видишь, не очень. Но такое уж у меня хобби, — он, ненадолго остановившись, развёл руками с тяжёлым вздохом. — Как ни сопротивляйся этому — всё равно тянет в лес. Ничего не могу с собой поделать. Видя, с каким трудом любимому преподавателю даётся каждый шаг — Гарри не смог удержаться от предложения: — Может, вы, всё-таки, присядете? Ни к чему... — Всё нормально. Не бери в голову. Наоборот, размяться надо, — на миг снова погрузившись в свои раздумья, он, наконец, резюмировал вполголоса, продолжая смотреть отрешённым взглядом в пол. — Выходит, что да. Наша гипотеза подтверждается... Хм... — а затем, встрепенувшись, торопливо добавил. — Хотя нет. Ещё один вопрос. Последний. И потом — всё объясню, — взглянув на парня и дождавшись его безмолвного согласия — когда Гарри пожал плечами, мол, «спрашивайте» — Люпин его озвучил. — Давай, всё-таки, попробуем оценить то, насколько удачно твои каникулы прошли? — Да я ж говорю, всё было просто замечательно... не считая того, с чего началось и чем закончилось. — Нет-нет. Оценить — количественно... — он призадумался, подбирая слова. — Вот смотри. Если попытаться абстрактно представить какой-то средний удачный день — насколько более или менее удачным по сравнению с ним выглядят минувшие каникулы? Теперь — настал черёд Гарри предаваться молчаливым раздумьям, вновь сосредоточенно погрузившись в себя. «Как вообще можно оценивать количественно такие абстрактные материи?» — Ну даже не знаю... Раз в сто, — после ощутимой паузы ответил он. «То, что было у нас там — в сравнении с каким-нибудь открытием Тайной Комнаты или первым посещением Норы... это вещи ваще несравнимые. Тут счастье — даже не одного порядка... про сто раз — может, я и махнул. Но в десять — точно.» — Хм... даже так?.. Тогда — прости, ещё один вопрос. Вот теперь — уж точно последний, обещаю. Постарайся вспомнить, в какой момент началась эта удачная полоса. — В тот самый, как я прибыл в гости к МакЛаггенам, — не задумываясь, выпалил тот и, помешкав, добавил. — Ну, когда уже окончательно прибыл. К Тиберию. После статьи. — Уверен? Не раньше? — Конечно, уверен! Раньше — там сущий кошмар был... Он осёкся. «Хотя погодите... То, как мы накануне этого оторвались с близнецами — это тоже ведь событие из ряда вон. Я и помечтать не мог, что они окажутся НАСТОЛЬКО со мной на одной волне, и не просто согласятся, а даже САМИ захотят вытворять нечто хоть отдалённо ТАКОЕ... Ну то есть, помечтать-то — я, как раз, мог. Но мечтами всё бы и ограничилось. А то, что они там со мной устроили НА САМОМ ДЕЛЕ... стоп. Оно ещё раньше началось. Как мы с Теренсом и Блейзом оторвались перед этим — вот уж точно, такое я себе даже представить не мог. Чтобы я — да со слизеринцами... Стоп. Ещё раньше. Как всё сложилось с утихомириванием всех слизеринцев, особенно после изначального провала — тоже ведь получилось ОХУЕТЬ как удачно. Прямо-таки невероятно... и снова стоп. Ещё в самом Хогсмиде, перед тем инцидентом — сам факт того, что я открыл Ультус... и снова нет. То, как мы с Солнцем провели время перед этим, как он меня поддержал... О, точно же! Я уж забыл о том, что мы вообще с Кормаком сошлись. После того, как я его впервые поцеловал — всё ведь могло пойти СОВСЕМ иначе. Признаться ему — это ведь был КОЛОССАЛЬНЫЙ риск... А, ещё! Там же у меня с патронусом — изначально вообще жуть какая-то должна была быть. Такая страшная, что Люпин даже не сказал, что это за... как его там... блуждающий патронус или типа того. Про который даже Герми знает... Хотя почему "даже"? А меня — вон, сказочно пронесло... И само оформление телесного патронуса — тоже ведь прошло просто замечательно. В моменте — да, я перепугался оттого, что его Дин увидел. Но по итогу... точно же! Ещё и Дин! Нихуя себе!.. Хм... а перед этим — я же вообще собирался... ну... это... покончить с собой. И на фоне такого старта... Если бы не то, как всё сложилось... Блин. Я — что, последний месяц, после того момента ясности — самый везучий человек на свете?..» — Итак? — вновь обратил на себя внимание профессор. — Да-да, простите. Я вспоминал. — Вспомнил? Или ещё надо подумать? — Ну... вроде бы, вспомнил. Если призадуматься — то... удачная полоса началась с того момента... с той ночи, когда... — он замешкался, придумывая, как описать события иносказательно, — в общем, когда у меня телесный патронус всё-таки сформировался. Не тот инь-янь, который вы видели. А тот, который... ну... настоящий. С тех пор — там были, конечно, свои проблемы, вроде разборок с Малфоем. Но тут без изменений: он всегда был говнюком. А в остальном — да. С той ночи. Люпин — сперва замер, а потом — слегка отстранился, с лёгким прищуром недоверчиво посмотрев на Гарри. Очевидно, он отчего-то ожидал иной ответ. — С самого оформления патронуса? Не путаешь? Всё это время — однородно удачная полоса? — Нет, ну если именно однородно... — Гарри снова поднял взгляд вверх, повторно прокручивая минувшие события в голове и оценивая своё отношение к ним. — Самое оху... — он осёкся, едва не матюкнувшись при учителе. — Самая сильная полоса удачи, если это попытаться как-то замерить... Наверное, после вот этого «Хогсмидского Инцидента»... ну, когда я пришёл в себя. Сразу после — не считаем, понятное дело. Там меня — совсем плющило. Но это, как я понял, из-за самого Ультуса же, правильно? А вот чуть позже, как только я отошёл — да. Началось всё самое крутое. Практически безостановочно. Сплошная череда везения. На сей раз — профессор одобрительно кивнул, словно на этот вопрос был правильный ответ, и он его только что услышал, хоть и с третьей попытки. — Отлично. Значит, мы с... с другими профессорами — не ошиблись. — Так вы объяснитесь, наконец? — Теперь — да. Всё сходится. Но я должен был в этом удостовериться. И для чистоты результатов — ты не должен был знать контекста моих вопросов. Так что прости за предшествующую таинственность. Он замолк и перестал расхаживать влево-вправо, остановившись у перил и облокотившись о них. — Больше — проверять нечего, — снова заговорил он после паузы, в течение которой обдумывал в последний раз, точно ли он готов раскрыть карты и, напоследок едва заметно кивнув самому себе, продолжил. — У твоего заклятия обнаружились крайне неочевидные эффекты... Да такие, что о них — Министерству точно лучше не знать. Гарри, — совершенно серьёзно он взглянул в глаза ученика, — Ультус не просто убивает дементоров, но ещё и в процессе — наделяет призвавшего его мага везением. Теперь этот побочный эффект — мы уже можем фиксировать как установленный факт, подкрепляющийся и твоим опытом, и моим.

***

— Так вот оно, вы ради этого меня вызвали? — снова нахмурился Гарри. — И где тут повод для беспокойства? Круто же! — Ты не понимаешь. Проблема — не в том, что у Ультуса обнаружилось такое скрытое свойство. А в том, КАК такое возможно... Это снова не риторический вопрос. Буквально: как? Профессор замолк, давая парню осознать сказанное... хотя следовало ожидать, что студент, выращенный магглами — лишь привычно будет хлопать глазами, источая истинно-детскую наивность, которую подметила даже Скитер. — Любой магии требуется источник, — поняв, что несправедливо ожидать от Гарри того, что он будет на лету схватывать подтекст между строк, которому в полноценных семьях мимоходом знакомят с пелёнок, Люпин вернулся к азам. — И чем сильнее эффект — тем сильнее должен быть и источник. Этот принцип — незыблем. Ничто не может возникнуть из ниоткуда или исчезнуть в никуда. Всегда, если ты хочешь чего-то добиться — на это надо потратить какой-нибудь ресурс. У простых заклинаний платой может быть такая банальная вещь, как твоё сосредоточение или даже просто намерение. У более сложных... Хм... скажем так, хоть светлая магия, хоть тёмная — чем-то питается. Тёмные маги ради этого частенько практикуют какие-то бесчеловечные жертвы. Светлые — напротив, пытаются строить чары и заклятия на созидательных началах. Но источник магии — есть всегда, без исключений... И теперь, со знанием этого — задумайся ещё разок: чем же питается Ультус? — Так может, он и это правило просто нарушил, — пытливый ум любознательного третьекурсника тут же нашёл напрашивающееся объяснение, пока его обладатель небрежно пожимал плечами. — Про то, что дементоров убить нельзя — мне тоже все твердили. Однако же — вот! — Нет, Гарри. Этот принцип — никакая магия нарушить не способна, сколь бы оригинальной она ни была. Он — фундаментален. Настолько, что если бы он хотя бы в теории мог не выполняться — наш мир попросту не смог бы существовать... Во! — Люпин внезапно воскликнул, осознав, как можно донести нужную мысль. — Даже магглы в курсе этой основы нашего мироздания. Ты наверняка про неё слышал в их школе. Они его называют, правда, «законом сохранения энергии», если не путаю — и они, понятное дело, не в курсе некоторых аспектов этого принципа, связанных с его магической природой — но суть они уловили верно. Ничто не берётся из ниоткуда и не исчезает в никуда. Он снова замолк, пытаясь уловить во взгляде, что ему-таки удалось наставить ученика на путь осознания... и через несколько мгновений профессор это с тихим ликованием заметил в пробудившейся озадаченности зелёных глаз, с каждым взглядом так напоминающих о Лили... — А теперь — возвращаемся к вопросу, — дождавшись, пока Гарри легонько нахмурится, самостоятельно простроив логическую цепочку до того противоречия, на которое хотел указать Люпин, он это, наконец-то, сделал. — Если на всё надо затратить энергию, то ОТКУДА Ультус её берёт — да ещё и такое количество, чтобы НЕ ТОЛЬКО уничтожить дементора — на секундочку, ЧРЕЗВЫЧАЙНО стойкое создание — но и повесить на мага побочный эффект, модифицирующий такую энергоёмкую сущность, как удача. Причём, повесить эффект — не негативный, не в качестве источника для Ультуса, не полосой НЕвезения, которая, как раз, многое могла бы объяснить — а ровно наоборот: полосой ПОВЫШЕННОЙ удачи. И такой сильной, к тому же... — преподаватель, к последней фразе уже вовсю жестикулирующий на эмоциях, вдруг резко смутился, когда на миг задумался о собственном опыте с пост-эффектами Ультуса. — Кхм... сильной — по субъективной оценке, согласно моему опыту. Гарри пребывал, действительно, в некотором замешательстве. Сейчас, после того, как профессор так стройно всё разложил по полочкам — было совершенно очевидно, что с момента применения Ультуса — он же, реально, не только самая счастливая, но и самая везучая жопа. Такая цепочка чрезвычайно удачно сложившихся событий — ну реально же, просто невероятна. Однако, он сам этого — не замечал в упор... — Хм, — многозначительно выдал он, подметив кое-что любопытное. — Что — «хм»? — тут же напомнил о себе Люпин. — Давай вслух. — Да я просто в голове уложил. Теперь — вижу ненормальную закономерность. — Умничка! — Люпин приободряюще похлопал его по плечу и продолжил увлечённо, на одном дыхании. — Теперь понимаешь, какой внутренней силой должен обладать Ультус, чтобы выполнить такое? Пускай, потом — он может компенсировать недостаток энергии, расщепив дементора. Чисто теоретически, дементор, наверное, может обеспечить настолько сильное заклятие... Хотя тоже не понятно, как он может быть источником на расщепление себя же. Обычно — это должно быть нечто противоположное по смыслу. Огонь тушат водой, тьму — покрывают светом... но, допустим, чисто в теории, хоть нам и непонятен механизм, для уничтожения дементора источником может выступать он сам. Но даже так: он может возместить энергию — потом. Чтобы компенсировать затраты. А откуда такой объём мощи взять изначально, в момент призыва заклятия? Чем запустить процесс? Теперь — видишь же эту проблему? Видишь закономерность? — Нет, я... — Гарри аккуратно прервал крайне эмоциональную тираду преподавателя, который вновь, прихрамывая, принялся расхаживать из стороны в сторону. — Я другую закономерность увидел. Это согласуется с прочими эффектами Ультуса. — Не понял, — теперь уже озадаченный взгляд оказался на лице профессора. — Я про это... как его... Про то, что не замечаешь. У вас такого не было? — Хм, — с той же интонацией столь же многозначительно ответил Люпин, будто он пытался передразнить несмышлёного парня. — Возможно, было. Поясни, о чём ты. — Нууу... — вспоминая, в каком неадекватном влечении Гарри «под Ультусом» поочерёдно был готов наброситься то на Теренса с Блейзом, то на Тиберия в ожидании его у дверей в Большой Зал, то на Стивена у моста в школу — третьекурсник замялся, подбирая слова. — Я про то, как после Ультуса в моменте — даже не осознаёшь, что с тобой что-то не так. Но потом, если задуматься — понимаешь, что вёл себя... кхм... странно. ОЧЕНЬ странно. Так у вас было такое или нет? Теперь — замялся преподователь, вспоминая ту незабываемую красотку и то СОВЕРШЕННО бесподобное свидание с ней... которое своей бесподобностью могло сравниться лишь с тем, как странно вёл себя сам Люпин прежде, чем оказаться в той постели. — Кхм... — профессор неловко поджал губы, не зная, как ответить на такой вопрос достаточно содержательно, но при этом не нарушив элементарные нормы приличия. — Нечто такое было, да. А сейчас это при чём? — поспешил он замять тему, избегая подробностей перед невинным учеником, которому совершенно точно ни к чему знать о тех оголтелых непристойностях, которым во внеурочное время предавался учитель, так уважаемый им. — Ну так... с чередой везения — так же. Пока вы мне это не объяснили — я даже не замечал, что события последних недель — из ряда вон... то есть, замечал. Но не в том смысле. Ясное дело, я взбесился, когда узнал про высер... простите, статью Скитер, — на этих словах у профессора проскользнула тщательно скрываемая полу-улыбка. — Ясное дело, что я понимал всю важность нашего с Дамблдором похода в Министерство к Визенгамоту. И ясное дело, что задним числом я замечал странности в собственном поведении. Но вот того, что меня сопровождает именно удача — я не понял, пока вы мне не сказали. А теперь — да, всё так очевидно. В этом — прям какая-то закономерность, какая-то особенность Уль... — Погоди, — Люпин, кажется, слегка встревожился. — Ты только сейчас это понял? Что тебя сопровождала удача. — Ну да. Вы же так всё разложили... — Так, посмотри-ка на свет, — бросив свою трость, профессор резко метнулся к ученику, взял его за плечи и повернул к окну, сам наклонившись и пристально вглядываясь ему прямо в глаза. В некоторой растерянности от такой странной реакции, Гарри, тем не менее, сделал то, что от него просят. Через несколько секунд учитель с ещё более озадаченным лицом отстранился, нахмурившись и задумчиво поглаживая подбородок. — Зрачки, вроде, обычные... — пробормотал он под нос. — Симптомов дезадаптации — нет... Так, важный вопрос: а после первого применения Ультуса — ты когда впервые осознал, что в твоём поведении было нечто странное? — Да ну... получается... уже у Тиберия. — Это после третьего, когда ты когтевранцам заклятие уже показал. Я про самый первый раз спрашиваю, который был в Хогсмиде. — Так и я про него. — Стоп. У тебя самоосознание не наступило вплоть до эвакуации к МакЛаггенам?.. В смысле, вплоть до второй эвакуации? — Похоже, что да... Ну, осознание того, что я вёл себя как-то странно. А то, что мне везёт неимоверно — я вообще только сейчас понял, с вашей подачи. А у вас — по-другому было, что ли? — Да. Как только я... — профессор снова замялся. — Как только мы... В общем, когда моё везение реализовало себя — меня почти сразу настигло осознание всей странности произошедшего. А следом — да, очевидности того, как несказа́нно мне повезло. — Ну... Видимо, у Ультуса разный эффект на разных людей. Вы-то — опытный маг. А я медленно соображаю — об этом и так вся школа сплетничает, стараниями Лаванды... — Нет, Гарри. Вывод — не в этом... А в том, что ты, похоже, всё ещё находишься под действием побочного эффекта от Ультуса... Хм... так... — он снова принялся расхаживать из стороны в сторону — на сей раз, несколько нервозно, уже почти не хромая — пока Гарри медленно охуевал от сказанного. — А во второй раз — сколько дементоров ты ликвидировал в Министерстве? — Я... я... — растерянно разевая рот, промямлил парень, параллельно с этим пытаясь суматошно осознать, насколько трезво он сейчас вообще мыслит, если всё ещё подвержен пост-эффектам Ультуса, и насколько его мысли — реально его. — Я даже... Я не заметил... — Глупый вопрос, — снова сам себе буркнул под нос профессор, лишь ускоряясь своим шагом. — Понятно, что не заметил... Штук 20 их там было, навскидку... Может, 25... Это — что, получается... Он совсем замолк, окончательно погрузившись в лихорадочные раздумья. — Эм... Профессор? — напомнил о себе Гарри где-то через минуту молчаливого наблюдения за этой мельтешнёй из стороны в сторону. — А? Да. Прости, задумался. — Может, поделитесь? Или это — мне тоже знать не положено? — Нет, что ты!.. Просто в таком ключе мы с профессором Дамблдором на это не смотрели... Хм... — он снова неосознанно погрузился в молчаливые рассуждения — лишь для того, чтобы через секунду опомниться и продолжить ход мыслей уже вслух. — Получается, что побочный эффект с везением пропорционален либо форме Ультуса — простой он или Ма́ксима — либо количеству уничтоженных им дементоров... что, по сути, одно и то же... и он явно обладает накопительными свойствами... Каждый последующий уничтоженный дементор — не обнуляет эффект, а добавляется к нему... Но тогда — тем более, откуда СТОЛЬКО энергии?.. И тогда, получается... Хм... Гарри, а что конкретно с тобой произошло за последнюю неделю?.. Ну, такого. Непривычного. Что можно списать на последствия от заклятия. Гриффиндорец резко опешил как от самого вопроса, так и от того, насколько стремительно профессор на него вышел, спросив это совершенно буднично, будто это не вопрос из серии: «до какой степени постыдное блядство ты всю последнюю неделю устраивал с целой оравой парней?» — а лишь какое-нибудь уточнение текущего времени, брошенное между делом. Взглянув на студента и, видимо, заметив его КРАЙНЕ скованную реакцию — преподаватель вновь выдернул себя из бурного потока рассуждений и резко скорректировал своё обращение. — Ой. Прости, не подумал, что там может быть что-то личное... Там же что-то личное было, да? — М-м-м-да, — многозначительно протянул Гарри. «ВЫ ДАЖЕ НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ, насколько.» — А у вас? — поспешил он перевести стрелки. — Тоже... Если можно так сказать... Хм... любопытно... хотя следовало ожидать, с учётом природы Продвинутого Патронуса... если, конечно, предположить, что они родственные заклинания... хотя по всем признакам — их настолько малое связывает... но это точно не новая магия, а развитие уже существующей... и у тебя проявился именно Первозданный Патронус, так что должны быть родственными... тем более — теперь... хммммм... — Профессор? — снова окликнул его студент. — Да? Прости, у меня просто в голове всё не укладывается... — Да у меня тоже... Я так и не понял: в чём проблема-то? В том, что неизвестно, откуда Ультус черпает энергию? — Да. — Так... а В ЧЁМ тут проблема? Ну не понимаем мы этого пока — и ладно. Чего такого? Изучим, рано или поздно. Берёт он откуда-то энергию. Откуда — непонятно. Но работает же! Да ещё и — вон, удачу приносит. Сплошь одни плюсы! — Нет, Гарри, так рассуждать — нельзя. Заклятие подобной мощи должно иметь ТАКУЮ цену, которую невозможно не заметить. Уж тем более — после уничтожения НЕСКОЛЬКИХ ДЕСЯТКОВ дементоров. И если мы не знаем, что именно приносится в жертву Ультусу — значит, мы, действительно, играем с огнём. Ценой за его применение — может оказаться что угодно... Вот... например... Представь, что ценой окажется стихийное бедствие, которое сотрёт с лица Земли целый город, унеся тысячи, а то и миллионы жизней. Представь, что всякий раз, призывая Ультус, ты понемногу истощаешь наше Солнце, сокращая срок его жизни... — А почему сразу наше? Я не знаю, насколько хорошо вы помните маггловскую школу, но, вообще-то, каждая звезда на небе — как наше Солнце, их миллионы... или миллиарды... или миллионы миллиардов... или сколько там. Ну истощает какую-то там далёкую звезду — и хрен с ней! — Я знаю, что звёзд — много. И, раз уж зашла речь — нет, я в маггловской школе — не учился. Программа интеграции с миром магглов стартовала уже после выпуска моего поколения — поэтому вы и поступили, и окончите Хогвартс — позже, чем мы. Это так, к слову. А насчёт Солнца — магия всегда ищет ближайший подходящий источник. Если на Ультус расходуется сила звезды — то именно нашей. Не зная, что именно является ценой за его применение — я не уверен, что мы вообще имеем право его применять. Даже ради такой благой цели, как искоренение дементоров. И так считаю не только я. Директор разделяет мои опасения. — Погодите... — Гарри, сидящий на сундуке, невольно отклонился назад, подсознательно отстраняясь от нежелательной правды. — Но Дамблдор мне сказал... тогда... ещё до Министерства, когда отвёл меня в то убежище на крыше... он тогда сказал, что заклятие делает именно то, чего я хотел, когда его создавал. А я не хотел, чтобы оно несло несчастья, вы что! — Я верю, что не хотел. Но ЧЕМ-ТО Ультусу ведь нужно же питаться. Сотворяя его, ты продумал этот аспект? Ты знал, откуда заклятие будет брать энергию на своё воплощение? — Нет. Но явно же не из страданий других людей! — Не «явно», Гарри. Всё, что ты не учёл — может быть каким угодно. И вовсе не факт, что именно таким, каким тебе хочется видеть это заклятие сейчас. Насколько мы вообще понимаем природу сотворения новой магии — важны не твои жизненные взгляды, а конкретное импульсивное устремление в конкретный момент времени с конкретным эмоциональным порывом... и не удивляйся, что я в курсе: профессор Дамблдор поделился со мной ходом вашего приватного разговора — надеюсь, ты не возражаешь, — в этот момент Гарри напрягся, подумав, что речь — о недавних беседах через бумажный камин у Тиберия, но со следующими словами понял, что Люпин имеет в виду другое. — Я знаю, что ты, создавая Ультус, желал «уничтожить дементора, искоренить чистое зло, и чтобы эта тварь, поглощающая человеческие души, исчезла навсегда» — директор передал мне твои слова, сказанные лишь ему в убежище. Но здесь нет ни слова о том, ЗА СЧЁТ ЧЕГО это должно произойти. А также — как подметил сам директор, такая формулировка не исключает расклада, при котором «чистое зло» может быть устранено ценой другого зла, хоть и не настолько чистого. — А что ж я только сейчас об этом узнаю́! Я бы десять раз подумал перед тем, как применять усиленный Ультус в Министерстве! — Ранее — мы сами не знали. По тем симптомам, которые я у тебя пронаблюдал в Хогсмиде, казалось самоочевидным, что Ультус реализуется за счёт кратковременного истощения призывателя. То состояние опустошения и полного безразличия ко всему, в котором ты пребывал после. Это очень стройно укладывалось в общею картину: цена — ровно то, что у тебя попытался бы отнять дементор, только существенно сильнее и дольше, чем одно его нападение. И, хоть на словах это звучит страшно — строго говоря, за полное уничтожение такой тёмной сущности — это вполне приемлемая плата, если состояние лишь временное... Но после того, как я сам применил Ультус на настоящем дементоре и лично испытал на себе последствия от заклятия — стало очевидно, что Ультус ещё и влияет на удачу. А вот это — уже никак не может быть компенсировано подобной ценой, даже с натяжкой. Значит, мы в корне неверно истолковали сам принцип работы заклятия. Ты понимаешь, каких трудозатрат требует любая магия, изменяющая удачу? Слышал про зелье Феликс Фелицис? — Вот, буквально на днях узнал, у Тиберия. — И опять: обрати внимание, как удачно ты об этом узнал, чтобы сейчас быть в курсе дела... Да, определённо: ты всё ещё под пост-эффектом. Больше нет сомнений... Итак, ты уже знаешь о зелье удачи. А как его готовят — знаешь? — Нет. Тиберий только в общих чертах объяснил, что это такое. — Хорошо. Значит, твоё везение не безгранично... или эффект, хотя бы, убывает. А то я уж начал беспокоиться, что последствия от Ультус Ма́ксима могли оказаться вообще бессрочными... и, хотя твоя собственная жизнь от этого превратилась бы в бесконечное везение, цена — тоже была бы бесконечной. Хорошо, что это не так... О чём я? Ах да. Фелицис. Он требует чрезвычайно труднодобываемых ингредиентов, просто неимоверной выдержки в процессе варки, и даже с учётом этого — после него наступает этакое «похмелье» с чередой мелких неудач, когда у тебя пару дней всё валится из рук. Потому что даже столь ценных затрат — недостаточно, чтобы компенсировать такую мощь этого зелья. Так что некоторые виды наиболее продвинутой магии — могут, хотя бы частично, черпать силы из другого места или времени. Чаще всего, «беря взаймы» у твоего собственного будущего — но откуда-то такая магия их черпать должна. Вот Фелицис и берет часть удачи «взаймы» у тебя же. И только так у него выходит повлиять на столь тонкую материю... — Это значит, что по окончании этого периода везения меня ждёт чёрная полоса — точно такая же по мощи? — Гарри не на шутку напрягся. — Если полагаться на мой опыт — то в том-то и дело, что нет. У меня — ничего такого не было. И, если предположить, что эффекты от простого Ультуса и усиленного отличаются лишь количественно, но не качественно — а пока что всё указывает именно на такой расклад — у тебя никакой череды неудач тоже не должно быть. Но именно это — и настораживает. Это значит, что Ультус черпает такую невиданную мощь не из твоих жизненных сил, не из грядущего невезения и уж точно — не из самого дементора. А значит — он берёт её непонятно откуда, и вот это — КРАЙНЕ опасно. Как только Люпин договорил, наступила гнетущая тишина, во время которой Гарри поистине прочувствовал, какой ценой для всего мира могла обойтись его неделя несказа́нного счастья. — Да уж... Теперь понимаю, чего вы меня с каникул выдернули. А то мало ли что, вдруг я там по дурости мог похвастаться Ультусом перед... — он осёкся, едва не сболтнув «перед парнями», что явно насторожило бы профессора, ведь Кормак уже видел заклинание в деле, а значит непонятно, каким таким парнЯМ он мог показать заклятие — так что Гарри подкорректировал слова на ходу, — Тиберием. — Я рад. Не сомневался, что конкретно ты — поймёшь всю значимость ситуации... Но вызвали мы тебя — не только поэтому, — он недолго помолчал, наконец-то перестав расхаживать, а затем снова опустился на нижнюю ступеньку винтовой лестницы и принялся потирать колено. Делая это, он пристально взглянул на ученика, всё так же сидящего на хорошо знакомом сундуке из-под боггарта и всё это время лишь сопровождавшего профессора внимательным взглядом. — Неясность цены — это ещё полбеды. Куда страшнее — то, что будет, если Министерство узнает о влиянии Ультуса на удачу. — Да оно и так уже на меня взъелось, какая разница, что ещё... — Нет, Гарри. От твоего внимания ускользнуло главное. Ультус — это заклинание, влияющее на удачу, — с этими словами он, уже слегка вопрошающим взглядом, уставился в глаза студенту, позволяя ему ещё раз прокрутить в голове сказанное и дожидаясь, когда тот в полной мере осознает доносимую мысль.

***

— Ты мне что принёс, чучело? — начальница встряхнула в руке стопкой пергаментов и с раздражением швырнула её на стол. — Я тебе что сказала? — Да я... я как смог... — сбивчиво причитая, попытался оправдаться рядовой функционер Министерства, которого вызвали «на самый верх». — У него же особый статус... Он же в Хогвартсе... И Дамблдор же... — Ты вообще понимаешь, с кем мы дело имеем?! — возмущённо перебила она безнадёжного идиота. — Тут нет права на ошибку. Компромат должен быть ЖЕЛЕЗНЫМ! Чтобы он ТОЧНО не отвертелся. А это — что?! — Ну... я... я покопался, но это лучшее, что удалось... такое ощущение, что он либо непогрешим, либо за ним подчищают хвосты... — Да ясное дело, что подчищают! Ты что, вчера родился? Понабрали тут... сплошная некомпетентность. Брысь с глаз моих! Парень поспешил унести ноги из кабинета сурового зама. Оставшись вновь наедине сама с собой, Долорес вскинула голову к потолку и возмущённо воскликнула в негодовании, которое было уже попросту невозможно сдержать: — Сохранность всего Министерства на кону, а о них — как об стенку горох!.. Да уж. Хочешь, чтобы что-то было сделано — сделай это сама. Она тяжело вздохнула. С неохотой, но решимостью отодвинув кресло, зам-Министра встала из-за стола и самолично направилась в архив. У неё на руках уже было и готовое решение всех нависших проблем, и рычаг воздействия для реализации этого решения. Но ничем из этого было невозможно воспользоваться, пока не найдётся хоть какой-то повод, хоть какая-то конкретика, которой можно надавить на этот рычаг — на болевую точку — и всё-таки заставить Поттера подчиниться — хоть покровительствует ему Дамблдор, хоть нет. Найти нечто поистине весомое было просто необходимо, во что бы то ни стало.

***

Гриффиндорец вновь лишь рассеянно хлопал глазами. — Гарри, ты понял, что я сказал? — М-м-м... — задумчиво протянул тот, не уверенный в собственных словах. — Да. Ещё с первого раза. Незачем повторять: Ультус модифицирует удачу. — Нет, ты не понял. Ультус — это ЗАКЛИНАНИЕ, которое модифицирует удачу. Заклинание, Гарри! Понимаешь? Не зелье! — Ну и что? Понятно, что не зелье... — Да уж... — Люпин невольно усмехнулся тому, насколько этот неугомонный авантюрист даже не осознаёт, до какой степени перевернул весь магический мир с ног на голову... потрясающе напоминая этой безалаберностью Джеймса. — До настоящего времени лишь зелья могли влиять на такие тонкие материи, как везение, искренность или симпатия. Ты же — сотворил нечто, выходящее за эти рамки. Своим заклятием... которое теперь и заклятием-то называть — не совсем корректно... В общем, своим Ультусом — ты открыл... Новый. Раздел. Магии. Слова отдались эхом в тишине комнаты, достаточно просторной лишь для двух посетителей, пока студент осознавал их вес. — Да ещё и раздел такой магии, которую любое Министерство любой страны мира точно захочет себе заполучить, а потом — изо всех сил будет стремится держать её под строжайшим контролем... но которой они — все без исключения — теперь вообще ничего не смогут противопоставить. Вот с чем мы имеем дело. Вот тот расклад, о котором не должны узнать посторонние. Помолчав немного и легонько подавшись вперёд, Люпин заглянул в глаза третьекурсника, пытаясь уловить, что творится у него в голове, и осторожно, вкрадчивым голосом — но, всё-таки, пояснил значимость этих новостей: — Гарри, мы ошиблись... не сейчас, — одёрнувшись, уточнил он, — а ранее. Мы некорректно оценили природу работы Ультуса. Да и не только мы. Насколько нам известно, ошиблись вообще все — даже лучшие умы Министерства, которые сейчас в тайных отчётах оценивают, насколько ты... нет, не ты. Насколько твой Ультус представляет угрозу. А значит, мы — я, директор и некоторые другие преподаватели — сейчас располагаем такими сведениями, которые неизвестны даже Министерству. И хорошо, что неизвестны. Знай они... В общем, хорошо, что не знают. И пока у нас есть эта фора — мы обязаны исследовать Ультус в срочном порядке, чтобы попытаться найти в нём что-то, что мы сможем использовать. Вот зачем ты прибыл сегодня, и зачем — именно с раннего утра. Время работает против нас. Но, к счастью, пока — преимущество всё ещё на нашей стороне.

***

За последнее время парень с легендарным шрамом на лбу окончательно перестал удивляться поворотам судьбы. Так что отреагировал он — хоть и не с полным безразличием, но явно не так ярко, как он же принял бы подобные новости ещё месяц назад. Что вызвало у него куда более сильный эмоциональный отклик — так это то, что, узнав истинную причину раннего возвращения, он не увидел в ней ни малейшего намёка на то, почему ранее МакГонагалл наотрез отказалась пускать Кормака на эту беседу. Того самого Кормака, который при внезапном отбытии Гарри раньше срока — ради сопровождения бойфренда без тени сомнения отказался от остатка собственных каникул в компании дяди. Что немаловажно, дяди — к которому проникся совершенно иным уровнем привязанности. А ещё отказался — от столь же желанной компании сногсшибательного Стивена, к которому явно испытывал особо страстную симпатию на фоне каких-то нереализованных фантазий с участием «Грязного Мракоборца 4». Однако, ему, потеснившему ради этих вот «новостей» собственные интересы — даже не позволили присутствовать здесь, в этой комнате, будто он кто-то посторонний. Да, и Люпин, и МакГонагалл — похоже, не в курсе, кем теперь красавец-четверокурсник приходится Гарри. Но ведь Дамблдор-то в курсе! Уж мог бы замолвить словечко! Тем более, он в курсе нынешних правил игры: всё, что знает Гарри — и ранее было понятно, что вскоре узнают Рон с Гермионой. А теперь — можно сразу считать, что это УЖЕ знает и Кормак. Секретов друг от друга у них больше не будет. Никаких. Бойкий гриффиндорец это крайне доходчиво объяснил директору — нравится тому этот расклад или нет. Так в чём смысл? Зачем заставлять Гарри пересказывать ход этой беседы, когда можно было просто пустить Кормака на неё? Может, он бы ещё идей подкинул. Зачем была та унизительная просьба «подождать за дверью... а ещё лучше — в вашей башне», адресованная персонально «мистеру МакЛаггену», когда они вдвоём сразу по прибытии в школу явились к кабинету ЗОТИ, но застали там лишь декана, которая, дав «от ворот поворот» Кормаку, показательно закрыв перед ним дверь и дождавшись, пока он уйдёт — лишь тогда отвела Гарри в эту башню? К чему это было? Чтобы что? Показать, что, какой бы гонор ни проявлял своенравный третьекурсник, правила игры по-прежнему диктует преподавательский состав? Да ну, бред какой-то. Ни Дамблдор, ни Люпин, ни даже такая поборница жёсткой субординации, как МакГонагалл — никогда ранее не демонстрировали ничего и близко столь же мелочного. Так с чего бы им вдруг поступать так теперь? Этот вопрос остался без прямого ответа. Но из прочих объяснений Люпина — Гарри вскоре сам догадался о раскладе: по-видимому, директор не поделился с коллегами ВООБЩЕ никакими деталями тех разговоров через бумажный камин, которые состоялись между ним и главным виновником торжества. Несколько раз одёрнув Гарри в ответ на его заявление о том, что ВСЁ сказанное ему тот передаст и четверокурснику — Люпин нехотя, но всё-таки принял позицию парня со шрамом. Напоследок, правда, ещё раз переспросив, ТОЧНО ЛИ Гарри тому доверяет — даже такое. Но услышав непоколебимо-твёрдый ответ — таки понял, что пытаться «вразумить» студента бесполезно, пробормотав себе под нос что-то там про «упёртость Сохатого»... хотя при чём тут вообще была карта Мародёров — совершенно не понятно. Справедливости ради, профессор в целом на протяжении всего разговора проявлял чудеса выдержки. На оправданные, но, всё-таки, откровенные наезды зарвавшегося студента — он из раза в раз отвечал настолько содержательно и предметно, насколько мог. После всех этих ответов — стало понятно, что вызвали Гарри, всё-таки, не для этой болтовни. Но она — была крайне важна в качестве предварительного этапа: чтобы подтвердить или опровергнуть их с Дамблдором гипотезу, которую никак иначе было невозможно проверить. Перед тем, как приступать к более решительным действиям — им требовалось окончательно удостовериться в верности этой гипотезы. Чтоб уж точно наверняка. А единственные сведения о какой бы то ни было природе Ультуса — на данный момент имелись лишь из двух источников. Первый — это результаты эксперимента самого Люпина, который, похоже, за время отсутствия Гарри опробовал заклинание в деле. А второй — наиболее богатый источник данных — это опыт самого Гарри: во время Хогсимдского Инцидента, при демонстрации перед когтевранцами и там, на суде, в зале Визенгамота. Опираться приходилось лишь на эти три примера, плюс опыт Люпина, о котором тот не особо распространялся. Ведь для иной проверки — потребовалось бы применить Ультус ещё раз: по-настоящему, на живом дементоре. Что, с учётом вскрывшихся обстоятельств, теперь даже не рассматривалось. Не говоря уж о том, что уничтожение очередного дементора, до кучи, было чревато тем, что Министерство окончательно слетит с катушек и с перепугу объявит и Гарри, и всех, кто мало-мальски причастен к применению Ультуса — не то террористами, не то нац-предателями, не то врагами всемирной магической общественности. Причём, МАЛЕЙШИЙ шанс того, что о влиянии Ультуса на удачу узнают посторонние — со слов профессора, сулил катастрофу прямо-таки вселенских масштабов... Хотя где-то посередине красочных описаний того, что Министерство — да и все правительства всех стран — устроят Гарри, если прознают об этом открытии — гриффиндорцу показалось, что Люпин, всё-таки, сгущает краски. Ну не может всё быть НАСТОЛЬКО плачевно. «Наверняка, просто нагоняет жути, чтобы я со страху никому точно не проболтался...» — Гарри, ты понял меня? — окликнул задумавшегося студента преподаватель. — Да-да, понял... кроме Кормака и Рона с Гермионой — совершенно точно никому. Вот прям совсем вообще полностью — никому. — Да. Я понимаю, как тяжело хранить секреты от товарищей, будучи гриффиндорцем... Конец фразы Гарри пропустил мимо ушей, уже уловив посыл. «Вы даже близко не представляете, КАКОЙ секрет я УЖЕ храню даже от ВАС — да не сам по себе, а, буквально, по требованию директора. Для остального мира — это, может быть, и фигня. Так, сплетня для страниц "Пророка". Но для меня и — особенно — Кормака — вы даже не представляете, насколько это важно.» Окончательно удостоверившись в том, что теперь Гарри в курсе дел, а сам он, в свою очередь, поделился всеми наблюдениями, которые было важно принять во внимание, профессор указал в тёмный угол комнаты у Гарри за спиной — и лишь теперь тот заметил, что там всё это время стояла та самая палатка, в которой не так давно вся школа осваивала Патронус. — Ну что ж, а теперь — пора приступать к практическим экспериментам, — резюмировал Люпин и, поймав обеспокоенность во взгляде студента, пояснил. — Не волнуйся. С прошлого раза — она ещё крепче, чем кажется. На сей раз — она укреплена всеми известными... и даже не особо известными чарами. Руку приложил — каждый преподаватель. На случай, если что-то выйдет из-под контроля — палатка это сдержит... насколько это в принципе возможно. — А зачем её перенесли сюда, в этот кабинет? Она же никому не мешала в классе по ЗОТИ, — между делом поинтересовался Гарри, вставая с сундука и даже не понимая, насколько его вопрос важнее, чем ему казалось. — На случай, если, всё-таки, не сдержит. Лучше потерять вершину башни, чем основание за́мка. Гарри, уже вставший и направившийся к палатке, настороженно обернулся к преподавателю: — В прошлый раз — никаких проблем не было. Ну... когда я вас учил Ультусу. — В прошлый раз — она не была настолько изолирована. Сегодня — Ультус не сможет черпать силы ниоткуда за её пределами. А это — может привести к непредсказуемым последствиям. — Профессор, а мы? — А мы... кстати, да. Спасибо, что напомнил. Вот, положи в карман, — он сунул Гарри в руку обрывок бумаги размером с почтовую марку, весь испещрённый невероятно мелкими рунами. — Мы — переместимся наружу, если окажемся в опасности, — с этими словами он достал из собственного кармана полноформатный лист бумаги, сложенный вчетверо, и, расправив его, разместил на том самом сундуке, на котором Гарри сидел до этого. Лист был столь же плотно и мелко исписан похожими рунами — весь, с обеих сторон. Оказавшись на сундуке, он сам расправился окончательно, будто разглаженный утюгом — и словно прилип к деревянной крышке. Гарри ещё раз посмотрел на свой клочок бумаги перед тем, как сунуть его в карман. — А если он у меня выпадет? — Не выпадет. Пошли, — с этими словами Люпин приподнял занавеску, открывая вход в палатку.

***

— Ты чего так долго? — Кормак насупился, встретившись с Гарри лишь на обеде, в почти-пустом зале, в котором под конец каникул с ними вместе находились лишь несколько учеников. — Прости, — бойфренд виновато взглянул ему в глаза, садясь напротив. — Сейчас всё объясню... только поем сперва. Жрать — пиздец как хочется. Без малейшего промедления он тут же набросился на еду, как голодный волк. — Уоу-уоу, полегче! Ты чего! — блондин аж отстранился от неожиданности. — Вы чем там занимались? — Фечаф. Ффё объяфню, — с набитыми щеками бросил его брюнет, жадно запивая тыквенным соком. Лишь через несколько минут, когда Гарри хоть сколько-то утолил свой феноменально-ненасытный голод — на сей раз, буквальный — Кормак вновь напомнил о себе. Оказалось, их — вернее, самого Гарри, а Кормак лишь увязался за компанию — выдернули с каникул, и впрямь, не просто так. Вполголоса, чтобы их точно никто не услышал, хоть и ближайший ученик был в десятке метров, но Гарри поделился всем тем, что узнал сам. А следом — рассказал, в каком бешеном темпе они с профессором провели первую серию экспериментов над Ультусом. Результаты — вопреки ожиданиям, не прояснили ситуацию вовсе, а, напротив, породили ещё больше вопросов, чем было до этого. Мало того, что Ультус каким-то образом был призван в изолированном пространстве, в котором неоткуда было черпать энергию — так он при этом возник там без малейших затруднений, да ещё и нисколько не отличался от своего нормального воплощения — ни по каким измеримым критериям. Люпин даже усомнился, действительно ли чары на палатке работают, и дважды выбегал наружу что-то проверить, пока Гарри стоял, держа шар Ультуса. Но оба раза — профессор возвращался с совершенно непонимающим лицом, декларируя, что — нет: все защиты — на месте. И они исправно активировались на призыв неизвестного заклинания — но оно даже не пытается пробиться сквозь них в поисках источника, который должен бы его питать. Рабочей гипотезой по итогу Люпин озвучил что-то там про расщепление материи на энергию в мизерных количествах — абсолютно любой материи, хоть ткани со внутренней стороны палатки, хоть пыли на полу. Но сам же пробормотал при этом, что это вообще какой-то бред, и с чарами Патронуса не имеет абсолютно ничего общего. Помимо этого — они там попробовали проверить, что будет, если в Ультус погрузить что-то помимо дементора — и результат оказался тревожным. Как оказалось, любой предмет — по крайней мере, из тех, на которых они это проверяли — без малейших затруднений может проникнуть в чёрный шар. С лёгкостью — как горячий нож, входящий в масло, не встречая никакого сопротивления, будто шара и нет вовсе. Но вот покинуть Ультус — не смогло ничто. Причём, тестовый реквизит — не просто застревал в заклятии наполовину, а будто «съедался» им. Но узнавал ты об этом лишь тогда, когда попытаешься вытащить какой-нибудь стул обратно — и обнаружишь, что вместо спинки на том теперь — идеально круглая дырка, будто выпиленная лобзиком, а после — гладко зашкуренная, чуть ли не отполированная. Рассказывая это, Гарри не на шутку напрягся, на резонный вопрос Кормака пояснив, что Дамблдор оказался прав в одном из предыдущих разговоров наедине: легенда, которую они с близнецами придумали, чтобы скрыть реальные обстоятельства, при которых те стали пепельными блондинами — оказалась куда менее безобидной, чем они считали. Хоть ещё и не было ясно наверняка, может ли поведение Ультуса отличаться в отношении тела живых существ — но по неодушевлённым предметам вывод был неутешителен: если бы кто-то попробовал сунуть руку в шар заклятия — ему бы её попросту оторвало... или, вернее, отрезало. — Это, получается, Ультусом можно дыры в стенах делать? С ним можно проникнуть — хоть в Гринготтс, хоть в Азкабан? — Не знаю. Камень — мы не пробовали. Но вот дерево, металл, мел, ткань, бумагу, верёвки, столы и стулья — хоть с обитыми спинками, хоть без — Ультус сжирает влёгкую. — Вы там этим столько времени занимались? — перебил его блондин. — Перебирали кучу разных предметов, проверяя, может ли какой-то материал вернуться оттуда? — Нет, это только под конец было, — махнул рукой Гарри, дожёвывая последний пирожок. — И вообще, тесты с погружением — такое ощущение, что Люпин уже чисто на автомате проводил, потому что у него там это было в плане записано. Сам он — к тому моменту был уже у себя на уме. Мы с тем первым экспериментом застряли. Всяко-разно проверяли, затрудняет ли хоть что-то призыв Ультуса, когда он изолирован. И Люпин с каждым разом ходил там всё более гружёный. Вечно бормотал там себе что-то под нос. Когда к эксперименту с погружением перешли — кажется, он там всё ещё был зациклен на результатах первого. — Ты сейчас, после обеда — снова туда? — Нет. Он сказал, что теперь сами эксперименты надо основательно переделывать, потому что вообще ничего ни с чем не сходится. Надо как-то там точнее определять, что могло попасть под влияние заклятия — только я в его бубнеже не понял, как именно. На сегодня, и впрямь, было запланировано, что я с ним до глубокой ночи в той башне торчать буду. Но по результатам первого теста — все планы в трубу улетели. Он там как угорелый к Дамблдору умчался — сообщить об итогах... — Это я заметил, да, — Кормак кивнул в сторону учительского стола, где не было ни Дамблдора, ни Люпина... ни МакГонагалл. Зато Снейп не сводил с них пронизывающего взгляда. — Хммм... — многозначительно протянул Гарри, дискомфортно поёжившись от нежелательного внимания, когда поворачивался обратно к своему парню. — А наша — где? — Думаю, там же, — пожал плечами четверокурсник. — Её с утра нигде не видать — с того самого момента, как она меня отфутболила. — Да, прости, что так вышло... Но я, кажется, достучался до Люпина, что в следующий раз — ты будешь с нами. Нравится это декану или нет. А ты не в курсе, чем она там у Дамблдора занята? — Не знаю. Но она там торчит — вообще безвылазно. Видать, у них там — движуха не менее бурная, чем у тебя с Люпином была. — Наверное. А что... Фразу Гарри прервал шум крыльев, когда над их головами внезапно низко пролетели две совы, каждая из которых бросила по бумажному свёртку, проскользившему по столу до самого подноса с едой, врезавшись в него и опасно качнув графин с соком. Один свёрток — тот, что поменьше — остановился рядом с Гарри. Другой — плоский, но больше по размеру, где-то с тетрадь — коснулся локтя Кормака. — Ты ждёшь какую-то почту? — блондин с озадаченным видом покосился на своего парня. — Нет. С чего вдруг? — он взял ближайший свёрток — круглый, размером с напоминалку Невилла — и с удивлением обнаружил на нём собственное имя, написанное довольно-таки корявым и при этом весьма размашистым почерком прямо на обёрточной бумаге — похоже, уже после того, как в неё упаковали содержимое. — А ты? — Нет, — Кормак взял свою посылку и, едва бросив на неё взгляд, тут же добавил. — А это не мне. Это тоже тебе. Но я знаю, от кого, — он ухмыльнулся, пододвинул второй свёрток поближе к Гарри и указал на надпись. — Только — это... лучше вскрывай не здесь. Гарри бросил взгляд на прямоугольную посылку. На ней сверху была записка, во всех четырёх углах закреплённая сургутными печатями с буквой «М». На записке было выведено красивым каллиграфическим почерком: «Гарри Поттеру. Лично. Секретно. Защищено от вскрытия.» — Это от Тиба, — пояснил Кормак. — Похоже, обычное письмо — просто в подарочной упаковке. Интересно, чего это через меня не передал? — и, недолго подумав, он добавил, пожимая плечами и указывая на одну из печатей. — Да тупо современным нашим гербом повыёбываться хотел, как обычно. Его ж дизайн. — А что значит «защищено от вскрытия»? — Зная его — скорее всего, это значит, что любую любопытную морду, решившую вскрыть чужую посылку — она измажет в какой-то несмывающейся дряни с головы до ног, сама вернётся к Тибу, да ещё и сверкнёт поярче, чтобы на этого горе-воришку все окружающие обратили внимание. Гарри перевёл взгляд на второй свёрток — и заметил, что после его имени надпись продолжается. Перевернув шарик в руке — он увидел те же слова: «Лично. Секретно. Защищено от вскрытия.» — Это — тоже от него? — он показал надпись бойфренду. — Нет. Это не его почерк. — Может, просто тут писать было неудобно? — он попытался по весу определить, что там, и легонько сжал свёрток, выяснив, что внутри — нечто мягкое. — Всё равно. Это не его почерк... и тоже лучше вскрывать не здесь, чтобы посторонние не увидели. Но мне — покажешь, что там? — Конечно. — Тогда ты доел? Пошли ко мне? — Пошли, — Гарри закинул в рот остатки еды — и выбрался из-за стола, забирая обе посылки.

***

— Тебе точно можно? — уточнил третьекурсник, уже привычно сидящий на кровати в спальне Кормака, обнимаемый за пояс им же со спины. — На тебя эта «защита от вскрытия» — не сработает? — Ну ты же не против показать? — Не против. — Тогда не сработает. — Ладно. Тогда... давай сперва эту, — Гарри взял плоский свёрток. — Как хочешь. Твоя же почта. Третьекурсник осторожно оторвал от обёрточной бумаги одну из печатей — и легонько напрягся в ожидании последствий. Из-под записки в воздух поднялся лёгкий зелёный дымок, мерцающий едва заметными проблесками под характерное «пшшш», с которым открывается бутылка маггловской газировки — но на этом всё. — Ааа, слизь с блёстками, — протянул Кормак, узнавая этот дым. — Ну, тоже в его духе. — Слизь? — переспросил Гарри. — Ну да. Вонючая такая. И, судя по всему, на этот раз — зелёная. Липкая, несмываемая почти ничем, и распадающаяся сама на протяжении пары недель. Воришку бы за версту приметили. Давай-давай. Вскрывай уже, не томи! — он потормошил любимого за бока. Гарри, и сам раззадоренный любопытством, поспешил сорвать остальные три печати и достать из обёрточной бумаги... обыкновенную коробку, хоть и выполненную из чёрного бархатного картона. Вскрыв её краешек — он вытряхнул оттуда лишь один-единственный лист плотной бумаги, оформленный, однако, довольно торжественно. Гербовый лист обрамляли тиснёные витиеватые серебристые узоры, с периодическими вплетениями буквы «М». — Боже мой, выебонов-то! — усмехнулся Кормак из-за спины. — Даже на фамильном бланке... Он бы ещё фанфары зачаровал, чес-слово. — Не ворчи, — коротко одёрнул любимого Гарри. — Ты его таким выпендрёжником — сам обожаешь... и вообще, страстно мечтаешь трахнуть. — Ну... есть немного, — стушевался блондин. — Но то ж — я. Я-то — пойму. А перед тобой — мог бы и постесняться. — Нечего стесняться. Я тоже обожаю, как неприкрыто вы оба выёбываетесь. Мог бы ещё и фотку свою приложить, на которой красуется, картинно позируя и бесстыже вываливая свой хуй наголо — я только за. В ответ он лишь получил короткий «чмок» в щёку — и опустил взгляд на сам текст. « Привет, Гарри. Мы завалились спать обратно, как только вас проводили. Где-то час назад встали. А я — только что вернулся: меня последние полчаса Стиви каждые пять минут гонял отправлять/забирать какую-то срочную корреспонденцию... В общем, я — сразу с улицы, ещё не до конца привёл мысли в порядок. Не знаю, как это складно сказать — но я решился. Так что прости за сумбурность: диктую сразу под запись, без репетиций. Я тут с утра... ну, с моего утра, уже нормально проснувшись — сам для себя подвёл некий итог нашему знакомству. Прокрутил в голове события последних дней и собственные впечатления от них... Короче, спасибо за визит. И за встречу. Когда мы с Аври приглашали тебя на званый ужин, чтобы познакомиться — мне и в голову не могло прийти, что всё закончится НАСТОЛЬКО охуенно. И уж тем более — что ты вживую окажешься таким милахой. Повезло Кору — это точно... и, племяш, я знаю, что ты это тоже читаешь — так что радуйся, но не зазнавайся. Помни, что я тебе сказал. ... » — А что он тебе сказал? — Гарри повернулся к любимому. — Что склеит тебя, расчехлив весь свой арсенал безотказных подкатов, если я профукаю. — А, это я слышал. Я думал, он в шутку. — Да он всегда так. С ним — никогда не знаешь, где он всерьёз, а где придуривается. — А... если это всерьёз — тебя такая угроза не смущает? — Ну, вообще... обидно будет, если у нас с тобой не сложится — а ты меня на него променяешь. Тем более — после всего того, что ты узнал про меня. Особенно — с учётом самого последнего, о чём Тиб не знает... и, я надеюсь, ты ему не проболтаешься, даже если к нему уйдёшь. Но не запрещать же. Я ж не собака на сене. Если мне не получится тебя удержать — то пусть хотя бы Тиб с тобой будет счастлив. Уж лучше ты ему достанешься, чем кому-то другому... — Так, ты опять об этом думал слишком серьёзно, как я погляжу. — Ну да. Не игнорировать же такое предупреждение. — Зная тебя, надо опять проговорить вслух... Солнце, опасаться на эту тему — нечего. Конечно, зарекаться не буду, но пока что — абсолютно ничего не указывает на то, что мы вдруг разойдёмся. Так что не загоняйся. — Да я и не загонялся, малыш... ну, не сильно. Но спасибо, что прояснил. Я это ценю, — он обнял любимого крепче и, разведя колени пошире, сильнее прижал его за пояс к тому месту, которое этот чертёнок особенно любит. — М-м-м... а кто это у нас тут такой эталонный самец? Ну разве можно такого разлюбить?.. И, кстати, не представляю, как он меня «уводить» собрался, когда сам не может налюбоваться на Стивена. Ты заметил? — Конечно. Но тебя ведь не смущает быть третьим, если впишешься... или четвёртым. Или двадцать пятым — твои же слова. — И то правда. Но всё равно, не загоняйся. Пока что — если ты не заметил, я в ста случаях из ста выберу тебя вместо него... Хотя мне такая дилемма не нравится. Предпочёл бы не выбирать вовсе. Обоих МакЛаггенов мне заверните, пожалуйста! Как есть, без одежды. — Ага. Это я тоже заметил. Но не отвлекайся. Вечером разовьём эту тему. А сейчас — читай дальше. Гарри вернулся к письму. « ... племяш, я знаю, что ты это тоже читаешь — так что радуйся, но не зазнавайся. Помни, что я тебе сказал. Так. В общем. Я чего пишу-то... Последние несколько дней я хотел как-то выразить свою благодарность... ну... за всё. За то, с какой искренней заботой и поддержкой ты относишься к Кору. Для меня это важно. Правда. Ты не представляешь, насколько. За то, как мы тут отрывались. И особенно — за то, как ты помог наладить мосты со Стиви. В подробности я не лез — но... скажем так, я краем уха слышал, что это вы с Кором подтолкнули его попробовать со мной во второй раз — после такого неудачного первого, который у нас с ним был в прошлом. Это с вашей подачи он спустя столько лет наконец-то перестал ломаться и дал мне второй шанс, хоть он в этом ни за что не признается. Короче, спасибо. Вот просто спасибо, от всего сердца. За то, какой ты — побольше бы на свете было таких парней, которые так искренне исповедуют ценности Пуффендуя... Тебя, кстати, на первом курсе — шляпа, часом, не хотела на наш факультет определить? Вроде, все задатки — налицо... Так, я отвлёкся. Продолжаем по теме. Я заметил, что ты сам относишься к собственным благим поступкам как к какой-то мелочи, будто это ничего не сто́ит. Но для меня всё вышеупомянутое — отнюдь не мелочь. И ещё как сто́ит. И... я даже не знаю, чем смогу отблагодарить тебя за такой бесценный подарок. Ясное дело, что за мной теперь должок — так что обращайся, если что... только не профукай на какую-нибудь хуйню. Можешь с Кором посоветоваться — он тебе объяснит, с просьбами какого плана я обычно имею дело. Но того, что я пообещал Бесценную Услугу — всё равно мало. Так что... я тут подумал — и не придумал ничего лучше. В качестве более сущностного выражения моего к тебе отношения — отныне мои двери для тебя всегда открыты. Как я и говорил. Но теперь — они открыты настолько, насколько это возможно. Всецело. И безусловно. Внимательно прочитай то, что написано далее — и запомни это. Кор, если всё ещё читаешь — отвернись. Ты уже и сам догадался, почему. Гарри, прочитай про себя эти символы несколько раз — пока точно их не выучишь, и они не исчезнут. Итак, подтверждаю дохуя полное разглашение Гарри Джеймсу Поттеру: » Гарри опустил взгляд на следующую строку... и произошло нечто странное. Всё то время, пока он читал предшествующий текст, эта строка ускользала от его внимания. Она словно вечно попадала в слепое пятно — несмотря на то, что была написана куда более крупным шрифтом, в три-пять строк остального текста, да ещё и обведена толстой рамкой. Но лишь после того, как он прочитал текст, выделенный жирным, взгляд всё-таки смог увидеть главную цель этого послания. А увидев её — сам собой намертво впился в надпись, неспособный выйти за её пределы. На следующей строке, в ровной прямоугольной рамочке, оказались несколько загадочных символов. Они представляли собой что-то среднее между азиатскими иероглифами, скандинавскими рунами, месивом геометрических фигур и крайне примитивными гербами непонятно чего. Следуя инструкции, Гарри несколько раз внимательно рассмотрел их, запоминая, как именно они выглядят. Лишь когда они осели в его памяти — символы исчезли с листа, а взгляд наконец-то смог продолжить чтение. — Ты всё? — раздался над ухом тихий голос Кормака, сказанный осторожно, чтобы, в случае чего, не отвлекать. — Да. Он вернулся к тексту: « Ты только что прочитал мой настоящий и при этом полный адрес. Не волнуйся, теперь ты его не забудешь. По крайней мере, пока я его не сменю. Зная его, ты всегда можешь связаться со мной — Кор, ты же снова читаешь? Покажи ему, как. А ещё — зная именно полную версию, можешь больше не опасаться никаких защит у меня дома. В случае, если что-то сработает — подумай об этом адресе — и защита деактивируется... не любая, но почти любая. А там, где не сработает — нечего совать нос туда, куда даже Кор не лезет!.. Так, грубовато получилось. Я не это хотел сказать. А вот что: отныне — мои двери для тебя открыты всегда. Так, как доселе они были открыты только для Кора... ну и, может, Стиви тоже доверюсь — посмотрим, как он себя поведёт, когда пыль уляжется. Ты теперь всегда можешь ко мне обратиться — в любое время дня и ночи. Или даже сразу наведаться. Без предварительного уведомления. Без приглашения. Только имей в виду, что у меня тут туса может быть. Или я сам могу спать... или на толчке сидеть. Ну ты понял, в общем. Но в остальном — я тебя рад видеть всегда. Хоть в компании с моим племяшом, хоть без. Теперь — ты можешь заскочить повидаться даже без него. Рассчитываю на то, что ты не станешь злоупотреблять этим... Хотя я бы удивился, если бы конкретно ты — вдруг стал. И... ну, наверное, да. Будем считать, что это такой странный рождественский подарок от меня. Я знаю, что тебе не важны материальные ценности. С твоим-то состоянием — они ничего не стоят. Но надеюсь, что этот ответный подарок — оценишь по достоинству. Ещё раз спасибо за — без преувеличения — моё самое счастливое Рождество, Тиберий МакЛагген. » — Нихуясе ты на него впечатление произвёл! — выпалил Кормак, едва Гарри дочитал и повернулся к нему с вопрошающим взглядом. — Это ему секс настолько понравился? — Не в сексе дело. Хотя да: явно понравился. Но за такое безграничный доступ к нему домой — не дают. Похоже, за то время, пока мы у него гостили — он увидел, что может тебе доверять — уж не знаю, в каких именно твоих поступках. По мне — ты, как всегда, всю неделю был собой: всё тем же ангелочком. Гарри зажался: — Как-то... неудобно. После первой же встречи — и такая ответственность! А вдруг я случайно разболтаю кому-то? — Не сможешь. Его адрес невозможно произнести вслух. — Нет, в смысле... ну вот надумаю я ему когда-нибудь отправить письмо, например. А кто-то адрес увидит. — Не увидит. Ты при всём желании не сможешь его адрес никому показать. Для непосвящённых он будет выглядеть по-другому... и, кстати, ответное письмо — лучше отправить не «когда-нибудь», а прямо сейчас. Он, наверняка, сидит там на нервах, ждёт твоей реакции. Я гарантирую. — Давай. А как? Ты ж говорил, совы к нему не долетают. — Ну... есть несколько способов. Сейчас — можно пиробумагой. МакГонагалл же у меня её так и не конфисковала, спасибо Дамблдору. Потом — надо будет подумать, как тебе с ним переписываться без моего участия. Кормак выкарабкался из-за Гарри, встал с кровати и прошёл к шкафу, из которого достал один лист уже знакомой, слегка желтоватой бумаги. — Как отправлять — ты уже знаешь. Так же, как когда мои записки собирал перед тем, как мы тебя с Дином отжарили. Только — главное — внизу напиши его адрес перед отправкой, — с этими словами блондин уже протягивал чернильницу с пером в одной руке и заветный лист — в другой. Всё ещё пребывая в лёгком замешательстве, Гарри забрал и то, и другое. Повернувшись к тумбочке, он разгладил лист и, сумбурно излагая собственные мысли, нацарапал: « Привет. Это Гарри... и я слегка в ахуе, если честно. Я понимаю, какая это честь: мне Кормак рассказывал, с каким трепетом ты относишься к своей обители. И я польщён. Правда. Разумеется, злоупотреблять не буду — само собой! ... разве что... Когда жизнь устаканится — могу в качестве сюрприза наведаться как-нибудь в гости. И как следует выразить благодарность за оказанное доверие. Прямо сейчас мне предложить особо нечего... но вот твоему бесподобному елдону, вроде бы, понравилось, как я благодарить умею. Ну и потом, когда меня МакГонагалл наконец-то выпустит в Гринготтс, постараюсь ответить каким-нибудь более осязаемым подарком. Ах да. Для меня это Рождество — было не менее счастливым... И мне как-то неловко оттого, что я сам там отрывался — а мне за это ещё и такие почести. Спасибо. И тебя тоже — ещё раз, с праздником! » — Допиши, что ты сейчас у меня, — подсказал бойфренд, читающий это через плечо. Гарри вывел: «Я сейчас в спальне Кормака, если что», — потом, ненадолго растерявшись, опомнился, что надо написать главное — тот самый адрес. И, сделав это, он повернулся к любимому, дожидаясь, пока высохнут чернила: — Нормальный ответ? Соответствует масштабу его жеста? Или могло показаться, что я не понял... — Ничего не показалось. Всё нормально. На пиробумаге, кстати, чернила сохнут быстрее. Уже всё. С лёгким волнением от значимости момента, Гарри взял лист с тумбочки и уже знакомым способом заставил его мгновенно сгореть после специфического хлопка в ладоши. — А зачем ему знать, что я у тебя? — Гарри обернулся к своему парню, как только пламя вспыхнуло и тут же потухло. — Чтобы он не ломал голову, как тебе ответ отправить. У меня — можно тоже пиробумагой. — А если не у тебя? — То нельзя. Она ж не может перемещаться куда угодно. Надо, чтобы место получения было на это специально зачаровано. Свою спальню — я зачаровал. А вот в кабинете у Дамблдора — только я ему мог пиробумагой отправить, не наоборот. В обратную сторону — нам с ним пришлось парной трансфигурацией записки передавать. Но ты же ею не владеешь, вроде... или тоже владеешь? — Нет. — Ну вот. Наконец-то. Хоть в чём-то я реально лучше тебя. — Солнце, опять начинаешь? Ты дохуя в чём лучше меня... и, кстати, «дохуя» — в том числе, буквально. — Но не в магии же!.. А насчёт хуя... приятно, конечно, что ты мой обожаешь настолько безгранично — даже тогда, когда иметь с ним дело уже объективно неудобно и даже тяжело. Но у меня же он такой — от природы. Тупо повезло. Моей заслуги в этом нет. — Зато есть в том, как ты умеешь им пользоваться, превращая просто большой болт — в настоящее произведение искусства и испытание выносливости... А ещё заслуга — в том, к какой шикарной фигуре этот агрегат прилагается. И, кстати, в магии — ты тоже много где меня превосходишь. Так что нечего опять прибедняться... Или ты просто на комплименты снова напрашиваешься? Так и скажи — знаешь же, что я с радостью потешу твоё эго, балдея от того, как ты сам собой любуешься. — Ни на что я сейчас не напрашивался... — Ну и всё тогда. Кто тут у нас — бесподобный МакЛагген, хвастающийся этим налево-направо? Кто тут главный кобель школы, которому одна половина учеников люто завидует, а вторая — яростно на него дрочит? — Это я, да... — на его физиономии проскользнула знакомая самодовольная ухмылка. — Парень у тебя — просто совершенство. Сам же так говоришь. — Во-во. И этому совершенству, чтобы в очередной раз удостовериться в том, как его обожают — достаточно банально вывалить своё хозяйство... или даже просто, как он любит, закинуть руку за голову, откинувшись на подушку... или сказать мне что-нибудь на ухо тем своим голосом... — Так, всё. Иди сюда... — Мы же, вроде, ответа от Тиберия ждём? — Да он там отошёл куда-то, видимо. Пошли пока, потискаю... Увы, в эту же секунду в воздухе посреди комнаты возник похожий лист, который, едва появившись, сложился в форме рта и заговорил голосом Тиберия: — Тогда замётано, — на этих словах проскользнула их характерная коварная ухмылка. — Буду с нетерпением ждать этого нежданного визита. Хоть явишься в компании с моим племяшом, хоть без... И никаких неловкостей. Это мне тут надо чувствовать неудобство оттого, что, вроде как, пытался «спасибо» сказать, а в ответ — меня самого ещё и предлагают за это отблагодарить. Ты меня совсем до смущения решил задушить милотой, что ли?.. Короче, не парься. Лучше скажи, как у вас там. Разрулили то, из-за чего вас дёрнули? — Я расскажу? — вызвался Кормак. — Только если совсем обтекаемо. Дамблдор же сказал... — Я и не собирался передавать подробности. Обижаешь. Просто напишу, что Дамблдор решил тебя готовить к возможным нападкам Министерства — потому что, по сути, ваши эксперименты — это оно и есть... Ну и ещё распишу ему, с какой смущённой мордашкой ты сейчас получил оба его письма. Ему понравится. — Тогда давай. Быстро составленное и отправленное письмо, столь же быстро полученный ответ — на сей раз, почему-то снова текстовый — и вот уже Кормак разворачивает его. Едва бросив взгляд, он усмехается с таким видом, что и без слов в его усмешке отчётливо читается: «Типичный Тиб». — Что там? — подобная реакция особенно заинтересовала Гарри. Кормак молча подошёл к бойфренду и просто показал лист. На нём — в самом центре — красовалась лишь короткая надпись: «Ну так выеби его вечерком как ты умеешь, по первое число. И скажи потом, что это от меня.» — Так что сегодня вечером, похоже, твоей жопе снова не поздоровится, — пояснил Кормак, увидев, что Гарри уже прочитал. — А твоей? — Можно — и моей. Как хочешь. — Хочу и так, и так. — Ну и отлично. Напишу потом Тибу, как эта смущённая мордашка отыгралась на «его» бедной заднице за такие бесстыжие предложения. Уверен, в таком формате, через меня — ему твой ответ понравится даже больше, чем переданный лично. Сказав это, блондин вернулся на прежнее место и, вновь обняв любимого со спины — на сей раз, и руками, и ногами, также просунув руки ему под рубашку — повалил Гарри набок, самозабвенно лапая идеальное тело, добровольно принадлежащее сейчас одному лишь ему. Но не прошло и минуты — как их вновь прервали. Ещё один лист возник в воздухе и опал на пол — очевидно, сообщение снова было текстовым. — Прочитаем? — шепнул на ухо блондин. — Или продолжим? — Давай прочитаем. Вдруг что-то важное. — Эх, — Кормак одним толчком локтя вернул их обоих в сидячее положение, отпустил бойфренда и нехотя встал. — А говорил, что в ста случаях из ста выберешь меня... — Солнце, опять начинаешь! Уже встав с кровати, тот обернулся с хулиганской физиономией: — Да шучу я. Мне самому интересно, что там ещё у него, — и, наклонившись, поднял записку. На сей раз — он не стал её сперва читать сам, а сразу вернулся в уютную позицию и развернул лист, уже глядя на него через плечо красавчика, к которому вновь старательно прижимался всем телом — особенно внизу. Текст гласил: « Тут это... Стиви интересуется, как тебе его подарок. По ходу, это тебе последняя его посылка предназначалась. Не знаю, что имеется в виду, но он спросил, угадал ли то, что обещал. » Лишь сейчас Гарри опомнился и взглянул на подножье кровати, на которое небрежно бросил второй свёрток, и уже позабыл о нём, теряя голову в дурманящих объятиях парня мечты.

***

Лысеющий полноватый мужчина поднял взгляд и посмотрел в зеркало, увидев собственное усталое лицо с многолетними мешками под глазами, по которому стекали капли воды. Ритуал давно стал машинальным: хоть просыпаешься после обеда, вернувшись с позавчерашнего ночного дежурства, хоть рано утром — полноценно прийти в себя получается только умывшись и окатив лицо парой горстей холодной воды, хорошенько промыв ею заспанные глаза. Начинался очередной рабочий день, обещавший быть совершенно рутинным... когда медальон у него на шее характерно задрожал. — Ну ёб вашу мать! Дайте проснуться хотя бы! — раздражённо воскликнул он в пустоту комнаты. — Что вы как дети малые! Схватив полотенце с вешалки и спешно им вытершись под непрекращающееся дребезжание устройства связи — он бросил полотенце в раковину, взялся за медальон и, открыв его, недовольно рявкнул: — Да. На связи. — Ты где? — раздался оттуда знакомый голос Руфуса. — Дома, где ж ещё! — он фыркнул. — Я сегодня во вторую смену. — Собирайся живее! — поторопил его голос, полностью проигнорировав то, что рабочий день напарника начинается лишь через несколько часов. — У нас тут форс-мажор. — Что там опять стряслось? — Ничего... или, наоборот, нечто важное. Фишер жив. Железно. — Основания? — Он только что сам вышел на связь с одним из бывших коллег. — Точно сам? Не инсценировка? — Точно. Я это первым делом проверил. — Тааак... — настороженно протянул Глава Правопорядка, стремительно переходящий в режим «при исполнении». — Он пропадает неизвестно куда, а первым же делом после возвращения — выходит на связь с кем-то из Тайн? Детали известны? — Конечно. Они ж у нас все под наблюдением. А после пропажи Фишера — под пристальным. — И? — На самом деле... может быть, фигня. А может, и нет. Он об услуге попросил. По старой дружбе. — Конкретнее? Руфус, давай всё выкладывай! — Да там мало конкретики. Поздоровался. Представился. Попросил по старой памяти отправить кое-что из отдела. Напомнил, что за тем — «один должок». — Ничего себе «фигня»! Хищение артефактов из отдела Тайн! Ну-ка живо его в розыск! Уже официально. — Не, там это... отбраковка. Мусор, по сути. — Может, не такая уж и отбраковка? Что-то тут нечисто. — Не, точно брак. Я лично проверил. Сразу после перехвата сообщения — раньше них наведался к ним в отдел и тот ящик на утилизацию, о котором шла речь в письме — прогнал по протоколу. Весь ящик прогнал. Нерабочий хлам, как и ожидалось. — Может, уязвимость в самом протоколе, и под видом хлама — на самом деле, там затесалось что-то дельное? Фишер какую-то лазейку нашёл в протоколе обнаружения брака? — Не думаю. — Тогда зачем ему? И о чём конкретно речь? — О чём конкретно — не медальонный разговор. А зачем... мне кажется, он просто хотел преподнести это как символический подарок. Девке своей или ещё кому. Праздники же. — А зачем дарить — именно что-то из Тайн? — Так он же парень небогатый. Из-за его особого случая — до сих пор на маленькой ставке у нас, будто новобранец. Бабу впечатлить — особо и нечем. А тут — мы, считай, каждый день отправляем на переработку то, что любая тёлка сочтёт за знатные брюлики. — Хм... ну да. Оно ж там всё блестящее. И эксклюзивное. В обычной ювелирной лавке — такое не купишь. — Во-во. Бабы на такое слетаются, как сороки, и трусы с них — тоже слетают. Сразу. «Сами». Ну и — он воспользовался ситуацией... Хм... На самом деле, довольно беспроигрышный вариант. Изобретательно, хоть и слегка не по протоколу. Но насколько ему известно — никто ж не узнает. Вот и выкручивается с тем, что имеет. Надо же как-то девку свою уважить на Рождество, а то потом весь год будет мозги компостировать... — Думаешь, нет повода для тревоги? — Не уверен. Я бы этого «коллегу» из Тайн — допросил. С пристрастием. И на карандаш бы его взял за несанкционированный вынос министерского имущества. — Так, не кипишуй. А то ты там сейчас такого шороху наведёшь, что я и за неделю не разгребу. Я и так уже — еле замял ситуацию в Пророке, чтоб об этом Амбридж не разнюхала. Сиди в моём кабинете и ничего не предпринимай, пока я не приду. — По горячим следам — я бы... — Сиди в кабинете, сказал! Это приказ. Ответом, однако, было гробовое молчание. — Руфус, как понял? — настойчиво переспросил старший по званию, уже понимая, что это молчание не сулит ничего хорошего. — Понял, — раздался недовольный голос. — Сиди и не рыпайся. Сейчас буду. Вместе решим, что делать. — Ладно. Но давай живее. — Я уже умылся. Мне только одеться. Конец связи. С этими словами мужчина умчался из ванной, понимая, что это вот «ладно» от Руфуса — слабое утешение, когда у него опять инициатива в жопе заиграла. А в таком состоянии — он нередко забывает, что главное, вообще-то — не спугнуть цель.

***

Развернув круглую посылку, Гарри обнаружил внутри записку, обёрнутую вокруг ещё одного свёртка — на сей раз, тканевого. Понимая, что это говорит о хрупкости предмета в самом центре этой импровизированной противоударной упаковки — он осторожно расправил, как оказалось, большую скомканную салфетку — и увидел минималистичный, но элегантный кулончик на серебряной цепочке. Кулон — то ли тоже из серебра, то ли из платины — представлял собой переплетение линий, напоминающих застывшее пламя: начинаясь снизу тонкими, они плавно утолщались к центру, и вверху вновь истончались, изгибаясь и сходя на нет. С тыльной стороны он был плоским, а снаружи — чуть выпуклым, и между «языками» пламени поблёскивал небольшой драгоценный камень синего цвета с едва заметным то ли радужным, то ли перламутровым отливом — наверное, сапфир. Украшение выглядело как то, что не стыдно носить хоть парню, хоть девушке... но не это захватило всё внимание Гарри. — Вот это — от Стивена? — переспросил он. — Я знаю не больше тебя. Записку-то глянь. — Если от него — я не могу принять такой дорогой подарок, — Гарри потянулся к записке, помятой оттого, что она была обёрнута вокруг ткани. — Ему эта безделушка — наверняка обошлась в целое состояние. Записка гласила: « Это Фишер. Стивен. Как и обещал — вот подарок. Надеюсь, он покажет, что я узнал тебя по-настоящему. Надень. И не нервничай: он нерабочий. Другим только его не свети. У меня будут проблемы. С праздником. » Текст, однако, ничего не прояснил, но Гарри последовал совету — и накинул цепочку на шею. Едва он сделал это — кулон прямо у него в руках... перевоплотился в маховик времени. — Уоу! — непроизвольно воскликнул третьекурсник. — Чего? — насторожился его парень. — Ну, посмотри! — Тебе идёт, да. Стильно. — Нет, посмотри, что это! — Вижу, что чистая платина. Довольно дорогой кулон, даже по нашим меркам. — Платина? — переспросил Гарри, опуская взгляд на золотистое устройство с песочными часами. — А-а-а... — протянул он в осознании — и снял украшение, которое тут же вернулось к прежнему виду. — На, надень. Кормак в недоумении машинально протянул руку и выполнил просьбу, после чего его тоже настигло осознание. — Постоянные чары маскировки? Мощно. Ебать, какой талантище скрывается за этой секси-фигуркой! Прям как ты. Теперь я его ещё больше хочу. А что это?.. Так, погоди. Это маховик, что ли? — Ага. — Всё круче и круче. А не боится он такой артефакт... Ах да. Он же написал, что нерабочий. Тогда смысл? — Ну... — виновато протянул Гарри, — в один из первых дней, когда Стивен в очередной раз принялся намекать, что я что-то скрываю и всё-таки собираюсь стать этой их Просветительницей — у меня лопнуло терпение, и я на него наехал. Он там засмущался, когда понял, что подозрения — не по адресу. И пообещал искупить вину рождественским подарком. А я ему на это ответил, что, раз он считает меня такой двуличной скотиной — то пусть и извинится за это, подарив то, что будет под стать мне настоящему. Но я не просил ничего настолько дорогого. — И в качестве демонстрации своего текущего отношения — он тебе отправил сломанный маховик? — Кормак в непонимании изогнул одну бровь. — Дело не в том, что сломанный. А в том, что маховик. Стивен, и правда, изменил своё отношение. — Ну да, если так подумать — подарок символический, но прямо в точку. Ты ж у меня герой-первооткрыватель... — Не такой уж и герой... Но да. Он угадал. Да ещё и для остальных — зачаровал в такое стильное украшение, которым даже перед слизеринцами сверкнуть не стыдно. — Погоди. Он же попросил не светить перед посторонними. — Я думаю, тут речь — о том, что не светить тем, что это маховик. То есть, не давать примерить. — Уверен? — Ну да. Смысл в этом кулоне, если его даже носить нельзя? — Так, слушай... Он же довольно хрупкий, — Кормак не сводил взгляда с устройства, которое для Гарри выглядело сейчас всё тем же платиновым огнём из монолитного металла, выглядящего, наоборот, чрезвычайно прочно. — Уверен, что его можно носить? Особенно, с твоим-то уровнем распиздяйства. — Да наверняка. Стивен не стал бы его отправлять, если бы маховик был опасен. — Так, давай-ка не будем гадать. У него и спросим. А то слишком много непоняток. Надо хотя бы знать, не прищучит ли тебя Министерство, если прознает. — Согласен. Через Тиберия свяжемся? — Да. Я сам напишу, — он снял кулон с шеи и вернул его полноправному хозяину, а затем — вновь направился к шкафу и на сей раз — взял оттуда уже всю стопку бумаги, чтобы не ходить за ней снова. Положив её на тумбочку и поставив перо на верхний лист, наследник МакЛаггенов сосредоточенно на него взглянул — и перо начало быстро выводить проговариваемый в уме текст. Когда с характерным кивком Кормака перо поставило точку, а сам он тут же отправил записку — Гарри подал голос с умиляющейся ухмылкой: — Выёбываешься? — Где?.. А, это? Нет. Так ведь быстрее... а тебя впечатлило невербальное письмо? — Ну да. Стоит такой благородный принц — и демонстрирует чудеса продвинутой магии, которой нет в школьной программе. — Тогда да, — Кормак подхватил улыбку Гарри. — Выёбываюсь. — Иди сюда, — он сместился на край кровати, вытянул руки в приглашающей манере, и как только блондин подошёл поближе — повис у него на поясе, с нескрываемым обожанием вжимаясь лицом в выдающийся пах. Подняв наверх свой влюблённый взгляд, Гарри спросил. — Что написал? — Да просто попросил объясниться... И вот это, — он указал на балдеющую мордашку, — мило, конечно. Но давай пока далеко заходить не будем? До вечера отложим. А там уже и потрахаемся нормально. — Что, уже парня своего обнять нельзя? — он картинно насупился. — Вот это — не просто «обнять», если что. — Не, ну я не виноват, что у моего парня в штанах такое выпирающее хозяйство, которое одним своим видом так и просит, чтобы к нему прижались. Вон, даже сквозь джинсы чувствую твой массивный бугор. — Подхалим, — взгляд, однако, сказал обратное: насколько Кормак наслаждается моментом и насколько он благодарен судьбе за то, что ему достался такой бойфренд. — Кобелина, — счастливая физиономия Гарри тоже всем своим видом выражала лишь искреннее: «я тебя люблю». Где-то с полминуты они так и любовались друг другом — вплоть до того момента, как посреди комнаты — рядом с печью-буржуйкой — вновь возникло очередное письмо. Нехотя выбравшись из очаровательно-непосредственных объятий, Кормак подошёл к листу, взял его и, обогнув кровать с другой стороны, шмякнулся на неё, откидываясь на подушку полулёжа. Закинув руку за голову в той самой позе, от которой Гарри на минувших каникулах только-только научился не терять голову окончательно, блондин показательно медленно развёл колени в стороны, выставляя свой бугор — на сей раз, уже сознательно — и взглянул на бойфренда: — Ну на, если нравится. Но ебаться сейчас — мы не будем. — Ты же знаешь, что всегда нравится, — он стремительно перекатился на центр кровати и улёгся на живот, лицом вновь вжимаясь в любимые причиндалы, а обожающим взглядом — вновь встречаясь с их обладателем. — А может, ещё джинсы расстегнём? Они же жёсткие. В них — не так удобно вжиматься, как в трусы. — Э-э-э, нееет. Этот фокус не пройдёт. Я сказал, вечером. — Можно и вечером, и сейчас... немножечко. — Гарри, ну не трави, — взгляд стал серьёзным. — Мне после того, что мы вчера перед сном устроили — сил надо набраться, чтобы в следующий раз нормально выложиться. Плюс, я не выспался. Так что вечером. — Ну ладно... прочитаешь? — Ага, — он расправил лист и, повернувшись к нему вполоборота, чтобы боковым зрением по-прежнему наблюдать, как неподдельно красавчик с третьего курса балдеет от его хозяйства, принялся читать текст. « Это реальный маховик, но отбраковка. Он безопасен. Все предохранители — на месте. Даже слишком. Потому и брак, что они получились слишком агрессивными. Реагируют вообще на всё. Любую попытку использования считают слишком сильным влиянием на прошлое — и не дают ему запуститься ни при каких условиях. Такой маховик заведётся только если влияние будет вообще нулевым. А это невозможно. При попытке ослабить защиты — они все, разом, блокируются изнутри. Так что это мёртвый клин... в смысле, так этот брак зовут наши. Заклинило маховик, намертво. Расклинить — невозможно. У нас такие — сразу на переработку. Но я подумал, что в качестве символа — тебе понравится. Рад, что угадал. Разбить его — тоже нельзя. По крайней мере, случайно. Ну, если им гвозди не забивать. У наших в Тайнах — целый процесс, которым клины разбирают на детали, и только по кускам — утилизируют. Так что не пытайся разбирать. Серьёзно, не пытайся. В лучшем случае — у тебя просто не выйдет. В худшем — это опасно. Но в остальном — это просто безделушка. И — да — насчёт того, чтобы не светить — я имел в виду ровно это. Сам — носи спокойно. Другим примерить — не давай, ни под каким предлогом. Ну и, наверное, лучше снять, если в Министерство наведаешься. Мало ли, как-то распознают, что это... И тут МакЛагген... Тиберий говорит, чтобы ты носил открыто. Мол, прятать надо у всех на виду. Не знаю. Как по мне, лишнее внимание — ни к чему. Но тебе виднее. Главное — не дай никому постороннему узнать, что это маховик. Меня реально вздрючат за такое. Даже за клин. Я рисковал, когда его из Тайн вытаскивал. Надеюсь, ты это тоже оценил. Тянет это на демонстрацию справедливого отношения? » — Всё, — подытожил блондин. — Конечно, тянет. Надо ему ответ написать, — Гарри начал подниматься. — Не-не. Лежи. Я сам, — он наклонился вбок и, еле-еле дотянувшись, поставил перо на следующий лист. — У тебя же бойфренд — охуенный. Невербальным письмом владеет. — Это да. Охуенный — не то слово, — Гарри вновь расплылся в довольной улыбке. Ответ получился совсем коротким, в одну строчку: по-видимому, Кормак буквально передал слова Гарри. И, вновь дотянувшись до тумбочки, стянул лист, который тут же заставил сгореть. — Ну всё, — резюмировал он. — Со всеми переписками, вроде как, закончили. Доволен ли ты, радость моя? — Да ваще! Меня тут со всех сторон подарками осыпают... И мне, на самом деле, неудобно. Надо бы им обоим тоже чем-то ответить — а нечем. — Погоди. Про Стивена — не знаю. Но Тиб — написал же, что ты ему уже сделал самый главный подарок. — Не, ну это — не считается. Надо и нормальный подарок тоже сделать, что-то сущностное. Они, вон, оба отправили то, что хоть в руках подержать можно. А я что? Пару раз приятно о них высказался? Это не считается... Блин. Самое обидное — что ведь могу же себе позволить! Но МакГонагалл меня не то что в Косой Переулок не пустит — даже сама за деньгами в Гринготтс не сходит, чтобы соблазна не было. — По-моему, ты загоняешься. Не ждут они от тебя ничего в ответ. — Не знаю. Может быть. Но пока не отвечу им по-нормальному — мне пиздец как неудобно перед ними... или перед собой. Не знаю. — Ты носить-то этот кулон — собираешься? — Кормак кивнул в сторону украшения, которое его бойфренд положил рядом с собой на кровати, устремив весь свой интерес к тому, что сейчас было у него под носом. — Конечно. Тем более — после таких откровений, — в этот же миг он, будто опомнившись, взял цепочку и натянул на шею, стараясь по минимуму отрываться от крайне удобной «подушки». — Откровений — о том, что Стивен рисковал? — Нет. Хотя и это тоже. Я про любопытные особенности маховика. — Какие ещё особенности? — Ну... он же сказал, что маховик не работает — если будет влияние на прошлое. А если не будет? — Так... ты опять что-то опасное удумал? — блондин нахмурился, сурово взглянув вниз. — Да почему опасное? Маховик защищён — по самое «не могу». Он мне сам не даст сделать ничего мало-мальски опасного. Но вдруг он, всё-таки, способен работать? Просто в строго определённых обстоятельствах. — Ты уже нацелился проверять его на прочность, да? — Не то чтобы на прочность... — Гарри приподнялся на локтях и осторожно попробовал повернуть ручку, что у него, вполне ожидаемо, не получилось. — Вот, видишь? Он не заводится. — Только не надо силой пытаться его завести! — Да Стивен же сказал, что он всё равно не даст... — Всё равно не надо. Ты понял меня? — суровый взгляд доступно дал понять, что блондин сейчас не шутит. — Ладно-ладно. Что ты опять начинаешь... — Я начинаю? Это ТЫ однажды уже чуть было не стёр себя из времени. Чтоб ничего подобного не было! — он пригрозил пальцем. — Ладно-ладно... я аккуратно буду. — И разбирать его не смей! — Это я и так понял. Я — что, по твоему, вообще без мозгов? — Учитывая, в какие опасные дела ты вечно ввязываешься — вопрос с подвохом. — А вот сейчас обидно было! — Нечего обижаться. Или, скажешь, не было такого? Не пытался ты время сломать? Не играл с огнём, когда экспериментировал на дементоре в Хогсмиде? — Да я же благодаря этому Ультус открыл! — Но ты же не знал, что его откроешь. Короче, ты у меня рисковый парень. За то, в том числе, и люблю. Но с маховиком — давай без выкрутасов. Магия времени — не шутки. — Блин, ты сейчас говоришь — прямо как МакГонагалл... — он вовремя поймал быковато-разъярённый взгляд, чтобы успеть добавить. — Но понял я! Понял. Буду осторожно. — Вот, то-то же! Смотри у меня! — и, ослабив градус строгости, он добавил уже гораздо тише — так, что это прозвучало не как требование, но как просьба. — Ну правда, давай без этого? Я не могу тебя потерять. При малейшем намёке на риск — сворачивай затею, ладно? Магия времени — серьёзно, пиздец какая опасная. Неспроста ею только невыразимцы занимаются. И те — строго при подстраховке друг друга. — Ладно... — с тяжёлым вздохом кивнул неугомонный бойфренд. — После таких слов — мне совесть не позволит... — он осёкся, осознав смысл ситуации. — Это эмоциональный шантаж, вообще-то! — Да. Но мы ещё с Хогсмида знаем, что если это поможет уберечь моего малыша от неприятностей — я готов не гнушаться ничем. — Коварно. Но действенно, признаю. — Лучше иногда быть немного коварным, зато счастливым, чем всегда — бескомпромиснно правильным, и несчастным. — Хм... — Гарри призадумался, соотнося это с собственным жизненным опытом. — И то верно. Когда все тебя считают непогрешимым героем — они рано или поздно начинают относиться к этому как к должному. И в следующий раз — даже «спасибо» тебе не скажут. — Тебе виднее. — Да, виднее... — ещё один тяжёлый вздох, сменившийся кратковременной задумчивостью и проникновенным взглядом в глаза любимому. — Солнце, я тут заметил... ты частенько не гнушаешься крайне неоднозначных методов. И коварство — вообще-то, слизеринская черта. Ты как в Гриффиндор-то попал с такими взглядами? — Заметил уже, да? — тот виновато прикусил губу и, недолго помолчав, собираясь с духом, признался. — На самом деле, меня шляпа изначально на Слизерин и определила. — А чего ж не поступил туда? — Вот в это гадюкино гнездо? А сам как думаешь?.. Плюс, она как только это мне предложила — я сразу представил, как Тиба инфаркт хватит после таких новостей. Он-то всё моё детство рассчитывал на то, что я на Пуффендуй поступлю, а тут — такое. Ладно, что не на Пуффендуй. Но уж тогда хотя бы не в Слизерин. На Когтевран — мне мозгов не хватит. Так я тут и оказался. Шляпа сказала, что Гриффиндор — в принципе, тоже подходит. Но меньше. — Выходит, ты с самого первого курса чувствовал себя здесь чужаком — не только из-за того, что тебя никто принимать не хотел, но и банально оттого, что не совсем вписывался сюда по духу? — Ну да. Правда, я бы и в Слизерин — не вписался. Мучался бы там, как Теренс. А в Пуффендуй — тем более. Такой вот я у тебя неправильный: не до конца укладываюсь в эти квадратно-гнездовые рамки факультетов. Не всем повезло быть такими чистыми гриффиндорцами по духу, как ты. — Ты самый правильный из всех возможных. И, Солнце, знаешь... вообще-то, моё распределение прошло ничуть не легче. — Да ладно? Твоё-то? У тебя разве что на лбу не нарисован герб факультета... ах да! — он карикатурно состроил задумчивую гримасу, а потом — демонстративно уставился на шрам. — Вот это у нас — что? Даже герб — в некотором смысле, тоже есть, прямо на лбу. И куда тебя шляпа предлагала? На Пуффендуй? Тиб уссытся от счастья, когда узнает... — Нет. Не на Пуффендуй. Тоже на Слизерин.

***

— Ах да, — Люпин вспомнил не последнюю по важности тему, которая на фоне прочих — чуть было не выскользнула из памяти, — он потребовал, чтобы в дальнейшем — МакЛагген с четвёртого курса присутствовал на всех экспериментах. — Он что, так и не понял, с угрозой какого масштаба имеет дело? — возмущённо повела бровью профессор МакГонагалл, доселе обращавшаяся к директору, а сейчас — медленно повернувшаяся к преподавателю по ЗОТИ. — Он всё отлично понял. На удивление, он принял новости даже лучше, чем я предполагал. Но, тем не менее, настоял на том, что отныне и впредь — требует, чтобы МакЛагген был в курсе дел. Настоял — совершенно упёрто. Точь-в-точь как Джеймс. — Римус! Ну сколько можно повторять! Гарри — не Джеймс. Вы теперь его преподаватель, и не должны потакать... — Я не говорю, что поддерживаю его позицию. Лишь пояснил, как именно он настаивал на своём. Профессор МакГонагалл, вы же не станете отрицать, что эту черту характера — он, и правда, унаследовал от отца? Один в один. Что с одним было бесполезно спорить, когда он вбил себе что-то в голову, что со вторым. Вы будто не в курсе, каким он бывает? — Да в курсе, само собой... — ведьма испустила тяжёлый вздох. — Своенравность мистера Поттера — уже стала притчей во языцех среди всего преподавательского состава... Совсем упёрся? — Да. Сказал, что изучение Ультуса будет либо с полным посвящением МакЛаггена во все нюансы, либо — цитирую: «Разбирайтесь там сами, без меня». — Ох... — второй вздох оказался ещё тяжелее прежнего. — То есть, на самом деле, зная его неудержимое любопытство — это следует трактовать как: «Я сам полезу к этой опасной магии — без вас». — Вот-вот. Я тоже так и подумал. Третий вздох выразил всё то недовольство, с которым декан Гриффиндора нехотя соглашалась поддаться на такие бессовестные ультиматумы. — Тогда да. Согласна с вашим решением. Уж лучше пусть это будет под нашим присмотром, чем непонятно где и как... Но за такое нахальство — не мешало бы ему провести воспитательную беседу! Ишь ты, раскомандовался! Весь Орден вокруг него носится, а он — ещё и... — Минерва, — мягко встрял в разговор директор, — возможно, нам пора начать серьёзнее относиться к его суждениям? Пока что — он нас ни разу не подводил... То есть... ни разу — ни в чём поистине важном. Вспомни хотя бы, как безупречно Гарри справился с возложенной на него миссией по убеждению факультетов. Притом, что он там был один, и мы никак... — Профессор! Мы же теперь знаем, что он тогда был в самом пике на волне удачи от первого применения Ультуса, и пик этот — он просто зациклил маховиком. С такой форой — любой бы справился! — Да, любой. Но почему-то в решающий момент на волне удачи оказался именно он, а не кто-то другой. Нам с вами могут не нравиться его методы, но нельзя отрицать их результативность в сухом остатке. — Но директор! Если позволить ему вот так нахально диктовать условия... — Он не диктует. Он пытается донести до нас то, что для него важно. А мы его не слышим. Потому что нам кажется, что нам виднее. — Но ведь нам действительно виднее! Правильно сказал Грюм, у него ещё... — Грюм — предвзят. По-своему. — Вы тоже предвзяты, директор! — Да. Как и вы, и профессор Люпин. Мы все предвзяты. Надо об этом не забывать. И если бы нам, дествительно, «было виднее» — мы бы на прошлом курсе не допустили того, что у нас на позиции преподавателя оказался самозванец, попытавшийся наложить на студентов Обливиэйт. А студенты эти, кстати — вновь справились без нас. Может быть, пора проявить к ним то доверие, которое они уже заслужили? — Альбус, вы на полном серьёзе предлагаете поставить на равных наши взвешенные решения — с его импульсивными порывами, которые меняются трижды на дню? Может, ещё предложите включить его в Орден прямо сейчас? — Нет. Он молод. У него всё ещё ветер в голове. Он не обладает нашим с вами опытом. И оттого — как и все в его возрасте, совершает ошибки. Как совершали вы и я. Но это не повод отмахиваться от всех его доводов как от «неважных». Если он прибег к шантажу как к последнему средству, чтобы достучаться до нас — хотя это совершенно не в его духе — значит, для него причастность мистера МакЛаггена почему-то важна. И в ответ на это — нам бы не злиться на него, а попытаться понять, чем мы вынудили его пойти на столь крайние меры. Профессор Люпин, у вас с ним по-прежнему доверительные отношения? — Да. В этом плане — он вёл себя как обычно. Даже, забывшись, чуть было не выругался при мне... хоть и прикусил язык в последний момент, — поспешил уточнить Римус, поймав осуждающий взгляд суровой преподавательницы. — Хорошо. Минерва, а теперь представьте, насколько сильной должна быть мотивация настоять на своём, чтобы пойти на шантаж несмотря на то, что озвучить его придётся в лицо человеку, которого вы искренне уважаете и отношениями с которым дорожите. Мы не знаем, почему — но почему-то для Гарри важно сталкиваться с Ультусом не в одиночку, а с участием мистера МакЛаггена... — Ладно. Можете не продолжать. Я вас поняла... Возможно, вы правы, и нам стоит прислушаться к нему в этот раз. Но доходчиво донести, что в дальнейшем мы не потерпим подобные выходки... — А может быть, вместо того, чтобы пытаться его наказывать или отчитывать — что всё равно не возымеет никакого эффекта, как мы с вами прекрасно знаем — сделать шаг навстречу и протянуть оливковую ветвь? Насколько я помню, одна такая «ветвь», хранящаяся сейчас в ваших покоях — уже готова. Тем более, мы теперь точно знаем, что она не несёт никакой опасности. Мне кажется, она идеально подходит для того, чтобы показать, насколько он услышан и может вновь довериться нам. — Вы предлагаете ещё и ПООЩРИТЬ такое поведение?! — глаза у декана невольно округлились от неслыханной дерзости этого предложения. — Не поощрить... Минерва, пожалуйста, перестань быть зам-директора хоть на секунду. И вспомни, каково быть наставницей. — Я ею и являюсь. Если поощрять подобное хамство... — Нет. Ты сейчас являешься не ею. Вспомни, как он отреагировал, когда узнал о твоей ошибке. Вспомни про следящие чары. — А это тут при чём? — Притом, что тогда — ты поступила не как мой зам. А как их декан, который искренне беспокоится об их благополучии — настолько, чтобы даже рискнуть ради этого собственной карьерой. И он увидел это. И ответил взаимностью, не доложив о твоём проступке не то что в Министерство — хотя это было секундным делом, когда сюда припёрся Фадж — но не сообщив об этом даже мне. Он отнёсся к тебе не как к начальнице школы, превысившей свои полномочия, а как к наставнице, перешедшей черту, но сделавшей это из благих побуждений. Довольно взрослый поступок, тебе не кажется? Директор замолк, позволяя своему заместителю выйти из поведенческого шаблона и взглянуть на себя с иной перспективы — её же собственной, но той, о которой она слегка позабыла, отдавшись удобству привычки, в которой всегда находила успокоение под давлением стресса, ведь в этой привычке обычно есть прописанные регламенты, а значит, и ответы — на всё, на любой случай жизни. После недолгой, но совершенно отчётливой паузы — судя по кардинально изменившемуся тону голоса, директору ответила не его заместитель, а старая подруга: — Ты прав, Альбус. Я забылась, — помолчав, она торопливо запричитала. — У меня самой голова идёт кругом от всего, что тут творится — ни минуты нет, чтобы продохнуть. Со всех сторон всё трещит по швам! Если не я — то кто ж ещё сохранит хоть какой-то порядок... Ты же знаешь, что со мной так бывает. Когда я на нервах — я же цепляюсь... — Знаю. Нам всем тяжело в этом месяце. Каждый из нас справляется так, как может. Но если ты не забыла, мы с тобой договаривались взаимно одёргивать друг друга, когда нас занесёт. Со своей стороны — ты с этим справляешься исправно. Но сейчас мне показалось, что впервые за долгое время — настал мой черёд одёрнуть тебя. — Да, — тяжёлый дрожащий вздох. — Спасибо. Повисла ещё одна пауза — и вскоре её осторожно прервал самый младший из профессоров, который всю последнюю часть диалога чувствовал себя слегка неловко оттого, что стал невольным свидетелем столь откровенных разговоров тех, у кого учился сам. — Простите, я... — он замялся, подбирая вежливый повод, чтобы покинуть кабинет директора, — кажется, оставил работы учеников близко к огню... на моём кабинете — конечно, противопожарные чары... Но, пожалуй, пойду проверить, а то мало ли... Могущественная ведьма повернулась к нему, встретившись с Римусом на удивление открытым, искренним и уязвимым взглядом: — Римус, незачем чувствовать неловкость. Вы теперь — преподаватель. А значит, и при подобных разборах полётов — имеете полное право присутствовать. — Если даже наедине с коллегами мы не можем дать себе слабину, — согласился с ней Дамблдор, — то где нам оставаться собой, чтобы роль учителя не поглотила нас полностью? Люпину потребовалось некоторое время, чтобы осознать смысл этих слов и внутренне с ними согласиться, позволив самому себе причислить себя к двум величайшим магам на его памяти — как к равным, хоть и в крайне ограниченном смысле. Он с пониманием молча кивнул — и этим простым движением он сказал больше, чем могли выразить какие угодно слова. Профессор МакГонагалл ответила тем же — и в этом он считал столь же красноречивую благодарность за то, что в её окружении появился ещё один человек, в присутствии которого она может более не стесняться подобной сиюминутной слабости. Выдержав её проникновенный взгляд, он, тем не менее, добавил. — Спасибо за оказанное доверие. Но я тут, и правда, задержался. Вы верно поняли, никакие там свитки у меня не горят. Но мне надо обсудить с профессором Флитвиком защитные чары, наложенные на тренировочную палатку. Мне кажется, с ними что-то не то... либо необходимо наложить нечто более надёжное, что сможет выловить инициацию Ультуса. — Тогда конечно, — резко выпрямив спину в своей чопорной осанке, ведьма вмиг вернулась к роли той, на чьих плечах держится вся организация школы. — Дело — прежде всего. Он кивнул ещё раз — правда, теперь в этом кивке было лишь вежливое прощание — и направился к двери. Уже было взявшись за дверную ручку, Римус ненадолго замер. Обернувшись одной головой — вбок, так и не встретившись взглядом с его прошлой наставницей, он помедлил, покрепче сжал в рукккк◀◀◀⏸⏪%s ▶ [Эвристика] Прогноз:       ... покрепче сжал в руке палочку, пронизывая её отрешённым взглядом.       — Ты будешь страдать, Долорес, — с полнейшим безразличием, как нечто уже свершившееся, продекларировал он, приближаясь.       < ... $#!~~:?#@/ ... >       — Ультум Нокс. ⏯⏩▶▶▶ ... он помедлил, покрепче сжал в руке эту несчастную ручку, решаясь ◀❌❌❌▶ на дддд◀◀◀⏸⏪%s ▶ [Индексация] ❌ Критическая ошибка:       Отброшены все доступные вектора поиска.       Найденных определений активной угрозы: 0.       ❌ Угроза активна, но не определена. ▶ [Ядро] Перехват исключения от демона индексации.       Сигнал демону индексации: <ПриостановкаПоиска> ▶ [Индексация] Сообщение:       Поиск приостановлен. ▶ [Ядро] Передача исключения для анализа....... выполнено. ▶ [Мониторинг] ⚠ Ошибка:       Критическое несоответствие контекста.       Ожидается:             <МагЧеловек "Римус Люпин">             <МагЧеловек "Минерва МакГонагалл">             <МагЧеловек "Альбус ... Дамблдор">       Получено:             <МагЧеловек "Римус Люпин">             <МагЧеловек "Долорес Амбридж"> ▶ [Эвристика] Гипотеза:       Галлюцинирование контекста повреждённой моделью.       Перетренированность модели. ▶ [Основные стратегии] Стратегия:       Откат к стабильной версии модели. ▶ [Ядро] Возврат результата демонам: [эвристики, индексации]:       <СтратегияПодтверждена: <ОсновнаяСтратегия #0x42F13E...>> ▶ [Эвристика] Смена активной модели:       Откат модели к последней стабильной версии....... успешно.       Возобновление поиска прогнозов....... выполнено. ▶ [Индексация] Перезагрузка контекста с обновлённой моделью:       Восстановление отброшенных векторов поиска для обновлённого контекста....... успешно.       Возобновление поиска определений угрозы....... выполнено. ⏯⏩▶▶▶ Уже было взявшись за дверную ручку, Римус ненадолго замер. Обернувшись одной головой — вбок, так и не встретившись взглядом с его прошлой наставницей, он помедлил, покрепче сжал в руке эту несчастную ручку, решаясь на дальнейшие слова — и всё-таки их озвучил: — Профессор МакГонагалл? — Да? — Простите, что за годы учёбы я ни разу вам этого не сказал... и моё поведение могло говорить об обратном... но вы были моим примером для подражания. Я всегда вас уважал — больше, чем кого бы то ни было среди всех преподавателей. Даже больше, чем профессора Дамблдора... простите, директор. Неловкое молчание наглядно показало, насколько врасплох её застало это внезапное откровение. Её голос дрогнул, когда раздался ответ: — По мне тоже может быть не всегда видно, но все мои студенты — мне отнюдь не чужие. Спасибо, что сказали об этом сейчас, Римус. Для меня ваши слова — очень до́роги. Ответ прозвучал привычно сдержанным, но голос растрогавшейся преподавательницы всё равно передал, с каким содроганием сердца она приняла это запоздалое признание её заслуг.

***

— Если бы я узнал это от кого угодно, кроме тебя самого — я бы ни за что не поверил. Решил бы, что очередные сплетни Лаванды. — Слизеринцы тоже не поверили... ну... там. Когда я перед ними «Белого Лорда» разыгрывал. — Неудивительно... А кто посмел открыто усомниться? — Теренс, — Гарри пожал плечами. — И снова: неудивительно, — усмехнулся Кормак, а за усмешкой — спустя короткую паузу, последовал тяжёлый вздох. — Вот уж кому точно не помешало бы поспорить со шляпой на распределении — так это ему. Он же там вообще мучается. — Я так и подумал... потом. После того, как ты мне про него рассказал. Я же эти твои истории про охоту — прости, мимо ушей пропускаю. — Да я, как бы, заметил. — Не моё это. — Я понял... и я не против того, как зачарованно ты на меня пялишься, пока я те байки травлю перед Роном. — А на охоте — он тоже всегда... Гарри осёкся на полуслове, когда в дверь вежливо постучали. Парни переглянулись — и через пару секунд хозяин спальни направился, чтобы открыть дверь. Как только он это сделал — оттуда послышался извиняющийся голос декана: — Мистер МакЛагген, простите за вторжение в мужские спальни... мистер Поттер, случайно, не у вас? Блондин молча распахнул дверь пошире — и указал на третьекурсника, который сидел на его кровати. К счастью, уже в совершенно невинной, ни на что не намекающей позе. Будто минуту назад они просто беседовали, а Гарри вовсе не лежал на его пахе, старательно вжимаясь в него лицом. — Мистер Поттер, пройдите со мной, пожалуйста... — недолго подумав, она добавила, — и мистер МакЛагген может составить вам компанию, если хотите. — Что-то случилось? — Гарри напрягся, вставая. — Не совсем. Вы, как я вижу, не заняты? — Не особо. — Тогда пройдите со мной. Это не займёт много времени. С лёгким непониманием того, чего им стоит ожидать — Гарри переглянулся с Кормаком, подходя к двери. Вернувшись взглядом к декану, он настороженно кивнул, похлопав блондина по спине. — Пошли... а куда? — В мой кабинет, — сухо пояснила декан, уже торопливо спускающаяся по лестнице — очевидно, чувствуя себя в мужской башне крайне неловко.

***

Гарри стоял с ошарашенным взглядом, не веря в своё счастье. МакГонагалл, похоже, не так выразилась — и отвела их не в кабинет трансфигурации, а в свои личные покои. Перед гриффиндорцами лежала на столе, сверкая своей полировкой, новёхонькая «Молния». — Проверка должна была быть крайне тщательной, — пояснила декан. — Надеюсь, вы понимаете. Метла оказалась безопасна. — Можно? — Гарри в нетерпении потянулся к ней. — Конечно. Она же ваша. Это произведение метлостроительного искусства всем своим видом так и просилось, чтобы его взяли на руки. И как только гриффиндорец это сделал — он вспомнил, какая она, оказывается, ещё и лёгкая. Уставившись на неё блестящим взглядом — он медленно развернулся с нею в руках, а когда поднял голову — увидел, что Кормак уставился на это сокровище точно так же. — Пошли на поле? — без раздумий предложил третьекурсник. — Дашь погонять? — в нетерпении выпалил блондин, даже не пытаясь скрыть свою просьбу за какими-то рамками приличия. — Дам. Только я первый. — Само собой. — Эм... Мистер Поттер? — окликнула их декан, когда они уже было направились к двери. Гарри обернулся. — Уверена, вам не терпится опробовать метлу в деле. Но прежде — загляните, пожалуйста, в кабинет директора. Он просил передать, — недолго помолчав, она добавила. — И впредь — давайте попробуем обойтись без угроз преподавательскому составу, хорошо? — Конечно-конечно, — бросил он, не отрывая взгляд от таинственного подарка... хоть и не понял, о каких таких угрозах вообще идёт речь, а потому — и вовсе, не обратил внимания на последнюю ремарку.

***

— Вызывали? — третьекурсник заглянул в приоткрытую дверь. — Как настроение, Гарри? — директор ответил вопросом на вопрос. — Да вообще супер! Мне МакГонагалл только что «Молнию» вернула. — Вот это новости! И как, рад? — Да само собой! — Выходит, не зря ты вернулся в школу раньше времни? Кто бы мог подумать! Неисповедимы пути судьбы... — Профессор, а вы зачем меня позвали? Я бы поскорее к Кормаку вернулся — он меня внизу ждёт. — Да... я же обещал тебе кое-что подарить на Рождество — хоть и проболтался... и подарок этот уже не совсем актуален, как я погляжу, — он показательно окинул ученика медленным взглядом. — Но не пропадать же добру... Ты проходи, не стесняйся. Гриффиндорец поспешил подойти к директорскому столу — где его ждала небольшая коробка с довольно простеньким, но, тем не менее, символическим бантиком на ней. Увидев, что студент обратил на неё внимание — директор пододвинул её к нему. — С Рождеством, Гарри... хоть и слегка запоздало. Прости мою забывчивость. Тот стоял в смеси лёгкого смятения и неловкости. Это уже начинало входить в привычку: ему преподносят что-то, наверняка, ценное — а ему самому нечем ответить. — Может, хоть откроешь? Порадуй старика. — Директор, я... я думал, вы это в шутку. — Да какие уж тут шутки! Негоже ловцу Гриффиндора охотиться за снитчем с такой гривой, с которой он ничего не видит в пылу матча... Правда, я выбрал подарок — до того, как... ты решил обновить свой образ. Но что уж поделать. Такое описание — ещё больше озадачило гриффиндорца. Поймав взгляд директора, с которым тот легонько кивнул — мол, «ну, бери» — Гарри осторожно потянулся к коробке. И, с плохо скрываемой неловкостью, потянул за бантик, наблюдая за реакцией Дамблдора, который следил за этим с таким детским азартом, будто подарок сделали ему самому. Внутри — оказалась длинная плоская рассчёска. Металлическая и старинная, с витыми узорами на том основании, из которого торчали зубья. На вид — металл был никаким не драгоценным, а простой сталью, кое-где в углублениях узоров, правда, покрывшейся чёрным налётом. Парень поднял на седого старца ещё более озадаченный взгляд, не понимая, то ли он о чём-то не в курсе, то ли это всё — шутка, зашедшая слишком далеко. — Ну как? — в нетерпении выпалил директор, радостно потирая ладоши. — Выглядит... респектабельно, — вежливо ответил Гарри. — Да дело не в том, как выглядит! — пояснил тот, задорно улыбнувшись. — А в том, что она умеет. — И что же? — Скажем так, я надеюсь, что твое падение с метлы в этом году — было первым и последним. Даже если ты снова решишь отрастить волосы — они больше не будут лезть тебе в глаза. — Это какой-то магический артефакт? — Ой, ну скажешь тоже — «артефакт», — он небрежно махнул рукой. — Так, безделушка. Случайно на неё наткнулся, когда мы с тобой укрывались в убежище. Но для тебя — думаю, будет полезной. Опробуй её перед следующей тренировкой с командой. — Это какое-то жульничество? — Нет, конечно! Она делает ровно то, о чём я только что сказал: помогает сохранить чистый взор. В любую погоду. — Ну тогда... спасибо. Только мне вам ответить нечем. — А я и не просил ничего в ответ. Мне хватит того, что ловец команды не будет рисковать собой на метле. А то — сам же знаешь, как оно бывает в пылу соревнования. — Всё равно как-то неудобно... — Если не хочешь считать себя должником — можешь в качестве ответного подарка подойти со всем усердием к вашим завтрашним экспериментам с профессором Люпином — и будем считать, что мы квиты. В историческом масштабе — это крайне выгодная сделка. Для меня. — Ну... если настаиваете. — Настаиваю. И невежливо отказывать в приёме подарка. Так что забирай. Надеюсь увидеть её в деле во время твоей следующей же игры!.. или командной тренировки. Да и вообще, ничто не мешает ею пользоваться хоть каждый день. Опробуешь в деле — сам поймёшь. Гарри взял рассчёску в руки — и медленно покрутил её, наблюдая, как переливается свет на тонких зубьях. — Спасибо, — наконец, резюмировал он. — Вы меня за этим позвали? — Ну да. А ты ещё что-то обсудить хотел? Есть чем поделиться насчёт природы Ультуса? — Нет... хотя да. Когда я был в гостях у Тиберия — у меня снова загорались глаза. — Да, мне мистер МакЛагген передал. Это произошло в похожих обстоятельствах, как и ранее? — Да... Снова на фоне эмоционального потрясения. И снова — довольно сильного. Как тогда, с Фредом и Джорджем. — Я так и подумал. Тебе же там, после публикации Скитер — совсем непросто было. Мы были так обеспокоены организацией твоей безопасности, что совсем забыли о том, каково тебе самому переживать такое. — Да не, там нормально... — Не прибедняйся. Ты отлично справился. Это мне мистер МакЛагген тоже передал... А почему ты сейчас вспомнил об этом? Мы же и так знаем, что этот огонь из глаз — не несёт никакой угрозы. В этот раз — было ещё что-то необычное? — Ну... не знаю, может быть. В этот раз — когда у меня глаза вспыхнули, после этого они точно так же загорелись у Тиберия, Кормака и... и всё. У них обоих. Будто по цепочке. — Хм... Любопытно, что мистер МакЛагген не поделился тем, что пронаблюдал такое воочию... — Я попросил его держать это в секрете. Он, видимо, подумал, что и от вас — тоже. — Да-да, он свято чтит чужие тайны. А сам он — не испугался, увидев это? — Ну... поначалу — дёрнулся. Но я его успокоил, объяснив, что эта штука не опасна. И Кормак помог. Он же про неё уже знал. Директор помолчал, что-то взвешивая в уме. — А с близнецами Уизли — такого не было? Чтобы у них самих глаза загорались. — Нет... наверное. У одного — точно не было. А второго — я в тот момент не видел. Может, у него и было. — И поскольку они близнецы — у второго могло не проявиться... — под нос пробормотал Дамблдор. — А что после этого произошло? Я про второй раз, у МакЛаггенов. У них тоже волосы обесцветились? — Нет. У них — ничего не произошло... хотя... там у Тиберия есть защита, которая ложно сработала на обнаружение Фелициса. Но он проверил: это было именно ложное срабатывание. — Хм... может быть, не такое уж и ложное. Это весьма неплохо согласуется с тем, что мы знаем об Ультусе теперь. Вполне может быть, что твои огненные глаза — это своеобразные выплески удачи, через которые твоё везение в эти дни и продолжало поддерживать повышенный уровень... — Не-не. Там Тиберий сказал, что никакого усиления удачи не было. Эта его защита — она, как бы... померцала — и всё. Он сказал, что если бы к нему заявился кто-то с изменённой удачей — у него бы весь дом бил тревогу. Сразу. Прямо со входа. — Хм-м-м... — задумчиво протянул седой старец и слегка нахмурился. — Получается, никакого постоянного везения — на тебе все эти праздники не было? — Видимо, да. — Но при этом, как минимум один раз — чары, настроенные на обнаружение Фелициса, засекли что-то неладное? — Ага. — А подобные «мерцания» той защиты — были повторно? — Не-а... хотя погодите. Может, и были. Если совсем быстро. Мы могли этого не заметить. — Хм... И сработала тревога — в тот самый момент, как у тебя глаза вспыхнули тем же самым белым огнём? — Он, оказывается, не совсем белый. Там основная часть пламени — белая, а в центре оно — чёрное. Надо вглядываться лицом к лицу, чтобы это заметить. Но да. — Хорошо... надо будет об этом подумать. Спасибо, что сообщил. Ещё какие-то примечательные новости есть? Насчёт Ультуса или твоего самочувствия. — Нет, помимо этого одного момента — ничего особенного. — Тогда, полагаю, на этом всё. Ступай. Наслаждайся последним своим днём каникул, который у тебя внезапно освободился. Завтра, хоть до учёбы ещё два дня — потихоньку начнут возвращаться некоторые ученики. Школа возобновит свой обычный облик, и будет уже не до того. Парень кивнул и направился к двери — когда его мягко окликнул голос директора: — И, Гарри... ты ведь не забыл, что ваши с Кормаком отношения необходимо держать в секрете? — Да как уж такое забудешь... — с тяжёлым вздохом обернулся он. — Для всемирной общественности ты сейчас должен быть Мальчиком-Который-Выжил, а не спорной личностью, уличённой в порочных связях, — ещё раз напомнил директор, и на сей раз — его голос стал совершенно серьёзным. — Я понимаю... — недовольно буркнул под нос Гарри. Попрощавшись, он сунул в карман странный подарок — и спешно спустился вниз, где Кормак уже в крайнем нетерпении рассматривал второй подарок — от неизвестного дарителя — вверенный ему, пока тот дожидался своего бофренда. А потом — они оба стремительно умчались на квиддичное поле, чтобы опробовать на практике новейшую разработку в индустрии гоночных мётел. Чем Гарри по очереди со своим парнем и продолжил заниматься до самого вечера... совсем позабыв о невзрачной расчёске, покорно дожидающейся в его кармане того момента, когда она сыграет свою важную роль.