love me, mister shroud

— Ох, разве ты не считаешь, что Кора прекрасно выглядит? — Орто тянет звуковые волны низким тембром.   Показатели его аудио-модуля сброшены до изначальных базовых биосоциальных настроек системы — а, следовательно, никаких «милых» и «юных» плагинов не требуется. Он говорит, как говорил бы живой смертный мальчишка в свои шестнадцать: чуть надломленный с бархатистой амплитудой голос, расслабленные не-гротескные звуки, вольные слова без рафинированной манерности. Никакого драматического театра в биогенных связках. Без ротовой пластины, эластично крепящейся к височно-нижнечелюстному суставу, на пятнадцать с половиной процентов проще извлекать из голосового модуля подобные звуки; которые больше соответствуют заданным возрастным параметрам «Орто Шрауд: шестнадцать лет», нежели вкусовым настройкам создателя. Когда брата не наблюдалось рядом, на расстояние около двухстах метров, можно было позволить себе подобные чисто человеческие вольности. Да, и фигура Фарруха Ад-Дина подле увеличивала рост импульсов, которые можно было конвертировать в мотивацию — «мотивацию не вести себя, как сахарный младший брат».     — Госпожа Кора — очень красива, нельзя спорить... Но..., — голос Фарруха, как говорят, обворожительный. Низкий тембр, почти баритон, с нотками кофейной арабики; но звучал его вкрадчивый голос всегда столь невинно и доверчиво, что это не могло не «забавлять». Фаррух — этот рослый, крепкий и широкоплечий юноша, чья кожа была выжжена солнцем Страны Песков до цвета молотой корицы... Было что-то извращённо ироничное в том, что он всегда разговаривал тихо, предельно вежливо и наивно.     Да. Безусловно. Они были по всем качественным характеристикам забавным «дуэтом»: высокий, вытесанный из латуни, строгий внешне Фаррух, с такими серьёзными губами и чернотой вместо глаз; компактный, манёвренный Орто, щедрый на снисходительные улыбки, с изящной лазурью пламени и всегда умильными высказываниями. Со стороны абсолютного большинства они выглядели дополняюще друг друга, но с процентным содержанием абсурда. Что ж. Смешные люди смешно судили — это было свойством смертных. Мало кто оценивал очевидность их взаимодействия здраво. Орто был слишком выше социально и фальшивая его кожа была светлее, а Фаррух — так и остался мальчиком из тенистых переулков грязной Аграбы. Мало весёлого и насмешливого было между ними. Их взаимодействие основывалось на непреложном контракте, подобным тому, какие когда-то заключал Царь Мёртвых с легкомысленными и влюбчивыми девицами. Разница была лишь в том, что Фаррух, как ни как, обладал не впечатляющим, но достаточным коэффициентом интеллекта, дабы понимать своё подчинённое положение; и не впадать уж в крайнюю степень наивности и вседозволенности. Он ничего не требовал, но всегда был готов помочь — очаровательно. Фаррух был послушным, он не рассчитывал на свою выгоду: вроде воскрешения любимых, спасения вундеркиндов, или «тёплую» должность в СТИКСе. Альтруистичные бескорыстные помыслы Фарруха могли бы даже вдохновить Орто, если бы модель позволяла.     — Но? — неспешно и предельно саркастично растягивая риторический вопрос, Орто перекидывает подс на подс, вторя рыжему жесту Коры; голографический экран с проекцией из библиотеки позволяет в мельчайших деталях синхронно воспроизводить все её вальяжные действия. Повторение хара́ктерных жестов за живыми и дышащими входило в программу обучения Орто, а потому — было полезно научиться у Коры паре приёмов соблазнения особей противоположного пола. Обеденный перерыв начался двадцать три минуты сорок секунд назад. В распоряжение Орто находилось достаточно времени, чтобы провести каждодневные обязательные полуденные наблюдения за объектом его (с братом) интереса. К тому же, данное место в глухой части открытой террасы столовой как нельзя лучше подходило для сбора видео-файлов и отдыха от собственной сладкой роли, которую прописал в оперативной памяти Орто дорогой брат.   — Но мне кажется не очень приличным подглядывать за Корой.... Опять. Фаррух говорит столь безвольно и столь обречённо, что это вызывает хаотичный приток искусственных эндорфинов. Орто улыбается широкой, скрипящей латексом улыбкой, продолжая восседать с параметром «вальяжно» на широкой каменной скамье в верхней правой четверти террасы. В тенистом сегменте столовой, отделённой от основного крытого здания стеной — лишь они вдвоём. В позднюю осень меньший процент студентов предпочитал принимать пищу на улице. Как ни как, ветры уже не были тёплыми. Благо, Орто не ощущал холода, увеличивая подачу синтетического тепла изнутри. А Фраррух — мог и потерпеть. Что он и делал, сидя благовоспитанно на другом краю сырой скамьи.   — Какая глупость, птичка моя, — не отрывая фокуса окуляров от созерцания веснушек объекта объекта, а шарнирных пальцев от программирования на голографической клавиатуре новых сценариев записи камер наблюдения, Орто тянет голосом саркастичный ответ на вполне себе бестолковое замечание Фарруха. — Я всего лишь исполняю протокол существования моей модели: забочусь о благополучие братика. И Коры. Орто нисходит до объяснений базовых понятий и основных задач только из-да того, что волосы Фарруха — источают аромат перечных масел, а его грудь — весьма атлетично и гармонично подкачена для первого курса. Всё-таки, нюансы во внешности и правда оказывают сильное влияние на психику воспринимающих: Орто сам подтвердил экспериментально данный тезис, когда впервые встретил свою «птичку» в Скарабии. Красота — ужасная метафизическая сила.   — Для осуществления этого плана обязательно приближать камеру настолько близко к груди Госпожи Коры? — Фаррух быстро смолкает, изрекая почти шёпотом крайне неуместный и максимально нелепый вопрос.   Орто решает, что подобный межличностный конфликт является достаточным поводом для тренировки его актёрских способностей и обновлённых функций взаимодействий с людьми.   Отводя на двадцать градусов восточнее и на три градуса выше проекции библиотечных камер, Орто «юрким» движение разворачивает керамический корпус к Ад-Дину, изгибая лазурную бровь параболой. Он «скалит» заточенные зубы, поблёскивая отполированной эмалью.   — Фаррух, милый, послушай, — соответствуя настройкам «иронии», Орто растягивает гласные на начальном вдохе, стараясь окрасить голос лицемерным «радушием». Тонкий артистичный ход: говорить плавно и мягким тоном.   — Тебе, видимо, показалось, что ты давно не задавал бессмысленных вопросов, м? — продолжая придерживаться ласковых настроек, Орто немногим щурит взгляд окуляров, опуская синтетические веки; чтобы пушистая лазурь ресниц с показателем «издёвки» отразилась в чужих глазах.   Фаррух молчит, весьма правильно пологая, что его безмолвие — общепринятый невербальный знак подчинения. Доверчивый до патологических значений, Ад-Дин обладал пленительной склонностью соглашаться со всеми тезисами, которые выдвигал Орто. Даже... не самыми удачными на практике тезисами. Стоит отметить, что именно эта черта — легкомысленная простодушность — была наиболее привлекательной, по суждениям Орто, для самого Орто. Когда сам подчиняешься всецело и (почти) безропотно чьей-то воле, приятно иметь подле себя того, кто выполняет безоговорочно уже твои приказы...   Молчание в преддверие зимы длится около сорока двух секунд. Синева голограмм играет болезненным отсветом на смуглой коже Фарруха, такого живого для гниющей листвы террас.   Орто издаёт голосовой сигнал, сигнализирующей о его ехидном довольстве, когда Ад-Дин придвигается по широкой скамье ближе — Орто не гнушается «хмыкнуть».   Расчёты Орто — самая точная и непреложная вещь в мире, после самой смерти. Всё то маленькое действо — было предвидено с самого утра. Фаррух подвигается ближе с показателями «несмело» и «осторожно», создавая мнимое впечатление для стороннего наблюдателя, что для него впервые подобное поведение; что это первый раз, когда Ад-Дин позволяет себе подобные «вольности»: вот так придвинуться и потянуться ближе к Орто. Умение Фарруха в любой непредвиденной ситуации казаться невинным мучеником — впечатляло; весьма полезный навык, особенно в близких отношениях с Орто Шраудом.   Орто протягивает кибернетическую ладонь, раскрывая бирюзовые сочленения пальцев. Белоснежный карбон — пепельный на цвет и на вкус, по ощущениями — скорее мёртвый, нежели живой (хоть и тёплый). Но Фаррух всё равно по-кошачьи несмело кладёт свой подбородок в раскрытую руку. Он смотрит из-под бархатных век, используя очевидную манипуляцию «бесхитростный взгляд», дабы задобрить Орто. У Фарруха — чёрные глаза, оттенка «тёмный бук»; как жаркая ночь, как душный песок. Уставшие и видевшие горький труд глаза. Совсем иные характеристики, нежели у взгляда любого из семьи Шрауд.   — Прости, — Фаррух извиняется искренне; это вовсе нетрудно понять по его тихому, но всё ещё горячему голосу и легковерной мимике; он вскидывает изнеможённо ровные густые брови и опускает на два градуса уголки пухлых губ. Визуальное сходство с провинившимся выброшенным котёнком растёт в геометрической прогрессии.   Орто сжимает свои цепкие карбоновые пальцы на чужой коже. Это даже интересно — наблюдать за тем, как умело Фаррух скрывает боль тела: он не выдаёт ни единым лицевым мускулом и капли своих мук. А ведь хватка Орто — сильнее, так безнадёжно сильнее хватки простых людей. Но Фаррух молчит.   На две секунды и восемь миллисекунд в мозговом процессоре Орто мелькает цитата из дальних хранилищ долгосрочной памяти: «раб не хочет свободы, раб хочет своих рабов». Впрочем, такая посредственность, как Цецирон, мало что понимал в устройстве человеческих душ. Явно меньше, чем Орто.     — Если ты хочешь — давай продолжим «наблюдать» за Госпожой Корой, — Фаррух сладкозвучно отвлекает Орто от удаления ненужных латинских выражений из потока мыслей. — Только, прошу, давай не будет снова следить за твоим уважаемым старшим братом, как в прошлый раз... Мне кажется это уже совсем неуместно, — стараясь придать голосу интонации «случайности» и минимальной уверенности, Фаррух опускает глаза к опавшим листьям под своими ногами; а неконтролируемый выброс гормонов в кровь заставляет его смуглые скулы переменить оттенок на пунцовый. Кажется, наблюдение за братиком в прошлый раз показались ему... как он сказал? — «неприличными». Орто вновь использует человеческий жест «усмехнуться». На этот раз — чуть радушнее.   — Ох, какой ты скучный, — шарниром большого пальца вычерчивая по загорелой коже римскую пять, Орто вновь переносит голографические экраны в исходное положение. Однако, он на двадцать процентов увеличивает разрешение и масштаб, чтобы Фаррух мог своим несовершенным зрением хорошо видеть происходящее на камерах наблюдения школы.   — Братик сейчас та-а-аким интересным делом будет заниматься, — употребляя голосовую реакцию «смех», Орто безупречно использует возможности своего фальшивого голоса, дабы саркастично рассмеяться прямо в чужое лицо. Вид устыдившегося и зардевшего краской Фарруха — поднимает Орто искусственное настроение.   — Но, если моя птичка рукх так просит, то будем продолжать наблюдение за Корой. Ты уже сосчитал все веснушки на её груди?