virtue

      Чимин вздыхает лишь тогда, когда Чонгук садится рядом с ним. Он может только слышать, но не видеть, потому слепо поворачивает голову в сторону исходящих звуков, тогда как Чонгук ястребом следит за каждым движением обманного манёвра, задуманного им, чтобы вывезти омегу прочь из своего жилого комплекса. Альфа с ясностью представляет, что дело их ждёт нелёгкое: без сомнения Ким Намджун нашёл его местоположение и собирается улучить момент, чтобы поймать делегацию с Чимином. Он устраивает охоту на ведьм, и Чонгук не прочь им подыграть. Старенькая японская иномарка не трогается с места, хотя двигатель уже заведён, Чонгук смотрит сквозь тонированные окна на тускло освещающуюся парковку, а Чимин, словно напряжённая, готовая ко спуску пружина, почти вибрирует всем телом рядом с ним от натуги.        Рамоэль за рулём японской тачки усмехается, вцепляется пальцами в руль, но оба альфы сохраняют молчание, выдающее всеобщее напряжение. Первая машина сдвигается с места. Обычно на этой блестящей чёрной красотке Чонгук передвигался по Сеулу. Естественно, это способ перехватить внимание Сайоны, по докладам Нуаров которая дежурит у всех выездов из жилого комплекса, у каждого перекрёстка, отслеживая его передвижения. Они знают каждую машину, которая хоть раз въезжала на территорию этого двора, они готовятся перехватить любое транспортное средство.        Машина покидает подземную парковку, отсчёт начался. Следующая броская красная красотка подъезжает к выезду из парковки и с рёвом, отвлекая внимание, покидает пространство, чтобы вылететь на основную улицу. Это тоже отвод внимания, тоже уловка. Снаружи слышит скрип шин и начавшейся гонки. Три минуты. Чонгук выуживает пистолет из кобуры на рёбрах и перезаряжает его, может пригодиться в нынешней ситуации. Просто так отдавать Чимина им альфа не собирается. Пусть попробуют забрать только из мёртвых пальцев… если у них это выйдет. Чонгук усмехается, когда «Субару» сдвигается с места. Рамоэль за рулём подмигивает альфе, а после, поправив наушник, что-то проговаривает в рацию. Чонгук не слышит. Правильно, ведь ни в одной из покинувших парковку машин их с Чимином нет.        Пак всё так же сидит на переднем сиденье, ни о чём не подозревая. Чонгук предусмотрел свою уловку идеально, и омега не заподозрил лишних телодвижений, он думает, что сейчас они поедут. За пределами парковки слышится шум, но он быстро удаляется. Как владелец данного жилого комплекса, Чонгук полностью знает его планировку, и здесь есть ещё один ход. У них есть лишь несколько минут до того, как Сайона распознает ложь и кинется в подземную зону, накрывая их.        Служебная зона. Никто не знает, что Чонгук владеет этой многоэтажкой, никто, даже Хёнджин. Чимин тем более. Потому альфа, слегка оскалившись от плещущегося в крови адреналина, нажимает на кнопку, открывающую ролет для служебного очистительного транспорта. Он ведёт в гараж для оборудования, а после — на одну из небольших улочек города. И это Сайона могла предусмотреть, так что Чонгук раскидал возможные варианты. Он вдавливает педаль газа постепенно в пол, чтобы неприметная Хонда двинулась по тоннелю, пока ролет закрывается за ним. Фары альфа не включает, движется на подсвеченных знаках тоннеля, а сверху помигивают бесполезные диодные осветители.        Чонгук сбегать ненавидит, но в данном случае нет выхода, он обязан спрятать Пака в таком месте, где его не застанет никто другой, не сможет поймать за руку, забирая с трудом добытое сокровище Чонгука. Дорога поднимает машину в гору, и приходится включить фары, чтобы дать сигнал открыть ворота ангара для очистительной техники. Такая планировка домов в городе встречается редко. Чонгук заезжает в освещённое пространство гаража и глушит мотор. Здесь его поджидает один из людей Нуаров, чьё лицо скрыто балаклавой. Чонгук выскальзывает из-за руля и дёргает ручку пассажирской дверцы.        — Чонгук, — выдыхает омега, когда альфа ловким движением, стараясь причинить омеге боли настолько мало, насколько позволяет спешка, вытаскивает его из салона.        Нуар занимает его место за рулём и торопливо заводит двигатель, чтобы выехать из служебного ангара. Они очень рискуют, проворачивая такой план. Намджун может оказаться предприимчивее, но Чонгук воспевает Фортуну, чтобы дала ему сегодня на одну каплю удачи больше, чем главе Сайоны. Он высокомерен, но не настолько, чтобы высокомерие затмило ему глаза. На ходу, пока пересекает ангар, обходя технику, альфа сдёргивает с Чимина кепку, отчего омега, ослеплённый и лишённый воли тёмным шарфом, вздрагивает. На голову Паку водружает цветастую красную панаму из флиса, прикрывающую и повязку на глазах, и лицо Чимина. Остановившись возле громоздкой снегоуборочной машины, Чонгук довольно резко снимает с него куртку, выворачивая её наизнанку.        — Гук… — шепчет омега, вскидывая голову в сторону его дыхания, и Чонгук с болью смотрит на лиловый след на скуле, показывающийся из-за маски.        — Доверься мне. Тебе иного не остаётся. Проверим твою готовность идти мне навстречу, — шепчет альфа, пока натягивает на Чимина куртку уже другого цвета, а после стягивает свою кофту, чтобы накинуть леопардовую худи. Поверх капюшона надевает объёмные наушники, а остальную часть лица скрывает кепка, что была раньше на Чимине.        — Хорошо, — нежданно обжигает омега словами его. — Я доверяю тебе.        Внутри скребёт неверием. Чимин уже «доверялся» ему, и альфа оказался этим мнимым доверием обманут. Зверь, разгневанный предательством, буянит внутри. Но надежды на то, что больше Жан не ошибётся, на кроху больше угасающей с каждым днём злости. Чонгук, теряя драгоценные секунды, стягивает с нижней половины лица омеги маску и жадно целует его. Словно в последний раз, которым и на деле их попытка может оказаться. Словно хватая последние глотки кислорода перед погружением на глубину, Чонгук сминает губы Чимина, влажно обводит их языком, а после нехотя, морща нос, отстраняется. Чимин почти тянется за его губами, он выглядит сейчас слишком уязвимо, что подкупает внутреннего собственника Жана. Но тот не ведётся — знает, что невинность Чимина обманчива, что враньё этому омеге даётся легко, как и недавно приобретённая способность манипулировать его чувствами.        Чимин обращается к Жану «mon diablo», хотя единственный дьявол здесь лишь он сам. Настоящий, искушающий других, использующий их в свою выгоду демон, который будет улыбаться и пировать на чужих костях в самом конце. Чонгук не сомневается, что Чимин выживет в этой заварушке. Как бы он ни гневался, альфа сам приложит к тому руку и не позволит этому дрянному омеге умереть. Не в его присутствии и не под его защитой.        Чонгук хватает омегу за руку. С виду они похожи на обычных подростков, несуразно и мешковато одетых.        — Иди за мной, — проговаривает альфа. — Я буду тебя предупреждать о преградах.        Чимин вздрагивает, но руку альфы сжимает крепче, подтверждая то, что подчинится. Гараж складскими помещениями связан с автомастерской, в которую они и выходят. Шмыгают, когда механик отворачивается, и оказываются на заднем дворе, где располагаются несколько магазинов и заведений: мастерская, кофейня и магазин для взрослых. Чонгук, ястребиным взором оглядывая задний двор, дёргает ручку секс-шопа и вваливается в служебную зону магазина. Продавец ошеломлённо раскрывает рот, а Чонгук салютует ему, не позволяя разглядеть ни своего лица, ни тем более завязанных глаз омеги рядом.        — Прошу прощения, заплутали, — мягким баритоном проговаривает альфа и хватает вдруг пакет с логотипом магазина в кричаще-розовых тонах. — Я это одолжу.        Продавец что-то кричит им вслед, но Чонгук не обращает внимания: он молниеносно движется к выходу и, закинув руку с пакетом Чимину на плечо, крепко к себе прижимает. Омега донельзя напряжён из-за того, что ничего не видит, он постоянно спотыкается о свои ноги из-за великоватых кроссовок.        Они оказываются на достаточно оживлённой улице, когда Чонгук зорким глазом замечает одетого в чёрное мужчину. Тот высматривает любую подозрительность, любое перемещение. Чонгук, прикрыв Чимина пакетом, склоняется и целует его, отвлекая гангстера — людям не нравится смотреть на публичное выражение чувств. Мужчина отводит глаза, а Чонгук, выставляя пакет на всеобщее обозрение, сворачивает к парковке. Там их ждёт яркий жёлтый автомобиль такси, дверцу которого Чонгук распахивает и тут же вынуждает Чимина сесть в салон. Омега безропотно подчиняется и исчезает в тачке, а Чонгук, даже не глянув на подозрительного типа позади, занимает место рядом с ним.        Рамоэль уже ждёт за рулём. Вопросы Чонгук откладывает на потом: вероятнее всего, помощник избавился от «Субару» и успел прийти сюда.        — Хвост? — выдыхает Чонгук, а Рамоэль, сидя уже в ярко-розовой ветровке и без прежней маски на лице, дёргает машину с места.        — Скинул. Добрался на велике.        — Чёрт, велик это сила, — хмыкает Чонгук, вспоминая беззаботные деньки в пригороде Парижа, когда он мог почувствовать себя лишь ребёнком, счесавшим колени при падении с двухколёсного коня на гравийную дорогу.        Машина такси, в которую они сели, долго петляет по районам, прежде чем оказывается в неприметном квартале с двухэтажными крохотными квартирами. Чонгук, держа руку на поясной кобуре, где тоже есть оружие, оглядывается, прежде чем покинуть автомобиль. Рамоэль вместе с ним. Мимо проходит какой-то молодой шлюховатого вида омега, который, заметив выбирающегося с завязанными глазами из тачки Чимина, чуть ли не даёт дёру.        — Проследи, — коротко отдаёт команду Чонгук, и Рамоэль послушно моргает, следя за тем, чтобы пара зашла в дом с засаленными дверьми без лишнего внимания.        Однако Чонгук не собирается оставлять омегу здесь. Он ведёт едва дышащего от боли Пака дальше, спускается в подвал, чтобы выйти через сквозной на другой стороне улицы — в старых кварталах ещё есть некое подобие катакомб, где часто виснут всякие наркоши и вандалы. Об этом свидетельствуют то и дело валяющийся мусор и одноразовые шприцы, которые Чонгук отпихивает ногой, брезгливо поморщившись.        — Рёбра, — хрипит Чимин, едва волоча ноги. Чонгук бы хотел взять его на руки и просто донести, но это привлечёт лишнее внимание.        Он достигает здания офиса, которое обходит кругом. За ним — небольшие девятиэтажные дома. Никакой охраны, а ещё никакого видеонаблюдения. Чонгук, зная, что никто здесь их не предохранит от нападения, не отпускает рукоять пистолета, второй рукой уже почти таща Пака за дрожащие от боли плечи. Он торопливо заходит в обшарпанный подъезд с постоянно ломающимся лифтом, а уже там подхватывает на руки стонущего от болезненных ощущений омегу.        — Почти добрались, mon chaton, — шепчет ему в ухо Жан, пока поднимается на пятый этаж. Эта квартира куплена на имя его сводного брата и до сих пор не переоформлена, но Чонгуку удалось заполучить ключи и подготовить жилище к новому постояльцу. Он надеется, что дольше, чем на несколько недель, они здесь не задержатся. Что всё это бесоёбство вскоре закончится, и Жан со своим омегой смогут покинуть злосчастную Корею, отправляясь в Европу.        Чимин почти не дышит от боли, когда Жан закрывает за ними дверь и опускает омегу на пуф в прихожей. Тот стаскивает с себя осточертевшие маску и шарф, моргает от тусклого света в квартире, пока Гук, сжимая пистолет, смотрит в глазок, проверяя наличие хвоста. Альфа, в то время как Чимин переводит дыхание, подходит к окнам, выглядывает, высматривая подозрительные телодвижения, но нет, никого в округе не присутствует. Чимин же, немного отойдя от боли, откидывается на стену спиной и часто дышит.        — Манёвров было много, — хмыкает он, глядя на настороженно закрывающего жалюзи Чонгука. — От кого ты маневрировал: от меня или Джуна?        — От вас обоих, — отвечает спокойно Жан, убирая наконец пистолет в кобуру и скидывая наушники и кепку. — И у меня вышло.        — Ты всё равно можешь выдать своё присутствие, когда будешь приходить, — смеживает устало веки Чимин, всё ещё сидя на пуфе, пока Чонгук приближается и опускается на одно колено, чтобы помочь омеге разуться.        — За это не переживай, я сумею разобраться с хвостами.        — И сократишь время, которое будешь проводить здесь. Не проще ли позволить мне самому прятаться?        — Нет, не проще, — чуть делает голос жёстче Жан, вскидывая на Чимина голову. Тёмные прядки падают на глаза. Непривычно возвращаться к неприглядному строгому образу Чон Чонгука. Рядом с Чимином он мог быть просто Жаном.        Пак обиженно и оскорблённо поджимает губы и пытается подняться через боль уже самостоятельно, отказывается от руки альфы. Рассматривает двухкомнатную старенькую квартиру, скудную кухню и небольшие окна. С квартирой в жилом комплексе, конечно, не сравнится, но и эта, возможно, лишь временный пункт проживания омеги.        — И что ты планируешь дальше? — уклончиво спрашивает омега, пока Жан скидывает кофту и брюки, собираясь в душ. Дверь квартиры он предусмотрительно замкнул на ключ, который сейчас вешает на цепочку, свисающую с собственной шеи. Чимин же, прослеживая за действиями альфы, сильно хмурится. — Можно и не доходить до таких мер.        — С тобой, mon amour, я должен быть предельно осторожным.        — Думаешь, я попытаюсь сбежать? — скрещивает, сморщившись, протестующе руки на груди омега.        — Я в этом уверен, — усмехается Чонгук. — Для тебя нет ничего ценнее и желаннее свободы и самодостаточности. Ты бесишься от того, что я запираю тебя, но отчасти всё же осознаёшь степень своей вины, пусть и противишься. А сам факт, что я могу манипулировать твоей жизнью, выводит тебя из себя. Уж прости, но в этом случае по-иному поступить я не в состоянии. И самому не улыбается перспектива держать тебя в клетке.        — Так не держи, — шипит Чимин, сбрасывая на пол панаму. — Не держи. Я уже пообещал тебе покориться, я осознал свою ошибку.        На дрожащих ногах Чимин приближается к Чонгуку и тяжело дышит, хватая его за плечи. Прикосновения его пальцев оглушают и обжигают — альфа до скрипа зубов истосковался по их контактам, по губам, рукам, груди и бёдрам Чимина. По звукам, которые омега может издавать своим прелестным голосом. По его теплу. Однако задетая гордость рычит, отчего её приходится задавливать.        — Пойдём в душ, — сипит альфа, а гнев Пака вспыхивает только сильнее. Карие глаза, объятые синяками избиения, опасно сощуриваются.        Чонгук обхватывает его пальцы и переплетает со своими, тут же покрывая припухшие костяшки короткими жадными поцелуями. Чимин с угасающим раздражением буравит глазами Чонгука и кивает ему, чтобы альфа, всё ещё стоящий в нижнем белье, помог с раздеванием. Снимать верхнюю часть одежды с Чимина — настоящее приключение. Его бедные рёбра сводит от дыхания, не то что от каких-либо усилий, и Чонгук добрых пять минут осторожно, по сантиметру, стягивает кофту омеги. С брюками обстоит попроще, и Чимин скоро остаётся обнажённым.        Совершенный. Пусть исхудавший из-за частого употребления алкоголя и пренебрежения пищей, бледный по природе своей, даже с этими проклятыми гематомами и синяками он всё ещё совершенный. Чонгук осторожно расщёлкивает корсет на рёбрах и Чимин ссутуливается, морщась от неприятных ощущений. Оголённый стан Пака вынуждает квартиру меркнуть и казаться ещё несуразнее на фоне жемчужной кожи, испачканной кляксами гематом. Чонгук злится, когда видит их, злится на судьбу и жалеет, что не успел выдавить этой твари глаза до приезда копов. Ещё бы несколько минут… Альфа прикасается к синяку на животе и ловит Чимина на том, что тот хочет слегка прикрыться от его взгляда, будто бы стесняется оставленных на коже следов. Но Чонгук отводит его изящные ладони и осторожно целует острую ключицу, прежде чем повести в сторону душа.        Прозрачные стенки душевой кабинки орошаются первыми каплями воды из тропической насадки сверху, когда Чонгук, придерживая Чимина за предплечья, помогает ему забраться туда. Даже небольшой порог из плитки становится испытанием для омеги. Запястья Чимина, изрядно потерявшего в весе, кажутся хрупкими соломинками в длинных смуглых пальцах альфы. Чимин морщится, попадая под всё ещё прохладные капли, а после, устав, приваливается спиной к голой груди Чонгука.        — Скоро отдохнём. Стоит потерпеть ещё немного.        — Скажи мне хоть что-то, — шёпотом просит Чимин. Чонгук понимает, что такое погибать и сходить с ума от отсутствия сведений, и считает, что омега заслужил такого лёгкого наказания за то, что подставил себя под удар Ниши. Пусть помучается.        Вместо ответа Чон осторожно берёт мочалку, чтобы торопливо взбить пену из геля для душа. Его губы дотрагиваются до мокрого красного уха омеги, и Чимин чутко вздрагивает, пока альфа с великой осторожностью принимается его мыть. Руки, одна из которых плотно и сильно перебинтована, бока — едва прикасаясь, лишь бы не навредить сломанным рёбрам, бёдра и колени. Чонгук покрывает поясницу Пака поцелуями, несмотря на пену, мягко стекающую по гладкой коже, зажмуривается. Одно ощущение его тела под губами пьянит, но сейчас ничего из-за травм не выйдет — Чимину нужно выздороветь и как можно скорее. Если бы не его упрямство ещё.        Омега разворачивается к нему; пена размеренно под струями воды стекает по его бёдрам и голеням прямиком на плитку, а после — в слив. Тишина квартиры буквально бьёт по ушам. Дотронувшись до косых мышц живота выпрямившегося Чонгука, Чимин тянется к нему за поцелуем, и альфа им обоим не отказывает: зарывается пальцами в мокрые тёмные волосы и с упоением почти вгрызается в рот Чимина. Тоска так и тянет душу, тоска только по чему — пока не ясно. Чонгук тянет тяжёлые тугие пряди на затылке омеги, пока, смешивая их касания с водой, толкается между приоткрытых губ в рот языком. Чимин выдыхает, вздрагивая, но позволяет ему целовать глубже, постепенно отвечая всё увлечённее и ярче. Чонгука пронзает же судорожными ударами сердца и током, льющимся из-за них по венам, пока он ведёт пальцами по скользкой от воды шее омеги, стискивает слегка его плечо, желая вжать в чёртову плитку, но понимая, что Чимин пока этого не осилит и не оценит. Поэтому, с трудом оторвавшись от его припухших губ, выкручивает вентиль, чтобы выключить воду. Омега, едва разлепляя мокрые ресницы, смотрит пристально на альфу снизу.

***

       Юнги, стоя на выступе, опасливо смотрит вниз — туда, где простираются водные потоки и шумно падает вода со скал, объятых буйной тропической растительностью. Лёгкая рубашка скрывает обнажённую фигуру, где есть только плавки, пока Тэхён посмеивается позади омеги.        — Трусишка, — ухмыляется весело альфа, обхватывая Юнги сзади за талию, а Мин пытается пятиться от края.        — Это ты бесбашенный идиот, — выдыхает омега, вцепляясь ногтями в предплечья мужа. — Я не готов прыгать со скалы! Сколько там метров лететь? Я ещё жить хочу!        Тэхён разражается хохотом на ухо Юнги, а тот всё пытается отойти, но альфа позади мешает. Зря он согласился на авантюру Тэхёна подняться повыше и спрыгнуть в воду, теперь жалеет, что вообще нос сюда сунул. Они отправились на водопад и потратили кучу времени на дорогу, но пока так и не искупались ни разу.        — Тэ, я не стану прыгать! — хрипит Мин, брыкаясь в руках альфы. — Пусти!        — А как же адреналин и риск? Обычно ты такой смелый. Так отчаянно недавно приставлял дуло к своему виску, — скалит белые зубы альфа, а ветер на высоте треплет его кудрявые волосы.        — Там я был способен контролировать ситуацию! — почти пищит Мин, пятясь, как только руки Тэхёна разжимаются. — Чёрт. Если хочешь — прыгай сам, а я, пожалуй, полезу обратно.        — Но спрыгнуть было бы гораздо быстрее, — тычет Тэ языком в щёку, с ярким весельем глядя на омегу глубокими карими глазами.        — Нет, — грозит ему пальцем омега и уже шагает к краю скалы, чтобы начать осторожно и со скоростью улитки спускаться вниз. — К чёрту твой адреналин.        Тэхён сново громогласно хохочет, запрокинув голову и обнажив натягивающий кожу на горле кадык. Он лукаво смотрит за Юнги, который осторожно босыми ногами подбирается к краю, а после альфа упирается руками в обнажённые бока — на нём ничего, кроме плавок, и бронзовая кожа кажется ещё темнее здесь, в обители солнечного света, бликами отражающегося от воды.        — Хотя… — бубнит себе под нос альфа, прищуриваясь, — когда я кого слушал?..        Тэхён подлетает к Юнги с неимоверной скоростью. Ему не требуются усилия, чтобы подхватить взвизгнувшего Юнги на руки и оторвать от земли.        — Тэ! — выкрикивает омега, вцепляясь ногтями в смуглые плечи. — Прошу тебя, остановись! Нет!        Но Ви, разбежавшись и развернувшись спиной, по-прежнему удерживает Юнги в руках. Одна секунда — лишь мгновение невесомости, когда альфа отталкивается ногами от края скалы, предвещая их неизбежное падение в воду. Юнги кричит благим голосом и выдаёт триста ругательств за эту жалкую секунду, обвивает альфу всеми конечностями, пока тот хохочет без остановки. Их тела сталкиваются с водой, поднимая волну брызг, руки расплетаются, а пузырьки кислорода на несколько секунд заслоняют всё вокруг.        Юнги, панически глотая воздух и откашливаясь, спешно выныривает и бьёт по воде руками, костеря Тэхёна на чём свет стоит, но альфы не видно на поверхности. Ощущая, как неприятно прилипает вымокшая до нитки рубашка к телу, оглядывается, ища Ви. Но того нет рядом.        — Тэхён? — зовёт омега, озираясь. — Тэ, это не смешно!        Но встречает его только молчание и шелест падающей вниз воды.        — Тэ! — кричит и зовёт громче Юнги, уже не на шутку пугаясь, как вдруг его хватают за лодыжки и утаскивают обратно в толщу воды.        Юнги и Тэхён выныривают. Омега кашляет, нахлебавшись воды, лупит Ви по смуглым мокрым плечам, пока тот сдерживает хохот, сильно стиснув зубы.        — Дьявол тебя дери во все доступные, — хрипит Юнги, продолжая плескать в Ви водой и лупить его, уворачивающегося, ладонями.        — Какие грязные словечки из невинного ротика, — мурлычет альфа. — Хотя подожди. Не далее, как утром, этот невинный ротик заглатывал меня так…        — Закройся, — шипит омега, вгрызаясь зубами в шею супруга. — Иначе невинный ротик может и член отгрызть.        Тэхён снова смеётся, тут же целуя его. Поцелуй получается злой и торопливый, Юнги обвивает альфу ногами за пояс, не желая останавливаться.        — Хочу тебя, — шепчет он прямо в губы, задыхаясь от недавнего стресса, перед тем, как снова поцеловать.        — В воде делать это плохая идея.        — Где-нибудь уже, а? Не до дома мне же терпеть.        Тэхён усмехается.        — А это неплохая идея…        — Тэхён, — хмурится Юнги, и Ви плывёт прямо с ним в руках прочь, в сторону травянистого берега.        Он несёт омегу к кустам, чтобы, опустив на ноги, прижать к ближайшему дереву. Юнги судорожно выдыхает: с тех пор, как они впервые переспали, он не в состоянии насытиться. Глядя альфе в глаза, он там вязнет, словно в смоле.        — Я очень хочу сделать это с тобой прямо здесь, — шепчет в губы Малышу Ви, — но кое-что тебя ждёт дома.        — Ты что-то для меня приготовил? — с придыханием спрашивает тот, проводя ладонями по обнажённой груди, ощущающейся словно чистый бархат под пальцами.        — Именно, — запечатляет поцелуй на губах омеги Тэхён, чуть углубляя его. — Поэтому на виллу. И продолжим там всё, что ты запросишь, — хитро ухмыляется он, прикусывая нижнюю губу Юнги и слегка её оттягивая.

***

       Чонгук, выбравшись из своего укрытия, где и оставил омегу, через полчаса оказывается возле больницы. Он должен был попасть сюда раньше, но у него попросту не получалось из-за травм Чимина и волокиты по обеспечению безопасности своих людей. Хотя бы по минимуму альфа постарался переместить активы и силы на другую локацию, предполагая, что Намджун ударит первым за похищение брата, стараясь вывести соперников из игры грубыми методами, такими, какими привык работать всегда. Из рассказов Чимина Чонгук многое почерпнул для себя про тактику Монстра. Она может быть непредсказуемой или методичной, опасной и крайне горячей, может потащить в ад множество людей из группировок. Сейчас же Чонгук думает, что Намджун, вероятнее всего, попытается выйти на переговоры с «похитителями», опасаясь за целостность брата. Пострадавший сын Сайоны навредит прежде всего его репутации и ударит по хрупкой альфьей гордости Ким Намджуна. Именно затишье в атаках в сторону Нуаров наталкивает Жана на подобные мысли.        Ещё на подъезде к больнице он замечает усиленный пропускной контроль. Помимо обычной охраны госпиталя здесь дежурит не одна команда полиции, чем подтверждает сомнения Чонгука — Ниши всё же выжил. Отсутствие информации — большая и хитрая ловушка для таких как он, но, к удаче, щупальца Нуаров за последний год разрослись очень хорошо.        Однако даже при том, что в этой больнице у Чонгука есть связи, пробиться может не получиться. Альфа останавливается на парковке и ждёт, постукивая пальцами по рулю, а пока ожидает прибытия связного, набирает Рамоэля, которого, как и прежде, оставил на страже собственного покоя и Пак Чимина.        — Он сидит в комнате, — отчитывается Рамоэль. — Так и не пытался просить у меня информации и средств связи.        — Хорошо. Следи внимательно, это не наш жилой комплекс, тут нет такой степени охраны. Не забывай, с кем ты имеешь дело, — вздыхает Чонгук, потирая переносицу.        Чимин хитёр и изворотлив. Он десять лет жил с тираном и мало того, что научился как следует лгать, симулировать и придумывать различные препятствия к ограничению собственной свободы, так ещё он и отменный боец. Чонгук знает это. И пусть он уверен в том, что состояние Чимина ныне плачевное, не может ослабить бдительность. Чимин всегда будет рваться прочь и чинить препятствия всем без исключения, если что-то идёт не так и не в том темпе, в каком изначально нужно было ему. А Чонгук уже один раз обжёгся на его спесивости, из-за чего охрану теперь послаблять не собирается, несмотря на состояние омеги. Этот человек имеет стальные яйца и несгибаемый стержень, если ему понадобится, он вступит в конфронтацию даже с переломанными рёбрами.        — Понял, — отчитывается Рамоэль и отключается.        Через несколько минут в машину садится омега. Он в белом халате, на груди посверкивает бейдж с именем — Кон Гонья. Кон — один из омег-мужей его подчинённых, невольно вмешанный в дела Нуаров, но всё время остающийся в тени. Он не помогает гангстерам, не оказывает первую помощь, оставаясь неприкосновенным из-за двоих детей на плечах, но в этом случае, узнав, что Ниши привезли в конкретную больницу, у Чонгука не получилось оставить Гонья в стороне.        — Господин, — кивает взрослый умудрённый омега. И несмотря на то, что лицо его очень молодо, глаза выдают настоящий возраст.        — Гонья, — кивком здоровается с ним Чонгук. Он не просил у омеги ничего, кроме информации, чтобы не выдавать себя перед полицией. — Расскажи мне, что успел вынюхать.        Гонья морщится на реплику Чонгука, но делает это быстро и скрытно, не желая показывать неуважения перед главой группировки. Чонгук эти сведения предпочитает не доверять никому, потому и явился лично, желая знать из первоисточника состояние врага, которого желает истребить. Гонья сцепляет пальцы и вздыхает, словно собираясь с мыслями.        — Он всё ещё в реанимации, — да, Чонгук как следует нахлобучил ублюдка, однако тот оказался живучим и теперь пытается выкарабкаться. Таких тварей нужно сжигать до пепла, чтобы точно не встали. — С ним постоянная охрана детектива из двух нарядов полиции. Никого постороннего не подпускают, вход исключительно по пропускам для его лечащего врача и двоих медбратьев. Не подобраться.        Чонгук нахмуривается. Конечно, было бы свинством просить Гонья попробовать провести его в таких условиях. Ему никак не хочется, чтобы полиция знала о его заинтересованности в отношении Нишинойи, потому что в таком случае сведения так или иначе достигнут Сайоны и Намджун усилит свой напор, поняв, что якудза хотят добить.        — Недавно, — добавляет омега, выпрямившись, — один представительный омега пытался к нему пройти. Говорил, что является членом его семьи, но его не пропустили.        — Монстр? — изгибает бровь Чонгук.        — Не появлялся, — смеживает Гонья веки и хмыкает.        — Продолжай присматривать за ним, быть может, получится найти какие-то лазейки, — сдерживая бушующую злость, выдаёт Чонгук холодно. Омега только кивает и поспешно покидает салон его авто.        Даже Сайона не может сейчас подобраться к Нишинойе, и это ломает многие планы. Если этот ублюдок очнётся и даст показания против Чимина, а эти сведения получит Намджун… Чимину не жить. Тогда ничто больше не удержит Сайону от праведной мести предателю, Нуары потеряют свой козырь. Чонгуку на руку, что Джун думает, будто его брат в заложниках, а не так, как есть на самом деле: что Чимин зачинщик всего этого бардака.        Он выруливает с парковки, пока его присутствие не стало заметным, покидает пределы больницы, чтобы отправиться к остальным помощникам и начать активные действия.

***

       Намджун встречает мужа, который в сопровождении охраны возвращается из больницы, где держат бессознательного Хатаке. Хосок раздражённо топает по паркету его кабинета на втором этаже особняка и бросает на рабочий стол альфы кольт, выдавая, что план их слегка оказался провальным.        — Ничего не вышло, — вздыхает омега, закатывая глаза и скидывая на кресло пальто. — К нему не подпускают на километр.        Намджун ожидал такого исхода, потому лишь хмыкает. За Ниши давно охотятся, и теперь, когда Хван поймал желанную добычу, ни за что не выпустит из когтей. Как только якудза придёт в себя, из него начнут вытряхивать признания и слив данных пособников, рассчитывая через мелкую рыбёшку Хатаке выйти на Сайону. Хван почти помешался на идее достать до группировки своими загребущими руками.        Хоби падает в кресло напротив и устало вздыхает. Его полупрозрачная голубая блузка тут же привлекает внимание альфы, когда грудь Хосока от дыхания вздрагивает. Эти игры переходят все рамки разумного. Даже аналитический разум Намджуна просто зашкаливает напряжением: с одной стороны Нуары, которые за что-то взъелись на Сайону и Хатаке и активно вот уже много недель пытающиеся кусать гиганта за икры. Мотивов Нуаров Намджун не знает и выяснить пока не в состоянии. С другой стороны — полиция. Её желания вполне прозрачны, Хван спустя столько лет наконец начал движение и развитие своему делу. Но чьими манипуляциями? Намджун всё ещё думает, что в Сайоне есть крыса, приближенная к голове трёхглавого дракона. Но кто? Ха и все его ближайшие ублюдки мертвы. Неужели есть кто-то ещё?        Джун потирает виски от усталости и напряжения, его голова уже раскалывается. Хосок, заметив это движение, встаёт с места и обходит рабочее пространство мужа, чтобы оказаться позади него. Мягкие омежьи пальцы зарываются в уложенные волосы Джуна и начинают массировать кожу головы. Тихое дыхание Хосока, его манипуляции с головой альфы понемногу утихомиривают боль.        — От них никаких вестей по поводу Чимина? — осторожно спрашивает Хоби шёпотом, понимая, что у супруга раскалывается голова от недостатка сна и постоянных размышлений.        — Ничего. Я уже было грешным делом думаю, что Чимин мёртв. Они водят нас за нос. Устроили спектакль с перевозом, в итоге погибли двое, а Чимина даже следа нет.        Хосок поджимает губы от этих слов и весь напрягается. Смерть третьего сына Сайоны подорвёт авторитет группировки. Это будет огромной брешью в их обороне, знаком для стервятников, что при больших усилиях гиганта Сеула можно пошатнуть. Один из столпов, на которых держится Сайона, начинает рассыпаться прямо на глазах Намджуна. Альфа распахивает глаза и уставляется в потолок, пока на фоне массаж Хоби расслабляет большую часть мышц в его теле, помогает трезво мыслить.        Ещё одним опасным моментом в данной ситуации является тот, кто находится в тысячах километров от Кореи. Тэхён. Он по-прежнему не знает о похищении Чимина и о реальных проблемах и ситуациях, творящихся в группировке в его отсутствие. Двое столпов под сомнением, один Намджун, возможно, не в состоянии удержать эту громадину на плаву, но сдаваться просто так он не намерен. Пути ударов уже проложены в голове и не только в ней. Но… если Чимин мёртв, это снесёт Тэхёну голову. Тэ просто помешан на их семье и безопасности омег, особенно сильно это заметно после покушения на Юнги и Хосока — Тэ слетел с катушек и буквально убивал и мучил других людей, ослушавшись приказа. И Юнги — это Юнги, но ежели дело коснётся Чимина, Ви не оставит камня на камне во всём городе, пока не найдёт его убийц. Поэтому в приоритете Джуна как можно скорее найти брата, желательно живым, если его труп ещё не сбросили куда-то в канаву в назидание Намджуну. Хотя… учитывая ширину жеста и наглость противника, Намджун подозревает, что Пак ещё жив. Иначе его голова уже бы венчала какую-то из пик забора его особняка, чтобы ударить по главе группировки как можно сильнее и как можно более открыто и дерзко.        Хосок, видя задумчивость мужа, тянет его за волосы на себя, вынуждая запрокинуть голову. Он отрывисто целует альфу в губы, отвлекая на несколько мгновений, и Джун правда выплывает из судорожных, запутанных соображений и картинок ближайшего будущего.        — Он жив, — шепчет, отстранившись, Хоби. — И ты найдёшь его. Я знаю, о чём ты думаешь. О Ви. Ему пока знать не стоит, мы не сможем предсказать его поведение и тактики, ему просто башню сорвёт на фоне пропажи Минни.        Монстр хмыкает проницательности мужа и берёт его за руку, чуть поглаживая по тыльной стороне.        — Я ездил на тот пустырь, — отвлекается от темы Джун, и тело Хосока напрягается донельзя. — Тела там нет. Есть кровь, но тела — нет.        — Эта тварь жива, — шипит, будто дикая кошка, Хосок, стискивая пальцами руку альфы.        — Я найду его. Мои ребята проверяют все места, куда он мог скрыться в городе, а ещё выясняют, не покидал ли он пределов столицы. Мы его найдём. И заставим заплатить, — понижает голос Намджун, и взгляд его становится невероятно холодным. Он хочет найти омегу, так поступившего с ним, хочет сам наказать за то, что тот сотворил.        И никаких поблажек в счёт двадцатилетней дружбы Сокджин не заслуживает. Однако… от того пустыря след омеги теряется, словно тот вместе с кровью впитался в землю и исчез. Джун даже допросил бывших подчинённых Ассоль, чтобы выяснить цепочку. Теперь ждёт запрошенной сводки его звонков, но пока… ему остаётся лишь ожидание.        — Ты нашёл какие-то уловки против Нуаров? — спрашивает Хоби, и Намджун разворачивается к нему, тут же притягивая омегу к себе и вынуждая сесть на свои колени.        — Есть кое-что, что я хочу сделать, но для этого мне требуется пара дней подготовки, — кивает утвердительно альфа, поглаживая мужа по талии. Прикосновения к Хосоку не были раньше такими. Обжигающими, терпкими. Намджун бы хотел просто остаться один на один с омегой, но на его голову грозится упасть слишком много бревён, раздавливая неимоверным весом, потому отвлекаться сейчас смертельно опасно.        — Хорошо, — кивает, не спрашивая лишнего, Хоби. Он знает, что Джун напряжён противостоянием, потому не ковыряет ему мозги вопросами и просьбой рассказать подробнее. За это альфа супругу благодарен.        Намджун всё же улучает это мгновение, тянет Хосока к себе, чтобы ещё раз поцеловать, прежде чем отправиться в очередную поездку по поводу нитки, найденной в отношении Нуаров недавно. Хоби тепло отвечает на поцелуи, снова зарываясь пальцами в волосы Монстра. И становится немного проще дышать.

***

       Юнги стоит у окна в пол, держа в руке бокал белого полусладкого из запасов Хосока. Тэхён же возится с чем-то в стороне. У дивана накрыт небольшой журнальный столик: на его стеклянной поверхности покоится початая бутылка с тем самым вином, несколько тарелок с закусками и небольшой светильник, из-за которого тени на вилле кажутся чудаковатыми и неравномерными. Светильник выполнен в форме небольшого стеклянного шара, разукрашенного на манер Луны. Юнги же наслаждается солёным морским ветром, достигающим его лица через распахнутые французские окна.        — Каприза, — подходит к нему Тэ, тут же прикуривая сигарету.        Юнги недовольно глядит на альфу — Хосок им головы поотрывает, если останутся следы от сигарет или же провоняет мебель, однако Тэхёну глубоко насрать на мнение зятя. Он затягивается, держа свой бокал в руках.        — Я тебя слушаю, — лениво произносит омега, пригубливая вина. Он уже выпил целый бокал, и рассудок слегка опьянел из-за ударившего в голову алкоголя; выражается это в размякшести тела и спутанности мыслей.        — Как заговорил, — весело цокает языком Тэхён, зажимая сигарету между губ и щуря хитро глаза. — Прямо-таки жёсткий образ мужа мафиози, считающего всех остальных пылью под ногами.        — Стараюсь соответствовать своему мужу мафиози, — ухмыляется Юнги, всё ещё глядя в темноту пространства за пределами виллы и слушая шум волн вдалеке. Юнги окидывает Тэхёна высокомерным взглядом, отчего альфа глухо посмеивается, в очередной раз втягивая в лёгкие дым.        — У тебя получается, — подмигивает ему альфа.        Юнги сдерживает рвущуюся наружу улыбку. Муж. Тэ — его муж. До сих пор это туманно бродит в его голове, тот факт, что они связаны, то, что Юнги официально вошёл в Сайону, обвенчавшись с Ви. Это усиливает его власть над группировкой и ставит вровень с Хосоком, но ниже Чимина. Это обдаёт влиянием. Юнги никогда прежде не задумывался над властью, которой обладают омеги Сайоны. У Чимина совершенно другой уровень влияния на остальных — этот омега стоит на последней ступени головы гидры, но и факт того, что у Мина появилась кроха власти в тонких пальцах, слегка пугает и опьяняет вместе с тем. Но… это придаёт красного окраса жизни Юнги. Теперь он всегда будет мишенью. Особенно, учитывая то, какая ситуация обстояла в городе, когда они с Тэ его покидали. Юнги — живая цель, нужная, чтобы манипулировать Тэхёном. Юнги — его слабое место, и омега боится, что, опасаясь за его жизнь, Тэ запрёт попросту мужа в клетке. С золотыми прутьями, но всё же.        Несмотря на свой пост в Сайоне и свою значимость, Чимин в клетке оказался и продолжает жить уже десять лет. Не станет ли это проблемой для Юнги? После покушения Тэхён усилил бдительность, и у омеги нет шанса выйти куда-то без сопровождения. Теперь, после официального заключения брака, Юнги будет постоянно фоново находиться в опасности, и Тэ может переживать и оберегать его слишком сильно.        Но Мин силится отбросить эти мысли. Не сейчас, когда они вдвоём здесь, нет желания омрачать себе отпуск. Мысли невольно касаются старшего омеги: что происходит сейчас с Чимином? Мало или много, но они всё равно связывались раньше хотя бы раз в несколько дней. Но теперь, когда они с Тэ договорились не прикасаться к телефонам, тревога Юнги почему-то растёт. Она жиреет, плодит переживания и страхи за жизнь хёна и его безопасность. Юнги силится отбросить и эти мысли, но не получается. Он всё ещё хочет сделать так, чтобы Ниши навсегда исчез из жизни Пака. Многое при этом претерпело изменения в изначальной его задумке, но это никак не означает, что Юнги от неё откажется. Он глядит искоса на Тэхёна, которого непосредственно и касается данная мысль, данная система, прежде лелеемая лишь в разуме омеги. Но моргает и старается отвлечься.        — Так что ты мне приготовил? — склоняет голову вбок он, разворачиваясь к альфе. Тэхён вальяжно бросает потухший окурок за пределы виллы, что Юнги смеривает скептичным взглядом.        Тэхён молчит, не отвечает ровным счётом ничего, лишь протягивает омеге ладонь, приглашая. Юнги, волнуясь о том, что там придумал Ви, вцепляется в его пальцы и позволяет увлечь себя к дивану. Тэ оставляет бокал и кивает ему на диван, прося сесть. Он странно задумчив и молчалив, что вынуждает Юнги настороженно выпрямиться, и это… странно. Очень странно всё происходящее, это вызывает всполохи нервозности от напряжённого выражения лица супруга.        Но плечи альфы достаточно расслаблены, спина не выглядит стальной, так что Мин старается себя утихомирить. Тэ лезет за диван, выуживая странный маленький футляр в виде восьмёрки из чёрного водоупорного материала. Мин только с удивлением изгибает бровь. Похоже на футляр для…        Тэхён расстёгивает молнию, выуживая из чехла изящную тёмного дерева скрипку. Брови омеги подлетают к чёлке — он и не ведал, что Тэ когда-либо держал в руках музыкальные инструменты. Альфа тем временем настраивает скрипку, примеряется к ней и смычку, вызывая новые волны удивления омеги: он так профессионально и легко обращается с ней, словно родился, уже имея музыкальный талант.        — Ты никогда не говорил, что умеешь играть. И я не слышал дома скрипки, — ошеломлённо проговаривает Юнги, стискивая ножку высокого бокала с вином.        — Это был… — Тэхён на секунду замолкает, продолжая настраивать струнный инструмент. — Это было чем-то сродни единственного укромного уголка, принадлежавшего лишь мне. Знал только Намджун. Я занимался скрипкой в юности, а это было слишком давно, так что не швыряй в меня помидорами, если местами я буду фальшивить.        Юнги едва ли не приоткрывает рот от удивления.        — Ты долго занимался скрипкой?        — С начальной школы, — флегматично пожимает плечами Тэхён. — Вплоть до семнадцати лет.        — А что случилось в семнадцать? — изгибает бровь Юнги, отставляя бокал.        — То, что создало Ви из сломанного Тэхёна, — произносит тихо, почти бубня себе под нос альфа, и почему-то не смотрит Юнги в глаза. — Это слишком мрачная история, я не хочу рассказывать её тогда, когда мы с тобой в свадебном отпуске.        Юнги прикусывает язык, стоит услышать эти слова. Прежде он не знал, что Тэ умеет играть на скрипке. Прежде Юнги никогда не видел на его лице подобного тёмного выражения. Словно Ким Тэхёна сейчас коснулась костлявая ладонь смерти, оставляя отпечаток на графично-красивом лице. Тэ вскидывает взгляд на омегу и, прижав основание скрипки подбородком к плечу, заносит над струнами смычок. Юнги же чувствует, как по всему его телу без исключения искрами проскальзывают настороженные, предвещающие нечто донельзя откровенное сейчас мурашки.        Первое касание смычка вынуждает внутренности омеги вздрогнуть. Юнги не приверженец классической музыки, он больше по электронной современной, однако пение скрипки под управлением Тэхёна вынуждает тело напрягаться до состояния пульсации каждой вены. Длинные изящные пальцы словно были созданы для музыкального инструмента, а не для того, чтобы орошаться кровью, они так виртуозно и быстро колдуют над струнами, что те поют чудесным голосом, словно бы передавая какую-то историю. Лицо альфы так же меняется: его на секунды композиции оставляют жесткость и отрешённость, словно бы эмоции, отражающиеся в чертах, рассказывают историю вместе со скрипкой.        Юнги, честно признаться, забывает, как нужно втягивать в себя кислород. Лёгкие ссыхаются и дрожат от вибраций музыки, эхом отражающейся от высоких потолковых сводов. Он никогда бы не подумал, что какое-то произведение, исполненное Тэхёном в темноте вечера у берега океана, вынудит сердце так дрожать и сжиматься. Приоткрыв рот, омега может лишь слушать, не моргая, ведь боится спугнуть такое необычное явление. Лицо Тэ теряет всякую надменность, его густые брови то взметаются вверх в выражении скорби, то расслабляются, выдавая прежде невиданные Юнги чувства. Раскосые хищные глаза поблёскивают, отражая свет лунного светильника, они не направлены напрямую к Юнги, но тот словно бы читает в глубине чёрных зрачков то, что ему хотят передать. Линия губ периодически напрягается, после расслябляясь и делая лицо незнакомым для Юнги. Таким Тэхёна он прежде не видел.        Душа уходит куда-то в пятки, словно желает спрятаться от невыносимого момента искренности. Юнги не ожидал, что может болеть от чувств всё внутри, стягиваться и рваться, вмиг срастаясь снова. Дышать получается лишь через раз, пока пальцы виртуозно отыгрывают последние аккорды, прежде чем скрипка, словно всплакнув, смолкает. Альфа её опускает, сильно сжимая пальцами, поджимает от сыгранного губы и впервые не смотрит ему в глаза. Словно прячет открытую рану.        — Мало смахивает, конечно, на свадебный подарок, — тихо проговаривает Тэхён, и Юнги не узнает не только его внешний вид, но и голос. Ви поднимает глаза на омегу и сощуривается, снова приобретая знакомые черты. — Но чтобы до слёз не понравилось?        Юнги несобрано ёрзает и касается подушечками пальцев своей щеки, на тех остаётся солёная капля.        — Я… просто не ожидал, — задушенно проговаривает омега. — Я не знал, что ты играешь и что это… так тронет.        — Скрипка всегда прикасается гораздо глубже, чем к душе, — хмыкает альфа, приближаясь к футляру, чтобы убрать инструмент.        — Поэтому ты её выбрал когда-то? — осторожно спрашивает Мин.        — Да.        Они застывают в полной тягучей тишине гостиной виллы. Тэхён беззвучно убирает скрипку, застёгивает молнию, словно скрывает эту часть от всего мира. А Юнги медленно поднимается на ноги. Он почему-то думал, что секс — самое интимное, что между ними может случиться, однако крупно ошибался. Его ладони трясутся от эмоций, напрочь затапливающих душу, губы онемели от невозможности подобрать слова. Когда Тэ выпрямляется, Юнги не может перестать искать тот лик, который к нему явился несколько минут назад во время игры.        — Это самый лучший подарок, который я мог получить, — шёпотом проговаривает омега, прикасаясь к запястью Тэхёна.        Тот буравит его немного напряжённым взглядом, но после складка между бровями разглаживается, когда альфа поднимает ладонь и щёлкает мужа по носу.        — Ты сыграешь мне ещё когда-нибудь?        — Обязательно, Каприза.

***

       Чимин смотрит в окно, плотно закрытое жалюзи. За ним, вероятнее всего, стоит ночная темень, разрушаемая лишь неприродным светом фонарей, вывесок и тому подобного, по обыкновению заслоняющее свет небесных светил. Впервые за много лет Чимин остался наедине со своими мыслями, не имея возможности загрузить себя до полного их отсутствия, впервые мысли Чимина за последний год насыщены чем-то, кроме возмездия. Нет, оно не иссякло и не утихло, просто помимо желаемой мести в его разуме поселилось что-то ещё. Что-то тугое и мрачное, что-то светлое и чистое, а вместе переплетённое в плотную вереницу воспоминаний и образов, угнетающих душу. Когда в последний раз в голове Чимина не было ни единого размышления, ни единой толики мучительных образов и фигур, ослепляющих до белых мушек перед глазами своей темнотой?        Чонгука нет в квартире, и его отсутствие кричит не своим голосом. Чимин думал, что, оказавшись вскоре наедине с собой, он сможет выдохнуть спокойно. И, вроде бы, теперь он под защитой Нуаров, вдалеке от братьев и мужа, но покой к душе так и не является. Ему для прихода кое-чего не хватает. И эта неугомонная часть натуры корёжит внутренние струны, не позволяя выдохнуть.        Месть. Насколько ядовитое желание возмездия отравляет душу? Есть ли она теперь вообще у Чимина? Ответ сокрыт в тумане неясного будущего. Чимину кажется, что он не сумеет успокоиться, пока могильная плита не сомкнётся над головой — и неважно, будь то похоронная процессия врага или же его собственная. Когда Чонгук рядом, таких мыслей становится немного меньше. Словно магнит, он притягивает всю эту внутреннюю дрянь Пака к себе, на время снимая груз с его плеч.        И всё же… желание быть независимым внутри омеги не умолкает. Он словно не может окончательно расслабить спину, сбросить груз с позвоночника, ослабить контроль. Его пальцы буквально сводит противными судорогами от бездействия.        Боль тела постепенно снижается. Перестают пульсировать ушибленные конечности, лишь боль в рёбрах и повреждённой руке доводит изредка до исступленности сознания, а на деле Пак быстро восстанавливается. Ниши и прежде говорил, что на нём заживает всё, словно на собаке. Ниши. Даже сейчас эта тварь не покидает его разума. Слова Чонгука плотно въелись в кору мозга: альфа мог и почти убил его. Почти закончил мучения Чимина, избавляя мир, и без того не блещущий светлыми оттенками, от жирного кроваво-красного пятна. Чимин хмыкает. Досадно, конечно, что ему не удалось увидеть, как Жан выбивает из ублюдка дурь.        Хочется встать и пройтись. Просто пройтись по квартире, кажущейся холодной, где стены сдавливают рассудок. И если прежде, находясь в клетке с красивыми, но обрамленными кровью прутьями, у Чимина было место, куда была возможность удрать, то от Чонгука у него спрятаться не получится. И это то ли вызывает раздражение вперемешку со злостью, то ли впервые дарит непонятное успокоение, пока не принимаемое его организмом, как лёгкие курильщика с десятилетиями стажа не принимают свежий горный воздух, вынуждая кашлять. Свобода. Так ли она сладка на самом деле? Чимину кажется, что он променял один капкан на другой, поводок нацепил в этот раз на шею самостоятельность. И вроде бы в нём не осталось и капли наивности из прошлого воплощения «Я», но хочется, так хочется поверить, словно это — временная мера.        Из-за горького, подлого предательства и подставы, обрушенных самим Чимином на голову альфы, который испытывает к нему чувства, из-за опасности, теперь подстерегающей их на каждом шагу, из-за всего, что их сейчас надламывает, Чимин почти слышит этот треск и хочет протянуть руки, чтобы удержать, остановить этот процесс. Он не в состоянии отказаться от проклятого плана, от мести, так Жан его заставит даже против воли. И пусть омега ненавидит его после этого настолько же, насколько будет любить, ему всё равно. Он чётко поставил приоритеты и безопасность в этом списке на первом месте.        Чимин осторожно слезает с кровати. Она уже, чем в прошлой квартире Чонгука, здесь старые обои, но они не привлекают и толики внимания омеги, потому что ему плевать. Гораздо важнее то, что крутится, как заевшая пластинка, у него в голове. Безопасность. Он не должен вкушать её в одиночку. Он не хочет, чтобы вышел лишь один. С самого начала своего плана омега хотел уберечь единственное невинное создание в их семье, и теперь не может перестать об этом думать. Быть может, у него получится изменить направление стрелок этого компаса не только в свою сторону?..        Пак медленно передвигается по квартире. Он просто уже не может сидеть на одном месте, скоро сойдёт с ума от отсутствия движений. И движения помогают чётче, хладнокровнее думать. Рамоэль сидит на кухне и что-то печатает в телефоне, отпивая глоток из обыкновенной чёрной кружки. Как только Чимин, шаркая ногами по полу, появляется из комнаты впервые с момента, как Чонгук уехал, его охранник поднимает взгляд. Рамоэль едва заметно напрягается: ему отдан приказ, вероятнее всего, быть с Чимином предельно внимательным. Конечно, омеге льстит то, как его оценивает Чонгук. Хоть у кого-то хватает ума действительно оценить возможности Чимина и его силу. Чонгук опасается побега омеги даже в таком израненном состоянии. Это ласкает убитую и ушатанную самооценку.        — Вы голодны? — низко спрашивает Рамоэль, опуская кружку на поверхность стола.        — Когда он вернётся? — вместо ответа выдаёт Чимин.        — Я могу достать и разогреть вам еду. Кофе? — игнорирует его Рамоэль, что вынуждает Чимина нахмуриться.        — Срать я хотел на еду и кофе. Когда вернётся Чонгук?        Альфа вздыхает с усталостью. Ему, как правой руке Ша Нуара, вряд ли улыбается и кажется приятной перспектива становиться нянькой.        — Ответь на вопрос.        Чимин хочет крупицу сведений и не собирается отказываться от нацеленного маршрута. Рамоэль ответит ему, хочет он того или нет. Альфа поднимается с места и щёлкает кнопкой дешёвого электрического чайника, словно не слышит слов Чимина. Тот старается не злиться, но одиночество и информационный вакуум вызывают вспышки краткого и яркого гнева внутри. Омега хватает чужую кружку и, рискуя причинить бедным рёбрам лишнюю боль, старается не морщиться, когда швыряет посуду мимо чужой головы в стену. Осколки рассыпаются по кухонному гарнитуру и полу, а Рамоэль даже не ведёт бровью.        — Когда он вернётся? — снова, более жёстко повторяет Чимин. — Я хочу услышать его голос. Звони, — кивает на убранный в карман брюк смартфон альфы. И да, он не лжёт. Он хочет услышать голос альфы и задать ему вопросы. Но… не только это.        Чимин делает вид, что не смотрит на то, как альфа вводит пароль на гаджете, ждёт, пока Рамоэль наберёт номер Жана, пока послышатся первые неторопливые гудки.        — Да, — доносится голос Чонгука, вызывая всполохи в груди.        — Господин Пак желает услышать вас, — размеренно выдыхает охранник, пока Чимин кладёт руку на спинку стула и замирает. — Боюсь, он перебьёт всю посуду в доме, если я не выполню его… просьбу.        Чонгук хмыкает, словно ожидал чего-то подобного.        — Mon chaton, в чём дело?        — Когда ты приедешь? — старается звучать спокойно омега, пусть его голос всё ещё не восстановился после охриплости и звучит скрипуче и грубо.        — Я немного занят. Наверное, буду только к рассвету. Так что не жди меня и ложись спать.        — Я подожду, — настаивает Чимин. Ему хочется агрессивно скрестить руки на груди, но боль в теле предостерегающе от этой мысли пульсирует.        Рамоэль оканчивает звонок, словно у Чимина закончился лимит на сегодняшние разговоры по телефону.        — Кофе? — вздёргивает альфа бровь, как только электрический чайник щёлкает, выключаясь по закипанию. Чимин лишь, безразлично окинув его взглядом, фыркает и шаркает обратно в комнату. Он подождёт.        Пару раз он всё же отрубается, пока ждёт: избитое тело, накачанное выданными Рамоэлем лекарствами, нуждается в отдыхе. И выключает омегу произвольно, просто будто бы отрубается питание мозга, усыпляя Пака в считанные мгновения. В последний раз он открывает глаза, когда через жалюзи виднеется сереющее рассветное небо. Значит, уже около восьми часов утра. На кухне слышны голоса и их два — Чонгук уже вернулся.        Чимин торопится подняться с постели, и его рёбра сводит от неудачного движения болью. Чонгук и правда на кухне с сонным, уставшим альфой в компании. На него Чимин деловито не обращает внимания, войдя в кухню.        — Отдохни, — хлопает Жан подчинённого по плечу, и Рамоэль уходит, открывая дверь квартиры собственным ключом. Он прицеплен к брелоку из простой железной цепочки, что не утаивается от внимания омеги. — Я ведь говорил: спи.        — Я спал, — не лжёт, учитывая то, как выключался в течение ночи.        Чонгук тоже выглядит вымотанным. Он открывает верхний ящик гарнитура и выуживает бутылку водки. Плещет в стакан на два пальца, прежде чем опрокинуть в себя.        — Когда-то ты меня просил пить меньше, — хмыкает Чимин, оказываясь позади Жана.        — Ситуация меняется, — усмехается альфа ему в ответ.        — Сопьёмся вместе? — вкрадчиво произносит омега, прикасаясь ладонью между лопаток Чонгука. Тот не шевелится.        — Ты хитрый лис, но я чувствую, когда ты что-то хочешь получить.        Чимин застывает, но руку не убирает, лишь вздыхает со вселенской усталостью. Когда Жан оборачивается и испытывающе на него смотрит, Чимин качает головой.        — Лишь поговорить.        Они буравят друг друга взглядами. Жан скрещивает руки на груди, а Чимин опирается о спинку стула, придвинутого к столу в тесном кухонном пространстве.        — Я не буду сообщать тебе информацию.        — Хорошо, — покорно отвечает Чимин. В некоторых делах ему придётся прикусывать свой язык, если чего-то хочет добиться. В лице Чонгука и эта покорность не вызывает удивления. — Я много думал в последние дни.        — Немудрено, — хмыкает более расслабленно альфа. Чимин же на него, сощурившись, смотрит.        — Чонгук, я знаю, что нарушил данное обещание, и ты не можешь теперь довериться мне. Я не буду спрашивать ни о твоих планах, ни о том, что ты думаешь о действиях брата.        Чонгук следит за движениями губ омеги безмолвно.        — Я… — слова даются тяжело. — Я положусь на тебя. Просто не держи меня в полной и беззвучной изоляции. Я схожу с ума.        Альфа опускает глаза, когда Чимин подходит ближе.        — Я не стану вмешиваться в твои дела больше. Я не буду пытаться всё контролировать. Я даже отдам тебе оставшиеся документы для Хвана, слышишь? Я не сдвинусь. Делай так, как считаешь нужным.        Чонгук всё ещё молчаливо стоит, словно ждёт продолжения.        — Это ведь не всё, что ты хотел сказать? — изгибает он уставше бровь, поднимая руки и укладывая их тяжесть Чимину на плечи.        — Верно, — прочищает омега горло. — Юнги.        Жан смеживает веки и шумно выдыхает через нос.        — Я прошу только о нём. Я уже говорил тебе, что хочу, чтобы его всё это почти не коснулось.        — Я говорил тебе уже, что он станет опасным противником, как только свяжет свою жизнь с Ви.        — Юнги — юнец. Он не игрок в наши кровавые шахматы.        — Он не был игроком, пока не заключил брак со вторым сыном Сайоны.        Чимин поджимает губы. Он всё равно добьётся того, что ему нужно. Недолго помолчав, снова заговаривает:        — Юнги напоминает мне меня в юности. На его переносице ещё находятся розовые очки. И если мои разбились внутрь стёклами ещё давно, то его едва трескаются. Ему всего семнадцать, Чонгук. Он…        Омега запинается и вздыхает, поднимая взгляд.        — Что, если я попрошу? Не как третий сын Сайоны, не как человек, заключивший с тобой сделку. Как омега, который тебя любит и готов уступить, — этими словами Чимин почти наступает себе на глотку. — Я сделаю всё, что ты мне повелишь, если ты минимизируешь вред ему.        Чонгук задумчиво и напряжённо молчит. Чимин знает, что жизнь ни Юнги, ни Тэхёна не представляют для Жана ценности, но всё же надеется, что надавить получилось.        — Прошу, — тихо и почти отчаянно, вынуждая голос казаться надорванным, повторяет Чимин. Ему снова кажется, что унижение опасно граничит в сознании.        — Я подумаю, как это сделать, — уже мягче отвечает Чонгук. Без прежней холодности, голос успокаивает Пака.        — Спасибо, — шепчет тот, приподнимаясь на носочках, чтобы пгоцеловать его. И целует омега с искренней благодарностью.        Жан осторожно поглаживает омегу по пояснице, чуть сдавливает, словно хочет ощутить кожу и её теплоту, а Чимин льнёт к альфе. Не в притворной нужде — просто одиночество обостряет все чувства до неимоверности. Теперь, когда мужу до омеги, словно до луны. Теперь, когда почти нет между ним и Чонгуком препятствий, всё равно не получается быть вместе хоть немного чаще. Чимин нехотя отстраняется, заглядывает в лицо альфы, под карими глазами которого залегли тёмные круги. Они все на грани, все трепещутся до изнеможения, выкладываясь на полную программу. Словно совершают рывки, должные разбить четвёртую стену и вывести их из подобного состояния.        — Ты устал, — шепчет омега вкрадчиво. — Пойдём.        — У меня лишь несколько часов поспать, — вздыхает Чонгук. Но предусмотрительно смолкает о причинах такого краткосрочного отдыха.        — Тем более, — Чимин переплетает их пальцы и медленными осторожными шагами ведёт Чонгука в сторону спальни, которую недавно только покинул.        Разворошённая кровать приглашает прикорнуть, и Чон скидывает одежду, оставаясь только в нижнем белье. Судя по всему, у него нет сил даже на душ, а Чимин проскальзывает взглядом по мускулистой с бронзовой кожей спине, прикусывая губу.        — Хочу практиковать французский, — тихо выдыхает омега, неторопливо и стараясь не причинить лишней боли забираясь на постель, куда уже рухнул Жан.        Альфа устало приоткрывает глаз, приподнимается на локтях, и ключ на цепочке — ключ от клетки, в коей заперли омегу — покачивается из-за этого движения.        — Хочу знать язык на достойном уровне, когда покинем эту страну, — добавляет он, отводя взгляд.        — В тумбочке. Роман «Красное и чёрное», — лениво проговаривает он, после смеживая веки. — Ты читай, а я послушаю.        — Ты уснёшь, — хмыкает Чимин.        — Пока не усну, послушаю и поправлю тебя если что, — снова открывает лишь один карий глаз альфа. — А после, когда мы справимся со всеми неприятностями, — Чимину даже становится смешно от того, как Чон называет войну двух группировок неприятностями, — я помогу тебе практиковаться. Если нужно, у тебя будет личный переводчик.        Чимин реплику встречает лишь шорохом, когда роется в прикроватной тумбе.        — Тебе нравится этот роман? — уклончиво спрашивает омега. Если признаться честно, то страх проигрыша Сайоне никуда не делся. Они могут проиграть.        Всё это противостояние — русская рулетка и вероятность выжить лишь пятьдесят процентов. Но всё ещё существует пограничная опасность, что в конце концов Чонгук может погибнуть, а Чимин уйдёт за ним следом на суде Сайоны, казнённый за предательство Намджуном.        — Да. Спорный и очень провокационный, — разлененно произносит альфа, смыкая веки. Те кажутся немного покрасневшими от недостатка сна. — Но мне нравится происходящее в ней. Читай, mon amour.        Чимин прочищает всё ещё кажущееся охрипшим горло и раскрывает потёртую книгу. Она кажется очень старой, и взглянув на год издания, омега убеждается — это почти антиквариат. Но раз Чонгук говорит, что ему нравится, Чимин любопытствует прикоснуться к вещи, которая способна сделать омегу ближе к Жану.        — Городок Верьер, пожалуй, можно назвать одним из самых живописных…        — Мягче, — сонно поправляет его альфа, не раскрывая глаз. — Ты словно пытаешься сделать мягкие звуки звонче, хотя им это не нужно. les villes les plus pittoresques… Мягче.        Чимин коротко кивает. Когда в последний раз он просто брал в руки книгу? Не для того, чтобы притвориться занятым и заинтересованным. Не из праздной вежливости. Просто, чтобы прочесть. Слишком давно. Не было свободного времени, не было интереса, не хватало физических и моральных сил. От этой ленности тело наливается тревожностью — словно это спокойное (относительно) состояние продлится недолго и с оглушающим треском разобьётся напрочь чужими стараниями. Словно присутствие Чонгука — мираж, придуманный собственным больным, давно пошедшим набекрень рассудком от издевательств других. Чимин вздрагивает, слепо глядя в книгу. Точно ли Жан Батист настоящий? Точно ли это не шизофрения? Почему тогда ничего не получилось? Быть может потому, что Чимин просто окончательно сошёл с ума на фоне ненависти и абьюза, что придумал себе невидимого сильного защитника? Быть может, информации у него нет потому, что мозг уже не способен здраво её оценивать, а только придумывать Чонгука, который якобы скрывает сведения? Может потому, что Чимин давно в палате с мягкими стенами и никакого альфы, любящего его просто так, не существовало и не появится.        Дыхание судорожно сбивается от неприятных, колющих мыслей. Сердцебиение неровное, отрывистое и болезненное. Чонгук приоткрывает глаз и прикасается горячей ладонью к бедру омеги, вынуждая вынырнуть из усилившейся тревожности.        — Почему не читаешь дальше? — шёпотом спрашивает он.        — В следующий раз, — неестественно, пластиково отвечает Чимин с округлившимися глазами. Ему совсем не нравятся эти мылси, замораживающие душу.        Омега откладывает роман на тумбу и медлительно сползает по подушкам, чтобы оказаться лицом к лицу с Жаном. Тот стремительно погружается в дремоту, обхватив подушку, и Чимин прикасается к тёплому бархатистому на ощупь плечу. Настоящий. С бьющейся в венах кровью, с живым, пусть и жёстким сердцем, настоящий альфа. Настоящий Чонгук. Чимин сглатывает, отгоняя подальше размышления о сумасшествии, и вжимается лбом в плечо спящего Жана, зажмуриваясь. Это не мираж. Чонгук — не воспалённая больным рассудком придумка. Запах его щекочет нос омеги, понемногу приводя в себя после вспышки тревоги, успокаивая и умиротворяя.