Дайджмен (не) вернётся

Эдвард − настоящий домосед. Он безвылазно сидел в четырёх стенах своей комнаты в родительском доме и продолжает так же проводить свой досуг в арендном. Окружение обычно совсем не меняется, когда хобби, которому ты уделяешь всё свободное время, требует активной работы на компьютере. Да и больно оно сдалось Гулду, это окружение, − всю жизнь рисует, и ни разу вымышленные миры его не разочаровали. Пока в голове живёт и развивается собственная интересная история, что происходит в реальности, Эдда не волновало. Художник всегда так думал − что в пять лет, что в одиннадцать, что сейчас, в двадцать один. Однако в одиннадцать лет произошло одно очень яркое событие, заставившее мальчика кое-что осознать: в реальности тоже бывает много чего весёлого. Конечно, тут есть и печаль, и несправедливость, но время, проведённое с правильным человеком, оставит в памяти только хорошие события. Этим человеком и стал Торд. Только в его компании Эдд увидел, насколько реальность может быть интересной. Их первая встреча, первый конфликт, оплата важными вещами в знак доверия и дружбы и беззаботные деньки настолько крепко засели в памяти Гулда, будто они происходили только вчера. И так вышло, что этот период в жизни Эдварда единственный такой: яркий, ценный. Ведь как только Торд улетел обратно в Норвегию, реальность для Гулда снова перестала иметь хоть какое-то значение. Только с Ларссоном художнику было в ней комфортно. За ушедшие времена Эдд цеплялся каждый раз, когда ему было тяжело, и вот сегодня, вспоминая, как веселился с Тордом тёплым летом девять лет назад, парень видел сон… Чем активнее жизнь и больше посещённых мест, тем разнообразнее сны, однако сны Гулда разнообразием похвастаться не могут. Художнику частенько снились миры просмотренных мультсериалов и взаимодействия с персонажами оттуда, но всё это быстро забывалось, ведь подсознание уже давно было знакомо с более интересной историей… Единственные сны, способные вызвать особый трепет в груди, это те, которые с головой погружали Эдда в атмосферу детства. Будь такая возможность, парень бы остался там навсегда − в истории, где он только подружился с Тордом. … Множество разнообразных картинок красовалось на стене школьного коридора, ознаменовав окончание конкурса рисунков на тему: «Кем я хочу стать». Пожарный, который тушит горящий дом, врач в больнице, космонавт в открытом космосе, актриса, балерина, полицейский, спортсмен, капитан корабля − о чём только ни мечтают дети с ещё неокрепшими наивными умами. Перед тем, как рисовать работы к конкурсу, новая, ни с кем ещё не познакомившаяся учительница на уроке ИЗО решила поинтересоваться намерениями своих учеников. «Расскажи, что ты будешь рисовать?» − женщина досконально переспрашивала каждого, и дети в ответ с энтузиазмом открывали ей свой внутренний мир. Боже, зачем она это делает? Почему нельзя сначала нарисовать, а потом рассказать? − думал Эдд, сидя за партой, и смотрел на белый лист перед собой. Озадаченный тем, что в голове совсем не рисуется картинка, мальчик долго чесал голову, надеясь, что идея вот-вот придёт, однако на полпути его оборвал вопрос: − Эдвард, а что ты нарисуешь? Кем ты хочешь стать? Дошла очередь и до Гулда сознаваться в сокровенном, хотя ни для кого в классе не секрет, что он ответит. Только вот голоса Эдд так и не подал. Он продолжал растерянно смотреть на бумагу и искать подходящий ответ даже не для учительницы, а прежде всего для самого себя. Очевидный ответ для Эдварда сейчас далеко не самый очевидный. Тишина быстро привлекла внимание детей, и те сразу же впились недоумевающими взглядами в мальчика, скрывающего тревогу за длинной чёлкой. Почувствовав осуждающее давление со всех сторон, Эдд опомнился. − Х-художником. Да, − дрожащим голосом ответил он, не поднимая головы. Даже знать не хотелось, сколько издёвки расплылось на лицах одноклассников в этот момент. Гулд весь сжался, сгорбился, однако настойчивые хлопки по спине не дали Эдду уйти в мир мыслей, и он повернулся к парте позади себя. − Почему ты сразу не ответил? − шепча, спросил его Торд весь в пластырях и синяках. Глаза мальчика-шатена в красной футболке и чёрном тоненьком пиджаке беспокойно смотрели на друга, выражая желание чем-то помочь. − Да я… просто задумался, − неуверенно ответил Эдд и вернулся к своему листу. Художник. Ну да. Эдвард любит рисовать. Только как это изобразить? И главное − что вообще нужно изобразить на этой несчастной белой бумаге? Насколько понятной и честной будет его работа о собственном видении будущего? Будущее, да? Другие дети с лёгкостью представляют всё, на что только способно их воображение. И пусть нафантазированное будущее в реальности споткнётся о какую-нибудь мелочь и не сбудется, всё же оно имеет право остаться в голове как олицетворение твоей детской наивности, однако так мыслить Эдвард совсем не умеет. В его мозг будто вживили какой-то ограничитель, мешающий мечтать. Перед глазами стоит лишь чёрное пятно, через которое, сколько мальчик ни пытался, не видел ни одного своего искреннего желания. Гулд сомневался в том, что его любимое занятие, может быть правильным ответом на вопрос: «Кем я хочу стать?» Эх, если бы он мог хотя бы на пять секунд представить своё будущее, абсолютно любое… Тем не менее Эдд всё-таки что-то нарисовал. Это была работа, которая сильно отличалась от других рисунков, где дети изображали самих себя, и, к удивлению мальчика, она заняла аж первое место. − Блин, а я только шестой. Чё за хрень? − Торд был совершенно недоволен такой подставой. Пристально рассматривая чужие вышестоящие работы на стене школьного коридора, Ларссон как змея плевался ядом на любой косяк в рисунке, за который цеплялся его творческий зоркий глаз. − Хотя, может, меня специально занизили. − Честно, твой рисунок больше достоин первого места, − задумчиво произнёс Эдд. Он видел эту картинку уже много раз, но сейчас, сравнивая её с другими, в полной мере осознал, что Торд − настоящий талант, которому совершенно не жалко уступить своё место. Ещё на этапе расспросов учительницы Торд, не дожидаясь своей очереди, вскочил с места и первый крикнул с ярким норвежским акцентом: «Я буду военным!», чем вызвал в классе мёртвую тишину. После того, что учудил Торд на территории школы, то, что мальчик будет военным, уже давно все поняли, и никто не отреагировал на столь очевидное заявление. Учительница лишь молча ему кивнула, будто боясь сказать лишнего. Дерзкая, динамичная картинка танковой баталии, выполненная в сине-зелёных цветах, искренне восхищала Эдда. Как же всё-таки умело обращался Торд с цветными карандашами, маркерами и линерами, которые постоянно выпрашивал у друга во время урока. Рисуя свою работу, Гулд часто стопорился от недостатка цветов в своём наборе маркеров, и каждый раз, когда поворачивался к Ларсу, чтобы забрать у него нужный инструмент, округлял глаза от красоты. Торд с безумной улыбкой раскрашивал свою любимую машину смерти зелёным и бирюзовым карандашом, аккуратно регулируя нажимом оттенки и светотень. Рядом без дела лежали нужные для Эдда маркеры, так что тот молча полез за одним прямо под руки Ларссону, однако увлечённый работой Торд не дал другу так просто получить желаемое, резко схватив маркер за другой конец. − Тебе он всё равно не нужен. Отдай! − зашипел Гулд, рефлекторно потянув на себя взятый инструмент с новой силой. − Сейчас понадобится. Не трожь! − оскалил Торд свои острые клыки и всё-таки отобрал у друга маркер, положил обратно на парту и накрыл его рукой, будто хищник охраняя свою добычу. − Порисуй пока другим цветом. − Мне нужен именно этот! − Эдд уже полностью повернулся к месту суеты на сто восемьдесят градусов и решительно вцепился в локоть Ларса, чтобы вытащить из-под него заветный маркер. Просто чудо, что они тогда не выкололи друг другу глаза. Ну, может, немного исцарапали лбы и щёки в яростном порыве доказать силу своей упрямости. А потом Торда выгнали из класса, и свою работу он дорисовывал в коридоре прямо на полу, назло прихватив с собой все нужные Эдду принадлежности. Пиздец. В итоге Эдд сдал свой рисунок на конкурс вообще не в тех цветах, в которых хотел, сразу смирившись с тем, что его работа будет неправильно понятой и просто самой худшей, однако… − Не, твоё первое место заслуженное, − обычно взгляд Торда из-за широких бровей какой-то злой и тяжёлый, но сейчас от вида рисунка победителя заметно смягчился, словно гордился успехом друга. − Мне бы второе или третье. − Ты не против быть после меня? − осторожно поинтересовался Гулд, зная, что Ларссон жуть как ненавидит проигрывать. Неважно, что у Торда в руках, карандаш или пневматическая винтовка, желание быть во всём лучшим и правым могло ему с лёгкостью перекрыть рассудок. − Уже нет. Честно, − с улыбкой ответил тот, пожав плечами. − Правда, твой рисунок очень необычный. Я бы никогда в жизни такое не нарисовал. − Да ну, хватит надо мной прикалываться, − Эдд локтем пихнул приятеля в бок, чувствуя от его слов облегчение. Торд ничего не ответил. Продолжая смотреть на рисунок, он вдруг изменился в лице: взгляд стал острым, задумчивым, поджатые губы превратились в кривую линию, а руки спрятались в карманы джинс. Он будто чем-то недоволен. Неужели рисунок Эдда всему причиной? Гулд посмотрел на стену, однако на листе, висящим выше всех, не было изображено ничего, что могло бы поразить воображение. На нём вообще ничего конкретного не нарисовано. Лишь какое-то бледное размытое пятно. Ах, да, это же сон. Хотя всё, что сейчас происходило, реально было, только для самого рисунка места в памяти не осталось. Не запомнил Эдд свою работу, вообще. Он потратил на неё много времени, но вечные сомнения о качестве не дали возможности как следует принять и полюбить свои старания. Наверно, это единственный рисунок, который Эдварду было совсем не жалко забыть. И поделом. Такое мнение было у Гулда в реальности, но сейчас вид Торда во сне не на шутку встревожил парня. Что с его рисунком не так? О чём подумал вдруг нахмурившийся Ларссон? Эдд даже засомневался, а видел ли он такого Торда в реальности в этот же самый момент? Как бы вспомнить этот рисунок… Но перед глазами лишь чёрное пятно. … Взору Эдварда предстал прекрасный вид: летний солнечный день, лёгкий тёплый ветерок и приятная прохлада в тени под деревом, расположенным на зелёной поляне близ леса. Друзья здесь часто рисовали, отдыхая от более энергичного досуга, хотя сейчас они уже который день совершенно не активничают. Вот бы попасть на лесную речку неподалёку отсюда, охладиться, вдоволь повеселиться перед отлётом Торда в Норвегию, но, увы, из-за недавней травмы кое-кого добраться туда будет проблематично. Торд с гипсом на ноге, сидя рядом, молча рисовал что-то в скетчбуке Эдда, и никак не мог игнорировать раздражение друга, который пытался зацепить ногтем большой пластырь на лбу. Все попытки его содрать были безуспешны. − Зачем трогаешь? − усмехнулся Ларссон. − Не могу больше, − зарычал Гулд и, нехотя оступившись от задуманного, начал почёсывать лоб. − Я весь вспотел, и рана постоянно чешется. Эдвард ни разу не получал серьёзных травм. По крайней мере, ушиб головы и рассечённый лоб для мальчика-домоседа − это действительно событие, после которого носить пластыри и повязки весьма непривычно. Сидел бы дома и спокойно рисовал, но, подружившись с Тордом, уже не мог оставаться в стороне, когда тот натравил на себя хулиганов. Жалеет ли Гулд, что ввязался во всё это? Уж точно нет, ведь Эдд защищал свои рисунки и первого в жизни друга. А вот Торду не позавидуешь. После той страшной драки Ларс совсем не подавал виду на какой-либо дискомфорт от чёртового гипса. Уж, наверно, это куда более неудобная хрень, чем какая-то жалкая повязка, но Торд, как опытный получатель травм, в очередной раз спокойно принял свою судьбу. Противный зуд заявил о себе, новой волной пройдясь по всей голове. Гулд, не в силах терпеть этот кошмар, с первого раза подцепил пластырь и яростно оторвал его со лба. − Эй, − насторожился Торд, − не… Не успел он договорить, как Эдд начал чесать тёмно-красную коросту на большой глубокой ране, и из неё мигом потекла кровь, когда тот бездумно всё содрал. − Идиот. Рана только начала затягиваться, а ты… − с еле заметной улыбкой вздохнул Ларс, положил скетчбук с карандашом на траву и залез в рюкзак. − У меня нет ничего, чем можно обрабатывать, только бинт, − достав стерильную ткань и ножницы из большого кармана, Торд проверил также и боковые маленькие отделения. − А, вот ещё вата есть. Пока Эдвард в крайне беспокойном, почти паникующем молчании пытался хоть как-то остановить кровь рукой, сразу же перепачкав себе всё лицо, Торд подполз к другу ближе и ткнул ему в лоб сложенный в несколько слоёв марлевый квадратик. − Чего ты ляпаешься? Держи, − каким-то небрежно-бесцеремонным, но в то же время заботливым тоном произнёс Ларссон. Эдд только после нескольких секунд тупняка послушался и прихватил ткань второй, ещё чистой, дрожащей ладонью. Мозг у него совсем заклинил. Торд нарвал большие куски ваты, смочив одну водой из бутылки, и посмеялся. − Ну и видок у тебя, − снова приблизился он к Гулду. Ларс со всей серьёзностью принялся тщательно стирать кровавые разводы со лба и щёк Эдда смоченной ватой, отчего тот зажмурился, надул губы и с непривычки невольно замотал головой по сторонам. Что вообще происходит? Это как-то странно, нет? − Не шевелись, блин! − недовольно рявкнул Торд, задолбавшись не дотягиваться до нужных мест, и свободной рукой мёртвой хваткой вцепился в подбородок Эдда, чтобы уж наверняка доделать своё дело без этих глупых дёрганий. − Я просто… первый раз так сильно поранился. Для меня это шок, − с каким-то чувством стыда сказал Гулд, как только Торд закончил вполне обычное для него… что? Что это? Ухаживание? Прямо как мама. Взяв последний смоченный водой клочок ваты, Ларс ещё раз внимательно осмотрел лицо Эдда в поисках недоглядённых красных пятен и, убедившись, что всё чисто, наконец-то отступился. − Давай сюда, − потянулся он к окровавленной руке друга. − Руку-то я и сам вытру, − тут же одернул свою кисть нахмуренный от смущения Эдвард. Наконец-то он пришёл в себя. − Как хочешь, − тот пожал плечами и отдал вату. В прикрывшихся глазах Торда заблестела насмешка. − Тепличное растение. − Чего? Торд отрезал новый кусок бинта. − Никогда не видел столько крови и поэтому застыл? Сразу видно, что ты не привык получать по морде и терпеть зуд от заживления ран. Это ещё мелочь. Есть штуки и похлеще, чем это. − Я понял, что ты на опыте, а мне вот непривычно. Называй меня как угодно, − насупившись, Эдд начал вытирать руку от крови, пока марля, прилипшая ко лбу, сама по себе держалась на ране. − Да ладно тебе, ты не настолько хрупкий цветочек. Хрупкие цветочки не будут со мной водиться, − как только Гулд закончил, Торд протянул ему чистый квадратик ткани на обновку. − Зато ты как цветочек. Переломился, − ухмыльнувшись, кивнул Эдд на загипсованную ногу друга и снял со лба окровавленную марлю, сразу же приложив к ране новую. Торд медленно моргнул в знак недовольства. В его глазах читалось осуждение, но улыбка с лица никуда не делась. − Ты угораешь? Ты вообще видел, как меня швыряли? − Видел-видел. Было страшно, − быстро сгладил эту лёгкую колкость Эдд, с тревогой обратив внимание на всё ещё вытекающую из раны кровь. − Кровь так и идёт. Вообще не останавливается. − А она и не остановится, ты ж башкой в бордюр впечатался. Это не маленький порез, чтобы она вот так просто свернулась, − Ларссон снова отмотал бинт, но уже побольше. − Сейчас опять потеряешь сознание, но уже от потери крови. Вот прикольно будет. − Только не это… − как только Торд сказал про потерю сознания, Гулд сразу же почувствовал слабость. В глазах начало двоиться, мутнеть, а голова кружиться. Эдвард старался, что есть мочи, не поддаваться нарастающей тяжести, желающей в любой момент уложить его на землю. Нужно любой ценой оставаться в сознании, а иначе он опять окажется в больнице и будет выслушивать беспокойные причитания родни о своей глупости и неосторожности. − Наклони немного голову, − благодаря ровному невозмутимому голосу Торда темнеющая в глазах картинка ненадолго обрела чёткость. − Ага, чтоб я потом вообще не поднялся? − Так ты держись. Я не дотянусь до твоей головы, ты слишком высокий. А на колени мне не встать, сам знаешь, − Ларс, держа бинт наготове, внимательно следил за самочувствием немного покачивающегося друга. − Давай, я мигом. Эдд нехотя склонился, держась на какой-то неведомой силе воли. В глазах опять потемнело, а шею от болезненной нагрузки со всех сторон будто начали обкалывать иглы. Пока Гулд шипел и тихонько постанывал в страхе свалиться на бок, Ларссон довольно быстро и ловко обмотал голову друга бинтом. Хорошо затянув рану и закрепив бинт узлом, он взял Эдда за щёки и медленно поднял его горячее лицо, на котором опустевший взгляд изо всех сил пытался держаться в сознании. − Как же тебя разнесло, братан. Ты только не падай, − спокойно произнёс Торд, словно ничего не страшного не происходит. Он будто не хотел своими хлопотами ещё больше поднимать нервы Эдду, которому и так плохо. − Попей. Тяжело дыша, Гулд взял поданную другом бутылку воды и утолил резко наступившую жажду. − Держись, мой цветочек, − Торд с улыбкой легонько похлопал Эдварда по плечу. − Дыши. Недолгие минуты постепенно возвращали ослабевшего мальчика в чувства. Голова перестала кружиться, и рябь в глазах, рисующая чёрные узоры в такт беспокойно стучащему сердцу, ушла. Буквально сразу же в разы стало легче. Сбитое дыхание выровнялось, и Эдд наконец-то мог снова быть полноценной частью реального мира, где Торд пристально наблюдал за другом, ища нужный момент, чтобы ещё чем-то помочь. − Всё нормально, − ещё раз глубоко вздохнул Гулд и прислонился спиной к рядом стоящему стволу дерева. Недолго думая, следом за ним к дереву подполз и Торд. Прижавшись плечами друг к другу, ребята молча наблюдали за солнцем, подходящим к кронам деревьев вдали. Скоро закончится ещё один день, который нещадно приблизит момент отъезда Торда из этого захолустного городка. Эдд совсем к этому не готов. Хотя это вообще не тот случай, к которому можно подготовиться, ведь с ним просто не хочется мириться. Торд уже миллион раз сказал, что их встреча не последняя, но когда произойдёт воссоединение, бог знает. Всё равно плохо оставаться одному. − Даже не верится, что ты скоро улетишь, − тоскливо произнёс Эдд. − Пиздить хулиганов ты уже научился, поэтому тебе больше нечего бояться, − Торд вообще не любитель поддерживать эмоциональный тон друга − ему проще сгладить чувства какой-нибудь отвлечённой репликой. Такой уж он человек. Ларссон потянулся к скетчбуку, лежащему рядом на траве, и, взяв его, с изучающим взглядом открыл. Недорисованные работы Торда недоступны для чужих глаз, даже для Эдда, потому Ларс немного отодвинулся, на всякий случай скрыв лист коркой блокнота. Ребята вознамерились нарисовать арты в скетчбуках друг друга, и перед расставанием блокноты с памятными работами вернутся к своим хозяевам в символ того, что их встреча и дружба действительно была реальной. Вот такая идея пришла в голову Эдда, который до сих пор думает, что Торд − это последствие его разыгравшегося воображения, а Ларссон, посмеяшись с того, что имеет дело с каким-то шизиком, конечно же, был не против доказать другу своё существование именно таким образом. Что угодно. Можно нарисовать всё, что хочешь, к чему лежит душа, и Торд, судя по его недавним активным чирканьям карандашом, с этим прекрасно справляется. Гулд тоже поднял с земли блокнот Ларссона, который отбросил в момент противного зуда, и открыл его, прикусив губу. Эдд, в отличие от Торда, не реагировал так остро на то, что кто-то видит его незаконченные рисунки, и Ларс, прекрасно помня эту информацию, с интересом снова приблизился к другу. − Ты ничего не нарисовал, − в недоумении нахмурил брови Торд, смотря на пустой лист, на котором виднелись плохо стёртые ластиком хаотичные карандашные линии. − Знаю. Ничего у меня не получается… − грустно вздохнул Эдд. − А что ты хотел нарисовать? − Много чего хотел. В голове картинка-то нарисована, а руки не работают. Наверно, потому, что в голове есть что-то, что мешает рукам рисовать… Ларс поочерёдно быстро переводил озадаченный взгляд то на друга, то на бумагу. − Жесть, ты загнался. Хотя… кажется, я знаю, по какой причине. − Я-то знаю, что ты в любом случае примешь мой рисунок. Я знаю. Но всё равно… − голос Эдда дрогнул, и сил продолжить не нашлось. − Чужая реакция тебя стопорит, − догадался Торд и, действительно, попал в точку. − Кроме меня твою работу никто не увидит, её никто не испортит, но ты всё равно ничего не можешь нарисовать. Эдд лишь молча кивнул. − Тогда давай порисуем вместе. Если я просто начну, может, у тебя появится вдохновение продолжить самому. Что ты тут рисовал? − Торд, внимательно вглядываясь в бледные карандашные линии, пытался собрать из них какую-нибудь картинку. − Это всё херня, забудь, − Эдд вырвал уже ни на что не годную бумагу и отбросил её в сторону. − Тогда дай сюда, − Ларс забрал у Гулда свой скетчбук и на новом листе начал быстро что-то набрасывать. Гулд с большим интересом пытался собрать все чёрточки и фигуры воедино, но пока ничего не получалось. − Что ты рисуешь? − подполз он к другу поближе, чтобы как следует рассмотреть непонятную картинку. − Сейчас, − Торд с ухмылкой снова прятал от чужого взора свою работу и, закончив, уверенно протянул Эдду блокнот. − Вот. Недавнее, даже немного приятное предвкушение быстро угасло, когда Гулд увидел перед собой какого-то незнакомого косого персонажа с глупой улыбкой. − Кто это? − спросил он, прищурив глаза. − Это ты. − Я?! − искренне удивился Эдвард, что аж поднял голос. Торд от такой реакции громко расхохотался. − У тебя глаза на жопе что ли? Где тут я? Вообще не похож! − Эдд выхватил скетчбук у него из рук и начал усиленно тереть ластиком неугодные детали в рисунке. − Чёлка у меня не настолько короткая, родинки на подбородке нет, а нос… − Гулд от нахлынувших эмоций растерял из лёгких весь воздух. − Что − нос? − Ларссон, весь красный, всё никак не мог остановить слёзы. − Я с ним как урод! − глубоко вдохнув полной грудью, снова смешно заорал Гулд. − Никогда больше не рисуй носы, они ужасны. Что это за башмак? Я уже давно заметил, что рисовать людей ты не умеешь. − Ну да. Я больше по пушкам и военной технике, но это не значит, что я совсем не умею рис-… − Ты как будто меня вообще в глаза не видел, − перебил друга Эдвард, даже не думая успокаиваться, хотя, взяв карандаш в руки, чтобы всё перерисовать, увидел кое-что… неплохое? − Но, знаешь, короткую чёлку можно и оставить. − Потому что у тебя в реале эта длинная чёлка какая-то дебильная. Состриги её. Такие красивые глаза скрывает, − Торд, криво улыбаясь, уже был готов получить по морде за такие слова, пусть и шутливые. Он редко видел лицо друга полностью открытым. Каштановые густые пряди доставали до самого носа, пряча за собой блестящие и на самом деле довольно выразительные карие глаза. Сейчас из-за повязки на голове чёлка растопырилась, задралась кверху, подарив Ларсу возможность хорошо рассмотреть Эдда, чему тот совсем был не рад. − Заткнись! − Гулд тыкнул приятеля в плечо карандашом, отчего Торд дёрнулся, не переставая скулить от смеха. − Нарисованный «я» пусть останется с короткой чёлкой, − вернул он своему мультяшному аналогу волосы нужной длины и поубавил пыл. С немного переделанным лицом, элементами одежды и большими круглыми глазами перед мальчиком наконец-то предстал более правильный вариант нарисованного на бумаге Эдда, а от того, что изначально изобразил Торд, не осталось и следа. Гулд полностью перерисовал его работу да ещё с таким рвением и скоростью, с которыми прежде никогда не имел дела. Чаще всего Эдвард выводил линии очень медленно, сомневаясь в их идеальности, но сейчас благодаря резким штрихам каким-то неведомым образом прибавилось больше уверенности в своих способностях. − О, круто получилось, − успокоился Торд и с задорным блеском в глазах снова прижался к другу плечом. − В отличие от твоего ужаса, − ухмыльнулся Эдд, совершенно не стесняясь в выражениях. Обычно скромный и молчаливый на людях Гулд никогда не произведёт впечатление дотошного критика, прямо говорящего о том, что ему не нравится. Вот бы научиться проявлять эту черту не только в общении с близким другом, хотя бывает так, что не каждый «друг» способен вытерпеть такую едкость. Пусть честную, не лишённую своей правды, но всё же бесцеремонную, резкую едкость. Однако для Торда такие выпады вообще не имеют никакого веса. Сам Ларс вечно подначивал Гулда, выводя его на эмоции, и закономерно получал в ответ именно ту реакцию, которую заслуживал. Мальчики сразу же друг к другу привыкли, как только решили подружиться, потому Эдд быстро перестал быть в глазах Торда стеснительным тихоней. − Я специально всё неправильно сделал, − сказал Ларссон и, приподняв плечи, будто распушился от гордости за свой поступок. − Да? − удивился Эдд. Он действительно не видел, чтобы Торд хорошо рисовал мультяшных людей, потому и счёл его работу за правду. − Чтобы ты, так сказать, наконец-то разрисовался. А то у тебя в скетчбуке совсем всё тухло, − Торд указал на блокнот Гулда, который всё это время держал в руке закрытым. − И чем же ты разбавил мою тухлятину в скетчбуке? − потянулся Эдд к своей вещи, но Ларс ожидаемо увёл её подальше в сторону. − Не-не-не, я ещё не закончил. Эдвард с игриво-подозрительным прищуром протяжно хмыкнул и вернулся к своей работе. − Ладно, тогда я продолжу, раз ты мне помог разрисоваться. Знай, всё это будет на твоей совести. − Ещё что-то нарисуешь? − обычно расслабленные, полузакрытые глаза Торда вдруг округлились от любопытства. − Ага, − ответил Эдд и, недолго посмотрев на заинтригованного друга, начал рисовать на бумаге ещё одну человеческую фигуру рядом с собой. − Кто это? − из уст Ларссона последовал довольно серьёзный и абсолютно странный вопрос, от которого Эдд просто не мог не прыснуть со смеху. Хотя не исключено, что Торд прекрасно понимает, кого он видит перед собой, и просто дурачится. − Это ты. − Я? Вот это я? − с явной искренностью удивился Торд. Нет, ну если он правда сейчас не дурачится, то это что-то новенькое. − А это чё у меня на башке? − ткнул он пальцем на две оттопыренные пряди волос. − Причёска у тебя такая. Рога. Ну, или ушки. А ещё у тебя глаза как у кота. Вот, − Эдд подчеркнул уверенный хищный взгляд друга ещё несколькими линиями. Торд в задумчивой растерянности смотрел на Гулда будто на душевнобольного. И хрен поймёшь, нравится ему на самом деле или нет. Изображённая на листе большая, круглая фигура Эдда с мягкими очертаниями хорошо контрастировала с маленьким Тордом, состоящим из ломаных линий с острыми углами. Эти сильные различия двух лучших друзей такие… милые? До сегодняшнего дня как-то не доходили руки до рисования друг друга. Эдд и Торд прекрасно знали, каково это постоянно слышать чьи-то просьбы о том, чтобы кого-то нарисовать, так что они молча решили не поднимать эту раздражающую тему даже в своих отношениях. Должно же быть взаимоуважение между людьми, занимающихся одним делом? Хотя по факту им было просто неловко интересоваться тем, как бы они изобразили друг друга в своём стиле. Не последнее место занимал и страх нарисовать друг друга плохо. Гулд принципиально никогда не рисовал ни реальных людей, ни Торда, ни себя, но раз сейчас так легко получилось, то почему бы и не разойтись как следует? Тревога невзначай обидеть друга своим видением и стилем уже почему-то совершенно не беспокоила − наверно, потому, что сейчас создавалсям прощальный рисунок Торду, в который Эдд закладывал свои самые чистые и искренние чувства. Он даже не думал их стыдиться. − Хочешь, перерисую? − спросил Эдд, желая сделать как лучше. Нет смысла оставлять в скетчбуке рисунок, который не нравится хозяину. − Нет, − закончив о чём-то размышлять, Торд расслабился. В глазах его снова заблестел весёлый огонёк. − Очень круто вышло! Мне нравится. Мультяшные образы как раз должны быть яркими и необычными. С таким талантом можно и комиксы, и мультики рисовать. − Я как раз хочу попробовать, но постоянно сомневаюсь. − А ты не сомневайся, просто продолжай. Если что, я подсоблю, − Торд похлопал Эдда по плечу и, слегка нахмурив брови, открыл в блокноте свою работу. − А мне… нужно всё перерисовать. − Зачем? − изумился Гулд. − Ты так долго что-то там старательно выводил, чтобы… − Херня это всё, − перебил его друг с каким-то беспомощным выражением лица. − Я просто кое-что понял и не могу показать тебе это. − У тебя никогда не было плохих рисунков. Мне точно понравится. − А мне не нравится. Если мне не нравится, я лучше застрелюсь, чем покажу эту работу, − Торд без толики жалости и сомнений вырвал из скетчбука лист, над которым корпел всё это время и, сложив его вчетверо, спрятал в заднем кармане джинс. − Сейчас нарисую то, за что мне точно не будет стыдно. Всегда уверенному в своих силах Торду сейчас стыдно? Только Ларссон повёл карандашом линию сверху вниз, как вдали, позади ребят, раздался разражённый девичий крик: − Торд, мать твою! От пронзительного возгласа окликнутый мальчик дёрнулся, поджав плечи, и его мигом искривившееся лицо заставило Эдда от любопытства сразу же обернуться. Угрозы от приближающейся женской фигуры не чувствовалось, но она будто несла с собой какую-то серьёзную новость. Новость, которая сейчас в одно мгновение разрушит идиллию друзей. − Кто это? − поинтересовался Эдд, всё ещё не в силах хорошо рассмотреть девушку. − Моя старшая сестра. Виктория, − тихо злясь и матерясь, сквозь зубы ответил Торд. Он никогда не рассказывал о своей семье и не приводил к себе домой Эдда, чтобы там вместе поиграть. Хоть Гулд и знал, где живут Ларссоны, он ни с кем не пересекался, что было довольно странно. Будто родителям вообще неинтересно, с кем гуляет его чадо. − Тебе для чего купили телефон, подонок? Почему не отвечаешь на звонки? Почему я должна переться в ёбаный лес, чтобы тебя найти? − возмущённый тон продолжал расти вместе с непрерывно идущими вопросами. Ларс тихо ойкнул, достал из кармана олимпийки маленький телефон-раскладушку и принялся жать на кнопки, но экран не загорался. − Он разрядился. Под постоянные цыки и вздохи Виктория, сама по себе довольно высокого роста, подошла к мальчикам, грозно над ними нависнув. Видок у неё был… вызывающим. Эдд просто не мог позволить себе смотреть на девушку больше пяти секунд, и по истечению этого времени тут же уводил смущённый взгляд в сторону, лишь бы не получить от неё какой-нибудь каверзный вопрос или осуждение за одно только своё существование. Короткий красный топ, открывающий живот, чёрные джинсовые шорты… А если всё-таки осмелиться и подняться выше её большой груди, можно увидеть, как в острых глазах-щёлках с густыми длинными ресницами поблёскивает презрение, по большей части направленное на брата. Вступая в конфликты с другими детьми, Торд тоже умел делать такой взгляд. Пышные волосы такого же каштанового цвета, как и у Торда, были ещё одним штрихом, делающим параллель между братом и сестрой ярче, несмотря на их разницу в возрасте. Внешне они действительно были довольно похожи. В каком-то плане Викторию можно считать этакой взрослой версией Торда в женском обличии. − Через четыре часа мы улетаем отсюда, − сообщила сестра. Торд так обомлел, что скетчбук выпал из его рук. − Сегодня? Через четыре часа? Вроде через три дня должны, нет? − Уже давно всё поменялось. − И мне, конечно же, никто об этом не сказал. Спасибо! − громко возмутился брат, всплеснув руками. Виктория продолжала оставаться равнодушной и закурила сигарету. − А какая разница? Ты всё равно не хотел сюда лететь. − Большая разница! Всё изменилось. Мне тут понравилось, − уверенно заявил Торд, ни на йоту не сомневаясь в сказанном. Эдд хорошо помнил, каким недовольным и угрожающим был видок у Ларссона в начале, да и поведение у него было ужасным. Но всё правда изменилось. В высокомерном выражении лица девушки неожиданно промелькнуло что-то мягкое, нестрогое, но оно быстро скрылось за сигаретным дымом. − От меня тут всё равно ничего не зависит, задержать рейс я не могу. Быстро иди домой и собирай манатки. Заставишь родаков злиться − сам знаешь, чем это кончится, − готовая быстрее уйти отсюда Виктория вынула изо рта недокуренную сигарету и бросила её в траву, придавив массивным ботинком. Она ещё раз окинула недобрым взглядом брата и удалилась. Расстроенный Ларс отдал скетчбук Эдду и, взяв в руки рядом лежащие костыли, медленно поднялся на ноги. Торду с опустевшим взглядом остаётся лишь послушаться сестру и не задерживаться, лишь бы не сделать себе хуже. А Гулд поставлен перед фактом, что нужно просто принять такой расклад событий без лишних вопросов и действий. Да с таким издевательством ни в жизнь не смириться. − Торд… − тихо позвал его Эдвард, желая наплевать на условия и как-нибудь задержать друга. − Ничего я теперь не успею. Прости, − Ларс явно хотел улыбнуться, но вместо этого на его лице расцвела ничем неприкрытая горечь, от которой сердце Гулда защемило. Почему их расставание должно быть таким резким? Возвращаться к старому, скучному образу жизни всё равно, что подписать себе смертный приговор. Снова стать частью удручающих вещей, пребывая в одиночестве, вспомнить о своей нелюбви к реальности, в которой существовать одному совсем нет смысла… Сейчас Эдд будто лишается важнейшей частички своей жизни. Почему их расставание вообще должно быть? И почему эти чувства сейчас, во сне, такие же сильные, как и тогда, в действительности девять лет назад? Торд на своё восемнадцатилетие потом ещё раз прителел в гости к Эдду, Гулд хорошо это помнил, но он так отчаянно вцепился именно в эти детские наивные времена, что проживать их по-новой во снах было настоящим счастьем. Конечно, если не брать в расчёт само расставание. Его вообще лучше выкинуть, но мозг, беспокоясь за сомнительное поведение Ларссона в некоторых местах, продолжал показывать всё, что мог. Будто в какой-то момент Эдвард сможет найти ответы на свои главные вопросы и понять Торда, который до сих пор остаётся для него довольно загадочной личностью. Близкий друг на самом деле всё ещё такой далёкий. Иронично. Торд молча протянул свои руки к Эдду. В этом жесте виделось желание обняться, которое Гулд без колебаний исполнил, крепко обхватив друга. В реальности этот момент скрывал ещё кое-что очень яркое, но спящее сознание от сильных эмоций не смогло его отобразить. На этом сон и оборвался. Гулд снова погрузился во тьму, и лишь где-то вдалеке послышались немые отголоски разума… Не хочу оставаться один. … Окончив школу, но ещё не поступив в универ, Торд действительно прилетел к Эдду на летние каникулы, чем несказанно осчастливил второго. И всё было бы прекрасно, если бы рядом не злился один человек… − Он здесь будет до конца каникул? − Том совсем не стеснялся демонстрировать Эдду своё возмущение, видя в их арендном доме крайне самоуверенного и надменного чужака, хотя чужак − это, конечно, сильно сказано. Из-за Гулда Тому и Торду пришлось познакомиться ещё задолго до их реальной встречи, и ничего уже не сделать с этой разросшейся взаимной неприязнью, пока Эдвард служит между ними связующим звеном. − Да брось, − ответил Эдд, отмахнувшись. − Торд − мой друг детства. Я с ним очень давно не виделся. Риджуэлл очевидно всё равно остался крайне недоволен. … Я не хочу быть один. … Громкое, настойчиво просящее мурчание быстро вывело парня мира грёз. − Мпф… Ринго, блин. Кошка по имени Ринго, топчась по лицу Эдда, пыталась пробудить своего хозяина, с чем успешно справилась. Полдела сделано − теперь пора поднять с кровати залипающего в потолок Гулда и помяукать ему прямо в ухо, отчего Эдд дёрнулся и тут же вскочил, скинув животное себе на колени. На часах − пять утра. Обычное время, чтобы покормить проголодавшегося питомца, и хоть сновидения отчасти были приятны, оставаться в последних мгновениях совсем не хотелось, так что стоит поблагодарить Ринго за то, что она вовремя вывела Эдда из места, в котором с лёгкостью обнажались сокровенные мысли. − На самом деле я ведь не один, верно? И сейчас... тоже.