Патронус Истинной Души

Очнувшись, как выяснилось, ранним утром, ещё до начала пар, Гарри просто провалялся в больничном крыле весь день. Он и так не любил больницы, а с учётом оставшегося времени — тратить несколько дней на какое-то «восстановление» было откровенно глупо. Тем более — в такую солнечную погоду. Но мадам Помфри была непреклонна: все его мольбы выписать его поскорее были проигнорированы, а попытки слинять втихаря она каким-то чудом чуяла за версту и пресекала их на корню. Пришлось повиноваться. Завтрашний день — суббота — обещал быть точно таким же скучным, как этот. Но ещё до того, как побитый жизнью гриффиндорец успел окончательно расстроиться в грядущем, во время обеда... — Псст! Гарри! — послышался шёпот от двери. Гарри повернулся на звук. У входа в больничное крыло, прячась за дверным косяком, стоял Фред. Или Джордж. — Она ушла? — «выкрикнул» шёпотом близнец. Гарри осмотрелся по сторонам и кивнул. — Тогда пошли, по-быстрому... — уже не шёпотом, но всё ещё тихо сказал кому-то рыжий старшекурсник. Быстрым шагом он направился к Гарри, за ним — точно так же — его брат, за которым вприпрыжку спешил кто-то третий, какой-то невысокий гриффиндорец, путаясь в подолах мантии... Колин Криви. Гарри невольно закатил глаза. То щенячье благоговение, с которым этот второкурсник относился к своему кумиру, конечно, льстило. И было в чём-то, наверное, даже милым. Но прямо сейчас Гарри совсем не хотелось, чтоб опять глазели на его шрам и смотрели на него как на того самого мальчика-который-выжил. — Что вы тут делаете? — полушёпотом спросил Гарри, имея в виду не столько «вы», сколько «он». От компании кого-то из товарищей, он напротив, сейчас бы не отказался, изнывая весь день от скуки. — Мы пообещали Колину... — Что дадим с тобой сфотографироваться... — Когда очнёшься... — В обмен на камеру. — То фото этого стоило, — сказали они хором, с ехидной ухмылкой повернувшись друг к другу. — Только давай по-быстрому. — Привет, Колин. А у тебя новая камера? — Ты заметил? Нравится? — парнишка, и без того пребывающий в поросячем восторге — и вовсе, улетел на седьмое небо от счастья. «Не то чтобы нравится или не нравится, просто твоя прошлая — сломалась же...» — Да. — Давай быстрее, — поторопил его кто-то из близнецов. Колин опомнился, снял с шеи лямку и неуверенно, отрывая от сердца, протянул им фотоаппарат. После чего сам встал рядом с кроватью на фоне Гарри и с каким-то заразительно счастливым лицом поднял два больших пальца вверх. Гарри попытался изобразить то же самое, но едва успел натянуть улыбку, когда сверкнула вспышка. — Давай ещё разок, для надёжности! — подпрыгивая на месте, попросил младшекурсник. — Эй, мы так не договаривались. — Фред, тебе жалко, что ли? — встрял Гарри. — Я Джордж. — Прости. Ну сделай ещё пару снимков. Раз уж пришёл — пусть порадуется. На этих словах Колин уставился на Джорджа умоляющим взглядом. — Ладно, повезло тебе, мелкий. — Будешь должен. — Нормально вообще вы мной торгуете! — возмутился пациент в койке. — Ничего личного, Гарри. — Просто бизнес. — И я пошутил. — Он таки Фред. Я — Джордж. Фред сделал ещё несколько снимков, к которым Гарри уже более-менее успел состроить убедительно-счастливую физиономию. Когда Колин поспешил забрать своё сокровище обратно, Гарри сообразил: «Будет странно, если последним моим снимком, который сохранится у друзей, окажется то изуродованное тело, которое близнецы щёлкнули по приколу.» И ещё более странно, если самое последнее фото Гарри — останется у Колина, с которым он не настолько близко знаком. А не у его друзей. — Колин, — сказал он второгодке, — а щёлкни и нас втроём тоже? Парни, идите сюда. Близнецы переглянулись. — А чо бы и нет, — они синхронно пожали плечами. Братья сели на краю кровати, Гарри приподнялся с подушки и вполоборота уселся между ними, закинув им руки на плечи. На сей раз улыбку даже не пришлось изображать. Она возникла сама собой — неподдельная, когда он вспомнил приятные моменты в компании друзей в хижине Уизли. Ему хотелось, чтоб они запомнили его таким — всё-таки, они и правда подарили ему лучшие моменты в его жизни. Это меньшее, что он мог для них сделать. Сверкнула вспышка. Затем звук прокрученной плёнки. Ещё одна. И третья — для верности. «Ну всё. Теперь у семейства Уизли хотя бы останется фото на память.» — Гарри, а ты потом подпишешь снимок? — оторвал его от размышлений Колин. — Да не вопрос. «Если успеешь проявить.» — Ты нам точно будешь должен, — пригрозил парнишке Фред, вставая с кровати. — А ты, — Джордж повернулся к Гарри, — выздоравливай побыстрее. — У нас для тебя есть что-то... — ГРАНДИОЗНОЕ! — опять хором закончили они. — Так, вы что тут забыли! — раздался от двери недовольный голос мадам Помфри. — Часы посещения ещё не наступили! — Нам пора, — шепнул Фред. — Бывай. — До встречи в гостиной, Гарри, — с нетерпением бросил Колин, пятясь и едва не запнувшись о собственную мантию, затем побежал вслед за ними — подальше от немилости суровой целительницы.

***

Валяться на больничной койке и ничего не делать — это было пыткой. При чём, стоило Гарри просто вылезти из постели, чтоб банально размять ноги — как мадам Помфри тут же возникала у него за спиной, с её вечным: «Марш в кровать!» Приближался вечер, а назавтра — уже были выходные. Если она промаринует его до понедельника — казалось, Гарри уже просто сойдёт с ума. Надо хоть книжку тогда у Гермионы попросить, что ли. «Сперва бестелесный патронус, потом — Малфой, а за то, что всё это пережил — теперь ещё лезь на стену от безделья. Пока все остальные пойдут в Хогсмид. Ну просто заебись!» Вселенная недвусмысленно давала понять, какое «счастье» ему полагается, а в назидание за то, что посмел желать большего — вот тебе, на ещё! Сверху, на сдачу. Мадам Помфри в третий раз за день подошла его осмотреть — как будто у него за это время могла вырасти третья нога. «Теперь ещё надо будет минут 20 тупо сидеть — и ни поспать, ни просто улечься поудобнее... Вообще супер!» Показать синяки с этого бока... Показать с другого... Попытаться дотянуться до носков... А теперь, конечно же, снова пристальный взгляд в глаза... После этого — сидеть и ждать, пока целительница что-то записывает, потом она опять... — Собирайте вещи, мистер Поттер. Выписываю. Выписала бы раньше — если бы вы все предписания выполняли. «Серьёзно? Ну хоть какие-то хорошие новости.» — Если поспешите — может, ещё на ужин успеете. Лучше не испытывать судьбу: Гарри не стал задавать лишних вопросов и, от греха подальше — вообще хоть что-то говорить. А то ещё заметит, что у него голос какой-то не такой — и опять отправит в кровать. Лишь на выходе он поблагодарил мадам Помфри «за заботу» и пулей умчался в коридор с наспех собранными вещами.

***

Когда Гарри зашёл в Большой зал, он, пригнувшись и прикрывая лицо, поспешил к своему привычному месту. «Хоть бы не заметили, хоть бы не заметили...» Стол Гриффиндора взорвался радостным ликованием. «Заметили.» Со всех сторон послышались поздравления с выздоровлением, прятаться уже было бессмысленно. Он выпрямился, натянул улыбку и вежливо кивая очередному радостному возгласу, что-то там отвечал на автопилоте, продвигаясь в сторону Рона и Гермионы. Каждый второй страстно желал пожать ему руку, похлопать по плечу, перекинуться парой бессмысленных фраз вроде: «Ну как оно?» или ещё как-то потискать. Нет, всё понятно, его не было несколько дней, и они соскучились. Да и волновались, наверное. Но прямо сейчас — Гарри не особо хотелось тратить время на дежурные неловкие приветствия. Наконец, череда препятствий была пройдена, он молча помахал друзьям и водрузил своё драгоценное геройское тело на привычное место. — Тебя уже выписали? — удивилась Гермиона. — Или ты всё-таки слинял? — подхватил Рон. — Если что — прячься под стол. Мы прикинемся, что тебя не видели. «Рон, ты, конечно, балбес, но балбес добродушный. Отличный план. Просто гениальный!» — Гарри улыбнулся: — Выписали. — Хм... — Гермиона призадумалась. — Что-то ты как-то быстро... при твоём состоянии... — А у вас как дела? — меньше всего ему хотелось в сотый раз выслушивать, какое у него тяжёлое состояние и строить при этом беспечный вид. — Да всё так же, — ответил Рон. — Как будто что-то могло за день измениться. Завтра, вот, в Хогсмид идём... Уже знакомый пинок под столом, от которого подскочили тарелки. — Ау! Герми, завязывай, — он раздражённо повернулся к ней... Где встретил испепеляющий взгляд. Подруга одними глазами указала на Гарри, с выражением лица: «мозг включи!» — Что ты... А, да... — он разом приуныл и грустно вернулся к своей тарелке. — То есть, не идём... Посидим с тобой в гостиной, книжки почитаем... «Вообще замечательно! Теперь у меня ещё и вместо друзей — два манекена, которые будут на цыпочках вокруг меня ходить и строить фальшивые улыбки, боясь лишнее слово не так сказать... Жаловался, что у тебя друг невнимательный — получай! За что боролся — на то и напоролся.» — Если вы из-за меня — то идите. Это лишнее. — Ты точно будешь в порядке? — Да меня после случившегося — МакГонагал уже, поди-ка, обвесила сотней-другой защитных заклятий. Ничего со мной не будет! «Как минимум, ещё 6 дней.» Ему, конечно, было обидно, что он так и не попадёт в Хогсмид. Но это же не значит, что теперь всем туда нельзя! Он же не собака на сене, в конце концов. Он сам хотел пойти с ними. А не приковать их к себе тут... Он почувствовал, как его вежливо похлопали по плечу со спины: — Гарри, ты как? — Раздался мягкий голос Люпина. Он обернулся, не вставая: — Здравствуйте, профессор. Да нормально. «Интересно, хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь — отвечал на этот вопрос хоть что-нибудь другое, едва вернувшись с больничного?» — Ну вот и прекрасно. После ужина — загляни ко мне, пожалуйста. Разговор есть. — Да я могу и сейчас... — Гарри принялся вылазить из-за стола. — Нет-нет, — Люпин снова положил ему руку на плечо и опустил того обратно на скамью — мягко, но настойчиво. — Ты поешь сперва. Я подожду. После больничной еды — хочется чего-нибудь нормального. Поверь, уж я-то знаю. Тем более, мне есть чем заняться. Только сильно не задерживайся — а то уже поздно. «То, чем пичкают в больничном крыле — и правда, та ещё дрянь.» — Хорошо. После ужина — я сразу к вам. — Приятного вечера, — он кивнул Рону с Гермионой и направился к выходу. Остаток ужина прошёл, по большому счёту, в тишине. Такого давно не было — чтоб эти двое не грызлись. Было не похоже, что они ведут себя так только лишь ради Гарри. Скорее, они и сами соскучились по таким вот моментам, когда всё трио вместе, и всем троим — просто приятно в обществе друг друга.

***

Аппетита что-то совсем не было. Кусок не лез в горло... Ну, не считая тех двух тарелок, что он уже навернул. «А что если они правы?» — промелькнула в голове предательская мысль. Что, если он — и правда, бессовестная свинья, быть которой другом — то ещё «счастье». Не говоря уже о том, чтобы... Ох... Ведь это из-за него, а не из-за кого-то другого — его са́мого близкого друга чуть не... правильно она сказала. «Подумать страшно». Малфой — всегда был подонком. Но оставил его в таком состоянии — ты. И ведь даже не заметил! Зациклился на своих похабных желаниях и на том, чтоб они не узнали. А ведь чтоб оно сбылось — она уж точно должна об этом узнать. Вот такой вот... как она тогда сказала? «Парадокс»? Да и как она узнает, если она в твою сторону даже не смотрит... Ну, не смотрит — ТАК. У неё же там есть уже кто-то. Красавчик какой-то, небось. С её-то мозгами и грацией — уж точно первый парень школы. Может, всё-таки, этот Мак-как-его-там? Может, это она для тебя спектакль устроила? Наверняка же давно обо всём догадалась. И, В ОТЛИЧИЕ ОТ ТЕБЯ, не хотела ранить чувства друга. Да как с таким смазливым «мистером идеальным» вообще соперничать-то! Да если б она на тебя и смотрела в таком плане... Как ты вообще себе представляешь сценарий, в котором твои влажные мечты — хотя бы в теории — могут сбыться? «Эй, Гермиона, пошли — этсамое?» И, такой, показываешь ей патронуса. Да она после того, что там увидит — вообще на тебя смотреть без отвращения не сможет. И в очередной раз напомнит, какое ты примитивное животное. Таким уж уродился! Вот ведь засада... Так, стоп! Опять ты про себя, эгоист чёртов! У тебя друга чуть не убили, а ты тут плачешься, что потрахаться не светит. Тебе ведь тогда даже в голову не пришло, как ему может быть погано. В тебя-то она у Помфри влила эту горькую дрянь, а в него-то — нет. Горькую — но действенную. И ты отчалил с обеда, как ни в чём не бывало. Ты ж даже не заметил, как ушёл без него, и только на полпути опомнился. Да и когда опомнился — тебя больше волновало то, что вживую увидишь гиппогрифа, а не то, что забыл в Большом Зале друга. Звучит-то как: «забыл друга!» «Да доберётся как-нибудь, куда он денется, — подумал ты тогда. — Максимум, опоздает, но Хагрид же не будет ругаться...» Ага. «Опоздал». Немножко. Чуть-чуть. С таким-то — как она сказала? — «уровнем эмпатии» — чем ты лучше какого-нибудь Малфоя? Он, вон, тоже своих прихвостней воспринимает лишь как инструменты. И тоже не думает ни о ком кроме себя. Может, ты поэтому решился прикончить этого ублюдка? Знал бы тогда Гарри, насколько буквально ты уже собирался похоронить этого недоноска... в Запретном лесу. Знал бы он, на какой волосок от смерти была эта белобрысая скотина, если б не его небрежно брошенная фраза. Ты ведь, на самом деле, не этого слизеринского обмудка, изувеченного до неузнаваемости, хотел оставить на съедение паукам. А себя. Ты хотел отомстить — потому что ТЫ был виноват на самом деле. Ты это допустил. И ты всего лишь хотел успокоить совесть, искупив вину. Даже тогда — ты опять думал только о себе... Взрыв аплодисментов выдернул Рона Уизли из потока безрадостных мыслей. Вдоль стола, неохотно обмениваясь вежливыми кивками и рукопожатиями, шёл смущённый Гарри с его дежурной улыбкой. У рыжего гриффиндорца гора рухнула с плеч. «Нет, пора что-то менять», — промелькнуло в голове напоследок перед тем, как Рон, соскучившись, поприветствовал Гарри. Он твёрдо решил стать тому более «правильным» другом, чем был прежде. Начиная с этого самого момента.

***

Гарри шёл к кабинету Люпина, снедаемый беспокойством. После недавнего урока Защиты — он не был уверен, что готов к ещё одному дополнительному занятию по продвинутой магии. Но и отказывать любимому учителю тоже как-то не хотелось. Вдруг он почувствовал, что два человека хватают его под локти и начинают утаскивать в какой-то тёмный угол. Ну нет, второй раз у них это не пройдёт. Теперь-то он во вменяемом состоянии. И настороже. Сейчас он Крэбба с Гойлом по стенке размажет, хоть даже и простым патронусом! Гарри отточенным движением выхватил палочку, вырвался и принял боевую позицию... Увидев удивлённые лица близнецов Уизли. — Ты чего? — изогнул бровь Фред. Или Джордж. — Ты чо такой дёрганный? — подхватил второй. — Будто на тебя недавно напал кто. — А, да! Точно же! Как мы забыли! Близнецы взглянули друг на друга и заржали. — Вы чего подкрадываетесь! — Не кипишуй. Мы с дарами. — Я вас чуть не жахнул сейчас со всей дури! — Не жахнул бы, — он по-братски потрепал Гари по голове. — Мы же классные. Нас все обожают. — Да я не про то, чтоб специально... — Идём сюда, от посторонних глаз, — потянули они его за мантию, утаскивая и дальше в тот тёмный угол. — Зачем вы меня сюда притащили? — возмущённо, но всё же полушёпотом, воскликнул он, оказавшись зажатым в самом углу. Близнецы молча ему протянули какой-то потрёпанный бумажный свёрток. — Что за хлам? — с недоумением выпалил Гарри, разворачивая, как оказалось, ветхий бумажный лист, сложенный много раз. — Никакого почтения! — с ухмылкой обернулся к брату Фред. — Это — очень дорогая и нужная вещь. Джордж, окажешь честь? — он учтиво указал кистью руки на свёрток. — Торжественно клянусь, что замышляю шалость и только шалость! — пафосно произнёс второй, уже достав палочку и коснувшись ею бумаги. На пожелтевшем от времени старинном листе проявилась надпись, которую Гарри от неожиданности машинально прочитал вслух: — Господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост... так, много букв... представляют... Карту Мародёров? — Мы им благодарны, — ответил за обоих Фред. Гарри присмотрелся повнимательнее. — Так, погодите... это же... Хогвартс? Он заметил появляющиеся на схеме следы и парящие над ними надписи, которые перемещались по всему листу. — А это — что, ... — Ага. Люпин. — Дожидается тебя. — У себя в кабинете. Гарри на миг оторопел, увидев собственное имя, рядом с которым красовались ещё две пары ног с общей надписью: «Фред/Джордж Уизли». — Эта карта... Она, что же... показывает... — Каждого. — Где он. — Что делает. — Каждую минуту. — Каждый день. — Вы где её взяли! — охреневшим взглядом уставился на них Гарри. — Спёрли у Филча. — Уже давно. — И что вы с ней делали? — Тебе лучше не знать. — Так она тебе нужна... — Или нет? — А вы — что — мне её просто так отдаёте? — Не отдаём. Дарим. — И не просто так. Береги её. Мы ею очень дорожим. — Но мы решили, что тебе она нужнее. — После инцидента с Малфоем. — Чтоб тебя уже никто не подкараулил. — Только используй её незаметно. — И считай, что это вместо подарка. — На Рождество. — Хоть оно ещё и не наступило. — Ах да, не забудь. — Как закончишь — сделай то же самое, со словами: — «Шалость удалась» — и карта исчезнет. По их взглядам Гарри понял, какое это для них сокровище. И сколько всевозможных применений они могли найти этому артефакту. Но добровольно пошли на такую жертву — ради него. Всё-таки, и правда: семейство Уизли — самое близкое подобие семьи, что у него когда-либо было. «Ну как, всё ещё отрицательный баланс?» «Всё ещё. Плюс одна вкусная, очень вкусная ложка мёда. В вагоне бочек дёгтя.» Жаль, что у него самого — никогда не будет такого же близкого человека, какой есть у Фреда. И у Джорджа.

***

Люпин оторвался от своей схемы и встал из-за стола, когда в открытую дверь его каморки постучали. — Спасибо, что пришёл, Гарри, — с доброй улыбкой произнёс он, как будто ученик мог не выполнить просьбу своего профессора, тем более — любимого. На столе преподавателя Гарри заметил стопку пергаментов с записями в два столбика — похожими на его собственную работу на занятии по доверию. За секунду до его вежливого стука о косяк двери — профессор корпел над верхней работой, что-то тщательно сверяя с двумя таблицами и одной круговой диаграммой, которые стояли вместо учебника на подставке для книг. — Профессор, я не уверен, что готов к ещё одному заклятию... — осторожно начал гриффиндорец. — Я попросил тебя заглянуть не за этим. Гарри, я должен перед тобой извиниться... надеюсь, ты понимаешь, почему я не мог этого сделать в Большом Зале перед всей школой. — Извиниться... передо мной? — переспросил ученик с интонацией: «а вы ничего не путаете?» — Да. Моя беспечность поставила тебя под угрозу... да и не только тебя, просто остальным — повезло. Гарри стоял и хлопал глазами, не понимая, какой реакции от него ожидают. — Понимаешь, мы с твоим отцом... мы были не просто друзьями. И даже не просто лучшими друзьями. Мы были легендами всей школы. А заводилой в нашей команде был Джеймс. Ему всегда всё было по плечу, в сколь бы невероятные авантюры он нас ни затягивал в очередной раз. А тот адреналин, с которым мы нарушали правила и всегда выходили сухими из воды... Похоже, я просто не смог устоять перед искушением вспомнить, как великолепно это было: чувствовать, что тебе море по колено. Но лишь сейчас, скучным взглядом взрослого, я понимаю, каким чудом мы из этих передряг выкарабкивались. Поэтому познакомившись с тобой, увидев, как ты похож на Джеймса — я как будто сам впал в детство... прости, в юношество — я без неуважения к твоему возрасту. Ты, и правда, вылитая копия своего отца в молодости. Но ты — не Джеймс. А я — не твой друг, а учитель. И я слишком поздно это вспомнил. Лишь после того, как с тобой едва не случилось непоправимое. И за это — я прошу у тебя прощения. Надеюсь, после того, как ты осознаешь, насколько я перед тобой виноват — ты меня, всё-таки, простишь. Повисла неловкая пауза. — Да конечно, профессор... — После того, как осознаешь. Он помолчал ещё недолго, давая Гарри переварить сказанное. — Кроме того, — наконец, продолжил Люпин, — у меня возникли подозрения, что я тогда уделил недостаточно внимания твоему нетипичному патронусу. Можешь исполнить ещё разок?... Ты проходи: чего встал в дверях? Неуверенно шагнув внутрь комнатушки, Гарри ответил: — Профессор, у меня завтра выходной, но не хотелось бы едва вернувшись из больничного крыла снова весь вечер ходить как... — А, не беспокойся об этом. Такая тяжёлая реакция бывает лишь когда исполняешь Продвинутый Патронус впервые. Особенно если один бестолковый учитель тебя заставит с первой же попытки сотворить заклинание несколько раз к ряду, — он улыбнулся своей ухмылкой нашкодившего проказника. — Тем более, я во всеоружии, — он указал на тарелку с дольками шоколада, каждая из которых была обёрнута в отдельный фантик. «Ну раз так — можно и попробовать ещё раз», — подумал Гарри, бросая сумку на пол и доставая палочку. Поняв, что внимание профессора уже приковано к нему, гриффиндорец исполнил заклинание повторно. Тот же настрой, тот же образ... Родители, их реальность, он знакомит их с семейством Уизли, они вместе проводят вечер в приятной обстановке у камина, пока близнецы носятся вокруг, Рон играет с Гермионой в шахматы, а мама с папой увлечённо общаются о чём-то своём стариковском с мистером и миссис Уизли... Отчего-то на этот раз тот же самый образ не выворачивал его душу наизнанку от осознания того, насколько он недостижим. Гарри даже не повёл бровью, призвав то клубящееся облако плотного белого дыма. Может, это оттого, что он уже пережил горечь этого осознания? А может — потому, что понимал: он и сам скоро увидится с родителями. Как только патронус материализовался, Римус подошёл поближе, внимательно рассматривая клубящийся сгусток со всех сторон. Непонятно, что он там пытался разглядеть: облако как облако. Ну клубится себе и клубится. Как у всех. Только на другую фазу не переходит... Едва Гарри об этом подумал, оно завертелось в вихре и через секунду переродилось в мерно вращающийся символ инь-янь — точно такой же, какой Гарри на днях видел во сне. Ему теперь, что, на регулярной основе будут сниться вещие сны? Это тоже эффект от патронуса? Он заметался ошарашенным взглядом между удивлённым лицом профессора и повисшим в воздухе светящимся символом. — И давно это? — настороженно изогнул бровь Люпин. — Я... я не знаю... я же вот только что... — Ах да. Я ж вам сам запретил. Забыл, прости. У меня сейчас в голове — одни схемы по классификации Эмпикуса. Хм... ну это что-то любопытненькое... Прости за неловкий вопрос, Гарри, но... я всё прекрасно понимаю: молодые годы, гормоны, бурная фантазия — сам таким был... но у тебя случайно нет... страстного желания совокупиться с символом инь-янь? Гарри покраснел от того, насколько вопрос, и правда, неудобный. Обсуждать такие вещи с профессором... Он вроде уже вырос из тех лет, когда проводят «тот самый» разговор про пестики и тычинки. — Да вроде нет, — ненадолго призадумавшись, ответил он. — Тогда похоже, я, и правда, некорректно оценил твой патронус в первый раз. Нет, у тебя он по-прежнему бестелесный — но можешь забыть всё, что я тебе тогда наговорил. Опять перенёс на тебя свои предрассудки... Насколько я понимаю, это переходная форма. Тебя что-то беспокоит, Гарри? «Помимо нападения Малфоя, осознания собственного бесконечного одиночества и решения покончить с собой — да нет, ничего, профессор. Всё просто заебись, блядь!» — То есть... понятно, что после происшествия... — увидев растерянность ученика, поспешил уточнить Люпин, — тебя много чего тревожит. Я имею в виду, не сейчас, а глобально. Вообще. Есть ли что-то, что тебя гнетёт уже давно? Может, даже не первый год. «То, что я давно один.» — Из того, что я мог бы назвать с ходу — вроде бы, ничего. — Хм... а может, тогда какие-то глубоко подавленные комплексы? — не переставая пристально разглядывать всё ещё вращающийся символ, продолжил рассуждать Римус. — Есть ли что-то, о чём ты догадываешься про себя самого, но боишься себе в этом признаться? «Я уже знаю, в чем дело, профессор. В моём вечном одиночестве. Не ломайте голову.» — Не думаю, что в этом дело. — Хм... а если... хм... Надо будет обмозговать... Жалко, что у нас нет штатного психолога. Помнится, до Хогвартса, в маггловской школе — это было повсеместной практикой... Надо будет предложить Дамблдору. На этих словах патронус прекратил своё вращение и с характерным звуком начал трескаться. Трещина прошлась ровно по центру: на месте светящейся «капли» — чёрным расколом. На месте чёрной, которая была, по сути, дыркой — светящейся молнией. Затем символ развалился на две практически ровные половины, которые упали в стороны — и лишь тогда заклинание схлопнулось. — Хм... трещина... две половины... падение вниз... — не унимаясь, продолжал рассуждать профессор, принявшись быстрым шагом расхаживать по небольшой комнате из стороны в сторону. — Трещина... может, какой-то раскол? Пополам... именно пополам... две равных части... Эх! Жалко, что символы и знаки убрали из программы. Мне бы помощь профильного мага сейчас не помешала... «Да не мучайтесь вы! Инь-янь — это баланс. У меня он — трещит по швам и разваливается. Мне моя вторая половинка — не светит.» — Профессор, я не думаю, что это как-то связ... — Так, — он резко остановился и устремил взор к Гарри. — У меня для тебя будет особое задание... хотя нет. Сперва — как самочувствие? — Да вроде нормально. — Возьми шоколадку со стола, полегчает. — Да мне и так вроде не тяжело. — Всё равно возьми, для надёжности... и собой тоже прихвати горстку... Да-да, бери — не стесняйся. Прям горсть. Только не в карман — а то растает... И не слопай всё сразу... У меня для тебя особое задание... Всё-таки, ты не перестаёшь меня удивлять, Гарри!... — Люпин сбивчиво тараторил. — Итак, задание. До следующего нашего занятия я хочу, чтоб ты в свободное время попрактиковал свой патронус. — Так оно же уже в понедельник... — Вот именно. Оба выходных — активно практикуй свой патронус. Прямо где бы ты ни был — общий запрет на тебя теперь не распространяется... только выбери место поукромнее. Чтоб твой патронус никто не увидел ненароком, кроме тебя и мистера Уизли... во избежание казусов. Ты парень взрослый — всё понимаешь... — он подошёл вплотную, наклонился и, уставившись Гарри прямо в глаза, с акцентом на дальнейшие слова, продолжил. — Но приступай как можно скорее. И вместе с исполнением патронуса — думай о том, что тебя может ограничивать. Ты меня понял? «Да моё одиночество меня ограничивает.» — В каком смысле — «может ограничивать»? — переспросил он уже вслух. — Ну представь, что твои мысли — это такая река. И ей на пути попалась какая-то дамба. Крепкая. Но не непробиваемая. Вот я хочу, чтоб ты нашёл, что это за блок — мне не обязательно знать, что это. Главное — чтоб ты его нашёл и мы могли его разобрать — до того, как произойдёт потоп, и плотину прорвёт. Ох, не самая удачная аналогия... Но ты понимаешь, что я имею в виду? — Вроде да. «Я уже знаю, что это.» — К следующему занятию, надеюсь, у тебя уже наметится какой-то прогресс, и мы будем с этим работать дальше... Но ни с кем, кроме Рональда Уизли! — он пригрозил пальцем. — Уяснил? Профессор казался каким-то встревоженным. Гарри кивнул. В его глазах он увидел, что тот успокоился. По ходу, и правда, что-то важное. — Тогда на этом всё. Спасибо, что заглянул. Это оказалось даже важнее, чем я думал. Тогда беги в свою гостиную, пока ещё есть время пообщаться с друзьями. Но завтра — хоть даже с утра, до завтрака — приступай к отработке, как можно скорее! — Хорошо. Это что-то опасное? — Не волнуйся об этом. Мы вовремя узнали, всё в порядке. Но отнесись к этому серьёзно! Понял? — Понял. — Тогда давай, топай в башню Гриффиндора.

***

Вопреки предположениям профессора, придя в свою башню, Гарри не стал задерживаться в общей гостиной, где его уже с нетерпением ожидал Колин Криви, а проследовал прямиком в свою спальню. — Прости, Колин, тут срочные дела возникли, — бросил он, проходя мимо дивана у камина. «Не волнуйся об этом... Но отнесись к этому серьёзно!» — звучали в голове слова Люпина. Да уж, с такими словами обычно приходит доктор к пациенту, сообщая, что у того рак. «Что там про ложку мёда было? Вот и очередная бочка дёгтя подъехала.» Он всё больше убеждался в верности принятого на мосту решения. И выяснять, что ещё там за сюрпризы приготовила ему судьба — уже откровенно не было сил. Придя в спальню, он задумчиво лёг прямо поверх покрывала и, внимательно разглядывая потолок, продолжил взвешивать «за» и «против» этого решения. Вскоре в спальню поднялись Симус и Дин и стали готовиться ко сну. За ним — Рон, о чём-то споря с Невиллом. — Ты зубы чистить идёшь? — окликнул его Рон, выдёргивая из размышлений. — Да, подожди... пойдём вместе. Умывшись, он в той же позе рухнул на кровать. Спасибо Рону, что не стал приставать с расспросами. Видать, ему Гермиона весь мозг проела нравоучениями, раз даже заметил, что Гарри не в настроении. Сегодня рыжий друг был каким-то совсем уж необычайно внимательным к Гарри. Вскоре привычный гам, доносящийся с винтовой лестницы, начал стихать. Наконец, и в их спальне кто-то выключил свет. А Гарри всё так и лежал, уставившись в потолок. Затем комната наполнилась тихим сопением его одноклассников и периодическим лёгким посвистыванием Невилла. Но сна по-прежнему не было ни в одном глазу. Провалявшись так час в тщетных попытках заснуть, Гарри задумался: «Что там сказал Люпин? Приступить как можно скорее? Да можно хоть сейчас — раз уж не спится.» С этой мыслью он в ночной темноте сел на кровати, на ощупь схватил с тумбочки свою палочку с очками — и с головой накрылся одеялом.

***

— Экспекто патронум! — в тишине гриффиндорской спальни едва различимо послышалось из-под одеяла. Это уже была двадцатая, а то и пятидесятая попытка. Поначалу Гарри думал, что всё это бессмысленно, и свой «блок» он и так прекрасно осознаёт. Но разу к десятому он понял: одиночество — не сам блок, а лишь его следствие. Состояние, но не причина. Он прокручивал в голове различные варианты того, что же это может быть на самом деле. А заодно — размышлял о том, почему его патронус изменился именно сейчас. Поначалу — и здесь ответ казался очевидным: он принял то тяжёлое решение на мосту — и вот итог. Но в таком объяснении было что-то не то. Чего-то не хватало. Он не мог сформулировать, чего именно. Но нутром чувствовал, что это не настоящий ответ. Или, по крайней мере, не полный. Патронус всё так же воплощался в символ баланса и точно так же разваливался на две части в конце. Наверное, Гарри уже устал бы после стольких попыток, так ничего и не добившись, если б не пачка шоколадок. Или просто он уже привык. В любом случае, ему уже самому хотелось докопаться до сути. Фиг с ним — с тем, чего опасался Люпин. Ему и так осталось жить шесть... нет, уже пять дней. Вряд ли ему будет до этого дело. Но вот уйти, так и не разобравшись в себе — это угнетало. «Всегда именно у Уизли. Почему только у Уизли?» — пробормотал он. К этому моменту он уже использовал несколько разных образов, но почему-то к продвинутому патронусу приводил лишь один — тот самый: мама с папой, в гостях у семейства Уизли. Убери хоть один элемент — и получается патронус базовый — который приходилось резко обрывать, едва он начинал сдувать одеяло. Без мамы — нет. Без папы — тоже. И без мистера Уизли. И без миссис Уизли. И без других детей. И если не в их хижине... только всё вместе. Почему? Что есть такого особенного, когда все элементы вместе, но что пропадает, стоит убрать лишь один? Дело в чувстве защищённости? Близко, но не то. В спокойствии? Тоже нет. Носящиеся вокруг близнецы — мало чего общего имеют со спокойствием. В «доверии», о котором распинался Люпин? В этом что-то есть... но всё ещё не то. И вдруг Гарри осенило, на ум пришли два слова — таких простых, но таких важных: «дом и семья?» Едва в голове промелькнула эта мимолётная мысль — это произошло. Патронус начал трансформироваться. Облако вновь закружилось — но уже не вертикально, а горизонтально. Оно вытянулось в небольшое торнадо, которое не переставало вращаться. Вскоре оно раздвоилось на две переплетённые спирали, которые постепенно начали замедляться. Спирали деформировались в затейливую симметричную форму — и вот — наконец, сверкнула вспышка. Образ рос в размерах, и ему уже не хватало места в таком небольшом замкнутом пространстве. Гарри сбросил одеяло и сам отстранился назад, вплотную к подушке, едва успев предоставить патронусу должное место перед тем, как тот окончательно оформился. Перед ним, неторопливо вращаясь, переплелись две змеи... «Нет, не змеи», — понял Гарри, присмотревшись к ослепляюще-яркому образу в ночной темноте. Два человека. Два парня. Два... Два... ГОЛЫХ парня?... У Гарри невольно округлились глаза. Обвившись вокруг друг друга, два стройных юноши целовались. Каждый из них — страстно обнимал второго, всем телом вжимаясь в него. Даже «тем самым». ОСОБЕННО «тем самым». Одной рукой каждый из них — прижимал второго за спину, в районе груди. Другой — это выглядело неприлично и даже вульгарно — держась за его зад. Крепко держась, даже вцепившись в подтянутый зад друг друга. Это было как-то неправильно, как-то... да, неправильно. Отчего-то никакого другого слова не пришло на ум. Но то, что начало происходить дальше — повергло гриффиндорца в шок. Гарри почувствовал, как... у него начал вставать член. Да так стремительно, как никогда ранее. Сердце забилось в ускоренном темпе от осознания того, что это всё значит. Но едва он решил, что это последнее потрясение на сегодня — его поразил главный козырь программы. Эфемерные юноши перестали вращаться, неохотно оторвались от своего жадного поцелуя и синхронно обернулись к нему. На него смотрели Фред и Джордж Уизли таким томным взглядом и так похабно прикусив губу, что двух трактовок того, что же это значит, быть не могло. Они сделали манящий жест и немного отлипли друг от друга, демонстрируя свои стройные сексуальные тела. Затем, не меняя позы, всё ещё позволяя ему любоваться своими подтянутыми и слегка худощавыми торсами, вновь слились губами, но не просто предавшись утехам друг с другом, а игриво поглядывая на него, недвусмысленно приглашая присоединиться... — Гарри, какого хера?! — как гром среди ясного неба, раздался голос Рона.

***

По спине прошёл холодок. — Я-я-я... я... — заикаясь, промямлил Гарри с испуганным лицом медленно поворачиваясь к другу, — я не знаю, что это. — Что-что... Люмос выруби, дебил! Дай хоть поспать, — едва ворочающимся языком промямлил Рон. Рыжий одноклассник лежал, повёрнутым в его сторону, с едва приоткрытым одним глазом. — Я... А, да. Конечно, — опомнившись, он резко опустил палочку вниз, прерывая призыв. — И сам уже спи! Завтра нам с тобой... предстоит... — друг, очевидно, снова начал проваливаться в объятия сна, — этсамое... потом... Таким испуганным Гарри себя не помнил ни разу до этого момента. За всю жизнь. Сердце колотилось как бешеное. Казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Руки с опущенной палочкой — дрожали. А пальцы — словно заледенели. При этом, крепкий стояк так никуда и не делся. И при свете патронуса — Гарри был уверен — даже приглядываться не пришлось бы, чтоб увидеть его со стороны. Ещё бы мгновение... «Пронесло», — тяжело дыша, подумал он. В голове не укладывалось, что это всё значит. Это не может быть правдой! Он — не из этих! Тем более — чтоб с близнецами... фу! Они ж ему как братья! «КАК братья» — прозвучал в голове ехидный голос. Нет-нет-нет, это неправильно. Ни по каким меркам не правильно. Он просто слишком засиделся, и у него голова не варит. Вот и придумывает тут всякое... «Ну-ну... И хуй колом у тебя, конечно же, не стоит...» Нет! Это... от переутомления. Или от двух дней в больничном блоке — там такая кровать неудобная... И он просто давно без секса, даже не было возможности подрочить. Он-то был в отключке, а вот организм — работать ведь не переставал. Он здоровый парень, это нормально... Надо просто выспаться как следует, завтра сбросить напряжение — и ничего такого больше не будет. Да, надо срочно лечь спать. Трясущимися руками он снял очки и потянулся к тумбочке, чтоб положить на неё очки и палочку... Когда увидел Дина. Лунный свет падал через окно аккурат на него. Смуглый одноклассник с каменным лицом и остекленевшим взглядом уставился на Гарри, боясь шелохнуться. Встретившись с ним взглядом, Гарри и сам замер, парализованный страхом. Сердце будто на миг остановилось. «Так вот о чём говорила Гермиона» — так некстати пронеслось в голове. — Спокойной ночи, Дин, — слова как-то вырвались сами собой. После них он стремительно отвернулся в другую сторону — к Рону — и замер, лихорадочно мечась взглядом по видимой части спальни и старательно прислушиваясь. — И тебе, — медленно, потерянным голосом, ответил Дин. И, судя по звуку, сам лёг обратно на подушку. Несколько минут — а то и десятков минут — а то и весь час — Гарри, сжавшись, так и лежал в этой позе, боясь шелохнуться. Судя по отсутствию привычного сопения — Дин тоже.