virtue

      Чонгук, сидя на каком-то потрепанном произошедшими событиями стуле, пока один из людей Монстра латает его плечо наскоро, лишь бы остановить кровотечение, искоса смотрит на главу большой группировки. Ким Намджун поистине умный и рисковый альфа. Он встал во главе Сайоны в тяжёлое время, судя по рассказам Чимина и тем сведениям, что Жану удалось достать на данный момент. Период жестокого развала и разлада изнутри, когда Ким Союн просто пустил все дела на самотёк и помощников, которые всё желали оттяпать кусок пожирнее, пока их предводитель обдалбливался производимой им самим наркотой и трахал всё, что движется и имеет длинные ноги. Намджуну досталась развалившаяся группировка с дырами в финансах и разворованными предприятиями, попустительски оставленными их «отцом».        Три сына Сайоны, три ребёнка Союна так или иначе оказались вплетены в судьбу группировки и последствий, которые ожидаемы для любого человека их круга. Чонгук прекрасно знает, что такие как они никогда не умирают естественной смертью от старости, как и случилось с Союном, погибшим в теракте от рук тех, кому должен был доверять. И ничто не упасло его семью от последствий.        Чимин сказал, что Намджун буквально продал его Нишинойе, отдал на растерзание и не подал руку помощи, когда то было необходимо просто на жизненном уровне. Чонгук не хочет ни оправдывать, ни понимать его поступки. Что может быть дороже братьев? Даже если Чимин был рождён от союза Союна с другим омегой, он всё ещё оставался третьим сыном Сайоны и непосредственной её частью. Жан, родившийся в обычной семье и потерявший её в юном возрасте, конечно любит своих приёмных родителей, но это, к сожалению, не то. Он не ощутил ни грамма сожаления, когда убивал сводных братьев, после того как они вознамерились уничтожить Калантай, разодрав его на части. Их не связывала кровь или же тёплое семейное отношение, они не были для Жана чем-то важным. Ценности в любом камне больше, чем в этих дохлых ублюдках.        Но Намджун… занимает отдельное место в списке низостей и мерзостей рода человеческого. Теперь он же горделиво стоит в нескольких метрах от Чонгука, наблюдая за окружающими их бездыханными телами.        Чонгук знает, что этого было не избежать. Как только он понял, что Монстр начинает копать, пусть и в пока неизвестном для него самого направлении, Ша Нуар стал предпринимать ответные действия. И это стоило ему определённого количества седых волос. Чосок стал почти недостижимой целью, и план едва ли не провалился несколько раз из-за того, что срок для его реализации был мизерно короток. Чонгуку предстояло совершить невозможное — обмануть Намджуна и подставить ближайшего его союзника всего за неделю. Благо, у него хватило влияния, изобретательности и средств, чтобы это сделать, хотя даже сейчас Чонгук постоянно напряжён и ожидает подвоха, раскрытия, что Монстр обернётся и просто престрелит его, раскрыв всё то, что Жан старательно пытался упрятать от его глаз.        Выводы денег Чосоком и его родственниками из активов, принадлежащих Сайоне, сыграли Чонгуку на руку. Он в безумно кратчайшие сроки умудрился обставить дело так, чтобы организации, через которые Чосок проводил махинации, оказались документально связанными с Нуарами и их небольшим филиалом в Штатах, куда и сунул свой любопытный нос мафиози, отчаянно ищущий ответов. Подставные счета, поддельные фотографии и записи с видеокамер, подкупленные свидетели. Чонгук не просто в поту работал, он почти не спал и не ел, подготавливая всё с максимальной педантичностью и запредельной скоростью. Мошенничество Чосока буквально, можно сказать, спасло их шкурки с Чимином, потому что на этом обосновывался и строился дальнейший ход событий.        В его круг оказалось легко вписать своих людей. Когда альфы обладают сумасшедшей и склоняющей головы остальных властью, у них сужается кругозор, снижается уровень опасливости и страха, становится больше слепых зон. Чосок — не исключение. Он решил, что если может обмануть Намджуна, то и вовсе оказывается бессмертным. Это исключительное самодовольство позволило Чонгуку в краткий срок просто напичкать его окружение, секьюрити, прислугу ребятами, которые должны были сыграть решающую позицию в плане. Они были открыто представлены, как Нуары, и знали, на что идут. Они должны были сыграть роль декораций в почти сумасбродном спектакле Чонгука, подставиться перед Монстром, опрометчиво позволяя ему поймать их с поличным. Чонгук постарался, чтобы альфа нашёл каждого. Чтобы его уверенность в связи Чосока с Нуарами укрепилась стопроцентно. И это замечательно отвело фокус от него — Жана. Удалось втесаться настолько, что Намджун даже посвятил его в план за несколько часов до произошедшего, и конечно же Чонгук понимал, что в каком-то роде это тоже проверка. Станет ли Чон делать лишние телодвижения или будет исполнять приказы? Раскроется ли что-то интересное о его личности в процессе зверской бойни?        Чонгуку не привыкать лгать и лукавить, Чонгуку не впервой убивать собственных людей, даже если это ради минутного подтверждения и пыли в чужие глаза. Чонгуку не привыкать быть двойным агентом и притворщиком. Всё ради того, чтобы отвести внимание Намджуна от его младшего брата.        Монстр чудовищно изобретателен, но в его разуме — его же слабость. Слишком много аналитики и самоуверенности, сейчас же Чон подлил масла в огонь, убеждая Джуна в том, что тот на верном пути, а на деле же позволил Киму убрать его — Жана — врагов собственными руками, избавляя себя от мощных и пугающих союзников. Да, пришлось рискнуть чужими жизнями, но в чём-то Чимин прав: они живут в жестоком мире. И, если честно, понадобилось бы ещё раз пожертвовать хоть пятью сотнями членов группировки ради Пака, Резар бы повторил это с завидной упорностью. Чимин стал наваждением, необходимостью сродни кислорода, и Чонгук готов буквально на всё, хоть сжечь всю чёртову Францию ради него.        К слову, об омеге, который расстался с ним, чтобы отправиться за остальными, спрятанными в безопасном месте. Единственное, что осталось для Чонгука неизвестным и нечитаемым в плане Намджуна — почему ничего не сказали Чимину. Не предупредили о том, что готовится «нападение» Нуаров, не объяснили, что план оказался раскушен и будет настоящая бойня? Если Ви предупредил омегу в последний момент, стало быть, это было сделано вопреки воле Намджуна? Это волнует Чонгука, в котором питается силой мания контроля ситуации, раздражает и нервирует, потому хочется узнать ответ поскорее.        Ви вышагивает между телами, от которых уже начинают избавляться. Интересно, какую отмазку придумал Монстр для полиции? Зоркий взгляд Чонгука шныряет туда сюда, наблюдая за каждым понемногу. С Ви, вальяжно прикурившего сигарету, на Намджуна, стоящего и разговаривающего с кем-то по телефону, останавливается на Нишинойе, который, как интересно, буравит взглядом Чонгука. Ненавидящим взглядом. Презренным. Опротивевшим. Как же хочется просто вывезти ублюдка в пригород, распять там и долго, с удовольствием отрезать от него по кусочку кожи, наслаждаясь видом алой крови и криками, переполненными болью. Отрубать палец за пальцем, снимать ногти наживую, всё что угодно, лишь бы тварь мучалась, отплачивая перед Чимином за десять лет ненависти к себе и страданий. Чонгук бы рискнул, но они уже зашли слишком далеко.        Окинув насмешливым взглядом Ниши, Чон кивает помощнику Намджуна, закончившему с перевязкой раненого выстрелом плеча, а после, выпрямившись, горделиво одевается. Да, ночка будет весёлая.        — Здесь все? — спрашивает Монстр у Ви, который, затягиваясь в очередной раз сигаретным дымом, приближается к нему. Братья переглядываются.        — Все. Родственники Чосока, родня Вэна, их ближайший круг друзей, — холодно выдыхает альфа, выбрасывая окурок прямо в кучу тел, даже не глянув на них. — Все те, кто был примешан к ним, получается.        Намджун сам себе кивает, стоя над телом в светлом костюме.        — Вэна доставили? — Чонгук понимал, что омегу и первенца Чосока вряд ли бы убили.        Наследник большой корпорации, в будущем должный стать председателем и управленцем. Маленький и теперь пленный альфа, едва ли сосчитавший дни после рождения, теперь в руках Ким Намджуна, как когда-то оказался Мин Юнги. Его судьба была предрешена, как только Монстр узнал о «предательстве» Чосока и его семьи в отношении Сайоны. Чонгуку хочется ухмыльнуться. Намджун продумал этот шаг, оставив мальца в живых, и теперь сможет манипулировать его активами, пока мальчишке Ха не исполнится достаточно лет, чтобы сесть в председательское кресло. А может, в процессе Монстр просто лишит его всего. Как предусмотрительно.        — Они в положенном месте, — кивает Тэхён рассматривая в буквальном смысле гору трупов.        — Подготовьте мне данные о потерях, — тихо просит одного из помощников Намджун, когда они слышат грохот приближающихся шагов.        Трое омег оказываются в зале приёмов и застывают. Чимин в своей элегантной блузке с тяжело вздымающейся грудью, осматривает диким взглядом побоище, устроенное его семьёй, Чон Хосок со съехавшей перевязью и держащий самого младшего под руку, и Мин Юнги, медленно, но верно теряющий краски с лица от вида такого количества убиенных. Младший омега стремительно начинает зеленеть от вида крови и трупов, хотя и пытается сдержаться, но его сгибает пополам и выворачивает прямо под ноги. Чимин умудряется подхватить Юнги под грудью, чтобы тот не рухнул, накренившись, а Хосок, словно квочка, начинает причитать над младшим, присаживается на корточки и утирает ему лицо носовым платком, который достал из кармана брюк.        Ожидаемая реакция. Младший из Сайоны, пусть и признан четвёртым сыном, но всё же остаётся лишь подростком с разбивающимися внутрь розовыми очками, постепенно открывающими ему глаза на окружающих людей. Его сильно тошнит и сгибает пополам, отчего Ви ощутимо напрягается и оказывается рядом с женихом буквально за секунды. Глядя на него, на то, с каким обеспокоенным лицом Тэхён придерживает своего омегу за талию и руку, помогая выпрямиться, Чонгук задаётся вопросом: как на протяжении стольких лет этот альфа, вроде бы любящий младшего брата, не заметил дерьма, творящегося с ним? Ви придерживает Юнги, пока тот кажется совершенно зелёным и зажмуривается, словно бы пытается не видеть ужаса, творящегося рядом с ним. Они с Чимином пересекаются взглядами, и будто бы ведут немое противостояние: Пак явно в ярости от всего произошедшего.        Чонгук бы хотел объяснить всё прямо сейчас, да не может даже взглядом показать ни толики ради их безопасности. Находясь в логове змей, им не стоит показывать то, что чешуя у них поддельная, оба это как никогда понимают, однако Чимин настолько поглощён своей яростью, что может опрометчиво совершить ошибку. И глядя на его реакцию, Чонгук начинает догадываться, почему Монстр всё это затеял.        — Какого хера, Намджун? — раскатами грома и эха пустеющего помещения раздаётся голос младшего сына Сайоны. — Какого чёрта, мать твою, здесь произошло?        Чимин размашистыми шагами, не чураясь запачкать дорогие туфли, которые ещё несколько часов назад Чонгук самолично шнуровал, позволяя упираться стопой себе в грудь, пересекает помещение, приближаясь к старшему брату.        — Суд, — флегматично отвечает Монстр, принимая у помощника сигарету из рук узловатыми пальцами.        Нишинойя предусмотрительно останавливается между братьями и прожигает Чимина взглядом, схватив за плечи. А Чонгука всего коробит изнутри, едва ли удаётся сдержать брезгливо-яростную гримасу на лице. То, что этот выблядок касается его омеги, неимоверно выводит из себя.        — Какой к хуям суд? Ты понимаешь, что здесь вообще происходило? Ты оставил нас безоружными, — хрипит опасно низко омега, и по коже Чонгука под промокшей в крови рубашке — своей и чужой — начинают скакать безудержно восхищённые мурашки.        Намджун с нечитаемым взглядом оборачивается на омегу, пронзая холодными глазами словно бы насквозь, отчего подозрения Ша только укореняются. Альфа и омега противостоят друг другу — один с опаляющей злостью, а второй — с обжигающе холодной, будто бы азот.        — Но не остались, — безразлично произносит Монстр, словно заряжает пощёчину Чимину. — Чосок — крыса.        Нога Намджуна в туфле вдруг оказывается на давно опавшей и бездыханной грудной клетке вышеупомянутого альфы, оставляя брызги алого на ткани. Чимин хлопает глазами, глядя на Намджуна с искренним недоумением.        — Этот выблядок выводил мои деньги за границу. В филиалы Нуаров. Весь его дом кишел ими, а на приёме не было никого, кроме родственников Чосока.        Чонгук понимает, что это — чистая удача в его сторону, ведь он не ожидал, что Чосок решит позвать лишь родственников своих и со стороны мужа, за исключением членов правящей верхушки Сайоны.        — Я успел выяснить до мероприятия, что они замышляли порешать здесь нас всех.        Заблуждение, подкинутое тем, сколько своих людей он загнал на плаху ради этого. Ради того, чтобы обмануть Намджуна, но Чонгук им доволен. Чтобы сбить с доски королеву, приходится жертвовать пешками, увы.        Чимин округляет глаза пуще прежнего, пока брат и омеги приближаются к нему. Мин Юнги явно выглядит взвинченным и недовольным, он всё ещё зелёного оттенка и придерживаем своим женихом, отчаянно пытается не смотреть на количество трупов вокруг них.        — Но какого чёрта ты не предупредил ни меня, ни Малыша? Ему семнадцать, Джун, — распаляется Чимин, и по нему видно, что переживает без наигранности. — Он пушку-то едва в руках держит, слышишь? А ты? — оборачивается резко он к Ви, который с вальяжно-невозмутимым видом приобнимает скукоживающегося омегу сильнее. — Ты чем думал в таком случае?        — Я знал, с кем оставляю Юнги, — спокойно проговаривает Тэхён и буравит чуть насмешливым взглядом омегу, отчего тот почти скрипит зубами.        — Идиоты, — цедит Пак, переводя взгляд с одного брата на другого. Ви выглядит предельно самодовольно, когда обращает внимание к Намджуну, неспешно докуривающему сигарету.        Альфа вдруг давит на грудную клетку мёртвого Чосока. Кости скрипят от натуги, из глотки эфемерно вырывается несуществующий выдох, прежде чем рёбра и грудина не выдерживают, ломаясь. После, бросив потухший окурок на рубашку убитого, Намджун приближается к брату. Принимает по дороге белый платок, чтобы вытереть окровавленные пальцы, а Ниши отходит с его пути, позволяя приблизиться к Чимину почти вплотную. И тут глаза омеги ошарашенно округляются, показывая всю степень актерского мастерства Пак Чимина, по которому Чонгук замечает: он обо всём догадался.        — Ты блять меня проверял, да? — шипит Пак так, что кажется дикой кошкой похлеще самого Ша Нуара.        Именно эти черты характера пленяют Чонгука больше всего: его дикость, его ярость, его готовность пойти против врага заведомо гораздо более мощного и мощью этой ужасающего. Пак Чимин готов лечь костьми на алтарь, но своего добиться. В нём почти выжжен любой страх, почти нет инстинкта самосохранения, лишь упрямство и жадность в достижении важнейшей цели жизни на данный момент. Его не пугает Намджун, несмотря на авторитет и авторитарность старшего брата. Он может спокойно выражать негодование, не взирая на то, что омеги в их мире и тем более в иерархии гангстеров занимают места гораздо ниже. Однако статус третьего сына Сайоны имеет некие привилегии, которыми Чимин с успехом пользуется по сей день. Он — один из сыновей Ким Союна, а Намджун — его семья. Да в принципе природную спесь не стоит скидывать со счетов.        — Ты, блять, проверял меня на верность? — почти метая молнии взглядом, повторяет вопрос Пак.        И всё-таки он превосходный актёр.        — Никогда нельзя исключать вероятности. Ты в последнее время вёл себя странно, — фыркает Монстр, стоя перед младшим братом с вальяжно спрятанными в карманах брюк кистями.        — Причём тут Юнги тогда? — задаёт Пак вопрос, но тут же ухмыляется, потому что ответа дожидаться ему нет необходимости. — Ах да, он слишком тесно со мной связан, мы слишком близки.        Упомянутый омега бледнеет и, переведя взгляд на жениха, от него отшатывается. Тэхён знал, что их будут проверять. И нельзя осуждать мелкого за непонимающе злой взгляд. Ви смотрит строго, протягивает руку, словно в обещании скорого разговора, однако Юнги хлёстким движением откидывает его пальцы и поджимает в ярости губы. В больших карих глазах копятся слёзы, отчего омега их тут же прячет от посторонних, отойдя подальше от Ви и уткнувшись носом в плечо Хосока, который с виной поглаживает его по голове.        — Убедился? — продолжает цедить Чимин сквозь зубы, не отрывая яростного взгляда от брата. — В моей верности? Тебе же больше, блять, нечем заняться, да, Джун? Молодец, — показательно подняв ладони, Чимин громко и издевательски аплодирует, не сводя взгляда с Намджуна. — Крутой альфа. Доказал свой авторитет. Может, к пятидесяти перестанешь членами со всеми меряться, но это не точно.        — Чимин, — почти рычит на омегу Ниши, но тот не обращает на мужа никакого внимания.        — Поговорим чуть позже, когда ты остынешь, — ровным тоном отвечает Монстр, — и поймёшь все мои мотивы.        — Не хочу ничего понимать, будь я на твоём…        — Но ты не на моём месте, — громом — оскорбительным, назидательным, показывающим, где на самом деле находится Пак — озвучивает Намджун. — И никогда там не окажешься. Так что, будь добр, поумерь пыл и едь домой. Остынешь — поговорим. Это была необходимая мера.        Пак только открывает рот, чтобы продолжить перепалку, что может оказаться чреватым для всех вокруг и них в первую очередь, как Тэхён большой ладонью закрывает нижнюю половину лица омеги, подобравшись сзади.        — Я думаю, наши нежные создания и без того натерпелись стресса сегодня, — мурлычаще произносит, прижимаясь к Чимину всем телом. Чонгука от этого ревностно передёргивает. Да, он понимает — Ви брат Чимина, но его движения, то напоминающие большую хищную кошку, с которой если столкнёшься в схватке, без ран не уйдёшь, то огромную змею, способную сожрать и переварить тебя целиком, вынуждают альфу явственно нервничать. — Им пора домой. Правда, Минни? Ты слишком устал, а мы ведь не хотим тут переругаться из-за всякого дерьма под ногами?        Чимин пару раз дёргается в руках брата, обжигает всех вокруг гневным взглядом, явно потеряв самообладание, но когда Тэ смеётся и целует его в висок, пыл свой остужает. И отчасти Чонгук этому рад. Он привык видеть Пака холодно-спокойным, а не такой фурией, привык к тому, что тот просчитывает каждый свой шаг, каждое слово, брошенное в кругу семьи, так что его гнев — втройне опасен. Хотя… судя по взглядам, брошенным друг другу старшими братьями… те абсолютно удовлетворены реакцией младшего. Они в чём-то утверждаются в это мгновение.        Чимин же, выкрутившись из хватки Тэхёна, показывает братьям средний палец и спешно уходит к выходу, громко топая ногами, а вот Ниши бросается следом, что-то матерное бубня себе под нос. Бестия. Настоящая необузданная бестия в руках Чонгука. Чимин принадлежит ему, и пусть пока не получается заявить это во всеуслышание, он не расстраивается слишком сильно. Сам факт безумно тешит самолюбие.        — Ниши вернётся, мы ещё не закончили тут, — выдыхает Намджун с толикой утомлённости и бросает взгляд на мужа, который тот благополучно игнорирует, занятый только Юнги, чьи плечи горестно опали. Чонгук за всеми пристально наблюдает и анализирует, запоминает детали, чтобы была возможность после просчитать стратегию.        Тэхён снова пытается приблизиться к будущему супругу, но омега его явно игнорирует, утыкаясь в шею Хосока, который лишь поджимает в ответ Ви губы, мол, ты должен был предсказать подобную реакцию на произошедшее.        — Думаю, омеги пережили немалый шок, — подаёт Чон голос, приближаясь к группе людей на несколько шагов. — Я бы мог отвезти их домой.        Братья переглядываются. Двойная проверка: достаточно ли доверяют альфы Ким ему, Чонгуку, в таком вопросе и проверка для него заодно — навредит ли он главным ценностям семьи Сайоны. Намджун машет на Чонгука рукой, отпуская; ему предстоит ещё разобраться с погромом, устроенным здесь, вывернуть ситуацию, чтобы полиция не прикопалась, так что последнее, с чем Монстр хочет разбираться — омежьи капризы. Тэхён Чонгука прожигает сомнительным, сощуренным взглядом хищных глаз. Но, взглянув на Юнги, который даже оборачиваться на жениха не желает, кивает тоже.        Путь до машины Ша Нуара проходит в тишине. Он уступает омегам место на заднем сиденье, а сам устраивается за рулём, потому что водитель его остался в доме Ха, помогать с наведением порядков и возможным сокрытием неприятных для Чона следов от глаз Сайоны. Юнги всё ещё вялый и зелёный, он сидит, опершись плечом на Хосока и шмыгает носом. Глаза омеги влажные, пусть тот стоически пытается сдержаться от слишком бурного выражения эмоций.        Глянув на него в зеркало заднего вида, пока плавно выворачивает на дорогу, Чонгук задумывается. Чимин хочет спасти этого мальчишку. Лишь его одного из всего змеиного клубка своего дорогого семейства вытащить из пропасти, не позволив сгинуть следом за Монстром и Ви. Ценность Юнги для Чонгука непонятна, он лишь может покориться просьбе омеги и стараться не навредить Малышу слишком сильно. Юный. Красивый. Острый. Чонгук всей шкурой почему-то ощущает, что Мин Юнги ещё может доставить им неприятностей. Он, несмотря на совсем молодой возраст, является оружием в чужих руках. И у Чона стойкое ощущение, что Юнги играет и будет продолжать играть не последнюю роль в задумке Пака. Ему очень хочется отогнать ревностные всполохи от себя, оправдывая желание вытащить Юнги из западни только потому, что тот напоминает Чимину его самого десять лет назад. Беспомощный, маленький, слишком наивный. Но как и сам Пак, тот всё же представляет опасность.        Он снова бросает взгляд на омег, сидящих сзади. Хосок потирает плечи уставшего и всё ещё бледного Юнги, а тот, шмыгая носом, но не плача, тихо произносит:        — Это чертовски дерьмовый поступок, Хоби-хён, — гнусавит малец, не глядя на старшего. Хосок поджимает губы и моргает. Ему тоже нихрена не стыдно за то, что он утаил от младшего в семье.        — Так было нужно, Малыш, — терпеливо поглаживает один омега другого по спутанным волосам. — Когда ты окончательно вольёшься в дела, то многое поймёшь.        — Чимин-хён сказал правду? Джун-хён нас проверял?        Хосок молчит. Тяжело вздыхает и смеживает веки, а Чонгук прислушивается к тихому разговору, уже давно зная ответ.        — Он проверял Чимина. А ты слишком близок с ним.        — Зачем ему проверять хёна? — яростным шёпотом спрашивает Мин, отстраняясь от старшего, который морщится, поправляя руку в перевязи. — Мы одна семья.        — Порой даже в семье бывают предательства. Джун просто хотел убедиться и подтвердить, что Чимин ни к чему не причастен.        Юнги на заднем сиденье поджимает губы, а после замечает, что Чон смотрит за ними в зеркало. Лицо юного создания тут же становится по-ледяному жёстким, пухлые губы сжимаются в тонкую линию, а в зрачках вспыхивает искорка чистой, лютой ненависти, смешавшейся с кислой ревностью. Чонгуку хочется хмыкнуть, но он сдерживается и просто подмигивает Юнги, на что тот возмущённо отворачивается. Альфа вполне может понять эту ненависть, учитывая то, что Чимин показал видео не только мужу, но ещё и младшему. Омега так до конца не пояснил ему план в отношении младшенького, а Чонгук без необходимости пока не лезет, ведь это не угрожает им ничем. Просто… Чону не хочется, чтобы омеги снова сближались и как-то контактировали. Его напрягает эта безумная привязанность Чимина к Мину, ревность клокочет на дне грудной клетки, вынуждая альфу — собственника, который уже в мечтах поставил сотню меток принадлежности на Паке — рычать и недовольно ворочаться. Но Чонгук сдерживается. Потому что Чимин попросил. Потому что он по какой-то причине дорожит этим мальчонкой и хочет его единственного из всей семейки спасти.        Телефон нежданно звонит во внутреннем кармане пиджака, альфа вытаскивает гаджет, чудом ни разу не пострадавший за вечер, и проводит по сенсору.        — Чон слушает, — без предисловий, холодно, номер Жану незнаком.        — Вы отвезли омег домой? — голос Тэхёна по телефону кажется ещё ниже и ещё опаснее. Чимин правильно его предупредил по поводу среднего брата. Пока они оба не вызывают у него подозрений, ещё есть вероятность, что Монстр проиграет. Если в дело со всей силы, да со своей чуйкой вступит жестокий и кровожадный Тэхён, они проиграют. Даже со своим влиянием Чонгуку почему-то не хочется вляпаться в противостояние с Ви, предчувствие шипит от его ауры дикой кошкой, волосы на всём теле же — становятся дыбом, потому что действия и решения Тэхёна невозможно предсказать или спрогнозировать.        — Господин Ким, — вальяжно проговаривает Жан в трубку, вынуждая омег сзади прислушиваться. — Мы уже возле пропускного контроля вашего особняка. Думаю, господин Мин отзвонится вам, как только доставлю их к порогу дома.        — Буду ждать. Вы молодец, Чон, не растерялись, решив свалить именно в этот момент, — вдруг ухмыляется Тэхён, а Юнги позади, заметно, как пытается расслышать разговор двух альф. — Но это не упасёт вас от личного разговора с Монстром. Он будет ждать вашего звонка его секретарю в ближайшее время. И не обращайтесь в больницу.        — Я имею собственного доктора, наша жизнь бывает непредсказуемой, — невозмутимо проговаривает Чонгук. — По этому поводу не беспокойтесь, как и по поводу личной встречи с вашим братом.        — Я проконтролиую, — понижает голос Тэ.        Подсознательно он, возможно, ощущает ложь и исходящую от Жана опасность, но пока нет предпосылок, и Чонгук не даёт никаких поводов, сокращая их взаимодействие до самого минимума, не должен попасться.        — Как вам будет угодно, — хмыкает Чонгук и сбрасывает звонок. Предстоит тяжёлый разговор с Намджуном. И Чонгук сомневается, что тому удалось поймать его за хвост. Даже если так, то Ша Нуар в любом случае отыщет выход и подстрахует себя.        Ведь он смог подставить Чосока в настолько короткое время, подготовил все доказательства, что Монстр купился, значит и из капкана сумеет выбраться.        Машина останавливается возле дома семьи Ким. Чонгук предусмотрительно выходит из салона, чтобы провести омег обещанно до самого порога. Подаёт руку чисто из принципа и желания побесить именно Юнги, чтобы позволить после Хосоку взяться за другой локоть. Омега пронзительно смотрит на то, как распахивается дверца авто и Чонгук подаёт ему руку.        — Ваши братья изъявили желание, чтобы вы были доставлены и переданы непосредственно охране в доме, — улыбается обворожительно Чонгук, но на Юнги это не действует. И если обожающим внимание мужем Джуна манипулировать с помощью уловок и флирта удаётся, то этим юношей, несмотря на возраст, не выходит.        Однако он, замешкавшись, ловит осуждающий взгляд Хосока и всё же подаёт ладонь. Выглядит холодно-отстранённым. Идеальный супруг для мафиози в будущем, Чонгуку кажется, что юнец ещё покажет свои мелкие острые зубки, впиваясь ими в шею и разрывая, разгрызая артерии неугодных.        — Надеюсь, произошедшее закалило вас, а не оставило чудовищный отпечаток, — ровным тоном проговаривает Чонгук, позволяя Юнги, едва ли прикасаясь, держаться за его локоть. Тот не ведёт и бровью, отвечая:        — Увы и ах, это синонимы. Металл нужно окунуть в огонь, чёрт возьми, прежде чем он станет крепче, ковать молотом и закалять, — Мин внезапно становится разговорчивее, чем за все те разы, что они пересекались, коих было мизерное количество. — Мой жених твердит, что я в его руках скрипка, но, похоже, что всё же меч, требующий закалки.        Сперва Чонгук сложил мнение о Мин Юнги, как о глупом капризном омеге, который сквозь неоново-розовую призму смотрит на мир гангстеров, думая только о светских раутах, богатстве и роскоши, но не видящий кровавую сторону их общества, однако мелкий оказывается и правда умным. И тогда место ревности к этому мальчишке занимает беспокойство. Чимин надеется использовать Юнги, просто Чонгуку пока не понятно, каким именно образом, и это может стать ошибкой, принести беду.        — И у него, судя по вашему настроению, получается, — не сдерживается, хмыкает Чонгук.        — Да, — выдыхает омега, когда они останавливаются на крыльце и из-за двери слышатся шаги дворецкого. — Смотрите, не порежьтесь.        — Сперва пусть клинок заточат, — сладко и хитро, но тем не менее холодно и режуще произносит Чонгук. — А пока лишь он не более, чем красивый в начальном своём этапе клинок, безопасный, как тупой нож.        — И тупой нож режет, — выдыхает Юнги, зло сощуриваясь. Дверь распахивается, и омега, отвернувшись, входит в дом, сразу же окружаемый охраной. Хосок прощается долго и высоким голосом благодарит Чонгука за то, что тот о них позаботился.        Из-за него не удаётся сразу же посмотреть пришедшее на телефон от Чимина смс: «Я жду тебя на тридцатом километре шоссе из Чонвона, на съезде к посёлку, где живу. Живее, пока Ниши не вернулся домой». Ёмко, с привкусом заслуженной злости. Но даже её проявление для Чонгука — десерт от любимого омеги, потому, улыбнувшись дико, альфа торопится к машине, чтобы поскорее рвануть к Паку.

***

       Чимин дожидается его возле автомобиля, скуривая неизвестно какую по счёту сигарету. Когда авто Чонгука притормаживает на просёлочной дороге, ответвляющейся от трассы неподалёку от съезда в посёлок, где живут Чимин и Ниши, омега выбрасывает окурок. Однако, только завидев силуэт покинувшего салон машины альфы, он прикуривает новую. Злость по-прежнему ужасающе клокочет внутри Чимина. Эта проверка могла стоить ему или остальным омегам жизни, Чонгук оказался ранен, и все они, все, мать вашу, без исключения опасно танцевали на краю лезвия. И Чимин не просто хочет ответов, он желает придушить того, кто способен их дать.        Пусть он и позволил в этот вечер безоговорочно владеть ситуацией Ша Нуару, это не значит, что он не потребует от него объяснений. И когда альфа приближается, то из горла Пака непроизвольно вырываются ругательства:        — Я, блять, просто охуе…        Но Чимин не успевает закончить поток бранной речи, потому что Чонгук прижимает его к боку автомобиля и впивается в губы. Сперва хочется отмутузить альфу как следует, вмазать по больному простреленному плечу, пнуть в голень, заехать в пах коленом, но только выразить весь ебучий спектр впечатлений от произошедшего. Однако действия Чона кажутся отрезвляющими. Он целует Пака глубоко, словно истосковался за несколько жалких часов так, словно они не виделись проклятые столетия. И Чимин сам не замечает, как начинает отвечать, зарываясь подрагивающими пальцами в высветленные и порядком отросшие волосы. Кусает Чонгука за нижнюю губу, после начиная терзать верхнюю, делится с ним привкусом табака с кончика языка и жарко выдыхает прямо в рот, когда они лишь на жалкие миллиметры друг от друга отстраняются.        У них постоянно мало времени друг на друга, мало возможностей остаться наедине, а сейчас будет особенно не хватать с возвращением Ниши. Чонгук упивается поцелуем, собирает его губами по каплям и крупинкам, едва дыша от контакта, и Пак выбрасывает в поцелуй кусачую ласку. Терзает губы альфы, грызёт их почти, позволяя после юркому языку скользнуть в рот, оглаживая нёбо и линию нижних зубов. Чон вжимает его собой в машину, всем крупным, массивным телом притискивает к холодному металлу. Пальцы его стискивают сетку блузки на спине, пробравшись под пальто, и Чимин порыкивает, всё ещё негодует.        — Ты сногсшибателен, — шепчет, отстранившись, Чонгук. — Ну фурия во плоти, — он посмеивается и лукаво щурит глаза, а вот Паку совсем не до смеха.        — Я требую объяснений, слышишь?        — Я всё объясню, — шепчет Чонгук, но снова захватывает его в плен губ. — Чёрт… сводишь с ума. Со своим сучьим характером, господь, я едва сдержался от того, чтобы не стиснуть тебя руками прямо там. Но впредь сдерживайся. Сегодня это было нам необходимо — твоя честная и правдивая реакция. Только прошу, не заставляй своего старшего брата желать твоей головы в своих руках, ладно?        Чимин поджимает губы и медленно отстраняется от альфы, вздрагивает, стоит ему коснуться кровавой корки на рубашке в месте, где Чонгука ранили. Но Ша мотает отрицательно головой, дав понять, что всё в порядке.        — Объясняй, — кутается омега в пальто и исподлобья глядит на Чонгука. Тот вздыхает, словно готовится к долгому разговору.        Тут почти не проезжают машины и едва ли имеется освещение. У них в запасе критично мало времени, так что Чонгук излагает всё без мелких подробностей, но самые важные аспекты не забывает: про подставу Чосока, про то, как он рисковал с Намджуном, потому и попросил довериться. Чимин молчаливо слушает, периодически прикуривая сигарету за сигаретой, пока Чон, цокнув, не вырывает из его рук зажигалку.        — Решил лёгкие выплюнуть завтра?        — Да я всё ещё в ахере, — хрипит Пак, глядя в сторону сияющей ленточки трассы, кажущейся огоньками жёлтых светлячков издалека. — Как ты умудрился в такой краткий срок подготовиться так основательно. И я злюсь, что ты мне ничего не сказал.        — Так и скажи, что восхищаешься мной, — нагло тянет губы в ухмылке Чонгук, приближая к омеге лицо, на что тот недовольно цокает и отстраняет Жана от себя. — Но я правда попросту не успел. Те дни, что мы с тобой провели, были единственным отдыхом для меня в это время.        — И даже тогда ты исчезал, — нахмуривается Чимин.        — Я не хотел тебя пугать. И не хотел подставлять, если что-то пойдёт не так, — понижает голос Чонгук. — Тогда ты бы был не при делах, проиграй я в этой партии.        Чимин недолго молчит, хмуро уставившись на альфу.        — Я в любом случае уже никогда не буду «не при делах», Гук, — устало вздыхает он. — Мы с тобой настолько тесно связаны… что полетит один — за ним последует другой. Поймай они тебя и…        — Я бы никогда не выдал связи с тобой, — хрипит Чонгук, обхватывая подбородок омеги пальцами и приподнимая его голову. — Никогда бы не подставил.        — Даже под пытками? — горько усмехается тот. — Мой брат любит пытать людей. И оба брата умеют это делать, сам знаешь, — как-то горестно звучит голос Чимина, который слабо верит в то, что физическая и моральная боль не смогут сломать абсолютно каждого.        Но взгляд Чонгука непоколебим. Он с уверенностью смотрит на омегу, держа его за подбородок.        — Даже если бы с меня сдирали кожу заживо, я бы язык себе лучше откусил и сдох, чем сдал бы твою причастность ко всему.        — Причастность? — усмехается Чимин. — Да я зачинщик.        — Самый великолепный зачинщик глобальной войны между гангстерами, — сверкает белозубой ухмылкой альфа. — Но поверь в меня хоть малость, а?        — Я… — Чимину тяжело даётся это. Он сглатывает вязко ком в глотке.        Чонгук пожертвовал многим, поставил на кон слишком обширное количество материального и нематериального ради того, чтобы их не поймали. А теперь говорит такие вещи. Никто прежде ничего подобного не готов был принести в жертву для него и ради его безопасности. И Чимин правда верит в слова Ша Нуара. Потому что по взгляду его можно осознать — тот не шутит, не преувеличивает. Он ясно уверен и будет стоять на своём: даже если его будут пытать, Чонгук лучше умрёт, чем даст навредить Чимину.        — А твои люди? Они… я для них никто, — резонно выдаёт омега.        — Сам убью их, пусть только попробуют проболтаться, — жёстко отвечает Жан. — Но они достаточно напуганы и достаточно верны для того, чтобы разумно прикусывать языки. К тому же, большинство тех, кто был на приёме, не осведомлены ни на грамм о твоей причастности к Нуарам.        — Они не отвернутся от тебя из-за того, сколько людей погибло сегодня? — понижает ещё сильнее голос омега. Он правда опасается за влияние Жана в Корее, учитывая то, на какой рискованный шаг он пошёл ныне.        — Каждый Нуар знал, на что он идёт, — медленно, словно настоящий кот моргает Чонгук.        Он отпускает подбородок Чимина, который с толикой усталости глядит в ответ.        — Мне приятно, что ты сегодня впервые по-настоящему мне доверился, — тихо произносит он. — Это правда многого стоит.        Чимин, опустив голову, кивает, но такой ответ альфу явно не устраивает.        — Это серьёзно, — хрипит Чонгук. — Помнишь: моя кровь — твоя?        — Моя кровь — твоя, — словно заворожённый огоньком беспомощный мотылёк, повторяет Пак, не разрывая образовавшийся между ними зрительный контакт. Он сам тянется к Чонгуку, отчаянно целует его в губы, но уже без дикой злобы и ярости.        Почти мягко, почти влюблённо, но вот это «почти» является лишним. Чимин целует его так, как только может целовать омега, волновавшийся за жизнь любимого человека. Обхватывая с осторожностью руками за шею, лишь бы не задеть рану на плече. Чуть подрагивающими полными губами, холодными от крепчающего мороза на улице, зажмурив накрашенные глаза и судорожно задерживая дыхание.        — Я испугался, Чонгук, — едва различимым шёпотом доносится до альфы. — Когда я увидел, что ты ранен, я впервые искренне за много лет испугался за чью-то шкуру, кроме своей.        — Я могу счесть это за признание в любви? — хмыкает Жан, обнимая Чимина за талию. Тот лишь бьёт недовольно кулаком по здоровому плечу, поджимая губы. — Ладно, хорошо, шутки пока в сторону. Всё нормально. Я живой. В твоих руках, слышишь? Только в твоих.        Пак вдруг утыкается лицом в его пальто на груди и стоит так несколько секунд. А после поднимает взгляд на Чона снова. И там отражается всё отчаянье и всё нежелание с ним расставаться — в тяжёлых карих радужках Чонгук должен увидеть всё, что не может так просто из-за эмоциональной скупости выразить Пак. Чувства, пламенем опаляющие обоих, желание быть рядом и не расставаться, не содержать отношения в тайне, не разрывать объятий. И снова просыпаться в одной постели утром.        — Мы разгромим твоих проклятых братьев, уничтожим ублюдка мужа и сможем уехать отсюда подальше. Только ты и я, — шепчет в висок омеге Чонгук, на что тот только тяжело вздыхает.        И, оставив лёгкое касание губ, неуловимо-призрачное, на щеке Жана, отстраняется. В его ушах бьётся «Скорее бы», словно мантра надежды, что всё ещё может закончиться если не хорошо, то хотя бы тем, что они выживут. Хотя, в их случае, это и есть «хорошо». Они отходят друг от друга, разбредаясь в сторону своих автомобилей, и Чимин напоследок оборачивается, глядя в спину альфы — ровную, несмотря на ранение. Хочется броситься за ним следом, сесть в его внедорожник и попросить увезти как можно дальше отсюда — из проклятой чёрной дыры вне космического пространства, поглощающей всё живое.

***

       Едва ли брезжит рассвет, как Чимина грубым движением расталкивают. Он разлепляет глаза, видя возвышающуюся над ним фигуру супруга, и сразу же хмурится, приподнимаясь на локтях. Ниши стоит над омегой мрачной вороной: воротник рубашки расстёгнут, пиджак висит, накинутый на плечи. За последние два дня, прошедшие с момента побоища, они почти не виделись, ибо Хатаке помогал Намджуну разбираться с последствиями произошедшего, а Пак даже ещё не в курсе, как они собираются закрывать перед полицией это дело. Странно, что и от Чонгука не поступило ни весточки за последние часы; это вынуждает напрягаться. План Жана был рискованным, и всё ещё остаётся вероятность, что Монстр поймает его за хвост. Теперь ещё и высящийся над ним Ниши, статуей застывший над омегой с руками в карманах брюк.        — Доброе утро, спящая красавица, — грубо проговаривает альфа, стоит Чимину откинуть одеяло и присесть на постели.        — Что-то случилось? — хрипло ото сна выговаривает он, потирая глаза.        Признаться честно, он постоянно чувствует себя усталым в последние недели. И после шока и стресса, пережитого на кровавом приёме, просто рухнул спать на долги часы, едва ли не исчисляющиеся десятками. За много лет, проведённых в постоянном ужасе и напряжении, усталость, кажется, накопилась неимоверным количеством и теперь давит Пака к кровати.        — Да, — отвечает холодно Нишинойя, смотря за тем, как его муж поднимается на ноги.        На Чимине простая растянутая и удобная майка, едва прикрывающая бёдра — единственное, на что хватило сил, чтобы натянуть на себя.        — Ты летишь в Испанию на пару со своим дружком по приказу Намджуна, — выплёвывает альфа, а желваки на его скулах начинают гневно играть под кожей. — Вам нужно будет перевезти ценный груз.        Чимин поджимает губы. Расследование идёт, а их отправляют перевозить товар? Как-то слишком подозрительно.        — Почему не отправили тебя или Ви? — тихо спрашивает омега, стараясь натянуть подол майки пониже и скрыть собственные опрометчиво оставленные обнажёнными ноги от взгляда мужа.        — У них близятся допросы. Вы едете за непростым грузом, так что будь осмотрителен. Чон почти не примешан к расследованию чёртового Хвана, прилипшего ко мне, вы летите разными рейсами и встретитесь в Нерхе, этому ублюдку уже выданы все указания. А я, как ты знаешь, из-за расследования невыездной.        Чимин молчаливо поджимает губы и поднимает взгляд на пышущего злобой Ниши. Тот буравит глазами в ответ, сильно сжимая челюсти.        — Как удобно для вас, неправда ли? — плечи омеги вздрагивают от тона и того, что муж приближается на несколько шагов.        — Несомненно, — хрипит он, не отводя глаз. — Интересно, почему же ты всё ещё не рассказал Монстру о моём нарушении кодекса? Из страха, что он отвинтит твою голову за то, что ты подложил третьего сына Сайоны под другого мужика?        Ниши отчаянно сдерживает злость, но уже видно, что та до краёв переполняет альфу. Кулаки в карманах гневно стиснуты, а Чимину хочется, чтобы ублюдок чувствовал себя ещё более ничтожным выродком, чем сейчас. Нишинойя приближается, и Пак уже готовится к его агрессии, напрягаясь всем телом, но вопреки ожидаемым ударам, от каких внутренне сжимается омега, зажмуриваясь, Ниши лишь проводит костяшками по щеке.        — Ты не представляешь, насколько мы друг другу подходим. Ты считаешь себя добродетельным, Чимин, но уверен ли ты в этом настолько, чтобы даже не дрогнули твои устои? — шепчет альфа в ухо, вдруг проводя по нему кончиком языка. Чимина почти передёргивает, тошнота подкатывает к глотке и хочется сглотнуть этот горько-кислый комок, но он держится, стараясь хотя бы одну маску удержать на лице. — Ты за все годы стал моим личным отражением. Мой муж. — Ниши низко смеётся, ведя языком по скуле омеги. — Сколько бы ты ни тешил себя иллюзиями, сколько бы ни раздвигал ноги перед этим сучьим сыном, — шепчет почти с нежностью Ниши, скаля зубы, — подставляя ему свою дырку, ты всё равно останешься моим. Я на тебе изнутри клеймо поставил. И только попробуй залететь от этого ублюдка, слышишь? Я из тебя руками это достану.        Чимин вздрагивает всем телом. Слишком больно вспоминать о погибшем плоде внутри него из-за Ниши. Слёзы непроизвольно копятся в глазах, когда омега те переводит на мужа. С ненавистью, с нежеланием дышать одним воздухом с этим мужчиной. Ниши смотрит с насмешкой, ласково, издеваясь, гладит супруга по щеке, прежде чем притянуть к себе за талию и поцеловать. Целует он болезненно, словно хочет как можно больше боли причинить Чимину, но Пак медленно выравнивает дыхание и душевное состояние, словно его это не интересует.        Тело — не душа. Чимин чувствует, как та просыпается, даёт ему сил, чтобы пережить нападки этого чудовища и не сломаться раньше времени. Он выдержит. Нишинойя может владеть его телом, но не душой. Мыслями омега всегда будет рядом с кем-то другим. С кем-то, с кем он вот-вот улетит в Испанию. Нишинойя же проталкивает свой язык в рот Чимина, а последний стоически это терпит, но не желает отвечать.        — Ладно, не до этого, — фыркает альфа в губы, отстранившись. — Я бы с удовольствием тебя трахнул такого утреннего и домашнего назло Чону, но у тебя вылет через два часа. Пошевеливай задницей, Чимин, — шлёпает альфа в подтверджение своих слов по ягодицам омеги, напоследок сжимая их и с высокомерием оглядывая напряжённые плечи мужа. — Жду с нетерпением вашего возвращения, — хрипит он, склонившись, в ухо Паку, оставляет укус на мочке, пока Чимин едва ли не читает внутренне мантры с мольбой, чтобы это поскорее закончилось. И покидает спальню, гулко шагая по паркету.        Только когда Ниши уходит, Чимин может выдохнуть.        Он быстро собирается и доезжает до аэропорта как раз к началу регистрации на рейс. Ниши сказал, что они с Чонгуком встретятся уже в Испании, видимо, чтобы не вызывать подозрений. Возможно, кто-то из них полетит с пересадками, лишь бы не пересекаться. Что за груз они должны забрать? Что это всё значит? Что опять придумал Намджун?.. У Чимина много вопросов. К тому же, свадьба Юнги и Тэхёна состоится буквально на днях, значит, Монстр не может сильно рисковать ими. Хотя… Чимин уже ни в чём не уверен. Он всё еще до безумия зол на старшего брата. Даже учитывая то, что Пак хочет уничтожить его, хочет развалить Сайону по кирпичику, омежье самолюбие пострадало. Он недостаточно хорошо играл, раз вызвал подозрения и поводы для проверки? Ещё больше Чимин злится из-за того, что к проклятому плану Намджуна оказался примешан Чонгук, которому пришлось просто вылезти из шкуры, чтобы обезопасить их. Альфа оказался ранен по вине Монстра, и от этого хочется орать благим матом.        Конечно, внутри Пака нет заблуждений, что они оба выйдут из этой истории целыми и невредимыми. Это… глупо было бы считать таковым, но чувства, которым омега позволил тихо расцветать и показывать свои робкие листья и бутоны, вынуждают его безумно переживать за Чонгука. Он, конечно, не особо хочет в этих переживаниях признаваться, потому что его гадкий и тёмный характер к искренности и нежности не предрасположен, но от самого себя Чимину деться некуда. И увидеть Чонгука хочется до одури просто. Убедиться, что его рана заживает нормально, как полагается, провести с ним немного дней в Испании, да хоть несколько часов наедине. Рядом с Чонгуком тихо. Тихо и… комфортно. Чимин рядом с ним может ощущать себя омегой. Омегой, а не ресурсом продажи и покупки, человеком, которого хотят и любят, даже если это отчасти может быть иллюзией. Но Чон даёт омеге эту иллюзию, он дарит её в коробочке с красивым бантом, предлагая вместе с той себя.        Чимину хочется ощущать то, что должен был ещё десять лет назад. Хоть крохи любви, мать её. И пусть до этого опрометчиво он доказывал себе — маленькому внутреннему Чимину, который когда-то давно верил в то, что кто-то его может искренне полюбить, — будто этих чувств не нужно, их нет, но сейчас, когда может получить их от Чонгука… готов выдирать их зубами. Зубами, когтями, отбивать, отстреливать. И ухмыляется, зная, как бесится его муж из-за того, что Монстр сам их шлёт вдвоём подальше от влияния и взгляда Нишинойи. Пусть, пусть страдает от собственной ничтожности и невозможности что-либо поделать с ситуацией.        Ниши боится Намджуна и того, что брат с ним может сделать. Если Джун не знает о том, какими способами Ниши добился желаемого Чонгуком покровительства, то, вероятно, догадывается или делает вид, будто не видит очевидного. Чимин хмыкает, держа чемодан за ручку. Испания. Средиземноморское побережье. Лишь бы это не было очередной проверкой и ловушкой. Есть надежда, что им снова удастся избежать кары Монстра и Ви, что это — знак того, что Джун действительно доверяет альфе и позволяет влиться в колею семьи, даже позволяя сопровождать младшего брата. Со стороны Намджуна к Чимину это кажется подачкой, костью, брошенной псу в качестве извинений. Мол, на, удостоверься, что заслужил моего доверия, ведь я позволяю тебе касаться моих дел. У Пака это вызывает лишь презрение и брезгливость. Ненависть к старшему брату в последнее время растёт просто в геометрической прогрессии, хочется собственными руками разможить ему голову, но Чимин силится отбросить эти мысли прочь, стоя в очереди к стойке регистрации. Его ждёт перелёт. И судя по указаниям, двое суток у побережья в испанской провинции, чтобы что-то вернуть в Корею. Потому, смеживая веки и вздыхая, он думает только о моменте, когда увидит Жана.

***

       Юнги смотрит на дверь, ручка которой опасно проворачивается. С произошедшего на приёме он даже словом не обмолвился с Тэхёном или Намджуном, отказываясь и вовсе выходить из комнаты. У него до сих пор душа не на месте от картины, развернувшейся перед глазами в том клятом зале. За несколько минут до этого каждый присутствующий человек дышал, ходил, улыбался, жил своими целями и нуждами, а что осталось в конце от них? Лишь бездыханные куски мяса, с которыми планировали по-быстрому разобраться и забыть. Сжечь, закопать, уничтожить, размолоть в труху, но забыть. Словно человеческая жизнь и вовсе ничего не стоит. Юнги по-прежнему не по себе, и он не уверен, готов ли сейчас видеть Тэхёна или вообще говорить с ним.        — Если ты и сегодня мне не откроешь, я сниму эту дверь с петель, — доносится мягко и спокойно с той стороны створки, вынуждая Юнги подняться и сесть на кровати.        Ему долго было плохо после увиденного. Омегу выворачивало наизнанку, уже вторую ночь он просыпается от кошмаров, теперь, кажется, готовых преследовать его всю оставшуюся жизнь. И как говорить с Тэ? Учитывая тот факт, что оба альфы были намерены проверить Чимина на вшивость, при этом подвергнув их жизни опасности. Хосок тоже ходит мрачнее тучи, они почти не разговаривают, но Юнги ему единственному позволяет приблизиться и даже войти в комнату.        Впускать Тэхёна не хочется, нет желания ругаться или вспоминать всё то, что произошло ранее, однако Малыш понимает: прятаться всю жизнь он не сумеет. Через несколько дней уже назначена церемония их бракосочетания, а после наедине придётся провести целый месяц, мать его так. Чувства внутри омеги перемешались и создали головокружительный коктейль противоречий. Юнги всё ещё тянет к альфе. С мощью гигантского космического объекта, сила притяжения которого настолько велика, что дышать трудно. Но отталкивающие обстоятельства вынуждают запереться и не пропускать эту ауру ни в помещение, ни в себя. Юнги больно знать, что Джун решил рискнуть его жизнью, словно та ничего не стоит. Что он подумал, будто бы хён способен предать семью. Какие бы отношения ни сложились между сынами Сайоны, Чимин — их плоть и кровь. Если бы полетела организация, то ведь и он вместе с ней. Тем более, за годы, которые Юнги уже знает этого человека, тот ни разу не подвергнул идеалы группировки сомнению. И потому вдвойне обидно.        — Каприза, я вынесу тебя отсюда и привяжу к своей кровати, — снова доносится из-за двери, и Юнги просто оказывается вынужден подняться.        Не особо хочется остаться без двери и свободы вовсе.        Какие бы чувства Тэхён не вызывал вопреки воле омеги внутри, он всё ещё остаётся чудовищем. Чудовищем, привязавшим к себе Мина крепкими канатами не просто будущего брака, а чего-то большего. Это становится яснее с каждым прожитым днём, и как бы Мин ни старался отрицать, ощущает — его совсем скоро накроет разрушительнейшей волной цунами, снесёт все устои и установки, снесёт его самого. Тэхён… до сих пор не пугает. Пугают тела и смерти от его рук, но слепая надежда на то, что это чудовище окажется не настолько плохим, насколько Юнги может увидеть его через призму очков наивности, тлеет в душе. Замок щёлкает под пальцами Юнги и дверь с тихим шорохом открывается.        Под глазами альфы залегли ещё более глубокие тени, руки в карманах домашних брюк. От Тэхёна пахнет недавно выкуренными сигаретами и терпким гелем для душа, волосы по-прежнему влажные, крупными завитками они обрамляют расслабленное лицо с прищуренными глазами.        — Откатились к прежним взаимоотношениям и потеряли весь прогресс? — тихо спрашивает альфа, не сдвигаясь с места, пока Юнги смотрит в район его острых ключиц, выступающих в разрезе домашней футболки.        — Сравниваешь наши отношения с игрой? — едко произносит омега, стискивая дверную ручку.        Тэхён нагло проходит в комнату жениха, и Юнги ничего не остаётся, как только пропустить его. Не хочется смотреть, потому что ему кажется, будто есть в ауре альфы нечто такое, что завораживает его словно змею волшебная флейта укротителя, однако взгляд сам собой касается напряжённой ровной спины Ви, спрятанной под чёрной тканью одежды. Альфа же вальяжно падает на его кровать и закидывает руки за голову, буравит профиль жениха тёмным взглядом.        — Не сравниваю. Метафора, — резко выговаривает Тэ, обжигая Юнги следом холода в голосе. — Долго собрался игнорировать меня? Свадьба на носу.        — А ты считаешь, что я должен был вести себя так, словно ничего не случилось? — вопреки тому, что его психика не готова к скандалу, Юнги вспыхивает, словно подожжённая спичка. — Должен был просто закрыть глаза, что вы, оставив нас с Чимином безоружными, подвергли каким-то своим тупым проверкам?        — Я никого не проверял, — становится жёстче голос альфы, который, кажется, тоже немало раздражён. — Если ты помнишь, то главой Сайоны является Намджун, а я подчиняюсь его приказам.        — И это по-твоему оправдание? — оборачивается Мин, захлопывая с грохотом дверь.        — Я не намерен оправдываться.        — Тэхён, это свинство!        Тэ подскакивает с постели Юнги и приближается, опасно нависая над омегой. Тот, недолго думая, стискивает руки в кулаки.        — Я ему сразу сказал, что Чимин не может быть предателем, — жёстко выговаривает Ви, стоя над омегой громадиной силы и подавляющей альфьей ауры. — Но словно можно переубедить моего упрямого брата. Никто не собирался причинять вам вреда. Или, как думаешь, кто дал Чимину оружие? Кто оставил его для вас? Я знал, с кем я тебя оставляю, Юнги.        Мин пышет злостью, почти не воспринимая слова Тэхёна, не понимая, что он говорит.        — Если надо было бы, сам бы вас вытащил из задницы, но тут дело обстояло серьёзнее подозрения Джуна в предательстве. Дом кишел врагами на том проклятом приёме, слышишь?        Юнги, замахнувшись, впечатывает костяшки в скулу альфы. Рука начинает гореть огнём, саднит чуть ли не до самого локтя, а Тэ даже не дёрнулся от удара. Лишь стиснул зубы посильнее, смежив веки со вселенской усталостью.        — Вы нас проверяли, — цедит омега, — и этого достаточно, чтобы мы злились. Ты думаешь, мне важны твои оправдания и отмазки, Тэхён?        Альфа раскрывает глаза, в них плещется зарождающаяся ярость, но лишь секунду — стоит им пересечься взглядами, как всё стихает. И Юнги не пугает даже это. Наивность — почти детская и помнящая, как Тэ всегда его защищал — не позволяет Мину испугаться за свою жизнь. Тэхён его не тронет и не ударит. Он всегда защищал Малыша. И да, Юнги частично может осознать, что в этот раз тоже, но простить его не может.        — Доволен? Сорвал злость? — тихо, но словно бы оглушающе спрашивает альфа.        — Нет! — вскрикивает омега и пинает его в голень, но больнее его пальцам, словно Ви сплошняком состоит из стали, а не плоти. — Я тебя ненавижу! Козёл! Сколько можно?..        Договорить омеге не дают: Тэ обхватывает его за талию, но Мин начинает сильнее выворачиваться, намереваясь ударить альфу снова, выплёскивая на него все переживания, всю боль от того, что ему и Чимину просто перестали доверять настолько, что решили проверить на вшивость. Юнги рычит, изворачивается, а Тэхён приподнимает его над полом, позволяя себя лупить по плечам. Однако не ожидает момента, когда Малыш, извернувшись, вдруг достанет из-за пояса данный ещё в тот вечер пистолет и приставит дуло к его виску. Глаза Тэ на секунду распахиваются в удивлении, зрачки опасно сужаются, и альфа усмехается.        — Убьёшь меня? — шёпотом спрашивает альфа, когда оба они застывают, каменея от близости друг друга.        Из-за того, что омега плотно прижат к Тэхёну, он может ощутить собственной грудной клеткой, как в противовес его буянящему между рёбер сердцу пульс альфы остаётся спокойным. Тэхён не боится смерти.        — Убьёшь меня, если я снова ошибусь? — так же тихо и вкрадчиво спрашивает Ви, смотря в глаза Мину настолько мягко, горячо, словно для него такое внимание и ярость сродни подаркам. — Прострелишь мне голову, Малыш? Настолько меня ненавидишь?        Не прострелит. Не убьёт. Не сможет поднять на него руку. Мышцы в предплечье расслабляются, буквально превращаясь в кисель от осознания, что Юнги приставил пушку к его голове. Тэхён не злится, не боится, словно для себя ответ уже нашёл. Он смотрит с проклятой любовью на Юнги, а чувственные губы изгибаются в непонятной для Мина улыбке. Тэ его не боится ни капельки, потому что он уже осознал и понял — Юнги никогда не сможет причинить вреда Тэхёну по своей воле. И причина к этому может быть только одна, она читается в бешеном ритме биения сердца омеги, сжатого в стальной хватке. Юнги даже мысленно не хочет произносит этого. Сомнения затесались ещё с ночи, когда Ви признался ему в любви, когда был рядом и показывал это всем своим видом — каждым взглядом, каждым касанием. Но Юнги не готов признавать собственное поражение. Пятьдесят на пятьдесят. Мин Юнги исполнил уже половину своего плана, выверил и привёл в движение страшную машину, которую хотел зверем пробудить внутри когда-то сводного брата, а теперь — будущего мужа. Он влюбил в себя Тэхёна, как и желал того ради собственной выгоды, но опрометчиво, не подумав о такой вероятности, упал в ту же бездну сам. В бездну пропасти тёмных глаз, с лаской сейчас направленных на него, несмотря на то, что в висок альфы упёрто дуло пистолета.        — Ты не убьёшь меня, Юнги, — шепчет любовно Ви, проводя губами по его. — Не сможешь.        — Не убью, — дрожаще выдыхает омега, ощущая, как всё тело начинает пронзать несдерживаемой дрожью от ярости и понимания.        Но вдруг каждая мышца в теле омеги мгновенно каменеет, взгляд становится искристым, почти обжигающим, когда в его голову приходит сумасшедшая, просто невероятно убийственная мысль.        — Да и для тебя собственная жизнь ничего не стоит, давай будем честны, — спокойно проговаривает Мин, прищуривая лисьи глаза. Тэхён с интересом за ним наблюдает. — Но если ты снова попробуешь сделать со мной что-то такое, я сумею сыскать на тебя наказание, Тэ.        Юнги медленно отводит пистолет, отчего взгляд альфы становится сосредоточенным. И вспыхивает в следующий миг. Сердце его — Юнги ощущает солнечным сплетением, которым к нему прижат — начинает колотиться, словно сумасшедшее. Потому что Мин Юнги приставляет дуло к собственному виску. Зрачки Ви сначала сужаются, а после почти затапливают радужку, когда омега снимает оружие с предохранителя.        — Тебе стоит быть осторожным в своих действиях, знаешь ли.

***

       Восемнадцать с половиной часов он трясся в самолёте, чтобы добраться до небольшого испанского городка. Чимину тяжело воспринимать незнакомую речь в аэропорту, ему трудно было говорить с непонимающим корейского и с трудом общающегося на английском таксистом. Он ощущает слежку братьев, их постоянно следующих по пятам за Чимином людей, и нервирует всё до последней мелочи. Спасибо, Намджун хотя бы забронировал для него номер в одном из отелей Нерхи. Пак вваливается туда, таща чемодан, потому что отказался от помощи персонала, желая поскорее остаться наедине с собой.        Он ожидал чего-то подобного, потому даже усом не ведёт, видя сидящего у окна Чонгука. В Испании гораздо теплее, нежели в объятой зимой Корее, так что Чонгук в лёгкой чёрной рубашке, увенчанной белыми завитками и узорами от воротничка до самого подола. Он вертит в пальцах телефон, не глядя на омегу, и выглядит малость уставшим. Конечно, столько лететь сюда. Ради чего? Чимин надеется, что Чонгук ему обо всём расскажет, даст подробностей побольше, что такого важного есть в Нерхе, за чем им нужно было лететь вдвоём.        — Хорошо добрался? — поднимается Жан с места и мигом обхватывает Пака руками.        Чимин только обвивает его за шею, желая вдохнуть запах тела и волос, утыкается в оные носом, ощущая их сухость от частого осветления.        — Замучился. Ты же мне расскажешь, зачем нас Монстр сюда отправил?        Чонгук переводит взгляд на омегу и целует в губы. Чимин выдыхает, оказываясь с ним так близко после тошнотворного последнего разговора с Ниши, он смеживает веки и вздыхает, зарываясь пальцами в волосы.        — Даже покажу, — как-то глухо проговаривает альфа в губы Чимину, вызывая всполохи внутри. Вспышки волнения и непонимания.        Чонгук берёт его за руку и открывает какое-то приложение на телефоне. Слежка? Это похоже на дистанционное изображение с камер, Чимин непонимающе вглядывается в экран смартфона, моргает, видя, как в чёрно-белом цвете сидит на кровати спиной к объективу хрупкая фигура.        — У меня неприятные новости, mon chaton, — тихо произносит альфа, пока человек, за которым следит видеосъёмка, разворачивается и уничтоженно смотрит в камеру. На его руках — маленький ребёнок, спящий и укутанный в плед. — Но твой брат отправил меня сюда жениться.        Чимин переводит взгляд абсолютно круглых глаз на Чонгука, пока тот мрачно глядит в ответ.